ФРИДРИХ-ВИЛЬГЕЛЬМ БЕРХГОЛЬЦ

ДНЕВНИК

1721-1725

Часть четвертая

Август

1-го. Сегодня после обеда, по высочайшему повелению, была свадьба императорского денщика Древника и младшей дочери обер-кухмистера Фельтена, с которою он с некоторого времени так коротко сблизился, что она сделалась от него беременною. Венчали их в присутствии императора, императрицы и многих знатных дам и кавалеров. Их величества, говорят, были на этой свадьбе очень веселы и не уезжали почти до 10 часов. Но когда, после них, невесту повезли в дом жениха, она дорогою сделалась больна и в 5 часов утра разрешилась от бремени сыном.

2-го, после обеда, опять спущен был со штапеля 36-пушечный фрегат, получивший название “Охотничья Собака” (Iagdhund) (Яхт-Гунд; так называется он в списке флота 1725 года, помещенном у Берха в его “Жизнеописаниях первых Росс. Адмиралов или Опыте истории росс, флота”. СПб., 1831, ч. 1, стр. 128.). Спускали его император, наш герцог и многие знатные господа, что здесь было новостью. Поутру хотя всем дамам объявили, чтобы они также собрались на корабле, однако ж из них ни одна не приехала, потому, во-первых, что корабль был только фрегат, и, во-вторых, что императрица просила избавить ее от этого. Ее величество поэтому сама не всходила на фрегат, а только несколько раз объехала вокруг него и выпила в своей барке за здоровье императора. Государь был опять в очень хорошем расположении духа, почему и пили гораздо больше, чем ожидали. Его величество объявил в этот день нашему герцогу, что его маленькая стоящая на штапеле яхта будет спущена в будущий четверг и что приглашать или не приглашать императрицу на эту церемонию предоставляется на благоусмотрение его высочества. Герцогу было это очень приятно, и он, вероятно, будет просить приехать и императорских принцесс. Пиршество по этому случаю однако ж обойдется весьма дорого. Вечером император с корабля [242] проехал еще к обвенчанному вчера молодому и к молодой родильнице, где находилась также и императрица. Их величества были очень веселы и оставались там до 11 с лишком часов.

3-го. Вечером император и императрица были опять у Древника, где в этот день были крестины, при которых присутствовали обе герцогини (т. е. Мекленбургская и Курляндская) и большое общество дам и кавалеров. Новорожденного нарекли Петром по имени императора, который и был его восприемником; но так как католический священник слишком растягивал обряд крещения, то его величество соскучился наконец держать младенца и передал его великому адмиралу.

4-го. У герцогини Мекленбургской мы узнали, что от герцога (ее супруга) недавно прибыл курьер, а за несколько дней перед тем сюда явился из Мекленбургии какой-то неизвестный молодой человек, который говорил, что приехал в Петербург в надежде получить у герцогини место камердинера; но она вследствие какого-то возбужденного им на себя подозрения приказала его арестовать. Бедная герцогиня все еще не имела надежды на благополучное и скорое окончание дела ее супруга. Так как тайный советник (Бассевич) между прочим просил ее, как свою государыню (Бассевич был мекленбуржец.), оказать ему когда-нибудь честь и пожаловать к нему обедать, для чего выбор дня предоставлял на ее благоусмотрение с просьбою вместе с тем и назначить, кого он может еще пригласить в ее общество, то она отвечала, что может сделать это не прежде, как сказавши о том императрице, и дала обещание переговорить с ее величеством.

5-го, поутру, обер-камергер был послан ко двору, чтобы передать императрице и принцессам приглашение пожаловать на яхту его высочества; но она извинилась тем, что на другой день рано утром должна была ехать в один из своих увеселительных дворцов, чтобы все приготовить там на послезавтра для приема императора. Однако ж после обеда камергер Балк явился к нам с известием, что ее величество решилась не уезжать еще на другой день, чтобы вместе с императорскими принцессами иметь возможность видеться с герцогом на яхте.

6-го. Маленькая яхта его королевского высочества, стоявшая на галерном дворе на штапеле, после обеда была благополучно спущена на воду в присутствии императора и при пушечных выстрелах с большой яхты нашего герцога, поставленной насупротив на Неве. С.-Петербургская крепость отсалютовала таким же числом выстрелов, как и эта большая яхта, что было чем-то необыкновенным. Как скоро спущенная маленькая яхта стала на якоре, его королевское высочество отправился на нее, чтобы принять императора и [243] императорскую фамилию. Большую яхту притянули к маленькой, и когда обе они соединены были досками, все общество перешло на первую и разместилось за накрытые там в каютах столы, хотя они собственно накрыты были на обеих яхтах. Его королевское высочество от души радовался тому, что в первый раз имел счастье угощать императорских принцесс. Когда пили за их здоровье, он сам обходил всех с вином, и императрица сказала, что очень хорошо видно, что этот тост ему дороже всего. Герцог скоро довольно сильно опьянел и после того почти всякий раз, когда говорил с императором, называл его не иначе как батюшка (Patuschka), что его величество принимал очень милостиво. Попойка продолжалась до поздней ночи, и почти все гости перепились.

7-го, поутру, императрица уехала вперед в свое поместье Царицыну-мызу, и император скоро последовал за нею туда же; но принцессы все остались здесь.

8-го. Многие из здешних господ отправились также на Царицыну-мызу, так что положительно никто не знал, долго ли останутся там их величества.

9-го пришло из Голштинии неожиданное известие, что молодой Ягужинский, учившийся вместе с сыном тайного советника Бассевича, умер там, что, конечно, должно сильно огорчить отца.

11-го камергер Балк пригласил герцога к 5 часам после обеда к себе на крестины, и его королевское высочество, лишь только разъехались бывшие у нас гости, отправился к нему. Он нашел уже там обеих герцогинь и многих дам. В половине седьмого приехали также император и императрица. Обряд крещения совершал русский священник, и младенец наречен был Екатериной. Его королевское высочество подал здесь императору мемориал, который приняли очень милостиво.

12-го. Сегодня обер-камергера посылали к молодому Балку с крестинным подарком, который состоял из двух шведских золотых медалей в 50 червонцев каждая.

15-го. Его высочество катался по реке и пять раз имел удовольствие видеть и приветствовать старшую императорскую принцессу, потому что всякий раз, когда проезжал мимо дворца, она отворяла окно и не отходила от него до тех пор, пока он не скрывался у нее из виду. Средняя принцесса (Елизавета) вовсе не показывалась, что герцогу, который ее от души любит, было очень прискорбно. Граф Ферзен, бывший вместе с нами на барке и сильно желавший видеть старшую принцессу, был очень рад, что ему представился наконец случай так хорошо увидеть ее. Он уверял, что никогда не видал такой прекрасной принцессы.

16-го, поутру, я должен был ехать к императорскому двору, чтобы узнать о здоровье всех членов царской фамилии: вчера до [244] сведения его королевского высочества дошло, будто император не совсем здоров. Мне отвечали там, что императрица и императорские принцессы совершенно здоровы, но что его величество принимал лекарство и в этот день не выйдет из своей комнаты.

17-го. Третьего дня вечером приехали сюда оба голштинских капитана, фон Вонсфлет и фон Краковиц, и именно на здешнем фрегате “Св. Иаков”, который свой путь от Любека до Кронштадта совершил в 5 дней, что, конечно, нельзя не назвать весьма благополучным переездом. Теперь между Любеком и Кронштадтом постоянно ходят два русских фрегата в качестве почтовых яхт. Началось это однако ж только в нынешнем году, но во всяком случае в настоящее время доставляет большое удобство для отправляющихся морем сюда или отсюда. Говорят, его величество император после своего маленького недуга в этот день утром был уж опять в Адмиралтействе.

