ФРИДРИХ-ВИЛЬГЕЛЬМ БЕРХГОЛЬЦ

ДНЕВНИК

1721-1725

1723 год

Январь

1-го. Рано утром я должен был ехать в Измайлово с поздравлениями от имени его высочества. Как вдовствующая царица, так и герцогиня Мекленбургская и принцесса Прасковия приняли меня очень милостиво и заставили каждая выпить по стакану вина. Царицу я нашел в постели, герцогиню почти совсем одетую, а принцессу только что собравшеюся чесать себе волосы и притом в одной рубашке. Она поспешно сорвала с одной из своих дам мантилью и прикрылась ею; однако ж все-таки протянула мне руку для обычного целования. Маленькая дочь герцогини преспокойно еще спала в своей колыбели. Когда я возвратился домой, Богослужение уже началось. До проповеди многие русские приезжали к нам поздравлять с новым годом; являлись также (даже и после проповеди) в страшном множестве литаврщики, трубачи, певчие, гобоисты и барабанщики, которые выманили из кошелька герцога по крайней мере 100 рублей. Часов в 9 его высочество с Измайловым и с своею свитою поехал в санях к тому месту, где в прошлом году был большой фейерверк по случаю празднования мира, и нашел там его величество императора с некоторыми из его фаворитов. Государь приехал туда, чтоб принять поздравления с новым годом от иностранных министров; но господа эти, хоть их о том и предуведомили, не являлись так долго, что он, не дождавшись их, отправился в церковь. Только когда его уже не было, они один за другим съехались. Его высочество поэтому немало радовался, что выехал так рано и еще застал императора. Его величество был в этот день в гвардейском мундире, и все гвардейские офицеры, которые не явились в мундирах, должны были в наказание пить водку. В число таких попал и наш Измайлов. Около 12 часов, когда кончилась русская обедня, их величества в сопровождении всех вельмож возвратились назад и вскоре сели за стол. Хотя очень боялись, что сегодня будут сильно пить, потому что гвардейские офицеры исправляли должность маршалов и перед всеми дверьми внутри и вне комнат стояли гвардейские солдаты, однако ж все обошлось весьма умеренно: большие стаканы вовсе не являлись на сцену, и всякий мог пить сколько хотел. [12]

Император провозгласил только тоста два, и то в рюмках, а именно — за здоровье его высочества, нашего герцога, и за семейство Ивана Михайловича. Его величество сидел за необыкновенно длинным столом, человек на 80, и имел подле себя с левой стороны — герцога, а с правой — князя Меншикова. За обедом он очень много говорил с его высочеством и был с ним чрезвычайно милостив, но сильно уговаривал его не пить рейн- и мозельвейн (которых герцог почти исключительно придерживается), уверяя, что оба эти сорта нездоровы. После стола его высочество пошел опять к императрице, которой представлялся еще до обеда. Как скоро император откушал, народу был отдан жареный и наполненный всякого рода дичью бык, лежавший на высоких подмостках; но немногим удалось добраться до него, за исключением солдат, которые храбро принялись за дело. С наступлением сумерек зажжен был фейерверк, состоявший из ракет, швермеров, воздушных шаров, огненных колес, пирамид из белого огня и большого девиза из голубого огня, относившегося к покорению Дербента. По окончании всего императрица тотчас уехала со всеми дамами, и его высочество проводил ее до кареты; но император остался еще на несколько времени, герцог также.

2-го его высочество кушал открыто и имел у себя в гостях графа Ферзена, барона Штремфельда, молодого Джона фон Остена (брата полковницы Ягужинской) и статс-комиссара Принценштиерна (который, как говорят, сватается за вдову Ягужинскую). До и после обеда пили довольно сильно. Около 4 часов герцог поехал на концерт, где собрались графиня Поссе (супруга посланника Цедеркрейца), кое-кто из иностранных и некоторые другие. Узнав случайно, что в этот день соберется игрушка (Jgriuschka), т. е. общество молодых девушек, у mademoiselle Койе, его высочество послал туда вперед бригадира Платена, Ферзена и Штремфельда, чтоб посмотреть, из кого оно будет состоять, и, если состав его окажется хорошим, предварительно завладеть им; потом потихоньку отправился за ними и сам. Мы нашли там, кроме упомянутых депутатов наших (которые притворились очень удивленными нашим приездом), двух дам и семь молодых девушек, с которыми сначала сели и начали игру в фанты, называемую тихою музыкою. Но скоро нам помешала громкая и сильная музыка, потому что его высочество велел прийти туда всему своему оркестру, который за дверью вдруг начал играть, вошел и заглушил тихую музыку. Хотя общество было сначала немного озадачено таким неожиданным появлением большой музыки в доме вдовы, однако ж девушки все до одной с удовольствием приняли предложение танцевать. В 12 часов ужинали, и его высочество за столом много шутил с Ферзеном и Брюммером, которые ужасно шалили и болтали по-русски всякий вздор. Танцы продолжались с 9 часов вечера до 5 утра. [13]

3-го герцог до обеда оставался в своей комнате.

4-го, поутру, я должен был ехать в Измайлово, чтоб предуведомить, что его высочество после обеда намерен приехать туда с поздравлениями по случаю нового года. Он отправился тотчас после обеда, потому что хотел пораньше возвратиться, чтоб вечером успеть еще побывать в русской комедии, которая назначена была в гошпитале. Когда мы приехали в Измайлово, там находились старый граф Салтыков, гвардии майор Салтыков, генерал-майор Мамонов и многие другие. Его высочество пошел сперва к герцогине, а потом, вместе с нею и сестрою ее, принцессою Прасковиею, к старой царице, которая опять лежала на постели. После того как он посидел и поговорил здесь несколько времени, герцогиня предложила ему, не хочет ли он немного потанцевать с нею, присовокупив, что музыканты у нее готовы. Отказаться было неловко, почему его высочество согласился, но танцевал однако ж не более часу, извинившись тем, что ее величество императрицу ожидают в русской комедии, на которую он также уже дал обещание приехать. Таким образом он освободился, хотя и очень хорошо знал, что императрица не будет на комедии. Когда мы приехали в дом, где назначался спектакль, нас провели в какую-то конуру, не просторнее и не лучше балагана марионеток в Германии; там было только несколько дам-иностранок и весьма немного порядочных кавалеров. Комедию представляли молодые люди, которые учатся в гошпитале хирургии и анатомии у доктора Бидлоо и которые, конечно, никогда не видали настоящей комедии. Они разыгрывали в лицах “Историю царя Александра и царя Дария”, разделенную ими на 18 действий, из которых 9 давались в первый день и 9 на следующий. После каждого действия следовала веселая интермедия. Но все эти интермедии были из рук вон плохи и всегда оканчивались потасовкой. Комедия, сама по себе хоть и серьезная, разыгрывалась также как нельзя хуже; одним словом, все было дурно. Его высочество дал молодым людям 20 рублей, а император, как говорили, пожаловал им намедни 30.

5-го. Его высочество кушал в своей комнате, а с нами обедал пленный шведский корнет по фамилии Баллье, один из прибывших сюда (в первый день Рождества) из Сибири 120 офицеров, которые все были одарены его высочеством. Это были все офицеры ниже капитанского чина, и между ними находился один полковой пастор.

