АЙМОИН (ЭМУАН) ИЗ ФЛЕРИ

ЧЕТЫРЕ КНИГИ О ДЕЯНИЯХ КОРОЛЕЙ ФРАНКОВ

AIMOINI MONACHI FLORIACHENSIS DE GESTIS REGUM FRANCORUM LIBRI IV

Глава L.

О народном возмущении против епископа Эгидия.

*В то время как Хильдеберт все отряды своего войска, которые собрал, держал в одном месте, ближайшей ночью среди меньшого народа внезапно поднялся ропот против герцогов и епископа Эгидия ²⁰⁹. Люди говорили: «Пусть убираются от лица короля те, которые торгуют между собой его королевством и которые подчиняют его города чужой власти». Говоря это, они с наступлением утра поспешили с оружием в руках к шатру короля, чтобы убить епископа Эгидия. Узнав об этом, священник, вскочив на коня, вместе с немногими обратился в поспешное бегство. Страх придал этому беглецу столь быстрые крылья, что он не позаботился подобрать соскочившую с голени повязку ²¹⁰. Подмогой ему было то обстоятельство, что противники не имели готовых для погони лошадей. И, пока те медлили с преследованием, он укрылся в городе Реймсе* ²¹¹.

*После этого Гунтрам возвратил своему племяннику Хильдеберту часть Марселя, которую удерживал вопреки его воле* ²¹². *Хильперик же, подавленный тяжким горем из-за смерти сына ²¹³, который, как мы говорили выше, у него родился, отложил на потом свадьбу своей дочери, которую он тогда через послов сосватал за короля Испании. По этой причине он, послав гонцов, вызвал обратно посла, который возвращался в Испанию, сказав ему: «Охваченный скорбью из-за смерти сына, я не могу праздновать свадьбу в то время, которое назначил». Однако, поскольку посол настаивал, он решил отправить туда дочь, которую родил от Аудоверы и которую посвятил Богу в Пуатевенском монастыре. Но ему в этом помешала блаженная Радегунда* ²¹⁴.

Глава LI.

О Муммоле, обвинённом в магии и колдовстве.

Пока всё это происходило, королеве Фредегонде поступил донос от некоторых людей, говоривших, что мальчик, который тогда умер, ушёл из жизни из-за злых чар и заклинаний неких ничтожных женщин, подговорённых её префектом Муммолом, который уже давно был ненавистен королеве. Услышав о нём такое, она приказала схватить блудниц для пыток, и те признались, что погубили заклинаниями многих невинных и что её сына предали [смерти] ради здравия Муммола. Тогда королева одних из них предала огню, других – колесовала. На Муммола же она пожаловалась королю. Король, велев привести его, закованного в цепи, и подвесить на дыбе со связанными за спиной руками, стал спрашивать, что он знает по поводу колдовства. Но тот, говоря, что ему ничего не известно о смерти сына короля, признался лишь в том, что получил от упомянутых женщин разные зелья и заговоры для снискания милости короля и королевы. Наконец, когда его спустили, он передал королю, что совсем не чувствовал боли. Король, заявив, что Муммол – колдун, велел бить его самыми тугими кнутами и поразить мечом. Сохранения ему жизни, хоть и с трудом, добилась королева. Но тот спустя малое время умер из-за боли от этих пыток. Королева же, взяв богатства мальчика, всю одежду сожгла в огне, а золото, переплавив в печи, зарыла в землю, чтобы не осталось ничего, что напоминало бы ей о сыне ²¹⁵.

Глава LII.

О похоти одного клирика и его ужасной неблагодарности.

Между тем Этерий, епископ Лизьё (Lexoviae), выкупил за двадцать золотых некоего клирика, приговорённого к смерти из-за одной девицы, которую он совратил, и доверил ему школу, так как тот заявил, что является знатоком грамоты. Но, поскольку родители детей, которых он учил, часто приглашали его на застолье, он воспылал страстью к матери одного из них. Когда она, будучи нравственно чиста, поведала о том своему мужу, и он потребовал наказать клирика, тот вновь был освобождён епископом и восстановлен в прежнем звании. И вот, когда в один из дней епископ вышел к земледельцам ради наставления, этот несчастный, забыв о таких благодеяниях, пошёл сзади, следом за ним, с топором. Священник, обернувшись и увидев его, сказал: «Зачем ты следуешь за мной с такой секирой?». Тогда тот, пав ему в ноги, просил прощения, говоря: «Помилуй, о святой отец, виновного, сознающегося в злодеянии. Ибо осмелиться на подобное меня вынудил архидьякон, и я уже трижды поднимал руки, чтобы поразить тебя, но на меня внезапно находила слепота и меня охватывала сильная дрожь. А когда я опускал руки, тут же возвращались и зрение, и прежняя бодрость». Когда епископ услышал это, то, воздав благодарность Богу, велел клирику молчать о том, а сам отправился домой. Однако, архидьякон, поняв, что не может повредить епископу через другого, лично измыслил клевету, заявив, будто видел, как из покоев епископа выходила женщина. Тут же ворвавшись вместе с уже названным клириком, он повелел связать епископа. Епископ был схвачен руками того, с чьих запястий он сам не раз сбрасывал кандалы, и заключён под стражу тем, кого не раз выводил из грязной темницы. Между тем, епископ, видя, что людской помощи ему не достаёт, молитвами вымолил Божье содействие. И вот, когда оковы спали по Божьей воле, а стражники погрузились в сон, он, бежав из-под стражи, перешёл к королю Гунтраму. Наконец, противники, улучив удобный момент, внушили королю Хильперику, что епископ – изменник государства. Однако, народ, печалясь из-за пастыря, направил к королю людей, чтобы те молили короля о его возвращении. Итак, Хильперик послал к брату, чтобы тот отпустил епископа в его город, говоря, что он не нашёл за ним никакой вины. Гунтрам же, дав епископу много денег, отпустил его домой, дав епископам своего королевства письма, чтобы те почтили его дарами. Совершая путь, он получил от верных такие дары, что едва смог привезти их в свой город ²¹⁶.

Глава LIII.

О рождении Хлотаря, сына Хильперика; о возвращении Муммолом части Марселя и о страхе Хильперика.

*В те дни у Хильперика вновь родился сын, по имени Хлотарь ²¹⁷* ²¹⁸. *По этой причине Хильперик приказал открыть все тюрьмы в своём королевстве и освободить виновных в разных преступлениях* ²¹⁹. *Однако, этот же король силой вступил в город Париж вопреки договору, который он заключил с франками, а именно, о том, что он никогда не войдёт туда по праву государя. По этой причине он справедливо лишился той части этого города, которая, по-видимому, ему полагалась* ²²⁰. Муммол вернул захваченную им часть Марселя, которая причиталась Гунтраму и Хильдеберту. *Хильперик, опасаясь, как бы Гунтрам и Хильдеберт не сговорились против него, разместил сокровища и все силы своей обороны в Камбре и, часто приводя в движение войско, как если бы собираясь идти на битву, велел располагаться в шатрах* ²²¹.

Глава LIV.

Об Иннокентии, епископе Родеза, и Сульпиции, епископе Буржа, а также о преждевременном цветении роз и деревьях, которые дважды приносили плоды.

*Когда умер Феодосий, епископ Родеза, ему по решению королевы Брунгильды наследовал Иннокентий, граф Жаволя (Gavalitanorum). А когда скончался Ремигий, епископ Буржа, король Гунтрам поставил вместо него Сульпиция; при этом названный государь сказал многим, домогавшимся епископства: «Не в обычае нашей кротости продавать церкви Христовы за деньги, дабы мы не казались достойными осуждения, а вы – подобными Симону Волхву». Такие вот достойные памяти слова произнёс король* ²²². *В этом году, в январе месяце, видели розы; и деревья, которые плодоносили в июле, вновь принесли плоды в сентябре* ²²³.

Глава LV.

О сватовстве через послов дочери короля Хильперика.

В начале этого месяца ²²⁴ король Хильперик через послов сосватал свою дочь за короля Испании следующим образом. Придя в Париж, он, разлучив с родными многих из казённых людей, силой вынудил их отправиться вместе с дочерью в Испанию. Некоторые из них покончили с собой при помощи петли, лишь бы не расставаться с роднёй. Многие же, силой вынужденные туда идти, составили завещания, словно собираясь в скором времени расстаться с жизнью. И такое тогда было рыдание среди жителей Парижа, какое некогда было у египтян, когда были умерщвлены их первенцы. Из послов же Хильдеберта, которых тот направил к Хильперику, умоляя ничего не давать дочери ни из сокровищ городов, которые он присвоил себе, ни из челяди, один, как говорят, был тайно убит. Подозревали, что виновником его убийства был сам Хильперик. Но через остальных [послов] он передал племяннику, что не покусится ни на что из запретного, и щедро пожаловал дочери многое из своих средств. Королева также преподнесла столько даров в золоте, серебре и разных одеждах, что король решил, что его самого оставили нищим. Та, видя, что король возмущён из-за этого, обратилась к стоявшим вокруг франкам, так чтобы слышал Хильперик, с такими словами: «Пусть никто из нас не думает, что эти украшения – из королевских сокровищ. Ибо одни сам государь пожаловал мне в качестве приданого, другие я приобрела собственным трудом, третьи мне предоставила ваша щедрость». По получении этого оправдания негодование короля улеглось. Франкские вельможи также одарили дочь короля славнейшими подарками. Наконец, набралось такое множество сокровищ, что впереди неё ехали шесть нагруженных ими повозок. Когда она уезжала из города Парижа и её после поцелуев и слёз родителей везла повозка, то при самом въезде в городские ворота сломалась ось колеса, и она упала на землю. Поскольку многие желали ей зла, народ воспринял это в качестве знамения. Затем, когда разбили палатки в восьми милях от города, пятьдесят мужчин, схватив сто лошадей с их золотыми фалерами, отправились к королю Хильдеберту. Из-за этого Хильперик, боясь, как бы его племянник или брат не устроили дочери какой-либо западни, отрядил для её охраны 4000 вооружённых воинов, которыми командовали герцоги Бобо и Вадо. Он также распорядился, чтобы всё необходимое в пути им предоставлялось из имущества бедняков, дабы доходы казны никоим образом не уменьшились. Итак, с этой свитой и разнообразной челядью обоего пола дочь короля Хильперика отправилась в Испанию. Те же, кто её провожали, все места, через которые проходили, оставили разорёнными ²²⁵.

Глава LVI.

О хитрости и обольщениях Фредегонды и о смерти Хильперика и его нравах. Также о походе орлеанцев и блуасцев против шатодёнцев.

*Была же названная Фредегонда красива наружностью, хитроумна и, за исключением Брунгильды, не знала себе равных в коварстве* ²²⁶. Она привлекла к своим прихотям Хильперика и так вскружила ему голову страстным влечением к ней, что тот, не в силах победить женские капризы, словно жалкий раб угождал женской надменности. *Итак, любя её горячей любовью, он, однажды, собираясь отправиться на охоту, спустился из дворца в конюшню. Королева, полагая, что король уже отбыл, приготовилась помыть водой свою голову во внутреннем покое. И вот, король, вновь вернувшись во дворец, вошёл в спальню следом за ней и, так как она лежала, склонившись над скамьёй, шутя ударил её тростью по заду. Та, думая, что это сделал Ландерих, который был тогда графом и майордомом дворца и привык заниматься с королевой развратом, сказала: «Почто, Ландерих, ты посмел сделать подобное?». Король, как только это услышал, сделался словно безумный и, терзаясь подозрениями, пылая страшным гневом, выскочил, не владея собой и избегая общения с постыдным развратом. И дворец не привлекал его, пришедшего в ярость. Итак, он отправился в лесные дебри, чтобы, предавшись охоте, укротить такой гнев, поднявшийся в его душе. Королева же, поняв, что король воспринял её слова не без досады и что её благополучию угрожает опасность, если она будет ждать его возвращения, отринула страх и обрела женскую решимость. Послав людей, она приказала позвать Ландериха и сказала ему: «Речь ныне идёт о твоей жизни, Ландерих. И если ты не примешь мер, то в скором времени тебе надо будет думать скорее о погребении, чем о постели». Она рассказала ему всё, что было сказано и сделано. Узнав об этом, Ландерих стал оценивать про себя свои преступления и терзаться угрызениями совести, что у него не осталось ни места, куда бежать, ни средств спасения, и что его как бы опутали сетями и держат в плену. Наконец, глубоко вздохнув, он сказал: «Горе тому дню, когда я попал в такую горечь души! Я, несчастный, страдаю душой и не знаю, что мне делать и куда обратиться». Фредегонда и говорит ему: «Послушай, что я вкратце [скажу], и знай, что я хотела бы, чтобы ты сделал, и что нам будет полезно. Когда король вернётся с охоты тёмной ночью, как у него в обычае, надо подослать убийц, которые, питая презрение к жизни ввиду обещанных наград, нанесут ему смертельную рану. По свершении этого мы, избавившись от смертельной опасности, будем царствовать вместе с сыном Хлотарем». Ландерих одобрил совет и, когда Хильперик вернулся из леса, а те, которые пришли вместе с ним, направились кто куда, те, которые были посланы, исполняли повеление: они, окружив, убили его ²²⁷, когда тот слазил с коня, и, крича, что злоумышленники, направленные Хильдебертом, королём Австразии, убили их господина, бросились как можно быстрее бежать по направлению к лесу. Услышав это, те, кто там был, вскочив на коней, попытались преследовать тех, кого не видели. Когда они никого не обнаружили, то вернулись обратно* ²²⁸. *Мадалульф, епископ Санлиса (Silvanectensis), который уже третий день находился в шатре и не мог поговорить с королём из-за того спесивого высокомерия, которым надулся король, пришёл, как только узнал, что тот убит. Унеся и облачив в лучшие одежды его тело, он положил его в лодку и, доставив из селения Шель (Calensi), где всё это произошло, в Париж, похоронил в базилике святого Винцентия* ²²⁹. [Во время аббата Скубилиона он по королевскому повелению сделал её свободной от всех гражданских мероприятий, в хождении туда и обратно и в совершении дел по всем провинциям его королевства; а во времена аббата Дроктовея он же пожаловал ей, согласно грамоте, два владения, расположенные в Кагорском округе, из которых одно называлось Ипиак (Ipiacus), а другое – Адиак (Adiacus)].