23-го. В пять часов после обеда его высочество поехал в дом тайного кабинет-секретаря Макарова (фаворита императорского), на свадьбу которого был приглашен. Против всякого ожидания, ни императора, ни императрицы, ни императорских принцесс там не было; поэтому возле жениха с правой стороны сел великий адмирал Апраксин, как посаженый отец невесты, а возле него вице-адмирал Сивере, как брат невесты; с левой стороны подле жениха поместились князь Меншиков, как посаженый его отец, и генерал-лейтенант Ягужинский, как его брат. Его королевское высочество, не принадлежавший к свадебной родне, сел прямо против жениха, а прочие господа разместились как кому пришлось. За дамским столом подле невесты по правую руку сидела герцогиня Мекленбургская, как посаженая ее мать, а возле нее фельдцейхмейстерша Брюс, как сестра невесты; по левую руку рядом с невестою сидели герцогиня Курляндская, как посаженая мать, и генеральша Балк, как сестра жениха. Все прочие дамы разместились также как случилось, так что нашей тайной советнице Бассевич пришлось сидеть между тайною советницею Остерман и бригадиршею Румянцевой. Подругами невесты были девицы Мамонова и Головина, маршалом — генерал-полицеймейстер Антон Мануилович Девьер, дружкой — наш Измайлов, шаферами — 12 капитан-поручиков, поручиков и прапорщиков гвардии. Во время стола все обыкновенные свадебные церемонии были в точности соблюдены, и когда залу опростали от столов и вымели, начались церемониальные танцы. По окончании их маршал свадьбы дал позволение танцевать что угодно, и тогда его королевское высочество, наш герцог, сначала пригласил на польский герцогиню Мекленбургскую, а затем, протанцевав еще менуэт с герцогинею Курляндскою, стал уже танцевать с невестою и прочими дамами. Кроме польских и менуэтов было еще много англезов, так [245] что танцы продлились до 11 часов, когда наконец невесту обычным порядком с церемониею проводили в спальню.

24-го. Хотя в 5 часов явились ко двору два шафера вчерашней свадьбы, чтобы снова пригласить герцога на вечер к молодым, однако ж его королевское высочество приказал извиниться и сказать им, что приехать не может. Обе герцогини и большая часть вчерашних гостей опять были там, но из императорской фамилии и в этот раз никто не приезжал.

26-го. Вскоре после обеда к его королевскому высочеству, нашему герцогу, приехал камергер императрицы Чевкин и пригласил его пожаловать к 5 часам пополудни в сад на сегодняшний праздник. В назначенное время его высочество в сопровождении старшего принца Гессен-Гомбургского и многих проживающих здесь иностранцев, также большей части своей свиты отправился пешком в галерею, находящуюся в аллее перед садом, где назначалось празднество и собрались уже почти все наличные должностные особы. В 6 часов прибыли императорские принцессы с маленькою великою княжною и великим князем; его высочество встретил их у барки и оттуда провел в залу. Император и императрица, равно как и обе герцогини, Мекленбургская и Курляндская, не приехали вовсе, потому что его величество император все еще был нездоров. Поэтому тотчас по прибытии императорских принцесс все дамы и кавалеры обыкновенным целованием руки принесли свои поздравления обеим принцессам-именинницам (Царевнам Наталье Петровне, умершей в 1725 году, и Наталье Алексеевне, дочери царевича Алексея Петровича.), при чем все целовали руку и обеим старшим императорским принцессам. После того сперва младшая императорская принцесса Наталия (которая все время стояла подле принцессы Анны) подала из своих рук, но с помощью старшей сестры, всем гостям по полной рюмке венгерского вина, потом то же самое сделали великая княжна и обе старшие императорские принцессы и наконец молодой великий князь. Но обе старшие принцессы и великий князь подавали большие английские рюмки, которые, впрочем, также наполнялись превосходным венгерским вином. После этого угощения молодые члены императорской фамилии удалились, и празднество таким образом окончилось без обеда и танцев. В галерее хоть было и довольно тесно, однако ж туда все-таки пригласили всех иностранных корабельщиков, для которых была приготовлена одна из маленьких смежных комнат. Люди эти немало гордятся тем, что могут также являться на все празднества. Но император оказывает им эту честь отчасти потому, что вообще любит общество моряков, главным же образом потому, что заботится о развитии торговли и старается привлекать сюда иностранцев. [246]

27-го, часов в десять, многие из наших придворных отправились в Петергоф и, пользуясь удобным случаем, осматривали там все в подробности. Случай этот именно представился потому, что император на аудиенции, которую имел у него вчера вечером генерал Банниер, позволил последнему осмотреть Петергоф и приказал одному из своих денщиков, молодому Бутурлину, следовать туда за генералом. Там только при таких необыкновенных случаях открывают все фонтаны.

29-го. Сегодня вечером общество, ездившее осматривать здешние окрестные увеселительные дворцы, воротилось назад и было очень довольно как угощениями, так и всем виденным. Господа, участвовавшие в этой поездке, признавались, что представляли себе эти дворцы вовсе не такими, какими нашли их в самом деле. Они были не только в Стрельне-мызе, Петергофе, Ораниенбауме и Кронштадте, но и в Дубках, где подробно осмотрели как новый императорский дом и разведенный при нем сад, так и все тамошние фабрики (Дубки, увеселительный дворец, построенный Петром Великим при Финском заливе, против Петергофа, в 30 верстах от Петербурга.). После обеда по всему городу извещали с обыкновенным барабанным боем, что в будущем году кораблям будет дозволено ввозить беспошлинно всякого рода зерновой хлеб.

30-го, в воскресенье, в 5 часов утра три пушечных выстрела подали всем буерам, торншхоутам и другим маленьким судам сигнал для отплытия к Александро-Невскому монастырю, а часов в десять раздался точно такой же сигнал для всех барок, шлюпок и вереек. Поэтому и его королевское высочество послал туда свою барку, но сам не поехал, между тем как императрица и императорские принцессы отправились в монастырь. На старом маленьком боте, родоначальнике всего русского флота, развевался императорский государственный флаг. Когда все суда выстроились в ряды, а именно около часа пополудни, показался гроб с мощами святого Александра (если они только были в нем). Его везли на большой, как говорили, адмиральской галере, на которой спереди помещались три большие металлические пушки. Он стоял под большим балдахином, и за ним следовала императорская яхта, называемая “Принцесса Елисавета”. Как скоро эта адмиральская галера стала подходить ближе, ей начали салютовать — сперва знаменитый ботик, стоявший на якоре впереди всех, из маленьких металлических пушек, а потом и вся флотилия. Яхта “Принцесса Елисавета” отвечала из своих пушек. Император, князь Меншиков и многие другие знатные русские господа выехали навстречу мощам, а затем его величество и бывшие с ним возвратились на галеру, на которой в честь святого развевался императорский флаг и на которой с веслами сидели все [247] гвардейские гренадеры. Когда адмиральская галера причалила к нарочно устроенной пристани и гроб перенесли на берег, со всех судов два раза выпалено было из пушек. После того офицеры с церемониею понесли гроб в монастырь. Гроб этот, серебряный, вызолоченный, несен был под большим бархатным балдахином, на котором стояло серебряное распятие. Все духовенство в богатейших облачениях встретило его у моста. Оно шло потом впереди и позади гроба. Император находился между шедшими впереди певчими, а прочие русские господа шли кто впереди, кто позади. Во время этой процессии звонили во все колокола и не было видно ничего, кроме необъятного множества зрителей, которые крестились и кланялись. Большая часть из них, проникнутая глубоким благоговением, горько плакала; но были такие, которые смеялись или смотрели с сожалением на слепую и глупую толпу (Автор, конечно, не мог тут разуметь никого, кроме иностранцев.). Император с обеими императорскими принцессами, обе герцогини и все дамы в великолепнейших нарядах находились на переднем монастырском дворе, у архиерейского дома, и там ждали приближения гроба. Увидев его, они также начали креститься и кланяться, при чем некоторые старые дамы заливались слезами не менее простолюдинов. Как скоро гроб пронесли мимо ее величества императрицы, она последовала за ним со всею своею свитою, идя перед духовенством, шедшим позади его. Освященная только в этот день утром часовня нового монастыря, где должны были оставаться мощи святого до окончательного устройства главной церкви и всего монастыря (еще вполовину не отделанного), возвышалась на целый этаж от земли; к ней вела поэтому очень большая и широкая терраса, по которой гроб и внесли туда. Тотчас после того, как его поставили на место, из окна был выкинут флаг, которым подали сигнал к начатию пушечной пальбы в третий раз. Затем духовенство совершило в часовне несколько церемоний, после которых знатнейшее духовное лицо сказало похвальное слово святому Александру Невскому, продолжавшееся почти целый час. По окончании его совершены были еще кое-какие церемонии, и тогда их величества, равно как прочие высокие особы и все присутствовавшие, отправились опять на свои суда. Возвратившись вечером в С.-Петербург, мы узнали, что несколько монахов Александро-Невского монастыря приезжали приглашать туда его высочество к обеду на другой день и что князь Меншиков вечером того же дня будет все общество угощать у себя. Ввечеру город в память мира с Швециею был иллюминован.

