ЖИТИЕ ЦАРЯ НАШЕГО ЧЕСТНОГО ИМЕНЕМ ИЯСУ,

ПРЕЗРЕВШЕГО ЦАРСТВО И СТАВШЕГО МУЧЕНИКОМ

КРОВИЮ ЧЕСТНЫМ 5-го [ДНЯ] МЕСЯЦА ТЭКЭМТА

В МИРЕ БОЖИЕМ, АМИНЬ И АМИНЬ

Во имя отца и сына и святого духа, единого бога, который в троичности своей един и неразделим и в соединении своем троичен и неслиян, равен лицами и дружен образами. Еще они сотворили всякую тварь и вывели все из небытия к бытию помышлением и вещанием разом, как в мгновение ока, единою мощью и единою силою; они миродержцы единою властью и единым господством, и нет среди них древлего и первого, ни последнего и последующего. И еще чуждо существо их роду начертанного на скрижалях небес и земли. Им слава, им литургия, им честь, им поклонение подобает ото всех тварей иже на небесех и иже на земли во всякое время и ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Вот напишем мы немногое из многих изрядств и борений его ¹ трудных от времени презрения им царства до того, как стал он мучеником кровию честным, а еще до этого о многих благодеяниях и добродетелях его, содеянных всему миру, и о величии дара, полученного им от господа бога его, во дни [258] правления помазаннического царя великого и честного паче царей земных, помазанника нашего Иясу, презревшего царство и ставшего мучеником кровию честным ради Иисуса Христа, и православного, как Константин ² праведный и другие [цари], ему подобные, о которых написано в «Истории царей». Молитва его и благословение да пребудет со всеми нами, слушающими, во веки веков. Аминь.

И сей честной и великопрестольный царь наш Иясу, прежде чем родил его по закону плотскому благопристойно отец его, помазанный и праведный Иоанн ³, царь Эфиопии, от жены законной Сабла Вангель-царицы ⁴, был зачат зачатием прекрасным во дворце царском, и взрастал в мудрости и совете духовном, и научился Писанию божественному от наставников, иереев, сановников и хранителей веры посреди стана царского. А затем обучился он еще плаванию в безднах глубоких, как рыбы морские, и играть на арфе ⁵ руками своими святыми, и возлагать на псалтирь ⁶ персты свои честные, славя творца в славословиях, как Давид, псалмопевец божий. И когда достиг он юности, обучился еще наукам юношеским, приличным чадам царским, то бишь скакать на конях боевых, высотою подобных горам, а топот ног их как шум колесницы, потрясающей землю, бег их как бег вихря, а храп их как рычание львов. А еще научился он, куда прицелится глазом, туда и попадать из ружья, что звучит, подобно грому зимнему, силою удара которого вылетает кусок свинца раскаленный, что опаляет внезапно, как огнь молнии, и рассеивает всю плоть врага, как прах земной. Еще научился он метать копья и пускать стрелы острые, уничтожающие врага от пределов земли. И все это дано ему было не от людей, но от бога, ему же слава! И всему этому дивились видевшие, ублажали его и говорили: «Воистину велик и честен сын царский, дивный деяниями и поразительный мудростью, ибо на нем – благодать божия!». Царь же, отец его, когда видел это его молодечество и мудрость, радовался о нем; радостью великой, и любил весьма, и возвел его в степень должности великой, что была прежде в руках умершего сына его, первенца, по имени Юст, и поставил его на эту должность вместо него. И отдал ему предпочтение свое, а еще задумал и решил в помышлении своем передать ему престол царства после себя. А сей честной именем Иясу был своему отцу любимцем и послушником, а еще был он в совете исполнен мудрости, а в деянии крепок силою. А еще была у него большая любовь со всеми людьми и многая благость ко всему миру, и был он связан со всем миром вервием любви, так что желали ему степени царской во время свое.

А потом, на 15-году царствования, посетила болезнь царя, отца его. И когда пребывал он в чертоге царском на одре болезни тяжкой, решил он в сердце своем, поняв, что не спастись ему от смерти, и призвал он сына своего, честного именем Иясу. И когда прибыл тот к нему, сказал он: «О сын мой! Не [259] чаю я отныне царствия земного, ибо кратки часы мои, и ухожу я к богу ногами смерти, как все отцы мои. Ныне бери венец главы моей и садись на престол царства моего, правь царством с правдой, истиной и кротостью, суди по правде нищих народа твоего, спасай сынов убогого и смиряй притеснителя, как сказал Давид Соломону, сыну своему» (ср. Пс. 71, 4). И тогда снова молился о нем богу, так говоря: «Боже! Даруй твой суд и сыну царя твою правду. Да судит праведно людей твоих и нищих твоих на суде. Да принесут горы мир людям и холмы правду» (Пс. 71, 1-3). А затем призвал он еще вельмож царства из князей и сановников из иереев и, когда приблизились они к нему, сказал им: «Вот вам сей сын Иясу, да будет вам царем, слушайтесь его и подчиняйтесь ему. Не от себя [даю его вам], но по воле божией, ибо иду я к смерти, откуда не вернуться». И, услышав это со слов его, опечалились они великою печалью и плакали горькими слезами, и сын его, честной именем Иясу, также. И снова сказал он им по пророчеству царя Давида относительно сына своего, честного именем Иясу: «Во дни его процветет праведник, и будет обилие мира, доколе не престанет луна. Он будет обладать от моря до моря и от реки до концов земли. Падет пред ним Эфиопия, и враги его будут лизать прах. Цари Фарсиса и островов поднесут ему дань; цари Аравии и Савы принесут дары. И поклонятся ему все цари земли, ибо он избавит нищего от руки угнетающей и убогого, у которого нет помощника. Будет милосерд к нищему и убогому. От коварства и насилия избавит души их, и драгоценно будет имя его пред ними» (ср. Пс. 71, 7-14). Это сказал он и прочел [весь псалом] до конца. И стало так. И после того как говорил он и пророчествовал так, упокоился он в мире божием и ушел в жизнь вечную, ибо свят был деяниями своими и правым на всех путях своих сей праведный царь Иоанн, честной именем. Молитва его и благословение его да пребудет с нашим царем Иоанном ⁷ во веки веков, аминь.

И тогда взяли эти вельможи царства его честного именем Иясу, и возвели на башню высокую, и там помазали помазанием царским, и облачили в одеяния царские, и увенчали венцом царским, и усадили на престол царский, благословляя его словами благословения, гласящими: «Да услышит тебя господь в день печали, да защитит тебя имя бога Иаковлева. Да пошлет тебе в помощь из святилища и с Сиона да подкрепит тебя. Да воспомянет все жертвоприношения твои и всесожжение твое да соделает тучным. Да даст тебе по сердцу твоему и все намерения твои да исполнит. Мы возрадуемся о спасении твоем» (Пс. 19, 2-5). Это говорили они до конца [псалма]. И еще воздали они о нем слова благодарения богу, говоря: «Господи! силою твоею веселится царь и о спасении твоем безмерном радуется. Ты дал ему, чего желало сердце его, и прошения уст его не отринул. Ибо ты встретил его благословениями благости, возложил на голову его венец из драгоценных каменьев. Он [260] просил у тебя жизни – ты дал ему долгоденствие на век и век» (ср. Пс. 20, 2-5). Это говорили они до конца [псалма].

И когда воцарился сей честной именем царь наш Иясу, дивное величие почивало на нем, и подобен он был ангелу небесному по величию своему и благодати, а не одному из царей земли, ибо была на нем благодать божия. И после того как воцарился, повелел он погребсти тело царя, отца его, с честью. И тогда увили его пеленами драгоценными и усыпали благовониями, как подобает царям честным, и погребли с гимнами, и песнопениями, и молитвою по чину в монастыре Цада, что сам он выстроил дивно в месяц царствия своего. А спустя немного времени приказал царь перенести его оттуда на остров [в] монастырь Мэцраха, ибо то удел плоти его и всех родичей его и гробница их. И тогда иереи Цада, возлюбленные его, провожали его с гимнами и песнопениями, но не оставили они плача и рыданий из-за перенесения его из места их в другое место, ибо сугубо любили его и всегда прибегали к мощам плоти его святой. И тогда повелел он, чтобы был день упокоения его праздником честным с гимнами и песнопениями под звуки рогов и гласы трубные. И еще установил он чин украшений из виссона иереям, которые будут служить «этана могер» ⁸ в день праздника его ежегодного. И еще установил он, чтобы устраивали ежегодные поминки [стоимостью] в 10 сиклей золотых ⁹ из казны дома царского, дабы получить благословение сего праведного царя Иоанна, отца его. Сей же помазанный царь наш Иясу – потомок из тысяч (ср. Еккл. 7, 28), исход его – с вершины Сенира и Ермона, от логовищ львиных, от гор барсовых (Песнь 4, 8). Еще он – гордость всех, прекрасноликий; кудри его волнистые, черные как ворон (Песнь 5, 11), голова его как ладан и превосходна, как кедр; лик его сияет, как утренняя заря, и грозен, как полки со знаменами (Песнь 6, 4). Глаза его как голуби при потоках вод, щеки его – цветник ароматный, гряды благовонных растений; губы его – лилии, источают текучую мирру (ср. Песнь 5, 12-13). Зубы его как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни (Песнь 4, 2); мед и молоко под языком твоим (Песнь 4, 11); голос его как голос горлицы; гортань его как сотовый мед, всем желанна. Шея его как башня из слоновой кости и в ожерельях (ср. Песнь 1, 9); руки его – золотые кругляки, усаженные топазами; живот его как изваяние из слоновой кости, обложенное сапфирами (Песнь 5, 14); пуп его как круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино (Песнь 7, 3); голени его – мраморные столбы, поставленные на золотых подножиях (Песнь 5, 15); стан его похож на пальму (Песнь 7, 8). Весьма он хорош и весьма прекрасен, и пятна нет на нем (Песнь 4, 7); ибо сотворил его совершенно бог, творец его.