*Хильперик же был предан обжорству, и Богом его было чрево. В его времена немногие клирики были возведены в сан епископа, так как он отдавал церкви неофитам. Ибо он, думая, что превосходит мудростью всех мудрецов своего времени, и желая подражать Седулию ²³⁰, сочинил две книги, в которых многие стихи хромали на обе ноги; они также содержали краткие слоги вместо долгих и долгие – вместо кратких. Хотя он сочинил и другие сочиненьица, как то гимны и мессы, которые нельзя было понять никоим образом, они изгладились из людской памяти вместе с упомянутыми выше книгами. Он не без труда допускал к себе на рассмотрение дела бедняков, а церкви и монастыри преследовал лютой ненавистью, так что зачастую, сидя во дворце, говорил тем, кто стоял рядом с ним: «Вот, наши богатства перешли к церквам; ныне правят одни епископы, и только им оказывают почёт». Священников Господних он обращал у себя в притчу и посмешище ²³¹. Но к чему много говорить о его дурных нравах? Короче говоря, он никогда и никого искренне не любил, да и сам никем не был любим. Таким образом он погиб, ненавидимый своими и нелюбимый чужими* ²³².

*После смерти Хильперика жители Орлеана, соединившись с жителями Блуа, предприняли поход против жителей Шатодёна (Dunenses), внезапно их разгромив. Их движимое имущество они увезли, а недвижимое предали огню. Но, когда они возвращались домой, жители Шартра в союзе с жителями Шатодёна нанесли им равный во всех отношениях удар возмездия, воздав равным за равное* ²³³. Когда вражда усиливалась всё больше, при посредничестве графов с обеих сторон был заключён мир.

Глава LVII.

О бегстве Фредегонды и казначеев Хильперика.

*Между тем, королева Фредегонда, оставшись без мужа, вместе с сокровищами, которые у неё были, отправилась в базилику города Парижа, освященную в честь Пресвятой Марии, и была принята епископом Рагнемодом. Ибо казначеи короля Хильперика вместе с сокровищами, найденными в селении Шель, и с золотым подносом, который этот король изготовил с большими издержками, ушли к королю Хильдеберту* ²³⁴. *Затем эта королева, пользуясь мудрым советом, направила послов к королю Гунтраму, поручив передать, что хочет отдаться под его покровительство вместе с сыном, которого она родила от его брата Хильперика. Гунтрам, убедившись на основании достоверных признаков в гибели брата, с величайшим рвением устремился в Париж. Фредегонда вышла ему навстречу и приняла его в городе. Хильдеберт, придя следом за ним, в то время как горожане не давали ему войти в город, послал к дяде с просьбой на более честных основаниях заключить тот договор, который они ранее заключали. Однако, упомянутый государь уличил этих послов в вероломстве, в том, что из-за их дурных советов была нарушена дружба, заключённая некогда с племянником, и ответил, что не будет заключать с ними договор. Хильдеберт, когда ему об этом сообщили, вновь велел передать, чтобы тот удалился из королевства Хариберта, которое ему подобало. Но тот ответил, что оно подобает скорее ему, так как он – брат покойного, и что он никоим образом не уступит наследство брата другому. Вновь отправив других послов, Хильдеберт просил выдать ему для наказания Фредегонду, которая злодейски убила [его] отца вместе с дядей. Тот ответил, что в ближайшее время проведёт с племянником собрание (placitum) и там переговорит с ним об этих и тому подобных вопросах, и отпустил их к тому, кем они были отправлены. Ибо казалось, что он втайне покровительствует Фредегонде; в то время как он часто приглашал её к столу, однажды, когда королева встала посреди завтрака, король призвал её взять ещё чего-нибудь поесть. А когда та сказала, что ей надо встать из-за утробного плода, согласно обыкновению, какое бывает у женщин, король удивился, зная, что не прошло ещё и четырёх месяцев, как она родила другого* ²³⁵.

Глава LVIII.

О возведении князьями на престол Хлотаря, сына Хильперика, и о достойной похвалы речи Гунтрама к народу.

*Вельможи Хильперика, первым из которых был Ансоальд, взяв его сына Хлотаря, провели его по городам его королевства, принимая клятвы верности во имя него и Гунтрама. Гунтрам же, дав волю всем, кого Хильперик незаконно угнетал, вернул церквям отнятые у них завещания* ²³⁶. Но, питая подозрения к злобе людей, меж которых приходил, он никуда не отправлялся иначе, как только в окружении вооружённой стражи. И вот, однажды, когда в церкви водворилась тишина, он обратился к стоявшей вокруг толпе народа с такой просьбой: «Заклинаю вас, люди, присутствующие здесь! Храните верность мне твёрже, чем до этого моим братьям, верность которым вы не сохранили, чтобы мог я в спокойствии воспитывать моих племянников и со справедливостью править вами, дабы они не лишились воспитателя, а вы – правителя, если (чего не дай Бог!) меня вдруг раньше времени не станет». *Когда народ, изумившись, одобрил его слова, то стал молить Господа о его здравии* ²³⁷.

Глава LIX.

О задержании Ригунды и о захвате её приданого.

*Пока всё это происходило, Ригунда, дочь короля Хильперика, которая, как мы говорили, была отправлена в Испанию, придя в Тулузу, начала испытывать там задержку в пути. А когда до ушей Дезидерия, герцога этого города, дошла весть о смерти Хильперика, то она была схвачена, лишена всех сокровищ и бежала в базилику Пресвятой Марии* ²³⁸. Дезидерий назначил ей скудное содержание, опечатал все сокровища и, передав их на хранение в одном доме сильнейшим мужам, перешёл к Муммолу, который располагался в Авиньоне.

Глава LX.

О наказании Теодора Марсельского, который возвысил лжебрата Гунтрама, и о знамениях этого года.

И вновь против Теодора, епископа Марселя, возникли новые нарекания за то, что он принял некоего Гундоальда, который лживо выдавал себя за брата Гунтрама. Хотелось бы рассказать немного о его происхождении. Этот Гундоальд родился в Галлии и, будучи воспитан по королевскому обычаю матерью, носил на голове длинные волосы, как было принято у древних королей Франции. *И вот, мать передала его Хильдеберту Старшему, сказав, что он – сын его брата Хлотаря, но, поскольку Хлотарь питал к нему ненависть, он и приведён к тому, чьим племянником являлся, чтобы получить у него воспитание. Хильдеберт, не имея сыновей, принял его для воспитания, а затем отослал Хлотарю по просьбе последнего, чтобы тот его увидел. Тот, глянув на него, приказал остричь ему волосы, не признав его своим сыном. А после смерти Хлотаря, в то время как его сын Хариберт содержал его в качестве брата, он был вызван Сигибертом, после чего ему вновь остригли волосы и поместили под стражу в Кёльне. Бежав оттуда и вновь отрастив волосы, он сперва перебрался к Нарзесу* ²³⁹, *управлявшему тогда Италией, а оттуда – к императору, став ему весьма близок. По прошествии же немногого времени его застал в Константинополе Гунтрам-Бозо, о котором мы упоминали выше, спешивший ради молитвы к Гробу Господнему. Побуждаемый им, как он сам впоследствии утверждал, Гундоальд вернулся в Галлию и был принят Теодором, епископом Марселя; взяв у него лошадей, он отправился к герцогу Муммолу, который, отпав от короля Гунтрама, бежал в Авиньон. Гунтрам-Бозо, узнав об этом и делая вид, будто хочет противодействовать его усилиям, взял под стражу епископа Теодора, обвинив его в том, что тот посмел принять человека, покушающегося на престол. Но, когда епископ взмолился Господу при суровых стражах, яркий свет вдруг заполнил всю келью, в которой его содержали, так что упомянутый герцог был объят сильным страхом. Епископ был приведён к королю Гунтраму вместе с епископом Епифанием, который из Италии перебрался в Марсель, но затем вновь был помещён в темницу; в ней Епифаний и скончался, а Теодор был признан невиновным и вернулся домой. Ибо он был освобождён, после того как были предъявлены письма от имени верных Хильдеберта, в которых было записано, чтобы он с величайшим почётом принял Гундоальда. А герцог Гунтрам, поделив вместе с другим герцогом короля Гунтрама сокровища Гундоальда, который в ожидании исхода дела удалился на некий остров в море, привёз в город Арверн немалое количество золота и серебра* ²⁴⁰. *Уйдя оттуда к Хильдеберту, он на обратном пути был вместе с сыном схвачен королём Гунтрамом, который стращал его угрозами, и он часто слышал, как тот грозился извести его пытками из-за приглашённого им Гундоальда. И он сказал ему: «Я докажу, что невиновен тем, что, оставив в заложниках сына, захвачу хитростью и передам тебе Муммола, его ²⁴¹ приверженца». Король поверил обещанию и, удержав мальчика, самому ему позволил уйти. Когда он с многочисленным отрядом своих людей обложил город Авиньон и некоторые из вассалов утонули в Роне, он сам, желая переговорить с Муммолом, прогуливался по берегу рукава реки, которым был окружён город. Наконец, по призыву Муммола, обещавшего, что тот не претерпит никакого зла, он вошёл в реку вместе с одним из друзей. Когда его товарищ утонул в водах, а Бозо волны носили во все стороны туда сюда, он был спасен, схватив протянутое ему воином копьё. Наконец, когда Муммол обрушился на него с руганью, а он ответил ему ещё худшей бранью и продолжил осаду, Хильдеберт прислал Гундульфа, о котором мы упоминали выше, и тот заставил Гунтрама снять осаду, а Муммола увёл с собой в Арверн. Последний, не желая там долго оставаться, вернулся в свой город, откуда ушёл* ²⁴². *Соединившись с герцогом Дезидерием, который, как мы говорили, пришёл к нему из Тулузского округа, они призвали Гундоальда и, по обычаю древних франков подняв его на щит, провозгласили своим королём ²⁴³. Но, когда они в третий раз обходили вместе с ним вокруг войска, щит внезапно рухнул вместе с королём, и того едва смогли поднять с земли* ²⁴⁴.

*В то время как происходило подобное, стоял десятый месяц ²⁴⁵, и на виноградниках появились новые побеги с вполне сформировавшимися гроздьями, а на деревьях – цветы. По небу также посреди ночи промчался огненный шар, широко осветив мир ярким светом. Был виден также висевший в небе огненный столб, над которым была большая звезда. Люди считали, что всё это – признаки гибели Гундоальда: ибо содрогалась земля, и появились многие другие знамения* ²⁴⁶.

Глава LXI.

О споре Гунтрама с сонаследниками престола.

*В те дни король Гунтрам направил своих герцогов для захвата городов, которые Сигиберт удерживал из королевства Хариберта, брата их обоих, и которые Хильперик силой отнял у своего племянника Хильдеберта, рождённого от [его] брата Сигиберта* ²⁴⁷. *Однако, после смерти Хильперика Гаририх, граф Хильдеберта, от имени своего господина потребовал клятву верности от лиможцев. Но, придя в Пуатье, чтобы сделать то же самое, он, будучи радушно принят горожанами, услышал, что жители Буржа, которые подчинились королю Гунтраму, как враги напали на жителей Тура, так как те уже перешли к Хильдеберту* ²⁴⁸. *Поэтому, когда жители Буржа опустошали Турскую область, ими была сожжена церковь селения Марёй (Maroialensis) ²⁴⁹, посвященная святому Мартину; там проявилась явная сила блаженного исповедника, защитившего от пламени покрыв алтаря вместе с разложенными вокруг травами. Удивительно и говорить, но огромные бревна были сожжены огнём, а мягкость ткани и трав осталась нетронутой* ²⁵⁰. *Итак, узнав о том, что произошло, Гаририх послал объявить жителям Тура, чтобы те ни в коем случае не переходили на сторону Гунтрама. Епископ Григорий дал на это поручение такой ответ: после смерти братьев всё королевство франков должно принадлежать королю Гунтраму на том основании, что, подобно тому, как его отец Хлотарь господствовал над своими собственными сыновьями, так и Гунтрам должен господствовать над своими племянниками. Он сказал также, что они не будут ему сопротивляться; да и он сам, по его мнению, поступает глупо, думая, что сможет противостоять такому государю. Граф, видя, что жители Тура делают не то, что он хотел, а то, что повелел король, оставил в городе Пуатье кубикулярия короля Хильдеберта Эберона, а сам ушёл оттуда, якобы намереваясь собрать войско против врагов. Тогда жители Пуатье, видя, как опустошают их земли (ибо жители Тура вместе с орлеанцами и часто упоминаемыми врагами, вступившими с ними в союз, разоряли их поля грабежами и поджогами), отправили к ним послов по поводу мира, прося оставаться в покое до того собрания, которое назначили дядя с племянником; и тогда, наконец, они признают государем того, кого дадут им Бог и судьба. Но, когда те ответили, что не намерены их просьбы предпочитать повелениям короля, жители Пуатье, будучи вынуждены, клятвенно обещали быть верными Гунтраму и изгнать из своих стен сторонников Хильдеберта. Но, сделав это, они недолго хранили верность* ²⁵¹.

*Наконец, когда настал день, назначенный для переговоров между королями, Хильдеберт поручил Эгидию, архиепископу Реймсскому, исполнять у дяди обязанности посла. Тот, ничуть не медля, отправился к Гунтраму и, чтобы польстить государю, начал свою речь таким образом: «О превосходнейший из королей! Мы возносим благодарность всемогущему Богу, который ежедневно дарует тебе не только спокойствие в королевстве, но и приращение». А король сказал ему: «Воистину, следует возносить благодарность тому, кто является предобрейшим правителем всех царств; но не тебе, негоднейшему из всех людей, по совету которого опустошаются земли моих городов и который под овечьей шкурой исполняет долг не священника Господнего, но жесточайшего изменника». Когда священник промолчал на это, один из послов из-за сильного негодования сказал королю: «Твой славнейший племянник, наш господин король Хильдеберт, поручил передать тебе, чтобы ты полностью вернул ему наследство его отца». На это король Гунтрам ответил: «Я полагал, что уже в полной мере дал ответ по этому вопросу. Ибо на другом собрании я ответил, как и сейчас отвечу, что всё это уступлено мне по договорам, и я никому этого не уступлю иначе, как только ради дружбы». Тогда другой из послов обратился к королю с такими словами: «Если этого, о наилучший государь, у тебя, по-видимому, трудно добиться, то пусть он ²⁵² по крайней мере добьётся выдачи ему для наказания Фредегонды, которая самым гнусным образом погубила его отца с дядей?». Король же дал ему такой ответ: «Её никоим образом нельзя ему выдать, так как она имеет сына-короля, рождённого королём; и я полагаю, что она невиновна в том преступлении, которое ей вменяют». После этого Гунтрам-Бозо, который недавно, как было сказано, перешёл к Хильдеберту и тогда прибыл туда вместе с послами, подошёл к королю Гунтраму, как бы желая ему что-то посоветовать. Король приказал молчать и упредил его такого рода речью: «Что скажешь, о добрый человек? Чья мудрость для того обратилась к царствам востока, чтобы пригласить к нам оттуда некоего Балломира (ибо там король называл Гундоальда), дабы тот захватил наши города. О всегда вероломный и никогда не исполняющий того, что обещал!». На это Бозо ответил: «Тебе, королю, восседающему на королевском престоле, никто не смеет прекословить. Однако, если бы в этом преступлении обвинил меня кто-либо из равных мне, то я оружием опроверг бы обвинение и с Божьей помощью грозно победил бы его у тебя на глазах». Между тем, пока прочие молчали, король прибавил: «Всем набожно живущим следует этому негодовать и пытаться сжить со свету этого тирана, чей отец был управителем королевских мельниц и, если сказать ещё правдивее, жил за счёт выделки шерсти». И, хотя могло статься, что один человек мог быть опытен в обоих ремёслах, один из послов начал в поношение королю злословить, говоря: «Не говори столь грубо, король. Ибо каким образом может быть, чтобы у какого-либо человека было два отца, если не считать отца духовного? Эти слова не подобают королевскому величию». И вот, когда все разразились смехом из-за этих речей, ещё один из послов сказал королю: «Мы прощаемся с тобой, о король, и, поскольку ты отверг мир, предложенный твоим племянником, знай, что топор, которым поражены твои братья, готов поразить также и тебя». После этих слов король приказал гнать их с глаз долой и над головами уходивших бросать собранные с улиц нечистоты. И вот, из-за такого оскорбления между королями возник сильнейший раздор* ²⁵³.

