ДЖЕРОМ БАУС

ПОСОЛЬСТВО ЕР. БАУСА

(1583—84 гг.)

Покойный Русский Царь, Иван Васильевич, вполне понимал, что для усиления своего положения ему необходимо возобновить торговые сношения с Английск. Королевой и притом с такими преимуществами и иммунитетами для славы и выгоды обоих государств и их подданных, какие могут быть допущены по взаимном обсуждении. Для этой цели Царь отправил в наше государство в 1582 г. своего посланника, старинного доверенного дворянина своего Феод. Андр. Писемского и с ним одного из своих дьяков для пособия в этом деле. Kpoме многих предложений, из которых одни были переданы устно, а другие изложены в грамоте с Царскою печатью на имя Ее Величества, этому послу поручено было просить Ее Величество отравить с ним к его государю от себя [96] посла для переговоров и окончания важных дел, касающихся обоих государств, которые были главною целью его (посла) приезда в Англию. Ее Величество, любезно соглашаясь на желание Царя и снисходя на нижайшую просьбу Английских купцов, торгующих в тех землях — удовлетворить эту просьбу Царя, выбрала с. Ер. Бауса, дворянина, состоящего при Ее особе; доверением такого дела ему, очевидно, была оказана милость и лестное мнение о нем.

По получении им этого дела, грамот к русскому Царю и инструкций касательно его обязанностей и по дозволении русскому послу возвратиться домой к своему государю (принят он был с почетом и награжден), Английский посланник, в сопровождении, по меньшей мере, 40 лиц, в числе которых было много дворян и м. Гумор. Коль, ученый проповедник, получил прощальную аудиенцию у Ее Величества в Гринвиче 18 Июня. Затем он с русским посланником и его свитой сели на корабль в Гарвиче 22 Июня и, после бурного путешествия по морю, оба они благополучно прибыли на рейд св. Николая 23 Июля. Русский посол поместился в монастырь св. Николая, Английский был радушно принять в доме купцов на Розовом острове. Русский посол, отдохнувши день, простился с Английским и уехал в Москву. Последний же прожил у рейда св. Николая еще 4 или 5 дней, нанимая суда и пр.; затем он тронулся в свое путешествие к Москве в гор. Холмогоры в 80 мил. от св. Николая.

Должно знать, что до приезда Английск. посла в Россию, там жило много иностранцев, особенно Голландцев, которые незаконно вторглись в торговлю с этими странами. Не смотря на то, что привилегия на исключительное право Англичан давно уже была дана Царем, Голландцы так повели дело, что средствами, требующими расходов, они сделали трех главнейших советников Царя верными себе друзьями, именно Никиту Романовича, Богдана Бельского и дьяка Андрея Щелкалова; кроме постоянных подарков этим 3 лицам, Голландцы взяли у них в доме такую сумму денег с платежом 25 %, что только одному из этих трех лиц они платили ежедневно 5 тыс. марок. Английские же купцы в это время не имели ни одного приятеля во Дворе.

После того как посол прожил у мон. св. Николая и в Холмогорах 5 недель, к нему приехал дворянин, посланный Царем принять его, проводить по рекам в Москву и снабжать его всем необходимым. [97]

Этот дворянин, приятель Щелкалова, был им подсунут (как оказалось) в эту должность, чтобы, как это видно из принятого им образа действий, оказывать послу невежливости и неудовольствия. При этом должно заметить, что дьяк и два других важных советника (о которых было говорено, как о приятелях Голландцев) собирались препятствовать посольству Ее Величества, главным образом за старание исключить прочих иностранцев от торговли в этих странах.

Дворянин этот провожал Английск. посла 1000 миль по pекам Двине и Сухоне до гор. Вологды, где посла принял другой дворянин, лучшего поведения, чем прежний; он подвел послу в подарок от Царя двух прекрасных меринов, с красивой сбруей русского образца. В гор. Ярославле на Волге посла встретил князь с большой свитой, посланный Царем; этот подарил от Царя послу карету и 10 лошадей для более удобного путешествия в Москву, до которой отсюда 500 миль.