6-го, в день Св. Крещения, г. Измайлов рано явился ко двору, и его просили узнать, будут ли император и императрица на водосвятии. Проповедь у нас началась с 8 часов в комнате графа Бонде. В 9 часов Измайлов возвратился с ответом, что ни император, ни императрица не приедут на церемонию, почему и его высочество остался дома. После обеда к герцогу приезжал камер-юнкер Балк с [14] поклоном от императрицы, которая изъявляла сожаление, что в этот день не может иметь удовольствия видеть его высочество, потому что князь-папа со всею своею свитою обедает с императором в Старо-Преображенском и на вечер опять приедет туда. Камер-юнкер уверял, что предстоящий маскарад начнется не позже как через две недели, хотя об нем никому еще не дано знать. Император пировал в Слободе у своей матушки (matshka) и старой знакомой, жены почтмейстера Фаденбрехта, которую очень уважает и к которой при каждом своем посещении посылает вина и кушанья. От нее он со всею свитою отправился опять в Преображенское, и императрица смотрела там на весь этот поезд. В 10 часов они снова возвратились в Слободу и заехали к доктору Бидлоо, у которого остались до 2 часов ночи. Прочие немцы, которым были объявлены визиты государя и его общества, как-то: Тамсен, Конау, молодой Мейер и аптекарь Грегори — прождали по-пустому и понесли немалый убыток, потому что понапрасну приготовили угощенья на 300 или 400 человек и через неделю должны будут готовить опять столько же.

7-го его высочество кушал в своей комнате. После обеда бригадира Плате посылали в Преображенское осведомиться о здоровье императрицы. Не найдя там никого из камер-юнкеров, он обращался к г-же Вилльбуа, которая и доставила ему через своего мужа ответ ее величества.

8-го герцог кушал опять в своей комнате, а свита его обедала в разных местах.

9-го был страшный холод. Его высочество назвался в гости к mademoiselle Аммон, которой в этот день исполнилось 15 лет. У нее собралось многочисленное общество иностранок, и он с своею свитою протанцевал с ними почти до 5 часов утра, потому что танцы — преобладающая страсть здешних дам.

10-го. Холод все еще продолжается, и очень многие отмораживают себе лица, руки и ноги; иные даже, не пройдя и нескольких сот шагов, чувствуют уже, что отморозили нос, уши, щеки или подбородок; поэтому все, кому нет крайней необходимости выходить со двора, сидят дома.

11-го. В этот день утром в городе была большая казнь: двум делателям фальшивой монеты опять лили в горло свинец и потом навязали их на колеса. Мы получили также известие, что император накануне начал в Старо-Преображенском военный суд над бароном Шафировым и обер-прокурором Писаревым, в котором сам председательствовал и в который членами назначил генерал-фельдцейхмейстера Брюса, некоторых других сенаторов и нескольких гвардейских офицеров. Брюс сказал будто бы, что если дело пойдет так, как его вчера начали и сегодня продолжали, оно скоро будет приведено к концу. Между тем обер-прокурора до окончания следствия [15] отставили от службы в Сенате, и должность его исправляет покамест один капитан гвардии по фамилии Бибиков, офицер очень образованный, — тот самый, который провожал сюда из Риги герцогиню Мекленбургскую. Говорят, что делами в Сенате все это время будет заведовать князь Меншиков один с великим канцлером Головкиным и остальными сенаторами, не участвующими в вышеупомянутом военном суде. Опасаются немало, что Писареву придется плохо, потому что на него, как рассказывают, поступило очень много жалоб.

12-го, поутру, я еще в постели получил печальное известие, что дом в саду Коха, где мы прошедшею осенью так долго жили и где его высочество намеревался сегодня устроить комедию, на рассвете сгорел. Холод все еще продолжался, однако ж не в такой степени, как дня за два.

13-го, утром, до проповеди, у герцога были камергер Нарышкин и тайный кабинет-секретарь Макаров, в первый раз по возвращении их из Астрахани, и его высочество принял их как нельзя лучше. Ко двору приезжал также в этот день известный барон Бер.

14-го у его высочества обедали граф Ферзен, барон Штремфельд и молодой Кантакузин, и за столом пили довольно сильно. Герцогу очень хотелось устроить бал в честь графа Ферзена, который уезжал из Москвы дня через два или через три; поэтому он составил список всех долженствовавших принять в нем участие, а танцы назначены были на послезавтра.

15-го. Вечером было большое общество у барона Штремфельда, куда приезжал также и его высочество.

16-го. Вечером бал начался у Брюммера, как скоро приехал Ферзен. Музыка состояла из оркестра князя Меншикова. Всего собралось около 15 кавалеров и 15 дам, которые протанцевали до 7 часов утра. Мужчины возвратились домой все пьяные. В этот день после обеда объявляли барабанным боем по всему городу, что завтра у князя-кесаря Ромодановского опять начнутся зимние ассамблеи, и всякий должен был принимать это к сведению. Так ассамблеи всегда объявляются в первый раз; но после полицеймейстер на каждой из них дает знать, когда и у кого собираться в следующий раз.

17-го. После обеда приехал г. Измайлов и доложил герцогу, что вечером будет общество у Ромодановского, причем спросил, не угодно ли и ему быть там. Его высочество дал обещание приехать, особенно когда узнал, что император и императрица также будут у князя; но прежде нежели отправиться принимал еще графа Ферзена, который являлся к нему на прощальную аудиенцию. Когда мы приехали к князю-кесарю, императрица была уже там, но императора еще не было; впрочем и он скоро приехал. Его величество был в отличном [16] расположении духа и долго разговаривал с его высочеством, которого посадил возле себя. В комнате, где они находились, сидело за разными столами множество мужчин, из которых одни курили табак или пили, другие разговаривали, третьи занимались игрою в шахматы. С государем сидели только старый Головкин, тайный советник Остерман, генерал-майор Лефорт, князь Ромодановский и несколько майоров гвардии. До прибытия императора его высочество, по желанию, был проведен князем-кесарем к императрице. Они прошли через две комнаты, наполненные множеством дам. С императрицею были герцогиня Мекленбургская, сестра ее и знатнейшие дамы. Ее величество, увидев герцога, тотчас встала и приняла его очень милостиво. Поговорив с ним немного, она опять села с герцогинею и принцессою Прасковиею; но вскоре после того прошла в другую комнату, где кушала кофе или чай. Его высочество в это время потихоньку удалился в комнату мужчин. Император заходил также на несколько минут к императрице и потом скоро уехал домой. Герцог в этот вечер посетил еще графа Ферзена, чтоб окончательно проститься с ним.

18-го император пировал у купца Тамсена.

19-го. Кухмистер императрицы, Ганс Юрген Пактан, привез герцогу в подарок от ее величества разного рода припасов, присланных из Архангельска, как-то: телят и баранов (которые здесь ценятся очень дорого и бывают так жирны, как нигде на свете), копченых и свежих лососей и т. п. Этот кухмистер уверял, что отсюда действительно отправлен в Петербург курьер с приказанием насчет приезда в Москву принцесс, о чем я, впрочем, уже прежде от кого-то слышал.

20-го. Прибывший сюда из Сибири с последними шведскими офицерами полковой пастор говорил утром при дворе проповедь на шведском языке, и более сорока этих офицеров присутствовало при том. Десять из них остались с нами обедать. Его высочество охотно пригласил бы к столу и всех, если б мы наперед распорядились и знали, что они явятся. Император обедал в этот день у брата вдовствующей царицы, графа Салтыкова, и от него проехал в Измайлово, где пировал с своею свитой. После он явился еще в Слободу (Немецкую), чтоб продолжать пированье у аптекаря Грегори, у которого, впрочем, остался не более четверти часа, потому что прежде много пил, да и приехал уже около 9 часов. Вечером здешний купец Тамсен рассказывал нам, что его величество был вчера у него и при этом случае по всем правилам и своими собственными инструментами выдернул зуб его долговязой голландской девке, потому что считает себя хорошим зубным врачом и всегда охотно берется вырвать [17] кому-нибудь зуб. Он за несколько дней перед тем (услышав, что девка жалуется на зубную боль) обещал ей приехать сегодня и избавить ее от страдания.

