АБУ-Л-ФАЗЛ БЕЙХАКИ

ИСТОРИЯ МАС'УДА

1030-1041

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Деятельность Абу-л-Фазла Бейхаки (По техническим причинам имена собственные, географические названия и термины на восточных языках переданы в настоящей книге в приближенной транскрипции без применения диакритических знаков.), знаменитого дебира и главы государственного секретариата, протекала в период бурных событий, совершившихся в первой половине XI в. на обширном пространстве от Кашмира до областей Персидского Ирака, от Хорезма до р. Инда, где в течение нескольких десятилетий огнем и мечом было создано громадное государство под властью династии Газневидов. Едва успев подняться до апогея величия, это раздираемое классовыми противоречиями и освободительной борьбой покоренных народов государство, спустя полстолетия с его основания уже утратило свое могущество под неудержимым натиском объединенных туркменских племен. Эту очень недолгую, но весьма знаменательную эпоху ¹ отобразил в своем историческом сочинении Бейхаки.

С той поры прошло 900 лет. Не много материальных следов осталось от эпохи первых Газневидов: одинокие развалины дворцов и мечетей, остатки мавзолеев и крепостных сооружений ², разбросанных на территории исчезнувшего государства, небольшое количество реалий, собранных в музеях. Счастливей оказались письменные памятники духовной жизни. Из созданных в то время произведений великих ученых Абу Али ибн Сины и Абу Рейхана Бируни и других сохранились до наших дней главнейшие. Уцелел и начатый несколько ранее мировой шедевр «Шах-наме» Фердовси и сравнительно большое количество стихов плеяды придворных поэтов султана Махмуда, сына его Мас'уда и их вассалов, хотя из общей массы литературы в стихах и прозе, появившейся на свет в первой половине XI в., это составляет лишь небольшую часть, прочее погибло. [6]

Пострадал, к сожалению, и написанный в начале второй половины того же столетия выдающийся труд Абу-л-Фазла Бейхаки: от него до нас дошло только около трети, все остальное было утрачено еще очень давно. Однако и уцелевший фрагмент свидетельствует о том, что автор совсем не напрасно указал в своей книге на ее внутренние достоинства. Она бесспорно является самым замечательным историческим трудом не только для своего времени, но и для более позднего средневековья, за исключением разве двух известных книг Та’рих-и-Джахан-гушаи Алааддина Ата Мелика Джувейни и Джами ат-таварих Фазлаллаха Рашидаддина, знаменитых историков монгольского периода.

Абу-л-Фазл не был зачинателем историографии на языке классического периода таджикской и персидской литературы. Исторические книги на языке фарси-дери писали уже давно, и для сочинения подобного рода произведений к годам его жизни уже установился определенный канон, строго лимитировавший их содержание в соответствии с пониманием исторической науки в те времена. Выработался и особый стиль исторического повествования на языке фарси, сжатый, сухой и бесстрастный, лишенный риторических прикрас. Суть содержания исторических книг, существовавших в его пору, Абу-л-Фазл охарактеризовал довольно метко. «В историях, — пишет он, — читают, что такой-то царь отправил такого-то военачальника на такую-то войну и что в такой-то день сразились или помирились и что этот побил того, а он сего, и на этом они разошлись».

И в самом деле, историография в странах Среднего Востока даже после арабского завоевания еще долгое время ограничивалась, главным образом, описанием жизни монархов и рассказами о походах и сражениях. Народные движения, охватывавшие огромные пространства, изображались в искаженном виде, с позиций господствующего класса. Что же касается быта народных масс или политического и экономического состояния того или иного государства, то эти вопросы писатели исторических хроник, за весьма редкими исключениями, обходили молчанием, как материю низкую, недостойную внимания читателей, которыми были преимущественно представители феодальной знати, по заказу и ради которой сочинялись исторические книги.

Совсем иначе понимал смысл и задачи бытописания Абу-л-Фазл Бейхаки. «В прочих историях, — замечает он, сопоставляя свой труд с аналогичными сочинениями других авторов, — нет такой пространности, ибо они смотрят на события проще и упоминают лишь небольшую их часть». Существовавшая в ту пору историография перестала удовлетворять Абу-л-Фазла и он, нарушая привычный канон, внес в нее ряд новшеств, которые сразу же доставили его труду превосходство над произведениями старых хронистов. Тем не менее, он все же [7] оставался сыном своего века: превозмочь целиком исстари сложившуюся в историографии традицию он не мог. В сохранившейся части его «Истории», посвященной правлению султана Мас'уда, центральной фигурой от начала до конца является названный султан в окружении ближайших советников и высших государственных чиновников. Но и тут есть черта, которая отличает нашего автора от обычного типа придворного летописца, пишущего приукрашенную историю своего повелителя ради прославления его, в чаянии получить за то награду побогаче. Абу-л-Фазл заинтересован, как будто, больше в том, чтобы труд его сделался достоянием грядущих поколений, чем его современников. «Цель моя заключается не в том, — пишет он, — чтобы рассказать людям нашей поры о жизни султана Мас'уда; они его видели и осведомлены... Моя цель состоит в том, чтобы написать достойную летопись и возвести величественное здание, так чтобы воспоминание о нем сохранилось до скончания веков».

В книге Бейхаки уже нет сухой регистрации примечательных фактов редкими, бесцветными мазками, как у предыдущих хронистов, а есть насыщенный множеством деталей и подробностей красочный рассказ о них. Он хорошо сознает действенность индивидуальных черт человеческого характера и необходимость изображения их в историческом рассказе. Персонажи его книги уже не безжизненные манекены, носящие известные имена, титулы и звания и неведомо почему совершающие те или иные поступки. У него все главные действующие лица, кто в большей, кто в меньшей мере, выступают наделенные присущими им слабостями, страстями и добродетелями и потому предстают перед нами как живые люди. Абу-л-Фазл понимает и значимость мелких, на первый взгляд, незначительных фактов и обстоятельств, которые в известный момент могут послужить непосредственным поводом и толчком к крупным, исторически назревшим событиям.

Абу-л-Фазл Бейхаки в общей сложности провел около 25 лет на службе в государственном секретариате или иначе посольском диване (диван-и рисалат), занимая последовательно должность помощника начальника и затем главы этого учреждения. Служба в этой «сокровищнице тайн», как тогда секретариат называли в обществе, естественно, ставила его в положение полной осведомленности в вопросах внутренней и внешней политики первых Газневидов. Все важные государственные документы, в том числе дипломатические, секретная шифрованная переписка со своими послами, с наместниками в оккупированных областях и с тайными и явными информаторами проходила через его руки. «Я сам переписывал набело послания к халифу, к туркестанским ханам и окрестным князьям, сам расшифровывал тайнопись», — замечает он с гордостью. Это значит, что ему поручали окончательную литературную обработку и переписывание набело [8] каллиграфически, что считалось большим искусством, черновые наброски документов, составленных его начальником и ментором Абу Насром Мишканом, и что он делал переводы тайнописи для доклада султану. Редко какому историографу выпадала возможность быть столь осведомленным о положении государственных дел как Абу-л-Фазлу, для которого не было особых причин сознательно искажать сообщаемые факты.

Значительное количество сведений, помещенных в «Истории Мас'уда», — это рассказы упомянутого Абу Насра Мишкана. Трудно «было бы найти более компетентный источник для освещения периода прошлого царствования и оставшихся для Абу-л-Фазла неизвестными фактов поры правления Мас'уда. Других своих устных информаторов он выбирал из числа свидетелей, на которых мог положиться. Называя их по имени, он рекомендует их с лучшей стороны в смысле достоверности показаний. «Как же я примусь за благословенную пору этого государя, ежели не удастся раздобыть те сведения; ведь будет обман, коль скоро они будут измышлены», — пишет Бейхаки, собираясь повествовать о детстве и юности Мас'уда. «Нелепо было бы писать что-либо похожее на неправду»... — говорит он в другом месте. Это придает его труду значение исключительно добросовестного, надежного и авторитетного источника, почему на него часто ссылались историки последующих веков, иногда цитируя его без указания имени автора. Пользуясь трудом Абу-л-Фазла Бейхаки в настоящее время, можно исправить немало ошибок и неточностей, допущенных более поздними хронистами.

Намеревался ли Абу-л-Фазл написать историю Газневидов еще задолго до того, как взялся за ее сочинение, или это делалось с какой-то другой целью, но он довольно рано начал собирать копии с. государственных документов, к которым был как-то причастен, копии с писем официальных лиц, частные письма, записи устных сообщений, сделанных ему разными людьми, записи стихов малоизвестных и совсем неизвестных в литературе поэтов и т. п. и хранить их в своем домашнем архиве. Когда же под конец своей служебной деятельности он потерпел крушение, дом его подвергся нарочитому разграблению ³ и личный его архив при этом либо погиб в общем разгроме, либо был со специальной целью изъят. На протяжении «Истории Мас'уда» Абу-л-Фазл не раз возвращается к этому печальному факту, горько сожалея об утрате дорогих ему документов. «Ежели бы мои бумаги и списки с подлинников преднамеренно не уничтожили, моя «История» предстала бы в ином виде. Да рассудит меня Аллах с тем, кто это содеял!» — восклицает он с болью.

Некоторые документы ему впоследствии все же удалось разными путями восстановить. К ним относятся копии с послания эмира [9] Мас'уда к Кадыр-хану и двух вербальных нот, отправленных с послом, копия с послания халифа ал-Каима к эмиру Мас'уду, копия с присяжной грамоты Мас’уда на верность халифу, копия с послания Мас'уда к хорезмшаху Алтунташу и копии с реляций и донесений разных должностных лиц. Абу-л-Фазл поместил их в соответствующих главах «Истории Мас'уда» и тем самым придал ей еще большую ценность.

Сверх того, что уцелевшая часть труда Бейхаки является самой полной историей периода правления Мас'уда ⁴, в ней содержится еще много интересных сведений из истории государств Саффаридов и Саманидов, а также истории периода объединения туркменских племен под властью Сельджукидов. Особо важное значение труд Абу-л-Фазла имеет для восстановления истории народов, ныне населяющих среднеазиатские республики, входящие в состав Союза Советских Социалистических Республик. Сюда относятся сообщения Абу-л-Фазла о взаимоотношениях Газневидов с Хорезмом, с туркестанскими Илеками, с Сельджукидами и туркменскими племенами. Эти отношения, выливавшиеся в форму обмена посольствами, дипломатической переписки, заключения договоров и обязательств или открытых военных действий, направленных в конечном счете Газневидами к тому, чтобы не допустить Илеков и Сельджукидов перейти через Аму-Дарью и вторгнуться в Хорасан и области к югу от Мавераннахра, описаны довольно обстоятельно, с упоминанием таких деталей, каких опять-таки нельзя найти в других источниках. Встречаются в «Истории Мас'уда» и отдельные указания на взаимоотношения туркестанских Илеков с туркменами.

Картину жизни трудового населения, крестьян и городских ремесленников Абу-л-Фазл прямо не показывает, но судить о ней можно безошибочно по необузданной тирании правителей областей, по безудержному произволу и насилию, чинимыми налоговыми чиновниками при взимании податей и всяческих чрезвычайных поборах. Об этом наш автор говорит совершенно открыто. Всякая законность грубо попиралась, чиновники действовали близко к тому, как ведет себя вражеское войско в захваченном городе, отданном ему на разграбление. В этом не остается никакого сомнения, когда читаешь места, где Абу-л-Фазл останавливается на положении в Хорасане, житнице Газнийского царства, на завладение которой в первую очередь были направлены усилия Сельджукидов. Здесь особенно неистовствовал стоявший во главе гражданского управления этой провинции Абу-л-Фазл Сури. Бейхаки знакомит читателя с примерным перечнем подарков, присланных из Хорасана ко двору Мас'уда ⁵, лично для него, в рамазане 625/1034 г. сверх установленных налогов, поступавших в местную и общегосударственную казну. Стоимость этих подарков исчислялась [10] в четыре миллиона диремов; такого рода подношения производились регулярно.

Обозрев подарки, Мас'уд обратился к финансовому чиновнику, рассказавшему этот случай Абу-л-Фазлу Бейхаки, со словами: «Добрый слуга этот Сури, будь у меня двое-трое этаких слуг, получалось бы много прибытку». — «Точно так, — ответил я, — но не решился сказать: надо бы спросить у хорасанских раиятов, благородных и простых, сколько им доставлено мучений, покуда заготавливали такие дары. Завтра объявится, каково будет последствие этого дела», — так заключил свой рассказ этот чиновник. Ответом была общая ненависть всех слоев населения в Хорасане к Сури и заодно к султану Мас'уду, потакавшему разбою своих чиновников. «Когда ему (Сури) развязали руки в Хорасане, — пишет Абу-л-Фазл, — он разорил всех вельмож и рейсов и отобрал у них без меры добра, а зло от его тиранства пало на бедняков. Из того, что он отбирает, он только пять диремов из десяти отдает султану». Сказанное можно, пожалуй, не пояснять — высшая администрация провинции грабила феодалов-помещиков и администрацию помельче, а те в свою очередь грабили трудовой народ. Отсюда понятно, что в Хорасане постоянно то тут, то там вспыхивали народные возмущения, которые правительству приходилось подавлять военной силой.

