ДЖЕЙМС КУК

ПУТЕШЕСТВИЕ К ЮЖНОМУ ПОЛЮСУ И ВОКРУГ СВЕТА

Глава восьмая

Открытие Новой Каледонии.

Всю ночь шли на юго-запад и продолжали следовать этим курсом до утра 4 сентября, когда находились на 19°49' ю.ш. и 164°53' в.д.

В 8 часов утра на юго-юго-западе показалась земля. В полдень мы были от ее берегов на расстоянии 6 лиг, а в 5 часов дня па расстоянии 3 лиг. Трудно было установить, находимся ли мы в виду крупного острова или группы мелких островов, потому что во многих местах видны были проходы или глубокие бухты.

Высокую юго-восточную оконечность новооткрытой земли я назвал мысом Колнет по имени мидшипмена, который первый увидел эту землю. Полоса отмелей и рифов тянулась вдоль берега. Вдали белели паруса нескольких каное, которые, по-видимому, шли к берегу, так как вскоре мы потеряли их из вида.

Всю ночь мы при юго-восточном бризе лавировали короткими галсами на расстоянии 3—4 лиг от берега.

5 сентября, понедельник. На рассвете открылся на горизонте берег, простирающийся с северо-запада на юго-восток.

На западе ясно различимы были разрывы береговой линии. Я решил плыть к северо-западу и, пройдя в этом направлении две лиги, оказался у входа в пролив, [348] разделяющий два небольших острова. За этими островами видны были берега земли, к которой можно было проникнуть через этот пролив. Для промера глубины в проливе я направил команду вооруженных людей на двух шлюпках.

Много больших каное под парусами то появлялись, то вновь исчезали, но ни одна туземная лодка не осмеливалась приблизиться к кораблю.

После того, как со шлюпок был дан сигнал, мы вошли в пролив. Глубина его была от 12 до 15 фатомов, дно песчаное. К востоку тянулась узкая полоса отмелей, к западу возвышались берега длинного острова, который, как впоследствии мы узнали, носил имя Баладе. Берег большой земли оставался к югу от нас и протягивался с северо-запада на юго-восток. Таким образом низкая отмель и остров Баладе простирались параллельно этому берегу, подобно барьеру.

Во время промеров глубин пролива туземцы на двух каное подошли к нашим шлюпкам. Матросы дали им медали и разные безделушки и приобрели немного рыбы. На одном из каное находился высокий, крепкий юноша, который, по всей вероятности, был вождем, так как туземцы подчинялись всем его приказам.

Мы прошли через пролив и бросили якорь в одной миле от берега большой земли на глубине трех фатомов. Остров Баладе был от нас на северо-западе, на расстоянии 4 лиг. От ветров господствующего направления мы были надежно защищены грядой низких песчаных островов.

Как только мы стали на якорь, нас со всех сторон окружили туземные каное. Большая часть островитян была без оружия. Держались они сперва с некоторой робостью, но затем осмелели и подошли совсем близко к кораблю. Мы на веревках спускали в каное различные безделушки и получали в обмен основательно протухшую рыбу.

Вскоре двое туземцев осмелились подняться на борт. За ними последовали и другие островитяне. Мы пригласили их к обеду. Они отказались от горохового супа и солонины, но охотно отведали ямс, называя его «уби». Хотя слово это звучало почти так же, как «уфи» у туземцев Малликолло, язык их резко отличался от того, на котором говорили обитатели этого острова. Подобно туземцам Новых Гебрид наши гости носили только повязку на бедрах. [349]

Они с любопытством осматривали корабль. Им в диковинку были свиньи, козы, собаки и кошки. Гвозди и ткани, особенно красные, они принимали от нас весьма охотно.

После обеда я с отрядом вооруженных матросов отправился на берег. Меня сопровождал туземец, который с первого же взгляда почувствовал ко мне большую симпатию. Мы вышли на песчаный берег, где нас любезно приняли островитяне. При встрече с нами они проявляли любопытство, естественное в их положении. Никогда раньше не приходилось им видеть столь удивительных чужестранцев. Я роздал подарки туземцам, с которыми меня знакомил мой новый друг, а представлял он мне либо стариков, либо людей именитых.

Но когда я захотел вручить безделушки женщинам, он удержал мою руку. Здесь же мы увидели и молодого туземца-вождя, с которым утром познакомились мои люди на берегах пролива. Звали его Тебума. Он появился среди туземцев и потребовал, чтобы все умолкли. Приказ его был мгновенно исполнен, и он обратился к толпе с короткой речью. Вслед за ним выступал еще один вождь. Островитяне выслушали обоих вождей с большим вниманием. Речи их состояли из коротких сентенций. На каждую из них отвечали кивками головы и утвердительными жестами двое или трое стариков-туземцев. Содержание этих речей осталось для мне непонятным. Во всяком случае они не были направлены против нас. Я внимательно наблюдал за толпой в то время, когда Тебума ораторствовал, и видел, что островитяне настроены к нам весьма благожелательно.

Затем мы отправились на поиски источника. Мой друг-островитянин вызвался быть нашим проводником и жестами дал понять, что пресная вода есть где-то к востоку от места высадки. Мы отправились в этом направлении на шлюпках, и вскоре среди мангровых зарослей открыли ручей, на берегах которого раскинулось небольшое селение. Селение было окружено плантациями сахарного тростника, ямса, бананов и пр. На опушке леса росли не слишком обремененные плодами кокосовые пальмы.

От реки шла сеть каналов, орошающих поля. У одной из хижин на очаге в глиняном горшке вместимостью в 6—8 талонов варились какие-то коренья. Где-то голосили петухи, но ни одного из них нам не удалось увидеть. [350]

Форстер застрелил пролетающую над нашими головами утку, и туземцы впервые познакомились с действием огнестрельного оружия. Мой друг-туземец выпросил подстреленную утку и при встрече со своими соплеменниками с жаром объяснял, каким образом была эта утка убита.

Так как начинался отлив, я вынужден был возвратиться на корабль. После этой небольшой экскурсии я убедился, что от туземцев ничего нельзя ожидать, кроме разрешения свободно осматривать их страну. Несомненно, обитатели этой земли по своим душевным качествам были лучше всех островитян, с которыми я до сих пор встречался, но страна их была бедна.

6 сентября, вторник. Утром нас посетило несколько сот туземцев. На каное и вплавь они добирались до корабля, и скоро вся палуба буквально кишела ими. Только мой друг принес мне немного кореньев. Остальные явились с пустыми руками. Мало у кого из них было оружие, а тот, кто имел дубины или дротики, охотно меняли их на гвозди и куски ткани.

После завтрака я отправил за водой лейтенанта Пиккерсгила, а сам занялся вместе с Уолсом подготовкой к наблюдению за солнечным затмением, которое должно было быть сегодня после полудня. Затмение мы наблюдали при неблагоприятных обстоятельствах, и начальный момент был упущен из-за облачности.

Время окончания затмения было определено по данным наблюдений тремя телескопами (3 1/2 -футовым и 18-дюймовым рефракторами и 2-футовым рефлектором):

широта места наблюдений ….. 20°17'39" ю.

долгота по астрономическим данным ….. 164°41'21" в.

» » по хронометру ….. 163°58' в.

Вечером я осмотрел ручей, о котором уже упоминалось ранее, и установил, что лишь небольшая лодка может войти в него, да и то в часы прилива. Лес для топлива был на берегах ручья превосходный, но в дровах мы совершенно не нуждались.

В 7 часов вечера скончался мясник Симон Монк, человек, к которому с уважением относилась вся команда. Смерть последовала от тяжелых ушибов, полученных им вчера ночью при падении в люк. [351]

7 сентября, среда. Рано утром я направился с партией офицеров и ученых на берег для осмотра внутренней части страны. Туземцы охотно вызвались быть нашими проводниками, и мы по неплохой дороге двинулись в путь. Шли мы по населенным местам и по мере продвижения вглубь, свита наша возрастала все больше и больше, так как много туземцев присоединялось к экспедиции.

Мы поднялись на вершину высокого холма и увидели на противоположной юго-западной стороне земли в разрыве между параллельными грядами гор море. Таким образом я мог теперь с уверенностью сказать, что ширина новооткрытой земли не превышала десяти лиг. Цепи гор разделяла широкая долина, на дне которой протекала извилистая река.

На берегах ее видны были поля, сады и селения. Далее за вторым горным кряжем простиралась до самого моря широкая и плодородная равнина. Там и сям на берегах ручьев и рек рассеяны были, среди великолепных лесов и тщательно возделанных полей, живописные туземные деревни.