21-го. Получено наконец опять письмо от тайного советника Бассевича (от 7 числа этого месяца), в котором он уведомлял, что проехал 7 миль за Або и что до этого места должен был большею частию пробираться на волах. Он желал, чтоб вода, покрытая льдом, поскорее очистилась от него и позволила ему ускорить путешествие, присовокупляя, что в противном случае принужден будет решиться отправиться по льду пешком. Его высочество в тот же день вечером совещался об этих письмах с тайным советником Геспеном.

22-го. Герцог кушал в своей комнате. После обеда кухмистер императрицы привез ему в подарок рыбу, известную здесь под названием белуги, однако ж далеко не такую большую, как та, которую мы получили в прошлом году. Около 5 часов явился Измайлов, и его высочество вскоре после того поехал с ним к князю Меншикову, у которого в этот день было собрание. Мы нашли там большое общество лиц обоего пола. Иностранные министры на сей раз также решились приехать: на первую ассамблею они не хотели явиться, потому что их не известили об ней как следует; слушаться же барабана им казалось неприличным. Ни императора, ни императрицы не было на этом собрании. Князь Меншиков (который до сих пор все хворал) сначала был совсем одет; но мы застали его опять в халате, потому что ему перед нашим приездом сделалось дурно и он принужден был лечь на несколько времени в постель. Здесь объявили гостям во всеуслышание, что в следующее воскресенье общество имеет быть у императора в Старо-Преображенском и что все дамы старее 10 лет должны явиться туда, если не хотят подвергнуться тяжкому наказанию. Рассказывали также, что поутру князю уже сообщили о приказе, полученном всеми коллегиями, которым предписано в течение месяца изготовиться к отъезду в Петербург. Поэтому из приезда сюда принцесс, кажется, ничего не выйдет. Так как у князя не танцевали и все шло очень тихо, то его высочество, которому, следовательно, нечего было там делать, скоро отправился опять назад в Слободу.

23-го. Поутру был у меня немецкий служитель герцогини и объявил, что она нездорова.

24-го. У его высочества болела голова, и он посылал извиниться, что не может приехать на ассамблею, которая в этот день была у великого канцлера Головкина. Его величество император приезжал туда и был очень весел; но императрицы на сей раз там не было.

25-го, до обеда, его высочество через особых похоронных депутатов (Leichenbitter) был приглашен со всею своею свитою на завтра в 2 часа пополудни на погребение умершего английского купца [18] Персона. После обеда я ездил верхом в Измайлово, чтоб осведомиться от имени его высочества о здоровье тамошних больных (как царица, так и герцогиня с принцессою были с некоторого времени не совсем здоровы). Я нашел у них Василия Петровича, денщика и фаворита императорского, с Салтыковым, братом старой царицы, которые там обедали и были уже совершенно пьяны. Находившиеся тут же дамы также сильно пили. Герцогиня лежала в постели и так охрипла, что едва могла говорить; однако ж делала над собою усилия и разговаривала со мною, стоявшим у ее кровати, более двух часов. Так как в числе дам была и старая княгиня Ромодановская, которая против воли, по настоянию Василия Петровича, тоже выпила лишнюю рюмочку, то больная все подтрунивала над нею и немало дразнила ее графом Бонде. Мы говорили между прочим и о предстоявшем скоро отъезде в Петербург, и герцогиня сказала мне в шутку, будто слышала, что его высочество не хочет туда ехать, а думает остаться в Москве.

26-го. В 9 часов утра к его высочеству пришел г. Измайлов с докладом о том, что въезд турецкого посланника назначен в 10 часов. В 11 мы вышли на улицу и оттуда смотрели на всю эту церемонию. Впереди всех ехал эскадрон вновь сформированных всадников, состоявший из 100 человек и имевший во главе литавры и трубы князя Меншикова. Затем следовало 9 карет в 6 лошадей каждая, частию со свитою посланника, частию пустые. Далее ехали два офицера гвардии с 24 молодыми гвардейскими унтер-офицерами, одетыми хотя по обыкновенной своей форме, но очень щеголевато, на превосходных и богато убранных конях. Это были все князья и дворяне. Они ехали по три в ряд, с обнаженными шпагами, имея впереди одного из своих офицеров. За ними следовала императорская карета, в которой сидел посланник. Перед нею ехали верхом 6 передовых императрицы в парадных ливреях и один из турок, а по сторонам шли вооруженные турки. Посланник сидел по правую сторону и имел подле себя приехавшего недавно из Турции теперешнего здешнего обер-почт-директора Дашкова с шляпою на голове; но перед ними сидел еще кто-то в немецком костюме и без шляпы — вероятно, турецкий или здешний переводчик. В одной из вышеупомянутых карет ехал какой-то старый турок, присланный, как говорили, от великого визиря к здешнему великому канцлеру Головкину; возле него, с левой стороны, сидел один из здешних майоров, также с шляпою на голове. По сторонам этой кареты тоже шло несколько турок, но без оружия. Недалеко позади кареты посланника ехали его свита и багаж, состоявший, впрочем, только из немногих русских дорожных и багажных саней. Посмотрев на этот поезд, его высочество отправился назад с г. Измайловым, которого оставил у себя обедать. По возвращении домой мы нашли в [19] передней герцога незнакомого офицера, который сказал швейцару, что его высочество приказал ему явиться к нам в этот день. Его высочество однако ж велел предварительно узнать, кто он такой; оказалось, что он состоял прежде капитаном в шведской службе, но выдавал себя за майора и что фамилия его — Морвилль. Так как герцогу понаслышке было известно имя этого господина, принадлежавшего к числу тех милых особ, которые проживали в Данциге для перехватывания его писем, то он на сей раз не был принят; его под благовидным предлогом выпроводили и притом дали ему понять, что если он ищет чего-нибудь, то может обратиться к тайному советнику Геспену. Узнав, что ни князь Меншиков, ни Брюс, ни прочие господа не приедут на погребение Персона, его высочество решился также остаться дома и поручил тайному советнику отправиться в дом покойного с извинениями. В 5 часов после обеда погребальная процессия в следующем порядке прошла мимо моей квартиры: сперва шли 6 пасторов, именно наш, три здешних лютеранских, голландский и английский; за ними четыре распорядителя (Umbitter); потом везли тело на открытых, в две лошади, санях, по сторонам которых шли двенадцать купцов в качестве носильщиков (Trager). За гробом шло около ста человек, все в длинных мантиях. Тайный советник Геспен и конференции советник Альфельд вели впереди траурного (Trauermann) — родного брата Персона; все прочие, по три в ряд, следовали за ними, как кому пришлось. В этом порядке процессия дошла до английского кладбища, откуда большая часть участвовавших в ней тотчас разъехалась; но некоторые возвратились опять в дом умершего, где их угощали разным кушаньем, сластями, пуншем и вином. Все присутствовавшие при выносе или, правильнее сказать, перед выносом тела, получили от распорядителей каждый вещей, равнявшихся по цене 5 1/2 рублям, именно по кольцу в 4 рубля (на котором внутри было вырезано имя и время рождения и смерти покойного, а снаружи приделана мертвая голова из эмали; таких колец, говорят, было заказано до двухсот пятидесяти), по длинному куску флера, по паре белых перчаток и по маленькому букету какой-нибудь зелени. Рассказывали, что эти похороны вообще стоили до 3 000 рублей. В этот же день в моем доме было большое смятение: рано поутру умер хозяин графа Ферзена, маклер Сурбург, за которого покойный муж моей хозяйки и еще трое поручились в 19 000 рублях, а он, как кажется, не оставил и 19 000 шиллингов.