31-го, около полудня, его королевское высочество отправился в Александро-Невский монастырь, и когда приехал туда, все уже сидели там за столом. Как скоро мы вошли в залу, где обедали, [248] герцогу и всем нам тотчас очистили места, и его королевскому высочеству пришлось сидеть возле императора с левой стороны. Императрица с принцессами, обеими герцогинями и знатнейшими из дам кушала в особой комнате; прочие придворные дамы и кавалеры сидели также в особой, а для офицеров, которым недостало места в зале, где кушал император, накрыты были в одной из смежных комнат особые столы, так что всех обедавших было в этот день более трехсот человек. Всем гостям подавалось мясо, которое обыкновенно неохотно допускается в монастырях; но на столы, занятые духовенством, ставились только рыбные блюда. Из иностранных министров на этом обеде не было никого. За столом провозглашены были лишь немногие заздравные тосты, и при них палили из пушек. В час император встал из-за стола и уехал на свою яхту для обыкновенного послеобеденного отдыха; но императрица и прочие гости несколько времени не вставали еще с своих мест, и его королевское высочество, наш герцог, еще прежде чем удалился император, прошел в дамскую комнату, где, стоя за стулом государыни, разговаривал как с ее величеством, так и с императорскими принцессами до тех пор, пока они не встали из-за стола. В то время как из этой комнаты выносили столы, ее величество со всеми присутствовавшими слушала в одной из соседних комнат монастырских певчих, между которыми были прекрасные голоса и в особенности очень сильные басы. Когда же из столовой все было вынесено, императрица с дамами опять вошла в нее и села там с принцессами, обеими герцогинями и его королевским высочеством, который имел удовольствие занять место подле старшей принцессы. Государыня также обращалась к нему часто с разговором и вообще была с ним в этот раз как-то необыкновенно милостива. В 3 часа император возвратился и пришел в ее комнату. Его величество казался в отличном расположении духа, потому что много шутил и смеялся с княгиней Голицыной и с женой Ивана Михайловича Головина. Последней он сказал между прочим, что она родит близнецов. Побыв несколько времени у дам, он прошел в большую столовую залу, и тут архиепископ Новгородский, как глава русского духовенства и архимандрит монастыря, роздал большей части гостей большой отгравированный на меди план Александро-Невского монастыря, который изображен на нем так, как он собственно должен быть, со всеми строениями, садами и мелкими принадлежностями. Так как его королевского высочества, нашего герцога (который в это время находился у императрицы и беседовал с принцессами) при раздаче не было, то он на сей [раз] не получил экземпляра, потому что ни одного не осталось, но ему обещали доставить его в самом скором времени, при чем и мне обещан был экземпляр. Часа в четыре ее величество императрица в сопровождении императорских принцесс, обеих [249] герцогинь, нашего герцога (который вел старшую принцессу) и всех дам пошла в небольшую нижнюю часовню монастыря (в котором две часовни, устроенные одна над другою) и осматривала там гробницу покойной вдовствующей царицы. В этой же нижней часовне находилась и рака покоившегося теперь в монастыре святого Александра, которая, по обыкновению, будет вмещать в себе серебряный гроб с его мощами. Она обита красным бархатом и обложена золотым галуном. Мощи же святого, покоящиеся в серебряном гробу, поставлены, как сказано, в верхней часовне, устроенной прямо над нижнею. Из этой часовни императрица прошла на свою барку и отправилась на яхту “Принцесса Елисавета”, куда за нею последовали императорские принцессы и все придворные дамы, а обе герцогини с прочими дамами сели на свои собственные маленькие парусные суда. Скоро император также явился на яхту “Принцесса Елисавета”, на которой в обществе императрицы и принцесс и поехал назад в С.-Петербург. Когда адмирал буеров пушечным выстрелом подал сигнал к отплытию, все якори были сняты; затем старый ботик отчалил от берега у монастырского моста, и из монастыря отсалютовали ему 13 выстрелами. Император возвратился в С.-Петербург на этом ботике и приехал прямо к крепости, где он сохраняется, а потом отправился на своей верейке к князю Меншикову, куда последовала за ним и вся флотилия, потому что князь (по случаю дня св. Александра, его патрона) просил к себе не только его величество со всеми членами высочайшей фамилии, но и всех бывших в этот день в монастыре. По прибытии туда государь сел на приготовленную для него маленькую верховую лошадь (ради удобства он любит ездить на маленьких лошадях) и поехал в сад, где приготовлено было угощение. Но его королевское высочество, наш герцог, остался у моста, чтобы дождаться императрицу и встретить ее. Она скоро и подъехала на своей яхте. Тут ее величество, герцогини и все дамы сели в стоявшие для них у моста кареты князя и поехали в сад, куда кавалеры пошли пешком. Там разбито было множество палаток, в которых находились столы, уставленные кушаньями. Но так как стало очень холодно, то император решился надеть парик и употребил в дело первый, какой попался ему под руку, а попался белокурый. Вечером весь город был иллюминован.

Сентябрь

2-го. После обеда у его высочества имел аудиенцию барон Цедергиельм, который на днях отправлялся в качестве его министра во Францию.

3-го. Сегодня после обеда, во время прогулки, мы почувствовали, что хорошая погода уже прошла, потому что вечера стали как-то очень холодны. В караул к его королевскому высочеству начали [250] с этого дня ставить все гренадер Ингерманландского полка с одним гренадерским офицером, барабанщиком и флейтщиком.

4-го. Герцогиня Мекленбургская, будучи у сестры своей, герцогини Курляндской, прислала к нашему герцогу камер-юнкера Бирона (Известного впоследствии герцога Курляндского.) спросить, приглашен ли его высочество, как она, на завтра к императорскому двору и не знает ли он, открыто там будет отпразднован этот день или в тишине. Герцог отвечал, что приглашения он не получал и что на второй вопрос не может сказать ничего верного. Его высочество после того пошел сам к герцогине Курляндской, где нашел также и принцессу Прасковию, которая после продолжительной болезни начала наконец понемногу оправляться. Герцогиня Курляндская сказала, что в следующую пятницу уезжает назад в Курляндию и что императрица отдала уже приказание держать для нее наготове почтовых лошадей. Относительно же предстоявшего празднества и она не могла сообщить ничего верного; думала однако ж, что оно, может быть, будет отложено до послезавтра, а что завтра день проведут при дворе в тишине.