За 2 мили до Москвы посла встретили 4 дворянина, доброго звания, в сопровождении 200 всадников; они после небольшого приветствия, не радушного, без объятий, передали ему, что имеют сказать ему от имени Царя и хотели было заставить его слезть с лошади для выслушания этого, а им самим остаться на лошадях; но посол отказался это сделать, и они долго спорили, должны ли обе стороны слезать с лошадей, и даже когда пришли к этому соглашению, было большое пререкание, чья нога должна быть раньше на земле.

Исполнивши данное им поручение, эти дворяне обнялись затем с послом и повели его в его помещение в Москве, в дом, нарочно для посла выстроенный; сами же они поместились в соседнем доме, так как они назначены были снабжать посла провизией и сопровождать его во всех случаях.

Посол провел несколько дней в Москве, с ним обращались за это время очень любезно (такова была воля Царя, хотя некоторые его главные советники имели другие намерения и частью искусно пользовались обстоятельствами). После был приглашен явиться ко двору; туда его сопровождало до 40 дворян, роскошно одетых, ехавших верхом; во время проезда посла от его помещения до дворца было расставлено 5 или 6 тысяч стрельцов, Царской стражи. При входе посла во дворец его встретили 4 знатных [98] лица, в парчовых платьях и богатых мехах, шапки их были усыпаны жемчугом и драгоценными камнями. Эти лица провожали посла к Царю, пока их не встретили 4 других, более важных, чем первые; те и повели посла дальше к Царю. Во время прохода стояло вдоль стен и сидело на скамейках шеренгами до 700 или 800 знатных лиц (говорили, что это знатные дворяне, все они одеты были в платья из цветного атласа и парчи).

Последние 4 лица довели посла до дверей Царской палаты, у которых его встретили Царский герольд, должность которого здесь считается важной, и прочие главные чины Царской палаты, которые все проводили его к месту, где сидел на троне Царь, имея возле себя три короны: Московскую, Казанскую и Астраханскую. Около Царя стояло 4 молодых знатных, лет 12, по 2 с каждой стороны, в богатых белых платьях; каждый из них держал на плече по широкому топору, очень схожему с Ирландскими топорами: тонкий, очень острый, рукоятка не более полуаршина. Вокруг палаты сидело на лавках и других низких сиденьях больше 100 знатных лиц в дорогих парчовых платьях. Посол был подведен для целования Царской руки; после любезных расспросов о здоровье Ее Величества, Царь указал ему сесть на приготовленном для этого месте, в 10 шагах от себя, откуда посол, по желанию Царя, должен был передать ему грамоты и подарки Ее Величества, посол, не считая это удобным, сделал несколько шагов по направлению к Царю; Думный дьяк подскочил к нему и хотел было взять у него грамоту, но посол сказал ему, что не к нему послана грамота Ее Величества, и, подошедши, передал ее в руки Царю.

Когда он передал грамоту и то, что он имел сказать, то он был проведен в комнату совета, откуда по совещании с думой о делах своего посольства, он снова был скоро позван к Царю; он обедал в присутствии Царя, за боковым столом, близко к Царю, свита обедала за другим столом; за остальными столами обедали все главнейшие знатные люди, числом до 100. Во время обеда Царь оказывал послу большое внимание и посреди обеда, поднявшись, выпил большой кубок за здоровье Королевы, своей доброй сестры и пожаловал послу большой кубок рейнского вина с сахаром выпить за свое здоровье.

После этого, посла часто призывали ко двору, где он имел совещания с Царем и его советниками о делах посольства, [99] причем происходило много споров. Наконец после разных совещаний Царь, видя, что его желания не удовлетворены, (потому что посол не имел права, по данному ему наказу, принимать все, что Царь считал нужным), как человек, не привыкший, чтоб отвергали его желание, дал волю своему гневу и сказал сурово и досадливо послу, что он не считает Английскую Королеву своим другом, “те, которые у меня есть, сказал он, лучше ее”.