Обездоленные крестьяне и городские ремесленники покидали насиженные места и, не находя себе иного применения, все больше и больше умножали толпы нищих на базарных площадях, либо поступали в полки газиев и принимали участие в походах на Индию ⁶, а самые отчаянные и смелые пополняли ряды повстанцев или сбивались в шайки и занимались разбоем на больших дорогах. Об одной такой шайке, предводимой неким Кухандизи — правильно было бы в данном случае ее назвать не шайкой разбойников, а организованным и хорошо вооруженным отрядом партизан-повстанцев, нашедшим себе удобное для обороны укрытие в горах — рассказывает наш автор. Он же сообщает и о трагическом конце этого отряда, захваченного обманным способом в плен и уничтоженного до последнего человека по повелению султана Мас'уда.

«А знать извелась, — продолжает Абу-л-Фазл, — и начала писать, письма в Мавераннахр, посылать послов к турецким вельможам и упрашивать, чтобы они побудили туркмен занять Хорасан... У осведомителей не доставало смелости писать правду о Сури, а эмир ничьих слов о нем не слушал и любовался его чрезмерными подношениями до тех пор, пока Хорасан взаправду не пропал из-за тиранства и лихоимства Сури. Кончилось тем, что пришли неприятели и захватили Хорасан», — рассказывает Бейхаки. Не лучше было положение и в других областях, подвластных Газневидам. [11]

Кое-где в книге автор слегка приподнял завесу над жизнью мужской половины дома богатой служилой знати: много роскоши, много пьянства и извращенных нравов. Ценители изящной словесности проводили приятные часы за неизменной чашей вина, слушая декламацию стихов известных и неизвестных поэтов, экспромты, тут же сочиненные кем-либо из присутствующих, и музыку и пенье мутрибов.

Зато о жизни царского двора Абу-л-Фазл Бейхаки, прекрасно осведомленный о ней, дает читателю полное представление. В его «Истории» читатель знакомится с порядком простых и торжественных выходов султана, происходивших обыкновенно рано утром, после восхода солнца — вообще вся деловая жизнь в стране начиналась с рассветом и замирала после захода солнца; знакомится с тайными совещаниями султана с членами правительства и личными его советниками, присутствует на пышно обставленных приемах послов со всем их сложным ритуалом, узнает, как происходило награждение чиновников за служебные заслуги, как выглядело парадное одеяние султана, министров, камергеров, гвардейцев. Читатель видит, как совершаются обряды мусульманских праздников и праздников, сохранившихся как пережиток со времен культа Ахура Мазды; перед его глазами проходит открытая часть обряда бракосочетания членов царствующей династии и т. п.

За этой полной блеска и великолепия стороной жизни царского двора Абу-л-Фазл демонстрирует и другую, закулисную сторону, где жизнь протекала в атмосфере постоянной подозрительности и недоверия падишаха к своим царедворцам и царедворцев друг к другу. Здесь все проникнуто неприязнью, коварством, завистью и кознями, стремлением во что бы то ни стало выслужиться перед падишахом, оговаривая своих товарищей, и жаждой любым способом устранить соперника. Красной нитью через всю книгу проходит борьба двух партий: махмудовцев и мас'удовцев. Первые — старые соратники султана Махмуда, занимавшие при нем высокие государственные посты, и их приверженцы. После смерти султана они посадили на престол второго его сына, слабовольного Мухаммеда, не считаясь с тем, что официально наследование престола Мас'удом не было отменено. Вторые — приверженцы самонадеянного и энергичного Мас'уда, друзья его детства и юности, участники веселых пирушек, приятели из числа офицеров армии и своекорыстные авантюристы, сделавшие на него ставку еще в бытность его престолонаследником. Мас'уд, достигнув верховной власти, расправился с махмудовцами, устранив прежде всего их главу, старшего хаджиба Али Кариба и несколько других лиц, а прочих отрешив от должностей в государственном аппарате. Отсюда непрестанная глухая борьба, бесконечные интриги, заговоры. [12]

Был ли Абу-л-Фазл сторонником одной из этих партий, принимал ли участие в их распре? На этот вопрос прямого ответа в его «Истории» нет, но вникая поглубже в некоторые места его повествования, можно сделать известные выводы, которые дают довольно недвусмысленный ответ. По словам нашего автора, он в течение 19 лет был учеником и помощником Абу Насра Мишкана, прославленного главы государственного секретариата. К моменту поступления Абу-л-Фазла в это учреждение Бу Наср уже лет 10—12 служил в нем. Так, по крайней мере, явствует из слов нашего автора, когда он по случаю смерти Абу Насра в 431/1039 г. говорит, что тот умер, проработав 30 лет. Занимая при султане Махмуде высокий пост, он вместе с тем состоял в группе приближенных к султану вельмож, был верным его соратником и пользовался особым расположением и доверием султана. Об этом рассказывает не только Абу-л-Фазл, но подтверждают и другие источники ⁷. В последние годы жизни султан Махмуд круто изменил свое отношение к сыну и наследнику престола Мас'уду, которого имел основание подозревать в намерении насильственно захватить престол, свергнув или убив отца. Махмуд завещал членам правительства и близким к нему лицам после его смерти возвести на престол другого сына, Мухаммеда, не аннулировал, однако, при этом официального права Мас'уда на наследование престола. В группе сановников, исполнивших это завещание, был и Абу Наср Мишкан. Абу-л-Фазл Бейхаки все это время неотлучно находился при нем, и нет сомнения, что будучи обязан Абу Насру своим служебным положением и материальным благополучием, он безоговорочно и совершенно искренно соглашался с проводимой его патроном политикой и придерживался его мнений по всем вопросам. Следовательно, к кругу махмудовцев Абу-л-Фазл был так или иначе близок.

Когда Мас'уду, благодаря переходу на его сторону всей армии, в которой он был популярен, удалось низложить Мухаммеда и стать во главе государства, он решил продолжать ту же внешнюю политику, которую вел его отец. Не находя в рядах своих сторонников достойного кандидата на пост начальника государственного секретариата и зная, сколь высоко ценил султан Махмуд Абу Насра Мишкана за выдающиеся способности и верную службу, он решил пренебречь его участием в возведении на престол Мухаммеда и сохранить его на прежнем посту начальника государственного секретариата, а вместе с ним часть старых чиновников этого учреждения, в их числе и Абу-л-Фазла Бейхаки. При новом султане Абу-л-Фазл сумел поставить себя так, что вскоре завоевал его полное доверие. И когда Абу Наср Мишкан умер, султан даже оставил Абу-л-Фазла в должности помощника вновь назначенного главы секретариата, ярого противника махмудовцев, несмотря на усилия его выжить Абу-л-Фазла из этого [13] учреждения, пользуясь близостью к Мас'уду и своим влиянием на него. Абу-л-Фазл нигде не обнаруживает свою связь с махмудовцами и нигде не намекает на скрытое участие в борьбе с партией Мас'уда, в его словах даже подчас звучит укоризна, когда он упоминает об их происках, И все же, когда читаешь его рассказы о коварном устранении Али Кариба, о казни Хасанека, о покушении на жизнь хорезмшаха Алтунташа или о судьбе свергнутого эмира Мухаммеда, то несмотря на всю сдержанность нашего автора, невольно чувствуешь, что его симпатии на стороне этих людей. Мас'удовцы, как можно судить по некоторым, высказываниям Абу-л-Фазла, не слишком, ему доверяли и недолюбливали его, но поскольку Мас'уд ему благоволил, его терпели. Когда же после смерти этого султана на престол вступил Мавдуд, они сумели добиться его отставки, причем таким способом, что по признанию автора, он еще через 20 лет испытывал на себе отклики его.

Главным действующим лицом «Истории Мас'уда», как сказано является сам Мас'уд. Как же относился Абу-л-Фазл к нему? Какой образ этого падишаха запечатлел он в своей книге, этом «величественном здании, дабы память о нем пребыла до скончания веков»? Бейхаки начал писать «Историю» лет через восемнадцать после смерти Мас'уда, находясь в опале и не у дел. Казалось бы, что по прошествии такого срока он мог излагать свое мнение об этом падишахе и его деяниях более или менее свободно, не опасаясь репрессий. Однако, нужно помнить, что он писал в период правления двух сыновей Мас'уда, Фаррухзада и Ибрахима, и что это обязывало его из уважения к ним к известной сдержанности, в суждении об их отце и что будучи в опале, он, по его же словам, не терял надежды снова быть призванным на государственную службу, что тоже заставляло соблюдать осторожность. Мы уже сказали, что Абу-л-Фазл не менее четверти века провел на службе дипломата и вращался в придворном кругу, где всякий неверный шаг мог привести к печальным для него последствиям, что в конце концов и случилось. Это научило его осторожности и умению либо совсем скрывать свои мысли, либо высказывать их в форме, допускающей возможность различного толкования, или выражать свое мнение такими словами, что обнаружить истинный его смысл удавалось не сразу. Поэтому в его повествовании очень многое читается между строк. Как полагалось верноподданному, доброму мусульманину и к тому же царедворцу в прошлом и, возможно, в будущем, царь в его сочинении должен был быть представлен в ореоле славы, в блеске высокой доблести и всяческих добродетелей. И Бейхаки не жалеет красных слов и ярких красок и как будто старается показать читателю Мас'уда именно в таком виде, начиная с поры юных его лет. Но если хвале по адресу Мас'уда придавать тем меньше значения, чем больше ее по количеству, если, отодвинуть на задний [14] план славословие и игнорировать повторение трафаретных формул благих пожеланий при каждом упоминании имени Мас'уда, то перед читателем предстанет весьма неприглядный облик этого падишаха уже с начальных шагов его правления — это упрямый, своенравный самонадеянный и подозрительный деспот, коварный и жестокий лицемер и в то же время игрушка в руках своекорыстных советников. Внезапные порывы великодушия и добросердечия носили в нем скорей наигранный характер, скорей то было желание казаться великодушным, справедливым и добрым, ибо таково было традиционное представление о повелителе. Мас'уд, в противоположность отцу, был совершенно лишен государственного ума, он плохой администратор и оказался бездарным полководцем, когда пришлось вести войну с Сельджукидами, противником упорным и изворотливым. Ко всему тому Мас'уд был пьяница, пристрастие которого к вину обостряло дурные нравственные качества и сводило на нет хорошие.

Именно таков подлинный образ султана Мас'уда даже по внесении смягчающей поправки в это суждение, приняв во внимание кодекс морали восточного феодала. Разумеется, Бейхаки ни разу в своей книге не награждал падишаха упомянутыми эпитетами, но они неизбежно рождаются в мыслях внимательного читателя, когда он знакомится с рядом эпизодов из жизни султана Мас'уда. Достаточно вспомнить рассказ Абу-л-Фазла о том, как были устранены Али Кариб и его брат Менгитерак, рассказ о казни Хасанека, о покушении на жизнь хорезмшаха Алтунташа, о разграблении города Амуля и уничтожении пленных повстанцев, о неумном поведении Мас'уда на войне с туркменами, приведшем к катастрофе под Денданеканом, о попойке на лоне природы, где падишах одержал верх над всеми собутыльниками, влив в себя гомерическое количество вина, и наконец, о малодушном бегстве из Газны в Индию, где настиг его бесславный конец. Да и что можно было ожидать от государя, который, приглашая человека на пост везира, приказывает передать ему, что препоручает ему все дела государства, оставляя за собой только устройство развлечений, увеселений, винопитий, игры в човган и ведение войны, и что усмотрению и решению везира он никак противоречить не станет. Все это у нашего автора рассказано с большим тактом, спокойно, без следов возмущения, даже с попытками оправдать отвратительные поступки ссылками на божественное предопределение, так что обвинить автора в умышленном унижении достоинства султана и оскорблении памяти своего государя никак нельзя. И только один раз, когда Абу-л-Фазл повествует об ужасных бесчинствах и грабежах, учиненных с ведома или по повелению Мас'уда, он не может полностью подавить своего негодования и пишет: «Мне нельзя не рассказать о таких происшествиях, потому что от сего возрастает бдительность... в бытописании не [15] дозволяется искажение, переиначивание, недомолвка или словесное расточительство» ... «Все совершенные преступления и злодеяния пали на голову Бу-л-Хасана Ираки и других, но и эмиру тоже следовало бы поступать рассудительно в подобных делах. Очень мне тяжело, что с пера моего сходят такие слова, но что же делать, в бытописании нельзя считаться с лицами».