Горы лишь близ подошвы были покрыты лесом. На крутых обрывистых склонах росли только низкие кустарники и одиночные деревья.

Страна напоминала ту часть Новой Голландии, которая расположена на той же широте. Не только в характере растительности, но и в очертании берегов и в изобилии отмелей и рифов, вдоль них проявлялись черты сходства с Новой Голландией. И так же, как в Новой Голландии, леса этой земли были лишены подлеска.

Пояс рифов тянулся к северу параллельно северо-восточному берегу между нашей землей и островом Баладе насколько хватал глаз. Мы спустились другой дорогой и на прибрежной равнине обнаружили новые селения и прекрасно возделанные, хорошо распланированные поля. Некоторые из них лежали под паром, иные не распахивались уже в течение некоторого времени.

Я видел выжженные участки на невспаханных полях — туземцы огнем боролись с сорными травами. Я не раз замечал на островах южных морей, что туземцы часть своих земель оставляют на несколько лет нетронутой. Но нигде, и здесь в частности, я не видел, чтобы почва на полях унаваживалась. [352]

В полдень мы закончили нашу экскурсию и вернулись на корабль. На обеде присутствовал наш верный друг и гид, чью преданность мы вознаграждали с небольшими издержками для себя.

После обеда я с Уолсом совершил непродолжительную прогулку вдоль берега. Помимо различных наблюдений по пути, мы узнали от туземцев названия некоторых местностей. Сперва я думал, что речь идет о близлежащих островах, и только в ходе дальнейших расспросов установил, что туземцы имеют в виду не острова, а округа своей страны.

Один из моих спутников приобрел у туземцев рыбу неизвестного вида и подарил ее мне. Она имела огромную длину и уродливую голову. Я не подозревал, что рыба эта может оказаться ядовитой, и распорядился приготовить ее к ужину. Но зарисовка и описание ее заняли, к счастью, столько времени, что к назначенному часу удалось зажарить лишь одну печень. Попробовать ее удалось только мне и Форстеру. В три часа ночи оба мы почувствовали себя очень плохо. Симптомами отравления была почти полная потеря чувствительности и онемение конечностей. Я потерял способность ощущать вес вещей — горшок емкостью в кварту, наполненный до края водой, и перо казались мне одинаковыми по весу. Своевременно принятое рвотное помогло нам. Утром околела одна из свиней, которая съела внутренности рыбы. Когда туземцы увидели у нас на борту эту рыбу, они знаками дали понять, что она не годится в пищу.

8 сентября, четверг. После полудня Тебума прислал мне в подарок через дежурного офицера, командовавшего береговым караулом, ямс и сахарный тростник. Я отослал вождю двух щенков — кобеля и суку. Кобель был рыжевато-белый, сука рыжая, лисьей масти. Я упоминаю об этом потому, что для этой страны обе собаки были Адамом и Евой песьего рода.

Вечером дежурный офицер доложил нам, что вождь в сопровождении двадцати туземцев явился к нему, когда узнал о присланных с корабля подарках. Вероятно, это был визит вежливости. Тебума не помнил себя от радости, когда получил собак. Он немедленно отправил их к себе.

9 сентября, пятница. Утром я отправил Пиккерсгила и Гилберта к западным берегам нашей земли. [353] Обследовать труднодоступное побережье на корабле не было возможности, шлюпки же могли пройти почти везде. Ни я, ни Форстер не успели еще как следует оправиться после позавчерашнего ужина, и оба мы предпочли остаться на судне.

После обеда мне сказали, что на берегу и у борта корабля появился человек с белой кожей, как у европейца. Я не видел этого туземца, но полагаю, что белизна его — следствие болезни или явление случайное. Островитяне с кожей такого цвета встречались не раз на Таити.

Интерес к кораблю был так велик у добродушных туземцев, что ни восточный ветер, ни дальность нашей стоянки не могли помешать им партиями в 20—30 человек вплавь добираться до судна и таким же образом возвращаться на прибрежные отмели.

10 сентября, суббота. Только сегодня мы с Форстером почувствовали себя достаточно крепко. Форстер смог даже отправиться в обычную ботаническую экскурсию.

11 сентября, воскресенье. Вечером вернулись шлюпки, посланные для обследования западного берега. Пиккерсгил и Гилберт сообщили мне, что с вершины холма им удалось обозреть почти весь берег, лежащий к западу от нашей стоянки. Гилберт считал, что они видели на западе оконечность земли, но Пиккерсгил оспаривал его мнение. Оба они полагали, что на западе нет удобного прохода в открытое море.

От подошвы холма они в сопровождении двух туземцев отправились на остров Баладе и достигли берегов его на закате 9 сентября. На следующее утро экспедиция отправилась в обратный путь. Моряки видели на песчаных отмелях множество черепах и приобрели у туземцев свежую рыбу.

На острове Баладе они были приняты местным вождем Теби. И вождь и туземцы встретили их гостеприимно и любезно.

Для того, чтобы избежать скопления большой толпы, мои люди провели на берегу демаркационную линию и объяснили островитянам, что никто из них не должен ее переступать.

Туземцы подчинились этому требованию. Один из них обратил в свою пользу европейское нововведение. Этот островитянин имел кокосовые орехи, которые пожелал приобрести наш матрос. Разграничительная линия [354] лежала между продавцом и покупателем, и последний, перейдя ее, направился к туземцу. Но владелец орехов сел на песок и, подражая нашим людям, очертил вокруг себя круг и заставил его держаться вне запретной сферы. Подлинность этого происшествия хорошо засвидетельствована, и поэтому я занес его на страницы дневника.

12 сентября, понедельник. Я решил положить начало разведению домашних животных на берегах этой земли и взял с собой на берег борова и свинью. С тех пор, как Тебуме были подарены собаки, он больше не появлялся вблизи нашей стоянки. Я же считал необходимым вручить ему и свиней и отправился на поиски вождя к устью ручья, что впадал в море в мангровых зарослях.

Но Тебуму мне найти не удалось, и я попытался отдать свиней старику-туземцу, который с группой островитян сопровождал нас во время поисков вождя. Он, однако, отказался принять мой дар. Проводник-туземец объяснил мне, что свиней необходимо отнести в дом вождя. Я поступил согласно его совету и был введен вместе со свиньями в хижину, где меня церемонно и вежливо приняли сидящие плотным кружком 8 или 10 островитян.

Я пытался (и кажется не безуспешно) объяснить им, сколько поросят может при заботливом уходе дать свиная матка. Превозносил я своих свиней только для того, чтобы побудить туземцев заботливо относиться к этим животным.

В то время, когда я держал речь, двое островитян покинули хижину и вскоре вернулись с шестью плодами ямса и подарили их мне. Я уже упоминал, что на берегах ручья расположено небольшое селение. Ныне я обнаружил, что это селение гораздо больше по размерам, чем можно было предполагать на первый взгляд.

Селение было окружено правильно распланированными плантациями тары, ямса, сахарного тростника и бананов. Участки, засеянные тарой, искусственно орошались сетью канав, отходящих от магистрального канала, который в свою очередь брал начало из реки у подножья гор.

Тара культивируется двумя способами: либо ее сажают на квадратных или прямоугольных делянках, либо вдоль высоких грядок. В первом случае делянки располагаются ниже уровня прилегающих участков, и вода, свободно стекая на эти низкие поля, покрывает [355] их сплошным слоем глубиной 2—3 дюйма. При посадке вдоль грядок (высота их 2— 2 1/2 фута, ширина 3—4 фута) на поверхности грядок проводятся борозды, куда поступает вода из каналов. Растения же располагаются на скатах насыпи — грядки и орошаются за счет воды, которая просачивается сверху. Иногда высокие грядки ограничивают заливные делянки, и в этом случае буквально не один дюйм земли не пропадает даром.

Быть может туземцы имеют различные сорта и виды тары, и каждый из этих сортов требует особых методов культивирования. И по качеству и по цвету одни виды этих корнеплодов заметно отличаются от других. Но все без исключения сорта тары весьма полезны и питательны и являются излюбленной пищей туземцев.

На полях работают мужчины, женщины и дети. После обеда я вырезал на коре гигантского дерева близ нашего постоянного места высадки надпись — название корабля, дату и т.д., как свидетельство, что именно мы впервые открыли эту страну. Рядом вырезали свои имена мои спутники. Вернувшись на корабль, я дал приказ готовиться к выходу в море.

