ГАНС-МОРИЦ АЙРМАНН

ЗАПИСКИ

ЛИВОНИЯ, ИЛИ ЛИФЛЯНДИЯ

Эту страну я поистине мог бы назвать полуостровом, ибо, как я наблюдал от Риги вплоть до Нарвы, таковая обтекается по нашу сторону Балтийским морем, а по направлению к Московии — твердая [271] земля, и я до самого города Москвы не был задержан никаким морем. Эта страна — совершенно ровная земля, покрытая большими лесами, а среди них большие и обширные болота и реки; ее изо дня в день все тщательнее обрабатывают, и на многих местах устроены большие поля; по сравнению с другими странами, она много производит зерна, которое ежегодно в больших количествах вывозится в далекие страны, вследствие чего вся страна может получать большую выгоду и некоторые [люди] наживают хорошие состояния. Там есть хорошее скотоводство и, по свойству отдельных мест,— отличные пастбища для скота. У них есть много овец, коз, свиней и крупного скота. Из диких зверей, служащих пищей человеку, имеется много зайцев, также — косули и дикие козы, но нет оленей; также имеются лоси и множество птицы, как тетерева, тетерки, глухари, дикие утки и гуси (которых во множестве стреляют на больших озерах), равно и лебеди и еще другие породы птиц, у нас малоизвестные. Мелких птиц, как жаворонков или скворцов или дроздов и т. п., они не считают заслуживающими ловли, и если бы они и были зажарены, то они остерегались бы есть их. Это множество птиц в известное время столь дешево, что я их мог покупать по более низкой цене, чем другое мясо, а местные жители так ими до пресыщения обжираются, что охотнее едят кусок солонины или копченой колбасы, или ветчины, нежели жареного тетерева или глухаря.

Что касается диких зверей, созданных во вред человеку, то их в стране тоже множество: например, медведей больших и малых, с которыми крестьяне ведут вечную, без перемирия, войну и которых должны постоянно остерегаться; волков также очень много, так что зимой их можно увидеть по 10 или 20 сразу, и они наносят большой вред людям и скоту. Рысей там тоже много ловят, их шкура составляет там обычную подкладку. Еще много есть лисиц, диких кошек, горностая и всякого тому подобного. Из птиц, причиняющих земледельцу большой убыток, я сам видел подстреленными таких больших хищных птиц, что у них было сил унести гуся, тем более — курицу, да и маленьких ягнят, и так как в этой стране как путешествующим иноземцам, так и местным жителям разрешается стрелять всякую вредную и полезную птицу и других зверей, то эта нечисть много убивается и истребляется, и нет ни одного крестьянина, который не был бы хорошим стрелком; и даже когда они отправляются в лес на работы, то у них постоянно при себе их заряженное ружье, которое им разрешается и допускается иметь вследствие опасности от диких зверей. У них также всегда подвешен на поясе вместе с ножом маленький топорик, который они так уверенно умеют метать, что на 30 или более шагов кидают его в цель величиной в ладонь и не часто дают промах; и топор всегда так отточен, как нож, который они тоже носят на боку для защиты от медведей и волков и ничего им не работают.

В рыбной ловле в этой Лифляндии также нет недостатка: близ Ревеля ловятся великолепные и обильные лососи, притом совсем без [272] труда и, так сказать, сами собой улавливаются в устроенных для этого приспособлениях. В море и также в Двине ловятся в чрезвычайно большом количестве маленькие рыбки, около одной или полуторы четвертей длиной, называемые “штермлинги” [кильки—Н. Л.], которыми никак нельзя пресытиться, ибо их можно на все лады парить, варить, жарить, а также сушить или солить и вкушать через годы, что является хорошим подспорьем и питанием для бедного крестьянина, так как когда я закупал их на 3 или 4 пфеннига на наши деньги, то я имел хорошее блюдо. Их можно просто отварить с солью, и они все-таки вкусны. Их они ловят в большом множестве, вследствие чего они сложили рифмованную поговорку:

Если б для нас штремлинги не нарождались,
То мы, шведы, бы пропали,
Вся добыча — для нас.

У Дерпта в Лифляндии, в протекающей под городом речке, называемой Эмпек (Эмбах), вытекающей из Пейпуса (Чудское озеро) (это большое озеро в Московии, длиной в 20 миль и шириной в 18), они в течение всего года и всех месяцев ловят свою особую рыбу и поэтому имеют там хорошее питание. Особенно в начале весны, в марте или апреле, когда зима покидает эти места, доставляет большое удовольствие смотреть (ибо в других странах это не бывает лучше), как в указанной речке близ самого города начинается рыбная ловля (Приписка: ловли тянутся вверх по реке на 8 или 10 миль, так как протяженность вод препятствует выбрасывать сети еще далее; да это и ненужно, так как рыба стремится из соленой воды в пресную и более ограниченную); часто, если счастье захочет, они в один прием вылавливают 30, 40, 50 прекраснейших и крупнейших щук или других известных и полезных местных рыб. Есть там особенно хорошая рыба, которую они называют язем.

Тогда отправляются туда хорошие друзья, парни, девушки, мужчины и женщины, или плывут по воде, и затем один за другим на счастье или на здоровье забрасывают сети (причем обычно надо отдать за такой заброс пол-, или если сеть очень велика, то и целый рейхсталер). Окажется счастье хорошим, то часто награждаешься за талер 6- или '8-кратно, а если нет, то нередко получишь очень мало или ничего; тут мужчины или даже парни должны для своих лифляндских девиц, которым хотят оказаться приятными, разомкнуть свою щедрую руку и дать им забрасывать сети столько раз, пока чего не уловят; тут они сразу набрасываются, вскрывают их, заранее приготовляют бочки и часть [рыбы] засаливают, а часть забирают для высушивания и вяления. И пока так развлекаются, то женки тоже не бездельничают и вытаскивают из принесенных корзин свои холодные [273] пироги; тогда располагаются в заранее приготовленных палатках или шалашах и потребляют, что бог дал, также можно при этом по желанию получить свежей рыбы. Тут уж надо привозить на рыбную ловлю с собой в погребцах испанского вина, рейнской водки и тому подобного для того, чтобы согреть остывшие желудки и чтобы не причинилось бы никому какого повреждения при этих домоводческих заботах и больших трудах, о которых впоследствии муж вынужден выслушивать от своей жены в течение года, как только он будет есть эту рыбу. “Да, говорят они, если бы я в прошлом году не выехала на рыбную ловлю, то что бы у нас было теперь для еды? Поэтому, мой милый муж, когда заблаговременно и умно всего заготовишь, то имеешь все, что надобно”.