5-го, в день тезоименитства императорской принцессы Елизаветы, граф Бонде должен был поутру осведомиться, будет ли оно праздноваться открыто или нет. При дворе в первом очень сомневались, потому что император был нездоров и, как говорили, провел дурную ночь; однако ж некоторые думали, что к вечеру или даже на другой день, может быть, что-нибудь и состоится. В крепости был выкинут обыкновенный праздничный флаг, но в полдень в ней не было пальбы, которая уж всегда бывает в подобные дни, из чего мы и заключили, что празднества никакого не будет. Поутру я узнал совершенно неожиданно, и сначала не хотел было верить, что вчера было решено отправить через несколько дней камеррата Негелейна и гоф-интенданта Миддельбурга в Голштинию для исполнения разных поручений и закупки многих вещей, но с тем чтобы они в этом же году воротились назад.

6-го, после обеда, у его высочества имел прощальную аудиенцию барон Цедергиельм, который вечером или на другой день утром собирался ехать в Кронштадт, чтобы с первым попутным ветром отправиться оттуда на здешнем обыкновенном почтовом фрегате в Любек и потом как можно ускорить свое путешествие в Париж. Для вчерашнего тезоименитства и нынче при дворе не было никакого празднества.

7-го. С его высочеством простился капитан Берг, отправляющийся нынче или завтра через Ревель обратно в Стокгольм. Некоторые из наших придворных осматривали сегодня Анненгоф и Елисаветгоф, два императорских увеселительных дворца, которые недавно [251] возведены на берегу Невы. Первый из них был уже гораздо более отделан, чем второй.

8-го. Камеррат Негелейн и Миддельбург отправятся в Гамбург сухим путем, потому что все морские офицеры не советуют его высочеству в теперешнее время года высылать в море одну из своих яхт; а адмирал Крюйс отвечал тайному советнику Бассевичу, когда последний стал говорить с ним об этом, что и кошки своей теперь не отпустил бы в море на такой яхте. Камер-паж Петерсен будет стараться отплыть на каком-нибудь купеческом корабле. Здоровье императора все еще не вполне поправилось, однако ж, говорят, его величество все-таки чувствовал себя лучше, чем несколько дней тому назад.

10-го, около полудня, к нашему двору приезжал камер-юнкер Бирон, которого герцогиня Курляндская присылала к его высочеству, нашему герцогу, объявить о своем отъезде и проститься. Отъезд этот должен был последовать непременно через день.

11-го. Камер-юнкер Бирон рассказывал мне сегодня, что его величество император приказал вчера выдать герцогине 3000 рублей на путешествие в Курляндию и обещал ей следующею весною навестить ее в Митаве. Как рада должна быть добрая герцогиня, что наконец может опять возвратиться в свои владения, где ей совсем иначе живется, чем здесь, легко себе представить, особенно если принять во внимание, что в последние годы она приобрела в Курляндии такую любовь, что ее почитают там почти как полубогиню. У нее, говорят, еженедельно бывают два куртага, именно по воскресеньям и средам, и она курляндскому дворянству при всех случаях оказывает много милости и доброты. Двор ее, по словам камер-юнкера, состоит из обер-гофмейстерины Ренне, трех немецких фрейлин и двух-трех русских дам, из обер-гофмейстера Бестужева, одного шталмейстера, двух камер-юнкеров, одного русского гоф-юнкера и многих нижних придворных служителей. Около 3 часов его королевское высочество поехал к герцогине Курляндской и простился с нею.

12-го. Его величество император все еще не оправился совершенно от болезни, почему лейб-медик продолжает постоянно ночевать при дворе.

13-го. Сегодня после обеда император уж опять разъезжал часа два по реке на маленьком новом буере, который, как мне сказали, выстроил денщик Василий Петрович и ход которого его величество хотел испытать. Поравнявшись с крепостью, они начали салютовать ей, и она отвечала тремя выстрелами. Этим возвещено было городу, что император снова может ездить по реке. Однако ж надобно опасаться, не слишком ли это опять для него рано, в продолжение последней своей болезни он уж несколько раз позволял себе [252] прежде времени выходить из дому и всегда чувствовал себя после того очень нехорошо.

15-го, около полудня, ко двору приезжал проститься с его высочеством Румянцев, который в этот же день собирался выехать отсюда в Константинополь Его по случаю этой поездки произвели в генерал-майоры, но с тем чтобы он начал именоваться этим чином только по приезде в Турцию. Он берет с собою нескольких инженерных и артиллерийских офицеров. В продолжение всего путешествия должен быть веден подробный и тщательный журнал. Г. Румянцев принял также в свою свиту целую толпу немецкой прислуги. Французскому послу в Турции, маркизу де Бонаку, который сильно содействовал заключению трактатов между здешним и турецким дворами, он везет от имени императора орден Св. Андрея. Секретарь маркиза де Бонака, недавно присланный сюда последним, отправится обратно в Константинополь также в свите Румянцева.

17-го. Камергер императрицы Балк уверял, что император теперь совсем оправился и только по неотступным просьбам врачей не будет еще несколько дней выходить из комнаты, что болезнь его величества давно бы уж прошла, если б он захотел поберечься как следует. Когда речь у нас зашла об олонецких водах, камергер сказал, что они удивительно были бы полезны государю, если б он только при употреблении их щадил себя и соблюдал надлежащую диету в пище; но что для него это дело почти невозможное, потому что он решительно не может обойтись без холодного кушанья в особенности и некоторых других вещей. Его величество будто бы еще вчера говорил, что зимою непременно поедет опять в Олонец и будет пользоваться тамошними водами. Балк рассказывал нам о разных случаях, показавших необыкновенное действие этих вод

18-го. Сегодня после обеда император ездил по реке на своей маленькой яхте и салютовал как Адмиралтейству, так и крепости, которые с своей стороны отвечали ему. Но во время этой прогулки его величество, говорят, постоянно оставался в каюте и не решался выходить из нее.

19-го Негелейн и Миддельбург пьяные выехали из С.-Петербурга на почтовых лошадях Капитан Шульц, Адлерфельд, Шильд, Гольштейн и некоторые другие из наших людей вечером приехали к тайному советнику Бассевичу из Кронштадта и рассказывали, что отплыли оттуда на голштинском корабле “Летучая Рыба” с попутным ветром, но в первую же ночь по причине сильной бури и темноты сбились с настоящего пути и сели на скрытую подводную скалу, что жизнь их в продолжение нескольких часов подвергалась опасности и что при страшном ветре им с трудом удалось спастись от погибели. По словам их, в полутора милях от них и в то же время сел на мель еще другой корабль, на котором был также [253] голштинский капитан и который потерял штурмана, пять или шесть человек матросов и весь свой груз. О пяти других кораблях, вышедших в море в одно время с ними, не было еще никакого известия.

20-го. Так как ветер в этот день был очень благоприятный и погода стояла довольно ясная, то его величество император решился поездить немного по реке со всею флотилиею. Поэтому в час пополудни выкинули флаг буеров и одним пушечным выстрелом подали сигнал к приготовлению для катанья всех маленьких парусных судов, а часа в три дано было знать тремя пушечными выстрелами, чтобы они собирались к “Четырем Фрегатам”. Вся императорская фамилия также съехалась туда и оставалась в доме до тех пор, пока флотилия собралась и могла отплыть. Император, казалось, был довольно свеж.