Описание Новой Каледонии и ее обитателей

Туземцы новооткрытой земли хорошо сложенные, сильные, стройные люди. Они деятельны, гостеприимны, вежливы и отличаются от обитателей прочих островов Южного моря тем, что не имеют склонности к воровству.

Цветом кожи они напоминают туземцев Танна, но черты лица их тоньше и приятней, а ростом они выше последних. Не раз я встречал среди здешних обитателей людей, чей рост достигал 6 футов 4 дюйма.

Некоторые имеют толстые губы, приплюснутые носы и полные щеки и, в известной степени, черты и внешность негров. Сходство с неграми им придают черные, косматые волосы и лица, измазанные жирной черной краской. Тем не менее волосы у туземцев только на первый взгляд кажутся таким же, как у негров, на самом деле они не столь жесткие и курчавые, хотя и значительно отличаются от волос европейцев. У некоторых островитян длинные волосы связываются пучком на затылке. Часто туземцы выстригают наголо темя, оставляя лишь два клочка волос на висках. И мужчины и женщины тщательно расчесывают волосы деревянными гребнями. Эти гребни имеют вид веера и состоят из 15—20 острых и тонких зубцов, насаженных на общую колодку на расстоянии 1/10 дюйма друг от друга. Обычно туземцы украшают ими голову и в этом [357] отношении напоминают обитателей острова Танна. Но на Танна гребни меньше и имеют лишь 3—4 зубца. Бороды у туземцев короткие и жесткие.

У большинства островитян-мужчин опухшие изъязвленные ноги. Я думаю, что эта болезнь появляется в результате ношения набедренных повязок, которые здесь такого же типа, как и на островах Танна и Малликолло.

На туземцах нет ничего, кроме набедренных повязок, делаются они из древесной коры, иногда из листьев. На эти повязки шли также лоскуты ткани и листы бумаги, которые они получали от нас. Мы видели у них грубую одежду, изготовленную из пальмовых листьев, таким же способом, как и циновки, но, кажется, надевается она туземцами лишь во время плаванья в каное.

Некоторые островитяне носят высокие и жесткие цилиндрические головные уборы черного цвета. По-видимому, шляпы эти главное украшение знатных людей и воинов. Большой лист крепкой бумаги, полученный от нас, был сразу использован для такой шляпы.

Женщины прикрывают наготу очень короткой юбкой, 6—8 дюймов длиной, изготовленной из волокон банана и скрепленных в верхней части бечевой, которая обвязывается вокруг бедер. Наружная сторона юбки окрашивается черной краской и, кроме того, с правой стороны прикрепляются ради украшения раковины.

И мужчины и женщины носят серьги, ожерелья, амулеты, браслеты (последние стягивают руки выше локтей) из обломков черепашьего панциря, раковин, камней. Кожа у туземцев покрыта яркими рисунками, причем они подбирают для этого более светлые краски, чем обитатели восточных островов. Думаю, что, разрисовывая тело, туземцы здесь, как и на Танна, желают лишь более украсить себя и не имеют в виду никаких иных целей, не связанных с этим намерением.

По происхождению эта народность может рассматриваться как переходная ступень между обитателями островов Дружбы и Танна или между последними и новозеландцами, или, наконец, между всеми тремя перечисленными группами. Их говор в некоторых отношениях представляет смесь языков островов Тайна, Дружбы и Новой Зеландии. По своему нраву они во многом напоминают туземцев островов Дружбы, но значительно превосходят последних радушием и благородством. [358]

Несмотря на мирный нрав, они, вероятно, иногда воюют, так как имеют наступательное оружие: дротики, палицы, копья, пращи. Палицы достигают 2— 2 1/2 футов длины и по форме напоминают косы и кирки. Изгиб в верхней части либо имеет плавные округлые очертания, либо заостренную форму наподобие ястребиного клюва.

Копья часто украшены резьбой. Пращи по своему устройству весьма просты, но камни для метания иногда имеют причудливую форму.

Дротики они бросают так же, как и туземцы Танна, с помощью бечевы, и в метании этого оружия они не менее искусны. Дротиками туземцы поражают рыбу, и этот способ лова у них, вероятно, единственный, — удилищ у них я не встречал.

Хозяйственные орудия у туземцев такие же, как и у обитателей других островов. Некоторые несущественные отличия вызываются, видимо, стремлением к красоте отделки, а не иными навыками.

Хижины (по крайней мере большинство из них) круглые, похожие на ульи, очень тесные и душные. Взрослому человеку для того, чтобы пройти в узкую квадратную прорежь, ведущую в хижину, нужно согнуться вдвое. Высота стен 4—4 1/2 фута, крыша крутая, с острой верхушкой. Обычно на ней укрепляется украшенный резьбой или раковинами шест. Каркас хижин делается из тонких кольев. И стены и крыша кроются толстым слоем настилочного материала, изготовляемого из жесткой и прочной травы. Трава эта накладывается плотно, без зазоров, старательно и аккуратно.

Внутри хижин к вертикально установленным жердям прикрепляются перекладины и полки для различной хозяйственной утвари. Перегородок никогда не бывает. Есть хижины с двойным полом. Полы застилаются сухой травой. Именитые туземцы сидят и спят на циновках. В большей части хижин имеется два очага, в которых огонь постоянно поддерживается. Дым выходит в дверь, и поэтому внутри хижин настолько дымно и жарко, что нам с непривычки трудно было пробыть здесь хотя бы самое короткое время.

Быть может именно поэтому туземцы так зябнут на открытом воздухе. Где бы ни собирались островитяне, они разводят небольшие костры и стараются сгрудиться вокруг них, чтобы согреться. Я полагаю, что дым в [360] хижинах — зло неизбежное: это единственное спасение от москитов, которых здесь великое множество. В общем, однако, жилища туземцев довольно чисты. Их хижины приспособлены скорее для холодного, чем для жаркого климата.

Домашняя утварь бедна и однообразна. Заслуживают упоминания лишь глиняные горшки, неизменное достояние каждой семьи. В этих горшках варят коренья и рыбу. При этом варка пищи всегда происходит вне хижины, на особых очагах, устроенных следующим образом: в землю зарывают заостренные камни высотой около шести дюймов. Для одного горшка служит очаг из трех камней, для двух горшков из пяти камней. Горшки устанавливаются наклонно, а не вертикально. На этих же камнях островитяне обжигают глиняную посуду.

Питаются туземцы корнеплодами и рыбой. Употребляют они в пищу обожженную кору дерева, которое, насколько мне известно, произрастает также в Вест-Индии. Кору эту островитяне жуют непрерывно. Она имеет сладковатый вкус. Некоторые наши моряки к ней успели основательно пристраститься. Никаких напитков туземцы не употребляют.

Бананов и сахарного тростника здесь немного; хлебные деревья встречаются очень редко, а кокосовые пальмы низкорослы и дают мало плодов.

На первый взгляд численность туземцев казалась значительной. Однако это впечатление было обманчиво. Мы видели множество островитян на берегу, но скопились они тут, чтобы посмотреть на чужестранцев; приходили обитатели далеких округов. Пиккерсгил отметил, что западная часть берега заселена слабо. Но вообще побережье, равнины и долины, годные для обработки, заселены не так уж редко, зато горные районы почти необитаемы.

Навряд ли страна эта способна прокормить много жителей. Природа к ней оказалась далеко не такой щедрой, как к другим тропическим островам в этих морях.

Большая часть территории занята скалистыми горными кряжами, и трава, которая растет на их склонах, не может принести никакой пользы народу, который не занимается скотоводством.

Бесплодие этой страны отягощает жизнь ее обитателей и не сулит особых благ мореплавателям. Море в [362] известной степени возмещает то, чего не может дать земля. Близ берега, у песчаных отмелей и рифов водится много рыбы.

Я уже отметил черты сходства у новооткрытой земли с Новым Южным Уэльсом или Новой Голландией. В частности и здесь встречается дерево с мягкой, белой шероховатой корой, которая легко отделяется от древесины. Подобного типа кора употребляется в Ост-Индии вместо пакли для конопатки судов.

Древесина этого дерева очень твердая, листья узкие и длинные, бледно-зеленые с тонким и приятным запахом. Я думаю, что можно с полным основанием утверждать, что дерево с белой корой является характерным для новооткрытой земли и Новой Голландии.

Но имеются здесь также растения, подобные тем, что встречаются на островах, расположенных к северу и к востоку. Есть также вид пассифлоры (страстоцвета), встречающийся в диком состоянии лишь в Америке. Наши ботаники ежедневно находили растения, до сих пор не известные натуралистам.

