|
№ 36 Из описания путешествия в Америку мичмана Г. И. Давыдова на судне РАК «Св. Елизавета» 29 августа 1802 г. – 25 июня 1803 г. 1 Мы очень скоро познакомились с живущими в Охотске и с управляющим делами компании г. Полевым, человеком очень умным и любезным. Судно «Елисавета», на коем должно было нам отправиться в Америку, вооружалось, но столь дурно, что надлежало все переделывать. Работа не могла быть успешна, ибо экипаж состоял из одного токмо хорошаго боцмана Семчина, а впрочем все были промышленные, то есть люди, нанятые ныне в разных местах Сибири для отправления в Америку, и которые не видали еще моря. К сему должно прибавать, что судно построено из лесу зимою срубленнаго, весь такелаж отменно худ, блоки и другия механическия пособия казалось сделаны были не для облегчения, но для затруднения работ. Я истинно не мог себе представить, чтобы в нынешнем состоянии мореплавания, могли где-либо существовать столь худыя суда, как в Охотске. На судне «Елисавета» всего было 49 человек: лейтенант Хвостов – начальник онаго, я, штурман, подштурман, боцман, трое матрос, 34 промышленных, два алеута с Лисьих островов, один американец с полуострова Аляксы, прикащик, помощник его и два наших человека. Вечером видел я одного из старых мореходов компании. Он едва знал, что такое компас и карты, но ходил по морю, хотя медленно, однако довольно счастливо. Тут вспомнил я пословицу: «Счастье лучше богатырства». 29 августа 1802 года утром снялись мы с якоря при легком попутном ветре, а в 10 часов легли в дрейф... 2 День был прекрасный и ветер тихий. В 5-м часу пополудни увидели с палубы остров Алаит, кругловатая вершина котораго покрыта была снегом... [66] Ветер дул самый тихий от SW и мы шли помалу вперед. Прошедшим ветром отнесло нас около восьмидесяти миль, так судно хорошо ходило. Дельфины или касатки играли во множестве вокруг судна. В 11 часу утра в камбузе открылся пожар. Дым выходил из-под печи, почему велели вырубить бимс под оною, тогда показался огонь, который скоро затушили и увидели, что половина бимса уже выгорела. Чрез час появился опять огонь, почему принуждены были изломать печь для погашения онаго... В 9 часу вечера, когда проходили уже проливом между Порамушира и Оннекотана, услышали в левой стороне человеческий голос и увидели небольшую байдару, которая помощию брошенной веревки пристала к судну. Один курилец взошел на палубу, а трое и одна женщина остались в байдаре. Все говорили по-русски, взошедший на судно дарил нам лисицу и просил, чтобы им продали пороху и свинцу, но ему сказали, что здесь ничего не продают, а дадут и без лисицы, после чего подарили им три фунта пороху, два фунта табаку, несколько сухарей и дали всем по рюмке водки. Тогда курилец спросил – не дадут ли ему оной на 10 рублей и показывал ассигнацию. Нам хотелось знать, откуда имеют они наши деньги, и получили в ответ, что к ним приезжают всякий год русские из Камчатки для сбору ясака и для мены кож звериных. Мы хотели дать курильцу несколько водки, но трудность состояла в том, во что налить оной, ибо у нас совсем почти не было стеклянной посуды. Тогда островитянин принес с байдары завязанный пузырь с тюленьим жиром, вылил оный, выворотил пузырь и налил водки. Приезжавшие к нам курильцы жили на Порамушире. Рост их небольшой, лицо маленькое, круглое, совсем почти заросшее не длинною, но курчавою бородою, на которой волосы, как и на голове, черные. Первый взошедший на судно сказывал, что их на острову осталось не более 40 человек, а остальные разъехались за промыслом зверей. Прежде около Порамушира водились морския выдры, называемыя здесь вообще морскими бобрами, но ныне ловят только тюленей (по здешнему нерпы) и лисиц, между которыми род, именуемый огневками, почитается лучшим. Курильцы имеют ружья, но часто терпят недостаток в порохе и свинце. 1 ноября, едва успели мы ошвартовать судно в гавани Св. Павла, как приехал г-н Баранов для поздравления нас с благополучным прибытием в Америку. Я не мог без некоторого уважения смотреть на человека, посвятившего жизнь свою для приведения в лучшее состояние отраслей торговли. Двенадцать уже лет, как он живет в Америке с народами дикими и грубыми, окруженный всегдашними опасностями, борясь с закоренелым развратом находящихся здесь русских, с безпрестанными трудами, со всеми недостатками, нередко с самым голодом, притом не имеющий ни одного почти человека, способного содействовать ему с таковою же ревностию, быв лишен способов не токмо распространить здешнюю торговлю, но даже противиться мщению некоторых народов или облегчить участь других, порабощенных Российско-Американской компанией. Кажется, как-будто он без всякой помощи оставлен в самом себе находить средства к пробавлению своему и поддерживанию заведений в Америке. Все сии труды, препятствия, горести, недостатки и неудачи