В таких же приглушенных тонах обрисованы коррупция высоких должностных лиц, расхищение государственных ценностей, преступная экономия средств на содержание армии в целях личного обогащения и т. п.

Такой манеры повествования мы у других писателей той эпохи не встречаем. Это, очевидно, на языке Абу-л-Фазла означало «выметать прах из всех углов и закоулков» и было в ту пору ново. Конечно, наш автор вымел далеко не весь прах. Едва ли он мог позволить себе написать больше, все из того же чувства самосохранения. Ведь кое-кто из его бывших противников еще оставался жив, и более доскональное разоблачение могло бы обойтись ему слишком дорого, тем более, что когда он писал свою «Историю», он был, по существу, беззащитен. Довольно и того, что он сделал, для его времени это был шаг весьма смелый.

Манера повествования Абу-л-Фазла дала повод некоторым ученым востоковедам назвать его книгу не историческим трудом в собственном смысле, а скорее правдивыми и обстоятельными, хотя и несколько бессвязными и многословными записками умного наблюдателя ⁸, мемуарами ⁹, дневником газневидского чиновника ¹⁰. По авторитетному мнению В.В. Бартольда ¹¹, труд Бейхаки есть живое отражение эпохи. Однако сам автор всюду называет свой труд словом та'рих, т. е. хроникой, историей, летописью и нам думается, «Историю Мас'уда» так и следует рассматривать, ибо тогда Абу-л-Фазл Бейхаки предстает перед нами как новатор, попытавшийся придать историографии новую форму и влить в нее новое содержание.

* * *

Известия о жизненном пути Абу-л-Фазла Бейхаки весьма скудны, как впрочем о многих других замечательных людях XI в., ученых, поэтах, государственных деятелях. Первоисточниками сведений о нашем авторе служат: Та'рих-и Бейхак («История округа Бейхак»), труд его земляка Абу-л-Хасана Али Бейхаки, известного в литературе под именем Ибн Фундук,— в этой книге, написанной через столетие (1167 — 1168 г.) после «Истории Мас'уда», составитель упомянул всех известных уроженцев этого округа, живших до него, в том числе Абу-л-Фазла, [16] как одного из самых знаменитых дебиров; составленная в первой половине XIII в. книга Мухаммеда Ауфи Джавами ал-хикайат («Собрание рассказов»), своего рода историческая хрестоматия с отрывками из разных сочинений, в том числе и из произведений Абу-л-Фазла. Некоторые извлечения из утраченных томов его труда, следующих за «Историей Мас'уда», помещенные в книге Ауфи, позволяют дополнить его биографию еще несколькими эпизодами. То немногое, что можно найти в двух названных книгах, это, в сущности говоря, все, что со стороны известно о жизни Абу-л-Фазла Бейхаки, если не считать некоторых указаний, прямых и косвенных, сделанных им о себе в «Истории Мас'уда». Сведения Ибн Фундука и Ауфи впоследствии неоднократно пересказывались вплоть до последнего времени ¹². Основные данные жизни Абу-л-Фазла, упомянутые в биографической справке Ибн Фундука, столь немногочисленны, что мы воспроизводим их ниже в переводе ¹³.

«Аш-шейх Абу-л-Фазл Мухаммед б. ал-Хусейн ал-катиб ал-Бейхаки. Он был дебиром султана Махмуда, заместителем Абу Насра, сына Мишкана; был дебиром султана Мухаммеда и дебиром султана Мас'уда; затем дебиром султана Мавдуда, затем дебиром султана Фаррухзада. Когда пресекся срок царствования султана Фаррухзада, он (Абу-л-Фазл) предпочел удалиться на покой и занялся сочинением книг. Место его рождения — селение Харисабад. Ему принадлежат сочинения Китаб зинат ал-куттаб («Книга Украшение писцов») — об этом искусстве нет другой подобной книги — и История от начала поры Себук-тегина до начала поры султана Ибрахима; он изложил их (т. е. Газневидов) историю день за днем. В ней, наверное, более 30 томов. Из совокупности их я видел несколько томов в книгохранилище Серахса, один том в книгохранилище (медресе Хатун) Махд-и Ирак и несколько томов в руках резных лиц. Но полностью (всех томов) я не видел. Убеждающая сила и прелесть его слога привлекала много жадных слушателей... Его (Абу-л-Фазла) за незаконное наложение печати (мухрзани) казий в Газне приказал посадить в тюрьму. Потом Тоггрул, ... ¹⁴ беглый гулям дома Махмудова, захватил Газнийское царство, убил султана Абдаррашида и отправил слуг государевых в крепость, в том числе и Абу-л-Фазла, которого он из узилища казия перевел в крепостную тюрьму. По прошествии небольшого времени Тогрул был убит.... ¹⁵ Зубиндаром. Срок его господства не превышал 57 дней и царство (снова) досталось потомкам Махмуда. Кончина Абу-л-Фазла Мухаммеда, сына Хусейна Бейхаки, катиба, (случилась) в месяце сафаре лета четыреста семидесятого», т. е. в августе-сентябре 1077 г.

В этой справке мы опустили только принадлежащее, по словам Ибн Фундука, Абу-л-Фазлу упоминание о страшном голоде, свирепствовавшем в 401/1011 г. в Хорасане и Ираке, его суждение о том, как надлежит жить государевым слугам и отрывок стихов в четыре [17] строки на арабском языке, якобы написанных Абу-л-Фазлом в тюрьме. В приведенной нами части биографической справки Ибн Фундука есть неточности и сомнительное место, о чем речь будет ниже.

Год рождения Абу-л-Фазла устанавливается косвенным путем. Рассказывая об одном событии 402/1011 —1012 г., он пишет что ему тогда было 16 лет, а в другом месте он отмечает, что в 450/1059 г. ему исполнилось 65 лет. Таким образом, годом рождения Абу-л-Фазла нужно признать 385/995 г. Принимая во внимание указанную Ибн Фундуком дату смерти, можно считать, что Бейхаки умер в возрасте 85 лет лунных или на 83 солнечном году. Селение Харисабад, упомянутое Ибн Фундуком, находилось в округе Бейхак, по которому Абу-л-Фазл получил нисбу. Центром этого округа, входившего в состав Нишапурской области Хорасана, был, как и сейчас, город Себзевар. О семье его ничего не известно. Бегло он упоминает своего отца, называя его ходжой, но не указывая имени. В 1025—1026 гг. отец находился в Систане и был там, по-видимому, крупным чиновником на службе султана Махмуда. Семейство, из которого происходил Абу-л-Фазл, было, надо думать, богатым, владело недвижимостью и принадлежало к знати. Это можно заключить по тому, что в государственный секретариат допускались только отпрыски знатных родов и, сверх того, прием туда был сопряжен с ценными подношениями султану.

В «Истории Мас'уда» Бейхаки ничего не говорит о своей юности, о годах, предшествовавших его поступлению в государственный секретариат. По некоторым данным можно понять, что годы его учения протекали в Нишапуре, тогда большом культурном центре, где имелись высшие богословские школы-медресе и библиотеки. В возрасте 25—26 лет, т. е. около 411/1021 г. он был принят на службу в государственный секретариат в Газне под начало Абу Насра Мишкана, и с этого момента определился его дальнейший служебный путь, путь дебира, к которому он, вероятно, готовился уже с юношеских лет. Профессия дебира была нелегкой. Хороший дебир, прослуживший ряд лет у владетельного лица и достигший зрелого возраста, оставался не только секретарем, слепо исполнявшим приказания своего повелителя, но делался вместе с тем и советником и доверенным человеком, которому поручалось исполнение различных заданий: быть секретарем, советником или даже главой посольства, отправляемого в чужую страну, вести переговоры с прибывающими из чужих стран послами, разрабатывать разные политические планы по наметкам, полученным от своего господина и т. п. Чем могущественней было владетельное лицо, тем многообразней и трудней была работа дебира. Наиболее одаренные и опытные нередко на склоне лет достигали высоких постов в государстве, их назначали на должность главы какого-нибудь ведомства или миссии. Примеров тому в книге Абу-л-Фазла немало. [18]

Требования, которым должен был соответствовать хороший дебир, были высоки. Автор «Кабус-наме», современник Абу-л-Фазла Бей-хаки, перечисляет в названной книге все необходимые качества, которыми должен обладать дебир ¹⁶. Прежде всего он должен быть на высоте образованности своего века, быть сведущим в основах существовавших тогда наук и в совершенстве владеть языками фарси-дери и арабским; он должен быть мастером эпистолярного стиля, уметь выражать мысли как можно лаконичней, но вместе с тем ясно, и не пользоваться такими речевыми оборотами и словами, которых люди уже не понимают. Дебир обязан быть красноречивым оратором и уметь применять правила риторики, уметь украшать речь и письмо подобранными к случаю цитатами из Корана и хадисов, приводить кстати аналогичные случаи из истории минувших веков, знать правила стихосложения и уметь сочинять стихи на арабском языке и на фарси, и наконец, владеть искусством каллиграфии. Кроме того, дебир должен иметь хорошую память, быстро соображать и находить нужный ответ, быстро вникать в суть дела, вести собственный дневник, быть осведомленным о делах должностных лиц вплоть до везира и хранить тайны своего повелителя. Лучшей добродетелью дебир а считалось умение держать язык за зубами.

Всеми этими качествами Абу-л-Фазл обладал. Его живой ум, широкая эрудиция, литературные способности и умение успешно выполнять возлагаемые на него поручения вскоре сделали его близким человеком Абу Насра Мишкана, его правой рукой. А в пору правления Мас'уда он снискал покровительство этого султана. Наиболее достойным кандидатом на пост начальника государственного секретариата после смерти Абу Насра Мишкана был Абу-л-Фазл, однако султан Мас'уд, воздержался от назначения его на эту должность, объясняя это молодостью лет нашего автора, хотя Абу-л-Фазлу было тогда уже 45 лет. По существовавшему в те времена обычаю, на важные государственные посты назначали только стариков, переваливших за шестой десяток. Новый начальник секретариата, Абу Сахль Завзани, глава сторонников Мас'уда и ярый недоброжелатель Абу Насра Мишкана, перенес неприязнь на Абу-л-Фазла. Совместная работа их не ладилась. Стремление Абу Сахля установить в секретариате новые порядки и вести дела не так, как их вел Абу Наср Мишкан, вскоре привело к открытому конфликту с Абу-л-Фазлом, продолжавшим держаться линии своего прежнего начальника. Абу-л-Фазл подал султану прошение об отставке от должности помощника Абу Сахля Завзани и переводе в какое-нибудь другое ведомство. Но султан отказался удовлетворить это прошение, объявил, что питает к нему полное доверие, и приказал Абу Сахлю исправить отношение к своему помощнику и заместителю. [19]

Отношения внешне как будто улучшились, но не успело царство Мас'уда кончиться его гибелью, не успел сын его Мавдуд силой оружия одолеть освобожденного из заключения брата его отца, эмира Мухаммеда, предать его вместе с сыновьями казни и сесть на престол, как служебное положение Абу-л-Фазла переменилось в худшую сторону, и он вскоре был удален из государственного секретариата. «Потому что — пишет наш автор — переменился человек. Отчасти вина лежала на мне, и наступила суровая полоса моей жизни: я еще в молодые годы попал в клетку; были совершены ошибки. Я то поднимался, то падал и испытал много мягкого и жесткого. Прошло 20 лет, и я все еще наказан, а все миновало». Что же случилось? До сих пор это остается тайной и, вероятно, останется тайной, ибо мало надежды, чтобы открылся какой-нибудь доселе неизвестный источник, который пролил бы свет на этот незначительный факт. Вероятней всего, «ошибки» Абу-л-Фазла были каким-то политическим просчетом с его стороны, иначе они не давали бы себя знать ещё через 20 лет после их совершения. О них сейчас можно строить лишь разные предположения, исходя из слов самого Абу-л-Фазла и слов историка Гардизи.