Независимо от того, что при такой рыболовной поездке в 4 раза более сожрано и выпито, и участвовавшие парни на обратном пути хорошенько наставляли мужу рога и несколько дней угощались за уплаченные при ловле деньги, муж должен все это одобрить, за это благодарить и признать это хозяйственной предусмотрительностью или тщательным домоводством; остальное указано в тексте.

Столько о рыбах. В раках здесь тоже нет недостатка, и в этих водах имеются вкусные и крупные раки. В общем, эта Лифляндия — настоящая “обжорная страна” (Fressland), и если бы даже пришлось ходить с босыми ногами, то иной согласился бы это стерпеть, лишь бы не лишать чего-либо своего желудка и переносить голод, об этом много можно бы рассказать, чего я теперь не собираюсь делать.

Главнейшие места этой страны следующие:

РИГА

Это столица Лифляндии, широко известный морской и торговый город, куда из всяких мест, расположенных близ и при Балтийском море, а также из Голландии, Франции, Испании, Англии, Португалии прибывают корабли (В 1669 г. Ригу посетили 264 корабля); с одной стороны его протекает Двина (которая является довольно широкой рекой, возникающей в Московии), впадает в двух милях от Риги в море, и там расположено укрепление, очень сильное, где все корабли при выезде и въезде должны уплачивать свои пошлины; называется Дюнамюнде (Даугавгрива, Усть-Двинск), и при нем блокгауз.

Этот город имеет прекрасный вал, и ров с водой, и отличные бастионы, но стены в настоящее время мало полезны для фортификации города, за исключением того, что на стене имеется страшная башня, расположенная в сторону суши, которая может подвергнуть обстрелу [пространство] вокруг всего города, особенно там, где можно приближаться к нему с суши; и действительно, она могущественно помогала городу в последней Московитской войне (Осада Риги в 1656 г. Описана существующая Песочная, или Пороховая, башня, высотою 28 м, диаметром 15 м; построена в конце XV—начале XVI вв.), тем более, что до сих пор [274] заметно, какими огромными ядрами неприятель обстреливал эту башню и намеревался ее разрушить; но все было тщетно, и он не причинил ей вреда; с этой башни можно настигать далеко в поле, что русские, вероятно, хорошо испытали.

Сам по себе город внутри украшен красивыми сплошь достроенными из камня домами, включая 4 церкви, и некогда имел на главной церкви красивую башню. Таковая 7 лет тому назад точно расселась пополам, свалилась и вместе с собою разрушила полцеркви, без больших человеческих жертв, все же 3 человека были убиты, и в мое время ее начали воздвигать вновь (Церковь св. Петра строилась в 1408—1491 гг.; башня обрушилась в 1666 г., причем было убито 8 человек. Восстановили ее к 1690 г. Айрманн неправильно называет церковь св. Петра “главной”, так как первое место принадлежит соборной церкви (Domkirche), начатой сооружением в XIII в.).

Там есть прекрасный рынок, где стоит ратуша и еще другие благоустроенные дома, также и большая гильдейская палата. Около города и внутри вала расположен замок, сам по себе не укрепленный, но защищаемый городским валом. По одну сторону города и замка протекает Двина, и еще есть вал впереди города. В замке постоянно резидирует генерал-губернатор; так в мое время этот пост обслуживал его превосходительство мой милостивый господин граф Тотт; кроме того, есть еще губернатор для управления солдатней и страной, каковым в мое время служил шведский полковник Форстер. Но вследствие того, что королем Швеции Густавом Адольфом этот город был захвачен мечом и сделан собственностью, а до того издавна был польским, то до сих пор находишь на улицах сильную королевскую стражу как днем, так и ночью, и там еще ощущается сильная склонность к полякам, поскольку обитатели не отменяют большинства церемоний, танцев и тому подобных польских обычаев и там скрыт, хотя и втихомолку, весьма польский уклад.

Жители города из всех других лифляндцев весьма приветливо относятся к иноземцам и воздают каждому по достоинству большим респектом, но за это тоже охотно ждут ответных почестей и много уделяют внимания светскости и церемониальности. Особенно роскошествуют они в одежде и любят, чтобы тот, кто желает жить с ними в общении, также был хорошо облачен и не ходил бы обтрепанным. Если поступаешь против этого, то теряешь всякий респект и будешь мало или совсем не уважаемым; ибо они делают без всяких проверок вывод, что плохо одетый малый является пропойцей и не имеющим значения.

Более чем следует, позволяют они своим женам и девицам бездельничать и заниматься светскостью (что там очень развито среди женщин), так что в летнее (время до и после еды они презентуют себя и стоят перед дверьми, и когда с утра побывали в церкви, то, говорят: “Сегодня, мой милый муж, надо нам немного поехать гулять”,— и это желание общее среди них. То одна посещает другую, и это так [275] продолжается изо дня в день. Зимой они прилежно пользуются санями для катанья по Рингу. (Приписка. В Риге надо отметить такое потешное: когда даже среди лета, а еще более осенью или в весеннее время, немного пройдет дождь и только лишь намокнут камни, то старые матроны или дети, а иногда и взрослые бабенки заставляют тащить себя из церкви или еще за город на запряженных лошадью санях, снабженных внизу большими и широкими полозьями, и чрезвычайно этим чванятся. Потому и говорится: по стране и обычаи.) Тамошние мужчины привыкли или приучаются женами, что они скорее сами под плащом принесут домой рыбу или что-нибудь подобное, чем утрудят свою супругу выйти за дверь и что-либо закупить, а тем менее отправиться на рынок, что было бы для почтенной дамы или девицы высшим позором.

Вокруг этого города приятно гулять, и есть прекрасные прежние и вновь устроенные сады. Там есть большой пригород, который они называют “Хакельверк” [укрепление], где живут многие ремесленники, а на окраине расположен Русский двор, где пребывают все торгующие там русские и продают свои товары. И этот пригород почти весь окружен палисадами и небольшим рвом, имеет порядочные ворота, где постоянно стоят стража. Еще более можно было бы об этом вспомнить, но из-за краткости ограничусь этим.

И надо отметить, что Лифляндия имеет три главных района или округа, среди них Рижский — главнейший, и эта местность, расположенная в сторону Курляндии и Литвы, отделяемая Двиной, называется Латвией. Этот язык почти подобен литовскому, и они могут друг друга понимать; в каковом округе еще расположен городок.

ВОЛЬМАР

Таковой расположен в 24 милях от Риги по пути, которым едут в Дерпт, находится на открытом поле; там есть порядочная крепость, и он может в случае нужды хорошо обороняться, имеет вокруг себя вал и ров, и по крепостному хорошо устроен; есть в нем замок, а по прочим строениям это незначительное место, так как часто и много выгорал дотла.