А из одеяний его царских одни были цвета солнца, другие – цвета огня, а третьи – разных цветов, восхищающие очи. И благоухание одежд его подобно благоуханию (Песнь 4, 11) [261] ладана, и благовоние запаха их было паче всех благовоний мирры и алоэ и всяких других благовоний. Из любви к благоуханию его желали и мечтали люди пребывать под сенью его. Поступки его [совершались] с благолепием и покоем, а набеги были на благо и на пользу и на свершение подвигов, как у лани и как у юноши сильного в горах Вефиля.

И еще носильный одр сделал себе честной именем Иясу, царь наш, из дерев Ливанских; столпцы его сделал из серебра, локотники его – из золота, седалище его – из пурпурной ткани (Песнь 3, 9-10). Венец главы его из камней драгоценных, а вокруг престола его стояли все витязи царства его, держащие мечи и искушенные в битве. Башня царства его как столп Давидов, сооруженный в Тальфейосе, тысяча доспехов висит на нем – все щиты сильных (ср. Песнь 4, 4). А из чертогов его царских одни были возведены с украшениями золота червонного и серебра чистого, а другие расписаны красками заморскими цвета разного, как различны каменья драгоценные книги Бытия (Быт. 2, 12) и Апокалипсиса (Откр. 17, 4). А все стены были в зеркалах заморских чистых и отражающих, и видели себя все люди стана ясно. А еще расстелены были внутри ковры заморские, дорогие и многокрасочные. А была еще башня, построенная из изразцов заморских. И когда появлялся в этих чертогах и башнях по чину царскому сей помазанник, честной именем царь наш Иясу, не человеку земному был подобен он, но подобен был одному из грозных ангелов небесных, ибо подал ему бог дар благодати, и все, кто видел, дивились величию грозы его, и благодати слова его, и величию речи его, и красноречию уст его. А в этих чертогах царских одно время радовался он со священниками учеными в сладости священства их божественного, другое время веселился с князьями честными в выборе совета наилучшего для управления миром и в совершении правосудия – радости престола божиего, а иное время радовался с воинами войска своего, сильными и воинственными, которые похвалялись пред ним победами, что сотворил им бог в странах войны и сражения, а другое время веселился с бедными, и убогими, и расслабленными, и хромыми, и слепыми, насыщая их от трапезы своей царской и напояя их от пития царского ради царствия небесного. Нищим, живущим на площадях столицы, подавал он милостыню всегда ради господа, а утратившим прежнее достояние свое уделял он от богатства царского имения, так что говорили они: «Где страна бедности?». И не только это делал, но святым ¹⁰, еже на горах, в пустынях, в пещерах и по областям царства его, посылал он дары многие, отправляя им [послания] с печатью царской, и прибегал к ним, дабы не забывали они его в молитвах своих, дабы управил бог дни царства его в праведности и правде, в тишине и покое, дабы подал спасение душе его. Одно время шел он сам и посещал их с дарами многими, а они благословляли его благословением совершенным от росы небесной и от простора [262] земного, и всегда молились за него, и всякое время повторяли, дабы был он основанием всей земле на вершине гор, и дабы выше кедра был плод его, и дабы разросся в стране, как трава земли, и дабы было благословенно имя его вовеки.

А когда хотел он обогатить человека богатством имения, то не по мере давал от богатства своего, но дивна и удивительна была величина дара даяния его. А когда полюбит он человека, то положит человека, как печать, на сердце свое, как перстень, на руку свою; ибо крепка, как смерть, любовь; большие воды не могут потушить любви (ср. Песнь 8, 6-7). Из надменных никто не величался при нем, он же любил смиренных и посрамлял надменных, подобно творцу его. А слова речи его и утром и вечером были краткими и окончательными (ср. Исайя 28, 22), и самой малости было к ней не прибавить и не изменить, ибо не вещал он от того, что не сбудется, и не упускал ничего из того, что сбудется.

Здесь поведаем мы и напишем, как возвел рукою мудрости своей чудо посреди столицы царской в первый год царствия [263] своего сей честной именем царь наш Иясу – новый храм отца нашего Такла Хайманота, учителя проповеди [христианской] в Эфиопии и отца царей, помазанных по завету крепкому ¹¹. А еще сей святой по рождению своей плоти честной – из колена Левина со стороны отца своего, иерея таинства нового ¹². А со стороны матери своей святой – из дома честного Мадабайского ¹³, то бишь родич по плоти царю нашему Иясу. И сей царь любви, ибо любил он весьма, как душу свою, сего святого отца нашего Такла Хайманота, как отца своего духовного, и ради завета крепкого, и как родича своего плотского из родичей Мадабайских, украсил весьма здание сего храма, обиталища имени его святого ¹⁴, и разукрасил изображениями стены всех четырех углов здания. И еще устроил он алтарь, и украсил его костью слоновой дорогой и от дерев кедровых, что нетленны, и обустроил внутренность, что за двумя завесами, то бишь святая святых. А затем воцарил там табот имени отца честного, сего святого отца нашего Такла Хайманота. И когда раскрывался алтарь во время свое, представал сей престол во всей своей красе и благодати пред очами всех людей, стоявших в доме божием. И еще обогатил сугубо сей честной именем царь наш Иясу этот храм утварью священной, и венцами, и крестами, и зонтиками, [расшитыми] золотом и серебром, и украсил дивно облачениями парчовыми и виссонными, и тканей тонких, и завесами, и коврами дорогими многоцветными, и снабдил в изобилии книгами священными и гомилетическими. И наделил уделом земельным, просторным и широким. А затем выбрал и собрал туда иереев, сладкозвучных и блюстителей толкования праведного, и дал должность степени великой главе их ради любви к отцу нашему Такла Хайманоту, то бишь должность государева духовника, до веку. И затем жил царь неподалеку от этого их храма, и с вершины башни своей внимал всегда звуку песнопений этих иереев и сановников, а сладость песнопений их утучняет кости от многой сладости своей (ср. Иис. Сир. 26, 16). И когда они ублажали его подобными деяниями священническими и радовали его сугубо, бывал он пронзен стрелою любви и влеком вервием мира божественного. И того ради украшал он их всегда украшениями парчовыми и облачениями виссонными дорогими. И еще делал он им и устраивал пиры довольства и ликования, и усаживал их с собою в чертоге своем царском большом, и украшал их украшениями золота червонного и серебра чистого. И тогда давал им цепочки царские золотые с шеи своей, а сверх того еще украшал их одеяниями парчовыми и виссонными из сокровищницы царской по обычаю своему. Никто из прежних царей не делал так, из иереев прежних никому так не делали, как делал он этим иереям и сановникам. А затем свершали тогда в чертоге царском совместно царь и иереи песнопения радости и ликования в сладости священства божественного всю ночь во дни веселия своего. Каковы же были тогда радость, довольство и [264] ликование во дни царя честного и иереев его возлюбленных, каковы же были тогда изрядства и благодеяния, сотворенные иереям честным этим честным именем царем нашим Иясу! Не было тогда никого изо всех людей стана царского и изо всего войска, кто не дивился бы и не удивлялся сему делу, ибо дивно и чудно сие и нет тому подобного. А потом поминая все изрядства и благодеяния, что соделал он им, говорили о нем все эти иереи во все дни его царствия, [взывая] к господу богу своему: «Покори врага и ненавидящего под ноги царя нашего Иясу и многий мир даруй повсюду и во всех областях на многие дни, и долгие годы, и длинные зимы ради довольства и здравия нашего и всего мира, аминь».

И еще во дни этих иереев и сановников управил и установил веру правую и твердую сей честной именем царь веры, помазанник наш Иясу, когда собрал он тысячи [иереев] царства своего и устроил собор великий и обширный, как Константин – подобие его и Иоанн – отец его. И это установление веры было как слово первоначальное [было] плоти нашей возвестителем и почивало на нас, как говорится в Евангелии, написанном Иоанном-евангелистом, который высоко возопил и высоко воспарил, как нога орла, над двумя писаниями из трех Евангелий. Это слово святое, которое обнищало ради нас, но тем не вышло из богатства бытия своего тонкого, дабы мы обогатились его нищетою (ср. II Кор. 8, 9). Как сказал апостол честной, как обогатилась эта плоть наша соединением несказанным и неизреченным. Как сказал возвеститель таинства праведного, святой Кирилл, патриарх Александрийский, там, где вещал он и писал о чине воплощения страшного и потрясающего.

