|
ДЖЕЙМС КУКПУТЕШЕСТВИЕ К ЮЖНОМУ ПОЛЮСУ И ВОКРУГ СВЕТАКНИГА ТРЕТЬЯ От острова Ульетеа до Новой ЗеландииГлава пятая Торговля с туземцами. Описание острова. — Различные происшествия во время нашего пребывания на этом острове Так как мы испытывали большую нужду в пресной воде и топливе, я распорядился подвести корабль как можно ближе к берегу. Под защитой судовых пушек матросы могли спокойно работать на берегу, не опасаясь внезапного нападения туземцев. 1774 г., 6 августа, суббота. Утром были спущены шлюпки, и мы начали подводить корабль к берегу. Туземцы собрались на берегу, разделившись, как вчера, на две группы. Было их несколько тысяч, и все они были хорошо вооружены. Время от времени к кораблю подходили каное, и туземцы в обмен на ткани и безделушки давали нам кокосовые орехи и бананы. Они предлагали нам плоды, не требуя никакого возмещения, но я приказал ничего не брать у них без оплаты. Кажется, главный их замысел состоял в том, чтобы заманить нас на берег. Среди островитян, подходивших на каное к борту, был наш приятель-старик, который завоевал у всех доверие и симпатию. Знаками я дал ему понять, что было бы хорошо, если бы они бросили оружие. Старик выбросил в воду свою палицу и в награду получил большой кусок материи. Он понял, чего я от него требую, немедленно отправился [314] на берег и вел там какие-то переговоры, приближаясь то к одной, то к другой группе туземцев. Затем трое туземцев подошли на каное к корме. Один из них ударил дубиной по обшивке корабля и проделал ряд других телодвижений, ясно свидетельствующих о том, что он вызывает нас на бой. Внезапно он предложил обменять на нитку бисера свою дубину. Когда ему на веревке опустили в каное бусы, он схватил их и приказал своим спутникам налечь на весла. Каное отплыло к берегу, а дубина осталась в руках у туземца. Признаться, этот случай меня обрадовал: теперь у меня был благовидный предлог для демонстрации мощи нашего огнестрельного оружия. Сперва я наказал наглого туземца и его сообщников, разрядив им вслед ружье, заряженное мелкой дробью. А затем я приказал (когда каное отошло на расстояние, превышающее дальность боя наших мушкетов) дать по туземной лодке несколько залпов. Все трое островитян прыгнули за борт и поплыли к берегу. Однако наши ружейные залпы произвели на собравшихся на берегу туземцев совсем не то впечатление, на какое мы рассчитывали: они подняли страшный вопль и стали открыто над нами издеваться. Мы стали на якорь таким образом, чтобы огнем из бортовых орудий можно было простреливать всю полосу берега. После этого я с отрядом морской пехоты и частью матросов отправился на трех шлюпках к берегу. Туземцы расступились так, что между двумя их группами образовался проход шириной 30—40 ярдов. Сюда они принесли несколько маленьких связок бананов, ямс и коренья. Между толпой туземцев и берегом под прямым углом к последнему воткнуты были, неизвестно для какой цели, четыре тростинки длиной около двух футов каждая. Эти тростинки оставались на берегу в течение двух или трех дней после описанных событий. Наш друг-старик и еще два туземца, стоя у этих тростинок, настойчиво приглашали нас сойти на берег. Но в моей памяти достаточно хорошо запечатлелись вчерашние события; все то, что мы видели на берегу, не внушало нам желания повторить ошибку, допущенную накануне. Поэтому я сделал достаточно выразительный знак, предлагая туземцам отступить подальше от берега. [315] Старый островитянин попытался растолковать им мою просьбу, но толпа, не обращая внимания ни на мои жесты, ни на слова старца, — теснее сплотилась и подошла еще ближе к берегу. Мне стало ясно, что туземцы атакуют нас в тот момент, когда мы высадимся из шлюпок. Последствия схватки можно было предвидеть заранее: было бы убито и ранено много туземцев, да и сами мы навряд ли вышли бы из боя целыми и невредимыми. А я в равной степени желал избежать напрасного кровопролития и ущерба, который мог быть причинен моим людям в жестокой стычке. Для того, чтобы заставить островитян потесниться и очистить