АБУ-Л ФАЗЛ И “АКБАР-НАМЕ” КНИГА И ЭПОХА
“Акбар-наме”. Название, на первый взгляд, традиционное. Можно вспомнить “Шахнаме” Фирдоуси, и “Кавус-наме”, и “Тути-наме” — знаменитую “Книгу попугая”. И всё же название этой книги символично уже в силу своей традиционности. Своей неоднозначностью: то ли “Книга Акбара”, то ли “Великая Книга” — название подчеркивает значимость её — “Книга”, а не “История” или, скажем, “Деяния Акбара”.История знает немного книг, равных “Акбар-наме” по грандиозности замысла и исполнения. Но немного найдется в истории и личностей, равных по масштабу падишаху Акбару, фактически создавшему государство, известное как империя Великих Моголов. Провозглашенный падишахом в 13 лет в военном лагере в Каландуре, когда по трагической случайности погиб его отец, он получил власть лишь над районами Агры и Дели и частью Пенджаба. А его наследник Салим, правивший под именем Джахангира, унаследовал страну с территорией от Гуджарата на западе до Бенгальского залива на востоке и от границ Тибета на севере до реки Годавари на юге.
Мальчик, одержавший в 13 лет свою первую победу в битве при Панипате, как и его дед Бабур тридцатью годами раньше, и доказавший впоследствии, что победа его малочисленной армии, хотя бы и случайная, — лишь первый камень в основании великого государства. Юноша, взявший бразды правления в свои руки и стремившийся так организовать государственное управление, чтобы оно действовало как хорошо отлаженный механизм. Зрелый правитель, пытавшийся реформировать экономическую жизнь Индии и строивший города и великолепные дороги, связавшие в единое целое разные концы страны, как, например, знаменитая “шахская дорога” из Агры в Лахор, на всем протяжении которой деревья образовывали тенистую аллею с караван-сараями для путников. Это — один Акбар, стремившийся оставить своим наследникам хорошо управляемое государство, в котором лишь немногое было изменено его потомками.
И другой, настойчиво прилагавший усилия разрешить конфликт, раздиравший Индию, — противостояние людей, исповедующих ислам и исповедующих индуизм, уносящее и в наши дни человеческие жизни, разорвавшее Индию на два государства. Акбар был первым мусульманским правителем, не только мужественно провозгласившим веротерпимость государственным принципом, но и попытавшимся провести религиозную реформу, создав единую для всех подданных “Божественную веру” — дин-и илахи. [6]
Акбар — ребенок, Акбар — подросток, на которого неожиданно свалилось бремя власти, Акбар — воин и зрелый политик, осознающий необходимость перемен для упрочения государства. Все эти образы встают перед глазами читающего “Акбар-наме”. Великий памятник дружбе двух удивительных людей — падишаха Акбара и его везира Абу-л Фазла — был создан не просто придворным историком, а соратником в нелегком государственном труде.
Абу-л Фазл Аллами и сам был неординарной личностью, под стать падишаху Акбару. Его семью можно считать как довольно типичной для Индии первой половины XVI века, так и достаточно необычной. Отец Абу-л Фазла, шейх Мубарак Нагори (1505—1593), был видным деятелем суфийского братства чиштийа и известным ученым. Примкнув в 40-х годах XVI века к движению махдистов, он, после гибели в 1550 году духовного главы движения шейха Алаи, из-за гонений долгие годы скитался с семьей, боясь подолгу оставаться на одном месте и навлечь беду на друзей, давших ему кров. И хотя основные репрессии против махдистов связаны с политикой Ислам-шаха Сура, ставшего наследником Шер-шаха в 1545 году, преследование махдистов продолжалось вплоть до конца 60-х годов XVI века. Судьба повернулась лицом к шейху Мубараку лишь после того, как в 1568 году молочный брат Акбара Мирза Азиз Кокалташ представил ко двору старшего сына шейха — Абу-л Файза Файзи, молодого, но уже известного поэта. Некоторое время спустя Акбару были представлены сам шейх Мубарак и его младший сын Абу-л Фазл.