27-го. После обеда приехал г. Кампредон в глубочайшем трауре и передал его королевскому высочеству два письма, в которых извещалось о смерти матери регента Франции. По этому случаю траур при императорском дворе будет наложен уже завтра, а при нашем послезавтра. После 5 часов его королевское высочество с [20] Измайловым и со всею своею свитою в величайшем параде отправился в Старо-Преображенское, где назначено было праздновать день рождения старшей императорской принцессы Анны. Мы нашли там императрицу, герцогиню Мекленбургскую, сестру ее — принцессу Прасковию и всех находящихся в Москва знатных дам, начиная с 10-летнего возраста, также множество мужчин. Все они уже заняты были танцами, продолжавшимися до 11 часов, когда приехал император, который перед тем пировал в нашей Слободе сперва у купца Конау, потом у молодого купца Мейера. Императрица в этот раз много говорила с его королевским высочеством, нашим герцогом, равно как и император, разговаривавший, впрочем, в продолжение короткого времени, проведенного им с нами, большей частью с приехавшим накануне из Франции послом Долгоруким (Известным князем Василием Лукичом.). В то время как герцог в ожидании его величества прохаживался в передней, мы увидели там дочь несчастного Писарева (Генерал-майора и обер-прокурора Григория Григорьевича Скорнякова-Писарева, судимого по делу его о ссоре с бароном Шафировым.), до того закутанную и убитую горестью, что ее почти нельзя было узнать. Она говорила с капитаном, который исправлял теперь должность обер-прокурора, и намеревалась, если будет удобный случай, пасть к ногам императрицы и просить за своего несчастного отца. Между тем нам сообщили за верное, что у Шафирова уже вчера Брюс отобрал голубую ленту, а Мамонов шпагу; также что последний запечатал все шафировские и писаревские вещи и из первых уже несколько сундуков отвез в Преображенское. Прежде чем общество разошлось, полицеймейстер всем объявил, что послезавтра собранию назначено быть у его высочества, нашего герцога, и что гости обязаны явиться туда в черном платье. Обо всем этом мы ничего не знали до тех пор, пока г. Измайлов незадолго до означенной повестки не сказал его высочеству, что император приказал, чтоб ассамблея тотчас после него была у нас. Надобно было согласиться, несмотря на всю краткость срока.

28-го, в день тезоименитства его королевского высочества, посланники и многие другие были у нас с поздравлениями. В час пополудни герцог поехал к тайному советнику Геспену, который в этот день угощал всех иностранных министров и его высочество со всем его двором. У него было приготовлено два стола, и за один из них сели: его высочество, Мардефельд, Вестфален, Кампредон, Цедеркрейц, Лефорт, Остерман, Гогенгольц, генерал-майор Лефорт, капитан Измайлов, Левольд, Книперкрона, Штремфельд, Альфельд, Плате и Штамке; также один “езваный и весьма неприятный гость, именно здешний придворный шут Ла-Коста, занявший место тайного советника Остермана, который обещал приехать, но не приехал. [21]

За другим столом, накрытым на 10 приборов, поместились мы, остальные, которым за большим недостало места. На последний ставили два раза по 18 блюд. Как во время самого обеда, так и после постоянно играла музыка и очень сильно пили.

29-го. Нам целое утро немало было хлопот, чтоб все привести при дворе в порядок. Мы в этот день облеклись в полутраур (т. е. надели черное исподнее платье), но при здешнем императорском дворе наложен был уже полный. В 2 часа пополудни к нам явился полицеймейстер, чтоб посмотреть, все ли готово и довольно ли у нас места для всех гостей. Он привел с собою 5 писарей, которые должны были записывать всякого, кто приедет, и расставил их в разных местах, где они каждого приезжавшего спрашивали, как его фамилия. В 3 часа начали уже съезжаться дамы и кавалеры. Всех дам собралось до 70-ти; но из них около 10 принуждены были уехать назад, потому что или по неведению, или за неимением траурного платья (вещи весьма здесь редкой) явились в пестрых нарядах. Бриллиантов, золота и серебра в этот день также никто не мог иметь на себе, кроме императрицы, почему некоторые дамы, не знавшие об этом, сняли уже у нас все свои украшения. Император приехал около 6 часов, а императрица в половине седьмого. Когда его высочество, думая, что приехала она, вышел навстречу государю, его величество начал смеяться и сказал: “Еу, dat is nit permittert” (э, это не позволяется) (действительно, это было против правила, потому что хозяин должен встречать и провожать только императрицу). Император тотчас по прибытии отправился в комнаты мужчин; однако ж потом ходил несколько раз и к дамам. В зале весь наш оркестр стоял наготове, но мы по причине траура не смели заставить его играть до тех пор, пока не последовало на то разрешения государя, который после нескольких концертов дозволил и танцы. Его королевское высочество открыл их польским с императрицею, причем вместе с ними танцевали также герцогиня и принцесса. Ее величество императрица оставалась на нашей ассамблее до 10 часов, но император, которой постоянно ходил взад и вперед то в комнате государыни, то в комнате мужчин, пробыл до половины двенадцатого. Как их величества, так и все прочие присутствовавшие были очень веселы, а его высочество и мы употребляли всевозможное старание, чтоб угодить нашим гостям, так что все шло как нельзя лучше. Дамам мы подавали чай, кофе, оржад, мед и сласти, а кавалеров угощали пивом и всякого рода винами, при чем они курили табак и играли в карты и шахматы. Так как император через полицейского майора (Роliceymajor) приказал дамам остаться еще с час после императрицы, то они очень охотно принялись снова за танцы, которые и продолжались таким образом до двенадцатого часа. Герцог [22] императрице, герцогине Мекленбургской и ее сестре, когда они приехали, поднес прекрасные букеты из натуральных цветов. Государь и государыня были чрезвычайно милостивы и добры с его высочеством; все прочие гости казались также очень веселыми и довольными, а потому он немало радовался, тем более еще, что все у нас шло необыкновенно порядочно и хорошо.

30-го при нашем дворе наложен был траур.

31-го. Его высочество после обеда поехал к полковнику Витверу, у которого были крестины, и нашел там герцогиню, княгиню Меншикову с сестрою, г-жу Балк, великого канцлера Головкина и Салтыкова. Около 5 часов приехал также и император. Герцогиня была восприемницею младенца от купели. По окончании церемонии государь, герцог и прочие кавалеры сели за один стол, а дамы за другой. Его величество пробыл здесь часа полтора, и когда он уехал, его королевское высочество отправился на ассамблею, бывшую в этот день у Долгорукова, куда потом пожаловал и государь.

Февраль

1-го не случилось ничего особенного.

2-го. О торжественной аудиенции, которую в этот день имел у императора турецкий посланник, г. фон Альфельд, находившийся при ней, рассказывал следующее. В кремлевском дворце поставлены были внизу батальон, а вверху рота гвардейских гренадер. Посланник явился с своею свитою в трех каретах, каждая в 6 лошадей, и был введен генерал-почт-директором Дашковым в большую аудиенц-залу, где на троне о трех ступенях под большим балдахином стоял у кресла император, окруженный справа и слева здешними своими министрами и другими знатными сановниками. Как сам государь, так и весь двор были в черном по случаю траура. Его величество имел на голове белокурый парик и держал под мышкою шляпу; но обеими этими вещами он запасся уже в зале и по окончании аудиенции тотчас опять отдал их, потому что приехал в шапке, в которой после и отправился назад. Войдя в аудиенц-залу, турецкий посланник со многими поклонами подошел к трону и стал на нижней его ступени. Кредитивную грамоту, которая была несена им обеими руками на большой парчовой подушке, он поцеловал три раза, потом прикоснулся к ней головою и уж затем передал великому канцлеру Головкину, который положил ее на стоявший вправо от государя стол. Посланник сказал также краткую речь, переведенную тут же его толмачом с турецкого языка на русский, и великий канцлер отвечал на нее в немногих словах. Потом он взял у одного из сопровождавших его турок письмо великого визиря, поцеловал его один раз и также передал; но оно было принято только Дашковым, который, отдав его кому-то стоявшему за ним, сделал [23] посланнику знак, что аудиенция кончена, после чего последний тотчас же отретировался, даже без всякого реверанса. Дашков на сей раз и не провожал его, так что он вышел один с своею свитою. Император же был очень рад, когда все кончилось, потому что терпеть не может подобных церемоний.

