ШАРАФ-ХАН ИБН ШАМСАДДИН БИДЛИСИ

ШАРАФ-НАМЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

I. ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ШАРАФ-НАМЕ

Начало XIX в. знаменует собой ослабление Ирана и Турции, некогда могущественных держав, захвативших Курдистан. Раздираемые внутренними противоречиями, они стали ареной непримиримого соперничества и борьбы европейских государств за господство. С начала XIX в. начинается борьба угнетенных народов этих стран за национальное освобождение. На защиту своих национальных прав встают и курды — XIX век стал свидетелем пяти крупных курдских восстаний: 'Абдаррахман-паши в Сулейманийе (1806), племен билбас, Бадр-хан-бека (1843—1846), Йазданшира (1853—1855) и Шайх 'Убайдаллаха (1880).

Курдистан, расположенный в центре Ближнего Востока и занимающий исключительное по своей стратегической важности положение, не мог не привлечь внимания европейских государств. Судьбой курдского народа начинают интересоваться как в России, так и на Западе. В Курдистан устремляются многочисленные советники, курдские области усиленно изучаются. Появляется большое число работ по географии Курдистана: сочинения таких авторов, как А. Жобер, И. Н. Березин, B. Диттель, Н. Ханыков, Ю. С. Карцев, Ж- Морьер, Дж. Киннейр и др. Издаются труды, в которых определенное место уделяется истории и этнографии курдов (И. Н. Березина, X. Абовяна, В. Диттеля, П. И. Лерха, А. Худабашева, А.Дюпре, Р. Кер-Портера и др.) ¹. Подтверждением [14] того, какой живой интерес встречали эти работы, являются многочисленные переводы их на другие языки ². Все это свидетельствует о том большом внимании, которое уделялось истории, этнографии курдов и географии Курдистана в XIX в.

В 1776 г. в связи с выходом в свет книги д'Эрбело “Восточная библиотека, или Универсальный словарь” ³ в Европе стало известно о существовании истории курдов, написанной в конце XVI в. автором-курдом на персидском языке. Называлось сочинение Шараф-наме. Скупые сведения д'Эрбело были почерпнуты из библиографического словаря известного турецкого географа и библиографа XVII в. Мустафы б. 'Абдаллаха по прозвищу Катиб Челеби или Хаджжи Халифа.

Первым обладателем рукописи Шараф-наме в Европе стал англичанин Дж. Малькольм ⁴. В своей обширной истории Персии ⁵ он неоднократно ссылается на Шараф-наме, приводит большие отрывки, ничего не сообщая, однако, ни об авторе, ни о содержании сочинения. Цитирует многие страницы Шараф-наме и Э. Катрмер, автор “Истории персидских монголов” ⁶.

Впервые на ценность Шараф-наме как первоклассного исторического источника указал в России в 1826 г. на страницах “Санкт-Петербургской газеты” X. Д. Френ ⁷. Он же три года спустя в статье, посвященной описанию рукописей Ардебильской библиотеки, подчеркнул необходимость немедленной публикации и перевода Шараф-наме ⁸.

Большая заслуга в выполнении этих задач принадлежит русским ученым и Российской Академии наук, которая ко второй половине XIX в. стала организующим центром [15] изучения истории, этнографии, языка и литературы курдского” народа ⁹.

Издание персидского текста Шараф-наме было осуществлено в 1860—1862 гг. молодым русским востоковедом, позднее доктором турецко-татарской словесности В. В. Вельяминовым-Зерновым. За огромную успешно законченную работу над 'изданием этого ценного памятника, в возрасте 30 лет он был избран экстраординарным академиком ¹⁰. Изданный текст Шараф-наме составил два тома ¹¹: первый том объемом 459 страниц персидского текста содержит историю курдов, вернее курдских династий, второй — заключение автора, представляющее летописное изложение событий конца XIII— XVI вв.

В 1931 г. в Каире Мухаммад 'Али 'Ауни осуществил второе издание первого тома Шараф-наме ¹². Персидскому тексту сочинения было предпослано предисловие издателя и арабский перевод предисловия Вельяминова-Зернова. При подготовке каирского издания были использованы (кроме рукописей, использованных В. В. Вельяминовым-Зерновым) еще две рукописи: алеппская, из медресе Османи, и рукопись эмира Сурайа-бека Бадир-хана ¹³, но расхождения между текстом первого и второго изданий незначительны. Мухаммад 'Али 'Ауни включил также в текст явно не принадлежащую автору ¹⁴ и не обозначенную им в оглавлении главу “Об эмирах. Гулбаги”. Эта глава содержится в рукописи Шараф-наме, принадлежавшей Ханыкову, и приведена Вельяминовым-Зерновым в конце второго тома издания в числе разночтений по рукописям, им использованным ¹⁵. [16]

В 1965 г. в Тегеране вышло третье издание Шараф-наме ¹⁶, содержащее кроме текста произведения обширное предисловие, исторические приложения и указатели, выполненные известным персидским ученым Мухаммадом Мухаммадлуи 'Аббаси ¹⁷. В этом издании офсетным методом воспроизводится текст Шараф-наме, изданный в Каире в 1931 г., вместе с постраничными примечаниями Мухаммада 'Али 'Ауни на арабском языке.

Предисловие Мухаммада 'Аббаси носит обзорный характер. Автор останавливается на самых различных вопросах: о значении слова “курд”, о происхождении курдов, о литературе и языке курдов, об их обычаях и вере, об археологических находках на территории Курдистана, — на основе трудов В. В. Минорского, В. Никитина, Социна, Ф. Юсти, Лерха, Хартмана и других восточных и западных авторов.

Мухаммад 'Аббаси отмечает большую научную ценность Шараф-наме. По его мнению, это сочинение обладает тремя достоинствами, которые ставят его выше всех остальных книг по региональной истории на персидском языке: 1) впервые темой этой книги выступает история курдов и Курдистана; 2) Шараф-наме не ограничивается отдельным племенем, а охватывает все курдские племена и ашираты; 3) сочинение написано на прекрасном персидском языке ¹⁸. “Для общей истории курдов и Курдистана, — пишет Мухаммад 'Аббаси, — Шараф-наме нет цены” ¹⁹. Шараф-наме выступает самым достоверным источником для выяснения названий племен луров, курдов и бахтиар. Для проверки и уточнения оных при издании в Тегеране известного сочинения Хамдаллаха Казвини Та'рих-и гузиде было решено использовать именно Шараф-наме ²⁰. [17]

Примечания Мухаммеда 'Аббаси носят большей частью текстологический характер. Весьма интересны указания 'Аббаси на принадлежность двух приводимых Шараф-ханом стихотворений Хафизу и Са'ди ²¹.

В качестве исторического приложения он приводит описание династий (в основном по Лэн-Пулю): Айюбидов, Куртов, Сефевидов, Кара-Койунлу, Ак-Койунлу, Фатимидов, османских султанов, омейядских и аббасидских халифов с генеалогическими таблицами, а также отрывок из сочинения Абу Бакра Тихрани Исфахани Тарих-и Диарбакрийе.

Издание содержит весьма тщательно выполненные указатели (имен собственных, династий, племен; географических названий; книг и сочинений).

II. ОБЗОР РУКОПИСЕЙ ШАРАФ-НАМЕ

Число известных рукописей Шараф-наме весьма велико. В настоящее время в каталогах рукописных хранилищ мира отмечены и описаны 22 рукописи ²².

Наиболее точная и, 'следовательно, самая ценная — рукопись-автограф, озаглавленная Шараф-наме-йи та'рих-и Курдистан, хранится в Бодлеанскои библиотеке Оксфорда. Дата переписки рукописи — конец зу-л-хиджжа 1005/13 августа 1597 г. Рукопись насчитывает 246 листов и содержит 20 прекрасно выполненных иллюстраций. Описание этого списка и биографические сведения об авторе содержатся в каталоге персидских и турецких рукописей Бодлеанскои библиотеки 1889 г. ²³.

Вторая по значению рукопись Шараф-наме, происходящая из Ардебильского рукописного хранилища, принадлежит Ленинградской государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Она датируется 1007/1598 г., проверена автором. Довольно большая лакуна в рукописи [18] начинается с пятой главы первого раздела (о племени махмуди) и кончается главой одиннадцатой (до параграфа об эмирах племени сийах-мансур). Описание и краткая характеристика рукописи содержатся в работах X. Д. Френа ²⁴, Б. Дорна ²⁵, В. В. Вельяминова-Зернова ²⁶ и Ф. Б. Шармуа ²⁷.

Третий список — выполненная в Килисе копия автографа — датируется 1015/1606 г. Переписчик — некий Хасан б. Нураддин. Рукопись хранится в Бодлеанской библиотеке, насчитывает 327 листов и отличается замечательной точностью ²⁸.

В коллекции, собранной английским иранистом Э. Брауном, находится рукопись Шараф-наме 1027/1618 г., насчитывающая 184 листа ²⁹.

Списки, датируемые 1034/1624-25 г. и 1036/1626-27 г., принадлежат рукописным собраниям библиотек Стамбула ³⁰.

Далее по времени написания следуют две рукописи Британского музея — исфаханская 1055/1645 г. (328 листов) и список 1079/1669 г. (369 листов), описанные Ч. Рьё ³¹.

В Национальной библиотеке Парижа хранится рукопись Шараф-наме (243 листа) 1083/1672-73 г. ³². В списке имеется лакуна: отсутствуют главы седьмая, восьмая и девятая из второй части третьего раздела.

Фрагментом рукописи, датируемой 1104/1693 г., располагает Библиотека Принстонского университета США ³³.

Весьма интересная рукопись хранится в библиотеке Королевского азиатского общества. Список включает “Историю правителей Арделана” начиная с 1005/1596-97 г. до 1225/1810 г. Автор “Истории правителей Арделана” — некий [19] Мухаммад Ибрахим б. Мулла Мухаммад Хусайн Ардалани ³⁴. Сочинение задумано и выполнено как продолжение главы Шараф-наме, посвященной правителям Арделана.

Следующими по времени переписки являются четыре рукописи Шараф-наме в Британском музее: содержащая много лакун рукопись начала XIX в., 1231/1816 г., ~ 1827 г. и 1251/1835 г. ³⁵.

В Ленинградской государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина хранится так называемая рукопись Ханыкова — копия автографа Шараф-наме конца мухаррама 1007/август 1598-99 г. выполненная в 1252/1836-37 г. в Дилмакане неким Мухаммадом Риза б. Кирбилаи Сабиром 'Али. Список был приобретен в 1854 г. в Иране русским генеральным консулом Н. В. Ханыковым. Описание и краткая характеристика рукописи содержатся в предисловии В. В. Вельяминова-Зернова и в каталоге Н. В. Ханыкова ³⁶.

Наиболее поздний из поддающихся точной датировке списков принадлежит одному из рукописных хранилищ Стамбула — рукопись 1279/1862-63 г. ³⁷.

Две рукописи Шараф-наме из Национальной библиотеки Парижа отнесены Э. Блоше приблизительно к XIX в. ³⁸.. не датирован один из списков Бодлеанской библиотеки Оксфорда ³⁹.

В заключение следует упомянуть две рукописи Шараф-наме № 576 и 576а в Институте народов Азии АН СССР. Первая рукопись подробно описана Волковым ⁴⁰. Список полный, [20] недостает лишь нескольких последних строк. Ни даты переписки, ни имени переписчика не сохранилось. Вторая рукопись представляет фрагмент, который кончается восьмой главой первой части третьего раздела “Об эмирах Сувайди”. Кроме того, в тексте две большие лакуны. Список не датирован, но предполагается, что это фрагмент одной из ранних рукописей Шараф-наме ⁴¹.

В основу издания В. В. Вельяминова-Зернова положена рукопись Шараф-наме Ленинградской государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, датируемая 1598 г., лакуна восполнена по рукописи Ханыкова. При издании использованы также списки, которые хранятся в Институте народов Азии АН СССР. Разночтения по ним даны в конце второго тома издания.

III. ПЕРЕВОДЫ ШАРАФ-НАМЕ

Шараф-наме неоднократно переводилось на другие языки. Самыми ранними являются два перевода на турецкий язык — сокращенный и полный, выполненные независимо один от другого. К настоящему времени выявлены две рукописи первого и одна рукопись второго переводов ⁴², но ни один из них до сих пор не опубликован. Первый перевод был закончен в 1078/1667-68 г. и принадлежит Мухаммад[-беку] б. Ахмад[-беку Мирзе]. Списки, хранящиеся в Британском музее, датируются 1080/1699 г. и началом XIX в. Второй перевод выполнен в 80-х годах XVII в. неким Шам'и ⁴³. В. Морлей при описании рукописи Шараф-наме Библиотеки Королевского азиатского общества использует эти списки для выяснения [21] орфографии собственных имен и географических названий. Все вызывающие его сомнение имена и географические названия, которые встречаются в оглавлении, В. Морлей сопровождает разночтениями по указанным спискам ⁴⁴.

В 1858-59 г. был закончен перевод Шараф-наме на курдский язык (курманджи), выполненный Мулла Махмудом Байазиди по заказу известного русского курдоведа А. Д. Жабы. Автограф перевода хранится в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в коллекции курдских рукописей, собранных А. Д. Жабой ⁴⁵.

В период с 1853 по 1859 г. в Вене вышла в свет серия публикаций Г. А. Барба ⁴⁶. В первых двух публикациях после небольшого предисловия автор дает краткое содержание Шараф-наме или, как он называет это произведение, Та'рих ал-акрад (“История курдов”), и в двух последующих — немецкий перевод глав Шараф-наме. Перевод примечаний не имеет.

