№ 15

1790 г. февраля 14. — Всеподданнейший рапорт иркутского генерал-губернатора И. А. Пиля

ВСЕПРЕСВЕТЛЕЙШЕЙ, ДЕРЖАВНЕЙШЕЙ, ВЕЛИКОЙ ГОСУДАРЫНЕ ИМПЕРАТРИЦЕ ЕКАТЕРИНЕ АЛЕКСЕЕВНЕ, САМОДЕРЖИЦЕ ВСЕРОССИЙСКОЙ, ГОСУДАРЫНЕ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕЙ ОТ ГЕНЕРАЛА-ПОРУТЧИКА, ПРАВЯШАГО ДОЛЖНОСТЬ ИРКУТСКАГО И КОЛЫВАНСКАГО ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА И КАВАЛЕРА

Всеподданнейший рапорт

Неутомимое покушение и отважность европейцов на совместничество с Россиею для промыслов и торговли по берегам Северо-восточного океана, единым лишь россиянам подлежащих, не оканчиваяся на частном успехе Остиндской компании, умножает их подвижность из-за всех встречаемых трудностей до самой даже глубокой части Северной Америки, где российские промышленники теперь еще только начинают достигать до той цели, [105] которая была главнейшим из намерениев их предметом, то есть пользоваться новым и весьма удачным промыслом зверей и торговлею с дикими островитянами. Усильчивость плавания их на тамошних водах, оставляя след по себе знатнаго хищения богатства сего края, показывает существительность деятельностей онаго и выводит те способы, которыми извлекаться будет польза наших мореходцев и которыми составится для них вместо оной единыя труды и забота. В первом по материи сей всеподданнейшем рапорте моем я осмеливался представлять вашему императорскому величеству о испытаниях, соделанных у берега Америки компаниею имянитых граждан курскаго Голикова и рыльскаго Шелехова, и о принадлежности той части земли купно с другими островами Российской державе. Но здесь я надеюсь, всемилостивейшая государыня, соизволите найтить показание мое и о бывших действиях европейских судов, плавающих по разным частям Америки и у берегов, другими островами составляющих. Приступая к сему, я имею совершенной долг не умолчать перед вашим величеством, что российские промышленники, обращаяся в тамошней части пространнаго океана, при всей не так завидной их удаче, составляли действительно единым лишь дружелюбным расположением между собою и островитянами столь полезное сообщество, что европейские покушения, из многих и при том вооруженных судов бывшие, удерживались инде от прямой цели предприятия своего. Не смели, конечно, россияне вооружать себя противу европейцев не потому, что боялись бы их, но что сии, удаляяся и сами от военных действий, крейсировали или плавать старались более там, где бы сокрыть последствие жадной корысти своея и намерение к оной от подданных ваших. Преткновение агличан и гишпанцов к берегам Курильских и Алеутских островов и к самой Америке теперь можно признать вашему величеству за одно из отважнейших предприятий держав оных, устремленное ими на совместничество в таких пределах, которые и по правам перваго открытия експедиций ваших вовсе устраненными от них быть долженствуют. Поколику плаватели сии, низвергая с себя боязнь, о сю пору усилили себя между дикими народами до такой уже степени, что торговля и промыслы зверей знатно остаются в руках их с оскорблением права империи вашей, Затем спешу, августейшая монархиня, продолжить здесь [106] основание того последствия, которое побудило меня к настоящему донесению.

Упомянув выше сего о подвигах промышленничьих судов российских, поставляю я за первой предмет изъяснения своего то, что мореходы, управляющие такими судами, быв обязаны по службе замечать во время плавания своего оными все достойное внимания правительств здешних, представляют к начальствующему в Охотске, и именно: 1-й, от 1-го числа марта 788 года штурман Измайлов, находящийся в компании Голикова и Шелехова, что, отправясь он из Охотскаго рейда одним галиотом чрез пролив, Курильския острова от Алеутских разделяющий, к северной Америке, когда достиг лежащего тут острова Кадьяка, то и известился от находившихся здесь промышленников, что в течение 786 года приставали в Кенайской губе иностранныя два большия называвшиеся аглинскими корабля, другие же два крейсировали в виду самаго Кадьяка; с приближением зимы на 787 год простояло у тутошних чюгач особо еще три корабля и, сверх того, один ялбот производил с кинайскими народами торговлю, на котором, когда начал возвращатся он в чугацкие пределы, то, якобы потеряв шести человек от нападения чюгачей, принужден был оставить еще двух и в совершенном их плену. Потом оказался паки один корабль в сих пределах, но как и сему не более послужила удача, то, подвергнув он всех людей своих от рук островитян смерти, остался, наконец, там жертвою огня. Последняго случая равно и что будьто бы созжен был и означенной ялбот дикими хотя и не утверждает упомянутой штурман, однакож прочее все выдает действительно имоверным, потому что многие из работных российских не одинажды посещали и те корабли, которые в Кенайской губе имели себе отстой.