место близ пункта высадки, я решил попугать их выстрелами в воздух. Но испуг туземцев был мгновенным. Они быстро оправились и начали кидать в сторону шлюпок камни и дротики. Один туземец показал нам свой зад, недвусмысленно выражая этим свое презрение к пришельцам. Тогда я дал два-три мушкетных выстрела, и по этому сигналу канониры на корабле разрядили большие пушки. Туземцы рассеялись, а мы вышли на берег и наметили на песке границы, которые не должны были впредь переступать островитяне. Только старый туземец и два его приятеля остались на прежнем месте. Я вознаградил их за доверие, оказанное нам. Туземцы постепенно начали стекаться к берегу и на этот раз держались они далеко не так воинственно. Некоторые вернулись даже без оружия, но большинство явилось с копьями, дротиками, палицами и луками. Когда мы предложили им сложить оружие, они дали нам понять, что сделают это лишь в том случае, если мы первые подадим пример. Поступить так я не мог, и поэтому обе стороны вели дальнейшие переговоры, вооруженные до зубов. Розданные подарки не произвели на туземцев должного впечатления. Некоторые из них влезли на кокосовые пальмы и начали сбрасывать нам орехи, не требуя ничего взамен. Я по-прежнему старался не оставлять без возмещения дары островитян. Мы заметили, что они боятся брать предметы, которые им предлагались. Думаю, что они вообще не имеют представления о том, что можно одну вещь обменять на другую. [316] Я прошел в лес со старым туземцем (его звали Паованг) и объяснил ему, что мы нуждаемся в дровах и поэтому желаем срубить несколько деревьев. Паованг охотно разрешил нам заготовить топливо, но попросил меня, чтобы матросы не трогали кокосовых пальм. После того, как дела на берегу были улажены, я вернулся на борт. Мне так и не удалось узнать, какой ущерб причинили туземцам наши выстрелы. После обеда баркас сделал несколько рейсов на берег за пресной водой. Матросы тремя неводами выловили 300 фунтов рыбы. Островитяне долго не появлялись, и лишь к вечеру к нам приплыло человек тридцать во главе с моим верным другом Паовангом. Он преподнес мне небольшую свинью, единственную, которую нам удалось добыть на этом острове. Ночью вулкан, расположенный в 4 милях к западу от нашей стоянки, извергал дым и огонь. Пламя подымалось выше гряды холмов, которая скрывала от нашего взора вершину вулкана. Извержение сопровождалось грохотом, подобным громовым ударам или пороховым взрывам в рудниках. Ветер приносил тучи пепла, и вся палуба была к утру покрыта им толстым слоем. Пепел по виду напоминал мелкий песок или растолченный обожженный камень. От него особенно доставалось глазам. 7 августа, воскресенье. Утром на месте нашей высадки появились вооруженные туземцы, но было их значительно меньше, чем вчера. После завтрака мы отправились на берег за дровами и водой. Островитяне, особенно старики, сегодня вели себя не так вызывающе, но находились среди них люди, настроенные к нам враждебно. Приходилось поэтому смотреть в оба и ни на минуту не расставаться с мушкетами. Я вскоре возвратился на борт, поручив наблюдение за всеми работами на берегу лейтенантам Клерку и Эджкомблу. Явившись к обеду, они сообщили мне, что туземцы ведут себя неспокойно. Особенно много хлопот доставил им один смутьян. Эджкомбл вынужден был в него выстрелить мелкой дробью. После этого туземцы несколько утихомирились. Вечером к месту высадки явилась только небольшая группа туземцев, живущих поблизости. С ними пришел и Паованг. Он принес нам топор, который наши матросы [317] забыли в лесу. Островитяне вернули мне все, что было утеряно на берегу моряками, и вели себя мирно и дружелюбно. 