3-го его высочество в 3 часа после обеда поехал со всем своим двором в Старо-Преображенское, где праздновалось тезоименитство старшей императорской принцессы Анны. Около 5 часов прибыла туда императрица с прочими членами императорской фамилии, а спустя полчаса приехал и император. Он прошел сперва на короткое время к государыне и к дамам, но потом отправился с герцогом в смежную комнату к столу, где его высочество сел возле него с правой стороны, а старый Бутурлин с левой. Тосты провозглашал обер-шенк Апраксин, брат генерал-адмирала, причем не было забыто и здоровье семейства Ивана Михайловича (под которым разумеется весь русский флот); его положено пить на всех празднествах, в особенности в присутствии шута (lustige Rath) Ла-Коста, который в противном случае имеет право требовать с императора 1000 рублей (В другом месте Берхгольц говорит, что Ла-Коста мог в таком случае требовать 100 000 руб. См. Дневник ч. 1, стр. 265, но это, вероятно, опечатка.) и который здесь говорил длинную речь на русском языке. После обеда начались танцы, продолжавшиеся до 10 часов, и в заключение был сожжен небольшой фейерверк. Когда на это празднество явился и князь Меншиков, недавно оправившийся от своей болезни, император не только расцеловался с ним, но и вообще принял его очень милостиво. Время покажет, было ли то притворство или нет, потому что некоторые говорят, что шафировское дело еще не забыто.

4-го. В этот день извещали с барабанным боем, чтоб все, кому оказана какая-нибудь несправедливость в Преображенском приказе, давали о себе знать под страхом тяжкого наказания. Иностранным купцам разосланы были также повестки, чтоб они около 12 числа приготовились к маскараду.

5-го, поутру, снова объявляли с барабанным боем, чтоб все те, которые в продолжение известных лет вели счеты с Шафировым или имели в руках что-либо из его имущества, немедленно, под смертною казнью, извещали о себе. Около 5 часов вечера его высочество поехал к великому адмиралу Апраксину, у которого в этот день было собрание. Он нашел там большое общество дам и кавалеров; танцев однако ж не было, и император приехал только в 7 часов, когда большая часть гостей уже разъехалась и когда иностранные министры также уже собирались домой. Но последние после того остались еще несколько времени. [24]

6-го. У нас при дворе обедал молодой Апраксин, которым его высочество очень занимается. Он был в карауле в качестве сержанта.

7-го. В этот день вечером собрание было у генерал-майора Чернышева, и император хотя также приезжал туда, однако ж не танцевали.

8-го у нас обедали два молодых князя Голицына, которые были в числе рядовых, пришедших в караул к его высочеству. После обеда три комиссара, назначенные для освидетельствования наследства, оставленного герцогским камердинером Дау (которое одними наличными деньгами состояло из 500 червонных), собирались в его квартире для составления надлежащей описи. Покойный все свое имущество отказал частью своей невесте, находящейся в Голштинии, частью своему товарищу, камердинеру Миддельбургу.

9-го. Сегодня меня уверяли, что какой-то иностранный купец уже донес, что имеет в руках для приращения процентами 10 000 рублей, принадлежащих барону Шафирову; говорили также, что немецкий секретарь последнего, Кениг, вследствие известного дела (В Судном деле над Шафировым и Писаревым, напечатанном в Журн. Мин. Юстиции, сентябрь, 1859, об этом секретаре нигде не упоминается.) был наказан кнутом (Т. е. пытан.).

10-го. На сегодняшней прогулке мы два раза встретили императрицу; император же в этот день вечером пировал у купца Тамсена, к которому приехал от старого Мейера. Мне рассказывали нынче за верное, что арестованный обер-фискал (Нестеров, казненный в январе 1724 года.) признался императору, что заслужил смертную казнь, но будто бы при этом просил, чтоб ему дали время для обнаружения других, еще больших обманщиков; говорят, он уже и приступил к тому, начав с Преображенского или собственного его величества Приказа, где многих обвинил.

11-го. Тотчас после обеда его высочество простился с графинею Поссе, которая намеревалась на другой день ехать вперед в Петербург.

12-го. Поутру флотский капитан Лопухин и поручик гвардии Мамонов приезжали ко двору приглашать герцога на послезавтра на свадьбу молодого барона Строганова; но не могли видеться и говорить с его высочеством. Собрание в этот день было у графа Толстого, но его высочество послал к нему с извинением, что не может быть, тайного советника Геспена, который из императорской фамилии нашел там только самого императора. С нынешнею почтою мы получили от тайного советника Бассевича письма из Кумлинги (Kumlinga), находящейся в 14 милях за Або. [25]

13-го. Около 5 часов оба названных вчера шафера опять приезжали и приглашали его высочество на завтрашнюю свадьбу.

14-го. В час пополудни его высочество отправился на свадьбу в дом Строганова, который очень далеко от Слободы (Т. е. Немецкой Слободы.). Но мы не нашли там еще никого из гостей; даже не все шаферы были налицо; однако ж свадебный маршал прибыл в одно время с нами. Впрочем, мы нисколько не жалели, что по ошибке шаферов приехали слишком рано, потому что очень приятно провели время, наслаждаясь превосходным видом из этого дома. Император приехал только около 4 часов, и маршал не прежде как через полчаса после того был послан с своими 12 шаферами за невестою (урожденною Шереметевою), которую поэтому привезли уже в сумерках. Вместе с нею приехала и императрица, которая однако ж не пошла в церковь, куда отправилась вся прочая свадебная родня. По окончании обряда венчания молодые со всеми провожатыми возвратились из церкви, находящейся очень близко от дома, пешком под предводительством маршала, перед которым шли его шаферы. После того тотчас сели за стол, и все обыкновенные свадебные церемонии были в точности исполнены; пили однако ж на сей раз вовсе не много. После обеда часа два танцевали и затем обыкновенным порядком отправились в спальню невесты. В этот день объявляли с барабанным боем, что на следующий будет совершена в Кремле казнь бывшего государственного министра и вице-канцлера барона Шафирова, которого приговорили к отсечению головы.