В 1868—1875 гг. в Петербурге был опубликован перевод Шараф-наме на французский язык Ф. Б. Шармуа (1793— 1869) ⁴⁷. Ученик известного французского востоковеда Сильвестра де Саси, он считался одним из виднейших знатоков персидского языка в Европе. Ф. Б. Шармуа приступил к переводу Шараф-наме по совету X. Д. Френа еще в начале 30-х годов XIX в., будучи профессором персидского языка при Петербургском университете, и посвятил этой работе последние 30 лет жизни. Перевод был опубликован полностью лишь к 1875 г. и составил два тома, каждый из которых состоял из двух частей, представлявших отдельные книги со своей пагинацией ⁴⁸. [22]

Перевод Ф. Б. Шармуа снабжен комментариями и небольшим предисловием. Первая часть первого тома содержит “Этнографическое и географическое введение” и примечания к нему. Введение представляет обширную компиляцию сведений восточных и западных авторов по географии Курдистана и по курдским племенам. Особое внимание автор уделяет известному географическому труду Хаджжи Халифы Джихан-нума ⁴⁹. Перевод ряда глав этого сочинения занимает две трети введения Ф. Б. Шармуа ⁵⁰.

При переводе Шараф-наме Ф. Б. Шармуа пользовался изданием В. В. Вельяминова-Зернова и двумя рукописями: Килисской копией, замечательную точность которой он тоже отмечает ⁵¹, и списком 1672-73 г. из Национальной библиотеки Парижа.

Перевод, как правило, верно отражает текст персидского подлинника; встречающиеся неточности и редкие пропуски ⁵² не снижают его ценности. Иначе обстоит дело с комментариями, особенно географическими и этнографическими. По свидетельству лучшего знатока этого источника В. Ф. Минорского, они значительно устарели ⁵³. Это вполне естественно и отнюдь не объясняется неточностью Ф. Б. Шармуа: за 80— 90 лет, которые отделяют нас от того времени, появились многие ценные работы в области изучения истории, литературы и культуры курдского народа, а также по географии Курдистана, помогающие сейчас ответить на многие вопросы, которые тогда оставались неясными.

Ф. Б. Шармуа ни в предисловии, ни в примечаниях не упоминал перевода Г. А. Барба. Вероятно, он и не знал о его [23] публикации — из-за продолжительной болезни он провел последние годы жизни на юге Франции в безвестности и уединении ⁵⁴. Перевод Шараф-наме, выполненный Ф. Б. Шармуа, поныне не потерял научной ценности.

Самыми поздними являются два перевода Шараф-наме на арабский язык. В 1953 г. в Багдаде был издан перевод, выполненный курдом Мулла Джалшл-'банди Ружбайани ⁵⁵. Перевод снабжен большим числом примечаний географического и исторического характера, сообщающих много новых данных. Через пять лет в Каире вышел арабский перевод Шараф-наме Мухаммада 'Али 'Ауни ⁵⁶. Переводу предпослано довольно обширное предисловие Йахйи ал-Хушаба “Курды и Курдистан”, представляющее краткий очерк истории курдского народа с древнейших времен до наших дней. Перевод снабжен указателями этнических и географических названий, имен собственных и терминов.

Советскими учеными давно была признана целесообразность и необходимость перевода Шараф-наме на русский язык. В 30-х годах его выполнение было поручено Ф. Б. Ростопчину, научному сотруднику Института востоковедения АН СССР. Осуществить перевод помешала безвременная кончина Ф. Б. Ростопчина.

IV. КУРДСКИЕ ПРАВИТЕЛИ БИДЛИСА В КОНЦЕ XV — НАЧАЛЕ XVI в. (ПО ШАРАФ-НАМЕ)

Автор Шараф-наме — Шарафаддин (Шараф-хан) б. Шамсаддин Бидлиси происходил из старинной семьи глав курдского племени рузаки (рожки), потомственных правителей города Бидлиса. Свою родословную они возводили к Сасанидам. По словам Мулла Махмуда Байазиди, во всем Курдистане всего два рода могли соперничать с этой семьей своей [24] древностью — род правителей Бохтана (Джезире) и Хаккари ⁵⁷. Бидлис, по свидетельству Шараф-хана, принадлежал его предкам в течение 760 лет ⁵⁸.

Исключительная стратегическая и географическая важность расположения Бидлиса, находящегося у входа в единственный легко доступный проход из отдаленных центров Армянского плато через горный хребет Тавр в месопотамские равнины, обеспечила городу заметную роль в истории тех областей ⁵⁹, а его правителям — известную самостоятельность и независимость. Так, во времена Тимура (XIV в.), по сообщению Шарафаддина 'Али Йазди, эмир Бидлиса был самым могущественным человеком во всем Курдистане ⁶⁰. Восемнадцать известных Шараф-хану правителей Бидлиса за 500 лет вплоть до конца XV в. лишь дважды на короткое время теряли свою власть: при Сельджукидах с 1139-40 по 1180-81 г. и при султанах Ак-Койунлу с 1466-67 по 1494-95 г. Некоторые правители Бидлиса, например эмир Шамсаддин, современник султана Кара Йусуфа Кара-Койунлу, с которым его связывали самые дружеские отношения, пользовались правом чекана своей монеты. На имя Шамсаддина читали в мечетях города хутбу ⁶¹. Шараф-хан свидетельствует о том, что сам видел монеты с именами трех правителей Бидлиса ⁶².

К концу XV — началу XVI в. эмир Бидлиса представлял, собой полунезависимого династа, бывшего одновременно и главой могущественного курдского племени. Жалуемые иранскими государями грамоты лишь подтверждали его право на владение этими территориями, а покорность последнего центральной власти носила весьма условный характер. Такое [25] положение оставалось и при эмире Шарафе (1485—1533-34), деде Шараф-хана Бидлиси ⁶³.

С начала XVI в. земли Курдистана, Армении и Азербайджана оказались в центре непрекращающихся войн за их обладание между сефевидским Ираном и османской Турцией, которая к этому времени превратилась в одно из самых крупных и сильных государств ⁶⁴. К 1508 г., после стремительного наступления Сефевидов на запад, Бидлис, как и вся Армения и Курдистан, был занят иранскими войсками. Управление этой областью шах Исма'ил передал кызылбашу Курд-беку шарафлу-устаджлу, а своевольный эмир Шараф был заключен в тебризскую тюрьму. В 1514 г. после начала кампании султана Салима I на восток эмир Шараф бежал из кызылбашского плена и снова завладел Бидлисом. Султанский диван санкционировал передачу ему этих районов.

В Чалдыранской битве (1514) ⁶⁵ эмир Шараф, хотя и участвовал на стороне турок, особой ревности и энтузиазма в покорности новому сюзерену не проявил, стараясь заручиться поддержкой обоих государей (Ирана и Турции) ⁶⁶. Он сохранил фактически свое положение полунезависимого династа ⁶⁷, и попытка султана Сулаймана I в 1531-32 г. [26] отобрать у эмира Шарафа Бидлисскую крепость закончилась неудачей и открытым переходом его на сторону иранского шаха.

В 1531 г. в Турцию бежал эмир кызылбашского племени текелу Улама, подняв в Тебризе восстание и разграбив этот город. Ему и передал султан Сулайман пост правителя Бидлиса, но для приведения султанского приказа в исполнение понадобился отряд янычар и тридцатитысячное ополчение во главе с эмиром эмиров Диарбекира.

На выручку эмира Шарафа, осажденного в крепости Бидлис, шах Тахмасб направился лично и 21 сентября 1532 г. вручил эмиру Шарафу грамоту, в которой ему жаловалось “звание эмира эмиров и старшинство над всеми эмирами Курдистана, управление Бидлисом, Ахлатом, Мушем и Хнусом вместе с относящимися к ним районами и остальными областями, которые до настоящего времени пребывали во владении у вышеупомянутого эмира” ⁶⁸. В 1533-34 г. эмир Шараф погиб в сражении с Улама такалу, и правителем Бидлиса стал его сын Шамсаддин, отец автора Шараф-наме. Но правление Шамсаддина в Бидлисе оказалось недолгим.

В 1533 г. Сулайман I вторгея в Азербайджан, а в 1534-35 г. занял Тебриз, Султанийе и Багдад. Именно в это время военных удач султану и представился удобный случай свергнуть непослушного бидлисского династа. Но влияние последнего, видимо, было столь велико, что просто сместить его не осмелились, и взамен Бидлиса ему было предложено стать правителем Малатии и Мараша. Последнее не очень прельстило Шамсаддина, и он предпочел посту правителя далекой Малатии открытый переход на сторону шаха Тахмасба — в 1535-36 г. эмир Шамсаддин переехал в Тебриз. Шах принял его благосклонно, “нарек ханом, ввел в число великих эмиров и даровал область Сораба с несколькими другими районами” ⁶⁹. Впоследствии ему было пожаловано еще [27] несколько округов: Мерага, Демавенд, Даралмарз, Карахруд, Джахруд и Фарахан. Насколько велико было к нему шахское расположение, можно судить по тому, что “большую часть времени [эмир Шамсаддин] проводил на летних и зимних становищах при государевом стремени” ⁷⁰. Разумеется, такое внимание было продиктовано желанием шаха иметь в его лице сильного и влиятельного сторонника, весьма заинтересованного в освобождении Армении и Курдистана от власти османского султана.

Вскоре после переезда в Иран Шамсаддин женился на дочери одного из кызылбашских эмиров — Амир-хана мусилу из племени туркеман ⁷¹, которая стала матерью Шараф-хана, будущего автора Шараф-наме. В 1554-55 г. Шамсаддин оставил службу у шаха, явив, по словам Шараф-хана, отвращение к ней и “избрав угол уединения и затворничества”. Не вызывает сомнения, что это было вызвано не столько стремлением Шамсаддина к уединению, сколько его опалой.

В 1559-60 г., после мятежа сына Сулаймана I, Шамсаддин снова был приглашен ко двору и назначен правителем Карахруда, но ненадолго. Через несколько лет, в 1566 г., он вновь попал в немилость и был отослан в город Исфахан, где ему назначалось небольшое содержание из местных податных поступлений. Семья оставалась по-прежнему в Казвине. В 1576 г., после смерти шаха Тахмасба, к власти пришел его сын Исма'ил II (1576—1577). Опальный эмир Шамсаддин, которому к тому времени было около 67 лет, снова был вызван в Казвин. Вскоре после приезда в столицу Шамсаддин умер.

Эти вкратце изложенные факты помогают понять положение этой знатной курдской семьи к тому времени, когда появился на свет будущий автор Шараф-наме. Лишенная своих наследственных доменов, она, однако, не сошла с политической сцены и сохранила большое влияние. [28]

V. АВТОР ШАРАФ-НАМЕ ⁷²

Шараф-хан Бидлиси родился 25 февраля 1543 г. в Карахруде. С 1551 по 1554-55 г. он в числе сыновей кызылбашской знати воспитывался при дворе шаха Тахмасба вместе с сыновьями самого шаха. В двенадцать лет он был назначен эмиром и правителем округов Сальян и Махмудабад в Шир-ване (северный Азербайджан), но в действительности управлял округами его опекун Шайх Амир билбаси, верный сторонник семьи Шараф-хана, вместе с его отцом покинувший Турцию. Через три года после смерти Шайх Амира билбаси, в 1556-57 г. Сальян и Махмудабад были переданы другому, а Шараф-хану определили содержание из податных поступлений города Хамадана. Опекунство над ним было поручено дяде с материнской стороны, правителю Хамадана Мухаммади-беку, чья дочь вскоре стала женой Шараф-хана. В Хамада-не последний оставался до 1559-60 г. В 1566 г. он был поименован эмиром племени рузаки и последующие два года провел в Казвине при шахском дворе.

В 1568 г. вместе с несколькими кызылбашскими эмирами Шараф-хан был направлен в Гилян для подавления восстания Хан Ахмад-хана, владетеля Бийе пиша (Лахиджана) из династии Кийя. Хан Ахмад-хан был разбит, но восстание б Гиляне продолжалось. В 1569 г. там было собрано восемнадцатитысячное ополчение, которое возглавил Султан Хашим — один из членов низложенной династии. В сражении с отрядом Шараф-хана Султан Хашим потерпел поражение, и вскоре восстание было подавлено. Но положение в Гиляне оставалось весьма тревожным, и лишь в 1575 г. Шараф-хану было позволено шахом оставить эти районы и возвратиться в столицу. Вскоре шах направил его в северный Азербайджан, определив ему содержание из доходов с Араша, Акдаша, Кабалы и Баку.

В 1576 г., после прихода к власти шаха Исма'ила, Шараф-хан был вызван ко двору и назначен эмиром эмиров [29] курдских племен Ирана. Согласно шахскому повелению, все важные дела, тяжбы и споры среди эмиров Курдистана и Луристана было поручено разрешать Шараф-хану. Но недолгим оказалось достигнутое благополучие: вскоре вследствие придворных интриг Шараф-хан был удален от двора и направлен в Азербайджан, где провел год и четыре месяца как правитель Нахчевана.

После воцарения шаха Султан Мухаммада Худабанде (1577—1587) побуждаемый неудачами Сефевидской державы в начавшейся в 1578 г. войне с Турцией Шараф-хан в декабре 1578 г. переходит на сторону турок. Вероятно, этому переходу предшествовали долгая переписка и переговоры через эмира эмиров Вана Хусрав-пашу. В продолжение десяти лет, вплоть до 1588 г., Шараф-хан принимал участие в военных действиях султана Мурада III (1574—1595), целью которых было завоевание Закавказья.

Вскоре вместе с ханским титулом Шараф-хану был передан Бидлис в наследственное владение на правах его предков, и к началу 90-х годов он уже представлял собой могущественного и влиятельного правителя. Приступив к написанию Шараф-наме в возрасте 53 лет, он отстранился от дел управления, препоручив их своему сыну Абу-л-Ма'али Шамсаддин-беку.

Год смерти Шараф-хана неизвестен. Гробница и могила его, по свидетельству Мулла Махмуда Байазиди, сохранялись в Бидлисе еще в конце XIX в. “Ныне живы еще,— писал Мулла Махмуд Байазиди,— потомки этого рода, но они не пользуются никакой властью; живут они на скромные средства, которые им предоставлены взамен их владений” ⁷³.