не ослабили дух сего редкаго человека, хотя конечно влили в нрав его некоторую мрачность. Баранов не весьма говорлив, сух, покуда не познакомится, но объясняется всегда почти с жаром, особливо о том, что его занимает. Он не легок на знакомство, но для друзей своих ничего не пощадит, любит угощать иностранцев всем, что имеет, и всегда с удовольствием помогает бедным. Совершенное безкорыстие – не первая в нем добродетель. Он не только не жаден к собиранию богатств, со вредом ближняго, но и праведное стяжание свое охотно уделяет отсутствующим знакомым своим, претерпевающим недостаток. Твердость духа его и всегдашнее присутствие разума, суть причиною, что дикие без любви к нему уважают его, и слава имени Баранова гремит между всеми варварскими народами, населяющими северо-западный берег Америки, даже до пролива Жуан-де Фук. Дикие, живущие в отдаленности, приезжают иногда смотреть его и дивятся, что столь предприимчивыя дела могут быть исполняемы человеком столь малого росту. Баранов ростом ниже средняго человека, белокур, плотен и имеет весьма значущия черты лица, не изглаженныя ни трудами, ни летами, хотя ему уже пятьдесят шестой год. Вместе с Барановым мы отправились к нему в дом. Нашли там совершенную [67] простоту и опрятность. На Кадьяк приходило недавно английское судно, с коего Баранов купил много товаров и столовых припасов, почему накормил нас порядочным обедом, по крайней мере для здешняго места. Баранов весьма искренно признавался, сколько он рад неожиданному прибытию «Св. Елисаветы». Пять лет сряду не приходило сюда ни одного судна из Охотска, прошлаго лета был отправлен галиот «Александр Невский», потерявший в пути около 15 человек в какой-то заразительной горячке, открывшейся еще в Охотске, зимовавший потом на острове Атхе, где он сообщил болезнь сию жителям, жестоко от оной потерпевшим, истратил все харчевые припасы и прибыл на Кадьяк около месяца прежде нас с пустым судном и с малым числом больных или дряхлых людей. Начальник сего галиота сказывал здесь, что в Охотске строится «Св. Елисавета», которая конечно придет на будущий год. От сего Баранов никак не ожидал нас ныне, тем более никогда суда компании не остаются в море до ноября месяца, разве каким особым случаем поневоле задерживаемы бывают. Привоз на «Св. Елизавете» довольнаго числа разных припасов и здоровых людей (один умер во время плавания) доставил спокойствие на Кадьяке, где дикие расположены были следовать примеру других народов, истребивших сего лета заведение россиян на острове Ситхе или Ситке со всеми людьми. И на Кадьяке дикие, не видя пять лет ни одного судна, приходящаго из Охотска, начинали думать, что уже все русские к ним приехали, и что стоило только истребить сих последних, дабы освободиться навсегда от их власти. Шелихов, для обучения разным мастерствам, вывез отсель в Иркутск несколько мальчиков, которые потом возвратились назад. Сии рассказывали землякам своим, что русских очень много, но дикие никак не хотели тому верить, говоря в ответ: «Вы нас обманываете или вас обворожили и показали вам то, чего в самом деле нет и быть не может». В прошедшем году приехало сюда с Уналашки несколько промышленных, которые прежде бывали на Кадьяке, почему дикие, видя знакомых им стариков, уверились, что сии уже последние русские, и только приход двух наших судов мог их в том переуверить. По всем сим причинам прибытие наше в Америку было великой важности для дел компании, тем более, что в кадьякских магазинах лежало до шестнадцати тысяч шкур морских выдр и много другой мягкой рухляди. Баранов опасался вверить столь богатый груз для отвозу в Охотск какому-нибудь неопытному человеку. Здесь же боялся держать все сие, потому что таковое сокровище могло сделаться добычею какого-нибудь морскаго разбойника, если бы оный проведал о том, а посему он весьма был рад, что имел возможность отправить груз сей на будущий год, о чем и объявил нам. Мы также были довольны: 1) тем, что для удовольствования любопытства своего можем целую зиму прожить на Кадьяке; 2) что скоро возвратимся в Россию, и 3) что окажем компании важную услугу поспешным привозом груза, стоющаго около двух миллионов рублей. Итак при первом свидании положено было отправиться отсюда в мае дабы придти в Охотск не ранее 20 июля, ибо прежде невозможно приблизиться к берегам по причине множества льда, носимаго у оных. Лед сей приносится из Ямской и Гижигинской губ, обыкновенно бывающим у сих берегов северо-восточным течением. Когда мы судно свое, по выгрузке онаго, поставили в безопасное место и взяли все возможныя предосторожности к сохранению онаго от случающихся здесь в зимнее время жестоких бурь, тогда ничто уже не удерживало меня предпринимать разныя путешествия около Кадьяка. Где только компания заведет новое селение или крепостцу, всегда берет у жителей того места аманатов, которые и служат залогом верности. В аманаты выбирают обыкновенно детей начальников и людей, имеющих доверенность народа по уму или предприимчивости. Детей сих отвозят на Кадьяк, как в столицу компанейских заведений и безопаснейшее место для русских, которые столько уже времени обзавелись здесь и приучили жителей к терпеливому повиновению. Между прочими аманатами взяты были также и от колюжей Берингова залива, или Якутата, как природные жители оное место называют. 