Птиц здесь немного, но имеются некоторые новые, редкие виды. Нам встретилась птица, несколько похожая на ворону с синеватыми перьями. Мы назвали ее вороной не совсем справедливо, так как она, по крайней мере вдвое, уступала по величине этой птице. Встречались также очень красивые горлицы и другие маленькие птички, которых никто из нас нигде не видел до посещения этих берегов.

Наши попытки узнать название острова у туземцев не увенчались успехом. Возможно, что остров настолько велик, что обитатели его знают только имена отдельных местностей. По крайней мере туземцы в ответ на наши вопросы неизменно сообщали нам лишь названия отдельных округов или местностей, на которые мы им указывали. Я уже упоминал, что названия некоторых округов я узнал от местных вождей. Отсюда я заключаю, что остров разделен на ряд округов, каждый из которых управляется своим королем или вождем. Однако я не знаю, как велика власть этих вождей. Округ, которым управляет Тебума, называется Баладе. Тебума живет по ту сторону горной цепи, что протягивается параллельно берегу, и поэтому мы не часто видели его в кругу соплеменников и не могли установить объем его власти. [364]

По-видимому, приставка Те предшествует именам вождей и значительных персон. Мой друг-туземец величал меня Те-Кук.

Покойников островитяне хоронят в земле. Я не видел их кладбищ, но мои спутники имели возможность осмотреть одно из мест погребения, где покоились останки вождя, павшего в битве. Могила вождя, напоминающая большую насыпь перед кротовьей норой, была украшена дротиками, копьями и веслами, воткнутыми вокруг искусственного холма, под которым лежал прах покойного воина.

Здешние каное отчасти сходны с теми, что я видел на островах Дружбы; но они так грубы и неуклюжи, как нигде в другом месте. Это двойные каное, сделанные из двух выдолбленных древесных стволов. Спереди и сзади, фута на полтора с каждой стороны, остаются невыдолбленные части, и поэтому внутренняя часть каное напоминает квадратное корыто и на три фута короче тела лодки.

Челны двойного каное, отстоящие друг от друга на три фута, соединены перекладинами, на которых настилается помост из круглых балок или брусьев. На этой палубе устраиваются очаги для варки пищи. С каждой стороны палубы вдоль ее борта воткнут ряд изогнутых колышков, на которые кладутся весла и съемные мачты.

Каное приводятся в движение веслами и латинскими парусами. Последние изготовляются из пальмовых матов, а веревки толщиной с палец, которыми крепят паруса, свиты из волокон бананов. Я полагаю, что каное хорошо ходят под парусами, но нельзя сказать, чтобы было удобно плавать на них на веслах. Туземцы используют парные весла, которые пропускаются через прорези в палубе — помосте. Когда лопасть весла погружена в воду, верхняя его часть возвышается на 4—5 футов над поверхностью помоста. Передвигаются каное на веслах очень медленно и поэтому мало приспособлены для рыбной ловли и для охоты за черепахами.

Каное имеют в длину 30 футов, а помосты вытянуты на 24 фута при ширине в 10 футов.

Трудно сказать, откуда туземцы берут материал для постройки каное — таких крупных, толстых деревьев мы нигде не видели на берегу.

Стволы, предназначенные для каное, видимо, выжигаются, но каким образом делают это туземцы, я не знаю. [365]

Возможно, что углубления и сквозные дыры в дереве они выжигают раскаленными камнями. Во всяком случае большие гвозди, которые мы давали островитянам, имели большой спрос. Для прожигания отверстий эти гвозди могли оказаться незаменимым инструментом.

Большие гвозди туземцы брали охотнее, чем топоры, а бусы, увеличительные стекла и иные безделушки не приводили их в восторг.

Для ловли черепах они употребляли сети из крученых волокон бананов. Рыбу туземцы бьют близ отмелей дротиками.

Женщины этой земли, подобно женщинам Танна, гораздо более целомудренны, чем обитательницы островов, лежащих далее к востоку. Я не слышал, что хотя бы один из моих людей добился у них успеха. Правда, развлечения ради местные леди отвлекали в сторону наших джентльменов, но затем со смехом убегали прочь.

Я не могу доподлинно утверждать, вызывается ли поведение здешних женщин целомудрием или страстью к кокетству, но каковы бы ни были причины, последствия и в том и в другом случае оказываются одинаковыми.

Плавание вдоль берегов Новой Каледонии и навигационные наблюдения

На рассвете 13 сентября мы снялись с якоря и при свежем юго-восточном ветре вошли в пролив, через который мы в свое время добрались до места якорной стоянки. В половине седьмого мы были в средней части пролива. Остров Обсерватории (на восточном берегу пролива) находился на расстоянии 4 миль, а остров Баладе — на западе.

Покинув зону рифов и отмелей, мы взяли курс на юго-восток. Но так как Гилберт утверждал, что он видел северо-западную оконечность открытой нами земли сравнительно недалеко от якорной стоянки, я решил пройти к северо-западу для того, чтобы обогнуть эту землю.

В полдень остров Баладе был к югу и к западу от нас на расстоянии 13 миль. Предполагаемая западная оконечность земли была на юго-западе. Вдоль берега простирался пояс отмелей и рифов.

В три часа дня мы, продолжая идти на северо-северо-запад, увидели нечто вроде прохода в цепи прибрежных рифов. Следуя далее, мы отметили, что полоса отмелей отходит к северо-западу. Отмели тянулись беспрерывно, проходов не было. Несомненно Гилберт ошибался — он не мог видеть западной оконечности земли.

14 сентября, среда. Продолжая плыть на северо-запад, мы в полдень были на 19°28' ю.ш., в 27 милях к западу [367] от острова Обсерватории. На западе и северо-западе тянулись отмели и рифы, к которым приближаться было опасно.

15 сентября, четверг. Продолжая продвигаться на северо-запад, мы утром 15-го убедились, что далее в этом направлении отмели и рифы тянутся насколько хватает глаз. Пробиться через них к югу не было возможности. Нельзя было также установить, где кончается на западе открытая нами земля. Возможно, что мы уже миновали ее оконечность, следуя вдоль широкого барьера рифов, так как за полосой их я уже не видел берега суши.

Терять время на дальнейшее продвижение вдоль пояса отмелей к северо-западу я не мог. Кроме того, плавание среди рифов было сопряжено с большим риском, так как мест для якорных стоянок нигде не было.

Учитывая все это, я решил отказаться от мысли обогнуть землю с северо-запада и на 19°7' ю.ш. 163°37' в.д. повернул к юго-востоку.

В три часа дня ветер стих, и течение понесло нас на отмели. Между тем, глубина моря в этом месте была значительная. Линем в 200 фатомов мы не могли достать дна. Пришлось отбуксировать корабль подальше от отмелей. В 7 часов вечера подул легкий ветер, и мы отошли мористее. Вскоре, однако, опять начался мертвый штиль.

16 сентября, пятница. На легком ветре мы шли на юго-восток на значительном расстоянии от пояса рифов. В полдень были на 19°35' ю.ш., т.е. значительно южнее, чем это можно было ожидать. Оказывается, течение за ночь отнесло нас в нужном направлении далеко за пределы полосы отмелей.

17 сентября, суббота. В полдень были на 19°54' ю.ш. Остров Баладе был в 10 1/2 лигах от нас.

20 сентября, вторник. В полдень мы были в 6 лигах от мыса Колнет; берег земли, насколько хватал глаз, шел к юго-востоку. Перед заходом солнца находились в 2—3 лигах от этого берега. На северо-западе видны были у берега мелкие островки на расстоянии 4—5 миль от нас. Гряды высоких гор шли вдоль побережья, местность напоминала окрестности нашей якорной стоянки. На одном из островков я заметил нечто вроде высокой башни, а за низкой косой, что примыкала к островку, целый лес каких-то странных шестов, — казалось будто там виднеются мачты большой флотилии кораблей. [368]

22 сентября, четверг. На рассвете берег был скрыт в тумане. Вскоре туман рассеялся, и мы убедились, что значительно продвинулись вперед. В полдень были на траверзе высокого мыса, от которого берег поворачивал к югу. Этот мыс, расположенный на 22°2' ю.ш. и 167°67' в.д., я назвал мысом Коронации. У берегов мыса тянулась полоса отмелей.

23 сентября, пятница. За ночь мы прошли на юго-восток две лиги и на рассвете увидели за мысом Коронации высокий мыс, который, видимо, был юго-восточной оконечностью новооткрытой земли. Мыс этот, лежащий на 22°16' ю.ш. и 167°14' в.д., я назвал именем Королевы Шарлотты.