Шараф-хан, получивший для того времени блестящее образование, еще в молодости обнаружил склонность к изучению истории. Ознакомившись с историческими трудами многочисленных арабских и персидских авторов, он решил написать сочинение на тему, его предшественниками не освещенную ⁷⁴. Осуществлению этого плана помешало назначение в [30] Гилян и последовавшие затем события. Лишь много лет спустя Шараф-хан смог вернуться к своему замыслу. К этому времени определилась и тема — Шараф-хан решил посвятить свой труд истории правителей Курдистана, которая до того времени, по его словам, “оставалась под покровом тайны и неизвестности” ⁷⁵.

Написанию книги, названной им Шараф-наме ⁷⁶, предшествовало, несомненно, долгое изучение сочинений арабских и персидских авторов, где встречались сведения по истории курдов, и запись преданий, традиций и рассказов очевидцев описываемых событий. Обор материалов, по всей вероятности, и приходится на период с 1588 по 1596 г., когда Шараф-хан возвратился в Бидлис после участия в закавказской кампании. В августе 1597 г. он заканчивает часть, посвященную истории курдских династий, а в мае 1599 г.— все сочинение.

Как упоминалось выше, до Шараф-наме об истории курдского народа можно было судить по фрагментарным сведениям, рассеянным в сочинениях авторов различных эпох и стран. Пользуясь только этими сведениями, невозможно было воссоздать историю такого народа, как курдский, состоящего из большого количества племен ⁷⁷. Поэтому решение Шараф-хана Бидлиси написать историю именно курдского народа было поистине новаторским. Для осуществления такого плана нужен был ученый широкого кругозора и эрудиции. С этой задачей Шараф-хану и помогли справиться полученное им разностороннее образование, официальное положение, литературное дарование и талант историка.

VI. ИСТОЧНИКИ ШАРАФ-НАМЕ

Материалы, которые послужили Шараф-хану источниками при написании Шараф-наме, можно разделить на пять групп: труды представителей средневековой персидской, арабской и [31] турецкой историографии; официальные документы; традиции и племенные предания; рассказы современников и личные сведения автора.

Шараф-хан зачастую оперирует сведениями, не указывая ни имени автора, ни названия сочинения, откуда они были почерпнуты. Ряд источников, однако, можно указать.

1. Сочинение Абу 'Абдаллаха Мухаммада б. 'Умара ал-Вакиди (747—843) ⁷⁸. Автор имел в виду, вероятно, Китаб ал-магази (книгу “походов Мухаммада”), сочинение об арабских завоеваниях. Для Шараф-хана оно послужило источником сведений о правителях Бидлиса второй половины VII в.

2. Китаб футух ал-булдан. Известное историческое сочинение IX в. Абу-л-'Аббаса Ахмада б. Йахйи б. Джабира ал-Балазури (ум. в 892 г.) ⁷⁹. Шараф-хан заимствовал из него сведения о правителях Бидлиса, Муша и Ахлата второй половины VII в.

3. Икбалийе. Трактат суфийского шейха Рукнаддина Симнани (конец XIII в.). Автор приводит его версию о кончине царевича Джалаладдина Харизмшаха.

4. Мир'ат ал-джанан. Историческое сочинение 'Афифаддина 'Абдаллаха б. Ас'ада б. 'Али б. Сулаймана аш-Шафи'и ат-Тамими ал-Йафи'и (1298-99—1367) ⁸⁰ послужило для Шараф-хана основным источником при написании пятой главы первого раздела, посвященной Айюбидам.

5. Та'рих-и гузиде. Известный исторический труд Хамдал-лаха б. Абу Бакра Мустауфи Казвини ⁸¹, или, как его называет Шараф-хан, Хамдаллаха Мустауфи (род. ок. 1281 г.). Сочинение закончено в 1330 г. Шараф-хан заимствовал из него сведения о кончине царевича Джалаладдина Хваризмшаха. К этому источнику восходит описание истории правителей Лура Большого и Малого, хотя в соответствующих главах автор на Та'рих-и гузиде не ссылается. [32]

6. Нузхат ал-кулуб. Сочинение Хамдаллаха Казвини по космографии и географии, законченное около 1340 г. Автор Шараф-наме заимствовал из него сведения при описании области Бидлиса, в частности данные о количестве податных поступлений с Бидлисского вилайета.

7. Зубдат ат-таварих ⁸². Автор имеет в виду, вероятно, историческое сочинение Абу-л-Касима 'Абдаллаха б. 'Али б. Мухаммада ал-Кашани, написанное им во время правления Улджайту-хана (1304—1316). Сочинение посвящено истории Ирана начиная с доисламских времен. Шараф-хан использует Зубдат ат-таварих при написании глав о правителях Лура Большого и Малого.

8. Зафар-наме. Известное сочинение Шарафаддина 'Али Йазди ⁸³, составленное в 1424 г., ценный источник по истории Ирана конца XIV—начала XV в. Шараф-хан почерпнул из Зафар-наме многие сведения, рассеянные по различным главам его книги,— это главным образом рассказы об изъявлении покорности правителями Курдистана эмиру Тимуру Гургану. Автор заимствовал из Зафар-наме также сведения о сопротивлении, оказанном эмиру Тимуру правителем Хакка-ри 'Иззаддин Широм.

9. Матла' ас-са'адайн ва маджма' ал-бахрайн. Большой исторический труд Камаладдина 'Абдарраззака Самарканди (1413—1483) ⁸⁴. К этому сочинению восходят сведения Шараф-хана о правителях Хизана середины XV в., о правителе Бидлиса XV в. эмире Шамсаддине б. Зийа'аддине, который чеканил собственную монету и чье имя поминалось в хутбе.

10. Раузат ас-сафа. Семитомный труд по “всеобщей истории” Мухаммада б. Хавандшаха, известного под именем Мирханд (1433—1498) ⁸⁵. Из этого сочинения Шараф-хан заимствовал определение “польз” исторической науки, а также интересные сведения о взаимоотношениях правителя [33] Бидлиса Малик Ашрафа и царевича Джалаладдина Харизмшаха.

11. Нафахат ал-унс мин хазират ал-кудс. Известное сочинение Нураддина 'Абдаррахмана Джами ⁸⁶ (закончено в 1478 г.), посвященное в основном жизни суфийских шейхов. Шараф-хан почерпнул из него сведения о шейхе Абу Тахире ал-Курди.

12. Тазкират аш-шу'ара. Сборник биографий персидских поэтов (1487 г.) Даулат-шаха б. Ала'аддаула Бахти-шаха ал-Гази ас-Самарканди ⁸⁷. Шараф-хан ссылается на его рассказ об убийстве царевича Джалаладдина Харизмшаха.

13. Тадж ат-таварих. Сочинение турецкого историка, современника Шараф-хана, Са'ададдина Хаджа Эфенди (1536-37—1599). Шараф-хан использует его общие сведения о курдах и курдских правителях Килиса.

Шараф-хан ссылается неоднократно на грамоты различных государей курдским правителям. Две жалованные грамоты он приводит целиком: грамоту Кара Йусуфа Кара-Койунлу предку Шараф-хана Шамсаддину от 27 апреля 1417 г. ⁸⁸ и грамоту шаха Тахмасба деду автора эмиру Шарафу от 21 сентября 1532 г. Эти документы представляют большой интерес для изучения социально-экономических отношений в Иране и Курдистане тех времен.

Весьма широко представлены в Шараф-наме племенные традиции и предания. Это и родословные правителей Арделана, Хаккари, Имадии, Джезире, Бидлиса, Сасуна, Чемишгезека, Килиса, Сорана и др. ⁸⁹, и версия происхождения названий племен баджнави, бохти, малкиши, намиран, зраки, [34] мукри и рузаки ⁹⁰, династий Шамбо, Бахдинан, Соран ⁹¹ и городов Хасанкейф и Хизан ⁹². Вызывает интерес приводимое автором предание о построении города Бидлиса Александром Македонским ⁹³. Некоторые почерпнутые из этих источников сведения Шараф-хана носят откровенно легендарный характер, например версии о происхождении курдов ⁹⁴.

Относительно многочисленны представленные в Шараф-наме рассказы современников. К примеру, можно привести; насыщенные любопытными подробностями рассказы Шах Кули-султана устаджлу-чаушлу о проезде через территорию Бидлисского княжества Мухаммада Шахнимана кавалиси.. наместника шаха Исма'ила и о встрече деда Шараф-хана с Улама такалу ⁹⁵.

Наряду с данными, заимствованными из перечисленных источников, автор сообщает и массу сведений, явившихся результатом его собственных наблюдений, описывает события, происходившие с его личным участием. Шараф-хан сообщает много оригинального материала, особенно при описании событий XVI в. Второго, подобного источника по средневековой истории курдов не существует.

VII. ХАРАКТЕРИСТИКА СОЧИНЕНИЯ

Шараф-наме состоит из четырех разделов, которые содержат историю династий курдского происхождения и курдских племен, и заключения, задуманного автором как летописное изложение событий, происшедших в Турции, Иране и сопредельных странах с 1290 по 1596-97 г. Автор сообщает много сведений социально-экономического и этнического порядка.. В Шараф-наме с предельной тщательностью описывается судьба вассальных курдских княжеств. По свидетельству крупнейшего советского специалиста по средневековой [35] истории Ирана И. П. Петрушевского, именно в этом источнике мы находим конкретный материал, касающийся взаимоотношений курдских династов с центральным правительством, организации военно-кочевой знати, ленных пожалований и феодальных институтов ⁹⁶.

Наименее оригинальны и ценны первые пять глав Шараф-наме, составляющие первый раздел. Это главы о правителях Диарбекира и Джезире, Динавера и Шахризура, Лура Большого и Малого и о государях династии Айюбидов — сжатая компиляция данных из упомянутых выше источников: Зубдат ат-таварих, Та'рих-и гузиде, Мир'ат ал-джанан и др. (эти главы занимают лишь седьмую часть первого тома издания В. В. Вельяминова-Зернова).

Несмотря на свой компилятивный характер, они тоже представляют для исследователя интерес, объединяя разрозненные сведения, которые зачастую остаются для нас неизвестными или недоступными. Кроме того, изложение Шараф-хана местами несколько отличается от первоисточников. Значительны расхождения в написании названий лурских племен в сочинениях нашего автора и Хамдаллаха Казвини. Вполне возможно, что этот факт объясняется не столько неточностью Шараф-хана, сколько внесенными им коррективами.

Шараф-наме отличает точность сообщаемых сведений. Несмотря на внешнюю приверженность османскому султану, вынужденную его положением турецкого вассала, Шараф-хан остается при изложении событий объективным автором. Дифирамбы его в адрес султана звучат лишь как необходимая официальная лесть, с одинаковой гордостью он перечисляет похвалы, которых удостоился и от шаха Тахмасба, и от его врага султана Мурада III. Отсутствие тенденциозности, делает Шараф-наме особенно ценным источником.

Шараф-хан с горечью констатирует отсутствие у курдских племен согласия и единства ⁹⁷. Его основная задача — [36] показать, что существует курдский народ, который имеет свою историческую территорию ⁹⁸ и что у этого народа есть своя история. Курдистан остается фактически непокоренным — вот основная идея, которая, на первый взгляд незаметно, пронизывает все сочинение. “Если некоторые из султанов,— пишет Шараф-хан в предисловии,— и устремляли все старания на завоевание и покорение Курдистана и переносили неописуемые трудности и лишения, то в конце концов они раскаивались и снова передавали [те земли их] хозяевам” ⁹⁹. “Кто захочет покорить Курдистан, — пишет далее автор, — будет иметь дело прежде всего с правителями Бидлиса и с племенем рузаки” ¹⁰⁰. Эти высказывания весьма недвусмысленно показывают нам истинные взгляды Шараф-хана, несмотря на обилие пышных эпитетов в адрес турецкого султана.

Сочинение Шараф-хана свидетельствует о том, что правящей курдской верхушке не чужды были зачатки национальной идеологии. Он посвятил свой труд именно истории курдов, понимая под курдами все разрозненные, говорящие на сильно различающихся диалектах курдские племена, часть которых придерживалась таких неприемлемых и презренных ¹⁰¹, с точки зрения правоверного ислама, вероучений, как езидизм.

Слава, которую принес этот труд его автору, вполне заслуженна. Помимо его совершенно оригинальной тематики и большой ценности как исторического источника, Шараф-наме является одним из лучших памятников персидской литературы XVI в.

Сочинение, за исключением пяти первых глав, о которых говорилось выше, написано образным выразительным языком, иногда заметно стремление к изысканному языку рифмованной прозы. Заметно влияние цветистого стиля [37] сочинений Шарафаддина 'Али Йазди и Мирханда, которых Шараф-хан охотно и довольно часто цитирует. Метафоры и стихи, которыми пересыпан текст, не затеняют, как правило, изложения исторических событий, не превращают его в условное трафаретное повествование.

Научную ценность труда Шараф-хана трудно преувеличить. По словам Мулла Джамил-банди Ружбайани, сочинение Шараф-хана стало “настоящей курдской энциклопедией” ¹⁰². Именно на этом сочинении базируются наши знания по средневековой истории курдского народа, “внесшего так много в культуру Востока. Этот народ растерял своих сынов под обличьем иранцев, турок, арабов, армян, растерял сынов, имена которых в качестве имен славных поэтов, музыкантов, полководцев украшают историю народов, много содействовавших сложению подхваченного европейской и русской наукой представления о курдах как о народе, не только неспособном к культурному творчеству, но даже и к восприятию чужой культуры” ¹⁰³. Замолченным историей народом называл курдов Н. Я. Марр ¹⁰⁴. Именно на основании тщательного изучения Шараф-наме можно восполнить этот пробел, с тем чтобы в истории народов Востока нашла отражение и история курдского народа.

