№ 82

Из рапорта приказчика РАК Ф. И. Шемелина в Главное правление компании об условиях торговли в Кантоне

Кантон.

21 декабря 1805 г.

Из Камчатской Петропавловской гавани отправились мы в Кантон 28 сентября и прибыли в Макао 8 числа ноября благополучно. Всего путешествия нашего до Китая было 1 месяц и 10 дней. Здесь надеялись мы найти «Неву», полагая, что сие судно, отправившееся с грузом из Кадьяка в августе месяце, давно уже находится в Кантоне, но чаяние наше в том не сбылось, чего чрезмерно было жаль. Мы таковой медленности в приходе сюда «Невы» не могли приписывать ничему другому, как только какому-нибудь несчастью, последовавшему с ней. «Надежда», имея у себя груз малый, состоящий только в 412 морских бобрах и 10 000 котах, не могла идти с оным [139] прямо в Вампу, зная, что китайские пошлины с корабля и другие налоги и подарки мандаринам превзойти могут цену, чего стоят все наши товары; при всем том «Надежда» принуждена была иметь еще хлопоты такие, что оной по законам китайским нельзя было под именем купеческого корабля оставаться на рейде Макаоской более одних суток и надлежало или следовать в Вампу, или идти куда угодно. Нам надобно было взять время как для исправления некоторых починок на корабле, так и для сождания «Невы», которой прихода мы вовсе еще отчаивались, и, чтоб иметь благовидный к тому резон, г-н капитан Крузенстерн принужден был правительству китайскому в Макао объявить корабль свой военным. Между тем, поколь дожидались мы «Невы», бывали часто в Макао, где имели уведомления от разных людей о состоянии в Кантоне цены на пушные товары, а паче на наши бобры, совсем неверные и неосновательные.

Мы проживали уже почти две недели, не имея ни малого известия о «Неве», как 20 ноября ночью, к обрадованию моему, с китайским ботом от г-на приказчика Коробицына с «Невы» получил я письмо, извещающее о прибытии их, что они недалеко находятся от Макао и что противные ветры не допустили их того дня положить якори на Макаоской рейде. 21 ноября «Нева» достигла Макао и 22-го готова была идти в Вампу. «Надежда», за объявлением себя военным кораблем, не могла уже следовать за «Невой», ибо вход военным кораблям в сие место наистрожайше и под великим штрафом запрещен, почему я принужден был оставить «Надежду» и идти на «Неве» в Кантон. Г-н капитан Крузенстерн, бывавши прежде в Кантоне и имевши знакомство с европейскими факториями, нужен для меня был в первоначальном путеводстве ознакомления с людьми и обстоятельствами, относящимися до торговых дел, по просьбе моей согласился также оставить «Надежду» и ехать с нами в Кантон. Мы отправились туда 22 ноября и 26-го поутру прибыли в Вампу. Здесь обще с обоими господами капитанами рассуждаемо было о том, что, хотя и было мнение Российско-Американской компании Главного правления произвести в Кантоне расторжку самим приказчикам компании при помощи капитанов, но этого учинить, как отзывались они, были не в состоянии, но предлагали учинить в этом случае агента, которому и заплатить за комиссию то, что обыкновенно платится здесь и иностранными судами, не имеющими своих факторов; почему обезнадежась на руководство одних гг. капитанов, в том на себя не опирающихся, и слышав от них же, что в противном случае можем мы почувствовать большие неприятности и сверх того потерять время, нужное к отправлению себя в России, они назначили для сего контору гг. Биля и Моньяка. Все сие мы с г-ном Коробицыным должны были уважить и согласились иметь себе агента, не воображая, чтоб комиссия здесь могла выше превзойти двух процентов со ста, которых больше во всем свете торговые люди не берут; согласие сие окончено бумагой, которую подписали господа капитаны, я и г-н Коробицын, с коей при сем копию имею честь представить ¹.

27-го числа отправились господа капитаны на своем катере в Кантон, отстоящий от Вампу еще на 15 миль итальянских, а 29-го получил я от г-на капитана Крузенстерна письмо, чтоб я приехал в Кантон со всем экипажем своим и бумагами, где пребывание мое почитал он нужным. Я тотчас отправился туда и к вечеру прибыл в сей город, где нашел их, квартирующих в доме гг. Биля и Моньяка. Я известился от них, что г-н Биль с удовольствием принял на себя сию комиссию и тем охотнее еще, что здешняя англинская фактория упреждена была письмом от министра нашего, пребывающего в Лондоне, его сиятельства графа Воронцова, который, извещая о прибытии в сей порт кораблей российских, просил о подании оным в их потребностях возможных пособий. За продажу наших и покупку китайских товаров г-н Биль, по здешним торговым обыкновениям, не согласился меньше взять пяти процентов со ста, и господа капитаны на том до приезда моего в Кантон с ним уже решились... ²