8 августа, понедельник. Рано утром я отправил за балластом катер в сопровождении шлюпки с вооруженными матросами. После завтрака продолжались работы в лесу. Туземцы были настолько умиротворены, что совершенно не беспокоили моряков. Многие приглашали офицеров и матросов в свей хижины, но настоятельно требовали, чтобы предварительно гости разделись до нага. 9 августа, вторник. Утром продолжались обычные работы на берегу. Островитяне вели себя мирно. Они не решались переступить намеченных мной в месте высадки границ и принимали нас всех любезно и вежливо, хотя по-прежнему не расставались с оружием. Уолс проверял на берегу астрономические приборы, и поэтому я на время обеда, вопреки обыкновению, не отозвал на корабль вооруженный караульный наряд. Со мной приехал к обеду на корабль юноша по имени Ва-а-гу. Я ему показал все помещения на судне, он вел себя настолько невозмутимо, что трудно было понять, какое впечатление на него произвело все то, что он видел. При этом внимание юноши не задерживалось ни на один миг на каком-нибудь определенном предмете. Он не имел никакого представления о козах, кошках и собаках и называл всех этих животных «буга» (свинья). Я подарил ему кобеля и суку, так как собаки ему особенно понравились. Спустя некоторое время после того, как юный туземец прибыл на корабль, к судну подошло каное, в котором сидели друзья нашего гостя. Вероятно, они, обеспокоенные долгим отсутствием юноши, решили лично убедиться, что он находится в безопасности. Молодой туземец вышел на шканцы и успокоил своих приятелей, после чего они возвратились на берег. Вскоре они вернулись и привезли петуха, стебли сахарного тростника и кокосовые орехи. Ва-а-гу обедал со мной. Ему не понравилась солонина, но он с удовольствием отведал плоды ямса и выпил рюмку вина. Когда после обеда я высадился на берегу, Ва-а-гу и его друзья взяли меня за руки и пытались куда-то повести. Насколько я понял, юноша хотел показать мне свою хижину. Однако мы не ушли далеко, потому что между туземцами, которые меня сопровождали, завязалась [318] перебранка. Видимо, некоторые аз них не желали, что бы я заходил в глубь острова. Вся компания остановилась. Вскоре подошли наши офицеры. При виде их туземцы проявили беспокойство и стали просить меня, чтобы я заставил моих людей вернуться к берегу. Я внял их просьбам, так как мне было ясно, что островитяне не желают допускать в глубь своей страны чужестранцев и делают исключение лишь для меня. задержка на пути к цели объяснялась, вероятно, тем, что мои спутники-туземцы ждали прихода значительного лица, от которого им нужно было получить дополнительные указания или разрешение на мой допуск в поселение островитян. В то время, когда я ждал исхода переговоров, появился Паованг. Он принес мне плоды и коренья. Их несли двадцать человек, но, вероятно, такое количество носильщиков не вызывалось необходимостью, ибо каждый из них был обременен лишь крохотной связкой бананов или двумя-тремя плодами ямса. Все эти дары мне с успехом могли бы доставить два человека. Но я счел своим долгом щедро наградить носильщиков. Паованг удалился, а Ва-а-гу и его друзья по-прежнему чего-то ждали, проявляя при этом видимое нетерпение. Кажется, они были пристыжены тем, что увели двух подаренных мной собак, ничем не отдарив меня. Темнело, и я вынужден был направиться на корабль, на что они довольно охотно согласились. Сегодня Форстер узнал, что туземцы называют свой остров Танна. Я уже установил местные названия соседних островов. Тот остров, что мы посетили перед тем, как отплыть к берегам Танна, именуется Эрроманго; маленький островок, открытый нами одновременно с Танна, носит название Иммер; остров к востоку от Танна называется Эронан, или Футуна, и, наконец, остров к юго-востоку от Танна они именуют Аннаттом. Все острова видны с берегов Танна. Туземцы дали нам повод думать, что у них существует обычай людоедства. Они спрашивали меня, едим ли мы человеческое мясо. Я не пытался задавать им встречных вопросов, но думаю, что они неспроста интересовались, принадлежим ли мы к числу каннибалов. У них много свиней, кур и различных плодов и, таким образом, если следовать распространенному воззрению, [319] у них не может быть людоедства, так как потребление человеческого мяса не вызывается необходимостью. Так или иначе, но назвать туземцев Танна каннибалами, мы могли бы лишь в том случае, если бы собственными глазами убедились, что они едят человеческое мясо. Мне доложили, что один из матросов, посланный для заготовления балласта на западный берег бухты обварил себе пальцы, извлекая из источника камень. Этот случай позволил обнаружить у подошвы скалы несколько горячих источников. Уолс с двумя или тремя офицерами, углубившись внутрь острова, набрел на небольшое разбросанное селение. Жители этого селения встретили гостей тепло и любезно. 