Шараф-наме является также источником первоклассной ценности по истории Ирана и сопредельных стран XVI в. Так, раздел четвертый, содержащий историю Бидлисского эмирата, по словам И. П. Петрушевского, мог бы служить для исследователя феодальных отношений Армении одним из основных источников наравне с армянскими ¹⁰⁵. “Почти за 300 лет, — писал о Шараф-наме в 1860 г. В. В. Вельяминов-Зернов, — на Востоке не появилось ничего, что могло бы сравниться с ним” ¹⁰⁶. [38]

К сочинению Шараф-хана Бидлиси обращались самые различные авторы. Известный турецкий географ Хаджжи Халифа обязан ему большинством сведений по курдским племенам и географии Курдистана ¹⁰⁷.

Высоко отзывался о труде Шараф-хана Мулла Махмуд Байазиди: “Действительно,— писал он,— Курдистан обязан своей историей перу этого человека, преисполненного знаний и достоинства, самого выдающегося человека своего столетия” ¹⁰⁸. В 1274/1857-58 г. Мулла Махмуд Байазиди закончил написание на курдском языке Китаб-и таварих-и джадид-и Курдистан (“Новой истории Курдистана”) ¹⁰⁹, задуманной им как продолжение Шараф-наме. Этот огромный, насчитывавший тысячу рукописных страниц, труд включал предисловие и одиннадцать глав, и, хотя автор начинает описание событий с 1200/1785-86 г., он часто обращается к более отдаленным временам. Мулла Махмуд Байазиди неоднократно ссылается на Шараф-наме как на самый авторитетный источник по истории курдов ¹¹⁰.

Большое внимание уделяется сочинению Шараф-хана Бидлиси в трудах современных исследователей истории, литературы, языка и культуры курдского народа. Но обобщающих археографических и историко-филологических исследований, “освященных Шараф-наме, до настоящего, времени мы не имеем. [39]

VIII. КУРДСКИЕ ЭМИРАТЫ В XVI в.

(ПО ШАРАФ-НАМЕ)

Историю курдского народа после арабского завоевания делят на три больших периода ¹¹¹. Первый период охватывает VI—XV вв.— это время арабских и монгольских нашествий, возникновения независимых курдских династий. Второй период — XVI — середина XIX в. — характеризуется становлением могущественных государств — османской Турции и сефевидского Ирана и разделом Курдистана. Несмотря на централизаторскую политику турецкого и персидского правительств, сохраняют существование шесть полунезависимых, почти автономных, курдских княжеств: Бохтан, Хаккари, Бахдинан, Соран и Бабан в Турции и Арделан в Иране. Третий период — с середины XIX в. до наших дней — начинается с ликвидации вассальных княжеств. В Турции они были ликвидированы в течение 1837—1852 гг., в 1860 г. утратил свою автономию Арделан в Иране ¹¹². Растет, принимая более отчетливые формы, национальное самосознание курдского народа, начинается упорная национально-освободительная борьба, которая продолжается и в настоящее время.

Даже такая схематическая периодизация истории курдов наглядно показывает, какое место занимает в ней XVI век. Во многих отношениях этот период явился переломным, определившим дальнейшую судьбу курдского народа.

К XVI в. Курдистан являл собой пеструю картину наследственных княжеств и эмиратов. Из среды их правителей Шараф-хан выделяет в особый раздел тех, кто пользовался иногда правом чеканить свою монету и быть поминаемым в хутбе ¹¹³. В эту группу он включает правителей Арделана, Хаккари, Имадии, Джезире и Хасанкейфа. Тот факт, что курдские правители и эмиры пользовались далеко не [40] одинаковой властью, не вызывает сомнений. Политическое влияние и экономический вес феодалов определялись количеством и доходностью их земель, числом их вассалов (нукеров) и численностью ополчений и дружин. Поэтому, хотя и непонятны принцип и порядок отбора и низведение правителей Сорана и Бабана в разряд второстепенных, в целом представляется возможным сохранить это деление.

Согласно Шараф-наме, в Курдистане к началу XVI в. были следующие наследственные княжества и эмираты.

1. Джезире. Владения этих правителей носили название их главного города Джезире, или Джезире-йи Ибн Умар (прим. 5). Джезирский эмират включал 14 округов: Джезире, Гургил (прим. 14), Арух (прим. 320), Пируз, Бадан, Танза (прим. 322), Финик (прим. 15), Тур (прим. 324), Хаитам (прим. 325), Шах (прим. 326), Ниш Атил (Атил — прим. 327), Арамшат (прим. 328), Кевар (прим. 329) и Даир-дих (прим. 331) — большую область между правым берегом Бохтан-су и Тигром. Владетели Джезире одновременно являлись главами могущественного союза курдских племен бохти.

2. Хаккари. Власть правителей Хаккари распространялась на горную труднодоступную область (прим. 12). Резиденцией служила крепость Бай в Шамдинане (прим. 296). Мулла Махмуд Байазиди называет род правителей Хаккари одним из трех древнейших и самых знатных родов Курдистана ¹¹⁴. Династы эти были столь могущественны, что, по словам Шараф-хана, государи не осмеливались посягать на их владения, а если и захватывали, возвращали им на правах собственности (мулька) ¹¹⁵. К началу XVI в. правитель Хаккари безраздельно владычествовал в вилайете ¹¹⁶.

3. Имадия. Имадийский эмират включал горные районы к югу от Хаккари: Имадия (прим. 13), Дохук (прим. 304), Акра (прим. 303) и Зебар (прим. 303). Утверждение курдской династии Бахдинан в этих районах приходится на VII — [41] VIII вв. В начале XVI в. ее владения составили большую часть горной области к северу от Мосула.

4. Хасанкейф. Эмират носил название крупного города в Месопотамии. В числе относящихся к нему районов автор упоминает Сиирт (прим. 355), Бешири (прим. 306), Арзан (прим. 356). Первый представитель местной курдской династии маликов правил в начале XIV в. Малик Халил, возглавлявший княжество в начале XVI в., пользовался, по словам Шараф-хана, полной независимостью, “деяниями и обычаями походил на государя” ¹¹⁷.

5. Арделан (прим. 11). Династия правителей Арделана, по определению Шараф-хана, фактически независимых, управляла к началу XVI в. огромной территорией, включавшей районы Зальм, Тагсу, Хавар, Симан, Гуламбар, Мари-ван, Тануре, Ншекас, Саруджик, Каратаг, Шахрбазар, Алан (прим. 248, 249, 251, 252, 254, 257, 258, 259, 261, 264, 265, 260) и другие с центром в городе Сенне. Позднее некоторые из этих районов были ими утрачены.

6. Соран (прим. 41). Земли этого княжества приблизительно соответствуют области Эрбиля. Ко времени написания Шараф-наме династ Сорана был “правителем могучим и властительным, и все — великие и малые, далекие и близкие — страшились его яростного гнева. Эмиры и правители, что были его соседями, неизменно являли ему покорность” ¹¹⁸.

7. Бабан (прим. 42). Владения династии Бабан с центром в Шахрбазаре (Шарбажере) располагались к югу от Малого Заба и охватывали всю современную область Сулей-манийе и часть района Эрбиля в Ираке ¹¹⁹. Главы могущественного племени бабан были не только держателями обширных владений, но и обладали властью почти неограниченной. У племени зарза они отобрали Ларджан, у соранцев — Сиви, у сефевидского шаха — Солдуз. В захваченных областях правители Бабана назначали своим приказом эмиров—держателей округов, даруя им отличительные эмирские знаки, [42] cимволизирующие власть: барабан и знамя, пожалование которых являлось прерогативой государя.

Кроме этих наследственных княжеств и эмиратов в Курдистане конца XV — начала XVI в., согласно Шараф-наме, были следующие наследственные уделы.

1. Хизан, Асбайирд, Мокс (прим. 25, 27, 26). Этот удел занимал область вдоль правых притоков Бохтан-су вплоть до Мерванана. До завоевательных походов султана Сулаймана I утвердившиеся здесь во времена Сельджукидов мелкие династы чувствовали себя, по словам Шараф-хана, независимыми правителями ¹²⁰.

2. Ширван (прим. 28) — южнее Хизана, на правом берегу Бохтан-су с центром в Куфре. Появление этого наследственного удела приходится на конец XV в.

3. Бидлис — ленное владение глав могущественного курдского племени рузаки, поселившегося в этих районах в конце X — начале XI в. ¹²¹. В XVI в. рузаки представляли собой могучую конфедерацию 24 курдских племен, в числе которых находились такие большие ашираты, как билбаси и кавалиси.

4. Сасун (прим. 24). Во времена султана Сулаймана I этот эмират стал именоваться Хазо, что, вероятно, было связано с перемещением центра эмирата из Сасуна в Хазо.

5. Гендж (прим. 36). В этом округе находилось ленное владение курдского племени сувайди, этим же именем называлась и династия их правителей. Некоторое время им принадлежал также округ Чабакчур. [43]

6. Алашкерт, Арджиш, Адилджеваз (прим. 275) — владение отдельных ответвлений курдского племени пазуки, полученное им еще во времена туркменских династий Кара-Койунлу и Ак-Койунлу.

7. Агил, Пало, Очермик (прим. 21, 22, 23). В этих районах правили три ветви эмиров племени мирдаси, переселившегося сюда, по предположению Шараф-хана, из области Алеппо.

8. Чемишгезек (прим. 17) — владение могучего племени малкиши (малик-шахи). До прихода к власти династии Ак-Койунлу их владения включали большой вилайет (32 крепости и 16 округов) и были столь обширны, что в некоторых случаях название Чемишгезек звучало как синоним названия Курдистан ¹²².

9. Кул б, Батман, Майяфарикин (прим. 38, 39, 40). Здесь правили две ветви династии Сулеймани, поименованной так по названию большого союза племен. Основная часть этих племен состояла из кочевников, доходивших летом до гор Алатага. О силе и могуществе этого племенного союза свидетельствует тот факт, что сефевидские наместники Диарбеиира всячески стремились заручиться его поддержкой.

10. Дарзини, Курдакан, Атак, Терджил (прим. 32, 33, 34, 35) — владение четырех ответвлений племени зраки (зерки, зереки). Между эмирами Дарзини и Курдакана долгое время существовала кровопролитная вражда из-за деревни Минар, расположенной между их владениями.

11. Килис. Под властью курдских эмиров Килиса, утвердившихся там со времен Айюбидов, находились курды Килиса, Джома и Косейра, а также курды, проживавшие между Хама и Марашем.

12. Хошаб, Ашут и несколько позднее Албак (прим. 511, 510, 285) со времен государей династии Кара-Койунлу составляли ленные владения эмиров курдского племени махмуди ¹²³, прибывшего в эти районы из Сирии или Джезире. [44]

13. Сокманабад (ныне Зурава к северо-западу от Хоя, прим. 518) — оджак (прим. 312) племени думбули. Это племя, по мнению Шараф-хана, прибыло тоже из Сирии или Джезире во времена Кара Йусуфа Кара-Койунлу (1410 — 1420). Позднее главе племени шахом Тахмасбом был передан Хой на условии несения племенем военной службы. В шахских указах главы племени именовались правителями: хойскими и думбулийскими. Официально они рассматривались шахским правительством как держатели удела, но сами главы этого племени считали Хой и Сокманабад наследственными владениями своего племени.

14. Урмия. В округе Урмия находилось ленное владение глав курдского кочевого племени берадост. Главе этого племени Гази-Кирану, истребившему около тысячи человек из кызылбашских отрядов, находившихся в Урмии, шахом Исма'илом I были переданы округа Тергавер, Сомай и Дул вместе с прилегающими районами. Потомки Гази-Кирана, разделившиеся на эмиров Сомая и Тергавера, сохраняли свои владения вплоть до 1610 г. ¹²⁴.

15. Дерйяс, Дул, Ахтачи, Ил-Теймур и Солдуз (прим. 490, 491, 492, 493, 476) — ко времени падения туркменской династии Ак-Койунлу (начало XVI в.) эти округа были захвачены племенем мукри, которое на протяжении всего XVI в. признавало номинально власть то турецкого султана, то сефевидского шаха, либо воевало с ними.

16. Паланган, Дартанг и Махидашт (прим. 51, 52, 53) — владения курдского племени калхор.

Таким образом, централизация в Курдистане существовала спорадически. Интересы перечисленных центров далеко расходились. Правители полунезависимых княжеств, “представители централизации в самой раздробленности, носители местной и провинциальной централизации” ¹²⁵, признавали номинально власть то одного, то другого государя. [45] Регулярно повторявшиеся попытки последних установить реальную власть над курдскими княжествами не могли дать прочных и ощутимых результатов. Юридически ни османское, ни шахское правительство не признавали самостоятельности наследственных курдских князей и эмиров. Каждый из них получал от той или иной стороны дарственную грамоту и указ с утверждением в своих правах. Но, как правило, это была лишь фикция, прикрывающая фактическое признание местных династов.

Социально-экономическая история этих княжеств и эмиратов не изучена. Было бы неправильным характеризовать их экономику и культуру состоянием упадка. Некоторые правители заботились о развитии производительных сил, поощряли изучение наук. Например, по словам Шараф-хана, при дворе правителя Джезире Бадр-бека (правил до 1578 г.) собралось такое количество ученых и просвещенных людей, какого в том городе никогда не видели. В их число входили Мавлана Мухаммад Баркала'и, Мавлана Абу Бакр, Хасан Сурчи, Зайнаддин Баби, Мавлана Саййид 'Али (двое из них — Хасан Сурчи и Зайнаддин Баби несомненно курды, на что указывают имена Сурчи и Баби, происходящие от названий известных курдских племен сурчи и бабан).

Интересны в этом отношении сведения Шараф-хана о строительной деятельности правителей Бидлиса — при них были построены многочисленные мосты, караван-сараи, бани, медресе, дервишские обители (ханекахи), мечети. По их приказу только в Бидлисе были построены: 21 мост, 8 бань, 5 медресе (одно из них было воздвигнуто по указанию Шараф-хана), 4 большие соборные мечети. В городе, по свидетельству Шараф-хана, было в те времена 800 мастерских с большим числом способных и умелых мастеров.