Посол, сильно огорченный такими речами, не желал однако ж (как бы опасно ни было для него самого) позволить Царю нарушить приличие по отношению к чести Ее Величества и, полагая, что, подчиняясь его дурному расположению, не получишь от него должного, отвечал ему смело и выразительно, что Королева, его повелительница, величайшая в христианском мире государыня, равна ему, считающему себя сильнейшим, что она легко защитится от его злобы, не имеет она ни в чем недостатка, чтобы напасть на всякого, кого она или имеет врагом или будет иметь. “Хорошо, сказал Царь, что скажешь ты о Французском короле или Испанском”. “Истинно, отвечал посол, я считаю королеву, мою государыню, столь же сильной, как и каждого из них”. Тогда Царь сказал “а что ты скажешь о Германском Императоре”. “Такова сила королевы, моей государыни, отвечал тот, что король, ее отец (не очень давно) платил субсидии Императору в его войнах против Французов”.

Этот ответ так не понравился Царю, что он сказал послу, что тот не посол и что он выгонит его из комнаты. На это тот отвечал, что Царь может поступать по желанию, так как он (посол) находится в его стране, но что он имеет государыню, которая, без сомнения, отомстит за всякую причиненную ему обиду. Царь вдруг приказал ему идти домой. Посол, поклонившись не больше, чем требовал обычай, вышел. Однако немного спустя по выходе посла из палаты, когда гнев Царя несколько утих, он говорил стоявшим около советникам многое в похвалу послу за то, что тот не хотел допустить ни одного обидного слова о своей государыне, и высказал при этом желание иметь самому таких же слуг.

Едва посол провел в своем помещении какой-нибудь час, как Царь, поняв по особенному поведению посла (он не имеет недостатка в способности право судить), что тот знал, что это [100] был припадок (болезнь) Царя, послал к нему своего думного дьяка сообщить, что несмотря на все, что произошло, Царь по своей великой любви, какую он питает к королеве, своей сестре, призовет его (посла) к себе и даст ответ на все пункты просьбы; далее этот дьяк с радостью сообщил, что Царь окончательно решил отправить знатного вельможу послом к королеве, своей сестре, какого он еще никогда не отправлял, а также, что он решил послать королеве подарок ценою в 3 тыс. фунтов, а посла он удовлетворит при отъезде подарком в 1 тыс. фун., далее этот же дьяк объявил, что на следующий день Царь пришлет к нему вельможу для расследования дела об обидах, причиненных ему думным дьяком Щелкаловым и его прислужниками. На следующий день Царь прислал Богдана Бельского, главнейшего и самого доверенного своего советника; этот муж расспрашивал посла обо всем, в чем тот считал себя обиженным, дополнил ему недостающее и восстановил справедливость там, где тот был обойден. Немного спустя по уходе этого вельможи, Царь приказал давать теперь же новое, более щедрое жалованье на корм послу, чем то, что полагалось прежде, и оно в скором времени принесено было послу думным дьяком, Сав. Фроловым. Корм этот был так обилен, что посол несколько раз просил отменить его, но Царь ни за что не соглашался на это.

Роспись нового корма.

[101] 2 бочонка (reathеrs) соленой капусты, 1 гарнц луку, 10 фунт. соли, на 1 алтын или 6 пенсов восковых свечей, на 2 алтына сальных, 1/4 бочонка (reather) вишневого меду, столько же мамонового, 1/2 галлона горячего вина, 3 галл. сладкого меда, 10 галл. белого, 15 галл. обыкновен. меда, 4 галл. сладкого пива, 15 галл. — простого, 1/2 фунт. перцу, 3 золотника или унц. шафрана, 1 зол. of mase, 1 — мушката, 2 — гвоздики, 1 — корицы. Фуражу: 1 бушель овса, сена и соломы.

Царь теперь прямо выставлял свою любовь к Ее Величеству и ее стране: так он прислал спросить посла, могут ли его проповедник М-r. Cole, и Англичанин Яков, доктор Царя изложить тезисы Англиканской веры; посол заставил этих лиц исполнить это и послал тезисы к Царю, который этим был очень доволен и приказал, наградив щедро их, прочесть эти тезисы публично пред многими из своей думы и знати.

Теперь Царь снова горячо взялся за намерение свое жениться на какой-нибудь родственнице Ее Величества, и он намеревался послать опять в Англию, чтобы оттуда взять себе жену; если же бы Ее Величество не прислала со следующим посольством такой родственницы, какой ему хотелось, то он собирался, забрав всю свою казну, ехать в Англию и там жениться на одной из родственниц Королевы. Должно припомнить, что за год до этого посольства (т. е. Бауса), Царь отправил к Ее Величеству посла, чтобы сватать леди Mapию Гастинх; но дело это не выгорело, по причине ли ее некрасоты, или, быть может не особенного желания ее и друзей ее.

