АБУЛГАЧИ БАЯДУР ХАН

ИСТОРИЯ РОДОСЛОВНАЯ О ТАТАРАХ

ЧАСТЬ ТРЕТИЯ

О начатии войны между Чингис-Ханом, и Султаном Магометом Шахом Харассмским.

Чингис-Хан утвердивши спокойствие во своем владении, и покоривши себе все Турецкие поколения, отправил некоторого человека, именем Макинут-Ялаучи послом, к Султану Магомету Шаху Хирассмскому с таким предложением, что понеже он завладел всеми соседними землями от Востока до границе его государства, того ради весьма желает, чтоб оной его благоволил признать себе за отца; [308] а он с своей стороны готов его принимать за своего сына, потому что весьма надобно кажется к общей их пользе, чтоб согласие, которое пребывает ныне между обеими Империями, прилежно и впредь хранимо было. На сие предложение Султан-Магомет Шах Харассмский, взяв на уединение того посла, говорил ему: я имею у тебя спросить нечто, только чтоб ты мне правду сказал; правда ли, что твой Хан завоевал Китай? говоря сие, снял с себя богатой пояс усыпанной весь драгоценными каменьями, и подарил оной, дабы не утаил ему ничего. На сие посол ответствовал следующее: я свидетельствуюсь богом, что все то, что мой Хан ни приказал вам предложить, есть правда, и что ты уведомишься вскоре, что я тебе доношу самую истинну, буде когда поссоришься с ним. Султан выслушав сей ответ, безмерно осердился говоря: я не знаю, что твой Хан думает, когда он мне предлагает, что он завоевал толь много провинций: ведаешь ли ты совершенно о величине и пространстве моей Империи? почему твой Государь хочет быть больше меня, предлагая, чтоб я его почитал как моего отца, а сам [309] не хотя меня принимать, как токмо за сына? Разве есть у него столько военной силы? Посол увидевши от сих слов, что Султан приходил в великое сердце, начал ему говорить с ласканием: я весьма знаю, что ты сильнее моего Государя; ибо толь великая разность между обоими вами, коль между солнцем и его подобиями; но ты ведаешь, что он мой Государь, и что мне надобно исполнить его повеление; однако я тебя уверяю, что он имеет доброе намерение. Когда сие ласкательство умягчило духе Султанский, то наконец согласился на все, что посол ему предложил, и отпустил его довольна своим посольством. Когда Макинут Ялаучи объявил Чингис-Хану о удаче порученного себе дела; тогда сей Принц положил намерение жить впредь в добром согласии с Султаном Шахом Харассмским, и никогда на него не нападать, буде сам не подаст к тому причины. И хотя Калиф Багдатской именем Назир ¹⁰⁴ [310] писал к Чингис-Хану, возбуждая его, ко объявлению войны Султану Магомету, однако он никак не хотел сего учинить, так что от того времени толь великое было согласие между обеими Империями, что ежели бы кто похотел явно нести в своих руках золото или серебро из одной Империи в [311] другую, то бы оной сие мог учинить без всякого опасения. Сей союз всегда так продолжался, пока Кагир-Хан по повелению Султана Магомета, не порубил послов и купцов подданных Чингис-Хану; что случилось таким образом. Могуллы, которые были прямые подданные Чингис-Хану, не имеют ни городов, ни замков, потому что они привыкли жить в деревянных кибитках, которые перевозят с места на место, когда им за благо рассудится ¹⁰⁵; и как купцы [312] соседних владений могут иметь знатной прибыток от торгу с ними, когда нет [313] опасения к ним ездить, то приежжали со всех сторон с великим множеством [314] товаров в провинции владения Чингис-Ханова, тем что чрез доброй [315] порядок, которой он учредил, могли купечество свое отправлять; во [316] всякой безопасности ¹⁰⁶. Ма-Уреннерцы, были подданные Султана [317] Магомета, уведомившись о том, также поехали туда со многими дорогими товарами. По прибытии оных, Чингис-Хан призвал из них некоторых к себе с наилучшими товарами, на которые они толь высокую и несносную наложили цену, что он весьма огорчился, и велел им показать больше тысячи сундуков с различными дорогими товарами; говоря, чрез сие вы можете видеть, что я не впервые покупаю такие товары; но понеже вы дерзнули толь великого требовать от меня лишку с таковым бесстыдством, то я знаю как вам за сие заплатить, и так потом велел у них все что ни имели взять на себя, не [318] заплатив им за оное ничего. Между тем призвав других купцов Ма-Уреннерских с такими же товарами, начал у них торговать из оных многие. Но сии уже видели, что сделалось с их товарыщами, сказали Хану: мы непросим больше за наш товар, как токмо чего оной стоит; буде он тебе нравен, то изволь его взять, а нам надлежащую заплатить цену; и хотяб ты оной взял и ничего нам незаплативши, мы и тем будем довольны. Сей ответ понравился Чингис-Хану; для того не только велел им заплатить в двое за их товар, но еще дал и позволение продавать остальной свободно всем своим, однако и тогда первым оным купцам ничего назад не отдал. Чингис-Хан видя, что купечество может принести знатную прибыль его подданным, послал при отъезде сих купцов 450 человек из своих подданных с ними, для отправления купечества в Султановы области, за сими купцами послал трех человек из своих придворных офицеров, из которых 1 назывался Магомет-Харассмской; 2 Али-Ходжа Бухарской; а 3 Юссюф Отрарской, которых они отправил послами к [319] Султану Магомету Шаху Харассмскому, и написал к нему при сем случае, письмо очень дружеское, объявляя, что как он хорошо принимал его купцов во время пребывания их в его державе, то надеется, что и Султан также поступит в рассуждении его подданных, которые отправились купечествовать в его государство, и обнадеживает своим словом Султана, что всегда с ним поступать имеет, как надлежит доброму отцу, и уповает, что и он с своей стороны, не перестанет показывать себя, как надлежит доброму сыну, и когда сие так будет чиниться с обеих стороне, то много сие послужит к распространению их Империй, и к приумножению общие им славы.

