Глава 23
Рассказ о походе Его Величества Джаханбани Джаннат-ашияни с целью покорения Гуджарата и о разгроме Султан Бахадура и завоевании этой страны
Хотя миропокоряющее сердце (Хумаюна) было свободно от мыслей о захвате Гуджарата, |130| поскольку его владетель ступал по тропе гармонии и искренности, всё же, когда Создатель хочет украсить страну блеском (фар) прибытия законоподателя, он неизбежно подготавливает условия для этого. Действия правителя Гуджарата могут служить подтверждением этому, так как он, из врожденной заносчивости, из-за атаки льстецов, избытка опьянения и опьяненных людей, из-за недостатка собственного благоразумия и благоразумных [возле себя], нарушил без причины договоры и сложившиеся связи и совершил множество недостойных деяний. Всё это побудило возвышенный дух Хумаюна направить армию против Гуджарата. Таким образом, в начале джумада ал-аввала 941 г.х. (8 ноября 1534 г.) решение приняли, и в счастливый час стремена удачи и поводья доблести были натянуты для покорения Гуджарата. Когда армия приблизилась к крепости Райсин 1, гарнизон ее сдался с мольбой и богатыми подарками, подтверждающими, что крепость принадлежит верховному правителю, а они сами — слуги Его Величества, а так как участь Султан Бахадура была решена, что еще им оставалось делать с крепостью? Действительно, поскольку объектом внимания было завоевание Гуджарата, армия не стала задерживаться здесь и направилась в Малву. Когда армия расположилась лагерем у Сарангпура 2, известие о ее прибытии достигло Султан Бахадура, который в это время осаждал Читор. Он очнулся от сна беспечности и попросил совета у своих соратников. Многие сошлись [195] во мнении, что дело с Читором может быть решено в любое время, а состояние войска не внушает какого-либо беспокойства в данный момент, и самым верным шагом было бы отложить покорение крепости и выступить против армии падишаха. Но Садр-хан, известный своими познаниями и красноречием, занимавший высокое положение в совете (джирга) воинов и славившийся своим благоразумием и мудростью, сказал, что правильнее было бы закончить осаду крепости, почти близкую к завершению, а так как они выступили против неверных, то Царь Ислама не выступит против них. Если он всё же так поступит, то им будет простительно, что они отказались от Священной Войны (газа) и атаковали его. Эти слова передали Султан Бахадуру, поэтому он продолжил осаду и 3 рамадана 941 г.х. (8 марта 1535 г.) покорил крепость Читор. После этого он направился против прославленной армии, которая расположилась лагерем возле Удджайна. Когда известие о дерзости Султан Бахадура достигло высочайшего двора, Его Величество тоже ускорил свое движение, и две армии расположились лагерями на территории Мандасора 3, относящегося к Малве, на противоположных берегах озера, по величине и ширине похожего на море. Состоялось столкновение между авангардом |131| армии Его Величества Джаханбани под командованием Бачака-бахадура и авангардом Султан Бахадура под командованием Саид Али-хана и Муким мирзы, носившего титул хана Хорасана, в котором последний был разбит. Султан Бахадур был поражен (шикаста) в самое сердце. Тадж-хан и Садр-хан сказали ему: “Наши войска возбуждены победой в Читоре, они еще недостаточно почувствовали силу царской армии и готовы сражаться с отвагой в сердце. Мы должны без промедления идти в бой”. Руми-хан 4, командовавший артиллерией, и все остальные сказали султану: “У нас много артиллерии, а когда есть такая мощная сила орудий, какой смысл вести рукопашный бой? Правильным решением было бы соорудить крепостной вал из лафетов орудий (араба, букв. “повозок”) и затем, окружив его рвом, наполненным водой, сначала использовать дальнобойные орудия, чтобы численность противника уменьшалась день за днем, и враги были рассеяны. Сражением с мечами и стрелами воспользуемся в соответствующем месте”.
В конце концов этот план был принят. Происходили постоянные столкновения, и гуджараты всегда терпели поражение 5. [196]
То, что последовало далее, было случайностью судьбы. Однажды несколько героев и избранных людей пировали и разгорячились от вина. Все они были навеселе и рассказывали о своих подвигах. Один из них зашел дальше остальных и сказал: “Сколько мы будем хвастать о былом? Сейчас враги перед нами. Давайте выйдем и покажем им нашу доблесть”. И прежде чем здравомыслящие поняли их замысел, эти пьяные весельчаки численностью около 200 человек снарядились и отправились во вражеский лагерь. Когда они приблизились, им навстречу вышел знатный гуджарат с 4000 воинов, которые охраняли лагерь, и произошло сражение, не поддающееся описанию. Гуджараты потерпели поражение и, разгромленные, отступили в лагерь, в то время как любители сражаться вернулись с триумфом. Сообщение об этой отваге лишило армию Султан Бахадура покоя, и после этого они [воины] редко покидали свой бастион из оружейных лафетов. Победоносные солдаты были повсюду, препятствуя провозу зерна, так что лагерю гуджаратов перестало хватать пищи.