После постройки “Ибадат-ханэ” (молитвенного дома), где Акбар устраивал диспуты между шейхами суфийских орденов, а впоследствии и представителями различных религий, махдисты — в их числе шейх Мубарак и его сыновья — стали активными участниками этих дискуссий, весьма и весьма горячих. Их поддерживало и сознание того, что “Ибадат-ханэ” возвели по приказу Акбара на месте старой кельи шейха Абдуллы Ниязи, вождя махдистов и любимого ученика главы ордена чиштийа шейха Салима Чишти. Сам шейх Салим к этому времени был духовным наставником падишаха Акбара. Пик политической карьеры шейха Мубарака Нагори пришелся на 1579 год, когда по инициативе его и шейха Шариф-ул Амул, махдиста из персидского ордена нуктавийа, бежавшего в Индию, был составлен “Мазхар” (“Декларация”, “Указ”). Подписанный в августе—сентябре 1579 года всеми высшими мусульманскими авторитетами при дворе Акбара, этот документ провозглашал верховенство власти падишаха как в светской жизни, так и в вопросах веры. Указ гласил: “...Если в вопросе веры, о котором муджтахиды [т.е. духовные авторитеты] спорят между собой, он [Акбар], в своей проницательной мудрости и здравом размышлении избрав одно из числа спорных решений, для обеспечения жизни людей и ради благи устройства мира, издаст соответствующий приказ, то все должны с ним согласиться, и он [приказ] абсолютно обязателен для всех подданных без исключения. Кроме того, если он [Акбар] сочтет нужным и издаст какой-либо приказ, который не противоречит догме и служит для повышения благосостояния людей, то сопротивляться ему нельзя, он [приказ] для всех [7] обязателен. Нарушители его навлекут на себя гнев на том свете и кару религиозную и светскую” 1.
Шейх Мубарак, несмотря на все испытания, сумел дать своим сыновьям блестящее по тому времени образование. Сначала он сам был их наставником и учителем, затем его старший сын Абу-л Файз продолжил обучение у Хаджи Хасана Марвази. Именно Абу-л Файзу принадлежала идея создания “Акбар-наме”. Абу-л Файз Файзи (1547—1595), один из крупнейших поэтов и ученых при дворе Акбара, намеревался, следуя за Низами и Хосровом Дехлеви, написать “Пятерицу” (“Хамсе”). Предполагалось, что она будет состоять из пяти поэм: “Средоточие времен” (“Марказ-е адвар”), “Сулейман и Билкис”, “Наль и Даман”, “Семь стран” (“Хафт кишвар”) и “Акбар-наме”. К сожалению, Абу-л Файз успел завершить только две поэмы — “Средоточие времен” и “Наль и Даман”, созданную на сюжет одного из эпизодов третьей книги “Махабхараты”. Фрагменты “Акбар-наме”, написанные Файзи, впоследствии использовал Абу-л Фазл в своей книге, а одну из касыд, посвященных Акбару, полностью включил в “Акбар-наме”. Энциклопедичность знаний Абу-л Файза Файзи высоко ценил падишах Акбар, назначивший его наставником своих сыновей Данияла и Мурада, а затем и духовным наставником старшего сына, Салима. Но Файзи никогда не был оторванным от повседневной жизни поэтом. Он назначался правителем Агры, исполнял дипломатические поручения Акбара и брата, Абу-л Фазла, принимал участие в военных походах. Вместе с Абу-л Фазлом он возглавлял комиссию по переводам и редактировал переводы с санскрита на фарси “Атхарваведы”, “Махабхараты”, “Бхагавадгиты”. Ему принадлежит перевод с санскрита одного из фундаментальных трактатов по арифметике “Лилавати”, написанного в X веке выдающимся индийским математиком Бхаскарой Ачарьей.
В 1589 году Акбар удостоил Файзи титула “царь поэтов” — малик аш-шуара, выделив его в плеяде таких блестящих поэтов, как Урфи Ширази, Назири Нишапури, Аниси Шамлу. Автор более 100 произведений, он прославился в персоязычной поэзии как мастер изысканного и даже изощренного стиха.
Абу-л Файз Файзи умер от изнурительной астмы в 1595 году, не осуществив многих грандиозных замыслов. После смерти в его библиотеке насчитали около 4000 рукописей на фарси, арабском, санскрите, тюркских и новоиндийских языках. Смерть его, всего два года спустя после смерти отца, была тяжелым ударом для Абу-л Фазла. Враги обоих братьев тогда торжествовали, но мало кто, кроме историков, знает сегодня их имена. А поэт Файзи продолжает жить. В 1926 году в Лахоре был издан на фарси “Диван” Абу-л Файза Файзи 2, включивший около 15 тысяч бейтов, а русский читатель с его поэзией познакомился [8] благодаря переводу В.А. Жуковского поэмы “Наль и Дамаянти” (“Наль и Даман”) 3. Именно перу Файзи принадлежат строки наставления правителю:
Будь справедлив. Судьбу людей
решая,
Все “за” и “против” взвесь, не поспешая.
