АБУ-Л-ФАЗЛ БЕЙХАКИ

ИСТОРИЯ МАС'УДА

1030-1041

[ЛЕТОПИСЬ ГОДА ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ПЯТОГО]

О СУЛТАНСКИХ ПОСЛАХ, ВОЗВРАТИВШИХСЯ ИЗ ТУРКЕСТАНА С БАЛДАХИНОМ И НАРЕЧЕННОЙ, И О ХАНСКИХ ПОСЛАХ, КОИ ПРИЕХАЛИ С НИМИ

Прошло уже почти четыре года с тех пор, как наши послы ходжа Абу-л-Касим Хусейри, недим, и казий Бу Тахир Таббани отправились из Балха в Туркестан для заключения договора с Кадыр-ханом, сватовства одной из его дочерей за султана Мас'уда и одной из дочерей Богра-тегина за царевича эмира Мавдуда. Они заключили договор и брачные обязательства. Кадыр-хан помер, а Богра-тегин, старший сын [его] и наследник престола, сел ханом в Туркестане /425/ и ему присвоили почетное прозвище Арслан-хан. По этой причине случилось междуцарствие, оно заняло много времени, и послы наши оставались там долгo. Отсюда были отправлены письма с поздравлением и соболезнованием, как установлено обычаем в подобных случаях.

Когда [положение] в Туркестане и дело ханства упрочилось, наших послов, удовлетворив желания, отправили обратно. Арслан-хан с ними послал [своих] послов и они везли с собой нареченных. По воле судьбы девушка, просватанная за царевича эмира Мавдуда, получила повеление [отойти в иной мир]. Шах-хатун, дочь Кадыр-хана, предназначенную султану Мас'уду, привезли. Доехав до Первана, казий Бу Тахир Таббани там получил повеление [отойти в вечность]. Многое рассказывали по случаю его смерти. Некоторые говорили, что у него случился; сильный понос и он [от него] помер. Другие говорили, что к нему принесли несколько жареных куриц отравленных; поев их, он помер. *[Никто] не ведает сокровенного, кроме Аллаха, велик он и всемогущ!* Сколь много тайн объявится в день страшного суда, *в день, когда не помогут ни богатство, ни сыновья, разве только кто идет к Аллаху с чистым сердцем* ¹⁶⁶. Большим глупцом я считаю того, кто ради чина и благ мирских решается проливать кровь мусульман. *Сохранит нас Аллах, да славится поминание его, и всех мусульман от запретного и зла его и от подчинения страстям, по всеобъемлющей милости своей и превосходству!*

В пятницу, девятнадцатого дня месяца шавваля ¹⁶⁷, город Газну разукрасили как надлежало разукрасить, в таком роде, как видели в [379] том году, когда нынешний султан прибыл из Ирака дорогой через Балх. Соорудили столько арок и сделали столько пышных украшений, что нельзя ни определить, ни описать, ибо то была первая царская невеста, которую сюда привезли из Туркестана. Эмир хотел показать туркам такое, подобного которому они никогда не видывали. Когда послы и царская невеста доехали до Шаджгава, был получен [царский] приказ, чтобы они там остановились. Ходжа Бу-л-Касим, недим, тотчас же прибыл ко двору и предстал пред лицо султана. Ему было оказано большое благоволение, потому что он много потрудился. [Султан] уединился с ним, так что кроме начальника посольского дивана, Бу Насра Мишкана, там никого не было. Негласная беседа затянулась почти до часа предзакатной молитвы, потом [Бу-л-Касим] удалился домой.