РЕВЕЛЬ

Таковой после Рижского второй округ Лифляндии и называется Эстляндией; эстонский язык несколько сходится с финским, и они друг друга могут хорошо понимать. Этот город не меньше Риги, а по фортификации еще почти превосходит город Ригу, поскольку Ревель имеет не только великолепный вал и мощные бастионы, но также и глубокий ров, в котором местами вода, а местами он сухой; за валом передовые укрепления и затем городовая стена, идущая вокруг города, и очень много башен, встроенных; в стену совсем близко, на расстоянии около броска камнем друг от друга. Он очень приятен с виду и еще пользуется славой быть девственным (то есть, пока он существует, не был врагами покорен и взят), вследствие чего на их городском гербе; [276] который у них высечен в камне над воротами и в других 'местах, они изображают деву с распущенными волосами и с венком на голове,— по происхождению основан и обстроен королем Дании. И когда много лет тому назад Москвитянин однажды жестоко осаждал и держал этот город под угрозой в течение двух или более лет (Осады города во время Ливонской войны Ивана IV в 1570—1571 и в 1577 гг.) (Приписка: в память этой пережитой жестокой осады ежегодно в день отступления русских там торжественно справляется благодарственное и радостное празднество), и они из-за этой длительности почти претерпели беду, то они более не захотели признавать датского короля, который конспирировал с русскими, а решили на этот раз просить короля Швеции о помощи с обещанием впредь принять и признавать его за это своим покровителем, что и было удовлетворено королем, и им по суше и по морю доставлена помощь, вследствие чего и до сего дня Швед признается покровителем города.

Но в общем, однако, он не имеет иной власти в городе, так как совет сам нанимает и оплачивает городских солдат и оберегает ворота; а в замке (который расположен на высоте у самого города и укреплен природой вследствие того, что кругом находятся высокие скалы, на которых утвержден замок) король содержит своих солдат и охрану замка, где и проживает губернатор; там вверху имеется много места, и оно представляется маленьким городком, где расположены жилища, принадлежащие дворянам, проживающим в своих имениях, и там находится все, что более связано с королем (Аристократическое население Замковой горы имело свое обособленное от общегородского управление и подлежало особой юрисдикции).

Там также красивая большая церковь (Соборная церковь основана в начале XIII в.) с многими эпитафиями, древностями, и висят великолепные праздничные и траурные знамена высоких офицеров, графов и господ, и в ней еженедельно проповедуют по-немецки и по-шведски. Из города сразу через ворота, подымаясь и гору, попадаешь в замок; поэтому, когда в городе происходит что-нибудь по юрисдикции совета и связывается с королевскими или замковыми делами, то они обычно производят взаимные судебные передачи в этих воротах, принадлежащих пополам замку и городу.

Чтобы кратко и само по себе описать этот город Ревель: он хорошо украшен красивыми каменными домами, построенными по местным обычаям, и здесь более крепкий строительный камень, чем в Риге. В городе три церкви, из которых стоящая на рынке, называемая “Святого духа” (Основана в XIV в.), является ненемецкой; при ней не приставлен немецкий священник, но еженедельно по понедельникам один [пастор] из большой городской церкви обязан проповедовать по-немецки. Они все красиво сооружены внутри и снаружи, и две наибольшие имеют каждая башню, покрытую медью, как и самые церкви покрыты медью. Неподалеку [277] от небольшой приморской пристани внутри города Московиты (состоящие под защитой короля и города и имеющие в городе свои лавки) имеют свои церкви, где они могут действовать по своей вере (См. Русские путеводители по Ревелю, например, Н. Р., СПб., 1839, стр. 38 сл., или путеводитель с рис. худ. Шпренгеля, Ревель, 1896, стр. 141 сл.).

А вообще в этом городе, а также в Риге и по всей Лифляндии, существует в общем устройстве и в бюргерстве такой против нас обычай, что у них (против того, как мы в нашей стране знаем о цехах) имеются в каждом городе две гильдии, большая и малая, для чего существуют особые здания (В Таллине хорошо сохранилось здание Большой гильдии 1410 г., с характерным щипцовым завершением фасада), называемые: одно — большой гильдейской палатой, а другое—малой гильдейской палатой. В большой гильдейской палате объединяются все купцы, лавочники и торговцы, как бы ни именовались, также туда принимаются люди ученого звания, которые здесь проживают, сочетались браком или имеют огонь и очаг, вольные художники, как ювелиры, живописцы и т. д., но таковые не так сильно жаждут этой чести вследствие крупных взносов. Но если некто стремится стать бюргером, то, будучи в указанных сословиях, должен он прежде всего хлопотать о приеме членом в эту гильдию и представить истинное подтверждение своего честного рождения и происхождения; если это не может быть сделано, то он не принимается, несмотря на свою честно проводимую торговлю и образ жизни. И если кто все-таки получит право гражданства в городе (например, по благоволению совета или по предписанию короля), но не будет одновременно вписан в гильдию, то его можно назвать покалеченным или едва половинным бюргером, ибо он не может употреблять той пищи, как другие, также не имеет права в больших количествах и не всяких товаров покупать и продавать с кораблей и на корабли, также не может питаться, как другие, пивоварением; в общем он во всем ограничен, о чем много бы рассказать можно было.

И что я здесь рассказал о большой гильдии, то я столь же хорошо могу сказать о малой гильдии, и от большего к меньшему сделать правильные выводы. Эта малая гильдейская палата включает в себя всех ремесленников, как бы они ни назывались, которые кормятся своим ремеслом (причем надо здесь отметить, что в этом месте против нашей страны существует непохвальный обычай, что разделением большой и малой гильдий торговые и иные люди так отгораживаются от своих ремесленников, что состоящий в большой гильдии почти стыдится выходить с кем-либо из малой гильдии, тем менее дружить с ним или покумиться, или еще менее жениться на дочери ремесленника; а если таковое случается, то примеры крайне редки, и во всяком случае приходится потом трудно и требуется много процедур, пока такой будет принят в большую гильдию и вписан в нее), да этих чертовских купцов тщеславие так вознеслось, что там какой-нибудь дрянной пес, способный предложить едва на 3 или 4 талера сельдей или [278] масла, стыдится пройтись по открытой улице с честным ремесленником, который имеет и двор и дом, и часто достаточно денег (ибо ремесленники против других людей там весьма преуспевают и могут богатеть) — понятно только мудрецу! Но там, как по привычке это уж так завелось, то каждый приноравливается по-своему поддерживать свое достоинство.

В описанных двух гильдиях имеются судьи или первенствующие, называемые старшинами, к достижению какого звания также требуются свое время и порядок. Когда же в городском совете что-либо должно разрешаться и приниматься, касающееся всего города, то обе гильдии обязательно должны быть привлекаемы на совещание и должны между собой обсудить и согласовать, так как малая зависит от большой гильдии, а та — от совета; и часто случается, что большая гильдия на законном основании возражает совету, и совет вынужден допустить отказ от своего мнения.