Сии послы прибывши в город Отрар, пошли с поклоном к Губернатору того города, которой был двоюродной брат матери Султана Магомета. Прежде сего назывался он Иналлчик; но Султан дал ему титул Кагир-Хана. Купцы с своей стороны, также отправили ему поклон достодолжной, и поднесли несколько подарков, но один из купцов нашелся, [320] которой был прежде сего великой друг Кагир-Хану, и назвало его без всякого злого умышления первым именем, то есть Иналлчиком. Сия смелость толь чувствительно прогневила Кагир-Хана, что он тотчас велел взять под караул, как послов так и купцов и отправил курьера к Султану с уведомлением, что чужестранные приехали в Отрар, из которых одни послами называются, а другие купцами; однакож он имея сильные причины к подозрению о некотором их злом умысле, велел всех под караул взять в ожидании его указа. Султан не разведав ни о чем обстоятельнее приказал их всех умертвить немедленно. Кагир-Хан исполнил сей указ точно, и взял все их вещи и пожитки на Султана. Однако один из помянутых Купцов имел щастие спастися от смерти, и прибежал с ведомостию к Чингис-Хану о сем убивственном насилии. Чингис-Хан услышав сию весть толь мало чаемую, в превеликую пришел ярость, и приказав вскоре собрать свои полки, послал с объявлением к Султану что понеже чрез толь ненавистное дело всем народам нарушил он союз, положенный между ими; то [321] он Чингис-Хан теперь объявляет ему себя неприятелем, и идет на него жестокою войною. Потом послал своего сына Чучи с великою силою к Туркестану, чтоб выгнать оставшихся союзников Кутшлуковых, которые там поселилися. Султан Магомет как скоро услышал сие объявление войны из уст посланника Чингис-Ханова, собрал также и свою всю силу, и пошел к Самарканту; а оттуда в Ходжан, навстречу Чингис-Хану; но уведомившись в сем последнем городе, что Чучи большой сын Чингис-Ханов пошел к Туркестану, переменил свое намерение, и обратился на теж места со всею своею армеею, уповая, что даст доброй отпор сей части армеи Чингис-Хановой. Сего ради продолжал свой поход с великим поспешением, пока не прибыл на Туркестанские границы, где поворотился к реке Кабли, чтобы пресечь все убежища оному Чучи. Когда прибыл между двух рек называемых Кабли и Камчи ¹⁰⁷: то нашел там [322] великое число людей недавно побитых и повелел искать между трупом не найдется ли кто, которой бы мой еще быть несколько жив, где и сыскали ему одного человека, которой хотя очень был изранен, однако мог еще говорить. Султан спросил у него, кто бы их в толь худое привел состояние; раненой сказал, что то Чучи, встретившись с ними вчера в то самое время, как они шли к своему войску, убил из них одну часть; а другую взяв в полон возвратился к той стороне, с которые пришел. По силе сего уведомления, Султан пошел за ним в след с таким поспешением, что достиг на другой день. Чучи видя, что неприятели приближаются, собрал на совете Генералов, которые с ним были, испрашивал, что бы им надлежало делать в сем случай. Все приговаривали, что надобно уступать от них в добром порядке, толь наипаче, что Чингис-Хан не [323] приказал сражаться со всем Султановым войском, и что они не столь были сильны, чтоб можно было предприять толь важное дело без явные напасти; но хотя и положить, что Султан за ними погонится, то он не может того делать, как токмо чрез некоторые небольшие части своего войска, от которых можно будет легко защищаться; а буде ни мало не погонится, то могут продолжать свой путь спокойно. Один тогда Чучи имел противное сему мнение, говоря: чтож скажет мне мой отец и братья, ежели я возвращуся убежав видя неприятелей? лучше нам всячески противиться и стоять храбро против оных, нежели дать себя убивать на побеге. Вы учинили свою должность объявляя мне о напасти, в которой мы находимся; а я буду исполнять мою стараяся, чтоб нам из оные честно вытти. Потом поставивши свою силу в строй, повел с радостию к делу. В самом горячем сражении Чучи сам своею особою пробежал два или три раза чрез неприятельские ряды, и встретившись с Султаном Магометом, чрез многие приемы намерялся его поразить саблею; но оный все сии поражения [324] отвратил щитом. Могуллы ободрившись храбростию своего предводителя, удивительные дела показали в тот день, и напали толь сильно на неприятелей, что хотя и весьма большее число было людей в неприятельской армее; однако уже она склонялася к бегству, ежели бы Султан Магомет видя, что его храбрость не довольна была к ободрению своего войска, не примыслил им кричать, что хотя бы уже они чрез самое малое время еще постояли, за тем что приближающаяся ночь скоро имеет окончить сражение. Сие вывело его из бесчестия видеть всю свою армею бегущую от наименьшего еще числа Могуллов. Ночь не долго после того наступившая, пресекла сражение. Чучи будучи доволен честию, которую себе получил в тот день, велел зажечь великие огни во многих местах своего лагеря, и вышел из него без шуму. На другой день неприятели думая, что он их ожидал и еще к сражению, пошли опять для начатия бою; но увидев, что его тут нет, возвратились и они также в свою сторону. Чучи пришед к своему отцу с войском, которое было у него под командою, весьма его обрадовал уведомлением об [325] оном своем сражении; а Чингис-Хан, чтоб показать, коль доволен был доброю его поступкою при сем случае, наградил его похвалами и подарками. Между тем Султан Магомет, которой увидел чрез сей опыт, что Могуллы были жестокие воины, разослал свои полки по гарнизонам, говоря: ежели Чингис-Хану есть охота чинить против меня войну, то пусть он меня сам ищет. Потом возвратившись в город обыкновенного своего пребывания, начал в безмерном пьянстве препровождать свои дни. В некоторый тогда день будучи пьян, велел умертвить некоторого человека, именем Шеих-Магедедиен-Баяди, на которого имел подозрение, что будто в бесчестной дружбе пребывал с матерью Туркан-Хана; но весьма опечалившись на другой день, когда проспался, потому что сего Шеиха почитали за святого человека и беспорочной жизни, послал превеликую чашу наполненную золотом и драгоценными каменьями к некоторому другому святому человеку, называемому Шеих-Наджмудин, прося, что бы его разрешив простил в сем убивств. Но оный святой не приняв сего подарка объявил чрез свой ответ, [326] что неимеет власти простить ему сей грех, и что золотом и драгоценными каменьями за жизнь толь святого человека, которая была дражайшая пред богом, нежели его самого и многих тысяч других людей, не можно никак заплатить: и того ради посылает все назад отдая отмщение за сие в волю божию. Султан Магомет весьма также худо учинил, что низверг Багдатского Калифа Начирдина ¹⁰⁸, и [327] посадил на его место некоторого именем Атимулка, от поколения Термискисегидского, не упоминая о том, что легко поверил ложному известию Кагир-Ханову, которой был притчиною, что повелел убить послов и купцов Чингис-Хановых: от чего потерял престол свой и жизнь, как то мы увидим вскоре. Можно привести сюда и другие многие худые Султановы дела; но мы теперь оставим оные, довольствуяся токмо сими выше упомянутыми. [328]

О походе Чингис-Хановом в великую Бухарию.