На другой день, в понедельник, когда оставалось восемь дней [месяца] шавваля ¹⁶⁸, мертебедары, начальник стражи, посольский пристав с заводными конями поехали /426/ и привезли ханских послов. Весь город от края до края убрали и украсили и все чин чином устроили. Завидев послов, их осыпали в Афган-Шали, на площади Расуле и на базарах динарами, диремами и всякой всячиной, так что послы остались в изумлении. Их разместили и, приготовив яства, угостили. В час предзакатной молитвы все жены вельмож со слугами отправились встретить нареченную. В Шаджгаве тоже отправился народ большим поездом, так что говорили, такого никто не помнил. Кушк столь красиво убрали, что Ситти Заррин и Анделиб рассказывали, будто никогда эмир такого великолепия не устраивал и не приказывал. В те дни все _драгоценности и принадлежности царской власти были на месте, да здравствует сия держава навсегда! Несколько дней город находился в убранстве, раияты ликовали, а знать устраивала разного рода игрища и пировала, покуда торжество не кончилось. Через некоторое время после того послы несколько раз побывали в султанском собрании и были установлены обязательства нашей стороны. По оказании им чести присутствовать на угощениях, пиршествах и играх в човган послов по-добру отпустили обратно в Туркестан, вполне ублаготворив.

Отправлены были очень хорошие письма по этим делам. В послании, кое сочинил я, они значатся; ежели бы я привел их здесь, повествование сильно растянулось бы, а сие сочинение и без того тянется. Я знаю, что меня сочтут за нагоняющего скуку. Однако, поскольку я хочу, чтобы правда о сем великом царственном доме была поведана полностью, ибо ныне у меня перо в руке только ради этой цели, то я, само собой, и исполняю службу.

В четверг, двадцать пятого дня месяца шавваля ¹⁶⁹, из Нишабура приехали вестники с письмами от Ахмеда, сына Али Нуш-тегина, и от шихне, что между Нишабуром и жителями Туса исстари существовала [380] нетерпимость [друг к другу]. Когда Сури вознамерился поехать в столицу и [туда] отправился, забытые богом [тусцы] стали искать удобный случай. К ним пришло много зловредного народа, чтобы разграбить Нишабур. Случайно туда прибыл через Тун ¹⁷⁰ Ахмед, сын Али Нуш-тегина, спасаясь бегством из Кермана. От стыда /427/ он остановился там, и к нему было послано письмо, чтобы он явился ко двору. Еще до его отъезда забытые богом [тусцы] подступили к Нишабуру. Ахмед был человек боевой, бывал саларом, а в конном ристании, игре в човган и в лапту был единственным в [свое] время. Поэтому он приготовил прием тусцам. Дорогой через Баж-и Хару ¹⁷¹, Юшкан ¹⁷² и Халанджуй ¹⁷³ подошло много народу, большей частью пешего, в беспорядке, начальником их был некий предводитель Таруди из руководителей остатков [семейства] Абдарреззаки. [Эти люди] приближались бегом, торопясь, с криками, воплями и шумом, как будто бы все нишабурские караван-сараи растворили ворота, и город не препятствует и не спорит, чтобы караван уплатил свои пошлины, а тусцы навьючили бы [товар] и пошли обратно.

Ахмед, сын Али Нуш-тегина, богатырь, услышав об этом и увидев их в полном беспорядке, сказал своим людям: «Клянусь глазом, они сами пришли к своим могилам! Слушайтесь моего приказа и не торопитесь». «Повелевает эмир, — ответили они, — а мы слушаемся и повинуемся». Простым людям и черни, коих было свыше двадцати тысяч с оружием, дубинами и камнями, он приказал: «Смотрите, не двигайтесь со своих мест и помогайте мне криком, ибо ежели кучка из вас неосторожно выступит вперед, тусцы ее одолеют. А нишабурцы падут духом, ежели несколько человек из простого народа будут разбиты». «Сделаем так»,— отвечали те, остались на месте и подняли такой крик, словно в день воскресения из мертвых.

