АГЕХИ И МУНИС

ХИВИНСКИЕ ХРОНИКИ XIX в. МУНИСА-АГЕХИ КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ ТУРКМЕН

Из общего числа исторических сочинений, написанных в Средней Азии в XIX в., наибольшее значение для истории туркмен имеют труды хивинских историков Муниса и Агехи.

Интерес хивинских авторов к туркменам далеко не случаен и объясняется определенными особенностями прошлого Хивы, на всем протяжении своей истории находившейся в непрерывных и тесных взаимоотношениях с туркменами.

Именно этим обстоятельством и объясняется то чрезвычайно значительное место, какое уделено туркменам в официальной хивинской истории Муниса-Агехи.

Первым по времени автором, довольно подробно затрагивающим вопрос о хивинско-туркменских отношениях в более отдаленном прошлом, является известный хивинский хан и историк Абулгази (1643—1663).

Преемником и продолжателем трудов Абулгази явился в XIX в. придворный хивинский литератор, мираб, ⁴⁸ Шир Мухаммед, сын Эвез-бия, известный под своим литературным прозвищем Мунис'а. Мунис (род. в 1778 г.) принадлежал к узбекской знати из рода ю з, один из представителей которой, Адина Мухаммед-мираб, успел выдвинуться на ханской службе еще при Ануша-хане (1663—1687) и был пожалован званием бия, ⁴⁹ присваивавшимся, как известно, представителям узбекской феодальной аристократии. Отец Муниса, Эвез-бий-мираб, выступал в 60—70-х годах XVIII в. в качестве одного из верных сподвижников основателя позднейшей хивинской династии, инака Мухаммед Эмина и вел вместе с последним борьбу против туркмен. ⁵⁰ [24]

Со смертью Мухаммед Эмина (1790) Эвез-бий служил сыну его. Эвезу-инаку, а со смертью последнего (1804) перешел на службу к его сыну Эль-тузеру, ⁵¹ принявшему на себя в том же 1804 г. ханский титул и явившемуся таким образом первым ханом новой (кунградской) династии. Мунис также состоял в свите инака Эвеза, ⁵² а после него вошел в круг придворных нового хана Эльтузера, по предложению которого он в 1806 г. и приступил к составлению истории Хивинского ханства, «никем не писавшейся со времени Абулгази». ⁵³

Поручая Мунису составление исторического труда, хан указал при этом автору, что его сочинение по красоте изложения и величию содержания должно затмить собою «Шах-намэ» знаменитого Фирдауси, при этом имелось ввиду несомненно, что в роли героев должны выступить хан и его сподвижники. ⁵⁴

Следуя традициям средневековой арабско-иранской историографии, Мунис начинает свою историю «с Адама», после чего переходит к истории пророка Мухаммеда и его ближайших преемников-халифов. ⁵⁵ Вторая глава. посвящается истории тюрко-монголов, начиная с мифического Яфета и сына его Тюрка, до времен Чингиз-хана и его наследников включительно. ⁵⁶ Необходимо, однако, заметить, что удельный вес этой компилятивной части труда Муниса весьма невелик.

В изложении истории Хивинского ханства XVI—XVII вв. Мунис в общем следует Абулгази, иногда его изменяя или дополняя. ⁵⁷ События XVIII в., особенно второй его половины, излагаются чрезвычайно подробно, часто по годам, из чего можно заключить, что автор писал на основании детальных расспросов ряда современников событий, в частности, повидимому, своего отца, принимавшего, как уже указывалось выше, близкое участие в событиях второй половины XVIII столетия.

За время кратковременного правления хана Эльтузера (1804—1806) Мунис довел изложение событий до времени хана Ширгази (1715—1728). Составление труда продолжалось и при брате и преемнике Эльтузера Мухаммед Рахиме (1806—1825).

Когда изложение событий было доведено до 1812 г., автор получил от хана поручение приступить к переводу с персидского на узбекско-хивинский язык известного исторического труда Мирхонда Раузат-ус-сафа, вследствие чего составление хивинской истории должно было прекратиться. ⁵⁸

Закончив перевод первого тома труда Мирхонда и работая над вторым, Мунис умер в 1829 г. от холеры, занесенной в Хиву из Хорасана во [25] время одного из хивинских походов. ⁵⁹ К продолжению прерванного таким образом надолго труда Муниса было приступлено, по приказанию Алла-кули-хана (1825—1842), лишь в 1255 (1839/40) году, причем Продолжателем явился племянник Муниса, также носивший звание мираба, Мухаммед Риза, известный под псевдонимом Агехи.

За время правления Алла-кули Агехи успел закончить описание царствования Мухаммед Рахима и историю первых двух лет самого Алла-кули.