15-го, около 7 часов утра, я поехал верхом в Кремль посмотреть на объявленную накануне казнь барона Шафирова. Вокруг эшафота стояло бесчисленное множество народа, самое же место казни окружали солдаты. Когда виновного на простых санях и под караулом привезли из Преображенского приказа, ему прочли его приговор и преступления. Последние заключались преимущественно в следующих главных пунктах и состояли 1) в том, что он воспользовался многими драгоценными вещами и деньгами, принадлежавшими несчастному Гагарину (сын которого женат на дочери Шафирова) и найденными у него в доме; 2) что велел одному писцу подделать в сенатском протоколе подписи сенаторов с целью увеличить жалованье своего брата; 3) что не сознавался в этом поступке, почему писец два раза невинно был истязаем кнутом; 4) что в бытность свою генерал-почтмейстером по собственному произволу возвысил почтовые таксы и употреблял их во зло. В заключение приведено было еще пункта два с изложением других проступков, за которыми следовало объявление приговора, присуждавшего его к отсечению головы посредством топора. После того с [26] него сняли парик и старую шубу и взвели его на возвышенный эшафот, где он, по русскому обычаю, обратился лицом к церкви и несколько раз перекрестился; потом стал на колена и положил голову на плаху; но прислужники палача вытянули его ноги, так что ему пришлось лежать на своем толстом брюхе. Затем палач поднял вверх большой топор, но ударил им возле, по плахе, — и тут Макаров от имени императора объявил, что преступнику, во уважение его заслуг, даруется жизнь, но с тем, чтоб он навсегда оставался в заключении и был сослан в Сибирь (Барона Шафирова по лишении чинов и имущества определено было сослать в Сибирь, на Лену, но Петр Великий вскоре отменил это определение и приказал содержать несчастного вице-канцлера в Новгороде См. “Судное дело”, в сентябрьской книжке Журн Мин. Юст. за 1859 г., стр. 49—50.). Тогда Шафиров поднялся опять на ноги и сошел с эшафота со слезами на глазах. Его повели в здание Сената, где сенаторы подавали ему руки и поздравляли его с помилованием. Когда там же по причине испытанного им сильного потрясения императорский лейб-хирург Хови пустил ему кровь, он сказал будто бы, что лучше бы уж открыть большую жилу, чтоб разом избавить его от мучения. Многие, в особенности наш двор и все иностранные министры, искренно сожалеют об нем, потому что он очень честный человек. Как скоро его увели, писцу, который по приказанию Шафирова подделывал подписи сенаторов в сенатском протоколе, дано было внизу у эшафота 14 ударов кнутом и сказана ссылка на галеры (Это был не копиист, а секретарь Сената Киреев.). В верхних комнатах Сената обер-прокурор и майор гвардии Писарев был разжалован в мушкетеры, а сенатский обер-секретарь в копиисты. С последнего, сверх того, присуждено было взыскать 300 рублей в пользу бедных (Обер-секретарь этот был — Позняков.). Говорили также, что в этот день сенаторам князю Долгорукову и бывшему камер-президенту (Т. е. президенту Камер-коллегии князю Дмитрию Михайловичу Голицыну и князю Григорию Федоровичу Долгорукову. За пристрастие к Шафирову оба они были присуждены к денежному штрафу, лишению чинов и домовому аресту; но Петр Великий скоро их простил. См. там же, стр. 53—55.) вследствие того же дела объявлено запрещение ездить в Сенат, а некоторые даже утверждали, что они и взяты под арест; однако ж я видел, как они одни, без всякого караула, вышли из Сената и уехали. Его высочество кушал один в своей комнате и был очень огорчен сегодняшнею казнью, потому что терял в Шафирове искреннего и преданного друга. Иностранные министры не скоро дождутся опять вице-канцлера, которым будут так довольны, как были им. Правда, он был немного горяч, но все же легко принимал делаемые ему представления, и на его слово можно было вполне положиться, а это уж много для государственного министра. Около 4 часов [27] герцог опять отправился с своею свитою к барону Строганову, где праздновался другой день свадьбы; но из императорской фамилии никого там не было.

16-го объявляли с барабанным боем, что на другой день начнется маскарад и что всем маскам назначено собраться в 7 часов утра в Тверской-Ямской; почему нам в то же время прислали и номер, который каждая группа должна была прикреплять спереди на своем судне или больших санях. В этот день у его высочества обедали генерал Миних и шведский капитан Гекель.

17-го поутру, в половине седьмого, мы в масках собрались ко двору и потом, в 8 часов, отправились в своих больших прошлогодних санях на назначенное накануне сборное место; однако ж маскарадный поезд начался не прежде 2 часов пополудни (времени, когда приехала туда императрица). Он направился сперва в Кремль, а оттуда потянулся к нашему прошлогоднему гульбищу (Tourplatz a la mode), где мы сделали несколько кругов и рассматривали друг друга, при чем я заметил, что за исключением некоторых новых масок все было устроено точь-в-точь как в прошлом году. Сделав там, как сказано, несколько кругов, мы поехали к Красным Воротам, у которых на короткое время выходили с императором из экипажей, но затем были распущены с приказанием снова собраться туда на следующий день к 12 часам утра.

18-го мы хотя и собрались ко двору около 11 часов, однако ж отправились на сборное место не прежде 2-х пополудни, потому что сперва пообедали; впрочем поспели туда еще вовремя. Вскоре после нас приехал император (который кушал у генерала Ягужинского), и мы поехали в надлежащем порядке опять на место, назначенное для наших прогулок, где сделали кругов пять или шесть для удобнейшего обозрения всех масок. Как император, так и императрица были в этот день необыкновенно ласковы с герцогом; его величество, когда проезжал мимо нас, пил за его здоровье, при чем приказал остановиться и палить с корабля из всех своих маленьких пушек, которым великий адмирал немедленно отвечал пальбою с своей галеры. Его королевское высочество, с своей стороны, при звуках труб (Rundeblasen) и троекратном ура пил за здоровье государя; после чего поезд опять тронулся с места. Когда мы поравнялись с императрицей, она также приказала остановиться и пила здоровье его высочества, который опять отвечал точно так же, как его величеству императору. Так как вскоре после того последовал сигнал разъезжаться всем по домам, то герцог на обратном пути имел еще удовольствие отдавать реверансы их величествам: увидев, что император вышел из своего корабля, в то время как мы ехали позади императрицы, непосредственно следовавшей за ним, его королевское высочество со всею своею свитою также [28] вышел из саней, приблизился к барке ее величества и сделал реверанс; в эту минуту подошел туда и государь, который нежно обнял его, потом тут же выпил с ним стакан венгерского вина и начал шутить с какими-то полусумасшедшими супругами. Из них жена жаловалась на очень дурное обращение с ней мужа, на что его величество отвечал ей, чтоб она сама хорошенько отколотила его; но так как та отказывалась от этого, то он схватил ее руку и славно ударил ею мужа по уху; однако ж после того, для шутки, велел и ему бить жену; почтенный супруг не поцеремонился и влепил ей пару таких жестоких оплеух, что императрица, движимая состраданием, сильно разбранила его и не шутя требовала, чтоб он впредь лучше обращался с женою. Немного спустя император простился и уехал в маленьких санях; императрица же отправилась домой в своей барке. Возвратившись также домой, мы увидели у себя одного из служителей герцогини Мекленбургской, который объявил бригадиру Плате и мне, что герцогиня в Слободе и очень желает нас видеть. Его высочество, услышав об этом, вздумал сам отправиться к ней со всею своею маскарадною свитой. Мы нашли ее у одного английского купца, в нашем соседстве, где с нею не было никого, кроме ее сестры и молодого денщика Бутурлина. Пробыв здесь часа с полтора, герцог прошел с своею группой в дом насупротив, к купцу Розену, у которого объявляли всем о распоряжениях относительно маскарада на следующий день.