2-й. Штурман Бочаров, в той же компании служащий, от 28 февраля 789 года, подтверждая почти то же, что и Измайлов, уверяет, что по удалении от земли иностранных судов в море не осталось россиянам ни малейшей части той торговли, которую можно б было получить им от островитян, ибо иностранцы, разменявшись своими товарами на американские, умножили только одну свою корысть. Сей Бочаров объясняет, что агличане, пускаяся жадно на добычу тамо зверей, когда побудили тем промышленных отозваться к ним чрез посланных своих [107] нарочитым письмом, в чаянии, что и они, россияне, старалися приманивать их к себе под видом торговли, но, заметив с разговора, что то были подданные вашего величества, а не другие какие либо народы, немедленно и с крайнею посспешностию отвалили своим судном в море.

3-й. Главный сей же компании поверенный грек Деларов от 28 апреля прошедшаго года, что в маие месяце 788 года в так названной Кенайской губе и иначе именуемой Гросефлюс появилось иностранное о двух мачтах судно и, постояв на якорю около шести дней, отправилось в море, причем и открытое письмо ему Деларову вручило. После того в июне и июле месяцах пришли опять два судна и, остановясь одно у острова Шелидака, а другое у острова ж Тугидока, производили островитянам подарки, из разных европейских вещей составляющиеся, и раздавали им же серебренные медали. Сей поверенный уверяет, что оба такие суда были гишпанские, поколику он, обращался с командующим ими, называвшим себя капитаном и с последующими по нем чиновниками, не только что испытал о сем достоверно, но и получил от них сведение даже и о том, что будьто бы они следуют из Акапулка в Северное Чукотское море, для чего и вручено россиянам от них на острове Тугодаке сими плавателями запечатанное письмо, которое гласит на имя одного из министров морских индейских дел дона Антония Вальдеца, и особо шесть открытых писем, купно с тремя вымененными у островитян из вышепоказанных медалей, представил. В заключение донесениев оных объясняется, то кенайцы, оболстяся, как видно, делаемым от иностранных им посещением, отважились на истребление российских промышленных и, во-первых, на Аляске компании Голикова и Шелехова десять человек умертвили, а потом и в другом месте и другой компании якутскаго купца Лебедева-Ласточкина четырех работных предали же смерти.

Окроме вышеописаннаго дошло сюда следующее известие и от штурмана Зайкова, плавающаго там же на галиоте тульскаго купца Арехова, что с августа месяца 781 года, в котором он вышел в море с семидесятью человек работных, прозимовав он на Беринговом острове, достиг потом до другаго из Лисьевских островов — Уналашки, а здесь, обращался с компаниею тотемского купца Холодилова до совершенной весны 783-го году, отправился к осту по зюйдовой стороне американскаго берега с таким [108] намерением, как и прежде, когда имел он плавание по проливу Исаннок от охотскаго мередиана до 71 степени, чтобы усилится своим испытанием и далее; но, коснувшись многих мест Америки, проводили время подле острова Сукли, у Чюгатской бухты, состоящей в ширине нордовой 60-10, в длине же от упомянутого мередиана к осту 68,08. Здесь обитающие народы, чюгачи, были еще непримиримыми, для чего, отваживаясь на истребление российских промышленных, при всевозможной сих от того предосторожности, убили из них восемь человек, другие же восемь окончили свою жизнь по причине болезней, им тут приключившихся. За всем тем однакож торговля происходила здесь изрядная, ибо мореходы получили к себе до двухсот пятидесяти одних бобров кроме других зверей.