Прославь себя поступками такими,
Чтобы в веках твое сияло имя! 4
Абу-л Фазл был представлен ко двору в 1574 году в первую очередь как ученый и поэт. При этом он преподнес Акбару рукопись “Тафсир-и-Акбари” (“Великие комментарии”) с толкованием аята 256 суры 2 “Аль Бакара”. В общем ряду молодых шейхов, собранных при дворе Акбара, Абу-л Фазл быстро выделился своим умением не только рассуждать об абстрактных проблемах богословия, но и находить конкретные решения повседневных проблем. Вскоре после поступления его на царскую службу была создана, вероятно, при его участии, Летописная канцелярия (Канун-и-вакиа-нависи), в которой было четырнадцать писцов — по два на каждый день недели. В их обязанности входило фиксировать все распоряжения падишаха и главных министров. А позднее туда стали стекаться, по распоряжению Акбара, и указы наместников областей, и даже записи воспоминаний родственников Акбара и приближенных Хумаюна, ставшие впоследствии бесценными историческими документами государства Великих Моголов. Сам Абу-л Фазл так описывает свое состояние перед встречей с Акбаром и эту встречу: “Под воспитывающим оком его духовного и физического отца он [Абу-л Фазл] в свои пятнадцать лет ознакомился с рациональными и традиционными науками. Хотя это и открыло врата знания и дало ему доступ в приемную мудрости, всё же, по несчастью своему, он возгордился <...>. Стопа его усилий пребывала в состоянии восхищения своими собственными совершенствами, а толпа окружающих его учеников лишь усиливала его самонадеянность. <...> Хотя днем его келья была озарена светом обучения наукам, ночью он ступал на путь странствий и обращался к приверженцам Пути поиска”. И далее: “Несмотря на то, что увещевания моего почтенного отца удерживали меня от пустыни безумия, всё же беспокойного вместилища моей души так и не достигло ни одно действенное лекарство. Мое сердце то тянулось к мудрецам страны Катай, то чувствовало тягу к аскетам Ливанских гор. Иногда мой мир нарушало сильное желание общения с ламами Тибета, а иногда меня за полу влекла симпатия к святым отцам Португалии.
Иногда беседы с мобедами персов, а иногда познание тайн Зендавесты лишали меня покоя, ибо моей душе было чуждо общество как трезвых, так и (духовно) опьяненных моей собственной земли. <...> Наконец удача мне [9] улыбнулась, и в святом собрании (религиозные собрания Акбара) упомянули имя того, кто был сбит с толку в водовороте жизни. Мой почтенный брат, мои доброжелательные друзья, мои любящие родственники и мои ученики были единодушны, говоря: “Ты должен достичь благодати служения духовному и мирскому хедиву”. <...> Я не был склонен следовать их совету, а мои желчные страхи мирского служения волновали мою душу, стремившуюся к уединению. <...> Наконец мой отец отдернул завесу незнания и направил меня к истине. По необходимости я предпочел его (отца) удовольствие своим собственным желаниям, и поскольку сокровищница моего сердца, богатая духовно, не имела мирских благ, я написал комментарий на стих о Троне как подношение высочайшему двору и преподнес это произведение как извинение за свои пустые руки. Шахиншах милостиво принял его. <...> Сердцем моим овладела любовь к этой священной особе. В то время его ум занимал поход в восточные области. Мое положение не позволяло мне, сидящему в пыли, рассчитывать на внимание великих вельмож двора, а тем, кто принадлежал порогу почета, поглощенным делами султаната, было недосуг замечать неизвестных и скромных людей. Мне было отказано в поступлении на службу. Несмотря на то, что старые понятия еще таились в моей душе, духовные узы между мной и этим великим человеком государства и религии удерживали меня, и когда властелин земли возвратился, завоевав восточные области, в столицу Фатхпур, он вспомнил меня, затворника” 5.