В лето 615 (лет. благ. 1218) Чингис-Хан пошел в походе с наисильнейшею армеею в великую Бухарию ¹⁰⁹. На пути присовокупилися к нему Арслан-Хан Карликской, Идикут-Хан Уигурской, которой жил в земле Бишбаликской, и Сакнак верьховный владетель над Амаликскою землею, со всеми своими силами. В самом начале пошел он к так называемому городу Отрар; но уведомившись, что Султан Магомете не хотел выходить в поле, и [329] что разделил свою армею по крепким городам, послал своих двух сынов Угадая и Чагатая с хорошею армеею, чтоб осадить город Отрар а сына своего Чучи с другою под город Наджан. Послал также двух из своих Генералов, одного именем [330] Алан-Ноян, а другого Сукту-Бука с 50000 человек под городы Фарнакант и Ходжан; а сам пошел с целою своею армеею, и с сыном своим Таулаем к великой Бухарии. Надлежит здесь примечать, что слово Бухар, значит по Могуллски: ученой человек, потому [331] что все, которые хотят научиться языков и других наук, приежжают в Бухарию. Первой город, которой Чингис-Хану попался на дороге, был Сарнук, под стенами у которого стал он толь с страшным криком своих салдат, что жители [332] испужавшись заперли ворота, и приготовились к защищению. Но Чингис-Хан послал некоторого человека называемого Гаджип, которой был очень словесной человек, в город с таковым увещанием, что лучше они при сем случае имеют учинить, буде отворят ему [333] городские ворота, потому что не возможно им противиться такому Государю, которой завоевал толь много городов и провинций. Сие увещание переменило [334] намерение в жителях города Сарнука; того ради они вышли в великом множестве из города со многими подарками встречать Чингис-Хана, и купно ему поддаться. Чингис-Хан принял их очень благоприятно, показывал им всякую возможную милость, и переменил имя городу, приказав называть оной впредь: Кутшлук-Балик. Потом выбрав всех молодых людей из них в службу в сем походе, позволил престарелым возвратиться в город и жить в нем. Отсюда пошел он под город Нур, которого жители по многих увещаниях ко сдаче, наконец послушались, и отперли ворота. Но Чингис-Хан за то только что они думали, что могут ему противиться, повелел всем градским жителям отделить весь тот скот, в котором им нужда для обыкновенные работы, также и жито, и другие припасы, без которых им пробыть не возможно; сие когда немедленно исполнилося, тогда все остаточное отдал своему войску. Потом пошел к провинции Бухара, и прибыл в первый день месяца Реббиахир лета 616 (лет. благ. 1219) под город Бухара, которой есть столичный великие Бухарии. Султан Магомет [335] оставил в сем городе великой гарнизон под коммандою трех Генералов, которые назывались Кук-Хан, Сиунч-Хан, и Кутшлук-Хан. На осаждающую Чингис-Ханову армею, сии три Генерала учинили ночью вылазку со всем гарнизоном, которой больше нежели из 20000 человек состоял; а будучи прогнаны с великим уроном, потеряли они всю свою храбрость, и вышли из города чрез другие ворота со всеми своими фамилиями, и почти со всеми военными людьми, чтоб уйти в городы земли Харассмские, надеяся, что ночная темнота укроет от Могуллов их побег. Но когда намерение их объявилос; то Чингис-Хан послал за ними в погоню великую часть из своей конницы, которая настигши при береге реки Аму, почти всех порубила. Жители провинции Бухара видя, что чрез отбытие оного гарнизона, оставлены они были в волю неприятельскую, на завтрешний день вышли из них все духовные и ученые люди, с наизнатнейшими из жителей, и поднесли городские ключи Чингис-Хану. Сей Принц въехавши на коне в большую городскую мечеть, спросил с насмешкою, то ли то были Султанские палаты; и услышав чрез ответ, что [336] то есть дом божий, слез с коня, и отдал его держать главным из магистрата, и из ученых, которые за ним туда следовали, и взошел на некоторое возвышенное место, на котором обыкновенно Муллы, или духовные люди ¹¹⁰ становятся, взявши Алкоран бросил оттуда под ноги своим [337] лошадям. Сие увидевши некто из знатных градских жителей от потомства Магометова именем Сеигит, говорил: О коль это великий грех! но другой благочестивой человек ему ответствовал: молчи, сие есть наказание, которое на нас бог послал в своем гневе. Как скоро Чингис-Хан сел на оном возвышенном месте, то его солдаты тотчас начали есть и пить по средине мечета, не имея никакова почтения ко святости места. Чингис-Хан вышед из мечета пошел туда, где жители обыкновенно собирались в великие праздничные дни, и севши такожде на возвышенном месте определенном для духовных людей, велел собрать всех жителей Магометанского закона, и объявя им, как Султан нарушил данную ему верность убиением послов и его купцов, прибавил и сие, что бог его послал для отмщения над ними за оное нарушение верности; что же касалося до их богатства, которое [338] было в городе, то все найдут его люди; но которые инде спрятали, те должны ему добровольно отдать оное, [339] буде же не так, то чрез разные муки все сыщет. Того ради приносили к его Офицерам определенным к тому приему все что у них ни было, как закопанное в землю, так и спрятанное в своих домах, что его тогда несколько и удовольствовало. Но уведомившись потом, что многие из военных Султанских людей укрывались в городе; того ради повелел зажечь город, которой пожар разорил оный весь, потому что почти все домы деревянные были, так что не осталось ничего в толь великом городе, кроме Султанских палат, которые у них называются Арк, и которые были каменные, и при том несколько кирпичных зданий ¹¹¹. Потом Чингис-Хан [340] послал осмотреть все оставшиеся домы, а наипаче Султановы палаты, и побить всех военных людей, которые [341] найдены были. Город Бухара был чрез несколько лет в сем состоянии, пока Чингис-Хан не возобновил оной за несколько времени пред своею смертию.

Султан Магомет оставил Гагир-Хана с 50000 человек близ города называемого Отрар, чтоб противиться Чингис-Хану, буде бы он пошел туда; но потом уведомившись, что он отправил двух своих сынов для приведения оного города в подданство, послал еще в прибавок 10000 человек войска, под командою некоторого из придворных своих господ, которой назывался Карача-Гаджип. С сими 60000 человек Гагир-Хан сел в город и учинил все надлежащие приуготовления к сильному сопротивлению. Между тем дети Чингис-Хановы прибывши [342] под город Отрар, осадили оной ни мало немедля, и не оставили ничего, что бы могло им служить к скорому взятью. По пятимесячной осаде Карача-Гаджип предложил Гагир-Хану, что уже время думать о сдаче на договор, потому что не возможно еще противиться чрез долгое время силе осаждающих, и что есть опасность, ежели бы он долее умедлил вдаться, чтоб как неприятелям не рассудилось за благо ни на какой не соглашаться договор. Но Гагир-Хан, которой причину знал, что он было один причиною неблагополучные сей войны, совсем не принял сего предложения имея намерение защищаться до крайние напасти. Карача-Гаджип видя, что он себя учинил подозрительным чрез оной совет, велел отпереть ночью ворота, которые у них назывались Дарва-Сей-Сочи, и к которым он был приставлен и вышел с 10000 человек, которые были под его коммандою, к лагерю детей Чингис-Хановых. Но Принцы рассудивши, что такой человек, которой мог изменить природному своему Государю, может также и им изменить при случае, велели его убить со всеми людьми. Потом вошли [343] в город чрез теж ворота, чрез которые он вышел. Гагир-Хан видя, что город был взят, заперся с 20000 человек в замке, а протчий его гарнизон был весь выгнан за город, и порублен. Гагир-Хан находя себя в тесноте толь со многими людьми в замке, старался избавляться от нее с пользою чрез непрестанные вылазки на неприятелей, что сих весьма обеспокоивало чрез несколькое время. Но Принцы еще с большею храбростию устремлялся на осажденных, сколько раз сопротивление их ни показывалось быть упорнее, наконец взяли город обнаженною саблею, и порубили весь гарнизон. Гагир-Хан видя, что до крайности пришел, засел с двумя человеками в своем покое, и защищался там как отчаянный. Когда оные два человека также были убиты; а Гагир-Хан увидел, что уже не было у него больше стрел для стреляния по тем, которые хотели войти в его покой, защищался еще долго большими каменьями, которые для сего наносила жена его; но напоследок взят в полон, и приведен к Принцам, которые заковав его в железа, отдали под крепкой караул в [344] ожидании повеления Чингис Ханова о нем ¹¹². После сего Принцы уведомившись, что их отец взял город и провинцию Бахару, и, сами пошли тудаже с войском своим; а прибывши на место, которое называется Кук-Сераи, велели умертвить Гагир-Хана по повелению, которое им было дано от Чингис-Хана.