Около полудня в долине между мысами Коронации и Королевы Шарлотты я снова увидел лес мачтоподобных шестов. Вероятно, то были либо особого вида деревья, либо базальтовые столбы, подобные ирландской «Мостовой гигантов» ⁹⁷. В долине весь день клубились дымки костров.

24 сентября, суббота. В полдень мыс Коронации был на юго-западе, на расстоянии 10 лиг. Мы отклонились к юго-юго-западу и отметили, что за мысом Королевы Шарлотты берег тянется в этом направлении. На заходе солнца открыли низкий остров в 10 милях к юго-юго-востоку. В 12 лигах от этого острова видны были круглые, довольно высокие, холмы.

25 сентября, воскресенье. Продолжали идти к юго-юго-западу для того, чтобы обогнуть мыс Королевы Шарлотты. Вскоре, однако, вступили в полосу рифов и отмелей, которые тянулись от мыса в восточном направлении, преграждая нам путь. До вечера пытались отыскать проход через эти отмели, но, не обнаружив его, взяли курс на юго-восток к круглым холмам, замеченным вчера, чтобы обойти открытые нами земли с юга.

На низких островах, что встречались нам по пути, опять видны были мачтообразные возвышенности. Только наши натуралисты продолжали утверждать, что эти странные возвышенности — базальтовые столбы. Остальные все больше и больше склонялись к мнению, что видят перед собой деревья.

26 сентября, понедельник. В полдень, подойдя на расстояние 10 лиг к круглым холмам, которые мы видели 24 и 25 сентября, мы убедились, что эти холмы возвышаются на острове. [369]

27 сентября, вторник. В 2 часа ночи повернули на юго-запад, чтобы обойти остров с юга. На расстоянии одной мили от его восточного берега мы встретили большую отмель и вынуждены были повернуть на юго-восток.

Берега острова простирались от севера и северо-запада к югу, а затем отходили на юго-запад. Круглая вершина была расположена в западной части острова. Мачтоподобные деревья, напоминающие высокие, голые сосны, росли повсеместно на побережья, и я поэтому назвал этот остров, лежащий на 22°38' ю.ш. и 167°40' в.д. — островом Сосен. Попытки обойти его, предпринятые после полудня, снова не увенчались успехом.

Сегодня ртуть в термометре стояла на 19°,1 С; такой низкой температуры мы не наблюдали с 27 февраля.

28 сентября, среда. Ночью шли к юго-востоку, а на рассвете я решил обойти остров Сосен с юга на более значительном расстоянии от берега. У юго-восточной оконечности острова были рассеяны бесчисленные мелкие островки, рифы и отмели. На берегах наиболее крупных островков мы видели высокие деревья.

Островок за островком вырастали на нашем пути, и цепь их тянулась к северу и северо-западу до мыса Королевы Шарлотты.

В полдень мы были на 22°44'36" ю.ш.; берега острова Сосен лежали на северо-востоке, а мыс Коронации находился в 17 лигах от нас.

После полудня мы взяли курс к северо-западу, вдоль западной границы пояса отмелей, чтобы подойти к острову, расположенному несколько юго-восточнее мыса Королевы Шарлотты. Но вскоре перед нами появились берега двух низких песчаных островков, соединенных цепью рифов, и мы повернули к юго-западу, чтобы выйти в открытое море.

К 3 часам дня мы увидели, что отмели и рифы непрерывной цепью протягиваются на севере и на востоке. В то же время мы убедились, что юго-западный и юго-восточный берега большой новооткрытой земли параллельны. Остаток дня лавировали среди отмелей, подвергаясь опасности натолкнуться на подводные камни.

29 сентября, четверг. При дневном свете убедились, что ночью подвергались большой опасности. Мы лавировали в темноте на ничтожном расстоянии от рифов и обязаны были спасением вмешательству провидения, [370] бдительности и ловкости, с которой команда управляла судном. Продвигаясь на север, мы избегали столкновения с подводными камнями и рифами только быстрыми и своевременными поворотами корабля, а сигналы о приближающейся опасности своевременно подавали наблюдатели, стоящие на подветренном борту.

Я не мог продолжать плавание вдоль этих берегов, не рискуя потерей корабля и успехом всей экспедиции. Но прежде чем взять курс к югу, я решил пристать к берегу, чтобы осмотреть странные деревья, о которых уже упоминалось ранее. Поэтому я направился к северу, имея в виду стать на якорь у одного из островов, на котором росли эти деревья.

В 8 часов мы дошли до отмели, лежащей между островом Сосен и мысом Королевы Шарлотты. Глубина моря была здесь от 33 до 55 фатомов, дно песчаное. Чем ближе мы подходили к этой отмели, тем больше убеждались, что путь на север становится все более и более затруднительным.

Мы находились в 5 милях от низких островов, лежащих на ветре, близ мыса Королевы Шарлотты, тех самых островов, которые видны были 24—26 сентября. У одного из них, окруженного рифами, мы бросили якорь на 39 фатомах глубины, в одной миле от берега. В сопровождении наших ботаников я отправился на берег.

Странные мачтоподобные столбы оказались особого вида елями или соснами, прекрасным материалом для рангоута; и так как в нем на корабле ощущалась большая нужда, я послал на берег команду во главе с корабельным мастером.

Крайняя западная оконечность большой земли, названная мною мысом Принца Уэльского, расположена на 22°29' ю.ш. и 166°57' в.д. Мыс очень высок и издали (мы были в 6—7 лигах к юго-востоку от него) кажется островом. Я уточнил также, что между мысами Королевы Шарлотты и Принца Уэльского берег следует в юго-западном направлении, а далее поворачивает на северо-запад. Мысленно продолжая береговую линию в этом направлении, можно соединить ее с той частью берега, в северной части большой земли, что мы видели с вершины холма в Баладе. Возможно, что за высоким берегом, который открылся нам за мысом Принца Уэльского тянется параллельно ему полоса низких террас, как это имеет место на северо-восточном побережье. [371]

Таким образом мы довольно хорошо установили размеры этой земли и уточнили ее границы. Однако я надеялся увидеть больше и был несколько разочарован.

Маленький остров, на который мы высадились, не более как песчаная отмель, имеющая около мили по окружности. Помимо сосен, здесь растут деревья, известные на Таити под названием «это», и различные кустарники и травы. Наши натуралисты нашли здесь обильный материал для своих исследований, и я назвал поэтому эту отмель Ботаническим островом. Я видел здесь голубей, отличных по виду от всех тех, которые встречались мне ранее. Один офицер подстрелил здесь ястреба, похожего на нашего английского ястреба-рыболова. Зола костров, помятая трава, сломанные ветки свидетельствовали о том, что на острове недавно побывали люди. Остов разбитого каное, по типу напоминающего туземные лодки, которые мы видели в Баладе. лежал на берегу.

Теперь мы убедились, что каное делаются из стволов высоких сосен, некоторые из них достигают 60—70 футов в высоту при толщине в двадцать дюймов. Такой ствол можно было, если бы в этом ощущалась необходимость, использовать для изготовления грот-мачты на «Резолюшн».

Возможно, что еще более крупные деревья этого вида можно встретить на берегах большой земли.

За исключением Новой Зеландии, ни на одном из островов Тихого океана, я не встречал деревьев, которые могли бы быть использованы для корабельных мачт. Поэтому такого рода открытие представляется мне весьма ценным.

Мой корабельный мастер, опытный кораблестроитель и мачтовик, дал высокую оценку этим деревьям. Древесина их белая, плотная, упругая и легкая, выделяющая скипидар. Обильные натеки смолы покрывают кору от вершины до корня. Ветви расположены у этих деревьев как у сосен, с той только разницей, что они коротки. Вершина увенчана широко раскинутыми, наподобие куста, ветками. Именно верхушки сосен ввели в заблуждение некоторых моих спутников, которые склонны были считать эти деревья базальтовыми столбами. Впрочем, никто не мог предполагать, что в этих местах могут встретиться такие сосны.

Семена их содержатся в шишках. Кроме этих сосен мы встретили здесь другие хвойные деревья и [372] кустарники, но все они были низкорослы. Мы нашли здесь траву, которую употребляют как противоцинготное средство, и растение, которое мы назвали «бараньей четвертью». В вареном виде оно по вкусу напоминает шпинат.

Срубив несколько деревьев для шлюпочных мачт и рангоута, мы вернулись на борт. Цель, ради которой я стал на якорь у этого острова, была достигнута, и нам больше нечего было делать в здешних водах.