И действительно, духовные узы крепко связали этих людей на всю жизнь. Акбар высоко ценил способности Абу-л Фазла, доверяя ему дипломатические поручения, а затем и такие ответственные государственные посты, как пост дивана — главы финансового ведомства и вакила — первого советника правителя. Абу-л Фазл считал главной задачей своей жизни не просто поддерживать Акбара в нелегком труде реформатора, но и сохранить его деяния для потомков. Как человек высокообразованный, он прекрасно знал роль слова, занесенного пером на бумагу. Не случайно “Акбар-наме” открывается похвалой Речи и Слову.
Абу-л Фазл далеко не сразу пришел к столь грандиозному замыслу — описать всю жизнь Акбара, от самого момента его рождения. Сохранились документы, указывающие конкретную дату начала работ — середина марта 1588 года 6. Во “Вступлении” к “Акбар-наме” Абу-л Фазл так говорит о подготовке к написанию книги: “...Мне стоило огромного труда и изысканий собирание записей и повествований о деяниях Его Величества, я долгое время расспрашивал служителей Государства и престарелых членов прославленного рода. <...> В провинции были посланы царские указы, чтобы те, кто из старых слуг помнил точно или с незначительными отклонениями, события прошлого, сделали бы копии своих записей или воспоминаний и передали их ко двору”. И далее: “Я получил хронику событий, начиная с 19 года Божественной эры, когда <...> была учреждена Летописная канцелярия... Мне стоило большого труда достать оригиналы или копии указов, которые были изданы для провинции со времени [10] Вступления на престол и до нынешнего дня. Мне также стоило труда включить многочисленные отчеты о делах государства и событиях в других странах...”
Это был грандиозный замысел и грандиозный труд. По сути дела как историк Абу-л Фазл один из первых провел поиск и сбор архивных документов. А традиционное построение начала книги в виде рассказа о предках Акбара требовало соблюдения определенной достоверности. Если биография Бабура была известна по знаменитой “Бабур-наме”, которую великолепно знали и Хумаюн, и Акбар, и многие образованные люди при дворе, то подробного рассказа о жизни Хумаюна не существовало. Хотя были еще живы многие его сподвижники. И именно Абу-л Фазлу, стремившемуся опираться на свидетельства очевидцев, мы обязаны появлением знаменитой “Хумаюн-наме” 7 — воспоминаний тетки Акбара, младшей дочери Бабура Гульбадан бегим. Эта небольшая книга, написанная по просьбе Акбара как материал для “Акбар-наме”, содержит многие интересные сведения о правлении Хумаюна и его женитьбе на матери Акбара — Хамиде Бану бегим. Другая книга, известная как “Тарихи Хумаюн” (“История Хумаюна”), включает свидетельства, продиктованные Баязид Султаном, который был при Хумаюне управляющим на кухне, писарю Абу-л Фазла в Лахоре в 1590 году. Она начинается с событий 1540 года – времени бегства Хумаюна в Персию — и содержит множество интересных фактов и списки военачальников. Известно, что было сделано до девяти копий с этой записи — для личной библиотеки Акбара, для его трех сыновей, а также две для библиотеки Абу-л Фазла. Тогда же были записаны воспоминания Джаухара — водочерпия при Хумаюне, известные ныне как “Тезкере ал-вакийят”. Абу-л Фазл рассчитывал закончить первую часть своего труда к сорок первому или сорок второму году правления Акбара, т.е. в 1596—1597 годах. Но грандиозность предстоящего труда определялась величием поставленной задачи: он надеялся, как сам пишет в “Аин-и-Акбари”, написать историю четырех каранов жизни Акбара (каран — период времени, равный тридцати годам), т.е. от рождения Акбара до 120 лет 8. Ибо Абу-л Фазл твердо верил, что Акбару, как библейским и кораническим патриархам, суждено прожить не менее 120 лет, что считалось нормальной продолжительностью жизни достойных людей, отмеченных Аллахом. Первый том “Акбар-наме” включил родословную Акбара и описание первых тридцати лет его жизни — от рождения до семнадцатого года правления. Во втором томе предполагалось изложить историю до сорок седьмого года правления. Однако повествование обрывается на сорок шестом году, поскольку в 1602 году Абу-л Фазл погиб.