19-го. В 11 часов мы собрались ко двору, но на обыкновенное наше сборное место отправились только около часа пополудни. Там мы нашли герцогиню с ее сестрою и маленькою принцессою, также многих других знатных масок и ждали до 5 часов императора, который в этот день кушал у купца Марли. Императрица вовсе не приезжала на сборное место. Так как 19 февраля празднуется и день бракосочетания их величеств, то мы от триумфальных ворот поехали прямо в Сарскалоу (Sarskalou) (Что это за место, мы, несмотря на все наши догадки, не могли определить.) — место, где в прошедшем году был большой фейерверк и где положено было отпраздновать нынешний день. Мы тотчас вошли в покои императрицы, которая приехала еще до нас. На ее величестве был великолепный амазонский костюм, и все ее дамы имели также амазонские платья одинакового цвета и из одинаковой материи. Когда его королевское высочество вошел в комнату государыни, у ног ее величества лежал бывший камер-президент и теперешний сенатор князь Голицын, который несколько раз прикоснулся головою к полу и всенижайше благодарил ее за заступничество пред государем: по делу Шафирова он вместе с князем Долгоруким (По ходатайству государыни они получили полное прощение.) был [29] приговорен к шестимесячному аресту и уже несколько дней сидел; но в этот день по просьбе государыни получил прощение. По этому случаю император приказывал всем сенаторам собраться после 12 часов в Сенате и потому так поздно приехал на сборное место. Князь Долгорукий благодарил императрицу еще до нашего приезда. Его королевское высочество, поздравив государыню с нынешним днем, отправился на половину императора, где тотчас же сел за стол. Столы, как для кавалеров, так и для дам, были уставлены сластями и убраны, по-здешнему, очень мило. У императрицы с правой стороны сидела герцогиня Мекленбургская, а с левой принцесса Прасковия, у императора же с правой был его королевское высочество, а с левой князь Меншиков; прочие разместились как пришлось. К величайшей нашей радости, на сей раз по случаю предстоящего фейерверка пили вовсе не много. Император половину обеда просидел за столом духовных и все разговаривал с ними. По окончании обеда начался фейерверк, который был очень хорош и продолжался часа полтора. Состоял он из следующего: сперва горел большой девиз из голубого и белого огня, изображавший имена их величеств соединенными буквами, из которых, для различия, относившиеся к имени императора были из голубого, а относившиеся к имени императрицы из белого огня; они стояли в горящем сердце, и лучи от него проходили в висевшую сверху корону, над которою возвышалась звезда с именем Иеговы. По обеим сторонам этого девиза стояли две большие пирамиды, убранные на сей раз множеством маленьких разноцветных фонариков. Перед пирамидами на обе стороны проведена была галерея вышиною локтя в два, освещенная и изукрашенная также небольшими фонариками. Она вся состояла из различных девизов на русском языке. Как пирамиды, так и эта галерея были зажжены уже до нашего приезда, но все еще горели, когда мы начали разъезжаться по домам. Остальное фейерверка состояло из множества огненных колес, ракет, швермеров, огненных и воздушных шаров и других любопытных штук и перемен. Упомянутый большой девиз с именами их величеств был освещен весь вдруг летевшим к нему из дома купидоном, причем император, как и в день нового года, сам зажег эту летучую машину. По окончании всего императрица пробыла здесь еще с час, и когда она уезжала, его королевское высочество проводил ее до кареты, точно так же как за полчаса перед тем провожал герцогиню Мекленбургскую. Император вскоре после того также уехал, а потому и герцог вслед за ним отправился домой. Говорили, что в этот день у князя Меншикова были отобраны все крестьяне (которых он имел в Украине огромное количество) и дом его в здешней Немецкой Слободе; что, кроме того, он обязан будет заплатить еще 40 000 рублей и хотя останется [30] при своих чинах, однако ж впредь не будет присутствовать ни в Сенате, ни в Военной коллегии и лишится командования армиею. Но так как император, уважая многолетние его заслуги, все еще очень дорожит им, да уже и прежде присуждал его к подобному наказанию, а потом все-таки прощал, то думают, что князь и на сей раз отделается страхом и уплатою денежного штрафа.

20-го мы собрались ко двору около полудня, отправились однако ж не прежде 2 часов к Красным Воротам, где должны были ждать императора до 5; но императрица приехала уже в половине четвертого. Герцогиня Мекленбургская и ее сестра приехали туда еще до нашего прибытия. Вскоре после приезда императора мы собрались в путь и отправились в Тверскую-Ямскую, где со всем поездом сделали несколько кругов и затем были распущены с приказанием на другой день в 2 часа пополудни снова явиться на обыкновенное сборное место.

21-го мы во исполнение вчерашнего приказания явились ко двору около полудня; но его высочество поехал с нами к Красным Воротам не прежде 3 часов. Все маскарадные сани были поставлены в ряд на обширной площади против большой аптеки, и все мужские маски должны были выйти из своих экипажей, чтоб смотреть на опыт, который император хотел сделать над изобретенною в Голландии огнегасительною машиною, или водяною бочкою (Wassertonne), устроенною здесь по присланному оттуда описанию. Герцог пошел сперва к их величествам и сделал им реверанс, при чем удостоился принять из рук государыни стакан вина, потом долго говорил о чем-то с императором и с генералом Ягужинским. После того его величество приказал поджигать одно за другим поставленные среди площади три небольших деревянных строения и вкатывать в них через окна бочки, которые, разрываясь, должны были разом гасить огонь. Первая оказалась лучшею, но все-таки удалась не совсем как ожидали, так что признано было необходимым для достижения вполне удовлетворительного результата подумать о дальнейшем усовершенствовании снаряда. Такие бочки могут приносить величайшую пользу, когда огонь не распространился еще далее одной комнаты, потому что действуют только на одном определенном пункте. К ним приделывается длинная бомбовая трубка, которую зажигают прежде вкатывания самой бочки и которая продолжает гореть до тех пор, пока последняя не будет направлена туда, где должна произвести взрыв. В то время как горели названные строения и делались эти опыты, герцог постоянно ходил с императором, который все объяснял ему очень отчетливо; но после, когда они кончились, его высочество подошел на несколько минут к герцогине Мекленбургской. Затем вскоре последовал приказ садиться в экипажи, и мы снова отправились в порядке в [31] Тверскую-Ямскую, откуда император, оставив свой корабль, поехал с беспокойною братиею (mit dem unruhigen Kloster) в город; впрочем скоро опять возвратился на обыкновенных маленьких санках. Мы сделали там еще два круга, но уже в сумерках, так что на этом обыкновенном нашем гулянье под конец почти не могли узнавать друг друга. Наконец мы были распущены и получили приказание явиться на всегдашнее наше сборное место на другой день в 2 часа пополудни. В этот день нам сообщил капитан Гекель, что в Стокгольме в ландмаршалы выбран ландсгефдинг Лагерберг, который, как полагают, не из числа наших друзей, а скорее принадлежит к партии короля.

22-го. Около 2 часов пополудни мы отправились с его королевским высочеством опять к Красным Воротам, куда скоро приехали и их величества. Император имел здесь с герцогом и с генералом Ягужинским опять продолжительный разговор, после которого его высочество казался очень довольным. Отсюда мы, по обыкновению, поехали в свое время в Тверскую-Ямскую, где сделали от четырех до пяти кругов, и затем были распущены по домам с приказанием снова явиться на сборное место послезавтра в 12 часов утра, потому что на другой день назначался роздых, которому мы и были как нельзя более рады. Во время катанья ее величество императрица приказала камер-юнкеру Балку подъехать к саням герцога и сказать, что она пьет за здоровье его высочества, после чего немного спустя, когда наши сани встретились, я был послан к императрице с докладом, что его высочество также хочет иметь счастие пить за ее здоровье. Государыня благодарила очень милостиво, и герцог, поравнявшись с ее санями, просил остановиться и при полной музыке со всею своею свитою стоя пил за здоровье ее величества. В этот день мы получили известие, что пришли письма, в которых говорится о приезде в Швецию министра с большою свитою. Под последнею, конечно, разумелась свита тайного советника графа Бассевича. Здесь хотя и распространили слух, что графа будто бы арестовали на шведской границе, однако ж император, говорят, уверил его высочество, что это ничего не значит, если б и действительно так было, потому что министр его при шведском дворе снабжен на такой случай достаточно серьезными инструкциями.

23-го хотя и был роздых, но не для нас, потому что его королевскому высочеству после целого ряда неприятных маскарадных дней захотелось опять повеселиться и он велел пригласить слободских дам на концерт к тайному советнику Геспену. В 5 часов после обеда мы все, т. е. герцог и вся его свита, отправились в дом тайного советника с факелами, в маскарадных костюмах и в больших санях, в которые было запряжено 8 белых лошадей, и нашли [32] там около 20 дам, также кое-кого из господ министров и других иностранцев, которых после концерта оставили у себя ужинать, как, напр., барона Мардефельда, генерал-лейтенанта Миниха и доктора Бидлоо. Концерт продолжался до 9 часов, и по окончании его мы тотчас принялись за танцы, которые длились беспрерывно до 5 часов утра, потому что пока одна половина гостей ужинала, другая не переставала танцевать. Сперва сели за стол только одни замужние, потом все девицы; но его высочество кушал и с теми, и с другими, причем в соседки выбирал себе уж конечно не из дурных. Пили в этот раз также довольно сильно, в особенности когда опять явился незваный гость, камер-паж Гольштейн, от которого мы не иначе могли освободиться, как споивши его окончательно. Он рассказывал некоторым из наших, будто императрица недавно говорила за столом, что на свадьбе Строганова в шутку спросила его высочество, как он может быть посаженым отцом, не будучи еще женатым. На это герцог будто бы отвечал, что только от ее величества зависит дать ему жену, чему император от души смеялся, а императрица после того начала пить за здоровье его высочества как будущего своего зятя. Но дело в том, что слова этого Гольштейна не всегда принимаются за непреложную истину.