Из большой гильдии замещаются и дополняются указанными судьями вакантные места в совете, но никогда — из малой, ибо по обычаю страны ни один ремесленник, как бы умен и понятлив он ни был, не может когда-либо достичь звания, соответствующего бургомистру или советнику. В больших городах обычно бургомистрами бывают два из ученого звания и один или двое — из купеческого сословия.

Все свадьбы указанных сословий справляются в описанных гильдейских палатах, если это только не [браки] выдающихся персон, как духовных, так светских, совершающиеся обычно в частных домах. Можно и еще наблюдать в этом городе Ревеле кое-что замечательное, что редко или совсем не найдешь в других местах, о чем я несколько вспоминаю и хочу упомянуть.

С древнейших времен этого города можно там видеть хорошо выстроенный дом, так называемый “черноголовых”; имеет знаком голову арапа (Патроном “братства” считался св. Маврикий, бывший негром), которую можно видеть над входом в здание высеченной из камня вместе с другими изображениями. Внутри дом очень обширен, и там можно видеть много прекрасных древностей, именно—целые доспехи с оружием и всеми принадлежностями как для конных, так и для пеших, копья, шпаги, древки, панцири и т. д. невероятной тяжести, величины и мощности, из чего можно усмотреть, какие прежде были сильные люди и насколько в теперешнее время существа измельчали и ослабели. Сверх того, видны там снятые с натуры изображения старинных властителей, королей, императоров, князей, великих князей, графов и господ, огражденные там завесами, которые можно раздернуть и задернуть. Все они в своей юности здесь лично записались братьями (о чем будет сообщено ниже), дали себя портретировать и почитать; и в прежнее время с этим домом так считались, что даже короли признавали честь совместно с другими властителями, а также менее [279] высокопоставленными, состоять там братьями, что с полной достоверностью можно узнать из хроники, которая касается только дома и которую сбережением сохраняют в доме до сего дня и ежедневно продолжают в ней летопись. Так этот Дом черноголовых ведет свое происхождение от храбрых юношей из благородных и неблагородных [сословий], которые вначале, при построении города, мужественно и по-рыцарски выступали в поле против московитов и еще диких в то время племен, имели и выдержали много стычек и кровавых битв, и, когда такие молодые люди после одержанной виктории направлялись для некоторого отдыха в уже несколько укрепленный город, то почти все оказывались холостыми; поэтому для того, чтобы остаться в привычном храбром и сердечном единении и не дать себя ослабить или сделать трусливыми из-за женщин, они клятвенно учредили в своем холостяцком состоянии братство с условием, что если кто хочет вместе с ними воевать и быть в их обществе, то должен оставаться холостым и перед этим должен был не иметь жены. После хороших успехов их братства, они тогда для этих своеобразных собраний соорудили этот дом, снабдили его великолепными привилегиями, и украсили и непреложно обязали всех своих потомков твердо соблюдать неограниченный закон безбрачия, а также и другие правила, что до сих пор подобным же образом выполняется. Кто добивается чести себя или свое имя записать или включить в старинную книгу черноголовых (в которой, как выше указано, вписаны имена столь многих высоких властителей и великих людей и храбрых героев за несколько сот лет), тот должен иметь такие качества или свойства, а именно:

Первое — что он еще состоит в холостом состоянии и никогда законным образом не венчался с женщиной, должен он подтвердить через свидетелей или посредством заверения, а в противном случае утрачивает свою честь и порядочность (так что, если бы оказалось, что некто имеет на чужбине жену и дал себя записать холостяком, то этот дом, в силу своих больших привилегий, мог бы объявить и провозгласить такового, где бы он ни находился, обманщиком и совершенно бесчестным и исключить его имя из книги).

Второе — он должен быть того сословия, из которого можно состоять дворянином, или рыцарского достоинства, или правомочным достичь этого, либо самому быть причисленным к дворянству, или купечеству, или ученого звания (Literatus, Studiosus), или же солдатом и из тому подобных вольных людей. Но подмастерья и все, которые живут в скудных условиях, совершено исключаются уставом, не принимаются и никогда не признаются братьями.

Если кто-либо намеревается быть записан в указанное братство Дома черноголовых и в их книгу, то ему прежде всего преподносятся законы, преимущества, статуты, права, обычаи и все к этому относящееся, при этом дружественно просят или напоминают, чтобы он, сделавшись членом, верно бы следовал им и, пока будет длиться его холостое состояние, оказывал бы им повиновение. [280]

Затем, после совещания и единогласия старших братьев, тому, кто хочет стать братом, подносится старшим исполнителем большой серебряный позолоченный бокал, наполненный вином, и одновременно — книга, в которую он заносит свое имя и то, что он в ознаменование хочет даровать дому (будь то наличные деньги, или серебряный кубок, или что по его усмотрению может назваться почетным даром), вписывает рядом с своим именем. Когда это совершено и новоизбранный брат готовится пить из кубка, который очень велик, то в честь его трижды открывается огонь из двух небольших пушек, стоящих перед входом или же в доме, на каковые три раза должен он опорожнить кубок; при этом ради почести бьют во время и перед стрельбой из пушек в боевые литавры; после чего его поздравляют присутствующие господа братья, а старшего из них надо поблагодарить за честь, затем проводят там некоторое время и уносят с собой домой чистосердечное братское опьянение

Преимущества, которые можно иметь или ожидать от этого дома, следующие что дом и все братство обязаны и согласны такого принятого брата, если он попадет в несчастье или бедность вследствие убытка на море или иных случайностей и в своем холостом состоянии обратится к дому о помощи, не покидать такового, а оказывать ему со действие и помощь Или, если таковой в своем холостом состоянии через некоторое время помрет и не оставит столько, чтобы его захоронить в землю, то дом обязательно должен о нем позаботиться и с честью похоронить его, и в других непредвиденных несчастных случаях брат может утешиться защитой дома.