И потом еще возвел во дни свои сей честной именем царь наш Иясу другие церкви честные, монастыри и обители. Из них одни были на островах, другие – в селениях, а третьи – в столице. А из всех из них наибольшим храмом и наилучшим весьма был Дабра Берхан, обиталище господ наших – троицы святой – господ мира и сотворителей всякой твари, различных образом и лицами и составляющих все одно божество, им же слава, им литургия и им поклонение и обожение ото всех тварей, иже на небеси и на земли, аминь. И этот храм чудный и дивный стоил 1000 сиклей золотых и больше. По устройству здания, и виду постройки, и красе живописи на стенах масляными красками не имел он другого подобного, и трудно описать [его], ибо чуден он и дивен. Но поведаем мы, сколь возможем, как свершалось построение его в месяц царствия сего честного именем царя нашего Иясу. Когда начал он сооружение его руками строителей и ремесленников, повелел он, чтобы размеры его были в 100 локтей от врат восточных до врат [265] западных и от врат северных до врат южных в точности. А еще повелел он, чтобы была толщина [стен] здания в 4 локтя. А затем сделал он основание стен из кирпичей крепких. А камни делал он из камней ценных и обтесанных рукою мастеров-каменотесов, и не различить было, как эти камни подогнаны один к другому и один на другом в поверхности стены, но вся она была подобна цельной стене адамантовой. Стены же были размером длинные и высотою высокие. И еще сделал сей честной именем царь наш Иясу столпы, возведенные внутри, и основания возведенных сводов были выложены по углам из кирпичей крепких. Они были большой толщины, высокие и стройные, а главы их были соединены [сводами], как радугой зимней ¹⁵, и каждый из них был еще соединен с каждым из столпов возведенных. И еще он сделал двенадцать врат в стенах сводов и окна между косяками этих врат по шесть на каждые врата: из них три с одной стороны и три с другой у каждых; еще по шесть дверей: из них три перед косяками и три в самих косяках; а не по одной, как обычно, но сделаны они подобно вратам и окнам, как говорили мы прежде.

И еще сделал он для створок этих врат по бокам петли железные, легко ходящие и грозно скрипящие, подобно скрипу колесницы грозной. И это было, когда отворялись они и когда затворялись быстро туда и сюда по желанию сердца. Ибо по мудрости царя нашего честного Иясу были сделаны по длине и ширине створок углубления во внутренней части здания, подобно расселине пропасти. И в то время, когда отворяли их, когда толкали их люди руками своими, поворачивались быстро эти створки на тех петлях железных, что сбоку, и входили они туда внутрь и скрывались совершенно, чтобы не была сокрыта церковь от взора людей. А еще в то время как затворяли их, когда тянул на себя привратник, выходили они оттуда быстро, и поворачивались на петлях железных и затворялись мгновенно. О чудная и дивная премудрость царя нашего, честного именем Иясу! А балки потолка, что над стенами, были из древа кедрового величественного и древа Ливанского (ср. Песнь 5, 15). И еще были они прилажены друг к другу и сложены, как складываются пальцы, искусством мастеров искусных. Кровля же и стропила были круглыми и сделаны, как делается корзина золотая. А крыта кровля была травою чудной, словно скирда хлеба, и вся она покрыта была рукою мастеров-кровельщиков ровно и хорошо со всех сторон. А на вершине кровли, то бишь на верхушке свода здания храма, водрузил сей честной именем царь наш Иясу опоясок венца (ср. II Пар. 4, 12) из чистого золота, сделанный рукою мастеров своих по совету мудрости его чудной. А его величина и ширина была в высоту 4 локтя, а в окружности – 6. А на нем – знамение честного креста из золота. И был он дивен величиною и размерами. А вокруг на нем было шесть шаров золотых с яйцо птицы страуса. И он сиял ночью, как свет луны, а с утра и днем [266] сверкал, как солнце полуденное, и был виден издалека страны по сиянию своему великому всему миру. И тогда казалось взиравшему на него издалека, что сошло на вершину храма светило солнечное с небесного поприща своего, а ночью – что светило лунное.

А затем построил он еще престол табота рукою мастеров своих из древа нетленного и еще украсил его костью слоновой драгоценной, что выполнили эти мастера и разукрасили дивно и чудно искусством своим со многою красою. А затем внес внутрь храма сей престол и установил на вершине углов его шары чистого золота, и там утвердил его прочно, дабы не поколебался он вовеки. А затем воцарил в нем табот имени господ троицы святой: отца и сына и святого духа, им же слава и обожение ото всех тварей небесных и земных, аминь. И когда открывали завесу алтаря во время свое, не искали сему престолу иного украшения ради красы и благодати, ибо достаточно было и этого для благолепия его.

А затем еще изобразил он рукою мастеров своих росписи дивные красками масляными на четырех стенах храма сверху донизу целиком. И прежде всего на западной стороне храма изо всех сторон на своде стены живописал он изображение господ – троицу святую, вседержителей всего мира, им же слава и обожение ото всех тварей, как различаются они по виду, лицам и образам, будучи едины по божеству и по единой власти, по единой воле и единому желанию и святостью едины, как существовали они в ветхие дни и до дней и времен, и еще как сотворили они из ничего небо и землю, и ангелов огня, и воду, и ветер, и мрак единою силой молчания своего, а еще как сотворили силой вещания свет, а затем человека, то бишь Адама, по образу и подобию своему и все виды тварей по родам их. И еще изобразил он, как несут четыре животных престол царства сих господ – святой троицы, в четырех видах своих, и как окружают сей престол 24 священника небесных с венцами златыми на главах их и с кадильницами златыми в руках их, дабы возносить там дым благовонный каждения избранного при молитве всех святых, и как прославляют и восхваляют творца своего тьмы и тьмы тем святых ангелов по родам своим, и как пал диавол во глубину мрака по гордыне своей, ибо один отказался признать творца своего, подобно другим ангелам. А после того как пал он, соблазнил он Адама и Еву из зависти, и вывел его из рая довольства по злобе своей, и сделал его тоже лишенным света. А потом изобразил он ниже под сводами на стенах изображения страстей господа нашего Иисуса Христа, ему же слава, как мучили его и оскорбляли разнообразными мучениями и оскорблениями, какими хотели, нас ради иудеи злые и беззаконные из зависти, вплоть до смерти, и как посрамил он диавола, и вывел из ада, и освободил от ига диавольского Адама и семя его, и ввел в жизнь вечную, и как восстал он на третий день из мертвых, и [267] как вознесся в славе на небеса, и как придет он снова судить живых и мертвых. А на стене храма южной изобразил он еще картины величия владычицы нашей Марии от времени рождества ее до зачатия божиего без семени и рождения ею в девстве и затем до времени упокоения ее и взятия ее во плоти и вознесения на небеса. Там еще поместил он изображения отцов наших праведных, монахов и святых, жен и дев благих и прекрасных. А на стене восточной еще поместил он изображения отцов прежних, что были до него, князей и царей с их честными иереями и пророками честными. И там еще изобразил он соборы отцов наших наставников, что в Никее, и Константинополе, и Эфесе, и другие соборы, им подобные, и как они все победили еретиков и вероотступников, как отлучили их и как установили они православие в мире. На стене храма северной поместил он еще изображения святых мучеников, как принимали они в терпении своем всякие муки и страдания многие от людей беззаконных и вероотступников, дабы получить в воздаяние венцы небесные от пострадавшего за них, то бишь Иисуса Христа, ему же слава. И еще изобразил он на 12 столпах изображения 12 апостолов, как бросали они жребий и делили страны мира, где проповедовать, и как проповедовали они Евангелие царства среди язычников и народа своего, и еще как творили они знамения и чудеса, исцеляя болящих и воскрешая мертвых, и другие многие подвиги великие. И еще как принимали они мучения от язычников и народа злого ради господа их Христа, ему же слава, как получили они от него воздаяние прекрасное. А еще на вершинах тех столпов изобразил он 12 архангелов, то бишь Михаила и Гавриила, Сурафеля и Кирубеля, Ураэля и Руфаила, Бернаэля и Атнаэля, Фенаэля и Субаэля, Салатьяэля и Ильнаэля – ангелов небесных, удостоенных милости.

И, свершив все это, установил он еще место церковной ограды, и построил ограду из кирпичей крепких, и окружил ею [церковь] от врат [и до врат] западных, и устроил ее длинной и высокой, как стены Иерихона. А над этими вратами западными возвел он еще башню высокую, а внутри ее повесил на цепях толстых и ремнях бычьих крепких два колокола медных больших. Один из них несли восемь силачей, и другой несли восемь силачей. Их прислал в подарок из далекой страны царь Голландии ¹⁶ сему честному именем царю нашему Иясу. И когда бил в них человек в час времени подобающего билом железным великим, что свисало на цепи внутри, слышали звук их громкий в далеких областях. И тогда просыпался всяк плотский ото сна в час времени подобающего и возносил славу и благодарение творцу своему. И еще была великая труба серебряная, которую возили на сильном верблюде. И когда трубили в нее во дни праздника честного, могли слышать звук ее громкий уши всего мира.