Глава LXII.

О разжигаемой Авдо свирепости королевы Фредегонды в Парижском убежище.

*В это же время Леонард, один из вельмож Хильперика, прибыв из пределов Тулузы, сообщил королеве Фредегонде, всё ещё находившейся в Парижской кафедральной церкви, что скрылся бегством от её дочери, которая, как он уверял, живёт, испытывая сильнейшую нужду в пище и одежде. Королева, возмущённая этими словами, велела снять с него пояс, который тот заслужил в дар от упомянутого короля, и лишить его всякого достоинства. Подобным же образом она лишила званий или подвергла оскорблениям и карам многих, которые ушли, бросив служить её дочери. Она не убоялась Господа и Его Матери, в чьей базилике находилась, творя зло, в то время как при ней находился Авдо, её соучастник во всех злых делах, которого народ тогда же убил бы, если бы тот не бежал в церковь* ²⁵⁴.

Глава LXIII.

О восстановлении Претекстата, епископа Руанского.

Король Гунтрам поручил вернуть из ссылки Претекстата, епископа Руанского. Когда король хотел созвать ради него собор, Рагнемод, епископ Парижский, сказал, что священники вовсе не лишали его причастия, и потому не нужно созывать епископов. Таким образом Претекстат был, наконец, возвращён в свой город ²⁵⁵.

Глава LXIV.

О тщательной заботе Гунтрама о своей безопасности, а также о ссылке Фредегонды в деревню и её хитрости.

*Между тем, когда король находился в городе Париже, некий бедняк, придя, посоветовал ему остерегаться Фараульфа, бывшего кубикулярия Хильперика, заявив, что ему стало известно о том, что тот замыслил убить короля. Услышав это, король допросил Фараульфу и, поскольку тот всё отрицал, отпустил его, но себя так оградил оружием и стражами, что даже в церковь никогда не ходил без оружия и охраны* ²⁵⁶. *Фредегонду же он отослал в Водрёй (Rotoialensem) ²⁵⁷, селение в Руанской области, чтобы она жила там столько, сколько ей ещё осталось прожить. Многие из вельмож Хильперика, сопроводив, оставили её там с Меланием (который по изгнании Претекстата был поставлен ею вместо него, а затем, когда того вернули, был изгнан Гунтрамом), обещав честно повиноваться её сыну Хлотарю* ²⁵⁸. *А та, негодуя оттого, что её лишили почестей и бросили, и считая Брунгильду более могущественной (каковой та и была), направила к ней одного клирика, сведущего в искусстве обмана, чтобы тот, изображая ревностную службу, исподтишка нанёс ей смертельный удар. Тот, повинуясь приказам госпожи, притворно заявил, будто он, пострадав от жестокости Фредегонды, поспешил ко взору Брунгильды, так как слышал о её добром ко всем отношении. Наконец, принятый в число друзей, он всем льстил, провожая госпожу до самых дверей спальни и выказывая себя благожелательным в отношениях с равными и покорным со знатными. Но, поскольку возникло подозрение, он не смог долго скрывать, кто он такой. Ибо, подвергнутый допросу, он выдал все злодейские тайны и, наказанный суровыми карами, был отпущен к прежней госпоже. Рассказав ей всё, что с ним случилось, он был наказан ею отсечением рук и ног: с виду – чтобы убрать подозрения из души Брунгильды; на самом же деле – чтобы наказать его за не совершённое преступление* ²⁵⁹.

Глава LXV.

О покарании Эберульфа и [его] враждебности к блаженному Григорию Турскому, а также о деяниях Гунтрама.

*По прошествии нескольких дней король Гунтрам, вернувшись в Шалон, стал тщательно выискивать виновника убийства брата и через уполномоченных Фредегонды узнал, что организатором этого преступления был Эберульф, препозит кубикуляриев во дворце Хильперика. Дело в том, что она просила этого Эберульфа не оставлять её, но, из-за того, что тот не дал ей своего согласия, он и был обвинён ею перед королём. И вот, король, движимый злобой, поклялся стоявшим вокруг друзьям, что изведёт не только убийцу, но и весь его род, дабы искоренить в королевстве франков этот дерзкий обычай – убивать королей. А вышеупомянутый муж, поражённый страхом, бежал в базилику святого Мартина к клирикам, которым причинял частые обиды. Тогда орлеанцы с блуасцами по приказу короля встали, сменяя друг друга, на страже, дабы тот куда-нибудь оттуда не улизнул, и совершали многочисленные грабежи по пути туда и обратно. Когда же двое, которые захватили мулов уже названного исповедника, пришли к дому одного крестьянина, чтобы попросить выпить, а тот сказал, что у него ничего нет, один из них, подняв копьё, чтобы его поразить, был убит им ударом меча. Другой, устрашённый тем, что случилось с товарищем, убегая, вернул то, что они преступно захватили* ²⁶⁰. *После этого всё имущество Эберульфа, которое было весьма значительным, было роздано королём разным людям, а его дом, которым он владел в пределах городских стен Тура, был предан такому разграблению, что от него не осталось ничего, кроме голых стен. И вот, ввиду этих обстоятельств Эберульф возвёл на святого епископа Григория клевету: будто всё это было сделано по его совету; и угрожал, что если он когда-нибудь вернёт себе милость короля, то воздаст ему ²⁶¹ тем же. Однако, епископ был скорее тронут состраданием из-за его несчастий, чем охвачен негодованием из-за причинённых им обид. В то время как жилищем этому нечастному служил зал для приёмов святого Мартина, а прочие двери были заперты пресвитером, которому была поручена охрана часовни, слуги и служанки, войдя в церковь через дверь этого зала для приёмов, стали рассматривать все украшения святого храма. После того как это заметил сторож святого храма и забил те двери железными гвоздями, названный Эберульф почти в полночь, во время ночных песнопений, подверг епископа Григория и клириков таким поношениям, что они были вынуждены прервать подобающие похвалы Богу. А одного клирика он, уже будучи пьян, повалил на скамью и избил бичами чуть ли не до смерти за то, что тот не дал ему вина. Он также совершал избиение многих в атрии блаженного епископа, не боясь нанести оскорбление тому, к чьей милости ежедневно взывал.

Затем, в одну из ночей этот епископ увидел сон, который поведал этому мужу; суть его была в следующем: «Я видел, – сказал он, – себя, стоящего у алтаря святейшего Мартина и совершающего таинства богослужения Господнего; и короля Гунтрама, который вошёл в молитвенный дом, приказав своим людям оторвать тебя от покрова алтаря, за который ты держался, и выгнать прочь. Когда я, прервав торжественную мессу, вышел им навстречу и стал удерживать руками, чтобы они тебя не коснулись, ты, тем временем, покинув святой алтарь, в страхе метался туда сюда. Тогда я, в досаде из-за этого, знаком давая тебе понять, чтобы ты никуда не отходил, проснулся и стал размышлять про себя о причине видения». Эберульф сказал на это: «Мои мысли во многом совпадают с твоим видением». «И что ты думаешь?», спросил епископ. «Думаю, – сказал тот, – что если король Гунтрам захочет вытащить меня отсюда, то я одной рукой буду держаться за покров алтаря, а другой – мечом убью тебя вместе с клириками». Епископ понял, что тот говорит такое по наущению злого духа* ²⁶². Прошло немного времени, и то явное, что было открыто епископу в видении, стало происходить на деле. *Короче говоря, когда Гунтрам стал искать человека, который бы хитростью вывел Эберульфа из церкви и либо привёл его к нему в оковах, либо оставил заколотым мечом, вызвался некий Клавдий, обещавший стать ревностным исполнителем в этом деле. Итак, когда ему обещали плату за такое преступление, он пришёл к Эберульфу и поклялся Богом и всем святым, что есть на земле и на небе, что нет никого вернее, чем он, кто смог бы или захотел бы защитить его дело перед королём. Ибо этот несчастный решил, что никаким иным измышлением не сможет обмануть его лучше, чем своей ложной клятвой. Что же далее? Жалкий муж поверил его клятве и, приглашённый на следующий день клириками, пришел вместе с ним на обед. По окончании застолья, когда Эберульф прогуливался с ним по атрию базилики, и они клятвенно обещали взаимную дружбу, Клавдий сказал: «Если бы, случайно, оказалась возможность достать лучшего вина! Я, признаться, горячо его желаю». Эберульф, ответив, что предоставит всё, что тот хочет, лишь бы он только соизволил посетить его пристанище, отправил всех слуг на поиски глотка наилучшего вина. А Клавдий, который жаждал скорее его смерти, чем какого-либо крепкого вина, видя, что тот остался один, поднял руки к гробнице святого Мартина и взмолился к нему таким образом: «Молю тебя, святой исповедник, о том, чтобы мне невредимым вновь увидеть жену с сыном». Сказав это, он, обнажив меч, совершил нападение на противника. Один из слуг ²⁶³, поняв его намерение, охватил руками Эберульфа, который уже был ранен мечом, и опрокинул его на спину. Тот, вынув из ножен меч, вонзил его врагу в бок. Но, когда на него напали стоявшие вокруг вассалы [Клавдия], он таким образом пал под множеством ударов мечей. Клавдий же, раненый в бок и с отрубленным пальцем, сознавая, что ему не поздоровится за столь тяжкое преступление, бежал в келью аббата с просьбой его спрятать. Когда же ворвались телохранители Эберульфа, дом был окружён вооружённой толпой, и через окна внутрь были брошены дротики. Аббата едва вытащили живым два клирика, открыв двери, через которые проникли противники и, найдя Клавдия прячущимся под кроватью, зарезали его вместе с его товарищами. Их тела, вытащенные из дома и лежавшие на голой земле, подобрали и похоронили родственники и друзья. Отомстить за убийство, совершенное в атрии святого храма, примчались с дубинками и камнями даже одержимые и нищие, караулившие у дверей. Итак, король Гунтрам, когда ему сообщили об этом деле, сперва разгневался, но затем, узнав обо всём по порядку, направил мысли на решение других дел. Имущество Эберульфа забрали те, кому его пожаловала королевская власть, оставив в нищете его супругу* ²⁶⁴.

Глава LXVI.

О выкупе епископа Пуатье и примирении для народа.

В 10-й год ²⁶⁵ правления Хильдеберта, а Гунтрама – 24-й, этот государь ²⁶⁶ двинул против Гундоальда войско из всех подчинённых ему городов. Из них орлеанцы вместе с блуасцами, напав на город Пуатье, силой вернули к прежнему союзу горожан, которые уже отпали от верности, и думали было несправедливо обойтись с епископом. Но тот ²⁶⁷, разбив один золотой кубок для церковной службы, выкупил себя от ссылки, а народ – от плена ²⁶⁸.

Глава LXVII.

О деяниях Гундоальда и о некоторых других.

*В те дни Гундоальд собирался идти в Пуатье, но, услышав о походе, свернул в Ангулем, где был радушно принят епископом и вельможами; вознаградив их усердие, он направился в Перигор. Тамошнего епископа ²⁶⁹ он оставил, сурово наказав за то, что тот не встретил его с благожелательностью* ²⁷⁰. *Отправившись оттуда в Тулузу, он, выслав вперёд воинов, велел епископу Магнульфу выйти ему навстречу. По этой причине Магнульф, созвав народ, призывал его и увещевал оказать мужественное сопротивление, дабы они случайно вновь не подверглись тому несчастью, какое испытали при Сигульфе; и пусть помнят, что если Дезидерий, герцог этого города, задумает нечто подобное, то он испытает на себе участь упомянутого мужа. И, хотя эти слова побудили народ к сопротивлению, сила прибывшего войска всё же убедила открыть ворота. Итак, епископ обратился к принятому в городе и обедавшему с ним Гундоальду с такими словами: «Хоть ты и уверяешь, что ты – сын Хлотаря и тебе полагается королевство, нам всё же представляется невероятным, что ты сможешь довести до конца то, что начал». На это Гундоальд ответил: «Заявляю, что я рождён Хлотарем и, добыв в настоящий момент подобающую мне часть королевства, как только возьму город Париж, установлю там свою резиденцию». «До тех пор, пока останется в живых хоть кто-нибудь из королевского рода, – сказал епископ, – ты этого никогда не сделаешь, так как тебе не позволит Христос». Тогда Муммол нанёс священнику Господнему пощёчину, сказав: «Как тебе не стыдно, негоднейший, столь вздорными словами сбивать с толку нашего господина короля?». Также и Дезидерий, узнав о том, что он внушал народу вопреки его благу, избил его вместе с прочими кулаками и палками, а затем, связав верёвкой ноги, отправил в ссылку, расхитив имущество как его самого, так и церкви* ²⁷¹. *Итак, франки, которые были согнаны отовсюду для преследования Гундоальда, дойдя до реки Дордони, ожидали, не заметят ли они каких-либо его движений, как доносила молва. К нему ²⁷² примкнул Вальдо, кубикулярий Ригунды, человек немаловажного могущества, в то время как прочие слуги девицы разбежались. Но и Дезидерий с Муммолом, Бладастом и Сагиттарием (который уже выпросил у него обещание по поводу епископства в Тулузе) были его доверенными людьми в совете, и через них делались все дела* ²⁷³.