В Бидлисе собралось в то время много талантливых курдских ученых, выходцев из различных племен: Хизр Баби, Мухаммад Ширанши, Мухаммад Зраки и др. Этим, по словам Шараф-хана, превосходным знатокам логики, метафизики, стихосложения было поручено преподавание в бидлисских медресе, неизменно переполненных учащимися. [46]

Весьма интересной фигурой представляется нам правитель Дарзини Иа'куб-бек (1551-52—1576-77), о котором Шараф-хан отзывается с большой теплотой и симпатией. Его перу принадлежал диван стихов на курдском языке, в основном философского содержания.

Но феодальная раздробленность и постоянные кровопролитные междоусобицы препятствовали значительному хозяйственному и культурному подъему.

Различие между владетелями небольших уделов и полунезависимыми династами заключалось главным образом в. масштабах власти: те и другие были представителями военной знати больших и сильных кочевых или полукочевых племен, составлявших в XVI в. главную из четырех групп класса феодалов, могущество которой было безраздельно ¹²⁶. Сила: и мощь племенной знати базировались на том, что именно” кочевые племена составляли основу войск, являвшихся не чем иным, как феодальным ополчением. Необходимо поэтому, отметить двоякую роль курдских феодалов, которые одновременно выступали в роли представителей военно-кочевой знати и крупных землевладельцев. Они были полными хозяевами в своих владениях: творили суд, имели могущественные ополчения, совершали набеги на соседей, не стеснялись и грабить на больших дорогах. Частые споры и раздоры разрешались обычно силой оружия.

Шараф-хан приводит интересные сведения о политике-двух соперничавших туркменских династий Кара-Койунлу и Ак-Койунлу, проникших, по словам В. Ф. Минорского, в самое сердце Курдистана ¹²⁷. Если утверждение в Курдистане первой из них не сопровождалось полной сменой господствующей курдской верхушки и полным перераспределением земельного фонда, то приход к власти Узун Хасана Ак-Койунлу вызвал к жизни политику, направленную, под предлогом: расправы над сторонниками династии Кара-Койунлу, на_; искоренение влиятельных курдских семей и племен ¹²⁸. [47]

Не все курдские области были захвачены войсками Ак-Койунлу. В Шараф-наме имеются любопытные данные о сопротивлении, оказанном курдами туркменским завоевателям. Правитель Хаккари 'Иззаддин Шир направил, например, полководцу династии Ак-Койунлу послание следующего содержания: “Пока в наших руках крепости Гургил, Имадия, Бай и Суй, мы вас ничуть не боимся, а ваши шатры в глазах курдов равноценны буйволову помету” ¹²⁹. Несмотря на все старания туркменских военачальников, Имадийское княжество не было захвачено.

Уже при преемниках Узун Хасана отсутствие прочных экономических связей между отдельными областями вызвало внутреннюю слабость государства Ак-Койунлу, приведшую к росту феодальной раздробленности. Ослабление центральной власти сопровождалось немедленным возвращением в свои владения отстраненных было курдских феодалов.

XVI век внес в историю Ирана и Турции новые важные моменты. Он ознаменовался политическим объединением Ирана в рамках Сефевидского государства. Изменился курс внешней политики Турции, которая, утвердившись в Константинополе и на Балканах, устремила свои взоры на обширные территории, лежащие к востоку от Евфрата. XVI век принес с собой непрерывную борьбу этих стран за обладание землями Курдистана, Закавказья и Ирака Арабского (Хузистана), имеющими первостепенную важность в военно-стратегическом и в хозяйственном отношении ¹³⁰. На долгие годы Курдистан стал ареной борьбы между османскими султанами и сефевидскими шахами, борьбы, в которую были втянуты и курды.

Между 1502—1507-08 гг. кызылбашские войска заняли Курдистан и Армению. В отношении курдов шах Исма'ил придерживался политики Узун Хасана Ак-Койунлу. По словам Рашида Йасими, “всю страну с курдским населением он [48] хотел передать своим ставленникам” ¹³¹, устранив знать курдских племен. Курдские правители и эмиры смещались, на их места ставились представители знати кызылбашских племен, составлявших основную опору династии Сефевидов. Шахским наместникам были переданы области Джезире, Хасанкейфа, Чемишгезека, Агила, Пало, Очермика, Атака, Терджила, Чабакчура и др.

Завоевательные действия шахских войск вызвали в некоторых районах упорное сопротивление. Так, завладев Диарбекиром, Мосулом, Синджаром, шах Исма'ил трижды безрезультатно пытался покорить Джезире. Лишь несколько лет спустя Джезире удалось захватить. Вилайет был передан представителю знати одного из главных кызылбашских племен (устаджлу), а курдский правитель Джезире посажен в тюрьму. Ту же картину можно было наблюдать в Агиле. Ожесточенную борьбу шахским войскам пришлось выдержать с племенами сувайди и мукри — кызылбаши несколько раз безуспешно пытались покорить мукри. В 1506-07 г. на войну с мукри было направлено кызылбашское племя шамлу, но и оно потерпело поражение. В 1508-09 г. шах Исма'ил посадил в тебризскую тюрьму одиннадцать курдских правителей и эмиров, среди которых были правитель Хасанкейфа малик Халил, правитель Джезире Шах 'Али-бек и другие влиятельные курдские династы.

Все эти меры, направленные на почти полную замену верхушки курдского господствующего класса кызылбашским, не могли не вызвать недовольства среди курдов. Вскоре в Чемишгезеке вспыхивает вызванное репрессиями шахских властей восстание племени малкиши.

Сознавая непрочность своей власти над курдами, шах Исма'ил, с другой стороны, старался заручиться поддержкой отдельных династов Курдистана — правителей Хаккари, Сасуна и Ширвана. Так, правитель Хаккари Захид-бек получил грамоту на правление, а эмиру Шах Мухаммаду Шир-ванскому область Куфры была передана на правах [49] собственности. Насколько фиктивна была покорность курдов этих районов шахской власти, показывает следующий факт. После смерти правителя Сасуна 'Али-бека, пользовавшегося “благоволением” шаха Исма'ила, управление было передано шахом старшему сыну 'Али-бека, находившемуся на службе при дворе. Однако возмутившиеся племена и ашираты поставили на власть второго сына 'Али-бека, и шаху пришлось примириться с этим.

Недовольством курдов политикой шаха Исма'ила. И растущими брожениями в их среде воспользовалась Турция. В обстановке приближающегося решительного столкновения двух держав позиция курдов приобретала первостепенное значение. Нельзя согласиться с мнением В. Никитина, который полагает, что принятие курдами турецкой ориентации имело место уже после Чалдыранской битвы ¹³². Несомненно, что Турцией еще до этого сражения, в основном решившего исход войны, была проделана в этом плане большая подготовительная работа. Играя на растущем недовольстве курдов мерами шаха Исма'ила, направленными на отмену приоритета курдской знати в курдских областях, султан Салим сумел заручиться их поддержкой.

Разумеется, причины этого кроются также и не в том, что “Персия им (курдам.— Е. В.) была хорошо известна за время их многовекового общения с нею; Турция казалась более отдаленной, и характер ее правителей предстояло еще испытать” ¹³³. Едва ли большую роль сыграл и религиозный фактор, как склонен думать тот же автор.

В сражении, которое разыгралось 23 августа 1514 г. в Чалдыранской долине, близ города Карса, вместе со своими дружинами принимали участие и курдские эмиры, в частности эмир Бидлисский. Кызылбаши были наголову разбиты, шах Исма'ил бежал, оставив свой трон, гарем и казну.

Это сражение привело к значительному ослаблению шиитской державы. Шах Исма'ил утратил свое влияние на [50] курдские области по ту сторону Загроса, и потомкам его уже никогда не удалось возместить эту утрату. “С этого времени, — пишет Мухаммад Амин Заки, — власть этого государства никогда не переходила за Загросские горы” ¹³⁴.

Но влияние османского султана на курдов было тоже весьма иллюзорным. Довольно большая территория, заселенная курдами, оставалась в руках у кызылбашей. Чтобы заручиться поддержкой курдов, понадобились дарственные грамоты, льстивые письма и подарки курдским князьям, потребовалась кипучая деятельность советника султана Салима — Идрис Хакима Бидлиси, курда по национальности, земляка Шараф-хана. В 920/1514-15 г. при посредничестве Идрис Хакима между султаном Салимом и курдскими эмирами был подписан договор, содержавший следующие пункты ¹³⁵:

"1. Сохранение независимости и свободы курдских эмиратов.

2. Передача эмирата от отца к сыну, санкционируемая султанским указом.

3. Помощь со стороны курдов туркам во всех войнах.

4. Турецкое содействие курдам при всех нападениях извне.

5. Выплата курдами в султанскую казну налогов и податей".

В 1515 г., по поручению султана, Идрис Хаким лично посетил всех влиятельных курдских эмиров и пожалованием, почестей и привилегий, убеждениями и обещаниями заручился их поддержкой и военной помощью для продолжения войны с кызыл'башами.

А. Сафрастян и Мухаммад Амин Заки, особенно последний, отводят большую роль Идрис Хакиму в деле привлечения курдов на сторону Турции ¹³⁶. Амин Заки, например, считает, что Курдистан — страна, со времен Ассирийцев никому не подчинявшаяся, была завоевана Турцией без малейших [51] усилий с ее стороны “лишь благодаря мудрой политике Идрис Хакима” ¹³⁷.

Идрис Хаким, несомненно, был незаурядной личностью. Автор Хашт бихишт — первого большого исторического труда на персидском языке, посвященного османским султанам, он начал свою политическую карьеру с должности секретаря при султане Йа'кубе Ак-Койунлу (1479—1490). Начавшиеся некоторое время спустя нескончаемые междоусобицы кочевых феодалов, а также непрочность положения и власти султанов Ак-Койунлу, вероятно, побудили его перейти на службу к более могущественным в те времена правителям — османским султанам — к Байазиду II (1481 —1512), а затем — к Салиму I (1512—1520).

В его лице султаны получили талантливого организатора и политического деятеля, оказавшего им неоценимые услуги в деле завоевания восточных окраин Османской империи. Но до конца дней своих он оставался лишь верным орудием осуществления планов османского правительства, направленных на закабаление Курдистана. Говорить о “мудрой политике” Идрис Хакима, которой якобы только воспользовались турецкие султаны ¹³⁸, — значит объяснять события 1514— 1516 гг. единственно действиями Идрис Хакима, да к тому же еще действиями “правильными и единственно возможными” ¹³⁹, значит закрывать глаза на захватническую сущность политики османского правительства в отношении курдов.

В 1515 г. кызылбашский военачальник Кара-хан, брат убитого при Чалдыране Устаджли-оглу, получил указание отвоевать занятые турками области. Руководство объединенными силами турецких и курдских отрядов осуществляли беглербег Диарбекира Бийикли Мухаммад и Идрис Хаким. После захвата Диарбекира и Мардина османское войско, поддерживаемое занимавшими весь левый фланг ополчениями эмиров Сасуна (Мухаммад-бек, сын 'Али-бека), Ширвана, Агила, Видлиса, Атака (Ахмад-бек зраки) и других [52] влиятельных курдских владетелей, дало решительный бой кызылбашским отрядам при Коч-Хисаре (между Урфой и Нисибином) в начале 1516 г. Войска шаха Исма'ила были снова разгромлены, и огромная территория от Харпута и Бидлиса на севере до Ракки и Мосула на юге оказалась в руках у турок.

Что принесла курдам власть турецкого султана? Возвратились в свои домены многие смещенные шахом Исма'илом курдские эмиры и князья: в Имадии — Султан Хусайн, в Джезире — Шах 'Али-бек, в Хасанкейфе — малик Халил, в Чемиш-гезеке — Пир Хусайн-бек, в Агиле — Лале Касим, в Пало — Джамшид-бек, в Очермике — Мухаммад-бек, в Атаке— Ахмад-бек, в Терджиле — Шамси-бек, в Майяфарикине к власти пришел некий 'Али Файри из племени басйан. Это в известной мере подтверждает верность положения В. Ф. Минорского, что политика османской Турции в отношении курдов, “направленная на предоставление Курдистану феодальной организации, обеспечивающей приоритет курдской знати”, заметно контрастировала с попыткой шаха Исма'ила Сефевида поставить над курдами персидских наместников ¹⁴⁰. Однако это положение нельзя принимать безоговорочно, ибо,

как мы увидим ниже, хотя османское правительство пользовалось, особенно вначале, иными, более гибкими методами, цель его усилий сводилась к тому же — закабалению Курдистана. Мнение Мухаммада Амина Заки, будто политика османских султанов была вообще направлена на осуществление чаяний курдов и обеспечивала им административный режим, до какой-то степени соответствующий их интересам ¹⁴¹, не имеет ничего общего с действительностью.

По словам В. Никитина, “вмешательство центральной власти в курдские дела датируется в Турции поражением при Вене в 1683 г. Мухаммада IV... Позднее с постоянным успехом (турецкое правительство. — Е. В.) следовало политике “Разделяй и властвуй” ¹⁴². [53]

Материалы Шараф-наме проливают свет на этот вопрос и помогают установить истинное положение вещей. В действительности вмешательство турецких властей в курдские дела начинается уже с реформ османского правительства по насаждению в Курдистане новой административной системы. Существование крупных, почти независимых курдских княжеств и эмиратов явно не соответствовало планам султана. Салима. Это и вызвало попытку административного разделения Курдистана на округа (санджаки), что, по его мнению и по мнению верного и последовательного проводника его политики в Курдистане Идрис Хакима, должно было положить конец центробежным устремлениям курдских правителей и эмиров, их непрекращающейся борьбе за независимость.