С грот-мачты мы видели, что на западе все море усеяно мелкими островами, песчаными банками и рифами до самого горизонта. Они не были соединены между собой, кое-где имели проходы, но так как я полагал, что очертание юго-западных берегов установлено довольно точно, можно было не пытаться проникнуть через эти проходы далее на запад и на север и не подвергать напрасному риску корабль.

Наступающее лето настоятельно требовало продолжения плавания на юг. Кроме того, я хотел закончить постройку небольшого судна, остов которого уже был собран на борту. На Таити мне не удалось завершить постройку из-за нехватки некоторых необходимых материалов. Такое судно было необходимо для обследования берегов, к которым трудно было подойти на «Резолюшн». Оно могло оказаться очень полезным при плавании на высоких широтах. Все это требовало от меня как можно скорее выйти из полосы отмелей; удобнее всего можно было это сделать, обогнув их с юга.

30 сентября, пятница. На рассвете, снявшись с якоря, при слабом ветре мы стали лавировать, чтобы обойти подводные камни, лежащие на ветре у берегов Ботанического острова; но как только мы обошли их, наступил штиль, и течение начало относить нас к юго-западу на подводные камни. Вплоть до 10 часов вечера мы боролись с течением, а затем при легком ветре направились к востоку-юго-востоку, не осмеливаясь до рассвета взять курс к югу.

1 октября, суббота. Порывистый юго-западный ветер заставил нас пролежать до утра в дрейфе под нижними парусами. Утром, имея круглый холм острова Сосен на севере в 4 лигах, я взял курс на юго-восток. С рассвета дул сильный юго-юго-западный ветер, вызвавший волнение на море. К счастью, мы уже вышли в [373] открытое море, оставив позади отмели, подводные камни и рифы.

Хотя многое говорило за то, что ветер этот был западным муссоном, я все же не считаю возможным называть его так по многим причинам: во-первых, октябрь месяц слишком ранний для муссона; во-вторых, я не знал, наблюдаются ли эти ветры на этих широтах и, наконец, еще и потому, что западные, не муссонные ветры — обычное явление в тропиках. Однако я никогда не думал, что они могут дуть с такой силой на этих широтах.

2 октября. Весь день продолжали идти на юго-восток. В полдень были на 23°18' ю.ш., в 114 милях к востоку от острова Сосен. Около этого времени юго-юго-западный ветер сменился южным, и под южным румбом я отметил сильнее волнение. Мы видели глупышей и фрегатов. В 8 часов вечера взяли курс на юг. В этот момент находились в 42 лигах к югу от Новых Гебрид.

3 октября. В 8 часов утра подул сильный юго-западный ветер с дождем. Я окончательно отказался от мысли возвратиться к берегам новооткрытой земли. Это решение вызывалось необходимостью как можно скорее спуститься к югу и, учитывая состояние корабля и трудности плавания, во что бы то ни стало обследовать часть необозримого океана летом текущего года. Задерживаться еще на один год в этих морях я не мог, а лето — благоприятный сезон для плавания на высоких широтах — приближалось.

Таким образом, в силу необходимости я должен был покинуть открытую мной землю прежде, чем удалось полностью обследовать ее берега. Землю эту я назвал Новой Каледонией. После Новой Зеландии она — крупнейший остров в Тихом океане.

Новая Каледония расположена между 19°37' и 22° 30' ю.ш. и 163°37' и 167°14' в.д. Она протягивается с северо-запада на юго-восток на 87 лиг в длину. Ширина же острова навряд ли превышает 10 лиг. Это гористая страна с высокими горными кряжами и глубокими долинами. Со склонов гор стекают к морю многочисленные ручьи, в значительной степени обусловливающие плодородие низменных частей острова. Вершины гор за малыми исключениями кажутся бесплодными. Напротив, долины и береговые низменности покрыты лесом.

Издали порой кажется, что линия берега прерывиста, во это обман зрения: вызывается он тем, что на [374] значительном расстоянии низкие участки суши между грядами холмов невидимы. Приближаясь к берегу, мы всегда обнаруживали эту полосу низких земель между берегом и грядами холмов.

Весь остров окружен поясом рифов и отмелей, из-за которых плавание у берегов сопряжено с большими опасностями. Но, с другой стороны, этот барьер защищает побережье острова от ветров и создает близ него большие тихие заводи, в которых много безопасных якорных стоянок. Туземным же лодкам отмели и рифы, тянущиеся параллельно берегу, облегчают плавание и рыбную ловлю в спокойных прибрежных водах. Берега Новой Каледонии почти повсеместно обитаемы. Населен также и остров Сосен — на нем по ночам мы видели огни, а в дневное время дымки костров.

Я включаю в границы острова Сосен, когда говорю о его размерах, и низкие земли, что протягиваются к северо-западу от него. Быть может, они соединяются с берегами Новой Каледонии, быть может, и отделены от нее. Каково бы ни было положение этих низких земель у берегов Новой Каледонии, несомненно только, что мы не видели, где они кончаются на западе. К северо-западу они тянутся на весьма значительнее расстояние, возможно пересекая путь Бугенвиля, который шел в этих водах между 15 и 15 1/2° ю.ш.

Не исключена возможность, что непосредственно к западу цепь песчаных банок, островов и рифов доходит до берегов Нового Южного Уэльса.

Восточная же граница этих отмелей и островков между 15° и 23° ю.ш. еще неизвестна. Быть может, в этой полосе имеются два крупных острова. Наблюдения Бугенвиля, который отметил признаки земли на юго-востоке и открыл отмель Дианы в 60 лигах от берега, подтверждают вероятность этого предположения. Впрочем, это предположение еще мало обосновано, ибо речь идет о неизученном пространстве протяженностью в 200 лиг. Но необходимо это мнение высказать хотя бы потому, что оно заставит будущих мореплавателей приложить усилия для отыскания пока еще неизвестных земель.

Долготы Новой Каледонии Уолс определил по данным 96 наблюдений; каждое из них сверено с показаниями нашего верного путеводителя — хронометра. Склонение магнитной стрелки 10°24' восточное, и значительных [375] колебаний магнитных вариаций у берегов Новой Каледонии не наблюдалось. Только в Баладе склонение было меньше 10°.

У северо-восточных берегов, как мне кажется, течения идут от северо-запада. На противоположной стороне острова направление их обратное. Но необходимо иметь в виду, что в узких каналах между отмелями сильнее ощущаются влияния приливов, и в ряде случаев имеют место мощные приливные течения. Во время приливов уровень моря у берегов повышается на 3—3 1/2 фута.

Поиски прохода между Новой Каледонией и Новой Зеландией. — Открытие острова Норфольк. — События, которые имели место во время стоянки «Резолюшн» у берегов Новой Зеландии в проливе Королевы Шарлотты.

При сильных ветрах западных румбов мы шли на юго-юго-восток, не встретив до полудня 6 октября ничего достойного упоминания. В полдень на 27°50' ю.ш. и 171°49' в.д. начался штиль, который продолжался целые сутки.

Я распорядился проконопатить палубу. За отсутствием смолы был применен сосновый лак, посыпанный коралловым песком; сверх всякого ожидания, он превосходно связывал паклю, заполняющую щели.

После полудня подстрелили двух альбатросов. Эти птицы появились впервые с той поры, когда мы вышли из тропиков.

8 октября, суббота. Охотились за морскими свиньями на двух шлюпках. Купер ранил свинью гарпуном, но понадобилось потратить немало времени и сил прежде, чем она была убита и доставлена на борт. В длину туша имела около 6 футов. Это была самка того вида, который натуралисты называют «дельфином древних», и резко отличается от всех других морских свиней по форме головы и челюстей. Голова животного была длинная и заостренная. В каждой челюсти было по 88 зубов. Мясо его было несколько жестковато, но вкусно и не имело рыбного привкуса. Мы варили, жарили и тушили это мясо и ели его с наслаждением. Впрочем, как бы ни было [377] приготовлено свежее мясо, оно все равно было бы встречено с радостью людьми, вынужденными в течение столь долгого времени питаться солониной.

10 октября, понедельник. С 8-го числа шли на запад-юго-запад и на рассвете 10-го увидели на юге-западе землю. Подойдя ближе, обнаружили, что земля эта была берегом гористого острова, имеющего в окружности пять лиг. Я назвал его островом Норфольк. Он расположен на 29°2'30" ю.ш. и 168°16' в.д.