И еще велел он насадить у ограды сего храма снаружи и [268] внутри многие деревья садовые, кедры и другие. А затем повелел он рабам своим поливать их водою из горшков в месяц зноя, зимой же было им [достаточно] воды и дождя. И оттого выросли они быстро и стали большими и высокими, как кедр Ливанский, так что осеняли они издалека высотою своею вершину храма. И еще густыми были они, как густы деревья в лесу, и если бы вошел человек туда и были бы там животные, то показалось ему, что вошел он в лес дикий и чащу непроходимую совершенно от величия ее грозного.

И еще умножил сей честной именем царь наш Иясу утварь, потребную сему храму: чаши и кадильницы, столы и кувшины, венцы и кресты золотые. А были еще чаши, и кувшины, и чаши для омовения рук перламутровые, и хрустальные, и стеклянные, сосуды заморские драгоценные, а были еще посохи серебряные с навершиями хрустальными и платы златотканые, что держат в десницах старейшины монастырские во дни праздничные для красы и благолепия. И еще умножил он украшения их: одеяния парчовые и виссонные, и покровы, и ковры, и книги Ветхого и Нового [завета], и гомилии многие.

А еще расширил он землю уделов их, высокогорья и долины и области срединные ¹⁷.

Вот начал он сии труды и труждался ради сего храма сей честной именем царь наш Иясу, дабы получить воздаяние духовное на небесах от господ своих, святой троицы, им же слава и честь. И еще собрал он туда иереев-сановников, и наставников, и весь чин священнический, числом 150, как [на соборе] Константинопольском и даже больше ¹⁸, ради благоухания священства их, и сладости песнопения их, и гласа гимнов их божественных, ибо любил это сугубо. И тогда назначил он начальником над ними в Дабра Берхане, монастыре своем, Кавстоса, иерея-сладкопевца, ибо благоволил сугубо ко всякому священству его и украшал всегда великолепием парчи и виссона, как прежде украшал его постоянно отец его, царь Иоанн. И иереев честных когда облачал он в великолепие парчи и украшение виссона, когда давал им цепь златую с шеи своей, когда устраивал им вечерю в чертоге царском своем, и сажал пред собою, и творил с ними радость и веселие, как делал прежде для честных иереев своей придворной церкви отца нашего Такла Хайманота ¹⁹. И потому любили они его премного во все дни правления его и говорили: «Живи нас ради, царь-батюшка, господин наш Иясу, долгие годы, ибо ты – украшение священства нашего, радость сердец наших, солнце мира нашего!». И еще молились они о нем богу, говоря: «Боже! даруй царю твой суд и сыну царя твою правду (Пс. 71, 1). Покори врага под ноги его, сохрани царствие и воинство царя нашего Иясу!».

О походах его на войну. Нет предела и нет середины ото всех четырех сторон земли, куда бы ни ходил он воевать и сражаться с врагами беззаконными. Когда шел он на войну, [269] собрав войско, покрывало оно землю целиком, одевало ее, как трава и листья древесные, по множеству войска. А когда прибывал он в страну вражескую, никто не [мог] противостоять и превзойти его из бойцов царства его в битве и сражении, но сам он одолевал и превосходил всадников воинственных и там разрушал оплоты крепкие, сражаясь один и захватывая много силою бога своего всепобеждающего. А потом воевало войско его, сражаясь и захватывая, как он. В своем мужестве был он грозен, как лев, и крепок, как медь, перед всеми, и не было такого, кто не дивился бы мужеству eгo. A из врагов в середине и у границ не было такого, кто не страшился бы и не содрогался от грозного прихода его, ибо казалось им, что падает он на них с неба, как птица орел небесная, и нападает на них из недр земли, как змий земной ужасный, внезапно, когда не ожидают они. И потому не было такого, кто не подчинился бы величию власти его и не покорился бы царю изо всех тварей поднебесных.

А изо всех земель вражеских самая большая и поразительная для сердца человеческого – земля Гибе ²⁰, область галласов, крепких силою, многочисленных и богатством изрядных. Эта область отдаленная, что напротив Эннарьи и земли гураге, дальних и пограничных. И еще путь туда извилист. И когда собрался идти туда царь наш честной именем Иясу, собрав войско многочисленное, как песок морской, тотчас смутились все народы земли беззаконные, трепет объял вождей их, уныли все витязи галлаские с племенами своими (ср. Исх. 15, 15), что в Гибе, и объял их страх и трепет от вести о приходе его грозном и устрашающем. И еще когда был он в пути до прихода туда к ним, бежали быстро в ужасе все галласы и витязи их, оставив достояние свое и все добро домов своих, ибо сошел на них страх и трепет от вести о приходе его к ним с великою грозою. И тогда говорили они горам: «Падите на нас!» – и холмам: «Покройте нас!» (ср. Лук. 23, 30) от прихода Иясу, царя воинственного, победоносного. А причина похода его туда в том, что был в той области народ многотысячный, угнанный рукою галласов из области христианской в давние времена, и сделали те рабами и рабынями их мужей и жен, и отяготили их работою сверх работы, как Израиль пред горькою силой язычников. А еще творили им великие притеснения: если заболевал кто из чад галласких болезнью сильной, приводили [одного] из чад плененных, и приносили его в жертву ради того, словно ягненка или козленка, и проливали кровь его в жертву за того. И еще пронзали дети галлаские детей плененных, чтобы обучиться на них воинскому делу и чтобы не было потом боязливых сердцем. И, услышав об этом, пошел он туда ради них, чтобы вывести их из тяжкого рабства и от притеснений многих бога ради. И когда прибыл он туда, встретили его эти полоненные, собравшись вместе, с кликами и с радостью великой, ибо знали, что ради них пришел он туда. Он же обнадежил их [270] тогда, что выведет их из рабства и возвратит в их область прежнюю, дабы обновить христианство их прежнее. И тогда стали эти полоненные лазутчиками ему, [рассказывая], где скрываются галласы и где их достояние, и скот, и все добро их. Царь же захватил все, и пограбил, и убил галласов копьем, и пожег дома их огнем. И не было тогда из войска царского ни единого, кто не насытился бы добычей, так что не могли ее вместить. А затем расположился там царь и покрыл всю землю Гибе городами, так что дивились все видевшие и слышавшие величие городов и многочисленности станов. И тогда питал царь людей стана медом из камня, и елеем из твердой скалы, и туком агнцев, и овнов, и козлов, и тучною пшеницею и поил вином (ср. Втор. 32, 13-14) и медами заморскими. Что за довольство тогдашнее и тогдашнее утешение и роскошь, кои были в стане царском! Не бывало подобного.

И тогда решили галласы той области окружить город царский ночью и напасть на его войско. А перед этим пошли они к моте ²¹ по имени Диламо, который был по образу своему, превозношению сердца и силе мужества словно Голиаф-исполин, знаменитому и известному повсюду силою мужества своего и превозношением сердца. И если шел он на войну, прогонял один тысячи, и никто не мог устоять пред лицом его из витязей вражеских, но все трепетали и дрожали от ужаса его, как корова пред ликом льва грозного. И если ссорилось племя с племенем в области галлаской, приводили его в ту область и договаривались о воздаянии ему по сотне коров, чтобы он воевал и погубил врага их. Он же так и делал и получал воздаяние, как договаривались. Такова была его жизнь и бытие. Также эти галласы Гибе сговорились с ним, чтобы пошел он с ними нападать на стан царский, и если пойдет он, то оставят ему одному в воздаяние всю добычу дома царского, а сверх того, что дадут ему 1000 коров. Он согласился, поднялся с ними, и окружили они город царя во мраке ночи, ибо днем боялись. И когда возвысил Диламо глас слова своего, подобного рычанию льва, пугающего людей, содрогнулись все из людей стана, что услыхали звук голоса его внезапно. И тогда пошли люди отовсюду к царю и поведали ему все, что случилось. И, услышав, повелел царь тогда витязям одного полка из многих полков своих идти и встретиться с галласами в бою. И когда встретились они, поразил один воин из них с ружьем наглого Диламо свинцом раскаленным в лоб, как ударил некогда Давид могучий надменного Голиафа камнем из пращи в лоб. И было то не по меткости глаза и на виду, но нечаянно, ибо была тогда тьма ночная. И тотчас пал он с коня наземь, как пал Голиаф от пращи Давида могучего. И тогда отрезал он ему голову, как отрезал некогда Давид могучий голову Голиафа, и тогда удалил он поношение от стана царского, как удалил некогда Давид поношение от чад народа Израильского. И свершилось это не рукою человеческой, но рукою божией, яко рукою тайною [271] ратует господь (Исх. 17, 16) тем, кому помогает. А затем, когда пал он, бежали галласы, ибо содрогнулись они и убоялись, и преследовало их войско царское и убило из них многих. И когда бы не тьма ночная, уничтожили бы всех их копьем.