В 784-м году оба показанные судна, пошед обратно на Уналашку и пролив Исанноку, когда продолжали свои промыслы и торговлю на оных, то в течение 786-го года приходил в бухту Капитанскую двухмачтовой аглийской фрегат, укомплектованной четырнадцатью пушками, так именуемой Нутка. Сверх командующаго сим судном капитала, называвшегося Меэрз, комплект людей, на нем бывших, простирался до 35 человек, в числе коих одна половина индейцев. Плаватели сии объявляли, что следуют они из Остиндии шестью фрегатами по американскому берегу до бухты Нутки, которая по картам, ими представленным, означена в ширине норд 49-48 степеней, для единой будто бы торговли на имевшиеся у них европейские товары, для чего, предлагая настоятельно мену и тем мореходам на одни бобры, к которым видима была чрезмерная их жадность, заметили наконец несоглашение сих последних на оную, и потому, пачеже увидели агличане и тоена, на Уналашке обитающего с российским гербом, ускорили отбытием своим в море, по коему крейсировало около острова Унимака и другое их небольшое судно, склонившееся напоследок прямо к осту. С наступлением летняго времяни 1788 года появились в Капитанской и Калехтинской бухтах один фрегат и один пакетбот гишпанские, которые, быв вооружены пушками, имели на себе служителей около 130 человек и в том числе восемьдесят американцов, кроме двух начальников, судами управляющих, кои называли себя первой дон Зончало Лопес Дегаро; все же они хотя и показывали вид ласковой и удалялись от торговли и промыслов зверинных, но неравенство силы их противу [109] российских мореходцев не позволяло и сим инако обращатся с ними, почему как гишпанцы, так и россияне проводили здесь некоторое время в обоюдном друг другу вспоможении миролюбно. Посредством разговора бывшаго между гишпанцами одного из Рагужской республики офицера, называемого ими Стефана Мондофия, мореходы наши испытали, что сии иностранцы вышли в море с Калифорнии по повелению вице-короля, в Мексике находящагося, дабы обозреть Чухотской нос и побывать в Петропавловской гавани, что, не успев они в таком предприятии, принуждены возвратиться на свое место, и что главный из экспедиции оной начальник, дон Мартинец, быв еще в 774 году у берегов Америки, где со стороны России в 741 годе имел плавание капитан Чириков, находил вещи, от него тамо островитянам оставленные. Наконец же, сии плаватели, отправляясь в предстоящий им к Калифорнии путь, оставили штурману Зайкову два письма: одно открытое, а другое в конверте, на имя вышеупомянутая министра Вальдеца.

Прежде, нежели буду я на все вышедонесенное присовокуплять замечания мои, осмеливаюсь, всемилостивейшая государыня, повергнуть при сем на проницательнейшее благоусмотрение ваше те письма и записки, кои иностранцами поручены упомянутым мореходам ¹, и три медали, у островитян вымененные. Прозорливостию, монаршей особе вашей свойственною, соизволите постигнуть, что европейцы давали такие письма и записки подданным вашего величества действительно не потому, что они желали обращаться с ними миролюбиво, но для того, что, попавшись им в глаза, надлежало было скрывать от них следы произведеннаго ими хищения. Доказательств на сие других совсем непотребно, поелику и один образ плавания их не составляет уже вида постоянной експедиции, особенное государственное дело имеющей. Они, разсыпавшись все по американскому берегу и по островам, неоспоримо одной России подвластным, как нарочито старалися скрывать плавание свое у оных и не казаться подданным вашим, дабы тем удачнее воспользоваться торговлею с островитянами и промыслами лучших зверей; но где самое время и неудачной случай приводили их к свиданию с ними, то там уже принуждены были выдавать себя разнообразно: называться плавателями, а не торговцами, и инде открываться о сущем [110] своем предприятии. Оставляя всю систему онаго собственному их разсуждению, нахожу я, что агличане, усиливая дорогу, показанную им соотчичем их капитаном Куком, выигрывают чрез то знатные прибытки в своих успехах, коль скоро только касаются они еще и до торговли с Япониею и Китаем. Последнее из сих государство, имея теперь по упрямству своему против высочайшаго двора вашего немалую нужду в товарах, доселе чрез Кяхту им получаемых, конечно не откажется сопутствовать намерению агличан хотя на такой конец, дабы заглаживать тем тот поступок свой, которой оказан им по известному Улалдзаеву делу, ибо ежели бы не поддерживало оно себя новым образом торговли с европейцами, то, мне кажется, не для чего б усиливать надменность свою противу тех способов, которыя со стороны вашего величества ему предлагаемы были.