Когда читаешь о систематических неудачах Мас'уда на войне с Сельджукидами, то невольно возникает мысль о том, что причина тому кроется не только в отсутствии у султана дарования полководца, не только в дурном снабжении армии и неприспособленности ее вести боевые операции в условиях пустыни, но что была еще какая-то сила, усугублявшая и без того тяжелое положение армии, сила, которая располагала ее на таких лагерных стоянках, где нет ни воды, ни корма для животных, сила, которая всячески поддерживала в голодающих бойцах ропот и нежелание драться с противником, которая каждый раз препятствовала развитию успеха даже в редких случаях победы, выпадавшей на долю войск Мас'уда, которая, наконец, в момент решительного сражения толкнула часть войск к переходу на сторону противника, а другую часть увлекла в беспорядочное бегство. И понемногу в голову читателя приходит другая мысль, мысль о существовании заговора близких к престолу людей, которые, прикрываясь всеобщим недовольством в стране, задались целью произвести дворцовый переворот, лишив сначала Мас'уда могущества путем военного разгрома, и что заговорщики находятся здесь же, в армии. Почувствовал это или узнал достоверно и сам Мас'уд. Сейчас же после возвращения жалких остатков войск из-под Денданекана в Газну, он со свойственным ему коварством приказывает арестовать всю военную верхушку: главнокомандующего Али Дая, командующего войсками в Хорасане, хаджиба Субаши и начальника гвардии Бектугды. Тем временем сильный отряд хаджиба Алтун-таша, отправленный на усиление гарнизона Балха, на который [20] возлагали большие надежды, был в пути рассеян противником вследствие преступной беспечности.

Напряженное состояние среди войсковой старшины и лиц, окружающих Мас'уда, нарастает все сильней и достигает высшей точки в дни отъезда султана и Индию. Абу-л-Фазл, продолжая в это время официально оставаться помощником Абу Сахля Завзани, ведет себя несколько странно, как можно заключить из его же повествования. Он выступает как бы посредником между недовольной войсковой старшиной и Мас'удом, настойчиво уговаривает Абу Сахля уехать в Буст, куда его посылает султан, а сам в эти дни очень сближается с везиром Ахмедом, сыном Абдассамада, которого Мас'уд вместе с царевичем: Мавдудом и сильным отрядом войск посылает из Газны в сторону Тохаристана в виде заслона. Бейхаки уговаривается с везиром о необычайной тайнописи между ними и принимает от него ценный подарок за то, что его стараниями кедхудаем при Мавдуде был назначен зять везира. Абу-л-Фазл упоминает о последних приготовлениях султанского двора к отъезду в Индию, но ничего не говорит о том, собирался ли он сам тоже выехать из Газны вместе с двором. В дороге, как известно, гулямы сначала ограбили султанский обоз с ценностями, а затем задержали Мас'уда в одной из крепостей. Вслед за этим был провозглашен султаном его брат Мухаммед, а Мас'уд умерщвлен в заключении ¹⁷.

Возможно, что это и было целью заговора, возможно, что Абу-л-Фазл в какой-то степени был в нем замешан, за что и был изгнан из государственного секретариата, когда Мавдуду все же удалось завладеть престолом. Вскоре был отравлен в тюрьме и везир Ахмед, сын Абдассамада ¹⁸. Не менее вероятно, что были и такие заговорщики, которые стремились возвести на престол другого брата Мас'уда, Абдаррашида, человека тоже достаточно безвольного и бесталанного, «удобного» для феодальной знати. Абдаррашид во время борьбы Мавдуда с Мухаммедом согласился соблюдать нейтралитет ¹⁹, но надежды сделаться главой государства, видимо, не оставлял. Через восемь лет после смерти Мавдуда верховная власть перешла к нему и он, возможно, за помощь, оказанную ему Абу-л-Фазлом еще до воцарения Мавдуда, назначил его руководителем государственного секретариата. Это, очевидно, и был подъем в суровой полосе жизни нашего автора, последовавший за падением при Мавдуде. Может быть, его политические «ошибки», за которые он поплатился, заключались именно в причастности к указанным заговорам.

Абдаррашид правил недолго, около четырех лет, но еще до его конца: Абу-л-Фазла снова постигла беда. Как видно, в результате интриг его противников, он за «незаконное наложение печати» по приговору газнийского казия был посажен в тюрьму. Здесь мы подошли к сомнительному [21] месту в биографической справке, составленной Ибн Фундуком, верней, к сомнительному толкованию этого места и переводу его на европейские языки. Ибн Фундук говорит: *** т.е. «и его за *** казий приказал заключить в тюрьму». Переводчики решили читать мухрзани, что может означать «наложение печати», и поскольку наложение печати само по себе не есть наказуемое преступление, то, чтобы оправдать заключение в тюрьму, в переводе было добавлено еще слово «незаконное», хотя в тексте оригинала его нет. Если согласиться с таким толкованием переводчиков, то нужно будет признать, что незаконное наложение печати главой государственного секретариата на какой-то документ, а так, очевидно, и следует понимать толкование переводчиков, попадает в разряд преступлений, граничащих с государственной изменой. В таком случае, не совсем понятно, почему приговор Абу-л-Фазлу вынес городской казий. Ведь казий обычно судил воров, разбойников, мошенников, убийц и т. п. или разрешал тяжбы по гражданским искам. За подобные преступления своих чиновников, даже за более легкие, с виновным расправлялся сам султан, примеров в «Истории Мас'уда» можно найти немало. Не с большим ли основанием и не правильней ли читать мухрзани как два слова: махр-и зан-и, т. е. приданое одной, какой-то жены или женщины ²⁰. Если вспомнить, что в книге Абу-л-Фазла рассказывается не раз об интригах и кознях с участием женщин, то в данном случае логичней было бы допустить какой-то подстроенный казус с приданым, который казий разрешил по шариату, заключив виновника в тюрьму, нежели видеть здесь «незаконное» наложение печати. К тому же слово мухр — печать в «Истории Мас'уда» встречается только один раз в рассказе о Бармекидах, где оно употреблено в сложном глаголе мухр кардан (не мухр задан!) в смысле наложения печати на запертый ларец с драгоценностями. А проставление печати на бумагах, замещающее подпись, у Абу-л-Фазла всюду тавки кардан.

Пока Абу-л-Фазл находился в заключении в казийской тюрьме, султана Абдаррашида свергли и казнили вместе с 11 членами династии ²¹; престол узурпировал бывший гулям Тогрул. При каких обстоятельствах Абу-л-Фазл был освобожден из крепости, куда его перевел узурпатор, неизвестно. Но с большой долей уверенности можно сказать, что, по крайней мере, до окончания им «Истории Мас'уда», а может быть и до самой его смерти, он больше на государственной службе не состоял. Тут мы встречаемся с первой неточностью в справке Ибн Фундука. Он утверждает, что Абу-л-Фазл Бейхаки был дебиром последовательно у султанов Махмуда, Мухаммеда, Мас'уда, Мавдуда и Фаррухзада, по окончании царствования которых отстранился от дел. Имя Абдаррашида, при котором, по собственным словам нашего автора, он был главой государственного секретариата, в ряду султанов [22] опущено. В действительности же Бейхаки не состоял на службе Фаррухзада, и это видно из того, что он начал сочинение «Истории Мас'уда» в пору правления этого султана, «сидя, — как он выразился, — в углу праздности», т. е. в отставке. Это подкрепляется еще и тем фактом, что когда он прервал писание главы о событиях 424 г. х. по случаю смерти Фаррухзада, то ни словом не обмолвился о том, что служил этому султану, как можно было бы ожидать. Он даже гораздо больше прочувстованных слов высказал по адресу нового султана Ибрахима, чем по адресу Фаррухзада. Допустил ли ошибку в справке сам Ибн-Фундук или ее позднее внесли переписчики, остается неясным.

В той же справке Ибн Фундука находим и наиболее раннее указание на труды Абу-л-Фазла Бейхаки, их два: Зинат ал-куттаб («Украшение катибов») и «История от начала поры Себук-тегина до начала поры султана Ибрахима». Первый труд не сохранился и о нем ничего не известно. Вероятно, это было руководство для катибов (мн. ч. куттаб) или, что то же, для дебиров. По имеющимся сведениям, в одном частном собрании рукописей в Тегеране хранятся несколько листов с объяснением некоторых профессиональных терминов письмоводства, приписываемых перу Абу-л-Фазла. Было высказано предположение ²², что это, возможно, извлечение из названного выше руководства для катибов. Какое название дал автор второму, главному своему труду, в точности неизвестно. В справке Ибн Фундук назвал его, как указано выше, а в другом месте ²³ упомянул под названием Та'рих-и ал-и Махмуд («История рода Махмудова»). Позднее в разных источниках появились еще и другие названия: Джами ат-таварих («Сборник историй»), Джами'у фита'рихи али Сабук-тагин ²⁴ («Собрание рассказов из истории рода Себук-тегина») др. Публикуемая нами в русском переводе часть труда Абу-л-Фазла Бейхаки — Та'рих-и Мас'уди («История Мас'уда») — больше известна среди востоковедов под названием Та'рих-и Бейхаки («История Бейхаки»), что, однако, не совсем удачно, так как ее часто смешивают с Та'рих-и Бейхак («История округа Бейхак»), о которой шла речь выше.

Ибн Фундук два раза утверждает, что весь исторический труд Абу-л-Фазла составлял более чем 30 томов ²⁵, но добавляет, что всех томов полностью не видел ²⁶. Таким образом, число 30 остается все же под некоторым сомнением ²⁷. Из указанного количества томов уцелела только часть, а именно, конец пятого тома, шестой, седьмой, восьмой, девятый и начало десятого, содержащие в себе почти всю историю правления Мас'уда, по имени которого уцелевшая часть томов и была названа. Дано ли было в свое время такое название автором — сомнительно. Все прочие тома, как уже было сказано, утрачены очень рано, как и многие рукописные книги домонгольского периода. Однако следы содержания некоторых пропавших томов в виде отрывков, подчас в [23] значительно измененной редакции, встречаются в произведениях более поздних авторов: Джавами ат-таварих Мухаммеда Ауфи (635/1261 г.), Табакат-и Насири Казн Минхадж Сираджа (658/1261 г.), Маджма ал-ансаб Мухаммеда б. Али Шабанкараи (733/1333 г.), Та'рих-и Хафиз-и Абру (829/1427 г.), Асар ал-вузара Сейфаддина Укайлй (833/1430 г.) и др.

Ибн Фундук пишет, что Абу-л-Фазл в своем главном труде повествует «день за днем» историю от начала поры Себук-тегина до начала поры султана Ибрахима, т. е. историю приблизительно 80 лет. Следовательно, в первых пяти томах должна была заключаться история периода Себук-тегина и Махмуда, т. е. немногим более 50 лет, в томах VI — X — история 10 лет правления Мас'уда, а в остальных — минимум 20 томах — история 20 с небольшим лет, из которых примерно восемь лет приходятся на Мавдуда, четыре года на Абдаррашида, семь лет на Фаррухзада и остальное время на Мас'уда II, Али Абу-л-Хасана и узурпатора Тогрула. Иначе говоря, на трех самых значительных представителей Газнийской династии отводится одна треть труда, а на трех гораздо менее значительных — две трети. Явное несоответствие. Начальных и конечных томов сочинения Абу-л-Фазла нет, проверить свидетельство Ибн Фундука как будто невозможно, и читатель остается в недоумении.

Однако это недоумение легко рассеивается, если обратить внимание на две фразы Абу-л-Фазла, сказанные между прочим: «Я пишу историю пятидесяти лет, которая укладывается на нескольких тысячах листах» ... значит, уже не 80 с лишним лет, а только 50, и в другом месте: «Махмуд Варрак ²⁸ остановил свое перо в силу того, что я начал (мою «Историю») с этого (четыреста) девятого года». Итак, Бейхаки начал свой труд не с Себук-тегина, родоначальника Газнийской династии, как пишет Ибн Фундук, а с 409/1019 — 1020 г. или с 21 года правления султана Махмуда, когда тому оставалось еще около девяти лет жизни. Почему Абу-л-Фазл начал именно с этой даты, он тоже сам поясняет: «Досточтимые ученые мужи поведали историю справедливого эмира Себук-тегина от начала его отрочества ... и о тех трудных подвигах, кои были совершены им, покуда он не приобрел степень эмира в Газне и не скончался в этом высоком сане и дела перешли к Махмуду, как написали и обстоятельно изложили. Я же (написал) до конца жизни (Махмуда). То, что лежало на них, они исполнили, а то, что выпало на мою долю, я тоже исполнил в меру моего знания, покуда не дошел до этого великого государя», т. е. Мас'уда. Одним из «досточтимых мужей», о которых говорит Абу-л-Фазл, был, несомненно, Абу Наср Мухаммед ал-Утби, придворный историограф Махмуда, доведший свои труд Китаб ал-Иамини («Книга Десницы державы») ²⁹ тоже до событий 409 — 411 гг. х. А другой был, вероятно, Махмуд Варрак ³⁰, [24] написавший историю «нескольких тысячелетий» и остановивший свое перо на 409 г. х. в силу того, что отсюда начал писать свою «Историю» Абу-л-Фазл.