Это почтенное братство зачастую приглашается к знатным выступлениям и всегда — с особой торжественностью, причем они, по мере состояния каждого, наряжаются и парадируют и соблюдают свой установленный порядок. Если случается, что они должны явиться к публичным выступлениям конными, то у них постоянно могут впереди их ехать трубачи, хорошо обмундированные и с литаврами, и могут с громкой игрой въезжать и выезжать, равным образом разрешается им нести с собой штандарт с своим знаком головы арапа, и т д. И всем этим можно пользоваться и наслаждаться, пока остаешься холостым, как же только оженишься, то вся эта приятность исчезает, и уже нельзя наслаждаться, присутствуя в их обществе. При моем частом пребывании в этом месте, я также посещал это достохвальное братство, и (не хвастаясь) был почтен, как указано выше, всеми церемониями вписался там и оставил дому в знак памяти дар (По справке издателя записок, имя Айрманна не могло быть обнаружено в существующих документах дома). Столько наспех об этих Черных головах

Еще многое можно бы рассказать об этом знаменитом городе Ревеле и его обычаях, что в нашей стране совсем неизвестно, но не может быть моим намерением в спешке все в точности передать. Только поверхностно надо упомянуть о том, что относится к церемониям [281] выборов в совет. Ко времени выборов собираются в ратуше (которая стоит красиво построенной на рынке) бургомистры и все члены совета и служащие. Там составляется список (Catalogus) нескольких подходящих лиц, которые могут быть посредством беспристрастных выборов привлечены к вакантным местам совета; по этому списку каждый член совета выделяет из состава большой гильдии одного, по его мнению дельного, человека, аннотирует его, пишет на записке, и все эти голосования передаются старшему бургомистру. Подобное повторяется второй и третий раз, и к тому, что решит большинство голосов, обычно примыкает и это утверждает главный избиратель — старший бургомистр; затем, когда все выяснено и избрано, то весь совет в установленном порядке выстраивается вверху перед открытыми окнами ратуши, так что, стоя на площади, их всех можно видеть. А одно окно у земли остается свободным, там стоит один из слуг совета, и перед ним лежат столько досок (около двух локтей длиной и в ладонь шириной), сколько ратманов избрано и должно быть объявлено. Когда младший бургомистр (который постоянно проводит сообщения и речи). сначала по обычаю после приказа о тишине прочтет городовое положение, совершит поучение или речь и дойдет до провозглашения новых ратманов, то ратушный служка должен кувалдой бить по доске так, что все трещит и гремит, а затем выбрасывает обломки в окно, и сколько будет [избранных], столько досок разбивается. Тогда находятся люди, которые подбирают обломки и на радостях относят их к женам новоизбранных господ, которые за это дают им подарки. Что они делают с этими дровами, пекут ли они на них пирог для новоиспеченного ратмана, варят ли яйца и т. п. или еще что делают, я хорошенько не знаю.

Еще об одном вспомнить: ежегодно в день св. Фомы рано утром в церкви св. Духа, стоящей на рынке, совершается немецкая проповедь с хорошей музыкой; туда из ратуши шествует в процессии весь городской совет совместно со старшинами обеих гильдий, они присутствуют при богослужении и, по окончании такового, возвращаются указанной процессией в ратушу; там весь совет усаживается вдоль стола, и все горожане, один за другим, кладут свой взнос—один рейхсталер— на особый стол и уходят восвояси. В этот день совет выставляет внизу в ратуше несколько бочек пива и дает свободно пить любому, кому захочется без денег, причем, однако, горожане, не в обиду будь сказано, по случаю такого дарового угощения, во много раз больше выпивают в честь совета вина и пива за свои деньги, чем удовольствовались бы дареным.

В окрестностях этого города вообще очень приятно, у него большие пригороды, но плохо отстроенные из дерева, и, по местному обычаю, красивые сады. Открытое море расположено у самого города так, что можно далеко выйти по длинному мосту и развлекаться многими красивыми торговыми судами. Неподалеку от города расположена красивая увеселительная роща, называемая Большой выгон; туда можно [282] отправляться гулять, ездить верхом, кататься и иметь разные увеселения с сопровождающим обществом.

Жители города несколько грубее и не столь любезны, как в Риге и по отношению к иноземцам не так почтительны и вообще самолюбиво-гордые люди. Это получилось по причине того, что после большой чумы, которая напоследок почти всех поголовно уничтожила и [в городе] мало осталось народу (Очевидно, имеется в виду жестокая эпидемия 1602—1603 гг.), там из разных мест обосновались новые жители, притом зачастую скверные лавочники, затем они женились, счастье им со временем фаворизировало, и они так дошли до принятия в гражданство. Таковые считают, что родились от плодоносного дерева и полагают, что они — большие господа. Поэтому они большей частью воспитали в таком мужицком высокомерии еще оставшихся девушек, взятых ими в жены, которые по своему разумению не лучше сумели воспитать и детей своих. Тем не менее (когда с ними познакомишься), они оказываются — без особых комплиментов — любезнее, чем можно было ожидать, и хотя они не считают нужным открыто выражать свою благодарность, но умеют частным образом проявлять свое благоволение и т. д.

Здесь более, чем в других округах этой страны, существует роскошнейшее и могущественнейшее дворянство, которое очень выделяется одеждой на свадьбах и при других событиях; по отношению к иноземцам они приветливы, и кто со временем научится применяться к их обычаям и поведению, тот вполне может с ними ладить. Ибо, по сравнению с нашими обычаями, там имеются большие отличия и, пожалуй, у них нужно приучаться к особой политике, но кто распознает все их приемы, тот у них может хорошо прожить.

Женщины и девушки тех мест, как благородные, так и неблагородные, заставляют за собой ухаживать, пожалуй, больше чем следует. Они очень коварны, но в то же время простоваты, и кто сначала сумеет представиться совсем тихоней и из него не будет выпирать любовный щеголь, и он дождется, пока у женщин, наконец, оттают оледенелые уста и учтиво им ответит, тот может им понравиться. А в особенности, если кто хочет быть приятным для мужчин высокого или низкого звания, тот должен одновременно не иметь врагами их жен и должен уметь применяться к ним. Иначе далеко не уйдешь, и т. п.; и во всем этом округе таково.

Сюда относятся несколько малых городов и замков, как-то Гапсаль, Везенберг и т. д., в которых особо отмечать нечего.

ПЕРНОВ

Это тоже один из главных городов, расположенный в Лифляндии у моря между Ригой и Ревелем (которые удалены друг от друга на 50 миль) так, что указанный Пернов находится посреди их; ведет также значительную торговлю на море, и там пристают многие корабли из [283] Голландии, Любека и других соседних мест на Балтийском море; хорошо защищен на случай нужды валами и рвами и в мое время еще непрерывно обстраивался. В городе нет ничего особенного перед другими, исключая того, что привилегии академии в Дерпте отныне переведены, по королевскому приказу, в этот Пернов и здесь снова приняты для процветания. Что я в мое время и видел — насколько усердно отстраивали коллегию и положили начало делу. Здесь говорят и понимают на обоих языках — как по-латышски, так и по-эстонски, а отчасти и по-шведски, как вообще во всей Лифляндии шведский язык не чужд, но хорошо известен, понятен, и все на нем говорят.

НАРВА

Этот город также знатный морской и торговый город, море от него расположено в двух милях, и оттуда мимо самого города большой поток ведет к морю, куда из Голландии, Англии и Франции, Испании и из местностей по Балтийскому морю ежегодно прибывают многие [суда].