В праздник Ид-и рамазан (4 апреля 1535 г.) Мухаммад Заман мирза выступил с 500—600 воинов, другая сторона тоже вышла вперед на бой. После того как они дважды или трижды выпустили друг в друга стрелы, |132| гуджараты рассеялись, и, в результате такой стратегии, победоносная армия оказалась на расстоянии выстрела дальнобойных орудий. Они все одновременно открыли огонь, и в тот день некоторые люди шаха были убиты. Через 17 дней, когда настал благоприятный час, Его Величество Джаханбани решил, что необходимо атаковать лагерь Султан Бахадура. Между тем страх и страдания гуджаратов нарастали с каждым днем, а последствия неудач становились всё более заметными. И наконец, с помощью Божественного провидения, в ночь на воскресенье 6, 21 шаввала (25 апреля), Султан Бахадур потерял рассудок и приказал наполнить орудия и осадные пушки 7 порохом до отказа и зажечь огонь, чтобы они взорвались. Когда наступил вечер, Султан Бахадур пробрался через проем в ограде (сара-парда) в сопровождении Миран Мухаммад-шаха 8 и нескольких других приближенных и отправился в Манду 9, выбрав сначала дорогу на Агру, чтобы обмануть преследователей. Садр-хан и Имад-ал-мулк Хасахайл с 20 000 всадников захватили прямую дорогу в Манду. Мухаммад Заман мирза отправился в Лахор с отрядом воинов, чтобы поднять там восстание. В тот день произошли сильные волнения и [197] беспорядки в армии Гуджарата, в лагере шаха никто не знал действительного положения дел. Его Величество Джаханбани оставался с армией из 30 000 человек с вечера до утра и ждал хороших новостей о таинственной победе. Наконец днем после трех часов наблюдения стало известно, что Султан Бахадур бежал в Манду. Герои непобедимой армии пришли в лагерь Султан Бахадура, захватили его и начали грабеж. Большая добыча, включая слонов и лошадей, попала им в руки. Худаванд-хана 10, который был одновременно наставником (устад) и министром финансов (вазир) Султан Музаффара, взяли в плен. Его Величество принял его с большими почестями и сделал одним из своих слуг. Ядгар Насир мирза, Касим Султан и мир Хиндубек были посланы с большими силами преследовать потерпевшую поражение и обращенную в бегство армию.
Воистину, кто бы ни связался с людьми с затемненным сознанием, становится и сам таким же темным; день расплаты обязательно настанет для человека, который нарушает договоры и обязательства и, действуя как фокусник, играет по правилам лжи против повелителя мира, который является путеводной звездой искренности и справедливости. Наконец, после того как Садр-хан и Имад-ал-мулк отступили, армия Его Величества направилась прямо к крепости Манду. Его Величество последовал за армией и, сделав привал в Налче 11, расположил свой лагерь вокруг крепости. Руми-хан 12, покинув вражескую армию, поступил на службу |133| к Его Величеству и обрел одеяние чести. На четырнадцатый день 13 Султан Бахадур окружными путями вошел в крепость Манду через ворота Кули Махесар 14. Была достигнута договоренность, согласно которой Гуджарат и недавно завоеванный Читор оставались во владении Султана, в то время как Манду и прилежащие к нему территории должны были принадлежать Его Величеству Джаханбани. Маулана Мухаммад Паргали 15, со стороны Его Величества, и Садр-хан, представлявший интересы Султан Бахадура, встретились в Нили Сабил 16 для заключения соглашения. До утра часовые крепости задерживали всех входящих и выходящих, но около 200 солдат победоносной армии взобрались на стены и проникли в крепость с тыла: одни с помощью лестниц, а другие по веревке. Затем они, спустившись со стен крепости, открыли ворота, завели лошадей и сели на них. Остальные солдаты вошли уже через ворота. Слухи об этом дошли до одного офицера из охраны пушек 17, Маллу-хана [198] из Манду, носившего титул Кадир-хана. Он сел на коня и поспешил к султану, который всё еще спал. Бахадур был разбужен криками Кадир-хана и, не придя в себя после сна, обратился в бегство и увлек за собой еще трех или четырех человек. По пути Бхупат Рай 18, сын Силхади, один из его сотоварищей, вышел ему навстречу и присоединился с 20 всадниками. Когда они добрались до ворот, открывавших вход на площадку для игр, около 200 всадников победоносной армии выступили им наперехват. Султан первым атаковал их, остальные поддержали его. И наконец он, Маллу-хан и еще один спутник пробили себе дорогу и достигли крепости Сунгад 19. Бахадур спустил оттуда лошадей на веревках, а затем, спустившись сам и претерпев множество неприятностей, выбрался на дорогу в Гуджарат. Касим Хусейн-хан стоял около крепости. Узбек по имени Бури, который дезертировал со службы султана и стал слугой Касим Хусейн-хана, узнал султана и сказал об этом хану. Но последний, чувствуя себя в долгу перед султаном за долгую службу 20 у него, сделал вид, что ничего не расслышал, и поэтому едва живой Бахадур оказался в безопасности, и к тому времени, когда он прибыл в Кампанир, к нему присоединились 1500 человек. Добравшись туда, он послал в порт Диу столько драгоценностей и ценных вещей, сколько смог.