Человек триста конных Ахмед спрятал в засаде, в местах, окруженных стенами, и сказал им: «Будьте наготове и внимательны и прислушивайтесь ко мне — как только тусцы подойдут вплотную, /428/ я выйду навстречу, схвачусь с ними легонько, потом поверну назад и отступлю, чтобы руководителей их поболе раззадорить и они бы подумали, что я обратился в бегство. Я же спокойно их завлеку, покуда они не пройдут мимо вас. Как только они пройдут, я повернусь и стану крепко. Когда бой разгорится, и вы услышите рог, барабаны и крик нишабурцев, то выскакивайте из засады, и нам поможет господь бог, да славится поминание его, ибо знаю, что таким верным способом, который я придумал, победа будет за нами». «Сделаем так»,— ответили они.

Ахмед ушел с места засады и удалился к полю, где таможенная застава майдана Абдарреззака, и построил в боевой порядок свою пехоту и конницу: полки правой и левой руки, большой полк, оба крыла и сторожевой полк. Человек пятьдесят всадников на добрых конях он послал в передовой полк и разъезды. Раздался клич «Велик Аллах!» [381] и послышалось чтение Корана. В городе была большая суматоха. К часу пополуденной молитвы подошли тусцы, превеликое множество народа, словно муравьи и саранча. От их совокупности отделились человек триста конных разного рода и пеших тысяч пять-шесть, вооруженных, и поспешно двинулись вперед, а прочие остановились. Ахмед медленно пошел навстречу и с ним сотни четыре конных и тысячи две пеших. Продвинувшись вперед за место засады, он застал свой передовой полк вступившим в жаркий бой с головным отрядом тусцев. Потом оба войска завязали сраженье, сраженье жестокое, с рукопашным делом. Оно длилось некоторое время, и с обеих сторон было убито несколько человек, а раненым не было счета.

К тусцам подошла подмога. Ахмед отдал приказ своим пехотинцам — он так с ними условился,— чтобы они начали отступать. Они спокойно отходили, тусцы, увидев такое, стали наседать смелее. Ахмед с боем отступал назад, покуда не понял, что миновал далеко место засады. Тут он оказал сильнейшее сопротивление. К нему примкнули свежие всадники и пехотинцы, коих он оставил в сторожевом полку. Сраженье разгорелось еще сильней. Ахмед приказал затрубить вдруг в рога и забить в барабаны, а простым людям и черни разом поднять шум, так что казалось, земля разверзлась. И из засады появились отдохнувшие всадники, затрубили в рога и раздался боевой клич. Тусцев охватили спереди и сзади. Порядок /429/ [их] расстроился, они запутались, растерялись, бросились бежать и обрушились на остальных, кои подходили с тыла, и больше уж никто не стоял друг за друга.

Нишабурцы смело преследовали их и столько перебили, что не было ни меры, ни числа, потому что в смятении бегства и в страхе перед нишабурцами за свою жизнь они кинулись в виноградники и сады, побросав оружие. Нишабурцы отправились в виноградники и сады, хватали тусцев за бороду, вытаскивали и отсекали им голову. Видели, например, как пять-шесть женщин в нижних садах извлекли человек двадцать с лишним тусских мужиков и наделяли их оплеухами. Ахмед, сын Али Нуш-тегина, с самыми отборными всадниками преследовал тех забытых богом до Халанджуя в трех фарсангах от города. Многих из них они убили и захватили в плен и с победой и славой, с добычей, животными и множеством оружия вернулись обратно в город в час вечерней молитвы. На другой день он велел соорудить виселицы, и многих тусцев на них повесили. Головы других убитых собрали и сложили у подножия виселиц, а толпу людей, казавшихся слабыми, отпустили. Большую силу приобрели нишабурцы, тусцы уже больше и смотреть на них не решались. Эмир, да будет им доволен Аллах, был признателен Ахмеду за совершенный им подвиг, и по этой причине с него спала дурная слава за поражение в Кермане. [382]