Пятидесятилетний период истории, о котором упомянул Абу-л-Фазл, начатый в 409/1019 — 1020 г., должен был закончиться в 459/1066 — 1067 г., т. е. охватить еще лет семь-восемь царствования султана Ибрахима, правившего 40 лет, что являлось для нашего автора частичным исполнением заветного желания: «И я, Абу-л-Фазл, пребуду в сем обманчивом, пожирающем людей мире дотоле, покуда не напишу книгу о деяниях сего царского дома и о счастливой поре этого падишаха». И эти годы правления султана Ибрахима вполне согласуются со словами Ибн Фундука о том, что труд Абу-л-Фазла Бейхаки был доведен до начала поры названного султана. С такой поправкой к сведению Ибн Фундука повествование Абу-л-Фазла распределяется по томам гораздо равномерней, отмеченная выше диспропорция в значительной мере сглаживается, и недоумение читателя исчезает.

Высказанное предположение, что Абу-л-Фазл Бейхаки, прежде чем приступить к повествованию начиная с 409 г. х., предпослал ему краткое сообщение о событиях предшествующих лет, для чего воспользовался соответствующей частью труда Махмуда Варрака ³¹, заслуживает известного внимания. Может быть именно это обстоятельство привело нашего автора к конфликту с сыновьями Варрака и заставило его перестать пользоваться этим трудом.

Дата, когда Абу-л-Фазл начал писать свой труд, узнается из его слов, что некоторые сведения о султане Мухаммеде он слышал от каввала Абдаррахмана «через семь лет после того, как начал эту «Историю», в воскресенье 11 числа месяца раджаба лета четыреста пятьдесят пятого», т. е. 10 июля 1063 г. Следовательно, начало работы падает на 448/1056 г. Известны даты сочинения некоторых мест «Истории Мас'уда». Так, к главе о казни Хасанека автор приступил, по его словам, в месяце зу-л-хиджжа 450 г. х., т. е. в январе 1059 г., а главу о событиях 424 г. х. он прервал по случаю смерти султана Фаррухзада и восшествия на престол Ибрахима 19 сафара 451 г. х., т. е. 6 апреля 1059 г. Если эти даты точны, то по ним можно заключить, что наш автор писал «Историю Мас'уда» не подряд, главу за главой, как они следуют в книге, а в разбивку. Случалось, по-видимому, так, что он начинал главу, а затем откладывал ее окончание до другого времени, ибо нельзя себе представить, чтобы примерно за три месяца, прошедшие с января до 6 апреля 1059 г., он успел написать около 11 печатных листов в нынешнем исчислении. Именно столько обнимает его повествование от начала главы о казни Хасанека до прерванного места в главе описания событий 424 г. х. Перерыв в написании этой главы, как кажется, был довольно продолжительным, и окончание ее автор [25] перенес в следующий том. Несколько раз Абу-л-Фазл говорит, что нужные сведения продолжали поступать к нему даже в процессе сочинения книги, и тогда ему приходилось возвращаться назад к уже написанным рассказам и делать в них дополнения, как например, со сведениями, полученными от каввала Абдаррахмана в 1063 г. В каком году Абу-л-Фазл кончил писать «Историю Мас'уда», сказать трудно. Как видим, в 1063 г. он еще продолжал над ней работать, но над какой ее частью, установить невозможно.

Поскольку Абу-л-Фазл писал, главным образом, о том, что видел и пережил сам или лично слышал от свидетелей, то у него не было нужды обращаться к сочинениям других авторов. Только в тех случаях, когда он рассказывает о событиях отдаленного прошлого, он ссылается на источники, откуда почерпнул сведения, чаще всего не называя их ближе и ограничиваясь лишь указаниями, вроде следующих: «в преданиях о халифах дома Аббасова я читал, что».., или «я, Абу-л-Фазл, просмотрел множество книг, особливо преданий, и позаимствовал из них»..., или «в исторических книгах говорится»... и т. п. Но кое-где читатель встречает и конкретное указание на источник. Так, приступая к очень интересной главе о Хорезме, он пишет: «За долгое время до этого я видел книгу, написанную рукой устада Абу Рейхана ³²,а он был человек столь сведущий в словесности и понимании сущности вещей, в геометрии и философии, что в его пору другого подобного ему не было, и он ничего не писал наобум. Я говорю столь длинно, чтобы стало ясно, сколь я был осторожен в этой «Истории» ... И ниже: «Повествуя о Хорезме, я признаю за лучшее начать с истории дома Ма'мунова, по преемственной связи с Абу Рейханом, который поведал» ... Далее следует краткий проспект виденного Абу-л-Фазлом труда Бируни по истории Хорезма. Затем, после слов: «Абу Рейхан писал так»... следует отрывок повествования от лица Бируни, в виде прямой его речи. О том, что Абу-л-Фазл в главе о Хорезме воспользовался материалом из недошедшей до нашего времени книги великого среднеазиатского ученого Абу Рейхана Бируни, в востоковедческой литературе отмечалось неоднократно ³³. Наиболее подробные сведения об этом заимствовании привел в свое время В. В. Бартольд, опубликовав исторические факты, сообщаемые Абу-л-Фазлом Бейхаки по книге Бируни. Но, если мы не ошибаемся, до настоящего времени не было обращено внимания на форму самого заимствования, между тем как она вызывает к себе интерес, поскольку является прямой цитатой слов самого Бируни. Во всех известных списках «Истории Мас'уда» книга Бируни названа Машахир Хваризм, т е. «Знаменитые люди Хорезма», тогда как в биографическом словаре Якута ³⁴, где помещен перечень трудов Бируни в области гуманитарных наук, упоминается вместе с другим несохранившимся сочинением его Китабу та'рихи айами-с-султани Махмуд еа ахбари [26] абих («История дней султана Махмуда и предания об отце его»), труд под названием Китаб ал-мусамара фи ахбари Хваризм («Беседа относительно известий о Хорезме»). Несомненно, что оба названия относятся к одному и тому же труду: Якут почти дословно цитирует слова Бируни о глубоком к нему уважении Абу-л-Аббаса Ма'муна, как к ученому, с теми же арабскими стихами и ссылкой Бируни на предание о таком же отношении халифа Ма'муна к Сабиту б. Курра, как и в «Истории Мас'уда» Абу-л-Фазла Бейхаки.

Известно, что в предисловии к своему труду по фармакогнозии Китаб ас-сайдана фи-т-тибб Абу Рейхан Бируни очень резко отозвался о языке фарси, как равно и о родном ему хорезмском ³⁵, в смысле их совершенной непригодности для сочинения научных книг. Для ученых трудов, по его убеждению, годился только арабский ³⁶. Действительно, все дошедшие до нас труды его написаны на этом языке ³⁷. Отрывок же из его истории Хорезма, помещенный в книге Абу-л-Фазла Бейхаки, передан на фарси-дери. Значит ли это, что Бируни не столь уж строго придерживался правила создавать научные произведения исключительно на арабском языке, тем более, что в его время другие ученые все же писали свои труды и на языке фарси-дери? Дать решительный ответ на основании лишь небольшого отрывка, воспроизведенного к тому же в чужом труде, было бы несколько рискованно.

Если Бируни написал историю Хорезма на арабском языке, то Абу-л-Фазлу Бейхаки, владевшему этим языком очень хорошо, часто цитирующему арабские стихи, подчас вставляющему даже в собственное повествование целые пассажи на арабском языке, казалось бы, не было никакой нужды цитаты из книги Бируни переводить на фарси. Ведь не сопровождал же он переводом помещенные в «Истории Мас'уда» пространные документы, составленные на арабском языке. На первый взгляд, сказанное говорит как будто за то, что история Хорезма была составлена автором на фарси. Однако то обстоятельство, что прямая речь Абу Рейхана у Бейхаки по стилю и лексике нисколько не отличается от части главы, не заимствованной у Бируни, и вообще, от всех прочих глав «Истории Мас'уда», дает основание полагать, что Абу-л-Фазл, не имея под рукой книги Бируни («я видел книгу Бируни задолго до этого»...), лишь пересказывает по памяти соответствующие места из написанного по-арабски произведения Абу Рейхана. Абу-л-Фазла интересовал, главным образом, Хорезм эпохи первых Газневидов, точнее, события периода времени, непосредственно предшествовавшего завоеванию его султаном Махмудом, и самого, завоевания, т. е. приблизительно до 1018 — 1020 гг. Поэтому в сделанном им кратком резюме содержания книги Абу Рейхана Бируни он мог и не упомянуть о периоде истории Хорезма до последнего Ма'доунида, который, возможно, в книге имелся. [27]

Называет Абу-л-Фазл и другой использованный им источник — известный перевод Ибн Мукаффы со среднеперсидского языка книги Хватай-намаг, которая помогла ему при рассуждении о некоторых обычаях царей. Наконец, в той же главе о Хорезме он упомянул еще один источник, назвав его Кутуб сийар ал-мулуки аджам («Книга жизнеописаний персидских царей»), но под ним он подразумевал, по всей вероятности, тот же перевод Ибн Мукаффы.

* * *

Задумав написать историю первых Газневидов, Абу-л-Фазл Бейхаки вменил себе в обязанность, как уже говорилось выше, описывать события и факты не так, как это делалось в исторических книгах до него. С этой целью он не только расширил существовавшие раньше рамки исторического повествования и вложил в него новое содержание, но придал ему и новую форму. В результате, благодаря его достоинствам отличного стилиста, писательскому таланту и литературному вкусу появилась на свет не только насыщенная разнообразными фактами правдивая летопись, как можно судить по «Истории Мас'уда», но одновременно и замечательное для той эпохи произведение художественной прозы. Подчас даже становится трудно решить, какому аспекту его труда отдать преимущество: историческому или литературному.

Старейшие литературные памятники в прозе ³⁸ на языке фарси-дери относятся к X в. ³⁹ По сведениям, которые можно почерпнуть в более поздних источниках, количество литературы на этом языке в то время было довольно значительно, но до наших дней дошло, в общей сложности, лишь около полутора десятка произведений, большей частью научного содержания. Как можно судить по этим книгам, появившимся на свет по преимуществу в государстве Саманидов, сочинения в прозе в ту пору писали еще очень простым языком. Автор ограничивался передачей только «голого факта» и не упоминал ничего такого, что не имело прямого касательства к делу. Простота языка прозы находила свое выражение в несложном синтаксическом строе предложений, в ограниченности словарного состава и в отсутствии риторических украшений речи. Следы влияния арабского языка были еще очень слабо заметны и процент проникших в нее арабских слов был ничтожно мал ⁴⁰.

После распада государства Саманидов и возникновения Газнийского царства политические и культурные связи последнего с Багдадом, особенно вошедшего в его состав Хорасана, значительно усилились. Сближение первых Газневидов с дским халифатом в [28] поисках союзника против тюркских народов Средней Азии и введение при султане Махмуде в 1010 г. закона о составлении правительственных актов, дипломов, жалованных грамот и т. п. на арабском языке и произведении на этом же языке переписки государственного секретариата вызвали среди интеллегенции повышенный интерес к арабскому языку и литературе. С этого времени влияние их на язык фарси-дери и создаваемую на нем литературу в прозе стало проявлять себя гораздо заметней.

Хотя до сих пор не было обнаружено ни одного литературного памятника в прозе на фарси-дери, относящегося к первым десятилетиям XI в., быть может, вследствие некоторого упадка литературной деятельности в этой отрасли, однако по нескольким произведениям второй половины XI в. можно установить, что усилившееся влияние арабского языка сказалось далеко не сразу. Прозу на фарси-дери продолжали сочинять в старинной манере еще до самого конца этого века. Именно в такой манере были написаны около половины XI в. книги Зейн ал-ахбар Гардизи и Та'рих-и Систан и созданные во второй половине этого же века произведения Насир-и Хусрова. В той же старинной манере продолжали писать и суфийские книги. Лишь в XII в. эта манера уступила место заимствованному от арабской литературы витиеватому стилю (сабк-и фанни ⁴¹), развившемуся в ней еще в минувшем столетии. В этом стиле в первой половине XI в. написал по-арабски свой труд Китаб ал-Йамини Мухаммед б. Абдалджаббар Утби, придворный историограф султана Махмуда.

Однако во второй половине XI в., наряду с прозой в духе прошлого века, на языке фарси-дери вышли в свет четыре книги, которые по стилю и манере резко от нее отличались и сразу приковали к себе внимание образованных слоев общества. То были книги: «Макамы Абу Насра Мишкана» и «История» Абу-л-Фазла Бейхаки, «Кабус-наме» Унсур ал-Ма'али Кабуса и «Сийасат-наме» Низам ал-мулька ⁴². Известный иранский поэт и филолог М. Бехар (1880—1951) в трехтомном полезном и интересном труде о развитии персидской стилистики с древнейших времен ⁴³ посвятил анализу синтаксиса, стиля и лексики названных четырех книг отдельную главу и обстоятельно показал в ней то новое, что они содержат в себе в указанных областях по сравнению с «саманидским», по выражению Я. Рипки, стилем.