Наконец в нашем повествовании наступил черед дать описание обстоятельств этой благоприятной победы. В то время как герои победоносной армии поспешно пробирались в Манду и показывали там чудеса доблести, рано утром никаких достоверных вестей об их успехах |134| пока не поступило. Когда прошли еще два часа, Его Величество Джаханбани услышал о вступлении в Манду. Сев на коня, он направился в крепость и въехал в нее через Делийские ворота 21.
Садр-хан и его люди тем временем вели бой у входа в дом Садр-хана, но, даже будучи раненным, он продолжал сражаться твердо. Наконец вельможи завладели его поводьями и сопроводили его в Сунгад. Много людей пришли вместе с ним и нашли себе прибежище там, среди них был и Султан Алам. Победившие солдаты грабили дома врагов в течение трех дней, а потом был издан указ для обуздания грабителей. Надежные люди были посланы к Садр-хану и Султан Аламу, чтобы внушить им доверие. После долгих незначительных переговоров они покинули осажденное жилище и выпустили их. Но так как Султан Алам 22 не раз призывал к мятежам и восстанию, ему подрезали подколенные сухожилия и отпустили. Садр-хан был удостоен падишахского благоволения. Спустя 3 дня после победы Его Величество вышел из крепости и отправился вместе с войсками в Гуджарат в сопровождении 30 000 отборных всадников, в то время как обозу было приказано двигаться следом.
Когда победоносные войска подошли к Кампаниру, они сделали привал и выстроились со стороны ворот Пипли рядом с водоемом Имад-ал-мулка, который составлял 3 коса в окружности. Когда Султан Бахадур услышал об этом, он укрепил цитадель и, выехав через другие ворота, со стороны водоема Шукр, отправился в Камбей. По его распоряжению город (Кампанир) был подожжен, но когда прибыл Его Величество Джаханбани, он приказал потушить пламя. Оставив мира Хиндубека и остальных в Кампанире, он взял с собой около 1000 всадников и пустился в погоню за Султан Бахадуром. Как только султан прибыл в Камбей, он поспешил в Диу после предания огню 100 военных кораблей (гхараб), которые подготовил для войны с португальцами, чтобы солдаты возвышенной армии Его Величества не могли сесть на них и преследовать его. В тот же день, когда он отбыл в Диу, Его Величество Джаханбани достиг Камбея и разместил свой лагерь на морском берегу. Отсюда он послал войско преследовать Султан Бахадура. Когда султан прибыл в Диу, победоносные солдаты вернулись из его окрестностей с богатой добычей. |135| С благословения неба Манду и Гуджарат были захвачены в 942 г.х. (1535 г.). Каждый, кто остается верен Аллаху, и чье знамя — благое намерение, несомненно, достигнет осуществления своих желаний.
В начале шаабана этого года (25 января 1536 г.) мирза Камран выступил из Лахора в Кабул и после большого сражения одержал победу над Сам мирзой 23, братом шаха Тахмаспа Сефеви. Вот краткое описание того, как это произошло. Сам мирза прибыл в Кандагар с большим отрядом кызылбашей (персов). Ходжа Калан-бек укрепил Кандагар и защищал его в течение 8 месяцев. Тем временем мирза Камран двигался из Лахора при полном снаряжении. Большое сражение произошло между ним и Сам мирзой. Агзивар-хан, один из главных военачальников кызылбашей и наставник Сам мирзы, был захвачен в плен и убит, и многие другие кызылбаши погибли 24. Мирза Камран вернулся в Лахор с победой, и беспокойство, причиной которого послужил мирза Мухаммад Заман, было [200] устранено. Вот краткое разъяснение происшедшего. Как уже упоминалось, после разгрома Султан Бахадура мирза Мухаммад Заман выступил против Лахора с мыслью посеять там смуту. Когда он подошел к границам Синда, Шах Хусейн, сын Шахбека Аргуна и правитель Синда, не позволил ему остановиться на его территории и указал на Лахор, так как мирза Камран направился в Кандагар, предположив, что раз такая богатая страна осталась незащищенной, он должен пойти туда. Невезучий мирза пришел в Лахор, думая, что дорога перед ним свободна, и осадил его. Тем временем мирза Камран прибыл к Лахору и ударил в барабаны превосходства. Мирза Мухаммад Заман пришел в замешательство и не нашел другого выхода, как вернуться в Гуджарат. Изгнанный и покинутый, он вернулся туда. В этом году мирза Хайдар Гурган прибыл из Кашгар 255 через Бадахшан и присоединился к мирзе Камрану в Лахоре. Следующей весной шах Тахмасп лично прибыл в район Кандагара, и Ходжа Калан-бек, приведя в порядок гардеробы, кладовые и другие подсобные помещения, послал ключи от складов и крепости шаху, заявив, что не имеет средств, чтобы удержать крепость, и не может вести военные действия, а его преданность и долг слуги перед господином не позволяют ему явиться и выразить свое почтение шаху. Поэтому он подумал, что лучше привести свой дом в порядок и передать их гостю, а самому уйти. Затем он через Татту и Учх 26 отправился в Лахор. Мирза Камран в течение месяца |136| не дозволял ему выразить уважение, говоря: “Почему ты не подождал, пока я сам не приеду?” После различных дел мирза Камран провел подготовку и выступил против Кандагара во второй раз, оставив мирзу Хайдара охранять Лахор. Перед этим шах Тахмасп поставил Бидаг-хана Каджара 27, одного из главных военачальников, охранять Кандагар, а сам отбыл из него. Мирза Камран прибыл и осадил Кандагар, а Бидаг-хан сдал город и отступил. Мирза овладел Кандагаром и, создав условия для его обороны, вернулся в Лахор.