Неравенство Японии с китайцами также устранено еще от того, чтобы можно было обнадеяться на равнодушное расположение их к подданным России, поколику обитатели, составляющие оное, поднесь еще торжественно не имели случая учиниться покороче известными с предприятием высочайшаго двора вашего. Я бы думал поступить на сие, но не иначе как тогда, коль бы скоро морские силы, с достоинством империи вашей соединенные, могли показать твердость величества оной. Нельзя всеконечно и помыслить, чтобы не родило такое предприятие особаго внимания целой Европы, паче же китайцев, как приобыкших последовать единому характеру политики своей, однакож все сие, при поспешнейшем и деятельнейшем выполнении воли вашей, на здешней край обращаемой, не трудно бы было преодолеть, елико только возможность и время позволили бы; и как просвещение, царствующее теперь в Европе, не упустит отнюдь из виду ниже малейшаго движения, предпринятого вашим величеством на устроение благоденствия подданным, что заметить можно и из того, что, когда по высочайшей воле вашей назначена была из Балтийскаго моря одна флотилия, а другая от берегов Охотских, то вдруг и они обратились со своими силами на те же самые предметы, которые от них скрываемы были; а потому не излишне бы было усилить ныне вновь предполагаемый Удинской порт не одними только военными силами, но и теми способами, которые показали бы легчайшую цель и пример для частных промышленников российских, время [111] от времяни в плаваниях своих по океану ослабевающих. Хотя на сей случай имеют они важнейшую причину настоящее закрытие кяхтинскаго торгу и военные действия недоброжелательствующих к России иностранных дворов, но нельзя не присоединить к сему и той чрезвычайности, которую можно назвать здешнее пространство переезда и трудность онаго, как возвышающаго на всякие товары и вещи необычайные цены.

Сравнивая успехи бывших доселе российских експедиций с теми, которые совершились от подвигов частных промышленников, и выводя из сего одного такое посредство, которое не касается отнюдь до казны вашей и не родит ни в ком из европейцов до времяни важнейших предприимчивостей, заключаю я оное в следующем; известно вашему императорскому величеству, что с начала заведения мореходства частных так называемых компаний российских на Охотском море не было по сю пору утверждено таковаго основания, которое составляло бы хотя ныне особенной вид важности, от плавания их ожидаемой. Казна ваша и польза ее того требовала, чтобы с продолжением таковаго заведения открыт был способ частным промышленником такой, чрез которой можно было поддерживать им себя и систему свою, не заботяся при всяком отправлении судов в море как бы и при начальном устроении оных. Рачения плавателей, конечно, было слишком избыточно, потому что они, усиливая подвиги свои по ближайшим к полуострову Камчатки островам, не только платили охотно казне вашей учрежденные за то подати, но и отваживали себя безвремянно со своим капиталом на переезды из одного угла земли до другого в казенных судах для единаго лишь недостатка сих последних на Охотском рейде, и все сие при продолжении кяхтинскаго торгу казалося им весьма безопасным, а и того более не удачным; следовательно, не имели они одной только нужды в том, чтобы с усиливанием промыслов и торговли по данным островам открытаго океана заботиться о умножении запасных материалов для строения судов, необходимо потребных; но каждой из таковых рысковал все удачею и все неизвестностию, от чего некоторые, нашедши совершенно бесполезность в предприятиях своих, решились пресечь и вовсе купно с намерением все действия, прежде было за основание принятые. [112]

Статься может, что неудобность самаго Охотскаго порта и трудности в переездах к оному удерживали все намерение общую пользу, в себе заключающее, и что главнейшею заботою казалося таким компаниям приискание вольножелающих итить в море. Но ежели устранить и сии две причины от настоящая дела, то кажется происходила времянная предприимчивость плавателей оных большею частию от неопытности в тамошних пределах, ибо естьли бы с усердием их умножено было и знание, о той части берегов, для них нужное, в таком случае осталося бы им прибегнуть к собственному лишь благоразумию своему и ращотам о той пользе, которая поднесь совершенно не ограничивала бы желание их к оной. Но поелику со стороны правительства трудно и довольно опасно быть бы могло жертвовать немалыми для того издержками казны вашей без благоприятнаго к сему времени и случая, следовательно, и предложить теперь, сохраняя оные при нынешних военных обстоятельствах, определить новой способ на утверждение основательнаго заведения в мореплавании.

С моей стороны я бы почел за ближайшее то только, чтобы, избрав удобное место к порту, о коем уже и святейшее намерение вашего величества суть изъявлено, позволить желающим мореходцам завести и основать особую на оном верфь по примеру других портов империи вашей. Разрешить таких желателей свободою на покупку людей, им потребных, и на заведение фабрик и тому подобнаго, в пользу же их служить могущаго, с таким при том ограничиванием, дабы сие сообразовалося и с милосердыми узаконениями вашими. При начале сего хотя нельзя полагать наверно, чтобы не встречались разные трудности, самым естественным местоположением здешняго края представляемые, но и сии гораздо удобнее было б превозмогать достаточным со стороны правительства распоряжением, избегая покуда и малейших издержек, казну вашу отягощающих. Время само показать, кажется, должно, что рачительные о выгодах и пользах своих подданные вашего величества непременно б отважились на такое дело и не пожалели бы на первой случай дорогих издержек капитала своего.