22-го. Болезнь герцога, продолжавшаяся уже несколько недель, все еще не проходила. Около 4-х часов после обеда камергер Балк приезжал ко двору и от имени императрицы и императорских принцесс осведомлялся о здоровье его высочества. Он хоть и говорил, что император чувствует себя очень хорошо, однако ж я слышал от других, что ему после бывшего третьего дня катанья по реке стало опять немного хуже прежнего.

24-го. Вонсфлет и молодой Плате простились и в этот же день утром отправились отсюда сухим путем в Германию. Императору, как говорят, сделалось опять хуже, почему обер-камергер почти ежедневно ездит ко двору и осведомляется о здоровье его величества.

27-го. Император был сегодня в церкви Св. Троицы и слушал там обедню, а потом, поутру же, посетил дом “Четырех Фрегатов”, где посидел несколько времени и выпил рюмку водки. Его величество после болезни и от постоянного сидения в очень теплой комнате сделался, говорят, очень зябок, так что теперь не может выносить много холода. Из Ревеля тайный советник Бассевич получил письмо от молодого корнета Бассевича (брата капитана Бассевича), который недавно приезжал сюда из Швеции и опять уехал туда водою к присылавшему его в Россию полковнику Бассевичу. Этот корнет уведомлял, что корабль, на котором он отправился, имел несчастье недалеко от Ревеля сесть на мель, откуда и до сих пор не может сойти, так что они решительно не знают, как будут продолжать путь. В нынешнем году, следовательно, опять много слышно о кораблекрушениях и других несчастьях с кораблями.

28-го, около 3 часов после обеда, тремя пушечными выстрелами в крепости подан был сигнал собираться в Адмиралтейство к спуску нового фрегата, после чего все и каждый отправились на назначенное место, куда поехал и его высочество наш герцог. Ее величество императрица и принцессы приехали на маленькой яхте императора и смотрели с нее на спуск от Васильевского острова. Часа в четыре корабль, к великому удовольствию государя, [254] благополучно сошел со штапеля и получил название “Борзая Собака” (Windhund). После спуска его высочество отправился сперва к императрице и принцессам, чтобы приветствовать их, а потом к императору на новый фрегат. Там он сел за стол возле его величества; но еще до половины шестого уж все кончилось, потому что часов в пять императрица, проезжая мимо каюты, в которой находился государь, закричала ему: “пора домой, батюшка” (para domoy Patuschka), после чего он скоро встал из-за стола и уехал.

29-го. Император после обеда катался несколько времени по реке и салютовал крепости, которая отблагодарила его тремя выстрелами.

Октябрь

1-го, поутру, я узнал у тайного советника Бассевича, что его королевское высочество написал к нему в этот день очень милостивое письмо о его дочери Мике (Уменьшительное женского имени Мария.), руки которой просил для маршала Платена. Письмо это и мне дали прочесть. Я читал также и ответ тайного советника, в котором он, его супруга и дочь во всем покорялись воле его королевского высочества. Между тем дело это сохранялось в тайне и только немногие из наших знали о нем. Около 6 часов вечера у тайного советника собралось большое общество, в котором явился и герцог: девица Бассевич была торжественно обручена с гофмаршалом фон Платеном, при чем его высочество сам обменял между ними кольца. Никто не думал, что обручение последует так скоро.

3-го. Вчера хоть и был уже сильный мороз, однако ж император сегодня рано утром все-таки поехал в Кронштадт, где пробудет дня два, а потом проедет в Петергоф, куда завтра отправится и императрица.

4-го, поутру, императрица отплыла в Петергоф, оттуда она, как полагают, возвратится через несколько дней; но императорские принцессы не поехали с нею, а остались здесь.

7-го. Сегодня в 2 часа после обеда их величества возвратились из Петергофа; но флот, как говорят, уже после отъезда государя из Кронштадта вошел в гавань; работы солдат в крепости также прекратились.

8-го. Нынче вечером за столом его королевское высочество рассказывал, сколько он в детстве своем должен был заучивать разных разностей наизусть и как изумительно его мучили этим заучиваньем. Несмотря на то, что уже несколько дней морозило и шел снег, что даже уже начали ездить на санях, — после обеда из крепости подан был буерам тремя пушечными выстрелами сигнал к отплытию в Шлюссельбург; но император намеревался выехать туда только на другой день. [255]

9-го, очень рано утром, его величество отплыл в Шлюссельбург, потому что 11-го празднуется взятие шлюссельбургской крепости и он всегда со здешними знатными военными сановниками проводит там этот день. Обыкновенно его величество возвращается оттуда 12 октября, но на сей раз он воротится через две недели, потому из Шлюссельбурга проедет к Ладожскому каналу, а оттуда отправится в Новгород.

10-го у его высочества обедал приехавший третьего дня из Ревеля шведский капитан по фамилии Зейленберг, который на недавно оконченном Сейме в Швеции сильно ратовал в пользу его королевского высочества. Он 7 лет пробыл в России в плену, но в 1724 (Это, конечно, описка; автор, вероятно, хотел сказать в 1720 или 1721, т. е. еще до заключения Нейштадтского мира.) году ему удалось бежать. В то время он здесь, в Петербурге, несколько недель работал в крепости за деньги, как простой работник, получая по 3 копейки в день. Прежде он три раза пытался бежать, но все неудачно — его опять ловили, — а потому должен был тридцать месяцев просидеть в тюрьме, скованный по рукам и ногам, и ходить вместе с разбойниками собирать для своего пропитания милостыню. Только в четвертый раз ему посчастливилось наконец уйти.

11-го, в день покорения Шлюссельбурга, здесь все было тихо, но в Шлюссельбурге день этот, вероятно, праздновался тем торжественнее, потому что во всем году нет праздника, в который бы пили более, чем в этот. После обеда ко двору приезжал камергер Балк с поклоном от императрицы, и от имени ее величества осведомлялся о здоровье герцога, которого в то же время имел поручение пригласить пожаловать на другой день, к 5 часам после обеда, в галерею, что в аллее перед летним дворцом императора, где полагалось отпраздновать день рождения маленького великого князя. Он говорил, что императрицу и старшую принцессу беспокоил немного катар; также, что император возворотится только через четыре недели, потому что хотел проехать из Шлюссельбурга к новому каналу и оттуда на Ладожское озеро, а потом отправиться в Новгород и еще далее для осмотра реки, которая должна будет служить для сокращения водяного пути в Москву и которую его величество уж как-то осматривал.

12-го. День рождения маленького великого князя был отпразднован на назначенном вчера месте, куда съехалось большое общество дам и кавалеров и собрались все иностранные министры. Императрица с принцессами, маленьким великим князем и дамами кушала отдельно; кавалеры же сидели за двумя длинными столами. После обеда, продолжавшегося не более полутора часов, начались танцы, а в 9 часов уж все было кончено. Открыл танцы его высочество, наш герцог, с ее величеством императрицею, и так как они [256] начали польским, то вместе с ними танцевали императорские принцессы с маленьким великим князем и младшим принцем Гессенским.

13-го, рано утром, возвратилась из Шлюссельбурга флотилия буеров, которая при своем прибытии салютовала крепости, откуда ей, в благодарность, отвечали также пальбою. Так как в прошлом году в этот день скончалась вдовствующая царица Прасковия, то герцогиня Мекленбургская, принцесса Прасковия и многие другие знатные особы были в Александро-Невском монастыре, где посещали могилу покойной, оплакивали ее и служили панихиду. После герцогиня у себя в доме давала большой обед.

19-го. Об императоре получено известие, что он остался чрезвычайно доволен работами при большом канале и одобрил все, что там было сделано генералом Минихом. Его величество, говорят, был с ним необыкновенно ласков и на будущее время все предоставил в его распоряжение, несмотря на то что есть много лиц, которые очень преследовали генерала Миниха, представив на него государю немало ложных и неосновательных доносов.