Куда завели меня мои слова? Лучше отвлечься от этих дел и обратиться к нити моего повествования.
Когда Его Величество Джаханбани расположился лагерем под Камбеем с небольшим количеством воинов, Малик Ахмад Лад и Рукн Дауд, которые были военачальниками у Султан Бахадура и знатными людьми у коливаров, договорились с коли и гаварами 28 этой страны [201] о том, что, поскольку у Его Величества Джаханбани мало людей, есть удобная возможность для проведения ночной атаки. Они подготовили всё необходимое для этого. По счастливой случайности одна старая женщина, услышав об этом, пришла к царской палатке и сказала одному из сопровождающих, что у нее есть срочное дело и ей необходима личная встреча с Его Величеством. Так как она была очень настойчива и желания ее были искренними, ее пропустили, и она сообщила о заговоре и ночной атаке. Его Величество сказал: “Почему ты желаешь нам добра? ” Она ответила: “Мой сын был схвачен одним из ваших слуг, и я бы хотела, чтобы в награду за предупреждение моего сына освободили. Если я солгала, накажите нас обоих — меня и моего сына”. Согласно распоряжению, ее сына привели и поместили их вместе под охраной. В качестве меры предосторожности войска были приведены в состояние готовности и отведены [с позиций]. Перед рассветом 5 или 6 тысяч бхилов и гаваров напали на царское ограждение 29, Его Величество и войска отошли к возвышенностям. Гавары пришли и приступили к грабежу; многие редкие книги, собственность Его Величества, которые он всегда брал с собой, были потеряны тогда. Среди них были тома “Тимур-наме” 30, переписанные муллой Султан Али и иллюстрированные Устадом Бехзадом, которые сейчас находятся в библиотеке Шахиншаха. Наконец вскоре ветерок утреннего спасения подул от счастливого восхождения, и храбрые воины обратили толпу в бегство, разгоняя этих беспомощных негодяев и поражая их стрелами. Лицо женщины прояснилось — она достигла исполнения своего желания. Величественность царственного гнева и натиск непреодолимой ярости закипели, и был отдан приказ о разграблении и сожжении Камбея 31. После этого преследование Султан Бахадура было остановлено, |137| и армия повернула в Кампанир. Крепость находилась в осаде 4 месяца. Ихтияр-хан, происходивший из рода Кази из Нариада 32, города в этой стране, благодаря своей справедливости и дарованиям являлся одним из доверенных лиц султана и прилагал огромные усилия, чтобы удержать оборону крепости 33. К тому же, впридачу ко всем мерам защиты и предосторожности, случалось, что время от времени горные (кух-навард) дровосеки приходили из ущелий, из-за густо растущих деревьев и зарослей, труднопроходимых для путника и непроезжих для транспорта, и чтобы заработать, приносили зерно и топленое масло к подножию крепости [202] и продавали их по высокой цене, а люди из крепости на веревках спускали деньги и поднимали продукты.
Итак, осада затянулась, и Его Величество Джаханбани иногда обходил крепость с разных сторон в поисках возможного прохода для своей армии. Однажды он направился прямо со стороны [сада] Халула и столкнулся с людьми, вышедшими из зарослей после продажи зерна и масла. Был дан приказ выяснить, что они там делали. Те сказали, что они лесорубы, но так как с собой у них не было ни топоров, ни резаков, их рассказам никто не поверил. Их предупредили, что накажут, если они не скажут правду. Оказавшись в безвыходном положении, те всё рассказали. После этого им приказали идти вперед и показать это место. Когда Его Величество увидел его, он признал, что будет очень трудно взобраться там, так как оно располагалось на высоте 60—70 газов 34 и было очень гладким 35. По распоряжению Его Величества принесли 70—80 железных клиньев и вбили в обрыв справа и слева на расстоянии газа. Молодым героям предложили подняться по этим ступеням отваги и доблести (мирадж-и-марданаги). Тридцать девять человек уже взобрались наверх, когда Его Величество сам изъявил желание подняться. Байрам-хан упросил его подождать до тех пор, пока эти люди (воины) не поднимутся выше. Сказав это, он сам начал подъем, а Его Величество Джаханбани последовал за ним и был сорок первым. И там [наверху], собралось 300 человек, поднявшихся по этой импровизированной лестнице. Победоносной |138| армии, размещенной на батареях, был отдан приказ атаковать крепость. Воины гарнизона, бросив свои посты, занялись отражением атаки извне и вели наблюдение с зубчатых крепостных стен, как внезапно из-за их спин появились 300 смельчаков и осыпали гарнизон ливнем стрел. Когда же прошел слух о том, что сам Его Величество Джаханбани поднялся по лестнице победы, сбитый с толку противник стал искать место, где можно спрятаться. Барабан победы загремел очень громко, и Ихтияр-хан, перейдя на самое возвышенное место, которое называлось Мулия 36, нашел там себе убежище. На следующий день его помиловали и послали за ним. Кроме практических знаний (даниш) и опыта ведения государственных дел, он хорошо разбирался в науках, особенно в математике и астрономии. Он был также прекрасным мастером стихосложения и умел придумывать загадки. Его удостоили чести присутствовать на собрании [203] ученых мужей и оказали высочайшее благоволение, его приняли среди приближенных к верховной власти. Один из красноречивых нашел дату этой победы [в тарихе] Аввал хафта-и-Мах-и-Сафар, то есть первая неделя сафара 943 г.х. = 19—26 июля 1536 г.