Чучи оставивши армею своего отца, пошел под так называемый город Синняк. Как скоро он прибыл под сей город, то тотчас послал в оной некоторого человека, именем Ассан-Гаджи, чтоб уговорить жителей сдаться с таким обнадеживанием, что им ничего худа не учинится. Но оные, вместо чтоб согласиться на сие предложение, умертвили того посланного. Чучи уведомившись о [345] сем убивстве, в превеликую пришел ярость, и не перестал приступать к городу, пока не взял. Велел он побить при сем случае больше 10000 человек из жителей Синнякских, отмщевая за смерть своего посланника; а поручивши команду над сим городом сыну помянутого Ассан-Гаджи, которого жители Синнякские убили, пошел под город Усган. Жители сего города учинившися разумнее чрез то, что сделалось с городом Синняком, вышли ему на встречу с богатыми подарками, и отдали город. По сей притчине приказал он всем своим под жестоким штрафом, чтоб и самые малые не чинить гражданам обиды, и ничего не брать из их имения, что бы ни было. Оттуда он пошел под город Асташ, которой понеже дерзнул противиться, то Чучи взявши оной, велел побить многое число из градских жителей. Губернатор города Наджана видя, что до него дело приходит, оставил заблаговременно город, и пошел с своим гарнизоном в городы Харассмские земли. Но жители города Наджана для сего не потеряли своей храбрости, и нимало не хотели сдаться [346] Могуллам, еще едва не убили и посланника, которого Чучи к ним послал, чтоб уговорить их к сдаче. Сия их поступка принудила его употребить силу; велел приступать к городу со всяким возможным мужеством, а взяв оной, велел умертвить всех тех, которые имели участие в наглости показанной его посланнику. Оставшихся жителей приказал выгнать за город отобрав у них все, что они ни имели. Потом оставил в нем доброй гарнизон под командою некоторого из своих офицеров, именем Али-Ходжа-Гечдивоны. Я упомянул выше, что Чингис-Хан отправил двух Генералов называемых Алтан-Наян, и Суктубука с 50000 человек под так называемые городы Фарнакант и Ходжан. Первый из сих городов был взят по тридневной осаде; а Чингис-Хановы оные оба Генералы порубивши весь гарнизон, взяли всех жителей в полон, и пошли осаждать город Ходжан. Губернатор сего города, именем Тимур-Малик, имел славу быть храбрым человеком; а чтоб не потерять оные при сем случае, не оставил ничего, что бы могло служить к защищению города. [347] Город Ходжан стоит на берегу некоторые реки, на которой есть остров пред самым городом. И как тогда был один замок очень крепкой на сем острове; то Тимур-Малик сел в оном с 1000 избранных людей, и поставив четыре судна покрытых, у которых были с обеих сторон окна, непрестанно стрелял из оных по Могуллским шанцам, что оных весьма обеспокоивало. Чингис-Хановы оба Генералы осмотрев город и увидев, что оный был в толь добром состоянии к обороне, в великом затруднении находились, не зная что думать, дабы им окончать честно такое предприятие, которое им казалось быть толь трудное. Напоследок учинивши все потребные размышления о положении места, и о состоянии города, восприяли намерение повелеть оному великому числу пленников Фарнакантских бросать каменья в реку, дабы чрез то себе учинить ход для нападения на оную построенную на острове крепость. Губернатор с своей стороны, сопротивлялся сему их предприятию всяким способом, и старался не допустить Могуллов переходить чрез реку толь долго, коль ему было возможно; но [348] видя, что не смотря на все его устремления, плотина к окончанию приходила, бросился со всеми своими людьми в суда, и поплыл в низ по реке. Оба Могуллские Генералы увидевши его бегство, послали за ними великое число своего войска, которое только не опускало его из глаз, смотря на него с берегов, думая, что никак не возможно ему будет уйти, потому что была положена цепь поперег реки под городом Фарнакантом. Но Тимур-Малик приплывши туда, нашел средство, перервать цепь, и проплыл благополучно. Однако наконец приехав в некоторое место, где река была очень узка и мелка, принужден был вытти из судов и отведать, не может ли он спастися землею. Но Могуллы без всякие трудности его нагнавши, потому что они были все на конях, а Тимур-Маликовы люди пешие, побили всех его людей, так что с великою трудностию мог один спастися. Тимур-Малик видя тогда, что жестоко за ним гонятся трое из Могуллов, а не имея при себе больше трех стрел всего на все, из которых две было с железом, а третья без железа, пустил сию последнюю на [349] того Могулла, которой за ним больше всех гнался. Когда он его поранил в глаз; то сие толь устрашило его товарыщев, что они все трое остановились и его опустили, которой в таком состоянии пришел один только в ближний город, в котором был гарнизон войска Султана Магомета. Там собрав в самой скорости не большую армею, пошел немедленно под город Фарнакант, а порубивши Могуллов, из которых состоял гарнизон, возвратился оттуда к своему государю Султану Магомету, которой его верность довольно наградил, и дал ему позволение препровождать свою жизнь до смерти в покое в городе Шаме. Чингис-Хановы оба Генералы окончивши благополучно сие предприятие, пришли также к своему Государю. Между тем Султан Магомет уведомившись, что Чингис-Хан готовится осадить город Самаркант, послал туда армею состоящую в 110000 человек с великим числом слонов, под командою 30 Генералов, не смотря на то, что и прежде того в городе было весьма много людей. По прибытии толь сильные помощи, окружили они весь город широким рвом, [350] которой был копан до самые воды, и поставили войско за сим рвом, которой им служил вместо ретраншемента. Когда к Чингис-Хану, имеющему поход в Бухарии к городу Самарканту, прибыли дети и его Генералы, которые все толь благополучно исправили положенные на них дела; тогда он уведомился на пути, что неприятели весьма великую силу собрали при Самарканде, и что всячески укрепили сей город. Однако сие не воспрепятствовало продолжать ему свой поход. При его к городу приближении, неприятели учинили на него жестокую вылазку; но прогнавши их с великим пролитием крови в город, стал на завтрешний день под городскими стенами, и видя что неприятели не имея больше охоты сражаться с ним за оными, велел учинить генеральной приступ к городу, которой продолжался от утра до самого вечера, так что немог он ничего выиграть у неприятелей. В следующую ночь главной над законом, и городской Кади ¹¹³, поссорившись с [351] командующими войско Султана Магомета, вышли к Чингис-Хану и отдались ему; а будучи приняты от него [352] благосклонно, отперли ему некоторые городские ворота, которые обыкновенно отворялись в великие праздничные дни, и от которых имели они у себя ключи. Могуллы вшедши чрез те ворота в город, захватили тотчас и другие ворота что бы впустить всю свой армею в город. Чингис-Хан взявши таким образом город Самаркант, велел порубить все войско, из которого состоял гарнизон; только что один Алоуб-Хан ¹¹⁴, которой [353] толикое возымел щастие, что спасся с 1000 человек от сего убийства. После щастливого сего случая велел грабить город, и пожаловал своим Генералам 30000 человек граждан с их женами и детьми. Протчих обывателей простил, которым позволил жить в городе по прежнему с платежом дани 300000 золотых динарей ежегодно ¹¹⁵. Все сие случилось в лето 616 (лето благ. 1219). [354]

О походе трех сынов Чингис-Хановых в так называемую землю Харассм, и о приведении сему Принцу многих городов в подданство около границ Индейских.