О ПОЛОЖЕНИИ В КЕРМАНЕ И О ПОРАЖЕНИИ ВОЙСКА, КОЕ ТАМ БЫЛО УСТРОЕНО

Из одного повествования непременно вырастает другое. Придется рассказать о керманском деле и о причине поражения, чтобы стало ясно, ибо сие необходимо в бытописании. В то время, когда эмир Мас'уд прибыл из Герата в Балх и отправил в Керман войско с хаджибом-джамедаром, и дело пошло очень хорошо, и Бу-л-Аскар сел cрочно, владение то было прибрано к рукам, и люди успокоились. Осведомители, кои находились в Керманской области, сообщили эмиру, дескать, правитель здесь — наместник багдадский ¹⁷⁴. Злонамеренные люди чинят крамолу, а он не взыскивает по той причине, что занят сам собой и беспомощен. /430/ Высокий помысел эмира остановился на том, чтобы захватить это владение, потому что Керман примыкал к краю Систана, а с другой стороны Рей и Исфаган до Хамадана держали в руках люди, послушные сей державе и слуги [ее].

По этому вопросу советовались в Балхе с великим ходжой Ахмедом, сыном Хасана. Несколько дней говорили только об этом, покуда не решились назначить Ахмеда, сына Али Нуш-тегина, быть правителем и сипахсаларом, а Бу-л-Фереджа Фариси быть кедхудаем войска, гражданского управления и денежных средств¹⁷⁵. Об этом были написаны грамоты и украшены царской печатью. Справили прекрасные халаты; правителю — пояс, шапку двурогую, литавру, значок, пять слонов и то, что полагается из прочих принадлежностей полностью; кедхудаю — золотую конскую сбрую и меч с перевязью. [Ахмед] надел халат, дела справили и приготовили весьма хорошее убранство. Эмир затребовал реестры войскового состава, явился ариз, и с Ахмедом назначили четыре тысячи конных, две тысячи индийцев, тысячу турок и тысячу курдов и арабов, а также пятьсот пехотинцев разного рода. Систанскому амилю было написано, чтобы он приготовил две тысячи пеших сегзийцев и месячное жалованье для них, а то, что им полагается, выдаст Бу-л-Фередж из доходов с Кермана.

Когда все было готово, эмир сел верхом и выехал в поле, чтобы пропустить мимо себя это снаряженное войско с предводителями, имеющими золотые пояса; были они в полном вооружении. Он устно сделал еще распоряжения правителю, кедхудаю и предводителям. Те, как положено, откланялись, пошли и Керман захватили. Горстка дейлемских бродяг, там находившаяся, бежала, и дела правителя и кедхудая упрочились, раияты успокоились и начали платить налоги. Багдадский наместник, который был в дружбе с покойным эмиром [Махмудом], переписывался [с ним] и обменивался посланцами, обиделся на эти действия, послал своего человека и попрекнул [эмира Мас'уда]. В ответ было сказано, дескать, та область с двух сторон смежная [383] c нашим владением, осталась в небрежении, и раияты стали взывать о помощи из-за крамольников. Нашей священной обязанностью было оказать сострадание мусульманам; к тому же, повелитель верующих прислал нам жалованную грамоту: брать себе такие области, кои мы увидим без хозяина и попечителя.

Багдадский наместник по этому поводу попрекнул халифа и счел себя обманутым в надеждах. [Халиф] ответил, что с этим делом нужно покончить. Дескать, Багдад, Куфа и Савад, кои у нашего изголовья, не прибраны к рукам должным образом, /431/ где тут заниматься Керманом, и он разговор об этом прекратил. Но обида осталась. Они боялись, что Керман будет снова взят, потому что наши войска дрались по ту сторону Хамадана; опасались, что и Багдад уйдет из их рук.