Так как страна Гуджарат находилась во владении слуг падишаха до реки Махиндри 37 и никого не назначили управляющим землями на другой стороне (на западе), крестьяне написали Султан Бахадуру и сообщили, что налоги готовы и необходим сборщик налогов; если будет кто-нибудь назначен, то они передадут ему свои обязанности. Все беки, с которыми султан вел переговоры по этому вопросу, промолчали. Имад-ал-мулк проявил смелость — вышел вперед и согласился принять должность на условиях, что в будущем его не будут спрашивать, какую землю, кому и почему он отдал во владение, чтобы исполнить обязанности по сбору налогов. Он отправился с 200 всадников в Ахмадабад. По пути раздавал письменные грамоты на землю 38 всем, кого знал. Когда он прибыл в Ахмадабад, то собрал 10 000 всадников. И дал каждому, кто имел 2 лошади, по одному лаку гуджарати. За короткое время им было собрано 30 000 всадников. Муджахид-хан, правитель Джунагадха, присоединился к нему с десятитысячной конницей.
В это время Его Величество Джаханбани по случаю захвата богатых сокровищ и цитадели в Кампанире устраивал пышные застолья и предавался царским развлечением на берегу водоема Ду Руйя. Одним из важнейших условий власти является то, что особые слуги и приближенные обязаны знать и соблюдать определенные установленные правила, а в каждом их подразделении должен быть назначен благоразумный и рассудительный человек, постоянно наблюдающий за их действиями и передвижениями и принимающий меры предосторожности против появления дурных компаний, которые отец и мать порочных мыслей. Это особенно необходимо тогда, когда некие детали скрыты от Господина Века разнообразными делами. Поэтому в таких обстоятельствах надлежит назначать |139| говорящих нужное и действующих правильно тайных осведомителей, которые всегда могли бы дать достоверную информацию о настоящем положении дел и цели действий данной группы людей. Иначе многие узкомыслящие люди с течением службы перестают ощущать всё величие падишахской власти, вино близости лишает их рассудка, вводит [204] в заблуждение, ведет к неизбежной гибели. Великие призывы к бунту возникают по причине подобного опьянения. Так они проявили себя и в данном случае.
Вот какая история произошла в ночь празднования и застолья по случаю прекрасных побед. Несколько слабых духом, по воле судьбы допущенных в пределы величественного собрания: носители книг, оруженосцы, писари и им подобные — случайно вышли в сады Халула, запах цветов в которых может вылечить от меланхолии, а легкий ветерок разогреть застывшую кровь, и наслаждались праздником. В состоянии восторженности, лишающей рассудка, они взяли “Зафар-наме” и прочитали [строфы] о начале победоносного восхождения Его Величества Сахиб Карани (Тимура) — о том, как у этого эмира в расцвете славы было 40 отборных товарищей, и как однажды он взял у каждого из них пару стрел и, связав их вместе, дал попробовать их сломать. Хотя каждый клал связку стрел на колено и прилагал все силы, чтобы сломать ее, всё оказалось бесполезным. Но когда он развязал их и дал всем по две стрелы, каждый легко сломал их. Его Величество заметил: “Нас 40 человек, и если мы соединимся, как эти стрелы, победа будет сопровождать нас, куда бы мы ни пошли” 39. Вдохновленные этой верной мыслью и возвышенной идеей, они вооружились мечами мужества и отправились воевать.
И эти невежественные глупцы, услышав эту историю, даже не подумали, что каждый из тех сорока воинов являл собой поддерживаемое небесами воинство. Они подумали только о чисто внешнем сходстве, о незначительных обстоятельствах, попав в западню своих гибельных фантазий. Когда они подсчитали, сколько их собралось, то оказалось 400, и в состоянии безумия и безрассудства они представили себе, что согласие среди 400 человек должно быть чрезвычайной силой, и решили завоевать Декан. В этом заблуждении они стали прокладывать широкую, ведущую к разрушению дорогу. На следующий день, хотя их и искали (назди-кан-и-дур), никаких следов не удалось найти. Наконец было получено сообщение об этой сумасбродной затее, и тысячу воинов послали для их поимки. Очень скоро ко двору доставили этих обиженных судьбой людей, связанных за шею и руки. Был вторник 40, день, когда Его Величество надевал красное одеяние Марса и восседал на троне гнева и возмездия. |140| Толпу преступников вывели вперед, группа за группой, каждый из [205] них получил приговор, определенный его роком и требованием совершенного правосудия. Одних должны были растоптать гороподобные слоны. Многим, кто вознесся над гранью приличия, решили облегчить тяжкую ношу их тел, лишив их головы. Тем же, кто не отличал своих ног от рук и приветствовал бунтарские помыслы, хлопая в ладоши, отрезали кисти рук и стопы ног. Тем, которые из высокомерия (худ-бини — самолюбование) не прислушались к царственным приказам, были отрезаны уши и нос. Другие, прикоснувшиеся кончиками пальцев намерений к грани недозволенного, никогда больше не видели пальцев своих рук 41.