При первом почти свидании г-на Биля со мной хотел он знать, какие нам здешние товары нужны, я означил первым нашим товаром китайку. А чай, – спросил он, – неужели почитаете вы последним? Я отвечал, что Кяхта доставляет нам столько чаю, [140] что мы сверх продовольствия своего могли бы еще отпущать в чужие края, когда б от нас оного требовали. Он не хотел тому верить и говорил, что он совершенно не знает, что Копенгаген отправляет своего чаю весьма немало в Россию, что жители балтийских берегов все довольствуются датским чаем, и в пример ставил, сколь приход сюда российских кораблей для датского фарфора ³ есть неприятен. Я внутренно посмеялся тому, сколь мало датской суперкарго знает Россию, и, заметив, что торговля сия чаем датчанами производится в Россию тайно, не хотел возражать против оного, но утверждал свое. Каждое свидание потом с г-ном Билем повторялось теми ж разговорами и рассуждениями его об удивительном ему требовании моем. Он уверял меня, что здесь никто не берет таких товаров, каких я хочу, что такой ширины и цветов китайки, например, вощанки нелощеной вишневой, алой и других цветов, какие мне надобно, я не сыщу в Кантоне ни одного конца, что, кроме так называемой компанейской китайки или нанкину, здесь лучшей нет, и, которая одна только на фабриках в Нанкине для отпуска в чужие края приготовляется и идет в Старый и Новый свет. Мне не менее удивительным казалось, уверение его, тем более что видел на всех китайцах одежду, сшитую из оной, почему и хотелось мне самому испытать. Я ходил по кантонским торговым рядам, хотя и нашел китайку лощеную и нелощеную, но она была совсем другого рода, нежели какую мы в Кяхте от китайцев получаем. Кяхтинская хорошая китайка бывает обыкновенно шириной в 8 вершков и полдюйма; кантонская же, напротив, весьма узка, нелощеная восьмиаршинная – в 6¼, а десятиаршинная – 6½ вершков. Лощеная лазоревого цвета хороша и тонка, но не более имеет ширины 7 вершков. Есть еще китайка черная совсем особенного рода, ширины имеет ¾ аршина, а длины 13 аршин, цена за конец 2¾ пиастра. Я всех сих сортов купил по нескольку для опыта, не будет ли на оную вперед и в России расхода, но в большом количестве иметь ее на первый случай не можно.

Итак, я принужденным нашелся рассуждать о Кантоне иначе, нежели прежде думал. Я был всегда в том мнении и не мог сомневаться, чтоб не найти тут китайки, как такого товару, которым весь народ сего государства одевается и, нимало не воображал, чтоб оные не были такие ж, какие к нам с Кяхты вывозятся или еще и лучше; и не бывши еще в Кантоне, льстился собрать сего товара хороших цветов и доброт, и мысленно продавал уже в Москве по 45 руб. за тюк.

Хотя и видел я справедливость уверений г-на Биля, что здесь подлинно не из чего было больше составить груза, как только из нанкина и чаев, но последних все-таки не хотелось мне иметь много. Господа капитаны беспокоили меня требованиями, чтоб я, не теряя времени, назначил г-ну Билю количество чаев, китайки и другого, чего надобно, чтоб дал он приказ благовременно все то приготовить, чтоб после за медлительным моим решением не последовало напрасного прижатия и остановки в отправлении кораблей и тому подобное. Я отказывался, что, не знав за сколько проданы будут наши товары; не могу давать такие приказы, которые в противном случае могут обратиться мне в беспокойство от требования с меня денег, которых, может быть, тогда еще иметь я не буду. Они уверяли меня, что никогда сего не случится и что г-н Биль сделает нам кредит, чем и принудили меня дать г-ну Билю записку, в коей назначал я чаю лучшего цветочного на 30 000 пиастров, нанкину компанейского – на 30 000, фарфору хорошего – на 5000, пониже того ж на 15 000, жемчуга перламутрового – на 3000, прочую ж сумму хотел употребить на покупку разных товаров, какие мне полезными быть покажутся.