Прошло некоторое время и в Хорасане, Хорезме и других местностях поднялась смута, положение пошатнулось. Туркмены стали одолевать, а наши люди в Кермане тоже дали волю рукам и чинили беспорядки, покуда раияты не измучились и не запросили о помощи. Тайно несколько человек пришло к везиру багдадского наместника, Сыну Макия ¹⁷⁶, привезли письма от керманских вельмож, попросили помочь [им] и сказали: «Хорасанское войско держится беспечно и занято злодейством. Надобно прислать отряд конницы с почтенным саларом, дабы раияты выступили, и мы избавились от насилия хорасанцев и их изгнали». Сын Макия и хаджиб багдадского эмира неожиданно отправились с конницей тысяч до пяти, да в дороге к ним пристало еще тысяч до пяти храбрецов. Они вдруг приблизились к Керману и вошли [в него] с двух сторон. В Нермашире произошел большой бой. Раяяты все купно выступили против хорасанского войска. Ахмед, сын Али Нуш-тегина, бился славно, однако индийцы проявили слабость и обратились в бегство. Прочие пали духом, и Ахмеду поневоле пришлось отступить. Он с толпой своих собственных людей и султанским войском через Каин пришел в Нишабур. [Другая] толпа пропала в Кермане, а индийцы пошли в Систан и оттуда в Газну. Я, Бу-л-Фазл, ездил на поклон к эмиру в Баг-и Седхезаре и видел предводителей сих индийцев, когда они туда приезжали, где держат посольский диван. Мушриф Бу-Са'ид носил им гневные устные сообщения от эмира, и дело дошло до того, что им было сказано: вам-де будет воздано. Шесть человек самых видных предводителей проткнули себя копьями, так что в том помещении текла кровь. Я, Бу Са'ид и прочие ушли из того помещения. Известие об этом довели до эмира, он сказал: /432/ «Эти копья нужно было метать в Кермане», — и он очень их отругал, но в конце концов простил. Потом дела пришли в порядок, и уж не было возможности послать в Керман другое [войско]. Ахмед, сын Али Нуш-тегина, тоже, прибыл и [держал себя] как человек пристыженный и давший обет. Не прошло много времени, как он отошел [в иной мир]. [384]

О ВЫСТУПЛЕНИИ ЭМИРА МАС'УДА ИЗ ГАЗНЫ В БУСТ И ИЗ БУСТА В ХОРАСАН И ДЖУРДЖАН

Когда подошло время выступить в путь, а дела в Хорасане, Хорезме, Рее, Джибале и других областях были таковы, как мы рассказали, эмир Мас'уд, да будет им доволен Аллах, принял решение отправиться в Буст, чтобы оттуда потянуться в Герат и из Герата, жемчужины Хорасана, поглядеть, что следует приказать [сделать] по каждому делу. Эмир Мас'уд пожаловал эмиру Са'иду халат и препоручил ему столицу Газну, так чтобы он сидел в крепости в эмирском серае и там разбирал жалобы, а серхенг Бу Али, кутвал, состоял бы при царевиче советником и правителем дел. Прочих эмиров-сыновей с домашними денщиками и слугами он отослал в крепости Най и Дири ¹⁷⁷, Эмира Мавдуда он подарил халатом, чтобы тот ехал при его стремени. Он велел [написать] письмо Тилаку, чтобы тот [кончал] с делом Ахмеда йинал-тегина, к которому ревностно приступил, и изгнал бы его в страхе из Лахора, а Казий и его люди, спустившись из крепости, принялись бы [действовать] поусерднее, так чтобы сердце [эмира] сразу избавилось от Ахмеда йинал-тегина; а [также велел написать] везиру Ахмеду, сыну Абдассамада, чтобы тот, освободившись от забот в Хутталане и Тохаристане, ожидал приказа явиться ко двору туда, где будет находиться высочайшее знамя.

Затем, когда после этих важных дел выпал досуг, эмир, да будет им доволен Аллах, выехал из Газны в субботу, за три дня до конца месяца шавваля ¹⁷⁸, и в седьмой день месяца зу-л-ка'да ¹⁷⁹ достиг Теги-набада. Там он пробыл семь дней и [только] один раз пил вино, потому что на сердце было тревожно по нескольким причинам. Потом он прибыл в Буст, в четверг /433/ семнадцатого дня сего месяца ¹⁸⁰, и расположился в кушке Дешт-и Ленкан, и там добавили садов, зданий и маленьких сераев.