24-го, в последний день маскарада, мы в час пополудни собрались у больших триумфальных ворот, куда скоро приехали как император, так и императрица. Поезд отправился отсюда опять в Тверскую-Ямскую; но мы не катались там как обыкновенно, а тотчас же поехали оттуда другою дорогою в Преображенское, где все выстроились в ряды на большой площади перед домом императора и до дальнейшего приказания оставались в своих экипажах. Императрица прислала герцогу с Валком несколько бутылок превосходного венгерского вина и приказала сказать, чтоб его высочество согрелся им, потому что ему, может быть, придется еще немного померзнуть. Вскоре после того дам пригласили выйти из экипажей и следовать за государынею в старый дом, в котором прежде жил император и который опять поставили на этой площади (откуда он был уже давно снесен на другое место, потому что переносить таким образом здешние деревянные дома не стоит почти никакого труда). Дом этот назначено было сегодня сжечь, и дамы должны были выпить в нем по большой английской рюмке венгерского вина, которое на многих из них так подействовало, что они после едва могли ходить. Когда все дамы перешли в настоящее жилище императрицы, его королевское высочество и прочих масок также пригласили войти в старый дом, где каждый получил из собственных рук императора по большому кубку венгерского. Герцогу, впрочем, налили его гораздо меньше, чем другим, а большая часть наших потихоньку скрылась, чтоб вовсе избавиться от такого угощения. По [33] совершенном наступлении сумерек старый дом этот, построенный в 1690 году, был зажжен следующим образом: на всех сторонах крыши и по стенам засветили голубой огонь, как в девизах при иллюминациях; сам император собственноручно поджег прилаженные для этого голубые фитили, и весь дом чудно обрисовался в темноте; а когда эти фитили догорели, он вдруг весь вспыхнул и горел до тех пор, пока от него не осталось ничего. Во все это время император с некоторыми вельможами и нарочно для того назначенными барабанщиками в шутку постоянно бил в набат. Так как в городе звонили также во все колокола и пылавший дом ярко освещал небо, то мы думали, что звонят по той же причине или по приказанию, или по неведению, что пожар этот потешный, тем более что к нам сбежалось множество народа; однако ж после узнали, что в то же самое время в городе был настоящий пожар, обративший в пепел несколько домов, при чем бедным людям, конечно, не было так весело, как нам, которые веселились на славу и преспокойно попивали венгерское. Его королевское высочество при этой потехе стоял возле императора, и его величество сказал ему, что потому захотел сжечь свой старый дом, что в нем решил вопрос относительно войны, которая теперь, слава Богу, кончилась миром, почему и этот дом должен уничтожиться и исчезнуть с глаз долой. Когда последний почти уже совсем сгорел, пущено было несколько сот ракет, швермеров, воздушных шаров и других подобных вещей. Император смотрел на этот фейерверк из комнат императрицы вместе с его высочеством и другими знатными господами. Там же собрались и все дамы; но между ними было много печальных и сонных лиц, на которых отражалось еще действие английской рюмки, выпитой в старом доме. Вдобавок музыка, которою в продолжение фейерверка император угощал их с своими генералами, переодетыми в барабанщиков, в таких низеньких комнатах еще более кружила им голову. Так как император, по слухам, собирался в ночь выехать отсюда в С.-Петербург, то его королевское высочество по окончании фейерверка простился с ним; но с императрицею, которая предполагала остаться здесь еще несколько дней, не прощался, потому что надеялся иметь честь видеться с нею еще раз до ее отъезда. Государь был в этот день очень милостив с герцогом и между прочим спросил его, не думает ли он скоро ехать. На что его высочество отвечал, что надеется в непродолжительном времени последовать за его величеством. Когда все кончилось, мы отправились прямо домой и были все сердечно рады, что прошел и этот маскарад, от которого весьма немногие не получили сильного кашля или насморка, хотя в продолжение его вовсе не было больших морозов, напротив — постоянно держалась оттепель, так что едва можно было ездить на санях. Не знаю, как еще уладится наше путешествие в Петербург, [34] если погода не переменится и немного не подморозит, потому что в настоящую минуту зимний путь совершенно исчез. Между тем об отъезде нашем не слышно еще ничего положительного, да и герцог до сих пор не получал по этому предмету никакого сообщения от императорского двора. Полагают, однако ж, что его королевское высочество поедет вслед за императрицею, как и в минувшее путешествие; впрочем, теперь все это скоро разрешится.

25-го мы опять надели свой траур. В этот день у русских начался собственно великий пост, и герцог послал тайному советнику Геспену расписание, сколькими партиями нам отправляться отсюда в Петербург и кому именно тотчас следовать за ним. Его высочество еще поутру получил от Платена (которого посылал в Преображенское узнать, когда императрице угодно будет принять его перед своим отъездом) известие, что император еще не уехал; и действительно, он в этот день после обеда был еще у Тамсена и у Бидлоо. Его королевское высочество, полагая, что государь, может быть, пожалует и к нему, остался дома часа два долее обыкновенного и уехал со двора уже в сумерках, когда его величество отправился назад в Преображенское. В 10 часов вечера он при пушечной пальбе выехал отсюда в Петербург, и императрица, как говорят, последует за ним в будущий четверг.

26-го, между 3 и 4 часами после обеда, при пальбе из всех пушек императрица совершенно неожиданно выехала отсюда в С.-Петербург; вероятно, ее побудили к тому до крайности дурные дороги, потому что сначала она вовсе не предполагала так скоро ехать.

27-го, поутру, я отправился верхом в Измайлово, куда герцогиня накануне приказала просить меня, и имел честь представляться как ей самой, так и принцессе Прасковий; узнал там также, что герцогиня намеревается выехать в следующий понедельник. Нас это не может стеснить, потому что она будет получать лошадей только от одного города до другого. Г. Измайлов тотчас после обеда приходил к бригадиру фон Платену и уверял, что лошади для путешествия его королевского высочества готовы и могут быть представлены по востребованию, но прибавил при этом, что дороги так дурны, что почти невозможно ехать в зимних экипажах. Хотя в последнее время не раз уверяли, что Шафиров уже отправлен в ссылку, однако ж положительно верно, что он еще здесь, и полагают, что место его заключения будет не в Сибири, как говорили, а ближе. Это было бы для него хорошим предзнаменованием. Дом, который он имел здесь, уже подарен графу Толстому. Из дома шведского посольства мы получили радостное известие, что тайный советник Бассевич прибыл наконец благополучно в Швецию, но вовсе не под конвоем солдат и драгун, как здесь распустили слух. Кроме того, нам в этот день сообщили, что камер-юнкер императрицы фон Балк объявлен [35] женихом: он выбрал себе будто бы девушку очень богатую, но весьма посредственной красоты и низкого происхождения; смотрел, следовательно, больше на деньги, чем на лицо.

28-го. В этот день тайный советник Геспен угощал у себя в доме тайного советника Остермана, генерала Миниха, всех находящихся здесь чужестранных министров и других иностранцев. Тотчас после обеда наш гоф-юнкер Тих в сопровождении одного из герцогских лакеев отправился с 18 лошадьми вперед в С.-Петербург.

Текст воспроизведен по изданию: Неистовый реформатор. М. Фонд Сергея Дубова. 2000