О тщательности работы над текстом “Акбар-наме” говорит короткое упоминание Абу-л Фазла о том, что “при пятом пересмотре своей работы он решил включить в “нее двустишия” 9, чего старался избегать ранее. [11]
Современные исследователи обычно избегают “Акбар-наме” из-за сложного слога, в котором зачастую скрыта замысловатая символика. Да, они могут себе это позволить благодаря тому же Абу-л Фазлу, который не только написал “Великую Книгу”, но и сопроводил ее великолепным дополнением — собранием различных документов, указов, распоряжений и собственных комментариев к ним, названным им “Аин-и-Акбари” (“Установления Акбара”). Именно эта книга, содержащая ценнейшие сведения по экономике, внутренней политике, географии и людях Индии времени правления Акбара, незаслуженно отодвинула в тень более сложную “Акбар-наме”. Но подчеркну — более сложную для нынешнего читателя, но не для того, к кому эта книга была обращена. Ибо современники называли Абу-л Фазла “Низами в прозе”, и в средневековой Индии он считался непревзойденным мастером стиля. Ведь не случайно именно Абу-л Фазла падишах Акбар попросил переработать знаменитую “Тути-наме” (“Книгу попугая”) Зийа ад-Дина Нахшаби 10. Эта книга, завершенная в 1330 году, славилась отточенным языком и блестящим стилем. Но к середине XVI века язык этот стал восприниматься как слишком вычурный, а потому трудный для понимания. Известно, что Абу-л Фазл подошел к этой книге очень бережно: он несколько упростил язык и убрал длинноты, слегка сократив объем, но сохранил основу повествования неизменной. Далеко не всегда интерпретаторы и переводчики “Тути-наме” обращались с ее текстом столь аккуратно. К сожалению, оригинальная редакция Абу-л Фазла не сохранилась, о ней упоминается в одной из рукописей.
Работая вместе с братом и другими учеными над переводами с санскрита на фарси, он подчеркивал, что люди должны читать священные книги на понятных им языках. Ибо “невежественные богословы” искажали их смысл. Эти слова прямо перекликаются с лозунгами европейского протестантизма, выступавшего за право читать Библию не на латыни, а на языках, понятных населению. И хотя Абу-л Фазл не оставил после себя крупных философских трактатов, эта и многие другие идеи сближают его с такими мыслителями, как Эразм Роттердамский, Джордано Бруно, Гольбах. Как и они, Абу-л Фазл считал религиозный фанатизм и религиозную рознь плодами ограниченности и невежества. Призывы Абу-л Фазла к религиозной терпимости, к единству всех жителей Индии, независимо от их вероисповедания, к отказу от деления людей на “истинно верующих” и “неверных” и сегодня актуальны для многих районов Северной Индии и Бенгалии, где противостояние последователей индуизма и ислама продолжает уносить человеческие жизни.
Идеи Абу-л Фазла во многом совпадали с идеями Акбара, которые тот пытался реализовать в своих реформах. И мне хочется обратить внимание на следующий аспект. Нам, избалованным газетами, радио и телевидением, сегодня трудно осознать значение книги в те времена, когда все эти средства массовой [12] информации были еще не известны. Между тем достаточно вспомнить, какой эффект произвело в Европе XV века появление печатной Библии Гутенберга. Библия, а следом за ней и книги вообще становились достоянием широких слоев населения, а значит, и средством влияния на население. Эта способность книги формировать общественное мнение или, по меньшей мере, влиять на него была существенным элементом средневековой мусульманской культуры. Как подчеркивал А.Б. Халидов, “исключительная любовь к книге — одна из характернейших черт этой культуры” 11. Специалисты, работающие с восточными рукописями, знают масштабность изготовления книг в мусульманских странах в средние века. Книга служила и средством сохранения и передачи знания для многих поколений, и средством публицистики, причем независимо от жанра. Давно признано, что “Книга царей” Фирдоуси — “Шахнаме”, в которой гений поэта вдохнул новую жизнь в древние иранские предания, стала опорой национального сознания таджиков и иранцев. А газели Хафиза, воспринимаемые сегодня читателем как лирика, служили предметом серьезнейших споров суфиев о взаимоотношениях человека и Творца.