Сочинение Муниса-Агехи, получившее название «Фирдаус-уль-икбаль» («Райский сад счастья») и заключающее в себе историю Хивы до царствования Мухаммед Рахима включительно, написано необычайно цветистым слогом, пестрящим множеством самых причудливых метафор, арабско-персидских цитат и выражений, стихотворных вставок и прочих украшений, указывающих на знакомство авторов с правилами «изящного» стиля, так высоко расценивавшегося и феодальном обществе. ⁶⁰

С вступлением на престол хана Рахим-кули (1842—1846) Агехи Продолжал начатую им историю Алла-кули-хана, по окончании которой он приступил к составлению труда о его преемнике, написав таким образом всего пять сочинений, посвященных отдельным царствованиям. Последний труд — история царствования Сейид Мухаммед Рахима — был прерван на описании событий 1872 г., непосредственно предшествующих завоеванию Хивинского ханства ген. Кауфманом в 1873 г.

Отдельные сочинения Агехи носят следующие названия: «Рияз-уд-доуле» («Сады благополучия») о царствовании Алла-кули, «Зубдет-ут-таварих» («Сливки летописей») о правлении Рахим-кули, «Джами-уль-вакыат-и-султани» («Собрание султанских событий») о хане Мухаммед Эмине, «Гульшен-и-девлет» («Цветник счастья») о времени Сейид Мухаммед-хана и наконец «Шахид-и-икбаль» («Свидетель счастья») о времени Сейид Мухаммед Рахима (не закончено). Все сочинения Муниса-Агехи остаются пока в рукописном виде. Полное собрание рукописей трудов обоих авторов принадлежит Институту Востоковедения Академий Наук; ⁶¹ некоторые из сочинений представлены также списками Государственной Публичной библиотеки Узбекской ССР в г. Ташкенте, куда они поступили в составе коллекции покойного В. Л. Вяткина в 1933 г. ⁶² [26]

Акад. В. В. Бартольдом было отмечено, что, начиная уже с царствования Рахим-кули, история Агехи приобрела характер «записи современника о совершающихся на его глазах событиях, т. е. была скорее хроникой и дневником, чем историческим трудом в собственном смысле слова». ⁶³ Другая важнейшая особенность трудов Агехи, так же как в его предшественника Муниса, заключается в их крайней тенденциозности, заставляющей авторов рассматривать все описываемые ими события с точки зрения господствующего класса, к которому они принадлежали и сами. Как мне приходилось отметить в другом месте, ⁶⁴ история Муниса-Агехи с особенной тщательностью подчеркивает и отмечает те моменты, которые с выгодной стороны рисуют действия хана и его приближенных, и крайне скупо отражает все то, что может служить к умалению их достоинства. Естественно, поэтому, что, постоянно восхваляя ханов, авторы не скупятся на самые обидные и оскорбительные выражения по адресу неугодных им лиц. Рассматривать при этих условиях сочинения Агехи и его предшественника только как «запись современника о совершающихся на его глазах событиях» можно, разумеется, лишь с оговоркой в том смысле, что авторы берут только одну сторону событий, именно ту, которая с наиболее выгодной стороны подтверждает их точку зрения.

Само собой понятно, что все сказанное здесь применимо целиком также к рассказам хивинских историков о туркменах, рассматриваемых нашими авторами в качестве чужого, подвластного хивинскому хану народа, во всем обязанного подчиняться ханской воле и выносить безропотно всю тяжесть жестокой эксплоатации. Какие бы то ни было попытки со стороны туркмен протестовать против чинившихся над ними чисто варварских насилий рассматриваются хивинскими историками как «бунт» или «разбой», требующие «по всем законам справедливости» самого сурового возмездия. Историк, которому придется пользоваться материалами хивинских хроник, должен иметь это в виду. Нельзя однако не отметить и таких важных достоинств рассматриваемого нами источника, как его строго выдержанная хронологическая последовательность и исключительное обилие фактического материала, затрагивающего в той или иной степени разнообразные стороны жизни туркмен XVIII—XIX вв., материала, в таком значительном объеме не встречающегося ни в одном из известных нам до сих пор источников.

Данными о туркменах содержание трудов Муниса-Агехи далеко не исчерпывается. Излагая с необычайною подробностью политическую историю Хивинского ханства, авторы останавливаются главным образом на узбеках, составлявших основную массу населения оазиса, сообщая немало данных также о казахах, кара-калпаках и других народах и странах, с [27] которыми сталкивалась Хива в рассматриваемый период. Уделяя основное внимание военно-политической истории, авторы во многих местах своих сочинений касаются также вопросов социально-экономического характера, сообщая ряд сведений о возникновении или упадке городов, прорытии новых каналов, установлении или отмене тех или иных налогов, о землевладении, торговле, перемещении населения и т. п., что делается, впрочем, лишь попутно, как бы мимоходом. Характеризуя значение рассматриваемых источников, акад. В. В. Бартольд справедливо отмечал, что «каковы бы ни были недостатки работы Муниса и Агехи, ⁶⁵ как литературного и исторического труда, этот труд по подробности изложения и количеству фактического материала далеко оставляет за собой все дошедшие до нас труды по истории ханств Бухарского и Кокандского». ⁶⁶