После исполнения этих приговоров и приказов пришло время вечерней молитвы. Имам, отнюдь не лишенный глупости, при первом коленопреклонении прочитал суру А-лам тара каифа — “Разве ты не видел, как...” [Сура 105 “Слон”]. По окончании службы прозвучал приказ о возмездии 42, чтобы имам был брошен под ноги слону, так как он, умышленно продекламировав главу о слоне, иносказательно низвел правосудие до тирании и произнес дурное предзнаменование 43. Маулана Мухаммад Паргали объяснял, что имам говорил, не поняв смысла Корана. Но так как пламя гнева продолжало бушевать, он не удостоился ответа, услышав лишь несколько бранных слов. Спустя некоторое время, когда свет бесхитростности имама просиял на грани святого сердца [Его Величества], а полыхание пламени гнева было остановлено, он выразил большое сожаление и провел всю ночь в скорби и печали 44.
После завершения этого дела Тардибек-хана оставили в Кампанире, а падишахские знамена были направлены к Ахмадабаду, и войска расположились лагерем на берегу Махиндри. Имад-ал-мулк набрался храбрости выступить вперед и сделал переход в том же направлении, что и царская армия. Между Нариадом и Махмудабадом 45 он неожиданно встретил мирзу Аскари, находившегося в авангарде — в нескольких переходах от главного отряда. Произошло большое сражение, и мирза терпел поражение до тех пор, пока не прибыли Ядгар Насир мирза, Касим Хусейн-хан и Хиндубек с большим отрядом воинов и, развернув знамя удачи, не провозгласили врагу о прибытии царских символов: “Смотри, великая армия прибыла”. Звучание этих слов, достигнувших ушей врага, совпало по времени с победой Ядгар Насир мирзы и разгромом его противника. Так как Ядгар Насир мирза стоял во главе всех [206] сил, основной удар в сражении пришлось принять ему. На стороне врага выступили Алам-хан Лоди 46 и некоторые другие, представлявшие оппозицию, пока Имад-ал-мулк не отступил, смертельно раненный. Дервиш Мухаммад Карашир, отец Шуджаат-хана 47, принял мученичество в этом бою. Между тем блеск падишахских знамен становился явным, и победы следовали одна за другой. После прибытия возвышенной армии от трех до четырех тысяч врагов были убиты. |141|
Его Величество спросил Худаванд-хана 48, возможно ли другое сражение, и тот ответил, что если этот прокаженный раб, подразумевая Имад-ал-мулка, сам принимал участие в сражении, то оно закончено, если нет, то, вероятно, будет еще кровавая схватка. Чтобы это выяснить, послали людей, и с помощью двух раненых воинов, лежавших среди убитых, было установлено, что Имад-ал-мулк командовал сражением сам. На следующий день огромная армия отправилась дальше, а затем сделала привал. Мирза Аскари, как и раньше, ехал в авангарде. Когда армия расположилась лагерем на этой стороне водоема Канкарийя 49, мирза Аскари предположил, что, если весь лагерь войдет в город, жители будут обеспокоены. Был отдан приказ, чтобы начальников полиции (ясавалан) расставили у всех ворот города и не впускали никого, кроме мирзы Аскари и его людей.
Армия расположилась лагерем на прекрасном месте у Саркаджа, и на третий день Его Величество в сопровождении многочисленных придворных въехал в город. После этого он уделил внимание делам в Гуджарате и разрешил их должным образом. Хиндубек остался там с большим отрядом, с тем, чтобы он мог отправиться на помощь туда, где это будет нужно. Патан был отдан Ядгар Насир мирзе; Бхаруч, Навсари и порт Сурат получил Касим Хусейн-султан 50; Камбей и Барода перешли к Дост-беку ишик Аге, а Махмудабад к миру Бучаке.