Согласно этой системе вилайет Диарбекира был разделен на 19 санджаков: одиннадцать из них находились в управлении у турецких властей и восемь переданы курдским эмирам (Кулб, Михрани, Терджил, Атак, Пертек, Чабакчур, Очермик, Сакман). Ванский вилайет включил в себя согласно такому административному делению 37 санджаков. Подобная система впоследствии была распространена на районы Урфы и Мосула ¹⁴³. Эту систему нельзя расценить иначе как первый шаг турецкого правительства по пути фактического закабаления Курдистана.

Осуществить этот план в XVI в. турецким султанам не удалось. Даже в указанных вилайетах, где была проведена, административная реформа, оставались курдские княжества, и эмираты, которые турецким властям не удалось раздробить: в Диарбекирском вилайете — Агил, Пало, Джезире, Хазо, Гендж, в Ванском — Хаккари, Махмуди, Пеньянеши. Эти эмираты подчинялись центральной власти непосредственно, но реальная власть султана над ними, как мы увидим ниже, оставалась весьма относительной.

Со времени правления Сулаймана I (1520—1566), царствование которого считается эпохой наибольшего могущества [54] османов, наблюдается усиление централистской направленности турецкой политики в отношении курдов. Это объяснялось стремлением обеспечить тыл во время многочисленных европейских походов, пополнить ряды своих войск за счет курдских феодальных ополчений и, главное,— создать из районов, заселенных курдами, кордон, живую стену между Турцией и Ираном.

Интереснейшей тому иллюстрацией служит рассказ, передаваемый Мулла Махмудом Байазиди ¹⁴⁴: “Когда султан Сулайман Законодатель возвратился в Стамбул, мать обратилась к нему с такими словами: “О сын мой! Ты возвратился, а грузины и кызылбаши не устроят набега на твои области?” Султан ответил: “О мать моя, я воздвиг прочную стену между Османской империей и государством грузин и иранцев, враг не сможет причинить никакого вреда”.— “Как же тебе удалось,— сказала она, — построить стену на таком обширном пространстве?” Султан ответил: “Мать, я построил ее из мяса и крови. Я поручил управление этими районами курдским племенам, я поставил их в ряд как полевое укрепление от Грузии до Багдада, Басры и Шахризура. Враг не сможет, минуя их, проникнуть в государство ислама”.

Этот красноречивый диалог, якобы имевший место между султаном Сулаймаиом I и его матерью, вскрывает сущность политики Сулаймана I в отношении курдов, показывая, как ее понимали сами курды. Шараф-наме приводит тому целый ряд примеров. Так, правителю Ширвана Мухаммад-беку была поручена охрана крепости Баргири (Беркри), расположенной в районе, который в те времена являлся пограничным между Ираном и Турцией.

На службу по охране пограничных областей брались целые союзы племен, в кормление им передавались лучшие земли и пастбища, а представители их знати объявлялись держателями зи'аматов и санджаков (см. прим. 282, 464). Эти племена, представлявшие действительно грозную силу, часто не оправдывали возлагаемых на них надежд и обращали свое [55] оружие против центральной власти. Привлекает внимание история могущественного союза племен сулеимани ¹⁴⁵.

Часть племен сулеимани была переселена, очевидно, по приказу султана Сулаймана из районов Майяфарикина, Кулба и Батмана в захваченную у кызылбашей Байязидскую область, с тем чтобы охранять ее. Вскоре они отказались выплачивать султану причитавшиеся с них подати. Эмир Майяфарикина Бахлул-бек, номинально считавшийся их главою, поплатился жизнью за попытку собрать эти подати и возвратить племена в Майяфарикин. Последнее обстоятельство, на которое указывает Шараф-хан, наводит на мысль, что выступление племен сулеимани не сводилось к отказу от уплаты податей.

Несомненно, официальное положение Шараф-хана как вассала турецкого султана побуждает его замолчать более широкую, антитурецкую направленность этого движения. “Столь великой оказалась смута этих племен, что на имя эмира эмиров Амида был издан указ истребить эти племена и их эмиров”, а заодно казнить и эмира Майяфарикина. Последнего казнили, но от племени сулеимани подати в казну не поступали. В доказательство того, что карательными действиями султана руководили в данном случае не корыстные, а иные более важные мотивы, можно привести примеры, когда некоторые курдские племена, проживавшие в пограничных районах, были совсем освобождены от уплаты податей ¹⁴⁶. Приказ об истреблении этого племени был вызван, вероятно, широким размахом восстания, влияния которого на другие курдские племена турецкое правительство боялось. Несмотря на все усилия султанских наместников, ко времени написания Шараф-наме сопротивление этих племен не было сломлено.

Установление в большей части Курдистана власти османского султана повлекло за собой дальнейшее усиление феодальной раздробленности. Если шах Исма'ил Сефевид стремился разом убрать курдских феодалов, то османские [56] султаны старались постепенно подрывать основы их власти. Централистская политика турецкого правительства нашла свое отражение в попытках заменить старую наследственную знать, новой служилой знатью. Изменяется характер земельных пожалований: особенно со времени султана Сулаймана охотно раздаются курдским феодалам своеобразные бенефиции: санджаки, тимары и зи'аматы. Владения курдских эмиров делились на такие бенефиции из опасений сосредоточения власти в одних руках.

При этом разделе, якобы преследовавшем цель удовлетворить требования наследников умершего правителя, зачастую многочисленных, львиная доля лучших земель отходила: к доменам султана. Иногда такой раздел сопровождался разрушением главной крепости, как это имело место в Атаке ¹⁴⁷.

Могущественный эмират Чемишгезек, включавший 32 крепости и 16 округов, был по приказу султана Сулаймана раздроблен на два санджака и четырнадцать зи'аматов и тимаров. При этом сама крепость Чемишгезек вместе с несколькими районами отошла к государевым доменам. После смерти, сыновей Пир Хусайн-бека, которые были назначены держателями этих санджаков, тимаров и зи'аматов, их владения были, поделены на еще более мелкие части.

По указанию султана Сулаймана область Хизана была разделена на две части и передана сыновьям правителя Хизана, Султан Ахмада; от Мокса отторгнуты округ и крепость Гар-гар и на правах санджака переданы 'брату правителя Мокса. мир Ахмада; от Асбайирда — округ Агакис, пожалованный в виде санджака брату эмира Асбайирда. Эмирам Кулба и Батмана “пришлось удовольствоваться крепостью Кулб с относящимися к ней районами”.

Особенно показателен в этом отношении пример княжества Хасанкейф. Воспользовавшись междоусобной войной сыновей малика Халила, султан Сулайман совсем лишил эту семью звания правителей Хасанкейфа. Старшему сыну был передан округ в районе Урфы с 700 тыс. акче дохода; двум его братьям, [57] пожаловали по тимару с 300 тыс. и 200 тыс. акче дохода; земли княжества Хасанкейф отошли в ведение эмира эмиров Диарбекира.

Подобные действия султана Сулаймана и его преемников можно характеризовать как политику, направленную на ослабление и ликвидацию курдских княжеств и эмиратов в целях экономического и политического закабаления Курдистана. Неоценимую услугу при этом оказало свято соблюдаемое османскими властями правило: “Разделяй и властвуй”.

Ярый поборник догм ислама султан Сулайман, чтобы сломить сопротивление правителей Сорана, передал грамоту на управление теми районами главе езидского племени дасни Хуайн-беку, что с точки зрения правоверных мусульман должно было бы считаться недопустимым. Хусайн-бек дасни понес большие потери в войне с правителями Сорана и в конце концов после ряда неудач был казнен по приказу султана. Тогда на Соран был направлен правитель Имадии, и снова завоевать Соран не удалось. Но для турецкого правительства был важен другой результат — в этих войнах противники, взаимно ослабляли друг друга.

Последовательно централистская политика турецких султанов вызвала со стороны курдов ряд упорных выступлений, иногда принимавших весьма обширные масштабы. В них участвовали и “низы” курдского общества, которые Шараф-хан как представитель господствующего класса презрительно называет “чернью”. Подобные выступления, представляющие для исследователя самостоятельный интерес, имели место в Имадии и Джезире. Причиной первого восстания (примерно 1566—1578) послужил произвол поставленного на власть султанским указом Кубад-бека, сына Султан Хусайна. Возмущенные племена и ашираты поставили вопреки султанскому приказу правителем Байрам-бека, младшего брата Кубад-бека; “чернь и злодеи области” во главе с эмиром Маликом зури захватили крепость Дохук и убили Кубад-бека, только что возвратившегося из столицы с новой султанской грамотой на правление ¹⁴⁸. На расправу со “смутьянами Имадии” были [58] направлены змиры Багдада и Шахризура. По-видимому, их действия оказались малоуспешными, да и в новом султанском походе в страны Закавказья курдские отряды должны были играть немалую роль. Поэтому султан Салим II (1566—1574) сменил притворно гнев на милость и предложил Байрам-беку ревностной военной службой заслужить управление Имадией. По окончании закавказской кампании Байрам-бек был заточен в эрзерумскую крепость и после суда казнен. Лишь позднее с помощью правителя Сорана удалось расправиться с восставшими, но власть турецкого султана в этих районах оставалась непрочной.

Попытки турецких султанов вмешаться во внутреннюю жизнь сохранивших свое полунезависимое положение курдских княжеств встретили ожесточенное сопротивление и в Джезире. Правитель Джезире Бадр-бек, находившийся у власти около 70 лет, нес военную службу султану, принимал участие почти во всех его походах, но вел себя по отношению к нему довольно дерзко и вызывающе ¹⁴⁹.

Удобный момент вмешаться во внутренние дела Джезире, расправиться с непокорными династами представился после 1583 г., когда разгорелась ожесточенная борьба между двумя претендентами на власть — эмиром 'Азизом и эмиром Шара-фом. “Столпы” османской державы всячески старались обострить последовавшие раздоры и распри: после того как при поддержке везира Фархад-паши управление Джезире было передано эмиру 'Азизу, великий везир 'Усман-паша пожаловал власть его сопернику. Правомерность притязаний эмира 'Азиза подтвердили 112 тыс. золотых, переданных им в дар Фархад-паше, и сторонники эмира Шарафа были объявлены смутьянами и бунтовщиками. Эмирам Курдистана был дан приказ наказать их, дабы “кара эта послужила другим бунтовщикам назиданием” ¹⁵⁰. Проводимая османским [59] правительством политика грубого нажима вызвала восстание всего племени бохти, носившее явно антитурецкую направленность, о которой, естественно, прямо Шараф-хан не говорит. Здешний правитель эмир 'Азиз был убит, а сопротивление племени бохти оказалось, по-видимому, столь упорным, что в конце концов султанское правительство было вынуждено признать власть эмира Шарафа, мотивируя это признание неожиданным обнаружением “справедливости [притязаний] и дарований эмира Шарафа”. Приведенные факты показывают, что вмешательство Турции в курдские дела начинается уже с XVI в.

Политика сефевидских шахов Ирана отличалась от политики турецкого правительства лишь тем, что они преследовали цель распространения на курдские районы своей власти. В наиболее откровенной форме интересы поработителей курдского народа выражала политика шаха Исма'ила Сефевида, потерпевшая, как мы видели, полный крах: большая часть Курдистана перешла в результате событий 1514—1516 гг. под протекторат Турции. Война Ирана с Турцией за обладание Курдистаном, сопровождавшаяся чудовищным разорением производительных сил курдских областей, продолжалась и при шахе Тахмасбе (до 1555 г.).

Шах Тахмасб, следуя политике отца ¹⁵¹, предпринимал истребление целых племен, номинально признававших то султанскую власть, то шахскую, а реально сохранявших самостоятельное положение. Так, по его приказу за один день в Ардахане было перебито 400 человек из племени думбули, а находившиеся при шахском дворе курчии из этого племени были казнены. Оставшиеся в живых из племени думбули “бежали в Турцию, получив в кормление округа Котур-дараси и Баргири. Массовым гонениям и репрессиям подверглось и племя чигани. Был даже издан указ изгонять их за пределы Ирана, а если они будут упорствовать, убивать ¹⁵².

С другой стороны, стараясь привлечь к себе на службу курдские племена, шахское правительство давало их главам [60] всевозможные пожалования (в том числе и земельные). В 1552-53 г. курдскому племени сийах-мансур, при условии поставки им в шахское войско трех тысяч воинов, были переданы округа Султанийе, Зенджан и Абхар.

Насколько независимо вели себя главы этих племен, официально считавшиеся держателями временных пожалований и шахскими вассалами, можно видеть на примере дальнейшей судьбы племени сийах-мансур. Два-три года спустя, по словам Шараф-хана, эмир племени сийах-мансур Даулат-Йар-хан “стал допускать действия, идущие вразрез с волей государя”, а после начала ирано-турецкой войны 1578—1588 гг. совсем отложился от Ирана и принялся за строительство крепостей в округах Карасф и Ангуран. Попытка шаха Мухаммеда (1578—1587) привести его в повиновение закончилась полным разгромом кызылбашских отрядов и захватом знамен и литавр семи кызылбашских эмиров ¹⁵³. Расправиться с непокорным эмиром удалось только шаху 'Аббасу, который захватил его в плен и казнил.

Старания иранских шахов Тахмасба и Мухаммада установить реальную власть над курдскими племенами мукри, бера-дост, махмуди, думбули, сийах-мансур кончились неудачей. Весьма показателен в этом отношении пример с племенем махмуди. В ответ на назначение шахом Тахмасбом угодного ему эмира махмуди люди этого племени убили шахского ставленника и поставили эмиром некоего Хан Мухаммада. Последний по приказу шаха был посажен в тюрьму, а земли племени махмуди переданы думбулийцам. После скорого освобождения из тюрьмы Хан Мухаммад решил засвидетельствовать покорность султану Сулайману. Едва прослышав о его намерениях, шах Тахмасб направил ему грамоту на владение землями племени махмуди. Так, из опасения окончательной утраты влияния на племя махмуди шаху Тахмасбу пришлось удовольствоваться внешним признанием его власти.

