ВАСИЛИЙ БАРАНЩИКОВ

НЕЩАСТНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ВАСИЛЬЯ БАРАНЩИКОВА, МЕЩАНИНА НИЖНЕГО НОВГОРОДА, В ТРЕХ ЧАСТЯХ СВЕТА: В АМЕРИКЕ, АЗИИ И ЕВРОПЕ С 1780 ПО 1787 Г.

ВВЕДЕНИЕ

С авторами записок, составивших эту книгу, происходят самые неожиданные приключения в странах Востока. Нижегородский мещанин поступает как янычар на службу к турецкому султану; греческий митрополит наносит визит тибетскому далай-ламе; русский поэт и дипломат ждет своего смертного часа в казематах крепости Едикуль в Стамбуле; сын стряпчего духовной консистории из Вятки охраняет гарем бухарскою вельможи и доблестно сражается под Самаркандом.

Воистину необъятна география странствий: один из героев попадает из Копенгагена в Центральную Америку, другой — из Константинополя в Лхасу, третий проходит казахские степи, снежные вершины гор Центральной Азии, плывет из Калькутты мимо Южной Африки в Лондон и Санкт-Петербург. Экзотическая природа, пираты и работорговцы, гаремы и бани. жестокие пытки и сентиментальные переживания — здесь есть все, вплоть до описания способов сбора кокосовых орехов и рецептов приготовления плова. Мемуары о подлинных происшествиях напоминают авантюрные романы. Неудивительно, что судьба одного из героев легла в основу приключенческой ”Повести о страннике российском” Р. А. Штильмарка. Не менее вдохновляющие сюжеты содержатся и в других публикуемых ниже записках.

Авторы этих сочинений различны по социальному положению, образованию и характеру. П. А. Левашов из знатного дворянского рода, профессиональный дипломат, действительный статский советник. Хрисанф — митрополит Новых Патр, рукоположенный константинопольским патриархом, грек, тридцать лет проживший в России и окончивший дни свои настоятелем монастыря в Балаклаве. Ф. С. Ефремов — унтер-офицер и провинциальный таможенный чиновник. В. Я. Баранщиков — мещанин из семьи нижегородских старообрядцев, занимался торговлей и подрабатывал сапожным ремеслом. [4]

Один рассматривает свои мемуары как литературное произведение, заботится о красоте слога, достоверности передачи настроений и чувств. другой составляет официальную бумагу, содержащую дипломатическую информацию, но при этом не в силах избежать привычной церковной риторики. Третий повествует о своих «нещастиях», дабы возбудить жалость читателей и, собрав доброхотные даяния, избавиться от дальнейших бед. Наконец, последний с добросовестностью служаки рапортует обо всем, что видел и слышал в чужих краях.

Есть нечто общее в судьбах самих собранных здесь документальных повествований, в том, какое внимание было проявлено в России к ним и к их авторам. На страницах этой книги мы встречаем имена виднейших сановников Российской империи. Сержанта Ф. Ефремова канцлер А. А. Безбородко представляет самой императрице. Митрополит Хрисанф свои «объяснения» адресует фаворитам Екатерины — Платону и Валерьяну Зубовым. П. А. Левашов обращается к первейшим лицам в государстве — Г. А. Потемкину и А. Б. Куракину. Нижегородскому мещанину покровительствуют И. И. Бецкой, И. И. Шувалов, Воронцовы, Нарышкины, Строгановы. Описания путешествий по странам Востока пользуются успехом в различных читательских кругах, и успехом немалым — если судить по количеству изданий и переработок.

Екатерининский век вообще отмечен активным интересом к Востоку. России сопутствует удача в войнах с Османской Портой, усиливается ее влияние в Закавказье и среди кочевников казахских степей, появляются планы дальнейшей экспансии в Среднюю Азию, проникновения в Восточную Индию. Как и в странах Западной Европы, дипломатическое и военное продвижение в Азию, несомненно, способствовало самому пристальному вниманию к этому региону со стороны русского правительства и общества. Но было бы ошибкой рассматривать восточную тему в европейской культуре конца ХVIII в. лишь в контексте колониальной политики. Развитие науки того времени требовало энциклопедизма. Эпоха Просвещения расширяла духовный кругозор, освобождала человека от религиозных предубеждений, предрассудков национальной ограниченности. Недаром в сочинениях той поры появляются слова «человечество» и ”гражданин Вселенной” (космополит). [5]

Отношение к странам Востока складывалось противоречивое. С одной стороны, просвещенный человек с насмешкой и негодованием должен был относиться к азиатскому деспотизму и суевериям, с другой — он с особенным любопытством присматривался к нравам и обычаям иных народов, приходя к выводу, что человек — везде человек, имеющий душу, открытую истине и добру. Для понимания чужой культуры необходимо лишь освободиться от ”предрассудка исповедания вер” и не спешить с легкомысленным суждением о народе, исходя лишь из того, что внешние обычаи его — одежды, бороды и выражения вежливости — кажутся странными европейцам. Так писал Мураджа д’Оссон — армянин, воспитанный в Константинополе, находившийся на шведской службе и долго живший в Париже. Перевод на русский язык (1795 г.) его фундаментального труда ”Полная картина Оттоманской империи” начинается словами: «Ни что столько не любопытно есть вообще, как познание о народах».