8 апреля 1803 г. получили из Чугацкой губы известие, что на остров Цукли выкинуло судовой бот сажени в четыре длиною, а с Укамока привезли выкинутый морем ящик с синим сукном и шапку травяную, какия обыкновенно носят на Сандвичевых островах. Последний выкид случился еще осенью, а потому должно заключить, что [68] около сего времени разбилось како-нибудь английское или Соединенных Штатов судно. Зимою еще привезли с острова Ситхинака выкинутый огарок большей восковой свечи, который не мог быть с инаго судна как с русскаго и, вероятно, с компанейскаго, называемаго «Феникс» 3. Сие судно Российско-Американской компании, построенное в Америке, должно было везти с Кадьяка архимандрита для посвящения его в Иркутске в архирея 4. Для спокойствия архимандрита на «Феникс» наделали нарочно ют, прикрепив оный только кницами. Начальником судна сделан какой-то скитающийся англичанин, а титла сего и не в Америке бывает иногда достаточно для высокаго мнения о морском искусстве человека. «Феникс» отправился из Охотска в августе месяце с архиреем, со всем причтом его и с семьюдесятью или более промышленными, между которыми в Охотске еще показалась желтая лихорадка. На судно поставили три мачты (хотя оно было в 100 или 110 тон), дабы сказать только, что компания имеет трехмачтовое судно, каковыя здесь вообще величаются фрегатами. В исходе октября «Феникс» виден был с острова Унимака, после чего оставил по себе множество только басен и догадок о месте и причине своего кораблекрушения. Но вероятно, что бурное время, плохость судна, болезни людей и невежество начальника были причиною потери «Феникса», весьма дорого компании стоющаго как по грузу, так и по числу людей, везомых в Америку, и неприбытие которых ослабило заведения компании и торговлю. Груз сего судна раскидан по великому пространству берега Америки: находили фляги с водкою, с испортившимся вином, восковыя свечи, самовар, руль, верхние бимсы и иныя вещи, начиная от Уналашки даже до Ситхи и далее. 3 мая галиот «Александр Невский» отправился в Якутат. Другое судно, называемое «Ольга», построенное на Кадьяке из еловаго лесу, пошло на Уналашку. Известно, что еловый лес весьма неудобен к обшивке судов: «Ольга» может послужить новым тому доказательством. Когда Баранов пошел на ней в первый раз, то безпрестанно должно было отливать воду, так что после морския растения выкачивались помпами, а наконец судно затонуло на отмели. Но и после сего на оное положили еще обшивку, потом третию и не перестают посылать в море. Суднишко сие никогда не удаляется от берегов, а при противном ветре стоит где-нибудь на якоре. Между тем при всей худости онаго, Баранов не имеет у себя лучшаго судна. Мы уже совсем готовы были к отплытию из Кадьяка, но как Баранов не изготовил всех бумаг, нужных для отправления в Россию, то мы дожидались оных без всякаго другаго дела. 25 июня к вечеру, получив остальныя от Баранова бумаги, снялись мы во время штиля с якоря и в исход августа прибыли в Охотск с компанейским грузом на сумму около двух миллионов руб... Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним, ч. 1, с. 140-257. Комментарии1. Датируется по тексту документа. 2. Здесь и далее опущен текст о развитии мореплавания в Тихом океане. 3. См. док. № 47 и док. № 17, примеч. 1. 4. Первая духовная миссия из десяти человек по настоянию Г. И. Шелихова отправилась на Кадьяк в 1794 г. Ее возглавил валаамский иеромонах Иоасаф (И. И. Болотов). В 1797 г. его отозвали с Кадьяка и посвятили в сан епископа кадьякского с титулом викария Иркутской епархии (РГИА, ф. 13, оп. 2, д. 52, л. 118-121; ф. 1329, оп. 4, д. 248, л. 28; Пежемский П. И., Кротов В. А. Иркутская летопись. Иркутск, 1911, с. 155). Возвращаясь из Иркутска, Иоасаф погиб вместе с своей свитой в Охотском море при кораблекрушении «Феникса» (см. док. № 17, примеч. 1). В «Кратких объяснениях, сделанных соответственно записке, присланной от Святейшего правительственного Синода, об американском острове Кадьяке Северо-восточной американской духовной миссии начальствующим Кадьякским архимандритом Иоасафом, 1799-го мая 25-го дня» Иоасаф описал природу и обычаи аборигенов Кадьяка и Алеутских о-вов, их обращение в христианство (документ хранится в архиве СПб. отд. Ин-та истории России РАН, ф. 115, д. 117, л. 1-8; копия – в РГАВМФ, ф. 198, оп. 1, д. 33, л. 90а об.-104). |
|