*В те дни [Гундоальд] отправил письма друзьям, жившим в верхней Франции, поручив их доставку двум клирикам, из которых один, житель города Кагора, выдолбив деревянную дощечку, которую нёс, вложил туда письма и залил сверху воском. Но эта хитрость ничем ему не помогла. Более того, схваченный верными Гунтрама, он, когда стало известно, что им поручили, после избиений был вместе с товарищем помещён под стражу* ²⁷⁴. *Затем Гундоальд, перейдя в город Бордо, пробыл там некоторое время, весьма любезно принятый епископом Бертраном. Когда же он вопросил, что сделает его неодолимым для врагов, то один из приближённых заявил ему, что некий царь Востока, нося прикреплённые к руке мощи мученика Сергия, всегда одолевал противников. Когда же он стал тщательно допытываться, кто владеет мощами этого свидетеля Господнего, епископ Бертран сказал, что в этом городе есть некий купец-сириец по имени Евфрон, который некогда привёз их с Востока. «Он, – сказал [епископ], – среди прочих чудес, совершённых благодаря заслугам этого любимца Божьему, заслужил видеть в своём доме, который он освятил как церковь, ещё и то, что, когда город был объят пламенем, эта базилика осталась нетронутой». Герцога Муммола тут же отправили вместе с епископом, чтобы он отыскал упомянутые мощи. Когда он стал страстно их добиваться, Евфрон дал ему такой ответ: «Умоляю, не беспокой меня, старца, удручённого годами, и не причиняй обиды этому святому! Возьми, однако, сто золотых и отступись от этого намерения». Тот, со своей стороны, заявил, что не оставит начатого, даже если ему дадут двести. Более того, увидев висящий на стене ларец, он, приставив лестницу, приказал дьякону подняться и снять ящичек. Тот, повинуясь приказу, когда коснулся рукой святых мощей, был охвачен такой дрожью, что все думали, что он вот-вот упадёт; тем не менее, он его снял и передал Муммолу. Тот, найдя кость драгоценного мученика, с безрассудной дерзостью ткнул её ножом и разрезал на три части. Когда те отскочили и их нигде не было видно, стоявших вокруг поразил сильный страх. Когда же они пали ниц ради молитвы и сильнее всех плакал старик, который горевал, что лишился такого покровительства, оказалось, что частицы лежат неподалёку. Взяв одну из них, Муммол удалился. Но блаженный мученик показал, что всё это ему не угодно, главным образом тем, что не захотел помогать тому мужу, по приказу которого всё это было сделано* ²⁷⁵.

*Так вот, Гундоальд, вновь отрядив двух послов к королю Гунтраму, приказал им нести освящённые ветви (как то было некогда в обычае у франкских послов); представляя их, они были ограждены от всякого оскорбления. И вот, те, которые были отправлены, прежде чем их представили королю, неосторожно разгласили среди населения данное им поручение. Из-за этого король, приказав привести их к нему в оковах, строго спросил, откуда, кем или которыми они присланы. Те по порядку рассказали всё дело, как оно было, а именно, что их отправил Гундоальд, сын короля Хлотаря, как он сам утверждал, чтобы требовать обратно положенную ему долю королевства. «Если, – сказали они, – её своевременно не вернут, то она в ближайшее время будет опустошена вместе с лежащими вокруг городами». Они сказали, что вскоре будет собран немалый отряд воинов, так как помимо аквитанских сил к нему, как он надеется, придут сильные подкрепления из Австрии ²⁷⁶; и самые могущественные герцоги из королевства Хильдеберта знают, правду ли они говорят. Всё это послы сказали на первом допросе. А затем, когда их вздёрнули на дыбе и очень долго пытали, они показали, что Ригунда, дочь Хильперика, отправлена в ссылку вместе с Магнульфом, епископом Тулузы. Наконец, они были помещены под стражу, и их было приказано охранять до следующего слушания* ²⁷⁷.

Глава LXVIII.

О примирении Хильдеберта и Гунтрама и о совете Гунтрама, данном Хильдеберту. О сторонниках Гундоальда.

Между тем, Хильдеберт, побуждаемый посланцами дяди, ушёл из места своего пребывания и прибыл для переговоров с ним. Тогда по приказу Гунтрама в присутствие их обоих были приведены вышеупомянутые мужи, которые, вновь кратко повторив ранее сказанное, прибавили, что все богатства Ригунды захвачены Гундоальдом и что тот привык говорить, что пришёл в Галлию с востока по приглашению Гунтрама-Бозо. Когда они заявили, что обо всём этом известно вельможам Хильдеберта, возникло подозрение, что именно поэтому некоторые [из них] отложили приход на настоящие переговоры. Тогда же король Гунтрам передал племяннику копьё, которое держал в руке, и сказал: «Пусть по этому знаку о тебе будет известно, что ты наследуешь мне на престоле. Поэтому, раз тебе передана мною власть, распоряжайся всеми городами моего королевства как своими собственными, помня, что только ты один и остался из нашего рода». Произнеся это таким образом на слуху у всего народа, король отвёл племянника в сторону от толпы прочих и увещевал его никому не открывать того, что он ему скажет. Наконец, наставив его, с кем из верных ему надлежит советоваться о ведении дел, кого следует удалить из совета, а кому – доверить охрану собственной персоны, он посоветовал остерегаться коварства и неверности епископа Эгидия и лукавства [его] матери Брунгильды. По окончании беседы оба короля сели пировать. И посреди яств ломившегося от изобилия стола светлейший государь Гунтрам обратился к пирующим с такими словами: «Призываю вас, о славные вельможи Франции, считать моего племянника достойным высших почестей и оказывать ему верную службу; ибо он, выйдя из детского возраста, позволяет ожидать от него ещё лучшего. Не смотрите на него свысока, как на ребёнка, но почитайте, как господина». После этого Хильдеберт, когда дядя вернул ему города, которыми владел его отец, поспешил возвратиться домой ²⁷⁸.

Глава LXIX.

О хитрости Гундоальда в отношении Комменжа (Convenas) ²⁷⁹.

*В ту пору Гундоальд, покинутый Дезидерием, вместе с Муммолом, Бладастом, Вальдо и Сагиттарием вступил в город Комменж. Этот город расположен по ту сторону Гаронны, на вершине высокой горы, в то время как прочие горы находятся в отдалении. У подножья скалы бьёт родник, а над ним сверху нависает очень высокая башня, которая защищает горожан, спускающихся по подземному ходу за водой, от опасности со стороны врагов. И вот, упомянутый муж, обманом заставив жителей этого города сложить своё добро внутри городских стен из-за подходившего войска, когда те послушались его увещеваний, обманул их следующей хитростью. Ибо он лживо заявил, что враги уже близко, и обратился к ним с такими словами: «Вот они, враги! Выйдите же для оказания сопротивления им!». Когда те вышли, он, изгнав также епископа, запер за ними ворота и приготовился к обороне вместе со своими вассалами* ²⁸⁰. Как слеп людской разум, не знающий будущего! Ведь затем был тот день (а именно, который показал смертным, как он сам был изгнан из города подобным же образом), когда он, отвергнув тех, которые считались вернейшими, желал видеть принятыми тех, которые были изгнаны, купив их за большую цену.

Глава LXX.

О письмах, отправленных Гунтрамом Гундоальду; о похищении золота, разграблении монастыря Винцентия в Ажене и о мести Винцентия. Также о лукавой жалобе Гундоальда и о прочих деяниях.

В те дни король Гунтрам переправил ему ²⁸¹ письма от имени Брунгильды, убеждавшей его отпустить на зимние квартиры силы, которые он собрал, а самому уйти зимовать в Бордо. *Тогда полководцы вражеского войска, которые, как мы сказали выше, расположились лагерем над Дордонью, услышав, что Гундоальд занял противоположный берег реки Гаронны, собрав множество сильных и готовых к бою мужей, решили переправиться через реку вплавь; некоторые из них, ехавшие на измученных лошадях, погибли, [не выдержав] напора речной воды; прочие, вплавь добравшись до противоположного берега, наткнулись по пути на большое число верблюдов и мулов, нагруженных золотом и серебром, которых бросили бежавшие неприятели. Захватив их и оставив ради обоза вместе с прочими из простонародья, сами они преследовали Гундоальда как можно большими переходами. Придя к базилике святого Винцентия, что в области Ажена, они из-за сопротивления тех, которые свезли туда своё добро, подвели огонь к дверям и, когда те сгорели, унесли всё, что нашли внутри, вместе с предметами священного культа. Но их тут же постигла небесная кара: у одних руки горели священным огнём, другие были одержимы злыми духами, третьи – поубивали сами себя. Наконец, оставшиеся, придя к Комменжу, разбили лагерь на равнине. Сначала был опустошен весь прилегающий к городу край; затем некоторые, воспылав сильной жаждой наживы, довольно далеко отошли от своих и были перебиты стражниками соседних городов* ²⁸².

*Между тем, когда началась осада, наиболее дерзкие, взобравшись по крутым склонам холма, стали бранить Гундоальда, говоря: «Откуда у тебя, старая развалина, такая дерзость, что ты, привыкнув жить, занимаясь ремеслом живописца, осмелился ныне именовать себя королём? За подобную дерзость ты, конечно, не раз был пострижен и приговорён к ссылке государями, то есть королями франков: не даром тебя по всей Галлии называют прозвищем Балломир. А теперь, негодный, дай нам ответ: кто побудил тебя осмелиться на подобное? Поведай, кто из мужей состоит у тебя в помощниках? Ибо в скором времени ты попадёшься в нашу мышеловку и понесёшь заслуженную кару за твою глупую дерзость». Хотя они выкрикивали это и прочее, ничто не могло привести Гундоальда в ярость. Он лишь, вздохнув, сказал, что да, упомянутые оскорбления нанесены ему отцом; что сам он, незаконно изгнанный из отчизны, был милосердно принят иноземцами; что родные преследовали его лютой ненавистью, а чужие приняли его с благосклонной сердечностью. «Затем, – сказал он, – когда я на чужбине обладал царскими богатствами и был ближайшим другом константинопольского императора, Гунтрам-Бозо обманул меня своими уловками. Ибо когда он отправился на Восток ради молитвы, я, взволнованно спросив его о здоровье отца, поинтересовался вместе с тем, как обстоят дела в королевстве и у моих братьев? Тогда он сказал: «Спрашиваешь об отце? Он умер. Братья, тоже скончавшись, последовали за отцом и вряд ли оставили после себя кого-либо из своих [сыновей]. Остался один Гунтрам, сам бездетный, с малолетним племянником, рождённым от брата Сигиберта». На это я говорю: «И как ты думаешь, мой любезнейший, что мне следует делать?». Тогда он стал убеждать меня прийти в Галлию, и уверял, что франки ждут меня, желая передать мне королевскую власть, и, особенно, те, которые считают возраст моего племянника Хильдеберта не подходящим для заботы о государственных делах. А теперь вы, признавшие меня своим господином, перестаньте меня осаждать, но, поддержите меня и призовите к согласию брата Гунтрама». Когда Гундоальд произнёс подобное, противники стали устрашать его проклятиями и, помимо того, бросать в него дротики* ²⁸³.

*Прошло уже пятнадцать дней с тех пор, как они туда пришли, когда Леудегизил, препозит королевских лошадей, которого в народе называют коннетаблем и которого король поставил во главе этого похода, выстроив осадные машины, приказал подвести их для разрушения стен. Это были телеги, крытые плетёными ивовыми щитами и деревянными досками; а прятавшиеся в них воины должны были подрывать основания стен. Но эти приспособления мало чем помогли (в особенности, из-за того, что враги сдерживали их заострёнными кольями и огромными камнями), и даже тараны оказались не слишком пригодны, так как их можно было легко сжечь, метнув огонь. Ведь осаждённые, бросая сверху наполненные смолой и сухим деревом и подожжённые чаны, сжигали эти приспособления и не давали врагам подойти. Проведя в этой битве день, те, которые осаждали, придумали назавтра другой способ причинять вред. Короче говоря, сделав из древесных ветвей и сучьев удивительной величины вязанку, они постарались заполнить ею ров. Но их усилиям мешали и глубина рва, и огонь, который вместе с камнями бросали с высоты неприятели* ²⁸⁴. Леудегизилу, когда он увидел, что все его действия напрасны, пришла в голову мысль, что удачней было бы склонить осаждённых к мысли об измене. И вот, призвав к себе для беседы Муммола, он начал его укорять, зачем тот покинул милостивейшего короля Гунтрама и присоединился к негоднейшему тирану. «Чего ты ждёшь? – говорил он. – Не того ли, чтобы погибнуть злой смертью после взятия города? Гораздо лучше образумиться и опять вернуться к доброго господину, бросив этого вздорнейшего человека, которого обязательно покарают чуть позже». Тогда Муммол ответил, что ему надо посоветоваться. Вернувшись в город, он призвал Сагиттария и Вальдо. *Ибо Бладаст, боясь, что город будет взят, поджёг церковное здание и, пока прочие сбежались на тушение пожара, тайно бежал. К своему заговору они привлекли также Хариульфа, жителя этого города, из кладовых которого (а они были весьма многочисленны) они питались* ²⁸⁵. Итак, Муммол пришёл к нему вместе с названными людьми и показал далее, в каком дурном положении оказались их дела и как ненавистны они стали всем людям из-за того, что поддерживают короля неизвестного происхождения. Наконец, он призвал уступить обстоятельствам, обернувшимся против них, и, если им дадут клятвенные гарантии жизни и здоровья, сдать врагам город, который вот-вот будет взят, вместе с лжекоролём. Когда соучастники согласились, упомянутый герцог поручил передать Леудегизилу, чтобы тот пришёл на переговоры, и изложил то, что было решено им с товарищами. Тот одобрил решение и дал клятву в том, что будет добиваться сохранения им жизни у своего короля; а если воля государя будет упорствовать в своей неуступчивости, то он торжественно обещал запереть их в какой угодно церкви, пока не уляжется гнев Гунтрама. Сбитый с толку этой хитростью, Муммол, в свою очередь, стал обманывать Гундоальда такой уловкой: «Не только сражаясь против врагов, но и на собственном опыте ты убедился, что я верен тебе с чистым сердцем и преданной душой. Ибо ты прекрасно знаешь, как часто, пользуясь моими советами, ты постоянно пользовался успехом. Также и сейчас у меня остаётся равное стремление дать совет, ибо ты это вполне заслужил. Беседу же с неприятелями я имел лишь для того, чтобы выяснить, каково их отношение к нам. Они, насколько я смог определить, ничего не имеют против твоего блага. Более того, они говорят, что удивлены, что ты до такой степени избегаешь присутствия брата, и полагают, что ты, не зная своей родословной, уклоняешься от споров со знатоками и не хочешь представить себя брату, который жаждет тебя увидеть ради признания. Поэтому, если ныне тебе будет угодно меня послушать и поспешить вместе с ними и со мной к королю Гунтраму, то ты избавишь себя от этого подозрения и позаботишься о себе и о мире». *Чутьё не обмануло Гундоальда в том, что Муммол хочет его обмануть, и он дал ему такой ответ: «Я, – заявил он, – хоть и неохотно оставил ныне те края и пришёл по вашему настоянию в Европу, но всегда по доброй воле и с безупречной верностью поддерживал вашу сторону и никогда не ставил свои интересы выше вашего блага. И, хотя неверность того, кто соблазнил меня сюда прийти, стала уже всем очевидна, в то время как он, бежав, бросил меня и тайком унёс часть сокровищ, я, тем не менее, постоянно почитал вас, как поборников моего блага, и любил за место братьев. Ныне же, если вы сделали против меня что-то, чего не следует, вернее, не подобает делать, в особенности, после того как я передал в ваши руки мои тело и душу вместе с моими планами и средствами, пусть [вас] накажет за это Бог, который испытует сердца». Сказав это, он дал согласие спуститься вместе с ними к врагам. Когда же Муммол увещевал его не идти к ним в роскошном одеянии, более того, вернуть изготовленный из золота пояс ему, от кого он его получил, и препоясаться своим собственным, в котором нет блеска упомянутого металла, [Гундоальд] сказал: «Уже в этом видно твоё коварство, ибо ты требуешь обратно из твоих [даров] то, чем я владел до сего времени». Пока тот возражал, [говоря], что не воспользуется в отношении него какой-либо хитростью, они подошли к воротам, где их поджидали могущественнейшие предводители неприятелей, а именно, Бозо вместе с Олло, графом Буржа, окружённые немалой толпой вассалов. Когда они приняли Гундоальда, Муммол вернулся в город и крепко-накрепко запер ворота. Гундоальд, видя, что оставлен своими и окружён врагами, и что вход в город для него закрыт, поднял руки к небу и с душевным стоном так взмолился Господу: «О Боже, вечный судья и мститель за невинных, кому открыта всякая тайна, Ты, который не приемлешь никакой хитрости и не любишь лукавства нечестивцев, будь скорым мстителем за мои несчастья, обрати петлю обмана тех, которые предали меня врагам, на них самих». После этих слов он, осенив себя крестом Господним, стал удаляться вместе с теми, которые его схватили, в их лагерь. Он ещё не миновал холм, который возвышается над городом, как Олло толкнул его, и тот, упав лицом вниз, свалился на дно рва. Когда он поднялся и стал взбираться на расположенную напротив гору, то упал, поражённый Бозо камнем в голову, и испустил дух. После того как его вытащили оттуда со связанными верёвкой ногами, с него сорвали кольчугу, которую он носил, проткнули копьями и возили по всему лагерю. Муммол же, разграбив все сокровища, спрятал их в разных местах и с наступлением рассвета следующего дня открыл врагам ворота города; те же воспылали таким безумием кровопролития, что даже служителей Господних перерезали у самих алтарей, а прочих горожан сожгли вместе с городом* ²⁸⁶.