Пришли важные письма из Хорасана касательно туркмен и прихода их в пределы Мерва, Серахса, Бадгиса и Баверда, о злодействах, происходящих во множестве, о бессилии чиновников и шихне оказать им сопротивление и препятствие. Сури писал: «Ежели, не дай бог, государь в скорости не вознамерится приехать в Хорасан, то есть опасение, что [страна] будет потеряна, ибо [туркмены] получают скрытую помощь от Али-тегина. Харун из Хорезма тоже оказывает дурное влияние и говорят, будто он с Али-тегином втайне договорился, чтобы ему из Хорезма пойти в Мерв, а Али-тегину потянуться к Термезу и Балху, и им встретиться». По прибытии сих известий эмир весьма забеспокоился.

В среду, в последний день сего месяца ¹⁸¹, [эмир] выступил из Буста. В пути прибыли вестники и привезли письмо от Тилака об убийстве Ахмеда йинал-тегина, возгордившегося мятежника, о [385] пленений его сына и изъявлении покорности туркмен, кой находились вместе с ним. Этому известию эмир сильно обрадовался, ибо тревога его за тыл исчезла. Он приказал бить в барабаны и трубить в рога, пожаловал вестников халатами и наградами; их водили по всему войсковому стану, и они получили много добра ¹⁸². Письма от Тилака, Казия Ширазского и осведомителей были такого содержания: Тилак прибыл в Лахор, и несколько человек мусульман, сдружившихся с Ахмедом, схватили. Тилак велел отрубить им правую руку. Люди, собравшиеся вокруг Ахмеда Йинал-тегина, перепугались от такой расправы и проявленной силы, стали пpосить пощады и от Ахмеда отпали. Дело управления областью и денежными средствами исправилось ¹⁸³.

Тилак, снаряженный и усиленный помощью, с большим числом людей, большей частью индийцев, последовал за Ахмедом. На пути происходили бои и схватки. Ахмед увидел себя лишенным божьей помощи, а Тилак соблазнял людей, и они приходили [к нему]. Произошел бой очень сильный, потому что Ахмед оказал упорство, но его разбили и он обратился в бегство. Туркмены все вкупе от него отпали, запросили пощады, и Тилак их пощадил. А Ахмед со своими телохранителями и с немногими людьми, наиболее провинившимися, и сотнями с тремя конных бежал. Тилак не тронулся вслед за ним. Он напиcал письма /434/ мятежным индийцам [народа] джут ¹⁸⁴, чтобы они преградили дорогу этому забытому богом и хорошенько стерегли; дескать, всякому, кто ко мне доставит Ахмеда Йинал-тегина или его голову, я выдам пятьсот тысяч диремов. По этой причине Ахмеду стал тесен мир для житья, и люди [его] продолжали от него бежать.

Конец его делу пришел такой: джуты и всякого рода неверные преследовали его. Однажды он подошел к какой-то реке. Oн сидел на слоне и собирался переправиться [на другой берег]. Джуты —тысячи две-три конных и пеших — наскочили на него, а у него осталось менее двухсот всадников. Он бросился в реку. Джуты настигали с двух-трех сторон, жаждая больше товара и богатства, которые были при нем. Когда они подошли вплотную к нему, он хотел было своей рукой убить сына, но джуты не допустили. Сын его был на слоне, они [его] угнали и обратили стрелы, дротики и мечи на Ахмеда, а он сильно отбивался. Наконец его убили, отсекли голову и перебили и захватили в плен людей, кои оставались при нем. В руки джутов попало весьма много добра. Их начальник тотчас же послал кого-то к Тилаку — а он был неподалеку — передал сию радостную весть. Тилак очень обрадовался. Подошли еще люди и сообщили, что голова Ахмеда и его сын будут доставлены. Пошла речь о пятистах тысячах диремов. Тилак сказал: «Громадное имущество ¹⁸⁵ этого человека попало в ваши руки. Службу вы оказали султану великую и плоды ее достанутся вам, но надобно сделать скидку». Посланец [386] съездил еще раз, и согласились на ста тысячах диремов. Тилак послал [деньги], и голову и сына Ахмеда доставили к нему. Достигнув цели, он возвратился в Лахор, чтобы привести в порядок остаток дел, а затем поспешить к высочайшему двору, как можно скорее, *с соизволения Аллаха, велик он и всемогущ*. Эмир изволил ответить милостивым словом, обласкал и похвалил Тилака и прочих. Вестники были возвращены обратно, и Тилаку [султан] велел приехать ко двору с головой Ахмеда йинал-тегина и с его сыном. Вот каков бывает конец изменников и мятежников ¹⁸⁶. /435/ Так было от Адама, привет ему, до наших дней, дабы ни один раб не восставал на своего господина, не то он потеряет голову. Поскольку [это] подтверждается в книгах, я много говорить не буду. Эмир по этому поводу приказал [написать] письма служилой знати и вельможам и послал по всем владениям вестников и приказоносцев ¹⁸⁷.