А когда рассвело, возвратились эти бойцы войска царского с кликами ликования и, прибыв к царю, бросили пред ним отрубленную голову Диламо и уды прочих. И тогда дал он одеяния, украшенные парчой драгоценной, убившему Диламо, а еще дал ему пояс золотой на чресла и обручья золотые на руки. А потом пошел царь туда, где лежало тело Диламо, посмотреть, и люди стана с ним. И, обозрев высоту его роста, и обширность толщины, и тучность тела, и толщину костей, дивились они сугубо и поражались, ибо ужасен был он для взора. И стал он пищею псам и зверям пустыни и птицам небесным. И потому был страх, трепет и ужас великий во всей области галлаской, когда увидели они и услышали о смерти Диламо силою бога Иясу, царя могучего. А затем, когда увидел царь сие изрядство и величие силы, сотворенной ему господом богом Израиля, что один творит чудеса (да благословится имя славы его во веки веков и да исполнится славою его вся земля, да будет, да будет), сказал он людям стана, иереям, и князьям, и всему войску своему: «Радуйтесь в господе, что помог нам, и восклицайте богу Иаковлеву, возьмите псалтири, бейте в барабаны, играйте на псалтири благозвучной со скрипками, трубите [272] в роги в знак дня радости нашей!». И они, послушавшись ceго слова царского, восславили бога, творца всякого блага, на псалтирях и скрипках, с барабанами в радости, на струнах, на свирелях, на систрах благозвучных, на систрах ликования. А затем поднялся царь оттуда с войском своим и станом, радуясь и веселясь о том, что сотворил ему бог всемогущий.

А этих плененных христиан возвратил оттуда с достоянием их, женами их и добром дома их, как пленение Сиона из Вавилона рукою Кира и Дария, общников бога царей, и Зоровавеля-царя (Агг. 1). И взял он с собою тех, кого обнадежил прежде. А когда перешли они реку Геон ²², то перешли ее сначала иереи, клир [церкви] Иисуса и царской ризницы ²³, и встретили его вместе на берегу реки, поя под барабан с радостью, систрами и кликами, и говорили: «Восславим бога славного и прославляемого! Ибо он возвратил тебя, господин наш царь, из страны войны и сражения, сотворив тебе великую силу и многое благо». И от многой своей радости за это деяние их и за то, что служили они во все дни этих царей, установил он им устав постоянный от дней царства своего и до веку, чтобы были украшены они парчою и великолепием виссона в праздник Горы Фаворской и в праздник вознесения, чего не делали при прежних царях. А приведенных пленников христианских, возвращенных из области галлаской, определил по областям отцов их опустевшим, чтобы служили они ему и стали христианами. А еще повелел он тем, кто охранял перевалы дорог на выходах из их страны, чтобы не пускали они галласов в землю христиан. А затем вернулся он с войском своим на место стана своего и чертога царства, то бишь в Гондар.

И там тогда смутилось помышление духа его, и стал он рассуждать в сердце своем, что нет никого, кто не подчинился, не покорился и не служил бы величию царствия его в этом мире, так что посылают ему дары все цари земли из далеких стран; и что нет области из областей срединных и пограничных, где не свершил бы он силу великую силою бога своего, куда бы не пошел он и не спустился, собрав войско, для войны и сражения; и что нет времени, кое не являло бы ему свою прелесть и красоту, подобную прелести розы в месяц элул ²⁴, и свежесть свою, подобную утреннему саду, и величие в одеяниях царских, восхищающих очи в чертогах царских, украшенных золотом и серебром, и наполненных благоуханием от всякого благовония, и устланных коврами; и что нет ничего, даже малости самой, которой бы недоставало ему от наслаждений сего мира и радостей его. И тогда сказал он: «Все суета сует под небом, как сказал царь Соломон во дни свои» (ср. Еккл. 1, 2)». И еще вспомнил он, что сказал господь наш в Евангелии: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? (Матф. 16, 26)». И потому захотел он презреть царство ²⁵.

Но [чтобы узнать], дозволяет ему бог или нет, наложил он [273] на себя правило поста и молитвы семидневной в Дабра Берхане, монастыре своем. И под конец правила явились ему господа – троица святая – в виде трех мужей в видении и сказали ему: «Желание наше – то же, кое возжелал ты в помышлении твоем, но станешь ты мучеником, кровию честным. Такова плата, определенная нами, по скудости изрядств [твоих]». И, услышав это от них, впал он во многие размышления в помышлении своем о пролитии крови в будущем, говоря: «Как же это случится и отчего?», и дивно было это ему, и не знал он, что сказать. Но понял он, что согласны господа святая троица на уход его от мира и оставление царства. И была тогда великая печаль, многий плач и стенание в мире о нем, ибо любили его все. И тогда пошли к нему туда, где он был, все князья, и войско, и весь народ области царства его с митрополитом своим и иереями и, прибыв, сказали ему: «Ты оставляешь нас слепыми, о светоч плоти нашей? (ср. Иоан. 1, 4). Ты оставляешь нас брошенными, овец твоих, о пастырь наш и хранитель, наш бодрый и недремлющий? Ты оставляешь нас на поражение пред лицом врагов, о оплот наш и сила наша в день битвы и сражения? Ныне молим тебя, о господин наш и царь наш, и умоляем возвратиться на престол царства твоего нас ради!» ²⁶. И тогда ответил им он, говоря: «Я скинул одеяния царские; как же мне опять надевать их? я вымыл ноги мои, как же мне марать их? (ср. Песнь 5, 3). Отныне лучше мне угождать господу богу моему, нежели угождать людям. И еще лучше мне искать царствия непреходящего, ибо преходяще это царство мирское вместе с миром и всеми желаниями его!». И, сказав это, отправил их насильно, чтобы шли они от него по своим областям, и пошли они тогда, удрученные и опечаленные сердцем, потому что не сбылось, что задумали.

Царь же облекся в одеяние монашества, и обвил веригами железными чресла и все члены свои, и увенчал главу терниями под клобуком. А затем вошел он на остров тесный, называемый: Чакло Манзо, что близ [острова] Тана, монастыря храма божия и обители честного именем [святого] Кирика-младенца, который не убоялся знамения пламени распаляющего, когда поместили его туда с матерью его, святой Иулитой, за веру православную от руки царя неверного, идолопоклонника. А еще на этом [острове] прежде сей честной именем царь наш Иясу выстроил храм великий во имя мученика могучего, святого Клавдия, ибо много любил его и веровал твердо в помышлении своем в величие силы его и многую помощь его, ибо увеличивает он силу того, кто призывает имя его, и творит память его, и верует твердым сердцем в этого главу тысяч мучеников, святого Клавдия, который стал мучеником правым от руки князя неверного ради имени творца первоначального, ставшего плотью, вещающего ради нас, от Марии, пресвятой девы, соединением несказанным и неизъяснимым, без изменения, без [274] искажения, бывшего как пребывал прежде и ставшего тем, чем стал после, для спасения всех нас, верующих в него, до веку.

Поведаем же, что сотворил сей честной именем царь наш Иясу для сего чудотворца-мученика, святого Клавдия, возлюбленного души своей. А спустя некоторое время перенес он храм его великий с того острова, что упоминали мы прежде, из-за тесноты того, что не хватало его, чтобы поселить там иереев честных, ибо нашел он на суше другое место, весьма просторное и всем хорошее. Оно находилось на вершине горы, что на берегу этого острова. И там построил он церковь постройки прекрасной и снабдил ее утварью священной: дароносицами и чашами, венцами, крестами и сосудами золотыми и серебряными, и одеяниями парчовыми и виссонными, и коврами и покровами, и книгами, и всем остальным. А затем водворил туда табот, [освященный] во имя честное сего мученика праведного и чудотворца, святого Клавдия. И еще дал землю в удел и вотчину сей честной именем царь наш Иясу этому храму и священству его честному и учителям, что бодрствуют во вратах его днем и ночью в хвалениях и молитве, в песнопениях и гимнах сладкозвучных ради любви к сему святому Клавдию, могучему мученику. И расширил он место пребывания этих священников честных в ограде сего храма великого вместо места тесного, где пребывали они прежде на острове узком.

И когда пребывал он на острове озерном в подвигах трудных, вошли туда рабы злые, ненавидевшие его попусту. И 5-го [дня] месяца тэкэмта ²⁷, в среду, убили его внезапно, выпалив свинцом ружейным, и пронзив копьем острым, как Клавдия-мученика, и пожегши огнем распаляющим, как Кирика-младенца, без вины на нем и прегрешения ²⁸. И таким образом стал он от рук их мучеником-страдальцем, как эти два мученика с притеснениями их великими и как все мученики. И потому уделил ему бог там венец царствия небесного. Ради него презрел он венец царства земного, как юноша Клавдий царство и другие, подобные ему в этом. А достиг сей честной именем царь наш Иясу подобной степени честной честных мучеников, то бишь стал мучеником кровию чистым и приял честь небесную, не случайно, но потому, что просил о ней у творца живого сего честного именем чудотворца многого, святого Клавдия-мученика, дабы уделил он ему благую часть того ради, что любил он его много и твердо веровал в него в помышлении своем. А обитель имени его сделал он на острове, где построил ему первый храм, зная, что этот святой Клавдий, который творил ему эти великие блага, – воздаяние прекрасное, что творил прежде ради сего честного именем царя нашего Иясу. Но молитва его, благословение и милость бога его и помощь сего мученика возлюбленного, святого Клавдия, да пребудет с царем нашим Иоанном ²⁹ и со всеми мучениками во веки веков, аминь.