Посол теперь вошел в такую милость у Царя, и любовь последнего к Англии была так сильна, что те важные советники, которые до этого времени были большими неприятелями посла, стремились теперь показать послу свое внимание, заискивая пред Царем, потому что незадолго до этого Царь за нанесенные послу обиды (чтобы показать ему свое расположение) приказал наказать плетьми очень сильно дьяка Щелкалова и послал сказать ему, что не оставит в живых никого из его рода.

Когда посол приобрел такое сильное расположение Царя, он употребил все усилия не только для скорейшего окончания порученного ему дела, но и всячески старался к пользе своей родины и соотечественников; и немного спустя он добился от Царя не только всего, что ему велено было просить инструкциями, но и сверх того много полезного и важного для выгоды купцов: [102]

Часиные просьбы, уваженные Царем, благодаря послу: 1) “Дозволение Рич. Франшему, Англичанину, Царскому аптекарю, его жене и детям возвратиться на родину и взять с собой все здесь приобретенное.

2) Такое же дозволение Рич. Элмсу, Англичанину, Царскому хирургу.

3) Тоже для Иоанны Ричардс, вдовы док. Бомеля, Голландца, Царского доктора, казненного в 1579 в Москве за переговоры с Польским королем против Царя.

Для купцов посол добился следующего:

1) Oбещание вознаградить за товары, отнятые у их факторов разбойниками на Волге.

2) Уплата 500 марок, которые были взяты (в Царскую казну) за 10 лет до приезда посла, как аренда за двор купцов в Вологде.

3) Уплата 1500 мар., которые были взяты с них за 2 года до приезда посла сюда.

4) Приказание уплатить купцам старый безнадежный долг в 3 тыс. мар.: долг столь безнадежный, что уже 4 года скинутый со счетов; по мнению всех нечего было и заводить дело, как слишком оскорбительное для Царя и способное потому помешать другим делам посла, которых было, по меньшей мере, достаточно; поэтому это дело было вычеркнуто из данных ему от Ее Величества инструкций.

5) Запрещение всем, иностранцам дальнейшей торговли в России; проезд и торговля ко всем северным берегам и землям от Вардгууса до р. Оби дозволены одним Англичанам.

Наконец из желания пользы купцам посол без просьб их или агентов их добился от Царя понижения всех пошлин, какие они платили; пошлина эта по отстранении Голландцев и иностранцев, как то было решено, возросла до 2 тыс. фунт. ежегодно.

На все это последовало согласие, нечто было уже уплачено до отъезда посла из Москвы, старые привилегии были подписаны, новые – написаны, подписаны и скреплены печатью и оставалось только передать их послу в ближайший его приезд ко двору. Как вдруг Царь заболел от пресыщения и помер. [103]