*Их герцог Леудегизил тайно отправил к государю Гунтраму послов, чтобы те узнали его судебный приговор по поводу тех, кто сдал город. Тот всех велел казнить мечом; чтобы убрать из королевства франков такого рода дерзость, а именно, чтобы впредь никто не смел оказывать поддержку тиранам. Узнав об этом, Хариульф с Вальдо скрылись из лагеря бегством. А Муммол, видя, что некоторые бросились к оружию, и поняв, что они хотят на него напасть, направился прямо к шатру Леудегизила, упрекая его в нарушении данного ему слово. А Леудегизил сказал ему: «Я выйду и всё улажу». Сказав это, он переступил через порог входа и дал знак своим людям, чтобы те предали смерти Муммола вместе с епископом Сагиттарием. Когда те поспешили исполнить приказание, слуги Муммола попытались по его приказу защитить вход в дом, пока их господин облачится в доспехи. Когда же одни из них были преданы смерти, а другие – ранены, Муммол, вооружившись, показался у входа и, разя изо всех сил неприятелей, оттеснил их оттуда. Но, когда он стал неосторожно преследовать их при отступлении, то, выйдя из дома, был окружён со всех сторон и, пронзённый дротикам, пал бездыханным. Когда Сагиттарий, бывший епископ, взволнованный этим происшествием, стоял, оцепенев, некто сказал ему: «Что ты стоишь здесь, епископ, словно безумный? Лучше поспешно беги в лес, прикрыв голову, чтобы тебя не узнали». Когда епископ, послушавшись его, бросился бежать, некто, погнавшись за ним, быстро идущим, снёс ему голову вместе с покровом. Леудегизил, торопясь вернуться с победоносным войском домой, оставлял опустошенным всё, через что проходил, никоим образом не удерживая воинов от грабежей* ²⁸⁷.

Глава LXXI.

О возвращении Ригунды к матери.

В те дни Фредегонда направила в Тулузу своего кубикулярия Хуппу, чтобы выяснить, как обстоят дела у её дочери. Она также дала ему поручение привести её в родную землю при помощи какой угодно хитрости. И тот, подчиняясь сказанному, отправился в Тулузу и застал дочь королевы пребывающей в величайшем унижении; насколько это было в его силах, он как возможно быстрее доставил её к матери ²⁸⁸.

Глава LXXII.

Об имуществе Муммола, переданном в казну, а также о сильном наводнении и чуме в Италии.

*Гунтрам же, велев предъявить ему сокровища Муммола, уступил его жене ввиду благородства рода, которым та отличалась, всё, что она получила в качестве приданого. Среди богатств упомянутого герцога было тридцать талантов золота, двести талантов серебра. Всё это Гунтрам и его племянник Хильдеберт разделили, а Хлотаря оставили без доли. Однако, то, что досталось Гунтраму, было им роздано на нужды церквей Божьих* ²⁸⁹. *Мало того, ему среди упомянутых даров из челяди уже названного князя был предоставлен человек такого огромного роста, что он был выше прочих людей на три фута* ²⁹⁰.

В это время, когда над лангобардами царствовал Аутари, *в пределах Венеции и Лигурии, а также в прочих областях Италии было такое наводнение ²⁹¹, какого, как полагают, не было со времён Ноя* ²⁹². *В ходе этого мощного водного напора Тибр настолько поднялся в городе Риме, что его воды хлынули поверх городских стен и заняли в нём большие пространства. Вскоре за этим наводнением последовала ужаснейшая чума, которую называют бубонной; сперва она поразила папу Пелагия, и он без промедления умер, а затем, погубив пастыря, распространилась на простых людей* ²⁹³.

Глава LXXIII.

Об избрании в папы блаженного Григория и об обращении англов или бриттов в католическую веру.

*И вот, в то время как такое мучение потрясало несчастный город, блаженный Григорий ²⁹⁴, который тогда был левитом и исполнял при понтифике Пелагии обязанности апокрисиария ²⁹⁵, был всеми единодушно избран папой* ²⁹⁶. Поскольку при его рукоположении ни в чём не было недостатка, кроме указания государя (ибо в те времена нельзя было возводить кого-либо в понтифики в городе Риме без приказания императора Константинопольского), Григорий, муж Господень, направил к императору Маврикию посла, заклиная его не давать народу согласия на его избрание. Префект города, перехватив, разорвал его письма и отослал императору [весть] о согласии народа. Тот, сильно обрадованный, что нашёл удобную возможность пожаловать должностью дьякона, который некогда был ему весьма дорог ввиду [их] близкой дружбы (ибо он воспринял от святой купели сына императора), распорядился без промедления его рукоположить. Будучи же рукоположен, он показал себя столь осмотрительным и столь смиренным во всех своих действиях, что, как можно узнать из его деяний и сочинений, едва ли можно найти среди его преемников кого-либо, равного ему в красноречии, чистоте учения, а также святости жизни. *В это время ²⁹⁷ блаженный Григорий направил в Британию Августина и Меллита, а также Иоанна вместе с другими слугами Божьими* ²⁹⁸, препоручив их своими письмами епископам и королям франков, через земли которых им предстояло пройти. Он был настолько рад, что благодаря их проповеди народ англов обратился к вере Христовой, что сделал упоминание об этом деле в книгах «Нравственных толкований» и, выражая радость по поводу результата своих добрых дел, сказал среди прочего: «Вот, язык Британии, который ничего более не умел, кроме как грубо по-варварски говорить, ныне умеет возглашать по-еврейски «Аллилуйя» в похвалах Богу».

Глава LXXIV.

О наказании Муммола; о непогоде; о патрициате Леудегизила; о рождении Теодеберта и наводнении в Бургундии.

*В 25-й год ²⁹⁹ правления Гунтрама патриций Муммол, уличённый в [попытке] мятежа, был умерщвлён по приказу этого короля в селении Шенов (Senonia) ³⁰⁰. А его жена Сидония вместе со всем множеством богатств была приведена к королю доместиком Домнулом и камерарием короля Вандальмаром* ³⁰¹.

*В 26-й год ³⁰² этого государя его войско, отправившись в Испанию, было подавлено необычайной непогодой и вернулось, не завершив дело.

А в 27-й [его] год ³⁰³ Леудегизил был назначен этим Гунтрамом патрицием в Провансе. У короля Хильдеберта родился сын, по имени Теодеберт. В этом же году в Бургундии было ужасное наводнение, и реки вышли из своих берегов. На небе появилось знамение – огненный шар, который, искрясь, при сильном раскате грома упал на землю. Также в этом году граф Сиагрий, отправившись по распоряжению Гунтрама в Константинополь для заключения мира с императором, хотел хитростью занять там должность патриция. Но дело это, хоть его и затеяли, до конца так и не довели* ³⁰⁴. *Леовигильд, король Испании, скончавшись ³⁰⁵, оставил престол сыну Реккареду ³⁰⁶* ³⁰⁷.

Глава LXXV.

О рождении Теодориха, сына Хильдеберта, и об утверждении самого Хильдеберта наследником престола.

*В 28-й год ³⁰⁸ вышеупомянутого короля ³⁰⁹ этому государю сообщили, что у его племянника Хильдеберта родился другой сын, по имени Теодорих* ³¹⁰. Поэтому он, вызвав его к себе вместе с матерью Брунгильдой, вновь объявил его по завещанию наследником своего престола. Всё это происходило в месте под названием Андело (Andalao) ³¹¹; *где присутствовали сестра и жена Хильдеберта, а также многие могущественные мужи из Франции и Бургундии, так что всем было открыто дано понять, что Бургундское королевство причитается Хильдеберту после кончины его дяди Гунтрама* ³¹².

Глава LXXVI.

О вельможах Хильдеберта, уличённых в оскорблении величества; о женитьбе Аутари Лангобарда на Теоделинде, а также о католической вере Реккареда Испанца и о бургундском войске, отправленном в Испанию.

*В это же время Сетацехинг ³¹³ и Гунтрам-Бозо, а также Урсио и Бертефред, вельможи короля Хильдеберта, были казнены по его распоряжению за то, что замышляли его убить. Но и Леудефред, герцог аламаннов, впав в немилость к вышеназванному королю, скрылся, спасшись бегством, дабы его не приговорили к смерти, и на его место герцогом был поставлен Унцелен* ³¹⁴.

*Далее, в Баварии королём после Гарибальда Хильдеберт поставил Тассилона ³¹⁵, который в скором времени вторгся с войском в страну славян и, одержав победу, вернулся в родную землю с огромной добычей* ³¹⁶. *Гарибальд же (о котором мы сейчас упомянули) был тестем Аутари, короля лангобардов, по своей дочери Теоделинде. Упомянутый Аутари, отправившись под видом посла, лично разглядывал её в доме отца и, полюбив, впоследствии взял её себе в жёны* ³¹⁷. *В это время Реккаред, король готов, следуя не неверию отца Леовигильда, но католической вере брата Герменегильда, сперва был тайно крещён епископом Леандром, а затем, приказав собрать в Толедо все книги арианской секты в одном месте, сжёг их огнём и привёл готов к единству истинной веры* ³¹⁸.

*В 29-й год ³¹⁹ правления Гунтрама бургундское войско вновь вторглось в Испанию, но, после того как из-за нерадения Бозо, командующего войском, некоторые из его людей были жестоко изрублены мечами готов, с трудом вернулось на родину* ³²⁰.

Глава LXXVII.

Об обретении бесшовного хитона Господнего; о затмении луны и сражении с бретонцами, в котором один из франкских герцогов был убит, а другой, на которого впоследствии был наложен штраф, жалким образом сделался нищим.

*В 30-й год ³²¹ вышеназванного государя по всем землям франков разнеслась молва, что нашёлся хитон Господа нашего Иисуса Христа, который был снят с него при распятии и досталась по жребию одному из воинов, согласно предсказанию пророка: «Об одежде моей бросают жребий» ³²², о чём заявил некий Симон, рождённый отцом Иаковом. Подвергаясь пыткам в течение почти двух недель, он, наконец, признался, что этот хитон спрятан в мраморном ларце в городе Цфат (Zaphat) ³²³, неподалёку от Иерусалима. Епископы Григорий Антиохийский ³²⁴, Фома Иерусалимский ³²⁵ и Иоанн Константинопольский ³²⁶ вместе со многими другими епископами, совершив трёхдневный пост, с величайшим благоговением перенесли его вместе с мраморным ларцом, в котором он прежде находился, и положили в том месте, где поклоняются Кресту Господнему* ³²⁷. Этот ларец, когда его переносили, казался таким лёгким, что люди, которые его несли, не ощущали никакой тяжести.

*В этом году было лунное затмение ³²⁸, и между франками и бретонцами на реке Вилен (Wisnona) произошла битва, в которой Бепполен, герцог франков, был умерщвлён бретонцами из-за козней другого герцога – Эбрехария. Поэтому впоследствии Эбрехарий был принуждён уплатить штраф, который закон обязывал выплатить родственникам убитого, и был ввергнут в бедствия нищеты* ³²⁹.

Глава LXXVIII.

О посольстве Аутари Лангобарда к королям франков и о его смерти.

*В 31-й год ³³⁰ короля Гунтрама умер Теодефред, герцог Заюранский (Ultrajuranus) ³³¹, и ему наследовал Вандальмар* ³³². *Между тем, Аутари, король лангобардов, направил к королю Гунтраму посольство с миролюбивыми предложениями. Эти послы были им радостно приняты и направлены к Хильдеберту, чтобы по его повелению был утверждён мир с народом лангобардов. Пока послы короля Аутари находились во Франции, король Аутари умер в Тицине ³³³, приняв, как говорят, яд ³³⁴. Лангобарды тут же послали к королю франков Хильдеберту вестника, чтобы сообщить ему о смерти короля Аутари и просить у него мира. Тот, услышав об этом, радушно принял посла и обещал в последующем заключить мир. А спустя несколько дней он отпустил его с обещанием мира* ³³⁵.

Глава LXXIX.

О Теоделинде, вдове Аутари, вышедшей замуж за Агилульфа; о разграблении монастыря Монтекассино и о солнечном затмении.

*После смерти Аутари королева Теоделинда, которая была весьма угодна лангобардам, с их разрешения избрала себе в мужья, а народу лангобардов в короли Агилульфа ³³⁶, герцога Туринского, которого звали также Айо, отважного и воинственного мужа* ³³⁷. *Мудрейший папа Григорий, зная, что эта королева предана вере Христовой и замечательна добрыми делами, послал ей четыре книги своих «Диалогов», которые он написал о жизни святых* ³³⁸.