Возвратимся же к прежнему повествованию нашему. И во [275] время убиения своего понял он до того, как вышла душа его из тела, что исполнилось над ним слово, реченное господами – святой троицей – в Дабра Берхане, монастыре храма их, что прольется кровь его честная, искупляющая его, о чем недоумевал он. И во время убиения его сошло на это место – Тана – благоухание прекрасное и раздался звук, подобный грому, как знамение его смерти честной. А эти рабы беззаконные, убив, его, сели на суда лодок тростниковых ³⁰ и отправились по поверхности озера. Одни из них утонули в глубинах озера и нашли воздаяние за беззаконие свое, а уцелевшие в озере прятались на берегу озера отдаленного, ибо боялись, чтобы не убил их кто-либо, кто найдет, за беззаконие их, пока не настиг их суд отмщения божия за совершенные притеснения над помазанником его честным.

И тогда, когда услышали известие о смерти царя, пришли из монастырей островных иереи и монахи многие с венцами, и крестами золотыми и серебряными, и одеяниями священническими честными, и кадильницами, и благовонием ладана чистого, и свечами восковыми. И, придя на место, нашли они тело царя, выброшенное на землю, нагое, без одежд, и все залитое кровью, с ранами от выстрела свинцом и пронзания копьем острым, и обожженное огнем опаляющим ³¹. И, увидев, задрожали они дрожью великой, и разодрали одеяния свои, и расцарапали ланиты свои, и пали ниц наземь, и плакали много, гласом рыданий, говоря: «Как же умер ты от руки презренных рабов, о погубитель тысяч, царь Иясу? И как же побежден ты силою слабых рабов, о мощь сильных, победитель Иясу? И как дерзнули на тебя и надругались над тобою лисицы пустыни – рабы, о лев, грозный величием, Иясу? И как выбросили тело твое наземь, обладающего чертогом царским и престолом царства, украшенных золотом и серебром? И как обнажили тело твое и запятнали кровью, обладающего одеяниями царскими драгоценными, восхищающими очи? Как же оказались члены твои цветущие и прекрасные израненными выстрелом свинца и пронзанием копья острого, изжаренными огнем распаляющим, словно рыбы?». И после того как завершили они плач свой, говоря так, прочли они над ним книгу страстей сына ³², как установлено. А затем положили его в лодку тростниковую и отправили по поверхности озера, а когда плыли, то провожали его леопарды озерные ³³, и умолкли волны от волнения своего, и была великая тишь. И все это было знамением чести его. И, приплыв, доставили его на остров избранный, монастырь Мэцраха, где гробница отца его, царя, и матери его, царицы. И там погребли его с песнопениями и гимнами, по чину.

А потом, когда пришло известие о смерти его во все области царства и стала известна насильственная смерть его честная, и в середине [царства], и по границам, не было никого из народов и из племен, из областей, из иереев и сановников, из монахов во всех монастырях и пустынях, из князей, и из [276] войска, и из всех людей стана, кто не страдал бы и не стенал с плачем и воздыханием, с рыданием и печалью сердечной многой о насильственной смерти царя нашего честного именем Иясу, ибо любили его повсюду. И тогда иереи Дабра Берхана, монастыря его и создания рук его, ибо любили его и он много любил их, обратили праздники свои в сетование (Амос. 8, 10). И пал на них тяжкий камень печали, и обрушился на них водопад рыданий потопляющий, и стал для них свет дневной как тьма ночи. И еще тогда вынесли они сокровища храма своего, что дал им честной именем царь наш Иясу: украшения парчовые и виссонные, и одеяния тонкие, драгоценные, венцы и кресты золотые и серебряные, и украсились всем этим, и взяли зонтики золотые и барабан золотой, и пошли в стан. И когда шли, раздирали одежды свои, и царапали члены свои, и падали ниц наземь. А единожды пели они под барабан и систру псалом имени его: «Алилуйя, алилуйя, алилуйя, Иясу! Да не отвратит он милости (ср. Пс. 65, 20) Евангелия», как пели они всегда пред ним, когда он был жив. А другой раз притоптывали они, как обычно [делают] плакальщики. И всяк видевший плач их горевал и рыдал много. А когда вошли они средь стана, нашли там ближних своих и братьев своих – иереев честных придворной [церкви] отца нашего Такла Хайманота, также плакавших, и много рыдавших, и раздиравших одежды свои, и царапавших лица, и падавших наземь ниц, и посыпавших прахом главу, ибо пал на них тяжкий камень печали, и обрушился на них водопад рыданий потопляющий, и стал для них свет дневной как тьма ночи, и обратили они праздники свои в сетование (Амос. 8, 10). И они также были украшены парчой и виссоном с венцами и крестами и зонтиками золотыми и серебряными для поминовения его и явления на собрании плача многих изрядств и благодеяний, что сотворил им прежде сей царь возлюбленный, помазанник наш Иясу. А затем вошли они вместе в великий чертог царский, говоря все единогласно в песне скорбной: «Йо, йо, йо, Иясу, царь наш, солнце мира нашего! Йо, йо, йо, Иясу, господин наш, возлюбленный наш!». И были там кони его боевые и мулы отборные и разукрашенные, отягощенные золотыми и серебряными [украшениями], и рабы дома его, державшие мечи, и ружья, и копья, и все доспехи воинские, и вооружение царское. И когда увидели их иереи, и все князья царства, и все войско, и язычники, что из средины и порубежья ³⁴, и все люди столичные, то разодрали одеяния свои, и расцарапали ланиты свои, и пали наземь ниц, и осыпали себя целиком прахом земным, плача и рыдая много и проливая слезы из очей своих, подобно зимним дождям, ради поминовения величия его, и чести его, и всех изрядств его, и еще ради насильственной смерти его при таковом величии и чести и изрядствах таковых. Какова же была тогда скорбь, плач, и рыдание там в чертоге царском и в ограде дома его! Какой плач [277] или плач Иакова об Иосифе, сыне своем? Или еще плач ли Израиля о Моисее-пророке и Иевосфее-князе (II Книга царств 4)? Или еще плач ли Давида об Авессаломе, сыне своем, и Ионафане, любимце своем, или плач Марии и Марфы о брате своем Елеазаре? Нет подобия сему плачу, кроме плача Иоанна-ученика и Марии-девы о Христе в день крестный! И не только тогда, но и поныне никто не прекратил повсюду плача о смерти его насильственной и никто не забывает поминать величие и изрядства его, ибо не позабыт он, и нет такого, кто не поминал бы его и не призывал бы всегда имени его с чтением Псалтири и с чтением Евангелия во время литургий и молитв ³⁵, ибо любим он ото всех, кому дал господь бог, ему же слава, дар любви в помышлении всего мира!

А потом, когда царствовал по благоволению божию и по человеколюбию его сын царя Иоанна Феофил, младший брат, что моложе помазанника нашего честного именем Иясу, отыскали по повелению слова его этих цареубийц, рабов беззаконных, там, где прятались они на берегу озера далекого, чтобы убить их ³⁶. И прежде чем привело их к нему, отыскав, то войско, которому было приказано, пошел царь и вошел на остров Дабра Мэцраха, чтобы увидеть тело брата своего, честного именем царя нашего Иясу. И, войдя туда, пошел он туда, где погребен он, и, придя, раскрыл гробницу его, где пребывала плоть его честная, и извлек оттуда, и развязал пелены. И когда увидел он на теле его отметины, куда ударили его свинцом ружейным эти рабы злые и беззаконные и куда пронзили его копьем острым и где жгли его огнем распаляющим, то горько скорбел и много плакал со словами рыдания вместе с людьми, которые были там с ним. А затем велел он принести покрывала дорогие и новые и благовония благоуханные, и ими натер все тело плоти его, и обновил ему пелены и покрывала лучшими прежних, и поместил в гробницу, как прежде. И был над гробницею его склеп, весь постройки прекрасной, устланный внутри коврами драгоценными, помещенными там с гробом. И украсил он его покровами шелковыми на гроб, а еще навесил завесы драгоценные из тканей тонких. И, получив благословение [от гроба], возвратился он в столицу, плача и рыдая о том, что увидел и нашел на теле честном отметины мук многих и ужасных.

А потом привели посланцы царские этих рабов после долгих поисков на берегу озера далекого и ввели в столицу царскую. 5-го [дня] месяца тэкэмта, в который был убит мученик праведный, царь наш Иясу, повелел царь, чтобы стал день упокоения его [днем] праздника и чествования в Дабра Берхане с гимнами и песнопениями под звуки труб и рогов до веку. И тогда еще установил он украшения парчовые для него иереям, которые исполняют «этана могер» ³⁷ в день праздника его каждый год до веку. И тогда еще установил он, чтобы был пир [в честь] праздника его [стоимостью] в 10 сиклей золотых [278] в чертоге дворца царского до веку. А затем еще тогда повелел он привести к нему этих рабов беззаконных. И когда привели их, повелел царь убить их по суду Моисея ³⁸ пред собою и пред всем миром посреди столицы и совершить убиение их так, как они убивали помазанника божия, брата его. А еще совершил он это в начале месяца и расчел дни, когда начинается месяц, в который убили его, чтобы получили они воздаяние за деяния свои, ибо по делам да воздастся, и отмерил другим тою мерою, какой те отмерили ему. И было там тогда и другое дело – юноша, что убил сына царя нашего честного именем Иясу ³⁹, и его повелел он убить тогда с ними вместе. Вот так воздал он этим рабам злым и беззаконным отмщение крови царя нашего честного именем Иясу и сына его и смешал кровь с кровью сей великий, могучий и ревностный царь Феофил ⁴⁰, и восхвалил его весь мир за то, что сделал он это дело, ибо он праведносуден. А затем повелел царь выбросить трупы этих рабов вон из столицы, и там забросали их камнями, и сделали так воины по приказу царя. И это случилось на второй год по убиении мученика праведного царя нашего Иясу, а по убиении сына его на 5-й месяц в начале 2-го года царствования Феофила-царя на 4-й месяц, как воцарился он ⁴¹, a по годовому кругу Египта и Эфиопии на 2-й месяц, а от начала дней этого месяца на пятый [день], день воскресный, а время – после полудня. Тогда блюстителем года был Матфей-евангелист ⁴², а год [от сотворения] мира был 7201 год ⁴³. И это дело, сотворенное великим чудом великомученика царя нашего Иясу, не единственное, но есть много других у сего чудотворца, [сотворенных] силою бога его, творца всего. Он не только исцелял болящих землею с гробницы своей, [водою] от омовения одежд своих, запятнанных кровью, соучастием в поминовении его. Не только, утешались опечаленные и скорбящие от призывания имени eго святого и от прибегания к костям его честным, но еще не было, во всем мире такого, кто не творил бы памяти имени его, и не взывал бы именем его к богу, и не заклинал бы им с верою крепкой. Он же не оставлял их постыженными и посрамленными, но делал им все силою творца своего и исполнял прошения всех, кто прибегал к нему.