Эмир приехал в Герат в четверг, в половине месяца зу-л-хидж-жа ¹⁸⁸, а в среду, двадцать первого числа сего же месяца ¹⁸⁹, отправился из Герата по дороге на Пушенг, чтобы дойти до Серахса и там сделать смотр войску. Привезли в оковах Музаффара, сына Тахира, амиля и за'има Пушенга. Хорасанский сахиб-диван Сури оговорил его облыжно, привлек к себе в помощники людей вроде Бу Сахля Завзани и других, мол, не удастся ли его свалить, потому что Бу Сахль [опять] удостоился высочайшего благоволения, вернулся обратно ко двору и сидел в недимах. По воле судьбы, от которой нельзя оборониться, случилось так, что в тот час, когда подняли разговор о Музаффаре, сыне Тахира, эмир, да освятит Аллах его душу, был очень разгневан и озабочен, ибо пришли письма о туркменах и их злодействах. Эмир с раздражением сказал: «Этого сводника Музаффарa следует повесить за ноги!» Глуповатый дворцовый хаджиб, которoго звали Хумар-тегин Туршек, махмудовец, мужественный и отважный, вышел и рассказал про этот случай. Люди Сури и его приверженцы, враги Музаффара, воспользовались этими словами и поскорее дали сему хаджибу тысячу динаров. Тот, не обращаясь больше к эмиру, приказал вздернуть Музаффара, сына Тахира, на одно из дерев, находившихся около дворца. [Его] повесили, и он отдал душу.

Бу Наср Мишкан был в диване. От этого поступка он пришел в ярость, позвал начальника стражи ¹⁹⁰ Мухтаджа, сильно выбранил, задал нагоняй и сказал: «Это не малое дело, что произошло; [коль] султан отдает повеления в гневе, [исполнять] их нужно погодить, человек ведь не вор был!» «Пришел хаджиб,— отвечали,— и передал такой приказ, а мы согрешили, не расспросили об этом. Что прикажет ходжа?» «Что я прикажу?— ответил [ходжа],— весть об этом, конечно, дойдет до эмира, что прикажет он, я знать не могу». С онемевшими от страха руками и ногами они удалились. [387]

Гнев эмира утих. За обедом он устроил совещание и позвал Бу Насра. Во время обеда /436/ зашла речь о пушенгском деле. «Что говорит в свое оправдание эта собака, не знающая своего места, то есть Музаффар, касательно насилий, кои он чинил беднякам этой oбласти?» — спросил эмир. «Где же тут Музаффару сказать или суметь сказать? Долго жить государю!» «Почему?— спросил эмир,— что с ним приключилось?» В этом базаре дворцовых гулямов Бу Наср поглядел на хаджиба Бектугды. Бектугды ответил: «Государю долгая жизнь Музаффара по высочайшему повелению повесили». «Что ты говоришь!?»— закричал эмир и бросил есть. Салар рассказал подробней. Эмир очень разгневался и сказал: «Весьма удивительно, как просто можно убить человека, особливо такого, как Музаффар. Ты — глава хаджибов и находился во дворце, как ты смел допустить это, не поставив меня в известность?» «Да будет долгой жизнь государя,— промолвил Бектугды,— я — начальник дворцовых гулямов, должность моя очень трудная и важная, кроме нее я ничем не занимаюсь и другие дела во дворце не вмешиваюсь, да и слух об этом человеке дошел до меня тогда, когда его уже прикончили».