*Около этого времени монастырь блаженного отца Бенедикта, что расположен в замке Кассино ³³⁹, подвергся ночью нападению лангобардов, которые всё разграбили, но не смогли захватить ни одного монаха, дабы исполнилось пророчество достопочтенного отца Бенедикта, которое тот предвидел задолго до этого, когда сказал: «Я едва смог добиться у Бога, чтобы мне были уступлены души из этого места». Затем монахи, бежавшие из этого монастыря, отправились в Рим, неся с собой кодекс святого устава, который составил названный отец, и некоторые другие записи, а также фунт хлеба, меру вина и то из утвари, что они смогли унести. После блаженного Бенедикта общиной Монтекассинского монастыря правил Константин, после него – Симплиций, затем – Виталий и, наконец, Бонит, при котором и произошло это разорение* ³⁴⁰.

*В 32-й год ³⁴¹ правления Гунтрама солнце с утра и до середины дня так уменьшилось, что едва можно было видеть его третью часть* ³⁴².

Глава LXXX.

О смерти короля Гунтрама и об учреждении им монастыря.

*В 33-й год ³⁴³ этого короля сам король ³⁴⁴, разрешившись телом, сменил земное царство на небесное, как хочется верить, и был погребён в церкви святого Марцелла в Шалоне* ³⁴⁵. Базилику эту он, как мы говорили ранее, воспылав любовью к Богу, с величайшим усердием построил в пригороде названного города, но в области сегонов (Segonum) и лесу Брексии (Brexio) ³⁴⁶, где, собрав монахов, основал монастырь, который наделил многими имениями и богатствами. Велев созвать собор сорока епископов, он добился, чтобы тот порядок пения псалмов, который был установлен в обители святых Агаунских мучеников Авитом и прочими епископами той поры во времена короля Сигизмунда, соблюдался в монастыре, который он построил. Этот порядок издавна соблюдается и у гробницы святого Мартина; [блаженный Герман приказал соблюдать его также в монастыре святого Винцентия], а король Дагоберт, как будет показано в последующем, велел ввести его и в монастыре святого Дионисия. Когда мы постарались выяснить, что это за порядок, то обнаружили, что он представляет собой следующее. Так вот, в летние дни исполнялись шесть антифонов двойными псалмами. Затем весь август из-за частых праздников совершались заутрени (manicationes) («manicare» же означает «вставать утром»). В сентябре пелись семь антифонов, и в каждом из них было по два псалма, в октябре – восемь с тройными псалмами, в ноябре – девять, также с тройными псалмами, в декабре – десять, тоже с тройными псалмами. Однако в январе и феврале, как позволяла возможность, соблюдали то, чтобы в ночные бдения не произносилось по количеству менее десяти псалмов, в шестом часу пелись шесть псалмов с аллилуйей, в двенадцатом – двенадцать, также с аллилуйей. Но хватит об этом и того, что [сказано]. Гунтрам же был выдающимся по доброте, щедрым в раздаче пропитания беднякам, выказывал себя смиренным со священниками Божьими, благожелательным к своим лейдам ³⁴⁷, дружелюбным с чужими народами. И вот, отличаясь такими достоинствами, он, в то время как многие народы пели ему хвалу, оставил земное царство своему племяннику Хильдеберту и отошёл на небеса.

Глава LXXXI.

О Хильдеберте, задумавшим отомстить Фредегонде за отца и дядю.

*Хильдеберт, ограждённый вооружёнными силами двух королевств, задумал отомстить за отца и дядю, считая ввиду явных признаков доподлинно известным, что они погибли из-за козней Фредегонды. Итак, собрав всех австразийцев и сильные подкрепления из королевства Бургундии, он поставил во главе них герцогов Гундоальда и Винтриона и поручил им напасть на вражескую землю, совершать грабежи, распространять поджоги и увести как можно больше пленных. Те, выйдя из Реймской Шампани, подошли к Суассонскому округу с намерением его опустошить. Между тем, Фредегонда, призвав тех франков, которые ей подчинялись, и пригласив также Ландериха (который, как мы помним, был дан Гунтрамом в опекуны её сыну Хлотарю), созвала народное собрание и, неся сына перед собой, обратилась ко всем с такой речью: она просила их не относится с презрением к детскому возрасту осиротевшего малыша – короля и не оставлять поля для разорения врагам; пусть вспомнят, что они обещали не пренебрежение к его младенчеству, но почитание королевского величества; и пусть поддержат уважение, которое они сочли нужным оказывать ему, лежавшему ещё в колыбели, дабы не остался он королём, полным бесчестья, лишившись власти в раннем возрасте; она же, расположившись на возвышенном месте, будет наблюдать сверху за битвой и, как зрительница всего и свидетельница трусости или отваги каждого из них, конечно, не откажет в вознаграждении за сына всеми способами, какими может. Когда этими призывами, а также дарами она воодушевила их на воинские битвы, то под конец добавила: «Пусть никого из вас не устрашит многочисленность противников. Если вы вступите в бой с открытым челом, я найду способ их обмануть, что и подарит вам победу. Следуйте только за мной, идущей впереди, и, увидев, что делает по моему совету Ландерих, исполняющий обязанности короля, делайте то же самое». Всем пришлось по нраву то, что сказала королева, и по принятому согласно этому совету решению закованные в железо полки последовали за королём, всё ещё сосавшим материнские груди. Поднявшись глубокой ночью, войско вошло в лес под предводительством Ландериха. А тот, взяв топор, срубил ветку дерева и, неся её, повесив колокольчик на шею лошади, на которой сидел, призвал товарищей всем последовать его примеру. Те стали наперебой рубить ветки деревьев и, похватав вместе с ними колокольчики, подражали действиям герцога и утром уже стояли возле вражеского лагеря. Между тем, Фредегонда, неся в объятиях своего сына Хлотаря, шла впереди вооружённого войска до самого места сражения, дабы воспламенить их состраданием к ребёнку, которого в случае, если они будут побеждены, они, по-видимому, из короля сделают пленником. Но один из врагов, который исполнял обязанности часовых вместе с товарищами, когда ещё не рассвело, заметив, что те приближаются, и ничего не поняв, повернулся к товарищу и сказал: «Что за лес я вижу? Ведь прошлым вечером там ничего не было, ни малейшего кустарника». А товарищ ему и говорит: «Ты, всё ещё изрыгающий вчерашние кушанья и расслабленный от вина, забыл, что в лесу по близости мы нашли удобные пастбища для наших лошадей. Неужели ты не слышишь колокольчики, висящие на шеях пасущихся лошадей?». Ибо у древних франков и, в особенности, у австразийцев вошло в обычай надевать пасущимся лошадям колокольчики, чтобы по их звуку лошадей можно было найти, если те вдруг далеко забредут во время пастьбы. Итак, пока часовые вели между собой эти и подобные им речи, лес, который и раньше казался густым, из-за блеска оружия стал выглядеть ещё гуще, хотя листва из-за срезанных веток сильно поредела. И вот, когда часовые пришли в замешательство, не зная, что делать, войско внезапно нагрянуло, и те, которые ещё отдыхали, утомлённые многими трудами предыдущего дня, понесли наказание: одни – в своих постелях, другие – проснувшись, но ещё не придя в себя от сна. Многие смертные были убиты, а остальные обращены в бегство. Сами герцоги, вскочив на коней, едва избежали смертельной опасности. Ландерих, тщетно пытаясь преследовать Винтриона, уносимого стремительным галопом быстрого коня, так и не смог его догнать. Одержав такую крупную и столь нечаянную победу, Фредегонда с сыном Хлотарем и с большим отрядом вооружённых людей напала на Реймскую Шампань, наполнив всё пожаром и кровью. Днём и ночью всё опустошалось, строения сжигались, патримонии разграблялись; всех, кто был пригоден к военному делу, убивали, а слабых оставляли для рабских обязанностей. Когда отдали должное убийствам и грабежам, Фредегонда увела своё войско обратно в Суассон. Всё это произошло в Суассонском округе, в месте под названием Труеко (Trueco) ³⁴⁸* ³⁴⁹.

Глава LXXXII.

О взаимной резне франков и бретонцев; о гибели варнов; о посольстве Гриппо и о походе франков в Италию.

*Во второй год ³⁵⁰ после того, как королевский престол Бургундии занял Хильдеберт, войска франков и бретонцев, страстно желая взаимной гибели, изрубили друг друга во взаимной резне.

В следующем году ³⁵¹ на небе обнаружились многие знамения и появилась звезда комета. В этом же году войско Хильдеберта сразилось с варнами, который пытались восстать, и разгромило их чуть ли не до полного уничтожения* ³⁵².

*В это же время, когда Гриппо, посол Хильдеберта, вернулся из Константинополя и сообщил этому королю, как почтительно его принял император Маврикий и что император обещал отомстить за те обиды, которые он претерпел в Карфагене ³⁵³, по воле Хильдеберта, Хильдеберт вновь направил в Италию для уничтожения народа лангобардов двадцать герцогов с отборным войском. Из них самыми выдающимися были Андоальд, Оло и Цедин ³⁵⁴. Но Оло, неосмотрительно подойдя к замку Беллинцона (Bilitionis) ³⁵⁵, пал, раненый дротиком в грудь, и умер. Тогда Андоальд и шесть франкских герцогов, придя к городу Милану, расположились лагерем на равнине. В этом месте к ним прибыли послы императора, сообщив, что на помощь им идёт войско, и сказали: «Знаком того, что мы придём вместе с ними через три дня, будет для вас следующее: когда вы увидите, что дома того селения, что расположено на горе, охвачены огнём, и что дым поднимается до небес, знайте, что мы подходим с когортами, которые обещали». Но франкские герцоги, прождав, согласно уговору, шесть дней, не увидели прибытия никого из тех, кого обещали послы. Цедин же с тринадцатью герцогами вступил в Италию с левой стороны и, взяв пять крепостей, потребовал от них клятву верности. Франки разрушили также десять крепостей в Тридентской области, и все, кто в них находился, были уведены в плен. А за замок Ферругу ³⁵⁶ при посредничестве епископов Ингенуина Сабионского ³⁵⁷ и Агнелла Тридентского был дан выкуп: по одному солиду за голову каждого мужчины, в общей сумме – шестьсот солидов. Между тем, так как было летнее время, войско франков из-за тягот непривычной погоды стало жестоко страдать от дизентерии. Когда оно в течение трёх месяцев обошло Италию и не смогло настичь короля, которого пришло погубить, так как тот заперся в городе Тицине, то, ослабнув, как мы сказали, из-за неблагоприятной погоды, вернулось домой* ³⁵⁸.

Глава LXXXIII.

О смерти Хильдеберта и [его] жены и о наследовании его сыновей Теодеберта и Теодориха.

В четвёртый год правления Хильдеберта в Бургундии, бразды которого он принял, и в 23-й год ³⁵⁹ его правления отцовским королевством, в возрасте двадцати пяти лет этот король Хильдеберт был, как говорят, отравлен ядом вместе со своей женой. Этот Хильдеберт был сыном Сигиберта и звался также Младшим. Ему наследовали два его сына, ещё совсем маленькие, оказавшиеся под опекой бабки Брунгильды. Теодеберту досталось по жребию королевство австразийцев, которое [его] отец Хильдеберт получил оставленным ему родителем Сигибертом, а Теодориху – королевство Гунтрама, которое Хильдеберт держал по праву усыновления. Они поставили себе резиденции в тех же местах, где и прежние короли. Имеются письма к этим братьям и к их бабке Брунгильде блаженного Григория, римского понтифика, рекомендующего им Августина, которого он назначил в епископы англо-саксам. В них этот муж Господень сообщает, что отправил упомянутой королеве по её просьбе мощи блаженных апостолов Петра и Павла.

Глава LXXXIV.

О вторжении гуннов в Тюрингию и о посольстве Агилульфа или Айо во Францию.

*В это время гунны, которых называют также аварами, выйдя из Паннонии, вели в Тюрингии жесточайшую войну с франками; но, получив от Брунгильды и её внуков деньги, они вернулись восвояси* ³⁶⁰. *Также Айо, король лангобардов, отправил во Францию Агнелла, епископа Тридентского, ради тех, которые были уведены франками в плен из тридентских крепостей. Вернувшись оттуда, он привёл с собой обратно некоторых пленных, которых Брунгильда выкупила за собственный счёт. Также Эувин, герцог Тридентский, был послан названным государем и отправился в Галлию ради достижения мира. Добившись его, он вернулся в Италию* ³⁶¹.

Глава LXXXV.

О бесчинствах Фредегонды и её смерти, об убийстве Винтриона и патрициате Колена; о бубонной чуме, о рыбах, сварившихся в закипевшей реке, и о щедрости Варнехария.

*Итак, в том году ³⁶², когда Хильдеберт ушёл из жизни, королева Фредегонда с сыном Хлотарем, возгордившись от триумфа предыдущей победы, по-варварски захватила Париж и прочие города. Их войско, напав на королей Теодеберта и Теодориха, разгромило в жестокой схватке собранные ими вооружённые силы в месте под названием Латофао, а прочих обратило в бегство.

Во второй год ³⁶³ правления Теодеберта и Теодориха королева Фредегонда, состарившаяся и исполненная дней, скончалась и была погребена в базилике святого Винцентия, в предместье Парижа* ³⁶⁴.

*В третий год ³⁶⁵ правления вышеназванных королей по наущению Брунгильды был убит герцог Винтрион.

В следующем после этого году ³⁶⁶ Колен, родом франк, был назначен патрицием. В эти дни в Марселе и прочих городах Прованса у людей в паху и интимных местах стали появляться шишки величиной с орех, и возникла сильнейшая смертность. Также в Тунском (Dunensi) озере ³⁶⁷, в которое впадает река Аре (Arula), вода, вскипев, так бурлила, что выбросила на берег много сварившейся рыбы. Варнехарий же, майордом короля Теодориха, умерев, все свои средства раздал на пропитание бедных* ³⁶⁸.

Глава LXXXVI.

О падении Брунгильды, удивительном скитании и благодарности к бедному проводнику, а также о небесных знамениях.

*Далее, Брунгильда была изгнана из Австразийского королевства своим внуком Теодебертом и вельможами, которые ему повиновались; один бедняк нашёл и узнал её в Арсийской Шампани (Arciacensi Campania) ³⁶⁹ и по её просьбе отвёл её к Теодориху, её второму внуку. Теодорих, приняв бабку Брунгильду с теми почестями, каких она была достойна, позволил ей оставаться у себя, пока был жив. Бедняк, чьими услугами проводника воспользовалась часто называемая королева, в награду за это благодеяние получил должность епископа Оксерского.