Молитва и благословение сего мученика праведного, презревшего царство, честного именем царя нашего Иясу да пребудут с царем нашим Иоанном и со всеми слушающими во веки веков. Аминь и аминь.

Пишущего и заказывающего переписывать эту книгу, читающего ее, и толкующего, и слушающего ее ушами духовными – [всех] вместе да помилует бог во веки веков. Аминь и аминь. Да будет, да будет.

Комментарии

1. «Борение святого» – эфиопский термин, соответствующий русскому «житие святого», потому что житие, как правило, является не столько биографией святого, сколько историей его благочестивых подвигов, т.е. «борений».

2. См. коммент. 90 к «Истории царя царей Адьям Сагада».

3. См. коммент. 3 к «Истории царя царей Аэлаф Сагада».

4. См. коммент. 74 к «Истории царя царей Аэлаф Сагада».

5. В тексте стоит слово «масанкут», однако имеется в виду не эфиопская однострунная скрипка мэсэнко, а десятиструнная арфа бэгэна, так как на скрипках играли только бродячие певцы и простой люд и лишь знать играла на арфах.

6. Здесь имеется в виду, разумеется, не ветхозаветный музыкальный инструмент, а та же бэгэна. См. коммент. 346 к «Истории царя царей Адьям Сагада».

7. Имеется в виду эфиопский царь Иоанн IV (1872-1889), в царствование которого это житие было переписано в составе сборника «Трактат Михаила».

8. См. коммент. 615 к «Истории царя царей Адьям Сагада».

9. См. коммент. 295 к «Истории царя царей Адьям Сагада».

10. См. коммент. 27 к «Истории царя царей Адьям Сагада».

11. Согласно церковному мифу, восстановление в 1270 г. «Соломоновой династии» на эфиопском престоле произошло при активном содействии со стороны церкви в лице настоятеля Дабра-Либаносского Такла Хайманота и настоятеля Хайкского Иясус Моа, в результате чего между царской властью и церковью был заключен «завет» о взаимной поддержке. Этот миф изложен в специальном трактате «Богатство царей» [10], откуда следует, что подлинным «богатством» эфиопских царей является мирра для помазания на царство, подаваемое им церковью.

12. Здесь излагается генеалогия св. Такла Хайманота, согласно его «Житию». Как писал Б.А. Тураев, «синаксарь даже прямо ставит его и генеалогически в связь с первыми проповедниками христианства в Эфиопии, а дабра-либаносское житие приводит и его полную генеалогию от первосвященников Садока и Азарии; последний со своими потомками выставляется проповедниками в Абиссинии Моисеева закона» [11, с. 97-98]. Так как Садок и Азария происходили из колена Левина и проповедовали иудаизм, а отец Такла Хайманота был уже христианским священником, то он и назван «иереем таинства нового», т.е. христианского.

13. См. коммент. 4 к «Истории царя царей Аэлаф Сагада».

14. Имеется в виду церковь, освященная во имя св. Такла Хайманота. Она названа «обиталищем имени его святого» потому, что в алтаре находился табот, на котором было вырезано имя Такла Хайманота.

15. См. коммент. 92 к «Истории царя царей Аэлаф Сагада». Так как зимою мы называем эфиопский период дождей, то и радуга, которая появляется именно в дождливый период, называется «зимней».

16. См. коммент. 651 к «Истории царя царей Адьям Сагада». Здесь, однако, автор «Жития» допускает неточность, потому что два корабельных колокола были присланы в подарок голландским губернатором Батавии в царствование не царя Иясу, а его отца – царя Иоанна.

17. Имеются в виду области срединные по отношению к высоте над уровнем моря, а не к центру эфиопского государства. Эти средние по высоте области предпочитались эфиопами как из-за здорового умеренного климата, так и из-за того, что именно в этом климатическом поясе произрастают столь любимая эфиопами пшеница и тефф. См. коммент. 95 к «Истории царя царей Аэлаф Сагада».

18. Имеется в виду второй вселенский собор, состоявшийся в Константинополе в 381 г.

19. Имеется в виду походная церковь св. Такла Хайманота. См. коммент. 246 к «Истории царя царей Адьям Сагада». Включение в число походных церквей и церкви св. Такла Хайманота было нововведением царя Иясу. См. коммент. 115 и 116 к «Истории царя царей Аэлаф Сагада».

20. Это был действительно выдающийся поход, потому что до Иясу никто из эфиопских царей не доходил до области Гибе, а после Иясу до Гибе дошел лишь Менелик II (1889-1913), который и присоединил эту область окончательно к эфиопской империи.

21. Моте, или моти, – кушитское слово, означающее светского владыку, правителя.

22. Геон – название одной из райских рек. Этим библейским именем эфиопские книжники иногда называли реку Абай.

23. См. коммент. 116 к «Истории царя царей Аэлаф Сагада».

24. Элул – шестой месяц еврейского календаря, соответствующий эфиопскому месяцу маскараму, который в Эфиопии считается началом весны.