После обеда я отправился с группой моряков на двух шлюпках к острову и высадился на его северо-восточной стороне, у гряды больших утесов. Остров оказался необитаемым. Вероятно, до нас на берега его никогда не ступала нога человека. На нем росли деревья, кустарники и травы, сходные с новозеландскими. Особенного внимания заслуживает лен, который здесь произрастает в изобилии, и сосна, сходная с новокаледонской и с новозеландской. В толщину она достигает двух обхватов. Древесина ее не так тяжела, как у новозеландской сосны, но и не столь легкая и плотная, как у новокаледонской. По форме хвои норфолькская сосна отличается от всех других, которые мне встречались ранее. Это дерево напоминает квебекскую сосну.

На расстоянии 200 ярдов от берега мы вступили в непроходимые заросли кустарников и трав. Лес на острове лишен подлеска. Почва здесь тучная и мощная.

Наземные птицы на острове такие же, как и в Новой Зеландии. На береговых скалах гнездятся стаи морских птиц: белых, глупышей, чаек, ласточек.

Мы собрали довольно много пальмовой капусты, морского укропа, трилистника. Капустная пальма ⁹⁸ достигает толщины человеческой ноги и имеет в высоту 20 футов. Она сходна с кокосовой пальмой и, подобно ей, обладает большими перистыми листьями.

Такая же капустная пальма была найдена нами в северной части Нового Южного Уэльса. Пальмовая капуста есть не что иное как почка (бутон), которую выпускает дерево. Каждое дерево дает лишь одну почку, венчающую его вершину. Если срезать эту почку, дерево погибает. Не всем нравится пальмовая капуста, но она очень вкусная. В наш пищевой рацион она внесла большее разнообразие. [378]

Берега острова богаты рыбой. Матросы наловили ее немало во время нашей стоянки. Высота прилива у берегов острова 4—5 футов.

Наступление темноты заставило нас вернуться на корабль. Я взял курс на восток-северо-восток и шел так до полуночи. Остаток ночи лавировал короткими галсами близ берега.

11 октября, вторник. Утром направились на юго-юго-запад с тем, чтобы обойти остров Норфольк. У южного берега открыли два небольших скалистых острова, на которых гнездились массы морских птиц. Вдоль южного и юго-восточного берега везде тянулись полосы пест алого пляжа. В других же местах на берегах возвышались скалистые утесы. Непосредственно под ними глубина моря достигала 18—20 фатомов. На северо-восточном берегу, в пункте, где мы вчера высаживались, была неплохая якорная стоянка.

Полоса подводного продолжения берега, сложенная коралловыми песками и обломками раковин, с глубинами от 19 до 35—40 фатомов окружает весь остров. Особенно широка она на юге, где вдается в открытое море на 7 лиг. От острова Норфольк я направился к Новой Зеландии, намереваясь бросить якорь на берегах пролива Королевы Шарлотты и подготовить там корабль к плаванию на высоких широтах.

17 октября, понедельник. На рассвете увидели пик Эгмонт, покрытый вечными снегами. Берег был в 8 лигах от нас, и я взял курс на юго-юго-восток к мысу Стивн.

18 октября, вторник. В 11 часов вечера обошли этот мыс, а в 9 часов утра 18 октября вступили в пролив Королевы Шарлотты.

Волнение на море было жестоким, но это не внушало нам тревоги, так как берега пролива были уже достаточно хорошо известны. Обойдя мыс Джексон, мы в 12 часов утра бросили якорь у входа в корабельную бухту. Войти в бухту мы не могли, так как от берега дул сильный, порывистый ветер.

После полудня я отправился на берег, захватив с собой рыболовные сети. Первым делом я решил отыскать бутылку, в которой была вложена инструкция капитану Фюрно. Бутылки не оказалось на том месте, где я ее зарыл и, разумеется, невозможно было установить, кто именно откопал и взял ее. [379]

Рыбы мы выловили немного, но зато подстрелили несколько птиц и извлекли немало птенцов из гнезд.

19 октября, среда. Утром при слабом ветре ввели корабль в бухту. Я велел снять все паруса, реи и стеньги для надлежащей починки. Паруса были повреждены во время долгого плавания до такой степени, что многие из них пришли в полную негодность. Кроме того, я приказал снять и перекрепить мачту и изготовить для ремонтных работ болты, гвозди и различные иные железные изделия. На берегу были разбиты палатки для бондарей, парусников, кузнецов и охраны. Я дал приказ примешивать к овсянке и гороху свежую зелень и в изобилии [380] выдавать ее в таком виде к завтраку и к обеду, сверх обычного рациона.

После полудня Уолс съехал на берег и увидел несколько срубленных и спиленных деревьев, а спустя несколько дней обнаружил на значительном расстоянии от места, где проводились наши астрономические наблюдения, следы временной обсерватории. Несомненно, «Адвенчур» заходил в бухту после нашего ухода отсюда.

29 октября, суббота. В сопровождении наших ботаников я отправился на остров Мотуару, где мы оставили туземцам огороды. Несмотря на то, что никто из них не приложил труда для сохранения этих огородов, многие культуры оказались в прекрасном состоянии, свидетельствуя о высоком плодородии новозеландской почвы.

Туземцы не появлялись, и для того, чтобы привлечь их внимание, мы развели на одной из вершин большой костер.

24 октября, понедельник. Утром показались и быстро скрылись из вида за небольшим мысом на западном берегу пролива два каное. После завтрака я на шлюпках отправился на поиски этих каное.

О своем приближении мы дали знать выстрелами и вскоре увидели туземцев в бухте Бакланов. Они встретили наше появление воплями и, покинув хижины, бежали в лес. На берегу осталось только несколько вооруженных островитян. Когда мы высадились, они узнали нас, и страх их сменился радостью.

Мгновенно выбежали из леса остальные туземцы; они обнимали нас, скакали, прыгали, резвились, бесновались, как безумные. Но женщин они не подпускали на близкое расстояние к месту нашей высадки.

В обмен на гвозди и топоры туземцы дали нам ирного свежевыловленной рыбы. Среди островитян было мало наших старых знакомых. Мы не могли добиться у них ответа, когда спрашивали, почему все они так испугались, завидя нашу шлюпку. Можно было только догадаться, что туземцы много говорят о каких-то убийствах, но никто из нас не мог понять, о чем именно идет речь.

25 октября, вторник. Туземцы отдали нам визит и принесли много свежей рыбы, которую они охотно обменивали на таитянские ткани.

26 октября, среда. Мы выбросили из трюма часть балласта и спустили в него шесть пушек, оставив таксе же число их на борту. [381]

Наши друзья-островитяне снова принесли рыбу, а затем на берегу рассказали моим спутникам, что некоторое время тому назад на подводных камнях разбился в проливе Королевы Шарлотты, корабль подобный нашему. Команда высадилась на берег и встретилась с туземцами. Островитяне совершили какие-то кражи, и за это моряки расстреляли несколько туземцев. Вскоре у потерпевших кораблекрушение вышел весь запас пороха, и тогда островитяне перебили их своими «пату-пату» и съели. Все это случилось в Ванна-Ароа близ мыса Теравити на другом берегу пролива.

Наши друзья заверяли моих спутников, что они не принимали никакого участия в этих событиях. Трудно было понять, когда произошло кораблекрушение. Один утверждал, что это случилось две луны тому назад, другой, возражая ему, по пальцам насчитывал не то двадцать, не то тридцать дней.

27 октября, четверг. Сегодня эту же историю рассказали другие туземцы, но они уверяли, что корабль разбился о камни на восточном берегу пролива в Восточной бухте.

Я опасался, что все это произошло с «Адвенчур» и распорядился присылать ко мне всех туземцев, которые будут рассказывать о кораблекрушении. До сих пор я слышал об этом из вторых уст. Уолс направил ко мне несколько человек, но когда я начал их расспрашивать, во что бы то ни стало стараясь установить истину, они на все мои вопросы отвечали категорически «кури» (нет).

История начинала представляться в ином свете. Вероятно, мои спутники были введены в заблуждение и события, которые имели место на берегу, произошли не с европейским кораблем, а с иноплеменными туземными лодками.

28 октября, пятница. Я побывал в западной бухте, где мы оставили свиней и кур, но не нашел и следов их. На обратном пути мы посетили туземцев и приобрели у них немного рыбы.

Форстер слышал в лесу, вблизи хижин, хрюканье свиньи. Возможно, что это была одна из свиней, оставленных мной на острове.

31 октября, понедельник. Погода стояла прекрасная, и наши ботаники отправились на Долгий остров. Там [382] они видели черного борова. Судя по описанию, это была свинья, которую оставил капитан Фюрно.

1 ноября, вторник. Нас посетили туземцы другого племени. Они принесли рыбу и зеленые камни, которые пользовались неизменным успехом у матросов.