21-го. Майор Гаффнер прибыл на 6 день из Любека в Кронштадт на том же самом фрегате, который отвез в Германию барона Цедергиельма.

22-го. За несколько дней между Кронштадтом и Ревелем опять потерпел крушение один 70-ластовой купеческий корабль. Спасти с него удалось только людей.

23-го его высочество давал аудиенцию здешнему артиллерийскому капитану Татищеву, тому самому, который устраивал в Сибири железные и медеплавильные заводы и уж многое привел там в исполнение. Он простился с герцогом, потому что отправлялся в воскресенье или в понедельник через Финляндию в Швецию под предлогом осмотра тамошних рудников и приглашения нескольких рудокопов в службу императора; но думают, что он едет туда по другим причинам. Его высочество пробыл с ним несколько времени в своей комнате наедине.

25-го. После обеда его королевское высочество поехал на крестины к генералу Ягужинскому, куда его пригласили в кумовья. Императрица также была там. За столом и после стола сильно пили. Все тосты начинал великий канцлер Головкин, как тесть хозяина, и при провозглашении здоровья ее величества императрицы все здешние старые вельможи бросились перед нею на колени. После обеда государыня с дамами прошла опять к родильнице, которая лежала на постели разряженная в пух. Ее величество просидела там еще с час, а гости в это время продолжали весело попивать. Маленький великий князь переехал в этот день из императорского летнего дворца в зимний, отправившись туда на одном из буеров императора. [257]

27-го, около 6 часов после обеда, император благополучно возвратился водою и остановился еще в летнем дворце императрицы; но думают, что их величества или по крайней мере принцессы завтра или дня через два переедут в зимний дворец.

28-го, вечером, когда император был у генерал-лейтенанта Ягужинского, на Васильевском острове произошел пожар. Его величество тотчас отправился туда и потом, когда огонь потушили, воротился опять к Ягужинскому. В собравшемся там маленьком обществе было очень весело.

29-го. В 2 часа пополудни император опять отплыл отсюда в Дубки.

Ноябрь

1-го, в воскресенье, в 10 часов утра, вода в городе поднялась очень высоко, потому что ветер дул с моря. Почти все каналы выступили из берегов и возбудили опасения, что вода поднимется опять так же высоко, как в этот же день три года тому назад. Во время самого возвышения воды и при сильном ветре императрица с некоторыми из своих дам отправилась от летнего дома императора, откуда она до сих пор все еще не переезжала, на ту сторону реки к обедне в церковь Св. Троицы. Но когда они подъехали к дому “Четырех Фрегатов”, вода стояла уж там так высоко, что нельзя было беспрепятственно дойти до кареты. Поэтому ее величество принуждена была воротиться назад; но она поехала не в летний дворец, а в зимний, чтобы уж там и остаться. Проезжая мимо крепости, она приветствовала ее тремя выстрелами, и ей отвечали оттуда тем же.

2-го, после обеда, император благополучно возвратился в С.-Петербург, но накануне, на обратном пути из Дубков, он подвергался на воде большой опасности во время свирепствовавшей сильной бури, и одно из его судов погибло, так что с него только два человека успели спастись вплавь. Его величество принужден был держаться с своей яхтой на двух якорях, и всем находившимся на ней приходилось жутко. Здесь рассказывают за верное, что Военная коллегия недавно хотела назначить нового полковника в Ингерманландский полк, но что князь Меншиков восстал против этого и запретил полку принимать нового командира, потому что император еще недавно предоставил ему право полного заведования этим его полком. Князь велел также открыть в нем баллотировку и утвердил много новых производств в офицеры, потому что по полку было много вакантных мест.

4-го. Старший Тамсен уверял, что он в настоящее время от своих полотняных фабрик в Москве и Ярославле получает 30 процентов прибыли, когда посылает полотна в Гамбург, и что скоро надеется получать еще больше, потому что избавился теперь от русских [258] соучастников. Герцогиня Мекленбургская находится в большом страхе, что император скоро примется за ее больную ногу: известно, что он считает себя великим хирургом и охотно сам берется за всякого рода операции над больными. Так, в прошлом году он собственноручно и вполне удачно сделал вышеупомянутому Тамсену большую операцию в паху, при чем пациент был в смертельном страхе, потому что операцию эту представляли ему весьма опасною.

5-го у одного немецкого булочника, живущего в соседстве императорского зимнего дворца, была свадьба, на которой присутствовали и тафельдекеры его высочества. Император, вероятно мимоездом, услышав музыку и любопытствуя видеть, как справляются свадьбы у этого класса иностранцев, совершенно неожиданно вошел в дом булочника с некоторыми из своих людей, приказал накрыть там два особых стола, один для себя, другой для своей свиты, и более трех часов смотрел на свадебные церемонии и танцы. Во все это время он был необыкновенно весел.

6-го. Два и три года тому назад мы в этот день праздновали рождение тайного советника Бассевича, но делали это по ошибке, потому что он родился не 6 (17 по новому стилю), а 17 ноября по старому. Недавно один молодой Долгорукий возвратился из Франции и привез с собою скорохода и нескольких иностранных лакеев, чего здешняя знатная молодежь до сих пор не делала.

9-го. Сегодня нам сообщили по секрету странное известие, именно что вчера вечером камергер Монс по возвращении своем домой был взят генерал-майором и майором гвардии Ушаковым и посажен под арест в доме последнего; также, что арестованы еще двое других, именно маленький (?) кабинетный секретарь императрицы и ее камер-лакей, которые были постоянно в каких-то сношениях с камергером. Их, говорят, отвели в летний дворец императора. Это арестование камергера Монса тем более поразило всех своею неожиданностью, что он еще накануне вечером ужинал при дворе и долго имел честь разговаривать с императором, не подозревая и тени какой-нибудь немилости. В чем он провинился — покажет время; между тем сестра его, генеральша Балк, говорят, с горя слегла в постель и в совершенном отчаянии.

10-го, в 10 часов утра, тайный советник Остерман, без всякого предуведомления, приехал к нам и пробыл полчаса наедине с его высочеством. Генерал-лейтенант Ягужинский открыто говорил у тайного советника Бассевича, что поутру Остерман приезжал объявить герцогу по секрету, что император наконец твердо решился покончить дело его высочества и что обручение должно совершиться в Катеринин день. Говорено это было от имени императора. Вечером его величество император пировал на именинах у Гослера и был очень весел. [259]

11-го. Молодой Апраксин рассказывал, что Монс первые два дня сидел под арестом в своей комнате, охраняемой часовыми, но что теперь его перевезли в зимний дворец императора, где заседает Верховный суд, делающий ему допросы под покровом величайшей тайны. Апраксин же говорил, что Монс в эти два дня страшно изменился и что у него будто бы от страху был удар; впрочем, он продолжает утверждать, что не знает за собою никакой вины. Генеральша Балк со страху все еще лежала в постели очень больная.

12-го. Находящиеся здесь чужестранные министры и другие иностранцы приносили герцогу свои поздравления, но его высочество из скромности не хотел еще принимать их. Русские в этот день были с нами уж очень приветливы и любезны. Говорили, что курьер, отправленный недавно Кампредоном в Париж, возвратился и будто бы привез хорошие для нас известия.

13-го. Сегодня мы узнали, что поутру Ушаков арестовал также генеральшу Балк, которую поместили у него в доме в той же комнате, где сидел несколько дней ее брат. Дом этот, говорят, весь окружен часовыми. Сегодня же, как мы слышали, арестовали и молодого камергера Балка, но он покамест сидит только в своем доме или в доме матери. После обеда во всем городе объявляли с барабанным боем и прибивали к стенам извещения, что так как камергер Монс и сестра его Балк неоднократно позволяли подкупать себя и потому арестованы, то всем, кому что-нибудь известно об этом или кому приходилось давать им, вменяется в непременную обязанность и под страхом тяжкого наказания немедленно заявлять о себе. Думают поэтому, что дело этих арестантов примет весьма опасный оборот. Говорят, что они во многом уже уличены из собственных их писем.