После решения дел в Гуджарате Его Величество направился в порт Диу. Когда армия покидала Дандуку, находившуюся в 30 косах от Ахмадабада, из Агры, столицы, пришло известие о том, что, поскольку Его Величество пребывал вдалеке от места Правления, мятежные люди подняли главу недовольства и занесли руку бунта. Явились посыльные из Малвы и доложили, что Сикандар-хан 51 и Маллу-хан предприняли военную вылазку и напали на Михтар Замбура, джагирдара Хиндии 52, а он забрал свое имущество с собой и пришел в Удджайн, и что все солдаты, [207] размещенные в разных местах провинции, сосредоточились там, что многочисленные зачинщики бунта собрались и осаждают город, и что Дервиш Али Китабдар (библиотекарь) получил огнестрельное ранение и скончался, |142| а остальные осажденные попросили пощады и сдались. Его Величество вследствие этого решил вернуться и сделать Манду временной столицей, чтобы очистить Малву от мятежей, а также чтобы навести порядок во вновь завоеванном Гуджарате, дабы пламя недовольства, которое разгорелось в казавшейся надежной части империи, могло быть уничтожено. Передав Гуджарат мирзе Аскари и нескольким военачальникам, он повернул свои поводья и остановился в Камбее. Оттуда отправился в Бароду и Бхаруч, затем в Сурат, а оттуда в Азир 53 и Бурханпур. Семь дней он оставался в Бурханпуре, а потом покинул его, прошел ниже крепости Азир и упрочил свою власть в Манду. Как только мятежники услышали о возвращении Его Величества, они испугались и попрятались. Его Величество нашел климат Малвы приемлемым для собственного здоровья и сделал многих своих слуг джагирдарами этой [области]. И ворота удачи и исполнения желаний были открыты для мира.
Комментарии
1. [Современный город Райсен к востоку от Бхопала, Индия, упоминается в “Бабур-наме” (335 б) как Рай-Синг.] Он был взят Шер-шахом в 1545 г.
2. [Современный город Сарангпур, штат Мадхья Прадеш, Индия, к северу от Индаура, на реке Калисиндх, притоке реки Чамбал.]
3. [Современный город Мандсаур, штат Мадхья Прадеш, Индия, к северу от города Ратлам.]
4. Это Руми-хан Худаванд-хан, а не Руми-хан Сафар, который построил крепость Сурат.
5. “Мират-и-Сикандари” приравнивает этот совет к предательству, но, возможно, только потому, что Руми-хан позже дезертировал от Бахадура, недовольный тем, что султан не выполнил своего обещания сделать его правителем Читора. Бахадур, кажется, был введен в заблуждение опытом войны между Бабуром и Ибрахимом. Он скопировал у Бабура план защиты позиций, но Хумаюн (возможно, потому что он читал мемуары отца) был более предусмотрителен, чем Ибрахим, и, вместо того чтобы напасть на укрепленный лагерь, уничтожил армию Бахадура, отрезав ему пути для поставки продовольствия. Если бы Ибрахим действовал благоразумно, моголы никогда бы не правили в Индии.
6. Возможно, речь идет о ночи субботы.
7. В “Мират-и-Сикандари” говорится о двух больших пушках, известных как Лайла и Меджнун.
8. Владетель Хандеша, сын сестры Бахадура и его наследник, проживший недолго.
9. [Манду – небольшой город в Западной Индии, недалеко от города Дхар, штат Мадхья Прадеш.]
10. Это был пожилой человек, тезка одного из Руми-ханов. Его настоящее имя, вероятно, Хаджи Мухаммад.
11. В тексте Галча, но название было изменено в дополнениях. Оно упоминается как махал в саркаре Манду, именуемый Наалчха и располагающийся к северу от Делийских ворот Манду.
12. Можно предположить, что Худаванд-хан и Руми-хан разные люди. Согласно “Мират-и-Сикандари”, Руми дезертировал из Мандасора. Автор рассказывает удивительную историю времен правления его отца о том, как Руми-хан был оскорблен попугаем Бахадура.
13. Месяц не указан, но это, должно быть, зу-ль-каада, поэтому дата соответствует 19 мая 1535 г. Возможно, это 14 день блокады крепости Хумаюном.
14. Упоминается как махал Манду.
16. Голубая дорога. Возможно, это Нилкантх, который прославил Джахангир и посещал Акбар.
17. Мурчал — батарея или земляное укрепление. Низам-ад-дин в своей истории Гуджарата называет ее батареей 700 шагов.
18. Согласно “Мират-и-Сикандари”, Бхупат предал Манду врагу из мести за отца, убитого в 938 г.х. (1532 г.), когда тот сражался против Бахадура. Силхади или Сулх-ад-дин — его отец — был индусом, князем Малвы. Он бился против Бабура в сражении у Кханвы. Бахадур атаковал его и отобрал у него Райсин под предлогом того, что тот держал мусульманских женщин в гареме. Ему пришлось вернуть мусульманок, а его имя было изменено на Сулх-ад-дин. Но он отрекся и умер смертью раджпута.
19. Это внутренняя часть города или цитадель в Манду. В тексте — Сункар.
20. Кухна амалаги. Это насмешка над старыми (бывшими) слугами, которая Абу-л Фазлу не понравилась.
21. Северные ворота.
22. Очевидно, он был сыном Джалал-хана и одно время правил в Калпи, а также являлся племянником Султан Ибрахима и, соответственно, внучатым племянником Алам-хана, который называл себя Султан Ала-ад-дином. Возможно, Хумаюн, представивший Султан Алама Бабуру, рассердился на неблагодарность Алама.
23. Ему было 20 лет. Позже он написал биографии персидских поэтов.
24. Хайдар приписывает эту победу Ходже Калану.
25. Тарих-и-рашиди, 467. Он пришел из Тибета и Бадахшана.