Этот город некогда принадлежал московиту, а теперь он истинно шведский. Этот город ведет свое имя от реки Нарвы, разделяющей в этом месте Московию и Лифляндию, и так я 6 лет тому назад видел при некоторых переговорах, происходивших тут между московитами и шведами, как на этой реке, которая не очень широка, точно в ее середине был возведен деревянный дом, внутри которого стоял стол, и площадь комнаты была шириной в 4 шага, туда надо было подниматься по нескольким ступеням и с обеих сторон был построен мост от суши до дома; таким образом, шведский, а также московитский послы могли каждый от своей страны пройти в дом и друг другу подать руку, оставаясь каждый как бы на своей земле. Из этого видно, как близка граница от этого места. Когда в указанном доме переговоры благоприятно завершались, то всякий раз, не вступив на землю другого, каждый вновь мог возвратиться в страну своего повелителя (Об этом дипломатическом ухищрении сообщает в своей книге и Georg Adam Schleiszing (Derer beyden Czaaren in Reuszland Jwan und Peter Alexewiz, nebst dero Schwester der Princessin Sophia bisshero dreyfach — gefuhrter Regiments — Stab, Zittau, 1693, SS. 41—43), прилагая довольно фантастический рисунок местности.).

Эта река Нарва истекает из большого московитского озера, именуемого Бейбас (Пейпус, Чудское озеро), и если бы у большого поворота близ Нарвы не было большого водопада (где эта река стекает по большому каменному ущелью), то суда могли бы из Московии, именно из Бейбаса, попадать в Балтийское море и могла бы производиться удобная торговля; но вследствие того они причаливают здесь и с трудом вывозят и ввозят свои товары по суше.

Этот город Нарва сам по себе представляет небольшое, но хорошо укрепленное место, с крепкой стеной, валом и рвом. Внутри города [284] видны, среди вновь построенных за недавние годы, красивые дома, там имеются частично богатые люди, есть нарядная церковь, расположенная почти в середине города; имеется также в городе замок—там, где на окраине города вступают в него по мосту (Также и Олеарий сообщал: “Недавно стали строить здесь дорогие великолепные каменные дома, а теперь все время строят из камня, тем более, что больше уже никому не дозволяется, как прежде, строить из одного дерева” (Описание путешествия... СПб., 1906, стр. 118). Значительное большинство этих хорошо сохранившихся старинных построек было разрушено немецко-фашистскими оккупантами при отступлении из Нарвы в 1944 г.). Там резидирует губернатор, и этот округ Лифляндия называется Вирляндия, или по-латыни Вирландиа. Там легко понимают финский язык, а не немецкий (т. е. эстонский.— Н. Л.), применяют как в Ревеле, это почти одинаковые языки, в которых можно заметить разницу подобно тому, как в немецком различаются верхне- и нижненемецкий или мейссенский и франконский, и все же являются немецкими, таков подобно тому и этот язык.

Напротив города, где переходят по деревянному мосту, расположен очень крепкий замок:

ИВАНГРАУ, ИЛИ ИВАНОВГОРОД,

получивший свое название от ужасного тирана и великого князя московитов, по имени Иван Базилибиц, который основал и соорудил этот замок (Ивангород построен в 1492 г. при Иване III, а не при Иване IV Грозном, как считает Айрманн). Город, или грав, означает по-московитски укрепление, или замок. Впоследствии он был отнят шведами; он построен по обычаю московитских крепостей, именно — кругом возведены высокие, равной высоты стены невероятной толщины, которые нелегко пробьет какое-либо орудие. На всех четырех углах стоят широкие башни, встроенные в стену, которые возвышаются еще выше стен так, что когда на них смотришь вверх снаружи, то делается страшно; там и сям много бойниц, через которые можно палить из пушек и другого [снаряжения]. Есть ров и не очень высокий вал, при коих незаметно никаких внешних сооружений, кроме единственных ворот, к которым подъезжаешь через мост. Туда нелегко впускают, почему я и не мог его осмотреть изнутри.

Вышеупомянутый город Нарва отдален от Ревеля на 30 миль, от Риги — на 74 мили, от Дерпта — тоже на 30 миль. Около него или со стороны, где я переходил через указанный нарвский мост, проживают вдоль большой длинной улицы по обе стороны реки русские, находящиеся под охраной шведов, для ведения своей торговли и дел, где им разрешается иметь свою церковь и совершать богослужение.

ДЕРПТ, ИЛИ ДОРПАТУМ (Тарту, Юрьев)

Этот они также называют на своем языке Тарто. Собственно, центр всей Лифляндии и некогда был великолепным епископским [285] престолом. Этот город отстоит от Риги на 40 миль, от Нарвы — на 30 миль, от Пернова — на 36 миль. Но в сторону Московии он ближе: ибо если я хочу попасть с Псков, великолепный московитский город, то это составит 14 миль, и если в Печур (Печоры) — тоже московитский город, то имею 12 миль расстояния. Этот город до этого был знаменитым и великолепным местом, о чем еще достаточно свидетельствуют имеющиеся там развалины. Хотя он часто был осаждаем, захватываем и жестоко разрушаем московитами, все же кое-что оставалось, где люди могли обижать, пока, к сожалению, в 1667 г. в июне нечаянным большим пожаром город настолько был истреблен и жалостным образом разрушен, что теперь можно видеть лишь малую часть сооруженных домов. Еще бывшая при моем первом приезде в хорошем состоянии шведская церковь утратила из-за огня свою башню, а прекрасные колокола свалились расплавленными; также и другие церкви (которые и без того изрядно пострадали от 5-летнего пребывания московитов) (С 1656 по 1661 г.) претерпели от этого большие повреждения. Замок, поскольку после врага еще оставалось пригодное помещение для проживания там генерал-майора в качестве коменданта, вместе с многими расположенными до самого рынка благоустроенными домами, был в этот пожар низвергнут на землю в виде золы так, что в последнее мое пребывание в городе оказались неповрежденными не более, как немецкая церковь с немногими другими зданиями. В этом городе имелась красивая крепкая стена с мощными башнями, но она была сильно разрушена, и в мое время было употреблено много усердия на возведение нескольких вновь заложенных внешних укреплений, и, как говорят, он в будущем должен быть приспособлен в качестве генеральной крепости или же объявлен открытым и вольным городом, ибо как только между Москвой и Швецией возникнет война, то это первое место, которое должно выносить нападение и должно опасаться его сдачи.

Жители этого места, как ни плохо и убого они живут, не признают своего злосчастия, а настолько преданы щегольству в одежде, что предпочитают навешать на себя целый ворох разных расцветок, тканей и лент, чем ограничить себя и избрать определенные оттенки; они очень любопытны во всех делах и ловко умеют всякого обойти. Действительно, надо удивляться, что в таком отдаленном месте они этого так достигают.