В Шараф-наме немало любопытнейших примеров ирано-турецкого соперничества в Курдистане, выражавшегося (в [61] свободные от военных действий между этими странами времена) в постоянном натравливании курдских феодалов друг на друга, в разжигании междоусобиц. Например, до завоевания Багдада султаном Сулайманом в княжестве Бабан, которое к началу XVI в. достигло больших размеров и могущества, власть местных курдских династов оставалась весьма прочной. После смерти правителя Бабана Пир Будака, при котором предпринимались походы на курдское племя зарза, Арделан, Соран и даже на владения самого шаха Ирана ¹⁵⁴, началась борьба за власть. Султан Сулайман всеми мерами старался обострить вражду, санкционируя передачу управления Бабаном то одному, то другому претенденту, то обоим одновременно ¹⁵⁵. Под предлогом защиты прав третьего, “законного”, наследника трижды посылал на Бабан войска и шах Тахмасб. После третьего неудачного похода последний претендент и два его брата были брошены по приказу шаха в тюрьму. Все это чрезвычайно выразительно характеризует корыстную направленность политики Ирана и Турции в отношении курдов.

В 1578 г. снова начинается ирано-турецкая война за обладание областями Закавказья. Опять курды используются обеими сторонами в качестве военной силы. Именно курдские ополчения стояли в авангарде султанских войск ¹⁵⁶ в закончившейся поражением османов битве при Чилдыре 9 августа 1578 г. В числе погибших Шараф-хан упоминает поэта, автора дивана стихов на курдском языке, эмира племени зраки, Йа'куб-бека, эмира Терджила Хайдар-бека, сына правителя Хаккари Байазид-бека, правителя Джезире эмира Мухаммада, правителя Хазо Сару-хан-бека, эмира Мухаммада Финики, Гулаби-бека, сына правителя Сакмана Пир Хусайн-бека.

Описание больших потерь, понесенных курдским народом в нескончаемых ирано-турецких войнах XVI в., приводит на память страстные слова величайшего курдского поэта средневековья Ахмада Хани: “Меня удивляет судьба, уготованная [62] богом курдам... Турки и персы окружены стенами курдов... Всякий раз, когда арабы и турки приходят в движение, именно курды утопают в крови...” ¹⁵⁷.

Постоянные ирано-турецкие войны за обладание Азербайджаном, Арменией и Курдистаном, военные походы и нашествия, феодальная раздробленность, усугубляемая политикой иранского и турецкого правительств, распри феодалов с их обязательными грабежами и контрибуциями не могли не сказаться самым пагубным образом на состоянии экономики и производительных сил этих областей. Большая часть населения оказалась истребленной, многие города и крепости исчезли с лица земли.

В 1554 г. во время походов шаха Тахмасба на занятые турками области Курдистана и Армении были захвачены и преданы разграблению Ван, Бидлис, Адилджеваз, Муш, Ардиш. Баргири. Полностью был разрушен Ахлат. “И поныне,— пишет Шараф-хан,— когда копают в любом месте на территории старого города [Ахлата], [из-под] земли показываются остатки дворцов, караван-сараев, бань из отесанного камня и искусно отделанного мрамора” ¹⁵⁸. Причиненные народу во время этих походов бедствия были, по словам Мухаммеда Амина Заки, таковы, что оказались забытыми злодеяния Хулагу-хана и Тимура — все предавалось грабежу и уничтожению ¹⁵⁹.

Курдам эти войны не принесли ничего, кроме огромных материальных потерь и большого числа человеческих жертв. Значительное число крестьян вследствие разрушения жилищ, опустошения полей было вынуждено оставить обрабатываемые земли. В районе Мераги, переданном в кормление племени мукри, к 90-м годам разбежались все крестьяне и в эмирскую казну не поступало и медного фильса. Постоянные междоусобицы привели к разграблению и разрушению окрестностей Джезире, Дарзини и Курдакана.

Разорению курдских областей способствовало и неуверенное положение некоторых мелких курдских правителей и [63] эмиров, которые, сознавая непрочность своей власти, особенно ревностно собирали подати. К тому же приводили и обязательства уплаты громадных сумм при получении звания правителя или владетеля надела. Эти суммы с лихвой они возвращали себе за счет ограбления народа.

Такое положение не могло не вызвать возмущения широких масс, выливавшегося иногда в открытые выступления. Подобного рода протест можно видеть в упоминаемом Шараф-ханом восстании 1595-96 г. в городе Хазо (эмират Сасун), в котором, по его словам, принимали участие и мусульмане и неверные, т. е. курды и армяне ¹⁶⁰, составлявшие основное население города. Поводом для восстания послужили произвол и насилия Шамсаддина Катхуда, назначенного управляющим или старостой при правителе Сасуна безвольном сыне Сару-хана Мухаммад-беке, который пришел к власти в 1578-79 г. Дело дошло до того, что без его ведома Мухаммад-бек не мог распоряжаться ни единым динаром. После смерти Мухаммад-бека в 1595-96 г. Шамсаддин Катхуда своим приказом назначил нового правителя Сасуна, оставаясь фактически вершителем всех дел. Положение усугубила начавшаяся сразу борьба между претендентами на власть.

Восстание населения Хазо, которое нашло свое выражение в вооруженном выступлении против Шамсаддина Катхуда, охватило широкие слои народных масс, называемых Шараф-ханом “смутьянами и чернью”. Естественно, в силу исторических условий выход из создавшегося положения они видели в выдвижении “своего” правителя. Шамсаддину Катхуда с трудом удалось избежать смерти бегством. Отряды эмира эмиров Мосула 'Али-паши, направленные в Хазо для наведения порядка и подавления восстания, были разграблены населением [64] Хазо, а сам он вместе со своей раздетой и разутой свитой осажден в доме Шамсаддина Катхуда.

Результатами восстания воспользовалось могущественное курдское племя азизан, поставившее на власть представителя своей знати Мухаммад-бека, сына Хизр-бека, который к 1597 г., по словам Шараф-хана, являлся полновластным правителем Сасуна. Даже по скупым и осторожным замечаниям Шараф-хана относительно расправы курдов с людьми злополучного эмира эмиров Мосула, выступившего в роли водворителя порядка по поручению османского правительства, можно сделать вывод о несомненной антитурецкой направленности этого восстания, о возмущении по поводу вмешательства во внутренние дела эмирата. Результаты этого вмешательства были для Турции неутешительны — власть курдского правителя Сасуна оставалась почти неограниченной.

Это восстание, рассказ о котором у Шараф-хана насыщен любопытнейшими подробностями, проливает свет и на положение городов Курдистана в XVI в.

Итак, XVI век, обнаруживая многие признаки тождественности и преемственности с предыдущим периодом, внес в политическое и социально-экономическое положение Курдистана новые моменты.

После 1514—1516 гг. можно говорить о насильственном разделе Курдистана между Ираном и Турцией, хотя граница раздела не была установлена, а курдские княжества и племена по обе стороны Загросского хребта, который должен был служить линией раздела, лишь номинально признавали себя подданными то Ирана, то Турции.

Захватнические действия османских султанов и сефевидских шахов еще не означали полного подчинения Курдистана социально-экономическому порядку, установленному завоевателями. Несмотря на все старания османского правительства распространить на Курдистан административную систему деления на округа (санджаки), рассчитанную на децентрализацию управления курдских эмиров и низведение их до роли держателей военно-ленных пожалований (санджаков, зи'аматов, тимаров), несмотря на целый ряд мероприятий, [65] направленных на установление реальной власти над курдами (проведение кадастровой переписи в отдельных областях, передача управления некоторыми курдскими округами османским эмирам и т. д.), многие курдские эмираты и племена сохранили полунезависимое положение. К таким же результатам привела и политика сефевидских шахов Ирана, хотя с их стороны принимались жестокие меры, вплоть до истребления целых племен.

В числе таких сохранивших полунезависимое положение курдских княжеств можно назвать Арделан. Преданностью его правителей безуспешно пытались заручиться шах Тахмасб, султаны Сулайман и Мурад. В 1580-81 г. в ответ на фиктивное признание власти последнего правителю Арделана Тимур-хану было пожаловано 100 тыс. акче из доходов с “августейших доменов вилайета Шахризура”, титул эмира эмиров и паши. Однако это не определило позиции Тимур-хана и его преемников: их ориентация оставалась попеременно то кызылбашской, то османской. К 1596-97 г. правитель Арделана Халу-хан “добился власти столь независимой и неограниченной, что невозможно и описать” ¹⁶¹.

Безуспешными были старания османского правительства отобрать власть у правителя Хаккари Закарийа-бека. Сохранили свое полусамостоятельное положение правители Джезире и Имадии, где было оказано сопротивление попытке султана Сулаймана назначать своим указом местных правителей.

Весьма влиятельными были правители Агила, Пало ¹⁶², Ширвана, Дарзини, Сасуна (или Хазо). Привлекает внимание поведение правителя Сасуна Сулайман-бека во время похода султана Сулаймана на Багдад в 1535 г. Когда султан остановился в Арзанской долине, Сулайман-бек не только не явился для традиционного изъявления покорности, но воспрепятствовал сделать это и правителю Малатии. “Подобно железной горе, исполненный неколебимости и величия, оставался [[66] Сулайман-бек] в Сасуне” ¹⁶³. Такое пренебрежение в проявлении даже внешнего повиновения султану характеризует правителя Сасуна как владетеля могущественного и независимого.

Не подчинялись ни шахской, ни султанской власти племена мукри, берадост, махмуди, думбули, сийах-мансур, бабан, хотя область Бабан формально и была отнесена к султанским доменам. Причитавшиеся в казну Шахризура подати “финансовые чиновники взимают с них не иначе, как по-хорошему”. Стоит им прибегнуть к силе и принуждению, в казну не поступает и медного фильса ¹⁶⁴. Вплоть до 1597 г. оставалось неподавленным восстание племен сулеймани.

Правители Сорана к концу XVI в. возымели такую силу и влияние, что безнаказанно устраивали разрушительные набеги даже на земли сефевидского шаха (такой набег, например, имел место в 80-х годах, во время правления Сулайман-бека, сына Кули-бека). Султану Мурад-хану, решившему было привести Сулайман-бека к повиновению, пришлось “удовольствоваться богатыми дарами” своевольного династа.

Во главе всех указанных курдских княжеств, эмиратов и племен оставались курдские династии с непосредственной передачей власти от отца к сыну. Правительствам Ирана и Турции зачастую приходилось довольствоваться их вассальным подчинением. Природа власти этих правителей, степень ответственности перед центральной властью и полномочия, границы княжеств и эмиратов часто менялись в зависимости от политической ситуации, не говоря уже о периодах войн, которые для XVI в. даже более характерны, нежели периоды мирного правления. Но одно оставалось неизменным — покончить с полунезависимым положением этих правителей не удалось ни Турции, ни Ирану; они оставались фактически носителями курдской централизации.

Что касается тех районов Курдистана, где османским султанам удалось утвердить свою административную систему, то их положению в Шараф-наме уделено мало внимания — [67] автора интересуют курдские эмиры и правители, сохранившие в той или иной мере свою самостоятельность. Его цель — показать, что, несмотря на захватнические действия Ирана и Турции, курды продолжали упорно отстаивать свою независимость.

Итак, XVI век положил начало хищническому захвату Курдистана сефевидскими шахами и турецкими султанами, что привело к разделу Курдистана, подтвержденному и закрепленному ирано-турецким договором 1639 г. Согласно этому договору была определена граница их владений в Курдистане и срыты многие могущественные курдские крепости по обе стороны ¹⁶⁵. Завоевательные действия этих держав встречали упорное сопротивление курдов, выражавшееся в XVI в. в разрозненных выступлениях курдских феодалов, восстаниях племен и городского населения.

История курдского народа, особенно со второй половины: XIX в., неразрывно связана с национально-освободительной борьбой, которая продолжается и в настоящее время. Корни, истоки этой борьбы лежат далеко от наших дней — в XVI в., когда было положено начало завоеванию и разделу Курдистана.

Сочинение Шараф-хана Бидлиси Шараф-наме не только служит для нас первоклассным и единственным в своем роде источником для изучения средневековой истории курдов, оно помогает нам лучше понять и сегодняшнее их положение, справедливость борьбы этого народа за освобождение из-под национального гнета, за равенство с другими народами.

Предлагаемый перевод Шараф-наме (I тома издания В. В. Вельяминова-Зернова ¹⁶⁶) на русский язык имеет целью облегчить дальнейшее всестороннее изучение этого [68] ценнейшего источника по средневековой истории курдского народа. Перевод сопровождается примечаниями, которые не могут претендовать на полноту освещения и разрешение всех вопросов, могущих возникнуть при чтении Шараф-наме.

В настоящем издании все собственные имена и названия сочинений передаются на основе транслитерации, принятой в публикациях серии “Памятники письменности Востока” (по техническим причинам диакритические знаки введены только в указателях). Географические названия, встречающиеся в Шараф-наме, приводятся в форме, характерной для персоязычной историографии того времени.

Пользуюсь случаем отметить большую помощь, оказанную мне О. Л. Вильчевским. Приношу также свою искреннюю признательность В. И. Завьяловой, О. И. Смирновой, Н. Д. Миклухо-Маклаю, М. Б. Руденко, К. К. Курдоеву, И. И. Цукерману, Ю. Е. Борщевскому, М. Хазнадару, М. Камалю и К. Кафтану за ценные замечания и помощь в работе.

Комментарии

1 См. Музаэлян (здесь и далее библиографические ссылки даны в сокращении. Список цитированной литературы см. стр. 546—552). В соответствии с данными “Библиографии по курдоведению”, половина всех названий книг по этнографии, истории и географии курдов приходится на XIX в.

2 В качестве примера можно привести работы Ж. Морьера и Дж. Киннейра, которые вышли на английском языке и через год-два были переведены на французский и немецкий языки (см. там же, стр. 14, 15).

3 d'Herbelot, pp. 836,841.

4 В настоящее время эта рукопись принадлежит библиотеке Королевского азиатского общества (см. стр. 18 настоящего предисловия).