Огромную роль книги прекрасно осознавал Абу-л Фазл. И не случайно он вместе с братом покровительствовал каллиграфам и художникам, воплощавшим слова поэтов и ученых в книги. И потому, говоря о самом любимом и выстраданном детище Абу-л Фазла — “Акбар-наме”, нельзя забывать о той острейшей полемике, которая шла вокруг религиозной реформы Акбара, вокруг провозглашенной им “Божественной веры” — дин-и илахи, с помощью которой Акбар пытался объединить всех своих подданных. О накале страстей можно судить по письмам и посланиям Ахмада Сирхинди, одного из самых известных шейхов ордена накшбандийа в Индии времен Акбара, которые он посылал своим последователям в Кашмире, Бадахшане, Лахоре, Дели и других городах Северной Индии и Афганистана. Одно из таких посланий цитирует в своей книге К.А. Антонова: “Военачальникам следует оказать помощь суннизму и нанести поражение ереси... Улемам... не открывать уст для произнесения еретических слов и не издавать фетвы в подтверждение какого-нибудь новшества” 12. И далее характеризует это рассуждение, как активную программу борьбы с политикой реформ Акбара 13. А ведь на стороне оппозиции был не только Сирхинди, но и многие другие талантливые богословы, ученые, поэты. Шла острейшая политическая борьба, которая не закончилась со смертью Акбара. И несомненно, книга Абу-л Фазла была одним из орудий в этой политической борьбе, причем, если сравнивать с артиллерией, орудием дальнобойным. “Акбар-наме” не традиционная придворная хроника, призванная восхвалить достоинства правителя и умалить его недостатки, а скорее ответ противникам [13] реформ Акбара и разъяснение потомкам. Вчитайтесь во “Вступление” к “Акбар-наме” как в ответ противникам в полемике, и вы увидите за сложной и замысловатой фразеологией стремление ярко и эмоционально обосновать реформы Акбара как единственно возможный путь, предначертанный ему свыше. И становится понятным, что трудные для нашего восприятия, сложно построенные фразы — это обычный для того времени полемический прием, блестяще исполненный.
И тогда “Акбар-наме” предстает не панегириком Акбару, а разъяснением: почему Акбар делает то, что он делает; разъяснением неизбежности его деяний их предопределенностью свыше — весьма понятного для современников аргумента. Предопределенностью из-за присутствия в Акбаре Божественного света, воплотившегося в нем через череду предков (см. главы 13—15). И друг, соратник, сподвижник падишаха Акбара, его везир, ученый, шейх Абу-л Фазл Аллами, видевший в Акбаре воплощение давней мечты многих мусульман о приходе Махди (Спасителя) — праведного правителя, призванного отменить все несправедливые законы и установить справедливость на земле, — становится человеком, взявшим на себя нелегкий труд ответить оппонентам Акбара. Но не растоптать, не уничтожить их хулой или едкой сатирой, а объяснить неизбежность реформ им, заблуждающимся, ибо для них и явлен Акбар в мир. Может быть, кому-то подобное сравнение покажется слишком смелым, но с моей точки зрения, “Акбар-наме” для его автора — это Евангелие от Абу-л Фазла. Не случайно через всю книгу проходит своеобразная перекличка истории Акбара, в ее ключевых моментах, и темы Иисуса Христа, пророка Исы, Мессии 14.
Вполне понятны и скрупулезность собирания фактов и документов — как бы не упустить чего-то высокого, символически значимого, и существование столь любимой всеми исследователями эпохи Акбара книги “Аин-и-Акбари”, которая, фиксируя конкретные цифры и документы, выступала дополнительным подтверждением истинности всего изложенного в “Акбар-наме”.
И становится ясно, почему именно Абу-л Фазл, а не какой-либо другой придворный Акбара, стал жертвой ненависти принца Салима, будущего шаха Джахангира. Ведь Абу-л Фазл — это тот, кто доносил мысль Акбара до самых широких слоев населения, облекая ее в понятную и эмоционально воздействующую форму, а потому именно ему и суждено стать жертвой противостояния рвущегося к власти сына и властвующего отца.
Абу-л Фазл погиб 12 августа 1602 года. Спеша по зову Акбара кратчайшим путем в Агру, он попал в засаду, организованную раджпутским раджой Бир Сингхом Бундела по приказу Салима. Абу-л Фазл был предупрежден о возможном нападении, однако предпочел пойти навстречу опасности, но не потерять драгоценное время на кружном пути. Получив двенадцать ран, он погиб в неравном бою вместе со своей свитой. А его голову Бир Сингх послал Салиму. [14]
Известно, что гибель друга и соратника стала тяжелейшим ударом для Акбара. История сохранила его слова: “Если Салим так спешит сесть на трон, то лучше бы он убил меня, но пощадил Абу-л Фазла”. После гибели Абу-л Фазла Акбар прожил еще три года, пережив смерть двух сыновей и оставив Салиму могучее государство, получившее в истории название “Империя Великих Моголов”.