Я уверен, что верфь сия возбудила бы во многих несравненно больше охотнаго желания к комерции здешней, и в продолжении некоего времяни усиливание оной само [113] по себе казалось бы ощутительным. Среди таковаго тщания рачительных мореходцев останется вашему величеству исподоваль вводить большую часть толикаго заведения морскими силами и торговлею, тут весьма легко и удачно возрастать могущаго. В те поры нельзя продолжатся всем трудностям и заботам, каковые ныне одна казна ваша преодолевает знатными издержками, по случаю беспрестанного построения судов из Охотскаго рейда, в транспорт употребляемых, а вместо оных точная польза и совершенное приращение интересов ваших сохраниться должна ненарушимою, поколику мореходцы или компания, верфь содержащая, обязана взять на свой страх не токмо одну развозку по городам и крепостям, у берегов Камчатки теперь находящимся, надобных для жизни человеческой провизии за одну и при том умеренную плату, но и взносить в казну вашу за первейшее от нее быть могущее им вспоможение таковую сумму, которая действительно вознаграждала бы и настоящие ея издержки, ибо транспорты купечествующих и их товаров все должны бы уже оставаться на попечении верфи ис платежа одной части следующего за то в казну акциза. Кроме сего, главнейшим для интересов вашего величества я считаю в сем способе еще и то, чтобы чрез заведение хотя малейшаго построения на ново предполагаемом у порта месте можно было после усиливаться и всему тому, что при оном за благо признать ваше величество ни разсудите, и чтобы сделать начало испытания новой дороги, к порту идущей. Сии два предмета, паче же последний, стоят теперь великой важности. И хотя немного кажется мне в том сомнения, чтобы не удалось найтить удобное место для порта равно и ближайшаго к оному переезда, однакож коль скоро только все действовать одною лишь казенною суммою, то и время и попечения для сего потребны будут продолжительны.

Не касаюся я отнюдь того плана, которой по высочайшему соизволению вашего величества представлен был от предместника моего г. генерал-поручика Якобии и не смею иначе об нем помыслить, как что оной удостоен монаршего внимания вашего. Но что принадлежит до расположения дороги, в том плане назначаемой, то я могу особенно сказать здесь единственно лишь то только, что перемениться она должна будет в другую сторону уже тогда, как вместо реки Уды пройтить должно будет на [114] другую из тамошних удобнейшую реку. Флота капитан Фомин, которой послан по сей части за испытанием, сам не одабривает Удскаго устья по причине неудобности онаго и мелководия. Но какие окажутся тут успехи и где ближе и полезнее должно будет назначить предполагаемой новой порт, я не оставлю особенно всеподданнейше донести вашему величеству в свое время, ибо хотя и имею я теперь планы и частное описание всех тех мест, которые г. Фомин в последование свое до Удинскаго острогу сделал на основании повелений, данных ему от моего предместника, но как они не суть еще окончательные, при том же дошли ко мне и другие описания и планы обо всем морском береге, начиная от Охотска до реки Уды, и для того, сообразив оные с естественным тамошним расположением, не умедлю взнести их на благоусмотрение вашему величеству.

В прочем, я, будучи не в состоянии теперь предпринять особенно что либо к удержанию вышеописаннаго плавания европейцов на Восточном океане, снабдил от себя начальствующая в Охотске одними лишь предписаниями на такой конец, как и в первом рапорте моем по материи сего, к вашему величеству отправленном, было сказано, дабы он усилил везде чрез частных промышленников подтверждения свои относительно благоприветливаго обращения их с европейцами и защищения по мере сил их и возможности того права, которое на тамошнюю часть ваше величество неоспоримым иметь соизволите. Преподал я особые правила ему и в разсуждении обстоятельнейших замечаний о действиях иностранцов, а потому, сколь скоро откроются из-за сего какие новые успехи, на пользу общую клонящиеся, донесение о том вашему императорскому величеству будет непременною для меня обязанностию и долгом, коему последуя, и ныне я повергаю все вышедонесенное мною проницательнейшему благоразсмотрению вашему.

Иван Пиль

В Иркутске
февраля 14-го дня 1790 года [115]

Комментарии

1. Эти документы среди архивных документов пока не найдены.