Эмир встал из-за стола в ужасном настроении и вымыл руки. Он позвал хаджиба Бектугды, его усадили. «Позовите того дворцового хаджиба!» — приказал эмир. Позвали, тот дрожал от страха. «Почему убили этого человека, собака?»— спросил эмир. Хаджиб ответил: «Государь изволил сказать то-то и то-то, я полагал, что это в самом деле». «Возьмите его!» — велел эмир. Слуги схватили его. «Выведите его из шатра и влепите тысячу палок, как секут слуг, дабы он признался, как было дело». Его вывели, начали бить и он признался. Эмиру стал известен случай с деньгами ¹⁹¹ и он сильно переменился к Бу Сахлю и Сури. Позвали начальника стражи Мухтаджа. «Зачем вы убили Музаффара?» «Было получено повеление государя через хаджиба». «Почему еще раз не переспросили?» «Надо было бы, впредь будем так делать». «Не будь тут дела этого дворцового хаджиба, я приказал бы снести вам головы, а теперь придется каждому дать по тысячи ударов кнута, чтобы впредь были осторожней». Обоих вывели и высекли.

Комментарии

166. Кор. 26_88-89

167. 6 сентября 1034 г.

168. 9 сентября 1034 г.

169. 12 сентября 1034 г.

170. См. примеч. 334 к летописи года 421.

171. Баж-и Хару — селение в горах между Тусом и Нишапуром, существует в настоящее время под тем же названием. См. ГФ, 427, примеч. 2.

172. ГФ полагают, что правильней читать Пушанган, селение, существующее поныне в Нишабурском округе, неподалеку от Баж-и Хару. Его называют также и Фу-шанджан. ГФ, 427, примеч. 3.

173. Современное название Каладжу; ГФ, 427, примеч. 4.

174. *** имеется в виду Имад ад-дин Абу Калинджар Марзбан, Буид (1024—1048).

175. ***

176. Ссылаясь на Ибн ал-Асира, ГФ указывают, что у него это имя пишется *** и что его отождествляют с Бу Мансуром Бехрамом б. Мафендом. Поскольку, однако во всех списках “Истории” Бейхаки указывается имя Сын Макия ***, мы сохраняем его в таком написании.

177. ***

178. 14 сентября 1034 т.

179. 23 сентября.

180. 17 сентября.

181. 16 октября 1034 г.

182. ***

183. ***

184. Возможно, имеется в виду народность индийского происхождения, обитавшая в Мекране, которую арабы называли ар-Рут или ал-Джут. Бартольд, Обзор, 100.

185. ***

186. Гардизи описывает гибель Ахмеда Йинал-тегина иначе: “и Ахмед Йинал-тегин бежал и направился в Мансуру и Синд. Он хотел переправиться через реку Синда, но по несчастливой случайности подоспел паводок [сейль], утопил его и он помер. Вода унесла его на некоторое расстояние и выбросила на глухом месте. Кто-то из его воинов и семьи нашел его, опознал и отсек ему голову. [Ее] доставили к Тилаку, а Тилак отослал в Балх. Эмир Мас'уд, да смилуется над ним Аллах, велел водрузить шест и воздеть на нем голову”. Zainu'l Akhbar, 103.

187. ***

188. 31 октября 1034 г.

189. 6 ноября.

190. ***

191. ***

Текст воспроизведен по изданию: Абу-л-Фазл Бейхаки. История Мас'уда. Ташкент. Изд-во АН УзССР. 1962