По завоевании великие Бухарии и взятии города Самарканта, Чингис-Хан послал своих трех сынов Чучи, [355] Угадая и Чагатая с многолюдною армеею под столичный город земли Харассмские, в котором засели четверо из первых господ двора Султана-Магомета, а имянно: Хамар, Могул, Гаджип и Фиридуни-Жери. Но Хамар, как ближний сродник Султанский, взял главную команду, и видя знатное у себя число войска к защищению города, думал дорого оной продать Могуллам, ежели бы они напали на него. [356] Однако как он не имел никаковые вести о их походе, и что он думал их быть еще далеко от сего города; то позволил обывателям пасти свой скот на ближних полях к городу. Сие дало случай передовому войску Могуллские армеи отогнать наибольшую часть того скота по прибытии своем. То видя жители градские, учинили вылазку на Могуллов с 10000 человек как конницы, так и пехоты, и настигши при некотором великом огороде принадлежащем к городу оное передовое войско, которое не скоро отходило, напали на него с великою жестокостию. Но Могуллы, которые засадили знатное число войска по обеим сторонам того огорода, видя неприятелей далеко зашедших, что уже не можно им было назад убежать, толь устремительно напали на них с переднего и заднего конца, что насилу из них сто человек спаслось. Гналися они за ними, при сем случае до городских предместий, где порубили всех, кто им тогда ни попался, а разоривши там все и разграбивши, зажгли. На завтрешний день вся Могуллская армея пришла под город, и осадила формально. Трое сынов [357] Чингис-Хановых уведомившись, что Фири-Дунижери один из помянутых Генералов, стал с 5000 человек при одних городских воротах, дали ему знать, что ежели бы войско, из которого состоял гарнизоне, захотело сдать город, то далось бы им позволение вытти с их женами и детьми, куда им за благо рассудится. Но Фиридуни-Жери объявил сие предложение Хамару, и другим главную имеющим команду над гарнизоном, которые нимало не захотели оного принять. По седьмимесячной осаде, Могуллы отрядили 3000 человек, чтоб отвесть реку Цайгун, которая текла под городом, дабы отнять у него воду. Но градские жители уведомившись о том заблаговременно, послали туда большее число войска, которое порубило все три тысячи Могуллов определенных на сию работу ¹¹⁶. И как [358] несогласие между тремя сынами Чингис-Хановыми было наибольшим препятствием к доброй удаче сей осады, толь наипаче, что один всегда противился намерению другого; то Чингис-Хан уведомившись о сем, приказал, чтоб впредь Угадай главную имел команду над всеми при сей осаде: а он, чтоб большую заслужить у отца своего на себя надежду, велел немедленно учинить генеральной приступ к городу, и взяв оной зажег. Больше ста тысяч человек было порублено в первой ярости победителей. Потом оставшиеся жители выпущены вон из города, и отданы были в вечную неволю с женами своими и с детьми, которых толь великое число было, что при делении, которое чинил [359] Угадаи солдатам своей армеи, каждому досталось по 24 человека. Сказывают, что в то время, как город был в осаде, Угадай послал с объявлением к одному благочестивому человеку в городе, которой назывался Шеих-Гарсети-Кубру, что буде он не выдет и не сдастся ему; то не возможно будет, чтоб не погиб с протчими градскими обывателями. Но Шеих сказал ему в ответ, что он привязан к щастию или нещастию города наикрепчайшим узлом, и для того не можно ему легко от того отрешиться, так что с протчими погиб защищавши себя с возможною храбростию. Между тем Чингис-Хан, которой всю весну жил после взятья города Самарканта в своих квартирах около сего города, пошел в поход к городу Нахшапу в то самое время, в которое отправил трех своих сынов под столичный город земли Харассмские; и взявши оной городе без всякого сопротивления пошел оттуда под город Термис, которой начале сопротивляться. Но когда оной был взят приступом; то всех жителей велел порубить кроме одной старухи, которая обещала дать одну превеликую жемчужину за свой живот, буде бы [360] его у нее не отняли. Как ее спрашивали, где у нее оная жемчужина; то она ответствовала, что оную проглотила: тогда тотчас взрезали у нее чрево, и нашли в нем ту жемчужину подлинно. Сие видя Могуллы стали взрезывать чрева у всех мертвых, думая и у них найти также некоторые дорогие вещи. Оттуда Чингис-Хан повел свою армею под город Балк, которой в то время толь был велик, что щиталося в нем 1200 великих Мечетов, не включая малых, и 200 публичных бань для торговых людей и других приежжих. Когда он близко был города; то оной предлагал ему вдаться на договор: но Чингис-Хан нимало не хотел о том слушать, думая, что сколь долго Султан будет в живых, то никак не можно надеяться на верности градских обывателей, и сего ради понравилося ему лучше силою взять город, чтоб мог расположить по своей воле, что делать с гражданами. И как город не очень был крепок; то он его взял без труда в один генеральной приступ, после чего порубил всех граждан, и [361] разрушил градские стены до основания ¹¹⁷. Потом послал своего сына Таулая, с многими заслужеными офицерами и с [362] многочисленною армеею под город Хорассан; а покоривши все другие городы [363] сих мест, пошел сам для осады так называемого города Таллхан, которой будучи весьма крепок чрез изрядное свое местоположение, оборонялся больше седьми месяцов очень сильно. Между тем Таулай взяв город Хароссан со многими другими городами около тех мест, пошел к своему отцу под Таллхан, что привело оного в состояние, чтоб учинить генеральной приступ. Наконец город был взят, и все в нем порублены. Город Андераб также был взят, не много спустя времени после взятья города Таллхана, с которым так поступлено, как и с первым ¹¹⁸. [364] Оттуда пошел он для осады города Бамиана, которой защищал себя с великим сопротивлением. Между протчими знатными людьми, которые были убиты на сей осаде, убит был и сын Чагатаев, которого Чингис-Хан очень любил. Сие его так оскорбило, что тотчас велел учинить генеральной приступ к городу, а наконец взяв оной, порубил всех без изъятия лиц, и разорил город до основания. Хотел он, чтоб впредь называлося сие место, на котором стоял оной город, May-Балик, что Значит по Могуллски: злой город.

Комментарии

104. Багдатские калифы, как наследники Могомету, долженствовали иметь верьховную власть между Мусулманами как в светских, так и в духовных делах; но мало по малу вознеслись другие фамилии, которые получили себе со временем всю светскую верьховность, а калифам оставили токмо пустую спесь оные. Такая была, между прочими, фамилия Шаха Харассмского, которая толь далеко произвела свои дела, что Магомет, о котором здесь слово, завладевши всею Персиею и другими многими знатными провинциями, дерзнул требовать, чтоб Калиф Назир принял гарнизон из его полков в Богдат, и позволил бы ему самому приежжать там жить, когда он захочет; но как ему в том отказано было, то он не оставил ничего, чем бы ему получить насильно, к чему его не допустили из добрые воли. Сие принудило Калифа, которой не был в состоянии противиться силе Султана Магомета, просить защищения у Чингис-Хана, как у одного токмо тогда во всей Азии Принца, которой не боялся силы Шаха Харассмского.