Там в новом году происходит королевский коронный суд (гофгерихт), или юрисдикция, к которому от всех округов всей Лифляндии вызываются и обязаны являться дворяне и недворяне. Каковой начинается в январе и открыто ведется до 8 дней перед пасхой, и этот суд осуществляется следующими судьями: именно, есть один президент и один вице-президент, обязательно — бароны. Затем следуют ландраты, которых 4, и асессоры королевского коронного суда, которые должны быть постоянно в числе 8, и этот суд должен быть заполнен [286] всегда и не меньше 10 или 12 персонами, и никто не может отсутствовать, иначе не выносится приговор; сверх того есть секретарь, имеющий свое место один за столом, затем протонотариус, к которому придан писарь, и 2 канцеляриста или копииста и фискал королевского местного и коронного суда. Перед этим судилищем все совершается открыто, адвокаты провозглашаются согласно заявлений их клиентов, затем они представляют свои жалобы и возражения, должны сами публично зачитать их и передать секретарю, там же потом опубликовываются приговоры и так же публично зачитываются секретарем; ученый или неученый, всякий может скромно пройти в помещение суда и беспрепятственно выслушать и проследить с начала до конца все выступления; вкратце столько об этом.

Этот город еще в настоящее время включен в “епископский закон Средиземья” (Jus episcopatus Mediterraneae), и так называемый епископ должен быть доктором богословия и не принадлежит к местной немецкой церкви; там имеются два особые священника, а по воскресеньям и на неделе в немецкой церкви ведется проповедь и совершается богослужение на их языке ординарным ненемецким пастором. Вышеуказанный епископ обязан и совершает в шведской церкви по воскресеньям и на неделе проповедь на шведском языке. Он там также является верховным консисторским советником.

Что же далее вообще касается этой Лифляндии и ее жителей, их обычаев, нравов, свойств и тому подобного, то об этом можно исписать много листов, но при моей краткости это было бы слишком пространно, и я лишь кратко скажу относительно простого парода или крестьян” что это большей частью очень убогие люди, все на положении крепостных, подчиненные своему начальству; все же при этом есть вольные плуты; есть среди них и свободные крестьяне, способные возвыситься. Как ни плохо и убого они проживают, все же они веселы и больше привыкли переносить скверные, чем хорошие, дни, ибо кто им хочет сделать много добра, тому они наверняка отплатят злом; всё это из-за того, что они постоянно пребывают в рабстве и не могли быть приучены ни к чему иному.

Когда я (как уже упоминал выше) отправился в посольстве с господином графом Тотт в Варшаву, мы выехали из Риги из Лифляндии, пересекли Двину, проехали Курляндию и миновали ее границу. Столицей там

МИТАВА

В это место мы хотя при указанном путешествии не попали, но я побывал там еще ранее, и однажды съездил туда из Риги; от Риги отдалена она на 7 миль. Это большое просторное поселение, но за [287] последнюю войну оно было сильно разрушено; есть там замок, окруженный водяными рвами, валом, а также стенами. В нем проживает герцог курляндский, которого я не только видел, но вследствие некоторых дел, которые я должен был ему представить, лично приветствовал его и был пожалован глотком из серебряного кубка из его рук. (Приписка: здесь в Курляндии имеется хороший мед, который они называют курляндским; из всех он наилучший.) Он очень приветливый и образованный господин (Герцог Яков, правивший в 1642—1682 гг.).

ЛИТВА, ИЛИ ЛИТУАНИЯ

Оттуда вступили мы в Литву, но на этот раз мы только огибали границу, которая у нас при этом путешествии оставалась слева, вообще же эта страна отделена от Лифляндии со стороны “белых руссов” рекой Двиной, часть ее в настоящее время принадлежит шведу и имеет большую общность с таковыми (т. е. с латвийцами. — Н. Л.), поэтому язык на Рижской стороне “летш” коротко называется литовским и с последним, если не совсем, то все же имеет большое сходство, и они на этом языке друг друга могут хорошо понимать. Что касается расположения местности, то прежде это была большая, обширная страна, но с русской стороны много ее отобрано и лишено права носить свое имя. Также и со стороны Польши было таковое же обстоятельство; насколько я мог наблюдать по пути, местность эта болотистая, со многими (водоемами, озерками, а также перегороженными прудами, притекающими и протекающими реками, содержит также много лесов и зарослей, в которых (как и в Лифляндии или Московии) гнездятся всякие вредные дикие звери, как то медведи, волки и пр.; равным образом при этом путешествии в Московию проезжали мы через лес протяжением мили в 3, который поддерживается, а местами обнесен оградой (как мы это заметили при въезде и выезде), в нем имелись в большом количестве дикие лошади (Так называемые тарпаны, потомки которых содержались в заповеднике Беловежской пущи (см. “Беловежская пуща”, Минск, 1941, стр. 25)), часть которых мы видели, и это место подчинено поляку; там ежегодно многие из этих коней вылавливаются и укрощаются настолько, что их можно использовать для верховой езды и в упряжке; они тут нередки; мы и тот раз ехали почтой через лес верхом на таких [конях], которые там пойманы и выращены; такие лошади не даются подковывать сзади. А иной большой разницы не заметить между лошадьми ручными и дикими. Люди в этой стране живут плохо — в деревянных избах, и уклад тут совсем такой же, как в Лифляндии или Московии.

Дальше путь наш направился в сторону Пруссии (которую мы лишь слегка задели) и в землю Мазовецкую, также называемую “Мазовия”, где самый знатный город Варшава. Эта страна в общем расположена между Пруссией, Литвой и Польшей, но теперь причислена в собственность королевства Польши, и поэтому старое ее название [288] позабыто. Этот город лежит на Висле, и через нее к городу перекинут деревянный мост.