26. [В районе Бахавалпура, штат Пенджаб в Пакистане, сейчас город близ реки Сатледж, притока Инда.]
27. В тексте — Качар, но как вариант имени — Каджар. [Каджары во времена Бабура и Абу-л Фазла — одно из семи главных племен кызылбашей, расселившееся в основном вокруг Тегерана. Династия Каджаров правила Ираном с 1796 г. по 1925 г.] Любопытно, что Тахмасп, очевидно, нанял того же Бидаг-хана опять и послал его с несовершеннолетним сыном сопровождать Хумаюна. Хайдар мирза отмечает удивительную готовность, с которой Бидаг-хан сдался Камрану и не казался более умелым, когда был атакован Хумаюном. [Тахмасп I (1524—1576) — шах Ирана из династии Сефевидов. Помогал Хумаюну в борьбе с Шер-хан Суром.]
28. [Коли, бхилы, гакхары (гавары) — этнические группы в Западной Индии и Пенджабе.]
29. [В походных условиях шатры правителей и знатных лиц отгораживали от посторонних взглядов при помощи натянутой на вкопанные в землю шесты ткани.]
30. “Тимур-наме” — это название поэмы Хатифи (псевдоним Абд-ал-лаха, сына сестры Джами). Похоже, Хумаюн унаследовал эту книгу от отца, так как сам он никогда не был в Персии. “Тимур-наме” Хатифи, как уже было отмечено, — это поэма в подражание Низами.
31. Садр-хан был убит при атаке гакхарами.
32. [Современный город Надияд юго-восточнее Ахмадабада, штат Гуджарат, Индия.]
33. Абу-л Фазл считает, что в дополнение ко всем планам Ихтияра сложились благоприятные обстоятельства для того, чтобы гарнизон снабжали коли [этно-кастовая группа в Западной Индии]. Оба источника — и Фиришта, и “Мират-и-Сикандари” — представляли, что в крепости было изобилие продуктов; по первому, крепость захватили только из жадности коли при продаже провизии гарнизону, которая и привела к успеху Хумаюна. Абу-л Фазл благоприятно отзывается об Ихтияр-хане, о его литературных способностях, но Бахадур, как говорят, был невысокого мнения о нем.
34. [Газ. Мера длины, равная примерно 88—90 см. Один фарсах (фарсанг) составлял около 10 000—12 000 газов.]
35. Хамвари. Рукописи Британского музея утверждают обратное, а именно нахамвари, но хамвари, возможно, правильнее.
36. Верхняя крепость [города Мулла] называется Павах, но правильное написание — Паванагада (крепость ветров).
37. [Река Махи, впадающая в Камбейский залив.]
38. Маваджиб — феодальное владение, поместье.
39. Я не нашел эту историю у Шараф-ад-дина, хотя есть упоминание о том, что у Тимура было 40 последователей. Ту же историю рассказывают о Чингиз-хане, который на смертном ложе использовал для демонстрации оружие связанным вместе и по отдельности, чтобы показать необходимость союза своим сыновьям.
40. Хумаюн назначал отдельные дни недели для выполнения определенных обязанностей. Так, вторник стал днем Марса, одним из дней, когда вершился суд над преступниками.
41. Объявленные приговоры представляют собой персидские идиоматические фразы, трудные для перевода.
42. Хукм-и-гардун-интикам — приказ к отмщению.
43. Слова фал-и-бад были истолкованы в том смысле, что Хумаюн будет уничтожен как нечестивый царь Йемена. Возможно ли, чтобы Хумаюн подумал, что имам сыграл на слове каифа, которое на персидском означает “опьянение”, и предположил, что он был пьян? Процитированная сура не содержит ничего оскорбительного [Коран, сура 105 “Слон”]. Вероятно, ссылки на слона было достаточно.
44. Абу-л Фазл не говорит ясно о том, был ли выполнен приказ убить имама. Если бы Хумаюн со временем действительно раскаялся, до нас дошли бы пышные восхваления падишахской добродетели.
45. [Небольшой городок в современной Индии, штат Гуджарат.] Расположен на юго-востоке от Ахмадабада и, как утверждает Абу-л Фазл, на полпути между Нариадом и Ахмадабадом.
46. Неясно, кто был этот Алам-хан. Он вряд ли был человеком, которого покалечили в Кампанире.
47. Также названный Мукими Араб.
48. Это, вероятно, везир, а не Руми-хан. Фраза, сказанная им об Имад-ал-мулке, может означать, что тот был черкесом (согласно Фириште), а его дед был рабом.
49. Город расположен севернее Ахмадабада. В тексте неправильно записано название — Кангарейя. Он также называется Хаузи-кут и был сооружен в 1451 г.; занимает 72 акра.
50. Внук Султан Хусейна из Герата. [Бабур-наме, 320 а, 321 б, 329 а и др.]
51. Вероятно, правитель области Сива, который позднее был убит вместе с Бахадуром в Диу.
52. В Хошангабаде [штат Мадхья Прадеш, Индия, в 60 км южнее г. Бхопала.]
53. [Современный город Асиргарх, штат Мадхья Прадеш, Индия.]