Предприняв попытку впервые сделать перевод “Акбар-наме” на русский язык, мы стремились увидеть Акбара глазами Абу-л Фазла. Основой нашей работы стал английский перевод “Акбар-наме”, выполненный выдающимся английским востоковедом Генри Бевериджем для серии “Bibliotheka Indica”. Работа Бевериджа продолжалась около сорока лет: перевод первого тома вышел в свет в 1897 году, а третьего — в 1935 году. Причины, побудившие Бевериджа взяться за перевод этой грандиозной книги, он сам объяснил в “Предисловии к I тому”, которое мы сохранили и в русском издании. Но надо заметить, что отношение его к труду Абу-л Фазла менялось с течением времени, и в “Предисловии к III тому” Беверидж писал: “...Его упорное трудолюбие и точность, наконец, взяли надо мной верх, и я оставил его с чувством уважения, гораздо более глубоким, чем вначале”.
Осуществляя перевод, мы стремились сохранить комментарии, которыми сопроводил текст Г. Беверидж. К сожалению, некоторые из них устарели, в частности, географические пояснения, основанные на административном делении XIX века. Поэтому они были уточнены в соответствии с современным административным делением. Мы сочли возможным сократить пространные филологические экскурсы по источникам, недоступным российскому читателю или устаревшим, в свою очередь, дополнив комментарии в соответствии с современными научными представлениями. Все примечания и пояснения, внесенные в текст при русской редакции, заключены в квадратные скобки. Также были составлены именной и географический указатели.
Нам хочется выразить свою благодарность всем тем ученым — историкам и филологам, отечественным и зарубежным, чьи труды по истории Индии и сопредельных государств и работы над переводами источников помогли нам лучше понять эпоху “Акбар-наме” и сделать книгу понятной и интересной читателю. Мы признательны В.Д. Козыдре за помощь в редактировании глав 3—8.
Книга иллюстрирована миниатюрами из собрания Российской национальной библиотеки и миниатюрами к “Бабур-наме” из собрания Государственного музея Востока. Их значение в культуре могольского времени раскрывает завершающая эту книгу статья “Миниатюра эпохи Акбара”, написанная И.И. Шептуновой, заведующей отделом Государственного музея Востока, специалистом по искусству Индии.
С. Н. Воробьева
Комментарии
1. Цитируется по: К.А. Антонова. Очерки общественных отношений и политического строя Могольской Индии времен Акбара (1556—1605 гг.). М., 1952. С. 249—250.
2. Диван-е Файзи (954—1004), бозоргтарин шаэр-е саде-йе дахом-е сарзамин Хинд ба тасхих-е Эй. Ди. Иршад. Лахор, 1346 (1926).
3. Более точный перевод поэмы был выполнен Германом Плисецким: Абу-л Файз Файзи. Наль и Даман / Пер. Г. Плисецкого: Предисл. Г. Алиева. М., 1982.
4. Цит. по указ. изд. С. 43—44.
5. Акbarnama. Vоl. III, 84-85. Тrans. by H. Вeveridge. Са1cutta, 1935.
6. См. примечание Г. Бевериджа в конце “Вступления”.
7. Гульбадан бегим. Хумаюн-наме. Ташкент, 1959.
8. Аin-i-Аkbari. Vо1. III, 416. Тrans. by Н.S. Jаrrеt. Са1cutta, 1894.
9. Аin-i-Аkbari. Vо1. III, 415.
10. На русском языке “Тути-наме” Нахшаби известна в классическом переводе Е.Э. Бертельса: Зийа ад-Дин Нахшаби. Книга попугая (Тути-наме). М.: ГРВЛ, Наука, 1979.
11. Халидов А.Б. Книжная культура // Очерки истории арабской культуры V—XV вв. М., 1982. С. 15.
12. Ахмад Сирхинди. Мактубат. Рукопись Института востоковедения РАН № 6-1154. С. 126 а. Цит. по: Антонова К.А. Очерки общественных отношений... С. 15.
13. Там же. С. 15.
14. С.Н. Воробьёва. Родословная падишаха Акбара в “Акбар-наме” Абу-л Фазла: создание мифа // Россия — Индия: перспективы регионального сотрудничества (Самара). М., 2001. С. 44-53.