Сочинения Муниса-Агехи несмотря на свое выдающееся значение, не получили пока достаточного отражения в исследовательской литературе. Достаточно отметить, что единственный сводный труд по истории Хивинского ханства II. И. Веселовского ⁶⁷ написан без учета данных Муниса-Агехи, хотя о существовании трудов хивинских историков Н. И. Веселовскому было известно. ⁶⁸

Впервые рукописи трудов Муниса-Агехи были обнаружены во дворце бежавшего хивинского хана в 1873 г. А. Л. Куном, ⁶⁹ передавшим их вскоре в Азиатский музей, — ныне Институт Востоковедения Академии Наук, где они находятся и в настоящее время. ⁷⁰

Чрезвычайной редкостью распространения списков объясняется отчасти и слабое использование трудов Муниса-Агехи в работах востоковедов, среди которых первое место принадлежит акад. В. В. Бартольду, неоднократно пользовавшемуся для своих работ материалом хивинских историков, хотя и в весьма скромной степени. ⁷¹

Комментарии

48 О происхождении этого придворного звания в Хиве см. ниже, стр. 327—328.

49 История Муниса-Агехи, рукопись Инст. Востоковед. Акад. Наук, Е 6, лл. ЗЗа, 34а.

50 Там же, л. 54а. Здесь же (л. 796) Мунис сообщает свою полную родословную. Попутно отметим, что первые сведения о Мунисе появились в литературе в «Путешествии по Средней Азии» А. Вамбери (СПб., 1865, стр. 172), где этот автор делит Муниса-мираба на Муниса и Мираба, «двух братьев», из которых один поэт, а другой переводчик (!).

51 История Муниса-Агехи, цитир. рук., лл. 54а, 636, 656, 72, 86а.

52 Там же, л. 766.

53 Там же, лл. 796—80а.

54 Там же, л. 56.

55 Там же, лл. 8а—166.

56 Там же, лл. 17а—23а.

57 Ср. стр. 325 и сл. нашего перевода и прим.

58 Цит. рук. Е 6, лл. 194а и сл. См. также наш перевод Муниса, стр. 383.

59 О холере в указанном году говорят как хивинские, так и иранские источники (см. ниже). Из района Хивы холера проникла в 1830 г. в казахские степи, вызвав беспокойство и в Оренбурге.

60 Помимо цитируемой рукописи Е б, переписанной в большей своей части между 1856—1859 гг., «Фирдаус-уль-икбаль" представлен в Институте Востоковедения также рукописью С 571, не датированной, но, повидимому, более старой.

61 В рукопись Е 6, кроме "Фирдаус-уль-икбаль", входят также все названные выше сочинения Агехи, за исключением последнего, представленного отдельным (уникальным) списком. В отдельных списках имеются также «Рияз-уд-довле» и «Гульшен-и-девлет».

62 См. Труды Гос. Публ. библ. УзСССР, т. I, Ташкент, 1935, стр. 75, 80, 82 (рукописи: «Фирдаус-уль-икбаль», «Зубдет-ут-таварих» и «Гульшен-и-девлето).

63 В. В. Бартольд. История культурной жизни Туркестана. Л., 1927, стр. 113.

64 П. П. Иванов. Очерк истории кара-калпаков, Труды Инст. Востоковед. Акад. Наук, т. VII, Л., 1935, стр. 44—45.

65 Последнее имя В. В. Бартольд писал через «о» (Огехи).

66 В. В. Бартольд, пит. соч., стр. 113.

67 Н. И. Веселовский. Очерк историко-географических сведений о Хивинском ханстве, СПб. 1877.

68 Н. И. Веселовский, пит. соч., стр. 250.

69 О найденных им рукописях А.Л. Кун сообщил впервые в Турк. ведом, за 1873 г., № 40, а также в заседании Русск. Геогр. общ. Последний доклад был напечатан в Изв. Русск. Геогр. общ,, т. X, отд. II, стр. 47—58. То же было опубликовано по-немецки в Russische Revue, Bd. IV, S. 58—74, за 1874 г. Сведениями Russische Revue воспользовался Ноworth при составлении своей History of Mongols, part. II, div. 2, р. 961.

70 Перечень рукописей (за исключением отдельной рукописи «Гульшен-и-девлет») дается акад. Залеманом в Melanges Asiatiques, livr., 2. р. 272, 278. Ср. также Melanges Asiatiques, VII, 1876, p. 394.

71 См. работы В. В. Бартольда: События перед хивинским походом etc. Кауфманский сб., М. 1910, стр. 1—19; К истории орошения Туркестана, СПб. 1914; статью в Enzykl. des Islam. II, 976; Очерк истории туркменского народа, Туркмения, т. I, Л., 1929 и нек. др. Из прочих работ, основанных на исследованиях хивинских хроник, можно отметить работы автора в цитируемом ниже «Очерке истории каракалпаков», а также в Зап. Инст. Востоковед., т. VI, 1937 и нек. др.