14-го у его королевского высочества обедал асессор Глюк, который хотя и не поздравлял его, но за столом очень усердно высчитывал, сколько дней остается до Катеринина дня, и при этом вообще вдавался в большую откровенность. И в этот день о Монсе и генеральше Балк опять объявляли с барабанным боем то же самое, что и накануне, почему здесь все того мнения, что дело их кончится плохо, тем более что явилось уж много лиц, от которых они принимали подарки.

15-го объявляли с барабанным боем, что на другой день, в 10 часов утра, перед домом Сената над бывшим камергером Монсом, сестрою его Балк, секретарем и камер-лакеем императрицы за их важные вины совершена будет казнь. Известие это на всех нас произвело сильное впечатление: мы никак не воображали, что развязка последует так быстро и будет такого опасного свойства. Молодой Апраксин говорил за верное, что Монсу на следующий день отрубят голову, а госпожу Балк накажут кнутом и сошлют в [260] Сибирь. Говорили, что поутру г-жу Балк вместе с секретарем и камер-лакеем, а после обеда и Монса, перевезли в крепость. К последнему в то же время привозили пастора Нацциуса (здешней немецкой церкви), который должен был приготовить его к смерти.

16-го, в 10 часов утра, объявленные накануне казни совершены были против Сената, на том самом месте, где за несколько лет повесили князя Гагарина. Бывший несчастный камергер Монс по прочтении ему приговора с изложением некоторых пунктов его вины был обезглавлен топором на высоком эшафоте. После того генеральше Балк дано по обнаженной спине 11 ударов кнутом (собственно только 5); затем маленькому секретарю дано кнутом же 15 ударов и объявлена ссылка на 10 лет на галеры для работы при рогервикской гавани, а камер-лакею императрицы, также приговоренному к ссылке в Рогервик, — ударов 60 батогами. Из приговора явствовало также, что сын генеральши Балк, камергер Балк, не останется при дворе, а будет в чине капитана отправлен на службу в дивизию генерал-лейтенанта Матюшкина, куда последует за братом с чином сержанта и младший сын генеральши Балк, состоявший пажом при императрице. Все присутствовавшие при этой казни не могут надивиться твердости, с которою камергер Монс шел на смерть. По прочтении ему приговора он поклоном поблагодарил читавшего, сам разделся и лег на плаху, попросив палача как можно скорей приступать к делу. Перед тем, выходя в крепости из дому, где его содержали, он совершенно спокойно прощался со всеми окружающими, при чем очень многие, в особенности же близкие знакомые его и слуги, горько плакали, хотя и старались, сколько возможно, удерживаться от слез. Вообще многие лица знатного, среднего и низшего классов сердечно сожалеют о добром Монсе, хоть далеко не все осмеливаются показывать это. Вот уж на ком как нельзя более оправдывается пословица, что кто высоко стоит, тот и ближе к падению! По характеру своему Монс хоть и не был большим человеком, однако ж пользовался немалым почетом и много значил; имел, конечно, подобно другим, и свои недостатки; может быть, уж слишком надеялся на милость, которую ему оказывали; но со всем тем он многим делал добро и уж наверно никак не воображал, что покончит так скоро и так плачевно (Настоящею причиною казни Монса было обвинение его в неприличной короткости с императрицею — Примеч. А.-Ф. Бюшинга.).

18-го г. Остерман присылал к нам одного из своих чиновников за брачным контрактом. Его высочество показывал мне счет издержек на подарок, заказанный им для своей невесты. Издержки эти простирались до 10 000 талеров, но он не знал еще, которую из принцесс назначит ему император, старшую или вторую. [261]

19-го рассказывали за верное, что два камер-пажа императрицы, Соловьев и Павлов, разжалованы в солдаты и что первый из них перед тем подвергся еще наказанию батогами. Думают, что и они были как-нибудь замешаны в монсовском деле.

20-го тело камергера Монса все еще лежало на эшафоте.

21-го. Сегодня утром его величество император, отправляясь в церковь, проехал в маленьких санках чрез реку по льду. Ганс Юрген, теперешний главный надзиратель над береговою стражею, хотел его арестовать, потому что не давал ему еще позволения ездить через лед, который находил не довольно еще крепким; но государь проскакал слишком скоро и не обратил внимания на его угрозы.

22-го. Г. Остерман имел продолжительную конференцию с нашим герцогом в присутствии тайного советника Бассевича и посланника Штамке. Они потребовали чернил и перьев, и вожделенный брачный контракт был наконец составлен окончательно. Сейчас видно было по всему, что его высочеству (как мы все пламенно того желали) достанется несравненно прекрасная принцесса Анна. Так разрешилась продолжавшаяся доселе неизвестность, на кого падет жребий, на старшую или на вторую принцессу. Против красоты и привлекательности принцессы Елизаветы хоть и ничего нельзя сказать, однако ж все мы, по многим причинам, склонялись на сторону принцессы Анны и сердечно желали, чтобы она была нашею герцогинею.

23-го. Тотчас после обеда была последняя репетиция большой музыки, которую герцог намеревался устроить вечером в честь императрицы по случаю наступавшего дня ее тезоименитства. В 6 часов вечера его королевское высочество в сопровождении всех своих кавалеров в парадных костюмах и со всем оркестром отправился к зимнему дворцу императора. Место для музыки отведено было на дворе, перед комнатами императрицы и принцесс, и вокруг музыкантов стояли факельщики, все до одного в герцогской ливрее. У наружных ворот двора его королевское высочество был встречен обер-гофмейстером Олсуфьевым и генерал-лейтенантом Ягужинским, которые провели нас на упомянутое выше место, где мы стояли в этот же день и в прошлом году. Музыка продолжалась с час. Его высочество стоял с своею свитою под окнами императорских принцесс, которые также со вниманием слушали оттуда музыку; но когда он побыл с полчаса около оркестра, их величества прислали просить его к себе наверх, где и удостоили его самого милостивого приема. Императрица не только самому герцогу, но и всем его кавалерам собственноручно поднесла по стакану венгерского вина, а император пригласил его высочество к себе на другой день к обеду, чего до сих пор никогда еще не бывало: во все время пребывания нашего в России герцогу случалось обедать у его величества только в дни обыкновенных празднеств, потому что он вообще редко [262] приглашает к своему столу посторонних, особенно если они лица знатные. Приглашение это, следовательно, было знаком, что император впредь не намерен более считать нашего государя лицом посторонним, что и весьма справедливо, потому что обручение, слава Богу, готово уже свершиться и все бывшие доселе препятствия наконец совершенно устранены. Старшая императорская принцесса Анна (которая все время стояла с принцессой Елизаветой у окна и слушала музыку), когда его королевское высочество собрался идти с нами домой и подошел отдать ей реверанс, была с ним необыкновенно любезна. Она и в своем neglige походила на ангела. Вообще смело можно сказать, что нельзя написать лица более прелестного и найти сложение более совершенное, чем у этой принцессы. Ко всему этому присоединяются еще врожденная приветливость и обходительность, которыми она обладает в высшей степени.

24-го, в день тезоименитства императрицы, совершилось торжественное обручение нашего герцога с императорской принцессой Анной.