105. Хотя Татары всегда переежжая с места да место, жизнь свою препровождали, и хотя все то, что мы видим в сей Империи от времен Огус-Хановых до нынешних, соглашается совершенно со нравами, обрядами и обычаями живущих ныне народов в великой Татарии; однако многие историки как прошедших, так и настоящих времен думают, что в сей земле прежде сего жили другие политичнейшие народы. Но кажется что те и другие не весьма знают, что говорят при сем случае ибо и поныне не возможно еще было иметь известий кроме темных и баснословных о сей земле, то как можно быть в состоянии рассудить, что народы, которые живут ныне е великой Татарии, остались от потомства древних жителей сей селили, или какие вновь населилися. И понеже доводы их, которыми они утверждают свое мнение, нечто иное, как токмо вымышленные басни, то не достойны, чтоб на них ответствовать на каждой особливо. Один уже внешний образ всех народов северные Азии, от самые Японские земли до реки Волги, может довольно служить к опровержению ложного мнения оных писателей без всякого изъятия: ибо самое естество потщилось положить столько сходства на внешний вид сих народов, сколько оные друг от друга живут в отдалении, или в соседстве, так что легко можно видеть, что произошли от одной крови. Однако, сколь бы ни вероятно ныне было, что народы, которые теперь пребывают в сей пространной части земли, всегда в ней жили, только есть две вещи, которые в несколькое затруднение приводят любопытных; и о которых ни один из помянутых историков не мог ведать. Первая, что во многих местах великие Татарии около Сибирских, границе видятся не большие холмики, под которыми находятся кости человеческие с конскими, и купно с различными судами и вещами золотыми и серебреными; находятся также и женские кости с золотыми перстнями на руках. Сие все нимало не сходно с обычаями нынешних жителей великие Татарии; но толь есть праведно, что пленники Шведские, которые были в Сибире, ходили великими толпами искать таковых гробов, тож и Россияне с своей стороны чинили. И понеже Калмыки не хотели того позволить, чтоб доходили и до их земель для обдирания сих гробов, то они в разные времена многих побили из оных искателей, так что ныне жестоко запрещено во всей Сибире искание таковых гробов. Вторая, что 1721 года некоторой доктор, посланный от блаженные памяти Российского Императора для исследования разных трав и коренья, которые в Сибире родятся, приехавши с несколькими Офицерами пленниками Шведскими близ реки называемые Джулим на западе от Красного Яра, нашел там поставленный по средине великие степи, которая распространяется с той стороны, некоторой род пирамиды высеченные из белого камня в 16 футов вышиною, и несколько сот других небольших пирамидок около оные по 4 и по 5 футов в вышину, была и надпись на одной стороне у большой пирамиды, и многие характеры на маленьких, которые уже время стерло на многих местах. Но буде рассуждать по оставшейся надписи, которая найдена на большой пирамиде, и которые мне потом рисунок сообщен; то надобно прямо сказать, что Характеры не имеют никакова сходства с писменами языков, которые ныне в употреблении в северной Азии; а с другой стороны таковые дела толь мало согласны с нравом Татарским, что почти не вероятно, чтоб они, или их предки могли вымыслить и делом исполнить подобную вещь, толь наипаче, буде кто подумает, что ни в близости от того места, где оные пирамиды находятся ни на сто миль кругом, нет ни малого знака гряды, из которые бы можно было взять оные белые каменья. И так не можно было их инако туда привести, как токмо рекою Енисеею. Однако все то правда; но что о том рассуждать, я ничего подлинного не знаю: может быть, что время, и новые изобретения, которые от времени до времени будут чиниться, и когда исправнее познается пространная сия земля, уведомят о том, о чем теперь не возможно и думать. Чтож касается до первые трудности в рассуждении золотых вещей, которые находятся в гробах; то кажется быть правде согласно, что то гробы тех Могуллов, которые ходили с Чингис-Ханом во время великого нападения на полуденную Азию, также и их первых потомков: ибо как сии люди взяли почти все богатство из всея Персии, земли Харассмские, великие Бухарии из государства Кашгарского, из всего Тангута, некоторые части Индии, и из всего Хинского севера, то легко можно подумать, что они могли иметь много золота и серебра. И понеже многие из Татар идолопоклонников имеют обычай еще и поныне, когда кто из них умрет, погребать с ним лучшего его коня, и наидражайшие вещи из его движимого имения, дабы ему могло сие служить на том свете; того ради и тогда не можно им было не погребать золотых и серебреных сосудов с своими мертвыми, толь долго, пока у них оные были, так что вся разность между вышеупомянутыми гробами, и гробами нынешних Татар идолопоклонников, состоит токмо в сем, что ныне, понеже у них нет уже больше богатства, погребают обыкновенно некоторые деревянные чаши, и другие подобные не дорогие вещи, которые им за велико кажутся тем, что служили долго в малой домовой их потребе. Надлежит присовокупить к сему, в рассуждении чрезвычайного почтения, которое обще все Татары идолопоклонники имеют к гробам своих предков, и сопротивление Калмыцкое тем, которые ходили искать помянутых гробов, как неложный знак, что сии гробы их предков, потому что сие токмо одно, которое могло возбудить толь любящих тишину людей, каковы с природы Калмыки, к действительному убивству в таковом случае.

106. Ежели вся великая Татария не будет во владении у одного токмо Принца, как она была во время Чингис-Ханово; то не возможно, чтоб купечество могло там когда быть в цветущем состоянии: ибо ныне, когда ею многие владеют Принцы, хотяб кто один, или другой из них и хотел постараться о распространении купечества; однако всеконечно ничего не может он учинить, ежели его соседы противное иметь будут мнение. Татары Магометанцы наипаче к тому не способны; понеже величаяся своим благородством, принимают купечество за упражнение весьма их недостойное. Ставят они себе в великую славу грабить всех купцов, которые им попадаются в руки, или отдавать их из полону на выкуп толь высокою ценою, что они никогда не будут иметь охоты туда возвращаться; чрез сие великая Татария почти всем купцам непроходна западных народов, которые конечно долженствуют проходить в оную чрез земли Татар Магометанцов, или чрез их границы. Но в Сибирь, в Хину, и в Индию купцы могут приежжать весьма свободно потому что Калмыки и Мунгаллы очень спокойное отправляют купечество с соседними жителями, которые не имеют войны с ними.

107. Сии обе небольшие речки имея свое течение с Норд-Норд-Оста впали в реку Сирр, или Сирт около 45 градуса широты при горах, которые разделяют ныне Туркестан от земель Контаиша великого Хана Калмыцкого.

108. Это тот же Калиф, о котором наш Автор упомянул на странице 310, и которой старался привести к тому Чингис-Хана, чтоб ему войну начать против Султана Магомета Шаха Харассмского. Но понеже сие намерение в дело не произвелось; а Султан Магомет о том уведомился, того ради собрал все Персидское духовенство, также и соседних областей духовных людей пребывающих в Магометовом законе. Чрез сие собрание [по жалобам сего Принца, что Калиф, вместо чтоб собрание иметь о размножении истинные веры, имел напротив того тайное согласие с неверными противу Мусулманские пользы], Калиф низвержен был; а другой, которого наш Автор называет Атимулком, посажен его место по выхвалению Султана Магомета. Потом сей Принц ни мало не медля начал исполнять определение того собрания, и пошел с сильною армеею к городу Багдату, в котором обыкновенно жили Калифы; но как время уже было очень поздое, то он всю свою растерял армею. Война, которая вскоре потом случилась у него с Чингис-Ханом, совершенно укрыла Калифа от злого на него намерения, предприятого от Султана Магомета.