Повествовательная речь Абу-л-Фазла прежде всего гораздо пространней старой прозы. Предложения у него более многочленны, сочинение и подчинение их сложней. Для придания большей ясности повествуемому предмету и уточнения его содержания и для того, чтобы подчеркнуть качества и свойства действующих лиц, он вводит в литературный обиход слова и выражения, которые до него не употреблялись. Его словарный состав значительно расширен, главным [29] образом, за счет арабской лексики, которая достигает у него уже десяти процентов ⁴⁴. Он часто употребляет всевозможные эпитеты, поговорки и пословицы как на фарси-дери, так и на арабском языке, так что если бы повествование Абу-л-Фазла Бейхаки изложить в стиле Табари-Бал'ами ⁴⁵, то две трети слов пришлось бы отбросить ⁴⁶. Однако пространность речи нашего автора отнюдь не досужее многословие, у него лишних слов нет, все они на месте и помогают отчетливо вообразить рисуемую им картину, хотя автор несколько раз в своей книге выражает опасение, что он излишне растягивает повествование и может наскучить читателю. Опасение совершенно напрасное, его рассказ столь увлекателен, что читатель не только не замечает каких-либо длиннот, но скорей сожалеет, что не находит в книге еще больших подробностей. Автора можно было бы, пожалуй, упрекнуть только в том, что он иногда отклоняется от темы, считая долгом помянуть близких ему приятелей, имена которых называются в ходе повествования. Но автор и сам чувствует некоторое неудобство таких отступлений и извиняется перед читателем, говоря, что не может не помянуть друзей из чувства уважения к ним.

Абу-л-Фазл в «Истории Мас'уда» прибегнул и к некоторым риторическим приемам с целью украсить и придать живость повествованию. Труд его представляет собой летопись, где в последовательном порядке, год за годом, описаны совершившиеся события и происшествия. Погодные записи являются как бы основными главами книги ⁴⁷. Часть этих основных глав содержит выделенные особыми заголовками рассказы ⁴⁸ в более подробном изложении о каких-нибудь значительных событиях данного года, или вставные рассказы-аналогии, приведенные к случаю из истории прошлых веков. К последним относятся рассказы о Бузурджмихре, о Харун-ар-Рашиде и Яхье Бармеки, о Харун-ар-Рашиде и двух подвижниках, об Абдаллахе, сыне Зубейра и Хаджжадже и др. В этих рассказах, главным образом, и проявил себя писательский талант Абу-л-Фазла. Современные нам иранские филологи и литераторы ⁴⁹, которым мастерство нашего автора близко и понятно в силу интуитивного восприятия красот родной речи, хотя и ставшей теперь архаичной, единодушны в высокой оценке стиля Абу-л-Фазла, образности его языка и умения вести рассказ живо и увлекательно. Словом, они единодушны в признании его фасахат ва балагат, т. е. убеждающей силы и красоты слога и чистоты языка, которую отметил Ибн Фундук еще 800 лет тому назад. А один из них, известный литературовед и критик ⁵⁰, в тридцатых годах текущего столетия даже писал, что еще не читал в лучших образцах творчества поэтов и. сочинениях писателей-романистов ни одного бейта и ни одной строки, которые по своей прелести и производимому впечатлению были бы равны слову Фердовси или походили на произведение Бейхаки. [30]

Повествование Абу-л-Фазла Бейхаки от начала до конца выдержано в реалистическом духе, особенно батальные сцены. В них нет обычных для историографов восточного средневековья гипербол, упоминания о «несметных полчищах витязей, от топота коней и стука мечей которых меркнет солнце, содрогается земля и текут реки крови». Наоборот, у нашего автора на поле сражения все происходит довольно буднично и потому правдиво. Подчас он достигает высоких ступеней драматизма, как например, в главе о казни Хасанека, в повести об Афшине и спасении от него Абу Дулефа и др. Тон всего повествования чрезвычайно привлекает и располагает к себе читателя.

Часто наш автор в подражание арабской прозе цитирует в подходящих местах стихи. В отличие от прежней прозы у него представлены не только стихи, имеющие прямое отношение к повествуемой истории или составляющие органическую часть ее, или стихи Корана, а поэтические иллюстрации, имеющие цель подкрепить или доказать какой-нибудь сообщаемый факт, или сделать внушительней совет и наставление, обращенные к читателю. К цитатам из поэтических произведений у Абу-л-Фазла большая склонность, причем он явно отдает предпочтение стихам, написанным арабами и иранцами по-арабски. Из 23 поэтов, названных по именам, только семь представлены стихами на фарси-дери: Рудаки, Дакики, Унсури, Мас'уд Рази, Ма'руфи, Абу-л-Фазл Джумахи и Абу Ханифа Искафи. Из арабских поэтов чаще других цитируется популярный Мутанабби, затем Абу-л-Атахийа, Аттаби, Хутай'а, Абу Нувас и другие, из неарабов, писавших по-арабски: Абу-л-Фатх Бусти, Абу Исхак Саби, Абу Сахль Завзани и др. Из 15 случаев анонимных стихов, в подавляющем большинстве арабских, очень возможно, что некоторая часть принадлежит самому Бейхаки, не чуждому, как было замечено, поэтическому искусству. Интересно отметить, что Абу-л-Фазл нигде в своей книге не привел стихов придворных поэтов Махмуда и Мас'уда. Исключение составляют лишь начальные строки касыды «царя поэтов» Унсури, которые наш автор цитирует в главе о Хорезме по случаю одержанной Махмудом победы. Отсутствие в его труде стихов поэтов придворного круга Абу-л-Фазл в одном месте объясняет тем, что стихи эти хорошо известны из дивалов их авторов и цитирование их только растянуло бы его труд.

Абу-л-Фазл рассказывает, что по возвращении остатков разбитого войска Мас'уда из-под Денданекана в Газну у него появилось желание сочинить книгу, где бы разгром был описан не в столь мрачных красках. В этой книге, по его мысли, проза должна была перемежаться стихами, но в течение 20 лет, прошедших после катастрофы, он среди поэтов-современников не мог найти ни одного достойного этой работы, И только начав писать «Историю Мас'уда» ему довелось познакомиться с факихом Абу Ханифой Искафи, о способностях [31] которого слышал раньше. В нем он, наконец, нашел подходящего поэта и попросил его сочинить стихи для предполагаемой книги, а также касыду, в которой бы описывалась смерть Махмуда, воцарение Мухаммеда, приход из Исфагана Мас'уда и дальнейшие события. Абу Ханифа Искафи выполнил этот заказ блестяще, по отзыву Абу-л-Фазла, и он поместил его произведения в соответствующих местах «Истории Мас'уда». Касыда, помещенная на стр. 263 — 267, сохранилась со столь многими дефектами, что подготовители последних изданий текста «Истории Мас'уда» оказались не в силах ее поправить ⁵¹. Поэтому мы решили воздержаться от перевода ее на русский язык и повторить ее в таком виде, как она напечатана в издании Гани и Файйаза.

Абу-л-Фазл несколько раз употребляет слово макама, прилагая его к некоторым рассказам в его книге. Однако у нашего автора это [Не приключенческая новелла, написанная с риторическими изощрениями в рифмованной прозе, с вкрапленными в нее стихами, со сверкающими блестками юмора и остроумия в духе Бади аз-замана Хама-дани (ум. 398/1007), с которой Абу-л-Фазл, как человек высоко образованный и любитель изящной словесности был несомненно знаком. У него макама скорей в более раннем ее значении, в котором была известна в арабской литературе еще века за два ⁵² до появления на свет «Истории Мас'уда», а именно, в значении рассказа о беседе по различному поводу и на разные темы между чем-то замечательными мужами. Но верней всего, термин макама у Абу-л-Фазла не есть обозначение особого литературного жанра, у него это попросту рассказ, написанный живой повествовательной речью, без вычур и без стихов, со слов собеседника. Так, например, макамами он назвал рассказ о детстве и юности эмира Мас'уда, написанный со слов Абу Са'ида Аб-далгаффара, в юных годах находившегося в окружении этого царевича, и рассказы о покушении на жизнь хорезмшаха Алтунташа и инциденте с факихом Абу Бекром Хусейри, написанные со слов Абу Насра Мишкана. Но аналогию к последнему рассказу, которая следует непосредственно за ним и которую наш автор заимствовал из книжного источника, он назвал не макамой, а хикайат, т. е. Просто рассказ, повесть.

Здесь необходимо сказать несколько слов об одной недошедшей до нас книге, так называемой Макамат-и Абу Наср-и Мишкан, т. е. Макамы (рассказы) Абу Насра Мишкана, авторство которой до последнего времени оставалось не совсем ясным. Некоторые были склонны считать ее составителем Абу Насра Мишкана, другие — Абу-л-Фазла Бейхаки ⁵³. Фрагменты этой книги сохранились в нескольких произведениях более поздних писателей, в частности, в книге Асар ал-вузара Сейфаддина Укайли, который в списке источников, привлеченных; им для составления своего труда ⁵⁴, прямо приписывает [32] авторство Макамат-и Абу Наср-и Мишкан Абу-л-Фазлу Бейхаки. И он, несомненно, прав. В рассказе, написанном опять-таки со слов Абу Насра Мишкана, о приглашении султаном Мас'удом ходжи Ахмеда, сына Хасанг Мейменди на пост везира, Абу-л-Фазл, доведя повествование до заключения соглашения между эмиром и везиром, замечает: «Содержание присяжной грамоты и соглашения мною уже приведено в Макамах Махмуди, которые я сделал, в «Книге макам», и здесь не повторяю, потому что слишком растянулось бы».

То обстоятельство, что рассказ написан со слов Абу Насра Мишкана и является, следовательно, такой же макамой, как и его рассказы, упомянутые выше, что сам Бейхаки говорит о включении текста соглашения и присяжной грамоты в сочиненную им «Книгу макам» и что, наконец, Сейфаддин Укайли воспроизвел эти два документа в своем труде (см. Приложение II и III), как заимствованные из книги Макамат-и Абу Наср-и Мишкан, позволяет без колебаний признать автором этой книги Абу-л-Фазла Бейхаки. Авторство его подтверждается еще и тождеством стиля фрагментов «Книги макам» и «Истории Мас'уда». Макамы, как можно судить по сказанному, представляли собой сборник рассказов Абу Насра Мишкана, записанных и обработанных нашим автором. Как явствует из его слов, он составил его раньше «Истории» и, по-видимому, посвятил памяти своего начальника и учителя. Неясно остается только, почему книга названа Макамат-и Махмуди. В другом месте «Истории Мас'уда» Абу-л-Фазл в связи, со смертью Абу Насра Мишкана пишет: «Его деяния, сообщения и обстоятельства жизни таковы как упомянуто в «Макамах» и в сей «Истории», имея в виду все ту же книгу Макамат-и Абу Наср-и Мишкан. Однако на этот раз к слову макамат эпитет махмуди добавлен только в тексте, изданном Адибом Пешавери ⁵⁵ (см. ниже), и это вносит в смысл известную путаницу. Название Макамат-и Махмуди могло бы относиться лишь к одной или ряду глав одного из утраченных начальных томов труда Бейхаки, отведенных султану Махмуду, подобно тому, как в «Истории Мас'уда» есть макама о нем. Очевидно и в первом случае тоже не обошлось без чьей-то приписки. Сама фраза «приведено в Макамах Махмуди, которые я сделал, в «Книге макам»... вызывает сильное подозрение, что эпитет махмуди в ней не на месте.

Существует мнение ⁵⁶, что на Абу-л-Фазла Бейхаки настолько сильно повлиял арабский язык, что автор с «большой охотой» сочетал слова в предложения по правилам арабского синтаксиса и что поэтому в «Истории Мас'уда» имеется изрядное количество предложений, которые можно было бы перевести с фарси на арабский, нисколько не изменяя порядка их членов. Не отрицая известного воздействия арабского языка на ираноязычную литературу XI в. и, в частности, на произведения Абу-л-Фазла Бейхаки, согласиться с подобным мнением [33] все же весьма трудно, ибо невозможно допустить, чтобы влияние арабского языка в указанном смысле сказалось бы особо сильно на Бейхаки, в меньшей мере еще на двух-трех писателях, а остальных бы не затронуло. Ведь есть же произведения в прозе XI в., созданные после Бейхаки, где «арабские предложения» представлены в гораздо меньшей мере, как в Кабус-наме и Сийасат-наме, или в Сафар-наме Насир-и Хусрова, где их нет совсем. А позднее, в XII и XIII вв., когда в историографии стало особо сильно заметно влияние изобретенного арабами вычурного стиля, синтаксический строй все же сохранился присущий фарси-дери.