После его смерти судьба посла удивительным образом переменилась. Как по его собственному пониманию, так и по пониманию других лиц, его успех — стать важным лицом у Царя, происходил от любви, которую Царь питал к Ее Величеству, и от того расположения, которое тот имел к послу; теперь же посол попал в руки своих великих неприятелей Никиты Романовича и дьяка Андрея Щелкалова, которые по смерти Царя захватили главное управление; они заперли посла, как пленника в его доме в продолжение 9 недель; лица, приставленные к нему так строго держали его и так дурно обращались с ним, что он ежедневно подозревал дальнейших несчастий, потому что за это время в Mocкве происходило большое брожение среди 20 тыс. человек, которые, зная, что господствуют неприятели посла, уже оскорбляли его; но дело было направлено против того важного советника Богдана Бельского, о котором я уже упоминал, что он был в особой милости у покойного Царя. На него напали с таким остервенением, что он принужден был спасаться в царских палатах; затем он был послан в гор. Казань, который был дан ему в управление, в 500 милях от Москвы, где он с тех пор и жил и никогда не был призываем ко двору. Того же посол ждал тогда и себе; он приготовился, как мог к oбороне; но к счастью он был приглашен ко двору для получения отпуска и для прощания с Царем. Когда посла привели во дворец (не обычным порядком) и ввели в советную палату, к нему подошел только дьяк Щелкалов с братом, которые без дальнейших разговоров, сказали ему что нынешний Царь не желает вести с Королевой, государыней посла, большую дружбу, чем та, которая была между его покойным отцом и ею до приезда посла сюда, дьяки эти не хотели слушать никакого ответа, а заставили посла и всю его свиту снять оружие и идти к Царю. Во время шествия послу нанесены были такие оскорбления, что если бы он не стерпел больше, чем мог по характеру и сколько требовало дело, то едва ли бы он спас свою жизнь. Наконец привели его к Царю, который ничего не сказал ему, кроме уже сказанного Щелкаловым, но вручил ему грамоту отвезти к Ее Величеству, от которой посол (так как он знал, что в ней ничего не содержится касательно его посольства) отказывался, пока не увидел, что опасность для него слишком велика. Царь не хотел дозволить послу дать должный ответ, да посол и не мог этого сделать, так как на этот [104] случай отстранили его переводчика, не желая (оказалось, что подозревали намерение посла), чтобы Царь и другие узнали, как бесчестно с ним обращались. Между прочими здесь находился один храбрый вельможа, брат теперешнего Царя, Борис Фед. Годунов, который и по смерти Царя всегда обращался с послом очень вежливо и он хотел оказать послу больше доброты, но до коронации Царя он не имел еще авторитета; но он все-таки часто присылал послу до отъезда последнего и к любезностям своим прибавил подарок — два великолепных куска парчи и сорок соболей, и пожелал, чтобы между Царем и Ее Величеством была дружба и братство, чтобы между ним и послом могла быть дружба и братство. Кроме этого мужа у посла не было больше приятелей в Moсковии. Щелкалов прислал сказать ему, что Английский Царь помер; он оказывал послу только обиды и неприятности и доставил ему поспешно отпуск из Москвы, чтобы тот не мог дождаться коронации нового Царя. Много было нанесено также оскорблений во время сборов посла к продолжительному путешествию; так, только один ничтожный дворянин назначен был провожать посла до моря; ежедневно во время пути посол ждал насилия себе, так как ему угрожали еще до отъезда из Москвы, поэтому он вооружился сам и всех слуг своих вооружил всем нужным для защиты (ему угрожала такая опасность, что его покинули Английские купцы, хотя он и приказал им от имени Ее Величества сопровождать его) для того, чтобы злоумышленники умерли с ним, если бы что-либо подобное случилось. Когда проведали о таком его решении, положили оставить его проезд в безопасности. Перенесши много оскорблений по пути, посол доехал до рейда св. Николая, где вспоминая несчастную для него смерть прежнего Царя, дурное обращение с ним с той поры в Москве, необходимость взять пустую грамоту, ничего не содержащую касательно того, для чего он приезжал сюда, нищенский подарок, присланный ему от имени Царя, сравнительно с тем, который ему обещан был покойным государем, понимая, что все это сделано к бесчестию Ее Величества и его (посла), решился теперь он отделаться от некоторых оскорблений, насколько он мог: предупредив, насколько возможно опасность постановкой корабля, вооружением и размещением людей для отражения нападения, которое могло бы быть произведено, посол, простившись с невежливым дворянином, привезшим его сюда, отправил к нему с 3 или 4-я храбрейшими и довереннейшими [105] лицами вручить или оставить в квартире того дворянина ничего незначащую грамоту Царя и его нищенский подарок. Затем посол счастливо, хотя и с трудом, повернул свой корабль: тотчас за ним поднялась великая суматоха с целью заставить его снова принять эти вещи, но посол ускользнул. Таким образом выехал посол из залива св. Николая 12 Авг., а 12 Сент. прибыли в Граузенд. Ее Величеству он представлялся в Отсланде и там, поцеловав Ее руку, рассказал об исходе своего посольства и поднес в подарок дикого лебедя, красного оленя и пару царских оленей, самца и самку, с огромными рогами; в присутствии Ее Величества они возили сани с человеком по Самоедскому способу. Самоеды живут к Сев. - Вост. от России; тот год они приехали в Poccию на оленях в санях по льду, посол и купил 17 оленей, 9 из этого числа он довез живыми до Кента.