Для России екатерининского века были характерны те же черты духовною развития, что и для Западной Европы, в том числе и в отношении к Востоку. Трудно переоценить вклад в науку, который был внесен знаменитыми академическими экспедициями в восточные провинции империи. Обстоятельные труды о народностях Азии, созданные П. Палласом, И. Лепехиным, П. Рычковым, составляют гордость отечественной науки. Значительно меньше было сделано для изучения стран Востока. Однако благодаря публикации переводов, составлению компиляций и обзоров буквально все новинки европейской науки становились известны русскому читателю. Восточные темы не сходили со страниц литературно-научных журналов и альманахов. Немало сообщений такого рода появлялось и в газетах, в частности в ”Санкт-Петербургских ведомостях”. География и этнография народов Азии находила отражение в таких изданиях, как ”Географический лексикон Российского государства” Ф. А. Полунина (1773 г.), ”Полный географический лексикон, содержащий в себе... подробное описание всех частей света...” К. Г. Лангера (1791 г.). Наконец, именно в России публиковались знаменитые ”Сравнительные словари всех языков и наречий”, где учитывались данные по 149 языкам Азии (в издании 1787 г.).

На волне этого интереса к Востоку и появились публикуемые ниже записки путешественников. Авторы их совершили странствия в большей или меньшей мере [6] поневоле и, во всяком случае, без особой к тому подготовки и научной цели. Как подлинные документы двухсотлетней давности, они сохраняют ценность исторических источников и содержат порою довольно любопытные историко-географические или бытовые детали. При первой публикации они оценивались современниками прежде всею как пособия к познанию стран Востока. Описание маршрута Ф. Ефремова, например, использовалось в английской географической литературе, а его бухарский словарик был переведен на немецкий язык известным востоковедом-библиографом Ф. П. Аделунгом (фонд Ф. П. Аделунга в ГПБ). Не случайно к сочинениям Екатерининской поры вновь было привлечено внимание почти сто лет спустя — в период территориальной экспансии России. Тогда появились статьи и публикации записок Филиппа Ефремова и Хрисанфа Неопатрасского — их сведения все еще признавались важными для изучения Центральной Азии, даже книжка о «нещастных приключениях» нижегородского мещанина рассматривалась как пособие по изучению Турции и потому сопровождалась компилятивным очерком о топографии Константинополя и административном устройстве турецкого государства.

С этим стремлением к информативности связано и использование чужих материалов при подготовке работ к печати. Так, во второе издание записок Ф. Ефремова вставлено описание Тибета, переведенное с немецкого языка, а в третье попали данные из более поздних путешествий (в частности, из рукописей Т. С. Бурнашева и А. С. Безносикова). Несомненно, и в основу «Цареградских писем» положены отнюдь не только мемуары П. А. Левашова, но и сведения из иностранных публикаций. Сравнение заключительных глав «Цареградских писем» с переводом книги С. Люзиньяна [16] о восстании Али-Бея (издание с дополнениями С. И. Плещеева) показывает, что авторы пользовались одними и теми же материалами.

Конечно, сейчас не представляло бы труда найти более ценные источники, освещающие географию и историю стран Востока (взять хотя бы оригинальные труды академика П. С. Палласа). Но сочинения, помещенные в данном сборнике, должны рассматриваться с иной точки зрения — это свидетельства о самой России последней трети ХVIII столетия, о том, как складывались в ней представления об окружающих странах. Здесь мы видим колоритные описания Востока, еще почти не тронутого [7] влиянием европейцев. Но и нравы последних характеризуют эпоху: если бухарский торговец купил Филиппа Ефремова за четыре телячьи кожи, то испанский генерал выменял Василия Баранщикова за двух черных невольников. И трудно сказать, что ярче в этом калейдоскопе имен и событий — экзотика далеких стран, куда судьба забрасывала авторов, или образы самих путешественников, преодолевавших «нещастия» и переживавших удивительные приключения.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествия по Востоку в эпоху Екатерины II. М. Восточная Литература. 1995