Его королевское величество, правящего теперь в Польше короля-господина “Михаэль Михалибиц Висниобицки” (Кн. Михаил Вишневецкий, сын разбитого Богданом Хмельницким кн. Иеремии-Михаила, король польский с 1669 по 1673 г.), я в тот раз имел милость часто видеть лично; он, как теперь всему миру известно, очень любезный и разумный господин. По своему росту он не очень высок, скорее коренаст, крепок и прям телом, красив и приветлив лицом. Носит по немецкой манере бороду и волосы, как и его одежда тогда была немецкого покроя. Сколько тогда при великом съезде могущественных властителей, как послов императоров, королей и князей, господ и графов, благородных и неблагородных пришлось видеть, можно бы насказать целую книгу, но из-за краткости я не могу здесь этого касаться

Как мы выехали из Варшавы и приступили к своему спешному путешествию к Москве, то я совсем коротко сообщу, через какие страны мы проезжали, и так как мы в тот раз должны были находиться в пути почти дни и ночи, то иные места мы если и не совсем миновали, то оставались в них не подолгу и без осмотра, пока не прибыли в Москву. Так через указанную Мазовию или Польшу мы вновь прибыли в Литовскую землю, а оттуда вдоль берегов Двины — в Московитскую, которая здесь называется Белоруссией, после того как мы миновали отлично укрепленное место (Колонинкчи [?—Н. Л.} по имени), окруженное со всех сторон лесом, а вокруг себя имеющее открытое поле и болота. Тут мы около трех миль должны были с большой опасностью и затруднениями проехать верхом по мало обрубленным и еле ободранным бревнам, наложенным по трясине в виде помоста, так что наш покойный господин граф вследствие неудачного шага своего коня так свалился, что жалко было на него смотреть (такие небрежные дороги имеются в большом количестве как в Польше, Литве, Московии, так н в Лифляндии, вследствие чего по этим странам лучше путешествовать зимой, чем летом, ибо зимой все большие дороги столь же ровны и гладки, как в комнате); когда мы в конце этого пути были задержаны у одного блокгауза и на заставе должны были дать ответ о своих действиях, и господин наш граф предъявил свои полномочия, то была там оказана нам вся возможная почесть, и был послан курьер в указанную крепость, из которой, по извещении о несчастье, постигшем господина нашего покойного графа, была прислана в качестве почетного дара, вместе с прочими яствами, как то испанское вино, рейнская водка, мед, вяленая и свежая дичь,— также и шкатулка для господина графа с разными мазями (что должно было называться аптекой) для внутреннего и внешнего употребления по случаю его падения; хотя добрый граф и принял это с благодарностью, но потом передал нам, а мы выкинули ее по пути из-за зловония. Тут оставались мы полдня и ночь, а на следующий день отправились дальше на свежих лошадях. На третий день прибыли мы к главной заставе у княжества Смоленского, [289] и там, по просьбе господина нашего графа, комендантом городка был нам предоставлен сильный конвой для сопровождения между расположенными в ту пору по всей стране отрядами; вместе с другими почестями нас здесь торжественно угощали.

В этом месте нашему господину графу одним московитским князем, как раз охотившимся в той местности, была прислана отличная дичина — дикий бык вместе с другими деликатными птицами; господин граф пожелал его увидеть, и из-за этого подались мы на полмили в сторону; это животное ужасающих размеров наводило страх своим видом, особенно—головой и могучими рогами (Очевидно, речь идет о зубре); там же было видно много рысей, пара медведей, несколько волков и три лося.

И вообще всюду вплоть до самой Москвы, принимали нас очень хорошо, и чего только можно было получить из местных продуктов, у нас никакого недостатка не было; только тамошние дороги, очень болотистые и еще ухудшенные дождем, были чрезвычайно тягостны, ибо, как ни трудно, но нам по ним надлежало путешествовать.

Великокняжество Московия, или Руссия

Об этой огромной стране имеется так много в публичной печати не только по старым, но и по новым описаниям путешествий, что я себя считаю совсем неспособным много о ней рассказывать и осмелиться предпринять ее описание; но так как это от нашей Германии все же довольно отдаленное место, которое нелегко посещается нашими нациями, а господь оказал мне милость и дал здоровья, чтобы побывать там, и вновь здоровым выбраться оттуда, то я хочу вкратце сообщить о том, что еще сумел припомнить.

Здесь, как для Польши, Литвы, Лифляндии и Лапландии, я могу сделать сопоставления о свойствах местности, ибо все указанные страны расположены очень низменно, без отдельных высоких гор и скал; затем их можно сравнить по большим их озерам и многим впадающим и протекающим рекам.

Кому, кто хоть немного видел Польшу, не известно, какие великолепные проточные и неподвижные воды там встречаются; таковы же свойства в Московии и других этих странах. Такие большие, широкие и пространные болота видишь в Московии, что мы, проезжая по гати в 4—5 миль, не осмеливались отклониться на своем коне в сторону; и в других указанных странах то же. Что касается больших лесов и чащ, то где найдешь их больше в одной местности и в течение одной поездки, чем в этих странах? Всю Московию, сколько мы ее проехали, видел я все с теми же лесными дорогами, то же было и в других странах. В диких и ручных животных в стране Московии нет недостатка, а также имеется достаточно медведей, волков, рысей и подобных вредных зверей. Полезными дикими животными являются дикие [290] быки, лоси, косули, зайцы, и из многих отличных и крупных диких птиц там много можно встретить (но ни оленей, ни кабанов не имеется ни в Московии, ни в Лифляндии; о Польше и Литве я этого не скажу, но все же они там редки). Ручные животные, как быки, коровы, овцы, козы, свиньи, составляют главное пропитание крестьян этой страны, и их можно найти достаточно. В рыбных водоемах нет недостатка при вышеупомянутых озерах и реках, и часть их настолько переполнена, что и другим странам ежегодно уделяют от своих избытков.

По земледелию и плодам земным в Московии таков способ обработки земли, что они вполне могут питаться силами своей страны и, хотя они не умеют приготовлять свое поле так тщательно и аккуратно, как у нас, но все бог дает им и в диком состоянии столько плодов, что у них имеется полный достаток; однако Лифляндия в этом значительно опережает Московию.

Говоря кратко, они вот как подготовляют свою землю: крестьянину дается помещиком участок дикой нетронутой земли, покрытый большими деревьями и кустарником; в таком окружении должен он устроить пашню. Такой крестьянин должен первый год приложить старания, чтобы прежде всего оголить сверху донизу большие деревья и лишить их ветвей так, что остается стоять голый ствол; когда все так оголено, то он подрубает понизу также мелкие стволы и весь низкий кустарник и раскладывает все аккуратно разостланным одно на другом по всей окружности, и это лежит весь первый год. На другой год, как сойдет снег, примерно в июне или в июле, он тут и там поджигает разложенный кустарник так, что весь кустарник превращается в золу и прах. Когда после того место станет несколько свободнее, и крестьянин получит простор для работы, то он срубает до корней меньшие деревья или совсем их удаляет и устраняет все, что может поднять и убрать. Затем берет он свою соху (она сделана с двумя железными зубцами, концы которых несколько расширены и выгнуты, притом заострены и так пристроены, что крестьянин и лошадь впряжены между двумя жердями), вдавливает железо в землю, и лошадь тянет, насколько земля поддается или взрыхляется. Если же где-нибудь бревно или камень недвижно задержат, то крестьянин должен приподнимать соху и вновь погружать ее, по возможности рядом, и так работать на всем участке, пока вся поверхность не будет поднята и видна только голая земля.