Между тем, когда бобры уже разобраны были и как они тогда зависели продажей от одного нашего комиссионера, то нам и не было уже резону вступаться в сие дело, но только ожидать успехов, какие окажутся от его стараний. 13-го числа поутру г-н Моньяк, товарищ Билев, пришед ко мне, объявил, что г-н Биль и он склоняли многих купцов купить наши товары, но никто на то не соглашается и нет надежды продать, ежели я не соглашусь взять на половинную сумму чаев, уверяя, что купцы не только охотнее купят, но и дадут лишнее за бобры наши. Обстоятельства и худые цены на наши товары заставили тому поверить, а особливо, когда слышал я окромя [141] его, что капитану Адамсу, у коего 5800 бобров, китайцы давали сначала по 18 пиастров, но он не соглашался, а когда потом хотел он отдать за ту цену, то китайцы не более уже сулили ему, как по 16 только пиастров, да и то давали низким чаем. Я не мог противиться слишком и согласился, но с тем только, что я хочу чаи иметь лучшие. В том никакого затруднения быть не может, сказал он, какие только вам угодно получить можете. Чрез два дня после этого хотелось мне узнать, имеет ли какие успехи в продаже г-н Биль, и потому, пришед к нему в контору, спрашивал, он показал мне роспись нашим товарам и цены, которые назначили купцы. Бобры морские вокруг всех доброт вообще по 17 пиастров. Хвосты бобровые по 10 за одного бобра или по 17 пиастров за десять, бобры речные – по 2,5; выдры – по 4; лисицы красные за сто лисиц – 120 пиастров, сиводушка за 100-60 пиастров, чернобурая – по 2 талера каждая, песцы белые – по 1 талеру, песцы голубые по 1,5; медведи американские за 100-120 талеров, котики за сто – 75 пиастров. Спрашивал я его, может ли г-н Биль еще постараться, чтоб достать лучшие, нежели сии цены? Он отвечал, что давали другие купцы за товары ваши гораздо ниже, но эта цена последняя и по его мнению, хорошая, которой было больше получить уже он не надеется. Хотел знать, согласен ли я буду на оную; я обещал ему объявить о том, назавтра и, взяв от него список с той бумаги, пошел посоветоваться о том с г-ном капитаном Крузенштерном. Но как г-н Биль, коего почитал Иван Федорович честным человеком, коему не поверить без оказания ему явной обиды невозможно, и притом мы сами к продаже наших товаров не только не имели лучших, но и никаких средств, а потому и надлежало повиноваться времени. Я по совету его, как и товарища моего, решился оставить товары наши по той цене, но выключил из того числа лисицу чернобурую, сиводушку, голубые песцы и медведи американские, которые с большим излишеством против здешних цен быть могут проданы в России. Из бобров морских лучшие 300 штук оставлены на «Неве», а проданы только от второй до последней доброты. Сумма за проданный невский груз составляет 176 605¼ пиастров...

Здесь обязан я донести о «Неве». Она зимовала на Кадьяке, откуда вышла, по объявлению г-на Коробицына, июня 4 числа 1805 года, прибыла в Ситку 12-го, где пробыв 8 дней, в 21 число июня отправилась в Кантон ⁴, и когда б она прямо стремилась к своему предмету, то в Кантон бы пришла неотменно в августе месяце, и тогда, когда еще ни одного судна американского не было в приходе здесь с бобрами, и тогда натурально продан был бы груз компании выгоднейшим образом, нежели теперь. Но страсть начальника корабля к открытию новых земель и островов привела в забвение выгоды компании и свою должность ⁵. Суда купеческие совсем не способны к открытиям и не на такой конец должны употребляться; их первая должность есть поспешность и слава, когда, предупредив других, достигнет к своей мете. Но «Нева» за открытиями простиралась даже до 13° северной широты. По объявлению офицеров, имели они остановку в пути от штилей и противных погод и, наконец, несчастием под 25° широты и 170° западной долготы занесены были в ночное время на оконечность одного низкого острова, где, став на мель, едва было и сами не погибли ⁶. Судно от того весьма повредилось, и сделалась большая течь; к вящему же несчастию ее, близ Марианских или Ландронских островов претерпела она 24 октября чрезвычайный шторм или тифон, продолжавшийся в самом сильном действии 18 часов. Судно, натруженное от ударов об острые каменья на отрытом ею острове, сделалось во всех членах текуче, и в шторм оное отовсюду наливалось водой; товары компанейские были подмочены, часть оных за знатную сумму изгноена и за борт в море выброшена: морских бобров – 90, хвостов бобровых – 86, бобров речных – 184, выдр – 151, соболей американских – 185, рысей – 71, норок – 64, лисиц красных – 481, сиводущатых – 313, чернобурых – 33, песцов голубых и белых – 594, медведив американских – 3, котиков морских – 29600. Я полагаю, убыток от сего компании простираться должен до 80 000 рублей, и это, кажется, случилось все от новых открытий...

Препоручая себя покровительству Главного правления, с совершенным почтением имею честь прибыть.

На подлинном написано: от компании приказчик

Федор Шемелин.

ВПР, т. 3, с. 17-22. [142]

Комментарии

1. См.: Ф. Шемелин. Журнал первого путешествия россиян вокруг земного шара. СПб., 1818, ч. 2, с. 319.

2. Здесь и далее опущен текст об особенностях китайской торговли.

3. Так в документе, правильно: фактора.

4. «Нева» вышла из Ново-Архангельска 1 сентября 1805 г.

5. Выбрав маршрут из Ново-Архангельска в Кантон через малоизученную часть Тихого океана (не заходя на Сандвичевы о-ва, войти в широту 45,5° с.ш. и долготу 145° з.д., держать курс на запад до 165° з.д. и 42° с.ш., затем, спустившись к 36-й параллели, следовать по ней до 180° з.д. к Марианским о-вам), Ю. Ф. Лисянский предполагал сделать здесь важные географические открытия.

6. 3 октября 1805 г. «Нева» наткнулась на коралловый риф и села на мель (26°40' с.ш., 173°23' з.д.). Судно удалось довольно быстро снять с мели без повреждений. Недалеко от рифа открыли необитаемый остров, названный именем Лисянского. 11 октября к югу от атолла Мидуэй был открыт крупный риф, названный именем Крузенштерна (22°20' с.ш., 175°50' з.д.).