В пятый год ³⁷⁰ упомянутых королей вновь появились те же знамения, что и в предыдущие годы, а именно, огненные шары, мчавшиеся по небу в пределах Запада наподобие множества звёзд* ³⁷¹.

Глава LXXXVII.

О жестоком столкновении королей между собой и о видении ангела; о бегстве Хлотаря и о его потерях.

*И вот, Теодеберт и Теодорих начали, наконец, уже давно задуманную борьбу против своего двоюродного брата ³⁷² Хлотаря и по настоянию бабки Брунгильды столкнулись с ним в битве на реке Орванне (Aruenna), неподалёку от селения Дормель (Doromello). Там произошло такое избиение людей с обеих сторон и, особенно, со стороны Хлотаря, что сама река, переполненная человеческими телами, не могла продолжать своё течение. Видели, как в этой битве стоял ангел Господень, держа обнажённый меч. Хлотарь, видя, что его люди подверглись ужасному разгрому, обратился в бегство и поспешил в Париж через замок Мелён (Milidunum), расположенный на острове [посреди] Сены. Теодеберт и Теодорих, преследуя беглеца по пятам, разорили большую часть городов его королевства, а горожан обратили в рабство. Хлотарь, хотя и неохотно, был вынужден утвердить условия мирного договора, предложенного врагами, так что королевство Теодориха расширилось [за счёт земель] между Луарой и Сеной вплоть до моря Океана и до границ бретонцев, а [земли] между Сеной и Уазой (Iseram), всё герцогство Дентелин (Denteleni) ³⁷³ и [земли] до самого моря отошли к Теодеберту. Только двенадцать округов между Сеной и Уазой вплоть до берегов моря Океана остались за Хлотарем* ³⁷⁴.

Глава LXXXVIII.

Об убийстве Каутина, рождении Сигиберта, убийстве Эгилы, покорении васконов, возведении на престол Аделоальда Лангобарда и о побоище у саксов.

*В шестой год ³⁷⁵ правления Теодеберта и Теодориха был убит Каутин, герцог Теодеберта.

В следующем после этого году ³⁷⁶ у Теодориха родился от наложницы сын по имени Сигиберт. Также патриций Эгила был убит по совету Брунгильды, не из-за каких-то бывших за ним вин, но по внушению одной лишь жадности, а его состояние было взято в казну. В это же время Теодеберт и Теодорих покорили васконов и поставили над ними герцога по имени Гениал* ³⁷⁷.

*В те дни в Милане, [в цирке], в присутствии своего отца, короля Агилульфа, в короли над лангобардами был возведён Аделоальд; при этом присутствовали послы Теодеберта, короля франков. С этим царственным юношей была обручена дочь короля Теодеберта, и был заключён вечный мир с франками* ³⁷⁸. *В это же время, когда франки сразились с саксами, произошло сильнейшее избиение людей с обеих сторон* ³⁷⁹.

Глава LXXXIX.

Об обретении тела блаженного Виктора; о смерти Этерия, архиепископа Лионского; о рождении Хильдеберта Младшего; о низложении епископа Дезидерия и назначении вместо него Домнула, а также о затмении солнца.

*Блаженный Эконий ³⁸⁰, епископ Морьенский (Mauriennensis), обрёл тело святого Виктора, который пострадал в Золотурне (Salodoro) вместе со святым Урсом, следующим образом. Однажды ночью, когда он отдыхал в своём городе, откровение свыше через видение побудило его подняться и как можно быстрее идти в церковь, которую построила в предместье Женевы (Genabensi) Седолевба ³⁸¹, некогда бургундская королева, и указало, что там в центре базилики есть место, где погребено тело святого. Когда епископ поспешно прибыл в город Женеву, взяв с собой епископов Рустика и Патриция ³⁸², он совершил трёхдневный пост, а следующей ночью в том месте, где покоились мощи славного мученика, явилось небесное сияние. Тогда эти три священника Господних, подняв камень, которым он был покрыт, обнаружили святого, лежавшего в серебряном гробе. Его лицо, озарённое божественным сиянием, сияло в семь раз ярче, чем у любого живого человека. При этом столь удивительном обретении выдающегося мученика присутствовал государь Теодорих, который пожертвовал этому месту большую часть состояния Варнехария, которое тот, как мы сказали выше, завещал раздать в виде милостыни. Затем, у гробницы блаженнейшего Виктора сила Христова показывала впоследствии множество чудесных знамений. В этом же году ³⁸³ умер Этерий ³⁸⁴, архиепископ Лионский, и на его место был поставлен Секундин* ³⁸⁵.

*В восьмой год ³⁸⁶ правления Теодеберта у него родился от наложницы ещё один сын, напоминавший именем деда – Хильдеберта. Собор, созванный в Шалоне, низложил Дезидерия, епископа Вьеннского. Когда он в результате козней Брунгильды и Аридия, епископа Лионского, который сменил Секундина, был отправлен в ссылку, вместо него на должность священника был поставлен Домнул. В этом же году произошло солнечное затмение* ³⁸⁷.

Глава ХС.

О рождении Корба, гибели Бертоальда, высокомерии любовника Брунгильды Протадия и битве королей.

*В девятый год ³⁸⁸ упомянутого короля у него вновь родился сын по имени Корб. Пфальцграфом этого государя в то время был Бертоальд, мудрый и осмотрительный муж, соответствующий нравам короля, храбрый в бою и верный в том, что ему поручили. Был и некий Протадий, родом римлянин, весьма близкий Брунгильде из-за [их] преступной связи, который ввиду этого был поставлен ею герцогом в Заюранском округе после Вандальмара. И вот, когда порочная связь усилилась, вместе с ней выросло и желание к большим почестям. Итак, молча обдумав этот план, она ³⁸⁹ дерзнула просить своего внука убить Бертоальда и поставить Протадия майордомом всего королевского дворца* ³⁹⁰. *А Бертоальд, как раз тогда направленный Теодорихом с 300 мужами в Нейстрию для охраны этой части его королевства, предавался охоте в селении Арелаун (Arenauno) ³⁹¹. Узнав об этом, Хлотарь послал для сокрушения Бертоальда сына Меровея и герцога Ландериха, дав им в подмогу дельных мужей. Бертоальд, проведав, что враги хотят на него напасть (ему об этом сообщили надёжные вестники) и зная, что у него недостаточно сил для сопротивления, обратил тыл и отправился в Орлеан, где был принят блаженным Аустреном, епископом этого города. Ландерих, приведя войско к воротам города Орлеана, призывал Бертоальда выйти на битву. Бертоальд ему ответил: «Окружённый многочисленным войском, ты уверен, что я вместе с немногими не могу тебе противостоять. Однако, давай, если угодно, вдвоём вступим в поединок, в то время как остальная масса вооружённых людей будет стоять в отдалении и ждать исхода дела. Пусть не будет подмоги ни от кого из вассалов, но ожидается лишь решение одного справедливого Судьи». Когда Ландерих не стал сражаться, Бертоальд вновь сказал ему: «Поскольку страх не позволяет тебе ныне вступить со мной в бой, то из-за твоей безрассудной дерзости, с какой ты посмел похитить часть королевства моего господина короля, наши государи в самое ближайшее время сразятся между собой с полками вооружённых мужей. Тогда, если будет угодно, я и ты, облачённые в лентообразные одежды, сразимся в самой гуще полков. Там ты сможешь ощутить и позор моей трусости, и свидетельства своей доблести»* ³⁹². Когда Ландерих не отклонил эти условия, оба пожелали друг другу проклятий, если они отступят от уговора. *В то время как всё это происходило в день праздника святого Мартина ³⁹³, и Теодорих в точности узнал, что часть его королевства захвачена Хлотарем, он в тот самый день, когда все католики набожно празднуют Рождество воплотившегося Слова ³⁹⁴, двинул войско и у Этампа (Stampas), на реке Жюин (Junna) ³⁹⁵, выстроил его в боевом порядке против Хлотаря, который не менее решительно готовился оказать сопротивление. Но, так как переход через реку Жюин слишком узок, сражение началось до того, как всё войско Теодориха успело переправиться. И вот, в самой гуще полков, стремящихся к взаимному уничтожению, Бертоальд не переставал звать Ландериха по имени и призывать сразиться с ним, согласно уговору. В то время как Ландерих уклонялся от этого и стал потихоньку отступать с места [боя], Бертоальд воспылал одним лишь стремлением – принять смерть. И, поскольку он уже знал, что Брунгильда задумала лишить его прежнего почётного звания, а вместо него поставить Протадия, то решил лучше с честью пасть в битве, чем с позором провести остаток жизни, которую он ещё мог бы прожить. Итак, в то время как он старался гнать рассеявшиеся полки и теснить отступавших врагов, разя мечом тех, кто попадался ему на пути, он, один, был окружён многими, сражён и убит. В этой битве был взят в плен Меровей, сын Хлотаря, а Ландерих вместе с самим Хлотарем обратились в бегство. Теодорих победителем вступил в Париж. После этого Теодеберт заключил мир с Хлотарем в селении Компьень (Compendio); а их войска невредимыми вернулись домой* ³⁹⁶.

Глава ХСI.

Об отвратительной жадности римлянина Протадия, ставшего майордомом королевского дворца, из-за которой он бежал, ненавистный всем, и был, наконец, убит вельможами, а короли помирились; и о преемстве Клавдия Римлянина, мудрого мужа.

*В десятый год ³⁹⁷ правления Теодориха Протадий был, согласно желанию Брунгильды, поставлен майордомом по распоряжению Теодориха. Хотя он считался весьма хитроумным и дельным в советах, но в своём желании наполнить казну и обогатить самого себя запятнал себя ужасной алчностью по отношению к богатым. В конце концов, преследуя знать Бургундии и желая всех себе подчинить, он пытался незаконно отбирать их имущество, чтобы никто не мог лишить его должности, которой он пользовался. Поэтому нельзя было найти ни одного из влиятельных людей, кто хотел бы вести с ним приятельские беседы или поддерживать дружбу. А когда Брунгильда из-за воспоминаний о давней неприязни задумала отомстить за своё изгнание и убеждала Теодориха постараться вырвать из рук Теодеберта сокровища отца, уверяя, что тот был сыном не Хильдеберта, а некоего садовника, Протадий стал настойчиво побуждать короля к совершению этого. Наконец, Теодорих, выступив вместе с войском, разбил лагерь у Кьерси (Cariciacum) ³⁹⁸, готовясь на следующий день вступить в битву с братом, который расположился неподалёку с сильным австразийским войском. Между тем, лейды стали убеждать Теодориха помириться с братом и не ставить суетную алчность выше чести братской привязанности. Протадий же, напротив, решительно возражал, говоря, что не следует заключать мир. Прочие вельможи, заметив, что только он один противится их советам, стали вести между собой речи, что, мол, лучше его одного предать смерти, чем подвергать опасности всё войско. Когда король весьма кстати вышел из шатра, чтобы размяться, до него дошёл этот слух, и он узнал, что некие люди хотят убить Протадия. Желая броситься туда и удержать их от насилия в отношении упомянутого мужа, он был задержан своими людьми и, удерживаемый силой, послал одного человека, по имени Унцелен, чтобы властью своего приказа запретить главарям мятежа подобную дерзость. Тогда Унцелен пришёл к тем, которые уже окружили королевский шатёр, где Протадий сидел и играл в кости с Петром, сведущим в искусстве врачевания мужем, и сказал им следующее: «Мой господин, король Теодорих, велит убить Протадия, противника мира». После этих слов все наперебой поразили шатёр мечами и убили там Протадия. Теодорих, хотя и будучи вынужден своими людьми, помирился с братом Теодебертом, и войска их обоих в целости и сохранности вернулись по домам* ³⁹⁹.

*В 11-й год правления ⁴⁰⁰ Теодориха вместо Протадия майордомом был поставлен некий Клавдий, родом римлянин, человек мудрый, исполненный верности, весёлый рассказчик, осмотрительный во всём, но чересчур тучный. Страшась примера своего предшественника, он со всеми сохранял дружбу, выказывая себя кротким и приветливым* ⁴⁰¹.

Глава ХСII.

О мести, которую Брунгильда учинила над врагами Протадия; и о побитии камнями епископа Дезидерия.

*В 12-й год ⁴⁰² правления Теодориха Унцелену, который из-за своего обмана стал причиной смерти Протадия, в результате козней Брунгильды отрубили ноги, и он был лишён всего своего имущества и ввергнут в нищету* ⁴⁰³. *За соучастие в убийстве уже названного Протадия в селении Фаверне (Fariniaco) ⁴⁰⁴ по внушению Брунгильды и по приказу Теодориха был убит также патриций Вульф. У Теодориха же родился от наложницы сын, по имени Меровей, которого король Хлотарь воспринял от святой купели* ⁴⁰⁵. *Затем часто называемый король Теодорих, обманутый уговорами Аридия, епископа Лионского, и своей бабки Брунгильды, приказал побить камнями вернувшегося из ссылки святого Дезидерия, епископа Вьеннского. На его могиле очень часто происходят чудеса* ⁴⁰⁶.

Глава ХСIII.

О злосчастном браке Эрменберги, дочери короля Испании, и Теодориха.

*В это время Теодорих направил епископа Аридия и коннетаблей Рокко и Эборина к Виттериху ⁴⁰⁷, королю Испании, чтобы те просили выдать за него замуж его дочь и, если отец пожелает, дали бы клятву, что он во все дни своей жизни не лишит её королевских почестей. Виттерих с радостью с ним согласился и передал девицу послам. Теодорих радушно её принял и сперва сильно полюбил; но та из-за злых чар Брунгильды так и не познала мужа. В конце концов, Теодорих по внушению той же своей бабки отнял у Эрменберги (ибо таково было имя девицы) сокровища и велел ей уйти в Испанию* ⁴⁰⁸. *Негодуя из-за этого дела, Виттерих отправил к королю Хлотарю, родившемуся от дяди Теодориха, послов, чтобы те, изложив обстоятельства нанесённой ему обиды, склонили его к военному союзу. Когда стало видно, что тот пошёл навстречу их пожеланиям, они вместе с его собственными послами отправились прямиком к Теодеберту. Выяснив, что он также окажет им помощь, они вместе с послами вышеупомянутых королей держали путь к Айо, королю лангобардов, чтобы эти четыре короля, напав на Теодориха, лишили его и жизни, и власти и совершили месть за оскорбление, нанесённое королю Испании. Когда Теодориху донесли, что они хотят осуществить против него такого рода план, он отнёсся к этому с презрением, как к бесполезному делу. А посол Виттериха, полагая, что добился всего, ради чего приходил, морским путём вернулся в Испанию* ⁴⁰⁹.

Глава ХСIV.

О смелости в речах Колумбана Ирландского и о его чудесах; о притворном раскаянии короля, об основании монастыря в Боббио и о кончине Колумбана.