5 Malcolm, vol. II, pp. 207, 208.

6 Quatremere, pp. 319, 329 sq.

7 Fraehn, Vorldufiger Bericht, S. 6.

8 Fraehn, Die Bibliothek, S. 295.

9 Курдоев, Труды П. И. Лерха, стр. 50.

10 О его жизни и научной деятельности см. газ. “Московские ведомости”, 1904, № 20, стр. 5.

11 Veliaminof-Zernof.

12 EI2, vol. I, p. 1208.

13 Автор не мог ознакомиться с этим изданием и приводит эти сведения из предисловия к третьему изданию. См. 'Абасси, стр. 106.

14 Эта глава кончается 1092/1681 г. и своим неуклюжим, с ошибками, языком резко отличается от изящного, безукоризненного в отношении грамматики стиля Шараф-хана.

15 Veliaminof-Zemof, t. II, pp. 36—45.

16 Об этом издании мне любезно сообщила и прислала для ознакомления m-me J. Blau, автор многих работ по курдоведению на французском языке.

17 'Аббаси.

18 'Аббаси, стр. 82—83.

19 Там же, стр. 89.

20 Там же.

21 Там же, стр. 599, 607.

22 Storey, vol. I, section II, fasc. I, pp. 366—368.

23 Sachau and Ethe, pp. 167—169.

24 Fraehn, Vorlauflger Bericht, S. 6; idem., Die Blbliothek, S. 295.

25 Dorn, Catalogue, pp. 295—296.

26 Veliaminof-Zernof, t. I, Preface, p. 16.

27 Charmoy, t. I. pt. 1, p. 4.

28 Sachau and E'the, p. 169; Charmoy, t. I, pt. 1, pp.5—6,

29 Browne, p. 110.

30 Tauer.

31 Rieu, Catalogue, pp. 208—209.

32 Blochet, pp. 304—305; Charmoy, t. I, pt. 1, pp. 6—7.

33 Martinovitch.

34 Мог ley, pp. 143—145, 147.

35 Rieu, Catalogue, pp. 209—210; idem., Supplement, pp. 64—65.

36 Veliaminof-Zernof, t. I, Preface, pp. 16—18; Chanykov, S. 29, 87.

37 Tauer.

38 Blochet, p. 305.

39 Составители каталога персидских рукописей указанного хранилища лишь отмечают, что она была подарена библиотеке в 1680 г. (см. Sachau and Ethe, pt. I, p. 169).

40 Wolkow, pp. 291—298; см. также Dorn, Das Asiatlsche Museum, S. 282, 283; Veliiaminof-Zernof, t. I, Preface, p. 18; Charmoy, t. I, pt. 1. pp. 4—5.

41 Dorn, Das Asiatlsche Museum, S. 661; Veliaminof-Zernof, t. I, Preface, pp. 18—19.

42 По свидетельству курдского ученого XIX в. Мулла Махмуда Байа-зиди, турецкий перевод Шараф-наме в его время существовал всего в двух-трех экземплярах (Архив А. Д, Жабы, стр. 79).

43 Storey, vol. I, section II, fasc. I, p. 368; Morley, p. 145.

44 Morley, p. 146 sq.

45 Руденко, стр. 84—85.

46 Barb, Vber die Kurden-Chronik von Scheref; idem., Geschichtliche Skizze; idem., Geschichte von fiinf Kurden-Dynastien; idem., Geschichte der kurdischen Fiirstenherrschaft.

47 См.: Савельев; “Русский библиографический словарь”, т. 22, СПб., 1905, стр. 535—537.

48 Charmoy.

49 См. Новичев, стр. 172, 271.

50 Charmoy, t. I, pt. I, pp. 81—298. Это интересно отметить также по тому, что обычно на немецкий перевод Хаммера (тоже отдельных глав) указывают как на единственный перевод этого произведения на европейские языки.

51 Ibid., p. 6.

52 Ibid, t. I, pt. 2, p. 120; t. II, pt. 1, pp. 135, 152 sq.

53 EI, t. II, p. 1213. В подтверждение можно привести многие примеры: Charmoy, t. I, pt. 2, p. 260 sq; t. II, pt. 1, pp. 78, 138 sq.

54 В 1843 г. в “СПб. ведомостях” был даже напечатан некролог П. С, Савельева “О жизни и трудах Ф. Ф. Шармуа”, через два года П. С. Савельевым же опровергнутый.

55 Rozhbeyani.

56 'Ауни, Шараф-наме.

57 Архив А. Д. Жабы, стр. 53.

58 Шараф-наме, перевод, стр. 407 настоящего издания (далее — Перевод).

59 См. описание древнего караванного пути: Ксенофонт.

60 EI, t. II, р. ИЗО.

61 Хутба — торжественное провозглашение имени правителя во время пятничного богослужения. Хутба и чекан монет с именем правителя являлись прерогативой только независимого правителя.

62 Перевод, стр. 422.

63 Следующий пример чрезвычайно убедительно показывает, сколь свободно чувствовали себя правители Бидлиса на своей территории. Эмир Шараф был весьма благосклонно принят шахом Исма'илом Сефевидом (речь идет о событиях до завоевания Армении и Курдистана), “был отмечен дорогими почетными халатами и грамотою на управление Бидлисом”. А некоторое время спустя, когда шахский наместник, правитель Днарбекира Мухаммад-хан, проезжал Бидлисским вилайетом, ему и его свите строжайшим образом и в довольно вызывающей форме было запрещено “посягнуть хотя бы на одного козленка, [принадлежащего] племени рузаки”, и им пришлось обменять на провиант коней и оружие (см. Перевод, стр. 450).

64 Новичев, стр. 80.

65 См. ниже, стр. 49.

66 Перевод, стр. 456.

67 Подтверждением этому могут служить завоевательные походы эмира Шарафа на районы Сиирта и Арзана. Для завоевания крепости Ахтамар (см. прим. 281) даже было построено несколько кораблей. После расправы его с племенем пазуки лишь немногие из этого племени остались в живых.

68 Перевод, стр. 465.

69 Там же, стр. 478.

70 Там же.

71 Его дед Тукмак Байандур при Хасане Ак-Койунлу стоял во главе всех эмиров ак-койунлу.

72 Сведения об авторе ограничиваются данными, содержащимися в его сочинении.

73 Архив А. Д. Жабы, стр. 77—78.

74 Перевод, стр. 76.

75 Там же, стр. 77.

76 Название явно наделено двойным смыслом: “Книга Шарафа” или “Книга славы”, т. е. славной истории правителей Курдистана.

77 Veliaminof-Zernof, t. I, Preface, p. 10.

78 Brockelmann, GAL, Bd I, S. 135—136.

79 Ibid, S. 141—142.

80 Ibid., Bd II, S. 176—177.

81 О его сочинении см. Storey, vol. I, section II, fasc. I, pp. 81—84.

82 Под таким названием, по словам Стори, цитирует этот труд Кашани Мирханд (см. ibid., pp. 78—79).

83 Ibid., section II, fasc. 2, pp. 283—287.

84 Ibid., pp. 293—298.

85 Ibid., pp. 92—101.

86 Ibid., vol. I, pt 2, pp. 954—959.

87 Ibid., pp. 784—789.

88 Анализ и оценку этого документа см. Петрушевский, Очерки, стр. 149—,153, 156—157.

89 В большинстве случаев традиция возводила их генеалогию к династиям арабского происхождения: к аббасидским халифам (правители Имадии, Чемишгезека, Килиса), Омейядам (правители Джезире) или к знатным арабским семьям (правители Сорана, эмиры племени думбули). Правители Сасуна и Бидлиса претендовали на происхождение от Сасанидов.

90 См. Перевод, стр. 215, 221, 266, 290—291, 337, 403.

91 Там же, стр. 157, ,168, 323.

92 Там же, стр. 208—210, 264.

93 Там же, стр. 382—385.

94 Там же, стр. 81—82, см. также стр. 86.

95 Там же, стр. 450, 458.

96 Петрушевский, Очерки, стр. 32.

97 Перевод, стр. 85, 455.

98 Автор дает определение территории, населенной курдами, включая обширную область от Малатии до Персидского залива. До Шараф-хана Курдистаном со времен Сельджуков именовали земли между Азербайджаном и Луристаном и районы к западу от Загроса (см. EI, t. II, р. 1130).

99 Перевод, стр. 88.

100 Там же, стр. 405.

101 Там же, стр. 175, 357.

102 Rozhbeyani, p. 1.

103 Орбели, стр. 5.

104 Марр, стр. 117.

105 Петрушевский, Очерки, стр. 31.

106 Veliaminof-Zernof, t. I, Preface, p. 9.

107 См., например, описание Джезире и Имадии у Шараф-хана (Перевод, стр. 1167—169, 176—178) и Хаджжи Халифы (Charmoy, t. I, pt. 1, pp. 150—153, 208—209).

108 Архив А. Д. Жабы, стр. 52.

109 В 1865 г. А. Д Жаба, занимавший тогда пост русского консула в Эрзеруме, переслал в Академию наук на рассмотрение рукопись выполненного им французского перевода предисловия Мулла Махмуда Байазиди (около 50 страниц, написанных рукой А. Д. Жабы). По словам А. Д. Жабы, сочинение Байазиди существовало в единственном списке.

Дальнейшая судьба этого сочинения и его перевода пока неизвестна. В коллекции курдских рукописей, собранных А. Д. Жабой (хранятся в ленинградской Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина), рукописи этого сочинения нет.

110 См. Архив А. Д. Жабы, стр. 52 и сл.

111 Minorsky, Kurdes, p. 1198 sq.; Nikitine, Les Kurdes, p. 180.

112 Edmonds, p. 8; Nikitine, Les Kurdes, p. 186.

113 В. Ф. Минорский считает это различие малоощутимым и предпочитает его полностью игнорировать (см. EI, t. II, р. 1198).

114 Архив А. Д. Жабы, стр. 53.

115 Перевод, стр. 153.

116 Там же, стр. 158.

117 Там же, стр. 213.

118 Там же, стр. 329.

119 EI, t. II, р. 1210; Edmonds, p. 9.

120 Перевод, стр. 266.

121 Шараф-хан как представитель этой династии, хорошо знакомый с ее историей, не мог не посвятить описанию Бидлисского эмирата многих страниц своей книги (почти четвертая часть первого тома издания В. В. Вельяминова-Зернова). История Бидлисского эмирата по материалам Шараф-наме может стать темой самостоятельного исследования. Действительно, в большом удельном весе сведений о Бидлисском эмирате, а также в том факте, что чем ближе к Бидлису те или иные владения, тем подробнее их описание, можно усмотреть, по словам О. Л. Вильчевского. некий “бидлисоцентризм”. Это явление проще объяснить различной степенью осведомленности автора по истории отдельных областей Курдистана.

122 Перевод, стр. 221.

123 Очевидно, его именем и был позднее назван округ, расположенный севернее округа Албак.

124 Петрушевский, Очерки, стр. 127.

125 Ф. Энгельс, Крестьянская война в Германии, — К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 7, М., 1956, стр. 348.

126 Петрушевский, Очерки, стр. 89.

127 Minorsky, Kurdes, p. 1206.

128 Перевод, стр. 221.

129 Там же, стр. 204.

130 Османо-сефевидские войны заняли в XVI в. 53 года: с 1514 по 1555 г. и с 1578 по 1588.

131 Рашид Йасими, Курд, стр. 203.

132 Nikitine, Les Kurdes, p. 185.

133 Safrastian, p. 39.

134 Заки, Хуласат та'рих, стр. 175.

135 Там же, стр. 182—183.

136 Safrastian, p. 41; Заки, Хуласат та'рих, стр. 181—190.

137 Заки, Хуласат та'рих, стр. 190.

138 Там же.

139 Там же, стр. 189.

140 Minorsky, Kurdes, p. 1206.

141 Заки, Хуласат та'рих, стр. 175.

142 Nikitine, Les Kurdes, p. 186.

143 Заки, Хуласат та'рих, стр. 184—185.

144 Архив А. Д. Жабы, стр. 58—59.

145 Перевод, стр. 320—322.

146 Там же, стр. 355.

147 Там же, стр. 299.

148 Там же, стр. 172.

149 Так, когда во время приема право первым подойти к руке государя было предоставлено правителю Имадии, Бадр-бек оставил султанский диван и уехал в свои владения, даже не попрощавшись с султаном и не испросив на то разрешения (см. Перевод, стр. 186).

150 Там же, стр. 198.

151 Рашид Йасими, Курд, стр. 206.

152 Перевод, стр. 373.

153 Литавры, барабан и знамя служили отличительными знаками великих эмиров.

154 В числе завоеваний Пир Будака Шараф-хан упоминает Солдуз, принадлежавший кызылбашам.

155 Перевод, стр. 334.

156 Там же, стр. 189, 254.

157 Niki'tine, Les Kurdes, p. 179.

158 Перевод, стр. 398.

159 Заки, Хуласат та'рих, стр. 195.

160 Интересно отметить, что это совместное выступление имело место именно в Сасунском эмирате, где три столетия спустя произошла инспирированная турецким правительством сасунская резня. Отсюда можно видеть, сколько лет упорного натравливания и раздувания взаимной вражды понадобилось турецким султанам, чтобы вызвать к жизни эти кровавые события, противоречащие духу исторически сложившихся армяно-курдских, отношений.

161 Перевод, стр. 152.

162 Эти области были даны султаном Сулайманом правителям Пало в собственность “из века в век и из поколения в поколение” (см. там же, стр. 243).

163 Там же, стр. 251.

164 Там же, стр. 337.

165 Отрывок из этого договора приводится Е. И. Чириковым (“Путевой: журнал”, приложение, стр. 649—651).

166 С тегеранским изданием 1965 г. переводчик познакомился, когда настоящая книга уже была в наборе. Поэтому все разночтения будут учтены и отмечены в предисловии к переводу II тома

Текст воспроизведен по изданию: Шараф-хан ибн Шамсаддин Бидлиси. Шараф-наме. Т. 1. М. Наука. 1967