109. Великая Бухария в нынешнем состоянии содержит точно Согдианскую и Бактрианскую древних землю, с их принадлежностями. Лежит она между 34 и 44 градусом широты; а 92 и 107 градусом долготы. Калмыцкая земля граничит с нею с севера; малая Бухария, или государство Кашгарское с востока; области великого Могола и Персия с юга; а Харассмская земля с запада, так что она со 150 миль Немецких имеет в наибольшей своей долготе, и почти столькож в наибольшей своей широте. В сей провинции находится ныне наилучшее земледельство, и многонароднейшая она из всея великие Татарии; а Татары Магометанцы, которые в ней пребывают, приемлются за политичнейших из всех сих народов; хотя они между тем и превеликие воры так, как и протчие Татары Магометанцы. Выключая сапоги, которые у них весьма тяжелые, платье они носят как мужеской, так и женской пол по Персидски; однако не совсем толь уборно. Главнейшие из них имеют кисти на своих чалмах. Оружие у них почти такоеж, какое и у всех протчих Татар: то есть сабли, стрелы, копья; а луки толще обыкновенных, из которых они мечут весьма сильно и метко. Начали они употреблять, уже тому несколько прошло времени, и мушкетоны таким образом, как Персиане. Когда они ходят на войну, то некоторая часть из их кавалерии носит латы, и небольшой щит для защищения от сабли. Татары великие Бухарии славятся быть наисильнейшими и наихрабрейшими из всех Татар: и подлинно надобно, чтоб они имели много храбрости; потому что и Персиане, которые с природы весьма храбрые люди несколько их боятся. Женской пол сей земли также величается, что имеет превеликую храбрость, а господин Бирниер объявляет о том баснь очень удивительную, которую ему сказал некоторой посол от Самарканского Хана прибывший с поздравлением к Ауренг-Чеб, по случаю восшествия его на престол великих Могуллов. Однако сие есть правда, что женщины Татар великие Бухарии ходят очень часто на войну с своими мужьями; а в случае и поражений не боятся. Они от большой части весьма стройны и по среднему хороши; однакож находятся некоторые, кои могут назваться совершенно красными во всей той земле. Кони у сих Татар весьма не казисты, потому что у них нет ни груди, ни окароков; шею имеют они долгую и прямую как шест, ноги высокие, а черева ничего; к томуж так тощи, что можно их пужаться: однакож сие не мешает, чтоб они не были безмерно быстры и почти не утруждаемые. И как не очень много надобно на их содержание, то есть, несколько травы, как бы она ни худа была, а когда травы нет, то несколько моху при нуждном случае им бывает довольно; того ради можно сказать, что то наилучшие в свете кони для Татарского употребления. Надобно признаться, что естество ничего не лишило изрядную сию землю, дабы учинить в ней приятное пребывание. Находится там в горах много наидрагоценнейших руд; долины удивительного плодоносия во всяких плодах и травах; на полях ростет трава в человека вышиною; в реках великое множество преизрядных рыб; а лесу, которого везде инде в великой Татарии очень мало, там есть изобильно во многих местах. Однако все сие весьма к малому употреблению служит Татарам, жителям тоя земли, которые с природы так ленивы, что лучше им нравится воровать, разбивать и грабить все что им ни попадется у соседних жителей, нежели прилежать к земледельству, к которому их природа земли призывает толь щедро. Пилав, то есть сарачинское вареное пшено так, как водится у восточных, и лошадиное мясо наисладчайшее их кушанье; а Кумис и Арак, обе вещи сделаные из кобылья молока обыкновенное их питье. Язык их смешен с Турецким, Персидским и Могуллским; однако могут они разговаривать с Персианами. Подданные великого Могола, и Персиане называют обще Татар великие Бухарии Усбеками: сим именем называют обыкновенно и Хивинских Татар, которые живут в земле Харассмской. Великая Бухария разделяется на три особливые провинции, из которых так называемая провинция Ма-Уреннер, в которой город Самаркант есть столичной; лежит к северу провинция, собственно называемая великая Бухария, имеющая столичный город именем Бухора, в средине; а провинция Балк к югу, в которой столичный город называется Балк. Каждая из сих трех провинций имеет обыкновенно особливого в себе Хана; но ныне Бухарской Хан владеет и Ма-Уреннерскою провинциею так, что все лежащее к северу от реки Аму, также и восточная часть из лежащих земель к Югу от сей реки есть под его державою: чрез что он весьма сильным есть Принцом. Усбеки непрестанную войну имеют с Персианами, а к сему изрядные поля провинции Хоразана делают им великую выгоду; однако им не возможно пройти в область великого Могола, ради высоких гор, которые их разделяют, и которые их коннице не приступны. Татары из жителей великие Бухарии, которые пропитание свое имеют от скота, живут в кибитках так, как и Калмыки их соседы, и переежжают с места на место, смотря на способность времени, и на нужду своего скота; но те, которые землю пашут живут по деревням в деревенских избах: ибо очень таковых мало, кои живут в городах и пригородках, которые все населены старинными жителями сих провинций, которые никакова не имеют сходства с владеющими ныне Татарами великою Бухариею. Мы будем говорить об оных на другом месте.

110. Магометанские мечети обыкновенно строятся четвероугольными, с небольшими башенками по четырем углам, с верьху которых Муэчины, которые не что иное как наши церковные старосты, созывают народ к службе божией во времена определенные законом. Сии мечети обыкновенно бывают внутри с сводом, в которые свет приходит чрез многие окна. Ничего в них больше не находится кроме ковров и соломенных рогож посланных на земле вместо скамей, каковы бывают в наших церквах, на которые пришедши к службе божией садятся поджав ноги по восточному обыкновению. Сверьх сего, есть еще одно возвышенное место, на котором Имам или поп, которой отправляет службу, садится. Сие примечено, что оное место делается всегда к той стороне, которая к Мекке. Мечети освещаются в нощное время чрез многое число паникадил прицепленых к своду на копейное древко вышиною. Впротчем в Магометанских мечетах все весьма чисто; а люди, которые в них входят, наблюдают прилежно, чтоб башмаки свои оставлять при дверях, чтоб не замарать пола. Когда нет золота и протчих украшений, которые в богатых видятся мечетах, в убогих, по крайней мере выбелены преизрядно бывают стены, на которых многие места из алкорана расписаны. Пред мечетом обыкновенно делается небольшое четвероугольное место окруженное преизрядно выбелеными галериями, где также видится написано имя божие с главными его свойствами на многих местах; а по средине сего места сделан фонтан, чтоб те, которые входят в мечеть, всегда могли чинить свои омовения определенные законом. Которые хотят быть Имамами и Муллами, те всеконечно должны знать Арапской язык, потому что весь Алкоран написан сим языком; а сверьх сего, надлежит им читать хотя некоторую часть наилучших толкований на сию книгу. В мечетах читается Алкоран всегда по Арапски, хотя подлой народ Турецкой, Персицкой, и Татарской не разумеет ни слова на сем языке; кажется, что духовные Магометанцы возлюбили такимже способом Арапский язык, как и наши римляне Латинской. Однако у Магометанцов хотя уже сие чинится для неразумия простого народа, что Мулла, прочитавши некоторое из Алкорана место определенное тому дню, обыкновенно прибавляет небольшое толкование на простом языке, для тех, которые не разумеют Арапского языка. Имам у Магометанцов не что иное, как у Римлян первой приходской поп, а Мулла, как Доктор богословии.

111. В городе Бухара, стоящем под 30 градусом 30 минутами широты ныне живут Ханы великие Бухарии. Сей город весьма велик, и укреплен добрым валом покрытым дерном. Разделен он на три части, из которых замок Ханской с своими принадлежностями занимает первую; Мурзы, придворные Офицеры, и другие Ханские люди пребывают во второй; а мещане, купцы, и прочие обыватели живут в третьей части, которая есть всех больше. В сей, каждой цех имеет собственное определенное себе место. Мечеты, бани, и другие подобные строения сделаны там из кирпича, и весьма преизрядно; но другие домы все построены из земли. Вода в реке, которая течет чрез город, очень не здорова, и сказывают, что от нее черви в ногах родятся у тех, которые ее пьют. Положение места в сем городе очень преизрядное для купечества с великою Татариею, Персиею, и Индиею. Пошлина, которая там обыкновенно платится, очень посредственна, потому что нет сполна трех процентов; но ради чрезвычайных обид, которые там иностранным купцам почти всегда делаются, ныне мало есть купечества. Сверьх Персицких и Индийских денег, которые ходят в Бухарах, находится серебреная и медная монета, которую Бухарской Хан делает. Главной над духовным законом, великую в сем городе имеет власть; а в междуусобных войнах, которые случаются часто между разными Принцами Ханского двора, склоняет он обыкновенно весы на ту сторону, за которую он явно стоит. Город Бухара посылает много в область великого Могола и в часть Персии всяких сушеных плодов преизряднейшего вкуса.

112. Сей город стоит под 41 градусом 50 минутами широты близко Калмыцких границ на берегу некоторые небольшие реки, которая впала в реку Аму около 99 градуса долготы. Город Отрар не очень знатен ныне однако надлежит примечать, что славный Тамерлан умер в сем городе 1404 года эры христианские.