Не говоря уже о невероятности искусственной пересадки синтаксиса чужого языка на родной, упомянутое мнение противоречило бы безусловно верному утверждению цитированных выше филологов о литературном вкусе Абу-л-Фазла и красоте его слога, потому что коверкание синтаксического строя родной речи никак не могло бы быть воспринято ни современниками автора, ни позднее, как красноречие. Необычные для книжного фарси-дери синтаксические конструкции, кстати сказать, и сейчас возможные в эмоциальной речи ⁵⁷, по-видимому, все же другого происхождения, но какого именно, сказать пока трудно за неимением достаточного количества письменных памятников с аналогичным строем предложений, которые можно было бы исследовать в этом направлении. Не следует упускать из виду, что о локальных особенностях говора Газны X — XI вв., где Абу-л-Фазл создавал свои труды, ничего не известно.

Стиль и манера Абу-л-Фазла Бейхаки, к сожалению, не привились в литературной прозе на языке фарси-дери и в последующие эпохи к ним не возвращались.

* * *

Число известных списков «Истории Мас'уда» сравнительно невелико. Часть манускриптов хранится в библиотеках разных европейских стран, Ирана, Турции, Египта и Индии, часть находится в руках частных владельцев. В нашей стране три списка хранятся в Ленинграде ⁵⁸. Старейшие списки, над которыми приходилось работать востоковедам, относятся к XVII в. Рье датирует две принадлежащие Британскому музею рукописи XVI в. ⁵⁹. Более ранних списков до сих пор обнаружено не было. Далеко не во всех списках указана дата их исполнения, и относительный возраст определяется по палеографическим признакам. Самые поздние экземпляры переписаны в XIX в. Таким образом, со времени написания труда Бейхаки до дней исполнения наиболее старых списков прошло не менее 500 — 600 лет. За этот долгий период [34] времени авторский текст «Истории Мас'уда» разделил судьбу всех древних рукописей: в процессе многократной переписки он испытал на себе замену устаревших, малопонятных слов, отдельных выражений и некоторых грамматических категорий употребительными в пору жизни переписчиков, искажение, а иногда пропуск фраз, непонятных им. Однако, если сопоставить текст различных изданий труда Абу-л-Фазла Бейхаки, опубликованных за минувшее столетие, о которых речь будет ниже, то придется признать, что по сравнению с некоторыми другими древними письменными памятниками дело с текстом «Истории Мас'уда» обстоит все же благополучно. Ни модернизация его, ни приспособление к локальным языковым особенностям не внесли больших изменений; архаизм первоначального текста, в общем, сохранился и историческое содержание его не пострадало. Но привлекать даже последние публикации текста «Истории Мас'уда» в лингвистических работах можно, конечно, только с большой осмотрительностью и оговорками.

Все рукописные экземпляры труда Бейхаки можно разделить на две группы: списки индийского происхождения и списки иранского происхождения. Каждая из этих групп имеет свои достоинства и недостатки. Индийские списки в меньшей степени подверглись произволу со стороны переписчиков и, следовательно, текст их ближе к оригиналу. В них отсутствуют переводы на фарси документов, написанных по-арабски. Переводов этих, наверное, не было и в авторском тексте. Зато в арабской прозе и стихах в индийской группе много неправильностей. В списках иранского происхождения, наоборот, арабский текст гораздо исправней, зато к тексту повествования на фарси-дери переписчики приложили руку значительно больше. Уцелевшая часть труда Бейхаки начинается с письма царедворцев султана Мухаммеда к эмиру Мас'уду. Уже после утраты начальных томов для лучшего понимания читателей было добавлено анонимное предисловие-резюме предыдущего повествования. В индийской группе списков этого предисловия либо совсем нет, либо оно составлено кратко. В иранской же группе предисловие более пространно, как в издании текста, с которого нами исполнен русский перевод. Степень внешней сохранности известных списков тоже различна. Чаще всего у них отсутствуют начальные и конечные листы.

В первый раз текст «Истории Мас'уда» был издан ровно сто лет тому назад в Калькутте. Книга появилась в серии публикаций Азиатского общества Бенгала. Текст был подготовлен английским ориенталистом В. Морлеем ⁶⁰, но выпущен в свет уже после его смерти. Для текстологической работы было привлечено несколько списков труда Абу-л-Фазла Бейхаки. В основу был положен список XVI в. индийского происхождения. Ныне он хранится в Британском музее и описан в [35] каталоге Рье ⁶¹. Издание исполнено типографским способом. Текст в общем подготовлен тщательно, без неоправданных правок, но отсутствие в книге примечаний, комментариев и указателей — весь научный аппарат ее заключается в кратком предисловии и немногих указаниях на разночтения по подсобным спискам — чрезвычайно затрудняет пользование ею.

Через 25 лет с лишним издание текста «Истории Мас'уда» было повторено в Тегеране литографским способом. Подготовителем и комментатором текста явился иранский ученый Ахмед Пешавери ⁶², известный также под именем Адиб Нешавери. Для подготовки текста он пользовался изданием Морлея, но основой для него служила рукопись, которую он не назвал. В его распоряжении имелись еще и другие списки. Подготовленный текст был каллиграфически переписан почерком насх, но без интервалов между словами и предложениями. Примечания, сделанные рукой самого Адиба Пешавери, написаны вкривь и вкось, иногда кувырком, нечетким почерком. И то и другое сильно затрудняет чтение людям, малоискушенным в чтении рукописей. По сравнению с предыдущим изданием в нем содержится гораздо больше пояснительных примечаний, но поскольку они не подкреплены ссылками на какие-либо источники, то много теряют в своей ценности. Кроме того, подавляющее количество их, по существу говоря, не имеет никакого отношения к публикуемому тексту «Истории Мас'уда». В тексте можно найти немало произвольных правок издателя. Отсутствие в книге указателей тоже является большой помехой в пользовании ею.

После выхода в свет тегеранской литографии о труде Абу-л-Фазла Бейхаки как будто забыли, и только акад. В. В. Бартольд на рубеже прошлого и текущего столетий широко воспользовался этим ценным историческим источником для своего выдающегося исследования «Туркестан в эпоху монгольского нашествия». Потом опять наступает волоса затишья. Лишь в тридцатых годах в Иране, в связи с некоторым оживлением в деле публикации рукописных памятников старины, снова возник интерес к нашему автору и его произведению. Появились статьи в периодической печати, за ними работа М. Бехара об истории развития персидской стилистики, в которой были отмечены литературные достоинства «Истории Мас'уда», после чего, почти через полстолетия, прошедшего от выхода в свет литографии Адиба Пешавери, в Тегеране, в 1319/1941 г. литературоведом и писателем Са'идом Нафиси был опубликован первый том нового издания труда Бейхаки ⁶³. Издатель поставил себе целью опубликовать текст «Истории Мас'уда» на высоте требований современной науки и устранить, по возможности, недостатки предыдущих печатных изданий. Однако после выхода первого тома издание второго затянулось на долгое время. Он увидел [36] свет лишь в 1325/1947 г., а заключительный, третий том, — в 1332/1954 г. Это издание, конечно, много лучше двух ранее вышедших, однако на высоте современной науки оно все же не оказалось вследствие, как нам кажется, недостаточной организованности труда издателя. В основу был положен текст издания Морлея, а в качестве подсобных источников были взяты два экземпляра издания Пешавери с соображениями и примечаниями, сделанными их учеными владельцами. Часть примечаний в этом издании перенесена из тегеранской литографии, часть принадлежит Са'иду Нафиси. Комментарии издателя носят несколько бессистемный, как бы случайный, характер, но некоторые сделаны весьма обстоятельно.

Пока тянулось издание СН, в Тегеране же, в 1324/1945 г. вышла в свет еще одна публикация текста «Истории Мас'уда», осуществленная профессорами Тегеранского университета Гани и Файйазом ⁶⁴. Получив задание подготовить для учебных целей историческую хрестоматию, они, работая над текстом Бейхаки, настолько увлеклись им, что решили издать его отдельной книгой. Для этого они воспользовались всеми ранее выпущенными изданиями и двумя списками, которые еще для этой цели не привлекались. Подготовители издания не ставили перед собой слишком высоких задач, хорошо сознавая трудность их успешного решения. Однако в конечном счете их работа оказалась наиболее удачной. Издатели не положили в основу ни одной из упомянутых выше публикаций и ни одной рукописи, а критически оценивая всю проделанную до них текстологическую работу, составляли текст по методу отбора. Текст их издания получился вполне надежный. Что касается примечаний, то они менее многочисленны. Приложенные в конце книги комментарии, авторы, к сожалению, нашли нужным сократить, чтобы не превысить намеченный объем книги. В отличие от прочих в этом издании имеется ряд указателей, что придает ему особую ценность. С этого издания сделан наш перевод.

Полного перевода «Истории Мас'уда» на европейские языки до сих пор не существовало. Пересказ и перевод отдельных отрывков можно найти в уже упомянутом выше исследовании В. В. Бартольда, впоследствии переведенном на английский язык. В 1939 г. вышел в свет сборник «Материалы по истории туркмен и Туркмении» ⁶⁵, в котором представлены извлечения из текста «Истории Мас'уда», содержащие в себе сведения о борьбе Газневидов с Сельджукидами. Перевод цитат в книге В. В. Бартольда и перевод извлечений в «Материалах» не преследовали иной цели, кроме передачи на русском языке сообщаемых Абу-л-Фазлом Бейхаки фактов из истории народов Средней Азии. Литературное и языковое своеобразие источника и сохранение; его в переводе в указанных работах в расчет не принималось. [37]

Во второй половине прошлого столетия А. Казимирский в исследовании творчества поэта Минучихри ⁶⁶ (ум. 1040—1041) привел конспективное содержание труда Бейхаки, местами в виде пересказа, местами в виде перевода (последнего меньше) в качестве исторического введения. Этот перевод не свободен от ошибок и в настоящее время устарел. Помимо этих, сравнительно крупных отрывков, в недавних работах ряда авторов встречаются более мелкие цитаты из «Истории Мас'уда», эффектные по содержанию, но не всегда имеющие прямое отношение к трактуемой теме и переведенные без учета предшествующего и последующего за цитатой текста, почему они тоже .либо не всегда точны, либо из них делают неверное заключение. Не так давно в Каире был опубликован арабский перевод «Истории Мас'уда». Его исполнители — университетские профессора, египтянин Яхья Хашшаб и иранец Садик Наш'ат. На эту публикацию откликнулся известный арабский ученый Таха Хусейн в небольшой заметке, помещенной в тегеранском журнале Йагма ⁶⁷. К сожалению, с этой книгой нам еще не удалось ознакомиться de visu, а потому судить о ней не беремся.

Мы уже упомянули, что предлагаемый ниже перевод «Истории Мас'уда» сделан, в основном, по тексту, изданному Гани и Файйазом. Поскольку, однако, и это издание, несмотря на его достоинства, все же нельзя признать последним словом текстологического исследования труда Абу-л-Фазла Бейхаки, мы в тех случаях, где текст этой книги вызывал сомнения, привлекали и все ранее вышедшие публикации, о которых шла речь выше, и при наличии разночтений избирали наиболее верный, на наш взгляд, вариант. Перевод наш мы стремились сделать как можно более близким к тексту оригинала, ничего из него не выбрасывая, но при этом избегали дословности, чтобы не повредить ясности и правильности русского языка и не вызвать у читателей впечатление, что Абу-л-Фазл Бейхаки, вопреки сказанному о его стиле и языке, не умел говорить свободно и гладко. Предпочтение всюду отдавалось смысловому переводу, в особенности там, где слишком близкий перевод явно наносил ущерб пониманию мысли автора. Само собой, что те места, где текст оригинала испорчен и смысл его в какой-то степени неясен, оговорены в примечаниях.

Поговорки и пословицы, встречающиеся в повествовании Абу-л-Фазла, если точный перевод терял их остроту, мы заменяли соответствующими русскими поговорками и пословицами, а буквальный перевод воспроизводили в примечаниях. Несвойственные книжному языку фарси-дери синтаксические конструкции автора «Истории Мас'уда» в русском переводе теряют свою необычайность, так как порядок членов такого «инвертированного» предложения в большинстве случаев почти совпадает со стандартным порядком членов в русском предложении. [38]

Изменять же порядок членов русского предложения, для того чтобы передать особенность строя большого числа предложений у Абу-л-Фазла, мы сочли нецелесообразным. Отдельные выражения и обороты речи, допускающие иное толкование и иной перевод, мы также воспроизводили в примечаниях. Там же всюду нами указаны попадающиеся в. книге нашего автор а социально-экономические термины, чтобы из контекста можно было точнее уяснить различные оттенки их значения в первой половине XI в. в пределах Газнийского царства.