3 ноября, четверг. Пиккерсгил встретил туземцев, которые рассказали ему историю гибели корабля и избиения экипажа. При этом они с жаром заверяли Пиккерсгила, что не принимали никакого участия в событиях.

4 ноября, пятница. Погода по-прежнему стояла превосходная. Большинство туземцев куда-то исчезло, и мы лишились свежей рыбы.

5 ноября, суббота. Рано утром наши старые приятели принесли нам рыбу. Я отправился на шлюпке с Форстером и Спаррманом вдоль берегов пролива, чтобы установить, имеется ли в его юго-восточной части еще один выход в мэре. По дороге мы встретили туземцев-рыболовов, которые уверили нас, что действительно на юго-востоке имеется проход. Вскоре мы вступили в него, миновав остров Мотуару.

На берегу этого прохода мы нашли большое туземное селение Котьегенуи. Вождь этого селения Тринго-Буги и его соплеменники (многие из них приезжали к нам на корабль) приняли нас весьма любезно. Мы недолго пробыли у туземцев, так как получили от них сведения, которые побудили нас с удвоенной энергией продолжать плавание в проливе.

Мы вошли в рукав, на берегах его нашли много прекрасных бухт и в конце концов обнаружили, что он соединяется каналом шириной в две мили с проливом Королевы Шарлотты. Место впадения рукава в пролив лежит неподалеку от мыса Теравити. Глубина здесь 13 фатомов, грунт песчаный.

Мы не успели посетить туземное «хиппа» — укрепление на северном берегу рукава, хотя туземцы, которые толпились на суше, приглашали нас к себе, и в 10 часов вечера вернулись на корабль с некоторым количеством рыбы, по виду совершенно сходной с той, что мы видели в бухте Дюски.

Видимо, и рыба и птицы одних и тех же видов водятся повсеместно в Новой Зеландии. Туземцы, рассматривая рисунки, сделанные в бухте Дюски, каждую птицу и рыбу [383] называли особым именем, обнаруживая этим свое знакомство с зарисованными видами.

6 ноября, воскресенье. Наши старые друзья расположились близ корабля, и один из них по имени Педеро (вероятно, человек именитый) подарил мне знак достоинства вождя — почетный жезл.

Я нарядил его в старый камзол, и он был в восторге от моего дара. Педеро имел тонкие черты лица и гордую осанку и лишь цветом кожи отличался от европейца.

Я стал расспрашивать его об «Адвенчур», и Педеро и его спутники дали мне понять, и притом самым положительным образом, что вскоре после ухода «Резолюшн» «Адвенчур» появился в бухте. Корабль простоял здесь около 15 дней и вышел из бухт десять месяцев тому назад. Педеро отрицал, что на берегах Новой Зеландии разбилось судно чужестранцев. Я поверил его сообщению относительно «Адвенчур», но судьба судна, потерпевшего кораблекрушение, осталась для меня все же неясной.

Педеро сказал мне, что недавно у северных берегов пролива близ пункта, который он называл Терато, появлялся какой-то корабль.

Вообще туземцы стали категорически отрицать версию о корабле, разбившемся у берегов пролива. Один из них получил от своего соплеменника оплеуху, когда попытался в нашем присутствии заговорить на эту тему.

8 ноября, вторник. Мы выпустили на берег залива, расположенного близ бухты Каннибалов, двух свиней и борова. Таким образом я сделал все возможнее, чтобы развести на острове домашних животных. Я предполагаю, что по крайней мере часть петухов и кур сохранилась на острове. Недавно мои спутники нашли в лесу куриное яйцо.

9 ноября, среда. Утром снялись с якоря и отошли ближе к выходу в бухту, имея в виду назавтра отправиться в путь. Все ремонтные работы закончены, осталось только проконопатить борта судна, без чего нельзя выйти в дальнее плавание.

Наши друзья принесли много свежей рыбы. Я вручил Педеро кувшин из-под масла, и этот подарок сделал его счастливее принца. Вскоре Педеро и его соплеменники покинули лагерь, разбитый на берегу и унесли с собой все полученные от нас сокровища. [386]

Мне кажется, что подарки наши не удерживаются у туземцев. Островитяне отдают их соседям и друзьям или ценой их покупают мир у враждебных племен. По крайней мере мы никогда не видели, чтобы во владении туземцев оставалась в течение долгого времени какая-нибудь вещь. Топоры и гвозди исчезали бесследно, и сколько бы ни раздавали их, результат получался один и тот же.

Я удостоверился, что население на берегах пролива довольно многочисленно, но не имеет твердых форм правления и не объединено какой бы то ни было общественной организацией. Почитается у них глава племени или семьи, и чувство уважения может заставить островитян в тех или иных случаях подчиняться этому главе. Но вожди не имеют ни права, ни власти для того, чтобы обеспечить послушание соплеменников.

Когда мы были в гостях у Тринго-Буги, много туземцев явилось в селение, чтобы посмотреть на нас. Вождь хотел предупредить скопление народа, но все его усилия (а он дошел до того, что стал кидать в некоторых туземцев камни) успеха не имели. На вождя островитяне не обращали никакого внимания, и даже тот туземец, в которого Тринго-Буги бросал камни, держался совершенно независимо, как будто он был столь же значительной персоной, как и сам вождь.

Я уже отмечал, что отсутствие единения причиняет этим туземцам неисчислимые беды. Чем больше я знакомился с ними, тем больше я в этом убеждался. Тем не менее, я должен сказать, что островитяне, хотя они, несомненно, и каннибалы, обладают от природы добрым нравом и человечностью.

После полудня я посетил в одной из бухт две семьи островитян. Все туземцы в момент моего визита были заняты на различных работах: одни изготовляли мачты для каное, другие жарили рыбу, а молодая девушка раскаляла на огне камни. Желая узнать, для чего она это делает, я задержался в хижине, где жила эта девушка. Когда камни достаточно раскалились, она извлекла их из огня и передала старухе, которая сложила их в кучу, бросила на камни пучки зеленого сельдерея, покрыла циновкой камни и села на кучу. Думаю, что этим способом старуха лечилась от какой-то болезни. Быть может горячие нары сельдерея имеют целительное действие. [387]

Уолс время от времени сообщал мне о результатах своих долготных определений. По его данным внутренняя часть Корабельной бухты расположена на 174°25'7 1/2" в.д. и 41°5'60 1/2" ю.ш. По данным моих определений, сделанных во время первого путешествия, долгота была 175°5'30". Ошибка оказалась равной всего лишь 40 минутам. На эту величину расходились и определения 1769 и 1773 гг. в бухте Дюски. Следовательно, можно считать, что на карте, составленной во время первого путешествия, остров Тавай-Пунаму показан 40 минутами восточнее своего истинного положения. Северный остров, однако, нанесен с меньшей погрешностью, равной половине градуса (30 минут). Я упоминаю об этих ошибках не из опасения, что они могут ввести в заблуждение мореплавателей и географов, а потому, что уверен в том, что они действительно были допущены, в точности наблюдений Уолса я не сомневаюсь. Немного найдется на земном шаре мест, географическое положение которых было бы установлено так тщательно, как координаты пролива Королевы Шарлотты. И то же самое могу сказать о любом пункте, долготу и широту которого определял Уолс.

Даже положение берегов, мимо которых мы проходили, не останавливаясь близ них, определялось Уолсом с помощью хронометра Кендаля с исключительной точностью. Ошибка в долготных определениях по хронометру на участке от берегов Таити до пролива Королевы Шарлотты составила только 43'39 1/4".

За год со времени первого посещения пролива хронометр отстал всего лишь на 19 минут и 31 1/4 секунды (4°52'48 3/4" по долготе). Эта ошибка не может считаться значительной, если учесть, что за это время мы прошли путь, равный трем четвертям длины экватора, и побывали во всех климатических областях южного полушария от 9° до 71° ю.ш.

Комментарии

97. Мостовая Гигантов — базальтовые столбы, обязанные своим происхождением выветриванию; расположены в Северной Ирландии (графство Антрим). Эти столбы по виду действительно напоминают высокие мачтообразные деревья, достигая 10—15 м в высоту при толщине 0,3—0,4 м.

98. Капустная пальма — под этим именем известно несколько видов пальм, листья которых идут в пищу сырыми или вареными наподобие салата или капусты. В Новой Зеландии, Австралии и на островах Океании распространены виды Kentia с перистыми листьями.

(пер. Я. М. Света)
Текст воспроизведен по изданию: Джемс Кук. Путешествие к Южному полюсу и вокруг света. М. ОГИЗ. 1948