25. Причины, вынудившие царя Иясу расстаться с престолом, заключались, разумеется, не во влиянии на него пессимистических идей Екклезиаста. Тут причудливым образом соединились и поэзия и проза жизни: и глубокая печаль царя о смерти самой любимой своей женщины – наложницы Кедеста Крестос (Кедесте), и церковные свары, и придворные интриги, и собственная тяжелая болезнь царя. «Краткая хроника» излагает происшедшее со свойственным ей сухим лаконизмом: «И затем возвратился он [из похода] в месяце сане. И тогда постигло его великое горе, когда умерла вейзаро Кедесте, его наложница. И пошел он на [остров] Бахр Канта оплакивать ее, ибо любил он ее. И зимовал он там от многой печали. А после этого возвратился в столицу свою к празднику креста. Тогда был назначен в эччеге авва Матака, а пашою – Мамо. А на [2]4-й год собрались многие монахи из Вальдеббы и Магвины и из других обителей, с гор и озер и изо всех областей и сановники [церкви] в Гондар на собор. И не было в это время собора, ибо препирались и спорили о вере и разошлись монахи и иереи и сановники с царем. И ушли в свои области авва Николай и авва Евстафий с братией и спустились в Магвину. И разгневался царь и сместил эччеге Иоанна спустя три дня после того, как поставил его, и потому печалились монахи, и сановники, и иереи Дабра Либаноса, и все, кто с ними заодно в вере, когда увидели это великое притеснение. И посреди всего этого вышел царь потаенно из Гондара, оставив там весь двор и взяв немногих людей из тех, кто пребывал во внутренних палатах его, и спустился в Дамбию. И через три дня после того, как спустился он, сгорел огнем Гондар: и дворцы царя, и церковь святого Георгия. И, услышав об этом, пошел он в Мэцраха и пребывал там немного дней. В это время умер абето Кирилл, брат дедж-азмача Юста. А затем вышел [царь из Мэцраха] и спустился в Ганата Гиоргис, дабы принимать омовения. И когда принимал их там, умер абето Вальда Гиоргис от болезни гонорреи. Сын вейзаро Елены послал [это известие] ему, и, когда поведали ему [об этом], пришел он в Ванчет плакать вместе с сестрою своею. И плакал он в церкви завета и пребывал недолгое время, плача и утешая сестру свою Елену там. А затем вышел он, и пошел в Энтонес, чтобы принимать омовения, и пребывал там недолго. А потом вышел, и пришел в Леджоме, и жил в доме его. И тогда возопили монахи Дага, придя к нему, о должности [настоятеля их], [ибо] заточил их авва Аскаль под предлогом разрушения барабана и назначил себя на должность [настоятеля] Дага. В это время постигла царя болезнь. Затем спустился он к дому аввы Аскаля, и освободил заточенных монахов, и постился там. И оттуда послал он авву Евсигния в Магвину привести тех монахов, которые спустились [оттуда], и возвратить в их страну. Потом вышел он из Леджоме и пошел в Сагаба, чтобы войти там в «воду жизни». А затем поворотил он к Кунзела и жил там немного, а оттуда пришел снова в Леджоме на праздник пасхи. И, поднявшись оттуда, пошел он в Йебаба по причине собора и собрал изгнанных монахов и людей Годжама, чтобы собор состоялся. Сам же он спустился в Энтонес, чтобы принимать омовения. И, выйдя оттуда, пошел он в Сибан и жил там немного. В это время умерли старики и вдовы, юноши и младенцы от болезни оспы, то бишь морового поветрия, в столице и во всех селениях. В это время были искоренены земли дагбаса и иту, и осели сыны их и дщери в земле Бад. И сделал [царь] уделом вейзазеров [их земли], а потом были возвращены они дагбаса и иту, когда воцарился сын его. А затем вошел [царь] в Гондар и назначил сына своего, абетохуна Такла Хайманота, бехт-вададом и жил там немного дней. А затем пришел он в Кунзела, чтобы идти в Балья. И пришел абуна Марк, и все иереи, и диаконы с вельможами, и князьями, и вейзазерами и просили, чтобы не ходил он в Балья. И не согласился он, и спустился в Балья, забрав всю казну царскую, и пребывал там немного дней. А затем, когда заболел, возвратился скоро. И, выйдя из Балья, жил в Бахр Канта и постился там успенским постом. А после праздника успения спустился он в Кунзела и жил там потаенно до [праздника] святого Иоанна. На 24-й год 8 маскарама пришел он в Леджоме и жил в доме аввы Аскаля до праздника креста. А затем вышел он, и жил в Энтонесе, и постился там постом квесквамским и постом рождественским, и провел там рождество и крещение. И, выйдя оттуда, жил в Абабите в доме аввы Ионы четыре дня и пошел снова в Кунзела. В это время взбунтовался Тулу и ушел, перейдя реку Абай. И, услышав об этом, повернул [царь] от Кунзела, и снова вошел в Энтонес, и послал к Тулу отца его, чтобы привел он сына своего и заключил с ним союз. И пришел он и помирился с Тулу. В это время приказал он привести коней и мулов на Дак. А затем вышел он, и вошел в Дак с детьми своими в месяце якатите, и жил там в Кота в доме Диоскора, и там охотился на водных козлов. И когда он был там, пришли из Гондара Юст и Агне. Встретились они там и советовались обо всех делах царства с ним. И когда услышали об этом князья и люди столицы, решили все они низложить его с царства, и низложили, и воцарили сына его Такла Хайманота 1 магабита, во вторник. И когда услышал отец его, что воцарили сына его, разгневался, и опечалился, и вышел быстро с Дака, и пошел, и пошел в Кунзела, и пребывал там, желая идти воевать, но не смог, ибо заболел весьма. А затем собрал он всех детей своих и отослал к царствовавшему сыну своему, а сам возвратился и вошел на Дак. И жил там, когда охранял его Сион Тэхун» [36, с. 74-78]. Изложение событий в «Краткой хронике», как мы видим, резко расходится с нашим житийным повествованием.

26. Вряд ли стоит говорить о том, что трогательный плач «всех князей и войска и всего народа области царства» об уходе царя не имеет ничего общего с исторической правдой. Здесь агиограф Иясу руководствуется вовсе не правдой жизни, а литературным этикетом, причем даже и не эфиопским по своему происхождению. Подобные плачи (часто сходные дословно) часто встречаются в эфиопской житийной литературе, и Б.А. Тураев писал по этому поводу: «Если бы мы не знали, что слова: «ты уходишь, оставляешь нас сирыми! где найдем мы подобного тебе наставника, питавшего нас»... взяты из прощания духовных чад с Шенути, мы бы, конечно, приняли их за место из эфиопского жития» [11, с. 29].

27. 13 октября 1706 г.

28. Сравнение царя Иясу с великомучениками Клавдием Антиохийским, убитым копьем, и младенцем Кириком, сожженным заживо с матерью его Иулитой при Диоклетиане, объясняется характером его умерщвления: «А на следующий день, когда настало утро, пришли они к нему сказать: «Выходи отсюда и иди на Вахни, ибо [так] приказал царь». Он же сказал им: «Делайте что хотите и исполняйте, что вам приказано, а я не уйду с этого места!». И тогда пронзил его копьем Дармэн, и выстрелили в него из ружья другие воины, которые пришли убить его. И умер он в среду 5 тэкэмта в год Луки-евангелиста и стал он мучеником, как говорится: «[земля] не иначе очищается от [пролитой на ней] крови, как кровию [пролившего ее]» (Числ. 35, 33). И сожгли они огнем дом его, что был над ним, а внутри его пребывала плоть тела его» [36, с. 78-79].

29. Имеется в виду эфиопский царь Иоанн IV (1872-1889), в царствование которого мощи Иясу были перенесены на островной монастырь оз. Тана.

30. Имеется в виду танква; см. коммент. 55 к «Истории царя царей Адьям Сагада».

31. «Краткая хроника» несколько иначе излагает происшедшие события: «А плоти его не коснулся огонь, ибо извлекла его и вытащила одна женщина из рабынь его, по имени Фекла. И сгорели книги его, и иконы, и все имущество, что было внутри, и стало пеплом, и не осталось ничего» [36, с. 80].

32. Имеется в виду служебник «Деяния страстей», который обычно читается в церкви на страстную неделю.

33. Имеются в виду гиппопотамы, живущие на оз. Тана. Эфиопы, будучи горцами, очень боялись воды, плавания на тростниковых лодках и гиппопотамов, которые иногда эти лодки опрокидывали. Поэтому эскорт гиппопотамов и великая тишь на озере во время переправы – обычный литературный штамп эфиопского житийного жанра.

34. В тексте употреблено слово «народы», которое часто означает в словоупотреблении эфиопских книжников именно язычников. Здесь, видимо, имеются в виду оромские племена, широко расселившиеся к тому времени по всем территориям Эфиопского нагорья.

35. Имеются в виду ежегодный праздник успения царя Иясу I, введенный в церковный календарь по инициативе его брата, царя Феофила (1708-1711), и церковные службы по этому поводу.

36. «Краткая хроника» так излагает эти события: «А затем в месяце маскараме в год Матфея, после того как [Феофил] процарствовал год, схватили родичи его Дармэна там, куда он бежал и пребывал в мятеже, и заточили его в цепи крепкие и ошейник железный тяжелый, и привели его в Гондар, введя в столицу, заставив нести на голове камень большой и тяжелый и облачив в ветхое вретище, прикрывавшее наготу его и срам плоти его. Павла же привели из Кораца, куда прибег он к монахам собрания Валате, и послал [царь] авву Аскаля и Адора, сына Илии, и Савелия, сына Иова, и привели они его в дом Юста, и пребывал он там. Монахов же и монахинь, которые пришли с ним, чтобы примирить их, отослал он, сказав «ей» и дав 30 золотых динаров. И приняли они и ушли тогда в месяце тэкэмте» [36, с. 88].

37. См. коммент. 615 к «Истории царя царей Адьям Сагада».

38. Имеется в виду постановление Моисея: «Глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу» (Исх. 21, 24). О том же, как это было сделано практически, сообщает «Краткая хроника»: «А 5 тэкэмта устроил он праздник брата своего, царя Иясу, и иереям приказал петь гимны в Дабра Берхане на вторую годовщину его смерти. И в этот день приказал он князьям, и вельможам, и сановникам, и азажам, и всем наместникам собраться на судной площади, то бишь Адабабае. И, выслушав царский приказ, собрались все они, и тогда приказал он привести Дармэна, и Павла, и государыню Малакотавит, и Габарма Касу, и всех, кто участвовал в убиении брата его, царя Иясу. И допросил их, чтобы решить, что из их слов истинно, а что ложно, и присудили их к смертной казни, и казнили через повешение, копьем, мечом и ружьем, как им подобало. А затем поволокли, и выбросили вон из столицы, и бросили там, и забросали камнями, и отомстили за кровь брата его, ибо не забывается месть Израиля» [36, с. 88].

39. Имеется в виду Габарма Каса, принимавший участие в убийстве царя Такла Хайманота (1706-1708), сына царя Иясу I. В «Краткой хронике» в качестве убийц Такла Хайманота упоминаются двое – Вараф и Габарма Каса, но судим и казнен Феофилом был только Габарма Каса; что сталось с Варафом, неизвестно.

40. Царь Феофил единым судом и единой казнью наказал и убийцу Такла Хайманота, и убийц его отца, царя Иясу I, – Павла и Дармэна, приходившихся Такла Хайманоту дядьями с материнской стороны, его мать – государыню Малакотавит, и воинов, принимавших участие в убийстве Иясу. Так он смешал «кровь с кровью», что, по-видимому, вызывает одобрение автора нашего «Жития».

41. 13 октября 1708 г.

42. Каждый год в четырехгодичном цикле эфиопы называли по именам четырех евангелистов, которые и были их «блюстителями». Первым таким годом в цикле был «год Матфея», а последним, високосным, – «год Луки».

43. См. коммент. 6 к «Истории царя царей Аэлаф Сагада».

Текст воспроизведен по изданиям: Эфиопские хроники XVII-XVIII веков. М. Наука. 1989