В примечаниях же; даются краткие сведения об упоминаемых в, труде Бейхаки исторических лицах, известных по другим источникам, а также сведения о населенных пунктах, за исключением крупных городов, которые, продолжают существовать поныне под тем же названием, как например, Герат, Газна, Мерв, Нишапур и т. п., и сведения; о физико-географических объектах. Объяснение непереведенных терминов читатель найдет либо в примечании при первом упоминании, либо в приложенном небольшом глоссарии. Все написанное Абу-л-Фаздом Бейхаки по-арабски заключено в звездочки.

Вступительная статья и научный аппарат, приложенный к переводу, разумеется, отнюдь не представляют собой законченное исследование содержания «Истории Мас'уда». Главная цель перевода на русский язык этого незаслуженно отодвинутого на задний план исторического и литературного памятника заключается в том, чтобы привлечь к нему более пристальное внимание и пробудить к нему больший интерес в первую очередь советских востоковедов разных специальностей. Если эта цель окажется достигнутой, тогда, несомненно, труд Абу-л-Фазла Бейхаки сделается предметом всестороннего изучения и займет подобающее ему место среди древних первоисточников.

* * *

В заключение считаю своим долгом принести глубокую благодарность старшему научному сотруднику Института востоковедения АН УзССР А. Расулеву за полученные от него с неизменной готовностью ценные советы и консультации, принесшие мне большую пользу, а также научному сотруднику Т. А. Дубровской и З. В. Арендс, принимавшим деятельное участие в подготовке к печати настоящей книги.

Комментарии

1. Поскольку общественные отношения, политическая борьба сторон и духовная жизнь этой эпохи уже освещалась с разных точек зрения на основании первоисточников и по дошедшим до нас памятникам письменности и материальной культуры, мы в настоящей статье специально не касаемся этих вопросов и отсылаем читателей к указанной ниже литературе: В. В. Бартольд, К истории крестьянских движений в Персии, "Из далекого и близкого прошлого", сборник в честь И. Н. Кареева, 1923; он же, Очерк истории туркменского народа, сб. "Туркмения", т. 1, 1929, гл. II; он же, Туркестан в эпоху монгольского нашествия, II, 234—334; А. Е. Бертельс, Насир-и Хосров и исмаилизм, 1959, 9—47; Е. Э. Бертельс, История персидско-таджикской литературы, 1960, 109—128, 167—193, 287—306, 375—376; Б. Г. Гафуров, История таджикского народа, 1, 1955, 218—246; В. Ю. Захидов, Бируни как мыслитель, сб. "Бируни", М., 1950; Б. Н. Заходер, Хорасан и образование государства сельджуков, "Вопросы истории", 1945, № 5—6; История Ирана с древнейших времен до конца XVIII в., под ред. В. В. Струве, И. А. Орбели и И. П. Петрушевского, 1958, 120—164; История народов Узбекистана, 1, 1950, 274-286; И. П. Петрушевский, Городская знать в государстве Хулагуидов, "Советское востоковедение", 1948, т. V; С. П. Толстов, Бируни и его время, сб. "Бируни", М., 1950; он же, По следам древнехорезмийской цивилизации, 1948, 234—244, 565—270; А. Ю. Якубовский, Время Авиценны, .Изв. АН СССР", Отд. общ. н., 1938, № 3; он же, Махмуд Газневи, сб. "Фердовси", 1934; он же, Сельджукское движение и туркмены, "Изв. АН СССР", Отд. общ. н., 1937, № 4; он же, Феодальное общество в Средней Азии и его торговля с восточной Европой в X-XV вв., Материалы по истории Узбекской, Таджикской и Туркменской ССР, ч. 1, 1932; W. Barthоld, Turkestan down to the Mongol Invasion, transl. by V. Minorsky, QMS, NS, V, 1958; E. G. Browne, A Literary History of Persia, II, ch. X-XIV; H. Elliot and J. Dowson, The History of India as told by its own Historians, II, 53—154; Hashmi Yusuf Abbas, Society and Religion under the Ghaznawids, Journ. of the Pakistan Histor. Soc., 1958, oct., vol. 6, pt. 4, 254—268; Muhammad Nazim, The Life and Times of Sultan Mahmud of Ghazna, 1931; A. Mueller, Der islam im Morgen-und Abendland, II, 48-70; J. Rypka, Iranische Literaturgeschichte, 1959, 170-178.

2. С. А. Ершов, Данденакан (Археологические разведки у Таш-Рабата в 1942г,), КСИИМК, XV, 1947; Б. П. Денике, Архитектурный орнамент Средней Азии, М.—Л., 1939, 46—70; М. Е. Массон, Городища Старого Тер-еза и их изучение, Труды Узбекистанского филиала АН СССР, сер. 1, вып. 2, Ташкент, 1941; Г. А. Пугаченкова, Пути развития архитектуры Южного Туркменистана... Труды ЮТАКЭ, М. 1958, гл. IV и отдельные описания; В. А. Шишкин, "Курган" и мечеть Чор-сутун в развалинах Старого Термеза, Труды АН Уз ССР, сер. 1, вып. 2, Ташкент, 1945; D. Schlumberger, La grande mosquee de Lashkari Bazar, "Afghanistan", No 2,1952; do, Le palais Ghaznevide de Lashkari Bazar, "Syria", t. XXIX, 1952.

3. *** рукописи ИВАНУзССР № 306, лл. 16 аб и № 307, лл. 564 б — 565 б.

4. W. Ваrthоld, Turkestan down to the Mongol Invasion. Translated by V. Minorsky and revised by the author... Second edition., 24. Дальнейшие ссылки на "Туркестан" В. В. Бартольда сделаны по этому изданию.

5. Е. Э. Бертельс в Истории персидско-таджикской литературы", 292, присылку даров по недоразумению отнес к султану Махмуду.

6. А. Ю. Якубовский, Махмуд Газневи, сб. "Фердовси", 91.

7. ***

8. Сh. Rieu. Catalogue of the Persian Manuscripts in the British Museum, 1, 159.

9. E. Sachau, Zur Geschichte und Chronologie von Khwarizra, II, 5.

10. A. Mueller, Der Islam im Morgen-und Abendland, II, 194.

11. В. В. Бартольд,— Иран, исторический обзор, 67.

12. См. в EI заметку В. В. Бартольда Al-Baihaki Abu-1-Fazl Muhammad al-Husain; ГФ, предисловие; *** Несколько пополнил биографию сведениями из труда Бейхаки Риза-заде Шафак в статье ***.

13. *** ркп. ИВАНУзССР №1524, л. 856, о ней СВР, 1, 105 Ташкент, 1952.

14. Прозвище Тогрула в рукописи искажено.

15. Имя в рукописи искажено.

16. Кабус-наме, перевод Е. Э. Бертельса, 168 сл.

17. Kitab Zainu'l Akhbar. Composed by Abu Sa'id... Gardizi. Edited by Muhammad Nazim, 110.

18. *** ркп. ИВАНУзССР, № 2009. лл. 122 б—123 а, о ней СВР, 1, 124, Ташкент, 1952.

19. Zainu'l Akhbar, 111.

20. Так, по-видимому, понимал и М. Бехар, ***

21. Tabakat-i Nasiri, transl... by H. G. Raverty, I, 99.

22. ГФ, предисловие, стр. 1

23. *** ук. ркп., л. 9 a.

24. Hajji Khalifa, II, 508, 580.

25. *** ук. ркп., л. 85 б: *** л, 9 а: ***

26. *** там же, л. 85 б.

27. Весь труд Бейхаки был, по-видимому, первоначально написан автором в виде отдельных томов. Впоследствии, после утраты большей их части, оставшуюся часть стали переписывать как одну книгу, без разделения на тома, так что в известных сейчас списках границы сохранившихся томов почти стерлись.

28. Труд Махмуда Варрака не дошел до нас и о том, что он существовал, известно только по рассказу Абу-л-Фазла Бейхаки. Barthold, Turkestan... 21; В. В. Бартольд, Иран, 67.

29. Сочинение 'Утби было два раза издано в Индии: Шпренгером в 1847 г. в Дели и Хамидаддином в 1883 г. в Лахоре. В 1286/1869 г. в Каире был опубликован текст истории 'Утби с комментариями Шейха Манини. В 1858 г. в Тегеране была издана литография персидского перевода Китаб ал-Йамини, исполненного в начале XIII в. Абу Шараф Насихом Джурбадакани. С персидского перевода сделал английский перевод J. Reynolds, Kitab-i Yamini. Historical Memoirs of the Amir Sabaktagin and the Sultan Mahmud of Ghazna, London, 1858. Книга 'Утби названа по титулу султана Махмуда Йамин ад-довле, т. е. "Десница державы".

30. Не исключается также возможность, что это была утраченная история Махмуда, написанная Абу Рейханом Бируни. См. стр. 40.

31. Риза-заде Шафак, указ. ст. ***

32. Следует отметить, что называя Абу Рейхана, Абу-л-Фазл Байхаки ни разу не упоминает нисбу Бируни.

33. Е. Sachau, о. с.; W. Barthold, Turkestan... 20.

34. Irshad al-arib... Ed. D. S. Margoliouth, GMS, VI, 6, ***

35. И. Ю. Крачковский, Избр. соч., IV, 245 со ссылкой на Krause.

36. М. Meyerhof, Das Vorwort zur Drogenkunde des Beruni, Berlin, 1932, arab. Text, 13.

37. Высказанное R. Wright'oм (The Book of Instruction... III) предположение и Джелалом Хумайи (***) утверждение, что персидская версия названного труда принадлежит перу самого Бируни, остаются под большим сомнением, если принять во внимание его суждение о языке фарси в книге ас-Сайдана фи-т-тибб, его последнем произведении.

38. Мы здесь не имеем в виду находки в Хотане документа на новоперсидском языке, относимого к VIII в.

39. Речь в этой статье идет исключительно о прозе на языке фарси-дери. Ни поэтические произведения на этом языке, ни литература на арабском языке, созданная в указанный период представителями ираноязычных народов, здесь не затрагиваются.

40. J. Rypka, о. с., 151; ***

41. Термин, введенный М. Бехаром.

42. Издана в русском переводе Б. Н. Заходера, "Сиасет-намэ", 1949.

43. ***

44. ***

45. Имеется в виду сокращенная, местами дополненная обработка (963 г.) Абу Али Мухаммеда Бал'ами известной хроники Табари.

46. ***

47. Глава о событиях 423 г. х. не имеет особого заголовка. Летопись этого года начинается с рассказа о прибытии посла из Багдада. Описание событий 424 г. х. обрывается на 3 рамазана и продолжается дальше с 10 рамазана 425 г. х. Здесь либо еще очень давно был утрачен ряд листов авторского текста, или испорчена датировка. В нескольких местах заглавия погодных записей восстановлены нами.

48. Эти заголовки, написанные, как правило, по-арабски, возможно добавлены значительно позднее.

49. Риза-заде Шафак, ук. ст., *** СН, предисловие к т. I; ГФ, предисловие;

50. ***

51. ГФ, 275, прим. 2; CH, 1, 336, примеч. 7.

52. С. Вrосkеlmаnn, GAL, I, 94.

53. ***

54. *** указ. ркп., л. 5 б.

55. СН, 1, 172 отождествляет все три названия: — ***

56. *** Риза-заде Шафак, ***

57. А. К. Арендс, Краткий синтаксис современного персидского языка, 80—82. Ср. замечание А. А. Ромаскевича о языке Бейхаки, МИТТ, 1, 43,

58. ГПБ им. Салтыкова-Щедрина, ркп. ПНС-125 и ПНС-126; Лен. отд. ин-та нар. Азии, Ms. 02, С. 398.

59. Сh. Rieu, Catalogue... 1, 158 b, 160 b.

60. The Tarikh-i Baihaki containing the life of Masoud, son of Sultan Mahmud of Ghazna... ed. by W. N. Morley... (Bibliotheca Indica), 1861—1862.

61. Сh. Rieu, Catalogue... 1. 158 b — 160 a.

62. ***

63. ***

64. ***

65. Материалы по истории туркмен и Туркмении, 1, 234—308, Извлечения из Та'рих-и Бейхаки по изд. Морлея, перевод под редакцией А. А. Ромаскевича.

66. А. Вibегstein-Kazimiгski, Menoutchehri, poete persan du 11-eme siecle... texte, traduction, notes et introduction historique, Paris, 1886—1887, pp. 18—142.

67. ***

Текст воспроизведен по изданию: Абу-л-Фазл Бейхаки. История Мас'уда. Ташкент. Изд-во АН УзССР. 1962