*В 14-й год ⁴¹⁰ правления Теодеберта и Теодориха блаженный Колумбан, уйдя из Ирландии, острова в океане, был сперва принят Теодебертом. Затем, уйдя оттуда из-за множества стекавшихся к нему людей, он, желая вести уединённую жизнь, перешёл в королевство Теодориха и получил от названного короля повеление проживать в месте, название которого – Люксёй (Luxovium) ⁴¹¹. В то время как король часто приходил его повидать, а муж Божий укорял его, зачем он, мол, оставил брак с законной супругой и предаётся внебрачным связям, тот стал преклонять слух сердца к тому, чтобы послушаться его спасительных увещеваний, и бабка Брунгильда, подстрекаемая ядовитыми нашёптываниями давнего врага ⁴¹², стала ещё более страстно действовать против святого Колумбана. Но святой муж, готовый противостоять её злобе, поспешил прийти к ней, пребывающей в селении Брюйер (Bruchariacho) ⁴¹³. Королева, выйдя ему навстречу со своими внуками, сыновьями Теодориха, просила его благословить королевское потомство. Но тот сказал, что они никогда не примут королевских скипетров, так как появились на свет от блудниц. Королева, рассердившись, велела мальчикам удалиться, а спустя малое время и сама последовала за ними. Когда муж Господень торопился вернуться домой и его нога коснулась порога королевского дворца, здание всего дома внезапно с грохотом содрогнулось. Но и это не тронуло душу нечестивейшей женщины; более того, она воспылала ещё большим гневом. Ибо она опасалась, что если король, отбросив соблазны распутства, вступит в брак с какой-либо царственной дамой, то её лишат всякого достоинства и изгонят из королевства. Итак, она запретила входить и выходить из монастыря как самому святому мужу, так и братьям, жившим вместе с ним, велев своим вельможам, обитавшим в местах, соседних с монастырём, не позволять никому выходить [оттуда] и не принимать в гости никого из идущих [туда]. Святой муж вновь отправился во дворец, чтобы убедить её отступить от такого упрямства. Как раз в тот день Теодорих находился со своей бабкой в селении Эпуас (Spinsia) ⁴¹⁴; ему сообщили, что человек Божий стоит перед воротами и не желает останавливаться на ночлег в этих покоях. Тогда король, опасаясь навлечь на себя гнев Божий, сказал, что лучше почтить мужа Божьего подобающими средствами, чем вызвать гнев Божий из-за обиды, нанесённой Его рабам. Итак, он приказал с королевским великолепием приготовить всё, что было нужно для трапезы, и через собственных слуг преподнести это слуге Господнему. В то время как те поспешно это исполнили, блаженный Колумбан, глядя на них с суровым (как он и сам был) выражением лица, спросил, чего они этим от него хотят? Теми было сказано, что это – пропитание, направленное королём для нужд его и его людей. Он им сказал: «Писание – свидетель, что дары нечестивых не принимаются Богом. Так что Его рабам не следует принимать то, что Он, как известно, ненавидит». После этих слов все сосуды разбились вдребезги, вино и сидр разлились по земле, а прочее разлетелось в разные стороны. Королевские слуги, перепугавшись, вернулись к королю и по порядку рассказали ему о случившемся. Король, поражённый сильнейшим страхом, на рассвете поспешил вместе с бабкой к мужу Божьему. Они умоляли о прощении за содеянное и впредь обещали исправиться и вести себя лучше. Успокоенный этими обещаниями, [Колумбан] вернулся в монастырь. Однако, это обещание не принесло никаких действенных результатов. Ибо Теодорих предавался мерзости распутства, как привык делать это и прежде, а душа Брунгильды, однажды наполнившись злобой, никоим образом не отступилась от преследования блаженного мужа. Более того, неукротимый дух [её] свирепости дошёл до того, что она стала убеждать внука отправить Божьего святого в ссылку в город Безансон (Vesuntionum), а затем, когда он оттуда вернулся, вывести на берег Британского моря, чтобы он, переплыв через пролив, никогда более не увидел галльские земли. Когда же муж Господень решил, согласно намерению своей души, ни в коем случае не возвращаться в родную землю, он, перейдя через королевство Теодеберта в Италию, построил монастырь, что зовётся Боббио ⁴¹⁵, и, исполненный святости и дней, отошёл к Господу ⁴¹⁶* ⁴¹⁷.

Глава ХСV.

Теодорих примиряется с братом из-за страха перед ним.

*В 15-й год ⁴¹⁸ своего правления Теодеберт, готовясь присоединить к своим землям кое-что из владений брата Теодориха, настроил его против себя. Однако, по осмотрительному совету мудрых мужей было выбрано место, название которому – Зельц (Saloissa) ⁴¹⁹, чтобы братья съехались в указанное место вместе с немногими, но знатными мужами Франции и выбрали то, что касается мира. Теодорих оказался там всего лишь с 10 000 мужами, тогда как Теодеберт прибыл с огромным австразийским войском, желая [пойти] войной и нарушить мир, даже если бы брат согласился с [его] требованиями. Теодорих, устрашённый созерцанием такого огромного войска, хотя и вопреки воле, уступил всё, чего тот желал. Соглашение братьев было такого рода, что Теодорих уступил графства Эльзас (Alesatio), Зундгау (Sugitensi) ⁴²⁰, Тургау (Turonensi) ⁴²¹ и Шампань (Campanensi) ⁴²², и все права на них перешли к Теодеберту. Они ушли оттуда со взаимным согласием, хотя и притворным, и оба, попрощавшись друг с другом, вернулись в свои королевства* ⁴²³.

Глава ХСVI.

О разбое аламаннов в отношении заюранцев.

*В те дни аламанны, вторгшись в пределы аваншцев ⁴²⁴, одолели в бою заюранцев, пытавшихся противостоять им во главе с герцогами Аббеленом ⁴²⁵ и Герпином, и громили их, преследуя вплоть до убежища в горах. Затем, не встречая препятствий, они обошли Юранские горы, наполнив все земли, через которых проходили, убийствами и пожарами. Уведя с собой множество пленных, они вернулись на родину с трофеями и огромной добычей* ⁴²⁶.

Глава ХСVII.

О планах Теодориха и о постыдном браке Теодеберта; о блаженном Леудегазии и о его рассказе о волке; о битве королей.

*Теодорих, страстно желая отомстить за причинённые обиды, стал обсуждать со своими людьми, каким образом ему одолеть брата. В этом же году ⁴²⁷ Теодеберт убил Билихильду, которую Брунгильда, купив у торговцев (так как та была необыкновенной красоты), дала ему в жёны, и взял себе в супруги девицу по имени Теодехильда.

Теодорих, как мы сказали, преследуя Теодеберта лютой ненавистью, послал к Хлотарю людей ⁴²⁸, чтобы те, как бы от его имени, сказали: «Подвергшись оскорблениям со стороны брата, я помышляю воздать ему то, чего он заслуживает, если буду знать, что ты не придёшь ему на помощь. Поэтому я прошу тебя оставаться в бездействии, не оказывая ему никакой поддержки. Обещаю, что если я окажусь победителем и смогу отнять у него королевство наряду с жизнью, то верну под твою власть герцогство Дентелин, которое он удерживает, незаконно отняв у тебя»* ⁴²⁹.

Когда Хлотарь согласился с этим предложением, *Теодорих в 17-й год ⁴³⁰ своего правления, в мае месяце, приказал всем своим подданным, весьма склонным к войне, собраться в Лангре (Lingonis) и, держа путь через замок Вернону (Vernona) ⁴³¹, которую в то время начали строить, прибыл в Туль (Tullum). Наткнувшись там на Теодеберта с подмогой из австразийского войска, он без колебаний вступил в битву: сразившись с братом в Тульской Шампани, он наголову разгромил его войско. Однако, Теодеберт спасся и, бежав с поля боя, [прошёл] через город Мец и Вогезский лес (saltum Vosagum) и нашёл укрытие в городе Кёльн (Coloniae). Теодорих, торопясь и по пятам преследуя брата, встретил по пути блаженного Леудегазия, епископа Майнцского, и получил от него такого рода увещевание: «Продолжай то, что начал, и с Божьей помощью достигнешь завершения этого дела. Крестьянская басня рассказывает, что волк, ведя своих щенят за добычей, позвал их к себе на гору и дал им такие наставления: «Знайте, дети, что не найдёте никого, кто бы вам помог, кроме тех немногих, которые из вашего рода. Поэтому увещеваю вас не бросать начатые труды и отыскивать то, что нужно для пищи»». Теодорих, ревностный исполнитель, повиновался этим увещеваниям, в особенности сознавая, что тот заботится о его пользе и противится глупости Теодеберта. Перейдя Арденны, он подошёл к Цюльпиху (Tulbiacum) ⁴³². Между тем, Теодеберт, который собирался бежать, отложил [это намерение]. Ибо, призвав себе на помощь в войне саксов и прочие народы верхней Германии, он противопоставил их в упомянутом выше месте. И они яростно сражались, пока Теодеберт держался. Ибо он сопротивлялся, хотя его войско резали, словно скот. А когда и сам он, не в силах вынести тяжести битвы, искал спасения в бегстве, все, которые стояли с намерением сражаться, обратили тыл; большая часть их, рассеявшись в беспорядочном бегстве, была перебита, а прочие вместе с королём поспешно направились к Кёльну. В первом боевом столкновении обе стороны сошлись с таким мужеством, что тела убитых из-за множества сдавивших их людей не могли упасть на землю и, как сидели на лошадях, так и носились туда сюда вместе с живыми. После того, как побеждённая фаланга обнажила врагам свою спину, мостовые дорог, а также лесные тропы наполнились телами убитых. Когда Теодориху доложили, что Теодеберт уцелел, возникло побуждение ускорить движение вперёд, так как он считал продолжение войны затратным, если можно перехватить предводителя и наиболее склонный к войне народ* ⁴³³. *Итак, придя со своими людьми, он устремился в пределы рипуариев, опустошая и сжигая всё, что попадалось ему на пути. Жители этой земли пришли к нему с просьбой не устраивать им погром из-за вины одного, и пусть, мол, он знает, что они – его люди по праву победителя. И он им сказал: «Не вам готовится гибель, но Теодеберту. А если вы хотите заслужить мою милость, то вам нужно отрубить ему голову или привести его ко мне живым и в оковах». Те, войдя в королевский дворец в Кёльне, обратились к Теодеберту с такой речью: «Твой брат Теодорих велел передать следующее: «Если я удостоюсь получить отцовские сокровища, которые Теодеберт, захватив, незаконно удерживает до сих пор, то без промедления вернусь к себе домой». Поэтому мы призываем тебя, господин король, вернуть долю, которая ему причитается, и не позволить ему тревожить наши жилища». Теодеберт, поверив этим словам и считая произнесённое правдой, вошёл вместе с ними в то место, где хранились королевские сокровища. И вот, когда он высматривал, что бы он мог лучше вернуть брату без ущерба для себя, один из стоявших рядом, обнажив меч, рубанул его по шее и, отрубив голову, перебросил её через стены Кёльна. Увидев это, Теодорих тут же овладел этим городом и захватил королевские сокровища. Заставив первых лиц города присягнуть ему в предложенных им выражениях, он принимал клятвы в базилике святого Гереона, когда ему показалось, что кто-то ударил его кулаком в бок. Повернувшись к своим, он сказал: «Следите за дверью, чтобы никто не вышел, так как я не знаю, кто из этих рипуариев, виновных в нарушении клятвы, попытался меня ранить». В то время как те следили, кубикулярии, сняв одежду, осмотрели бок короля и не нашли никакой раны. Там оказался лишь багровый знак, который, как я полагаю, был знаком близкой смерти. Уладив по [своему] усмотрению дела, он, выступив оттуда с большой добычей, увёл с собой сыновей своего брата вместе с дочерью, которая блистала своей красотой. Когда он прибыл в Мец, то застал там свою бабку Брунгильду, которая вышла ему навстречу. Схватив сыновей Теодеберта, она без промедления предала их смерти. Даже самого маленького, по имени Меровей, ещё лежавшего в белых одеждах, она, ударив о камень, заставила безвинного испустить дух* ⁴³⁴. Итак, Теодеберт правил 17 лет. *Но некоторые авторы написали, что Теодеберт после этой победы Теодориха и своего разгрома переправился через Рейн, а Теодорих, взяв Кёльн, послал его захватить Бертария, своего кубикулярия. Теодеберт был схвачен им и приведён к Теодориху, после чего с него сорвали королевские наряды и отправили, как говорят, в ссылку в Шалон. Передают, что в награду за столь славное дело Бертарий получил от Теодориха его коня с королевской сбруей* ⁴³⁵.

Глава ХСVIII.

О Хлотаре, получившем герцогство Дентелин и о гневе на него Теодориха.

Хлотарь, согласно договору, который он заключил с Теодорихом (на условиях, о которых мы сообщили выше), вернул под свою власть герцогство Дентелин. Теодорих же, видя, что королевство австразийцев ему уже подчинилось, был охвачен из-за этого сильным возмущением и через послов передал Хлотарю, чтобы он удалился из упомянутого герцогства; а если тот этого не сделает, он не преминет отомстить за обиду нанесённого ему оскорбления всеми способами, какими только сможет ⁴³⁶.

Глава ХСIХ.

О Теодорихе, добивавшемся дочери брата и порицаемом за это Брунгильдой; о его гневе на Брунгильду и о жестокости по отношению к нему Брунгильды, которая убила его ядом.

*Между тем, пока Теодорих находился в Меце, он стал изнывать от любви к дочери брата Теодеберта, которую пленил в Кёльне; а когда он хотел с ней сочетаться, бабка не позволила ему это сделать. Он сказал ей: «Что за несчастья я навлеку на себя, если возьму её в жёны?». На это Брунгильда ответила: «Нельзя тебе иметь женой ту, что рождена братом». Теодориха, как только он это услышал, охватила злоба, и он ответил ей на это таким образом: «Не ты ли, ненавистная Богу и всем добрым людям, говорила мне, что он не является моим братом? Почто ты возложила на меня столь тяжкое бремя братоубийства?». И, обнажив меч, хотел её заколоть. Подхваченная теми, кто стоял рядом, и на руках вынесенная из дома, она избежала смертельной опасности, но стала с женским безрассудством строить козни против внука. Так, когда тот выходил из бани, она руками подкупленных деньгами слуг подала ему питьё с ядом. Выпив его, Теодорих, раскаиваясь в злодеяниях, которые совершил, обрёл конец жизни, которую запятнал преступлениями* ⁴³⁷. Упомянутые авторы передают также, что *он, задумав предпринять поход против Хлотаря, умер в названном городе Меце от дизентерии в 18-й год ⁴³⁸ своего правления* ⁴³⁹.

Завершается книга третья.

Источник: Aimoini Monachi Floriacensis de gestis Regum Francorum Libri IV. RHGF. Paris. 1741