113. У Магометанцов каждая губерния имеет особливого главного человека над законом, которой верьховною определяет властию все, что ни касается до закона и совести, все жители того закона зависят от его повелений; также и самые Кади, или судьи, должны указов его слушать во всякой гражданской расправе. Сверьх сего имеет он крайнюю власть над всеми имениями и землями данными в мечеты, в госпитали, и в другие таковые места. И как сии имения очень велики у всех Магометанцов, потому что богатые ставят себе в законную должность, чтоб при смерти отдавать часть из своих имений в такое богоприятное употребление, так что мало находится мечетов, при которых бы не раздавалось милостыни убогим ежедневно; то не трудно понять, что при толь великой выгоде, не опускает он того, чтоб прежде всех самого себя изобильно не удовольствовать. Толь великая власть приводит сей чин в великое почтение во всей губернии; и очень часто случается, что когда главной над законом захочет какие нибудь начать смятения, то все предосторожности владеющего государя не могут удержать, чтоб там не произошли великие непорядки. Имя Муфтий дается особливо главному над законом с Отоманской Империи; а имя Седра в Персидской; Кади обыкновенной судья в городе, в котором живут Магометанцы. Он чинит скорую расправу по объявлению свидетелей, и по другим достоверным письмам, которые от имеющих между собою ссору предлагаются, и все то без всякие формы и волокит, не выключая из того и битье палкою на ногам. Однако в сомнительных и важных делах, советуется он с Муллами, или учителями закона. Ежели будет какое смерти достойное дело; то не может он осудить на смерть виноватого, прежде нежели учинит о том известие губернии. Кади необходимо должен быть учен Алкорану, которой ему долженствует быть вместо правила и основания во всех делах его чина.

114. Понеже наш Автор дает титул Хана многим из Генералов и Губернаторов, которые служили Султану Магомету в великой Бухарии; то надобно знать, что многие из них были подлинно главными над некоторыми небольшими поколениями Турецкими, поселившимися в Туркестане, и в великой Бухарии, которым Султан Магомет оставил только тщетной титул Хана, которой они прежде имели, а сам владел всеми оных небольшими областями.

115. Город Самаркант стоит в Ма-Уреннерской провинции поде 41 градусом 20 минутами широты, и поде 95 градусом долготы, за 7 дней езды в Норд от города Бухары. Много надобно, чтоб сему городу быть ныне в таком же цветущем состоянии, в каком оной был в прошедшие веки. Однако он еще и поныне очень велик и многолюден, и укреплен хорошим дерновым валом. Строение в нем почти таковаж состояния, как и в городе Бухаре, кроме того, что многие тут находятся простых людей домы построенные из камня, потому что близко сего города находится несколько гряд каменных. Сказывают, что наилучшая шелковая бумага, из Самарканта выходит, которая делается в Азии, и что то для ее доброты, что бумаге сего города толь великой росход чинится на всем Востоке. Академия Наук, которая в сем городе, ныне наиславнейшая из Магометанских, и все, которые желают научиться наукам украшающим разум, приежжают из всех соседних земель туда. Замок определенный к пребыванию Ханскому, которой видится в сем городе есть наипространнейший; но понеже ныне в Ма-Уреннерской провинции нет особливого Хана, то оной нечувствительно разваливается: ибо когда Хан великие Бухарии приежжает летом на несколько месяцов в Самаркант, то живет он обыкновенно в палатках на ближних полях от города. Лежащие места около сего города произносят груши, яблоки, виноград и дыни наисладчайшего вкуса, и толь в великом множестве, что отвозят их во всю Империю великого Могола, и в некоторую часть Персии. Небольшая река, которая течет чрез сей город, и которая впала в реку Аму около 92 градуса долготы, очень бы могла быть полезна городу для сообщения с соседними областями, ежели бы обыватели учинили ее такову, чтоб по ней судами ездить было можно. Наконец нет ничего, в чем бы нужда была городу Самарканту для заведения знатного купечества кроме того, что надобно ему иметь других владельцов и других соседов, а не Магометанских Татар.

116. Сия река, есть оная славная у древних Оксус, и таж самая, которую Усбекцы и Персияне называют ныне Аму: ибо сие последнее имя есть весьма неведомо восточным историкам, которые писали о делах сей провинции. Понеже наш Автор не объявляет имени столичному городу земли Харассмские, о котором есть слово на сем месте; того ради надобно примечать, что объявление при сем случае о реке Джайгун, или Аму, которая текла под городом, довольно дает знать, что то слово есть о городе Ургенсе, потому что сия река текла тогда под самыми стенами сего города, и что только тому 80 лет, как она чрез другое потекла место, о чем мы объявили на странице 85.

117. Город Балк стоит при конце великие Бухарии около Персидских границ под 37 градусом, 20 минутами широты, а под 92 градусом, 20 минутами долготы. В нем живет Хан Усбекских Татар, которой владеет ныне полуденною частию великие Бухарии. Правда, что сия часть очень мала В рассуждении всего того, чем владеет Бухарский Хан; но как она весьма плодоносна, и земледельство в ней в великом совершенстве; то Хан получает с нее изрядной прибыток ежегодно. Збирается там много шелку; а жители тоя земли умеют из него делать гораздо хорошие парчи. Узбекские Татары подданные Балискому Хану наиполитичнейшие из Татар Магометанских великие Бухарии, чему великое купечество, которое они имеют с Персианами и с подданными великому Моголлу много помогает. Впротчем не разнятся они ни чем от других Татар великие Бухарии, только разве сим, что они не столь великие воры, во всем искуснейшие. Город Балк наизнатнейший есть ныне из всех городов, которыми Магометанские Татары владеют. Оной есть велик, хорош и многолюден; а большая часть в нем из строения либо каменное, либо кирпишное. Крепость его состоит в земляном вале закрытом снаружи доброю стеною, которая так высока, что может закрыть всех тех, которые защищать будут вал. Понеже в мирное время позволено всем иностранным купцам, и другим приежжим свободно въежжать в сей город, то отправляется в нем великое купечество. Город Балк ныне есть обыкновенное место всего купечества, которое чинится между великою Бухариею и Индиею, в чем преизрядная река, которая идучи с Зюйд-Зюйд-Оста, течет чрез предместие сего города, превеликою есть помощию. Сия река впала в реку Аму около 38 градуса 30 минут широты на границах земли Харассмские и великие Бухарии. Ханской замок есть великое здание по восточному обыкновению; оной почти весь состроен из мармора, которого очень преизрядные гряды находятся в ближних горах. За товары платится в сем городе два процента с привозу, и столькож с вывозу. Но с провозных чрез сие место товаров ничего там не платится. Одна только зависть, которая содержит поныне Балкского Хана при своем владении, и которая всегда ему находит помощь у ближних держав, буде бы явно стало быть, что некоторая другая хочет им завладеть.

118. Андераб, есть наиближайший к полудню город, которым Усбекские владеют ныне Татары. Стоит он под 38 градусом широты, и под 95 долготы при горах, которые разделяют область великого Могола, и Персию, с великою Бухариею. Все что ни входит, и ни выходит из великие Бухарии в область великого Могола, долженствует необходимо переходить чрез сей город, потому что нельзя инде перейти чрез высокие горы, которые разделяют две сии области, с навьюченою скотиною. Сего ради балиской Хан всегда содержит знатное число военных людей в сем городе, хотя оной с другой стороны, и не очень крепок. Есть несколько и гряд так называемого камня Лапис-Лачули в близости от города Андераба, которым Бухарцы градские жители великой торг имеют с Индийскими и Перситскими купцами. Впротчем, сей город очень богат и многолюден по мере его величины, которая гораздо средняя. Купцы платят там; за провозные товары по четыре процента.

Текст воспроизведен по изданию: Родословная история о татарах, переведенная на францусской язык с рукописныя татарския книги, сочинения Абулгачи-Баядур-хана, и дополненная великим числом примечаний достоверных и любопытственных о прямом нынешнем состоянии Северныя Азии с потребными географическими ландкартами. Том I. СПб. 1768