25-го его королевское высочество занялся разными повышениями лиц, состоявших в его службе. Главнейшее из этих повышений касалось тайного советника Бассевича, который был сделан президентом тайного совета (Geheimenraths-Praesident), след, получал высший чин в службе его королевского высочества, при чем было постановлено, чтобы все коллегии (Т. е. ведомства.) зависели от него. Полковник Брюммер и я получили камергерские ключи, и т. д. В числе множества поздравителей, являвшихся в этот день ко двору, находился и здешний большой слон, обязанный во все большие праздники ходить с поздравлениями и зарабатывать на водку своим сторожам, к которым всегда присоединяется еще несколько гвардейских солдат. Он явился в своем богатейшем наряде, увешанный великолепнейшими покрывалами. Между подарками, от имени его королевского высочества отвезенными обер-камергером графом Бонде к принцессе-невесте, был прекрасный серебряный вызолоченный ящик, наполненный многими старинными резными камнями.

26-го, около 4 часов после обеда, президент тайного совета Бассевич со всеми кавалерами его королевского высочества отправился к императорской принцессе-невесте для принесения ей всеподданнейшего поздравления как будущей герцогине и государыне нашей. Он говорил ей очень хорошо составленную речь.

27-го, в 2 часа пополудни, комнатные и другие нижние служители его королевского высочества были у принцессы-невесты и также приносили ей свои всеподданнейшие поздравления. Но около 4 часов его королевское высочество, без всякого предуведомления, [263] отправился к своей невесте один с графом Бонде и пробыл у нее часа два. Император в это время также приходил к ней на несколько минут; но принцесса Елизавета все время оставалась с сестрою.

29-го его королевское высочество обедал с его величеством императором и большею частью здешних вельмож у великого адмирала графа Апраксина, который приглашал и многих из наших кавалеров. Он угостил нас, по здешнему обычаю, очень хорошо. С нашим герцогом в этот день его величество император был необыкновенно милостив.

30-го, в день кавалерского праздника ордена Св. Андрея, ко двору приезжали разные посетители, чтобы, по здешнему обыкновению, поздравить его королевское высочество как кавалера этого ордена. Здешние музыканты также не замедлили явиться за получением обычной дани. Попрошайство этих господ заходит уж слишком далеко: они являются с поздравлением почти каждый праздник, и у нашего герцога в особенности выходит на них ежегодно много денег. Обедал его высочество вместе со всеми прочими андреевскими кавалерами у императора внизу, в обыкновенной его столовой, где находилась и императрица; но принцесс не было. По окончании обеда его королевское высочество отправился с графом Бонде к принцессам, потому что государь на сей раз освободил его от обязанности быть у всех кавалеров. После всех кавалеры посетили его высочество, и император приехал первым. Он просидел у нас почти 3 часа и был очень весел. Вечером весь город, по обыкновению, был иллюминован. Его высочество начал с этого дня посещать принцессу-невесту ежедневно.

Декабрь

7-го почти все здешние немецкие и голландские купцы en corps явились ко двору поздравить его королевское высочество с обручением. Так как у русских вообще обедают рано, то его высочество уже к 11 часам отправился к тайному советнику Толстому, у которого была и императрица с обеими старшими принцессами и со всеми своими придворными дамами и кавалерами (в числе их находился и Ягужинский с супругою); но императора не было, потому что он обедал там накануне. Его величество всякий год кушает у графа 6 декабря, день, в который приходится храмовый праздник одной церкви, находящейся в его соседстве. За столом очень сильно пили, почему наш добрый герцог, в этот раз чрезвычайно веселый и страстно влюбленный, скоро таки порядочно опьянел. По глазам императрицы видно было, с каким удовольствием она смотрела на дружбу и любовь обоих высоких обрученных. На обратном пути из дома графа Толстого высокие гости (императрица, принцессы и проч.) проезжали как мимо того места, где лежало на колесе тело камергера Монса, так и мимо того, где голова его взоткнута на шест. [264]

8-го, поутру, его королевское высочество поехал ко двору и обедал там у императорских принцесс. Император не совсем здоров и пьет пирмонтскую воду. Его королевское высочество, наш герцог, получил в этот день в подарок от принцессы-невесты прекрасную табакерку.

9-го все здешние английские купцы явились ко двору, чтобы также принести поздравление нашему государю. С тою же целью и в то же время приезжал к нам и здешний немецкий лютеранский пастор Нацциус. Около 4 часов его королевское высочество поехал с графом Бонде к принцессе-невесте, у которой ужинал и пробыл до половины одиннадцатого.

10-го. Часа в четыре его королевское высочество поехал с обер-камергером к принцессе-невесте, где опять ужинал, пробыл до половины двенадцатого и провел время с принцессами необыкновенно весело. Знакомство и дружба его с ними теперь все более и более укрепляются. Из Москвы мы получили известие, что тамошний пастор Фрейгольц по случаю радостного для нас обручения его королевского высочества произнес в своей церкви особую благодарственную молитву.

11-го его королевское высочество назначил днем своего поста пятницу вместо воскресенья.

12-го, около 11 часов, его высочество поехал с графом Бонде ко двору и остался обедать у императорских принцесс. Вечером в этот день он не мог бы долго оставаться у принцессы-невесты, потому что в 7 часов она должна была находиться у императора при отправлении обыкновенной молитвы.

13-го его королевское высочество очень приятно провел у принцессы-невесты все время после обеда и вечер, даже танцевал там часа два. Большая ассамблея была в этот день у великого адмирала графа Апраксина, но из императорской фамилии туда, кроме самого императора, никто не приезжал.

14-го. Майор фон Шталь недавно опять приехал сюда из Ревеля, чтобы просить за своего бедного брата, который содержится под крепчайшим караулом. Один из свидетелей, показывающих против него, подвергался уже три раза истязанию кнутом, так что очень опасаются, что придется наконец ему верить (Какое это было дело и по поводу чего, — совершенно неизвестно, по крайней мере из печатных источников.).

17-го, вечером, принцесса Елизавета приглашала его королевское высочество и всех его кавалеров к себе к обеду на другой день, в который приходится ее рождение.

18-го, в день рождения принцессы Елизаветы, которой пошел теперь 16 год, мы все в 11 часов отправились к императорскому двору [265] и нашли у принцессы не только сестру ее, принцессу Анну, но и императора с императрицей, которых вовсе не ожидали увидеть там. Так как стол был уже готов, то все тотчас же и сели за него. Кроме нас, голштинцев, поместились за ним только три русские дамы и Ягужинский. Первый стакан, выпитый императором, был поднесен ему самою принцессою Елизаветою, которая потом подала также по стакану императрице, старшей принцессе и нашему герцогу.

20-го у его королевского высочества было большое угощение для императорского двора и многих вельмож, сопровождавшееся иллюминациею.

25-го, в первый день Рождества Христова, его королевское высочество поехал на ту сторону реки, в церковь, чтобы поздравить императорскую фамилию с праздником. Там мы совершенно неожиданно нашли калмыцкого принца (Может быть, сына или внука известного при Петре Великом Аюки-хана.), облеченного в полный французский костюм, т. е. в коричневый кафтан, шитый золотом по всем швам, парчовый камзол и длинный белокурый парик. Он казался в этом костюме немало странным и чувствовал в нем, по-видимому, большую неловкость.

26-го, во второй день праздника, в 12 часов приехали к нам на обед приглашенные третьего дня члены Синода. Их было только семь, но они привезли с собою еще 6 светских лиц, принадлежащих также к Синоду и исправляющих там должности прокуроров, обер-секретарей и секретарей. Некоторые из этих синодальных членов люди очень образованные и ученые, в особенности архиепископы Новгородский и Псковский и еще один, по имени Кролик (Crolli) (Известный Феофилакт Кролик, епископ Тверской.), который говорит на многих языках и между прочим довольно свободно объясняется по-немецки. Пили сильно.

Конец четвертой части

Текст воспроизведен по изданию: Неистовый реформатор. М. Фонд Сергея Дубова. 2000