10 августа, среда. Форстер совершил прогулку в другой части острова и видел насаждения бананов, сахарного тростника, ямса и др. Туземцы встречали его весьма приветливо. Вообще островитяне за последние два дня привыкли к нам и не препятствуют экскурсиям в глубь острова. Их уже не беспокоят и не тревожат наши работы на опушке леса. Днем двое мальчишек стали швырять камни в наших лесорубов. Караульные унтер-офицеры открыли огонь. Я был в этот момент на берегу и обеспокоился, когда услышал звуки выстрелов, а вслед за этим увидел двух мальчиков, которые в ужасе выбежали из леса. Когда я узнал, что послужило причиной стрельбы, я строго осудил поведение охраны и принял меры, чтобы такие бессмысленные поступки не повторялись в будущем. 11 августа, четверг. Почти весь день шел проливной дождь при южном ветре. В ночь с 10 на 11-е вулкан усилил свою деятельность. Из жерла его вырывались с страшным гулом колоссальные столбы дыма и огня. Извержения следовали одно за другим с короткими интервалами в 3—4 минуты. На огромную высоту выбрасывались большие камни. Форстер осматривал сегодня холм на западней берегу бухты. В трех местах он обнаружил выходы дыма с серным запахом. Дым этот вызывался через трещины в горных породах. Земля вокруг была горяча и казалась совершенно выжженной. Вероятно, эти выходы связаны с вулканом. При каждом извержении последнего количество дыма или пара возрастало. Дым [320] подымался столбами. Мы видели его с корабля и раньше, но думали, что это дым от костров. У подножья холма расположены горячие источники, о которых я упоминал раньше. Форстер во время ботанической экскурсии на восточном берегу бухты набрел на хижину нашего друга Паованга. Все вещи, которые Паованг получил от меня, висели на деревьях и кустах близ хижины, как будто они недостойны были находиться под кровлей его жилища. 13 августа, суббота. Форстер снова побывал на огне дышащем холме на западном берегу бухты. В месте выхода серного дыма он вставил термометр в трещину. Ртуть мгновенно поднялась до 77°. Температура воздуха была 27°. Дым вырывался из трещин и расселин во многих местах на склонах холма, а вулкан был бешено активен. Тучи пепла весь день носились в воздухе. Когда шел дождь, на нас лились потоки воды, смешанной с землей и песком. Воистину то был грязевой ливень. Пепел приносили нам ветры любых направлений и он причинял нам большие страдания. Туземцы все еще неохотно допускают нас внутрь острова. Сегодня группа островитян вызвалась проводить одного нашего ученого к месту, где он мог бы увидеть жерло вулкана. Но вместо того, чтобы сопровождать его в нужном направлении, они привели обманутого джентльмена обратно к берегу бухты. 14 августа, воскресенье. После завтрака я с группой офицеров и ученых направился в глубь острова, чтобы найти кратчайший и наиболее удобный путь к вулкану. По дороге мы осмотрели холм с выходами горячего серного дыма. Термометр, опущенный в одну из трещин, показал 37,8°. Почва в этом месте была подобна белой глине и издавала серный запах. С поверхности она была покрыта тонкой сухой корочкой, под которой шел слой мягкой и влажной земли, а еще ниже мы обнаружили серу и стекловидное вещество, едкое на вкус. Площадь участка, где земля была сильно нагрета, не превышала 10—12 квадратных ярдов. У самых границ этого горячего пятна росли фиговые деревья, тень которых падала на выжженную землю. По всему видно было, что деревья эти чувствуют себя превосходно в близком соседстве с выходами зловонного дыма. Я полагаю, что причиной сильного нагрева почвы являются пары [321] кипящей воды, насыщенной серой. Мне говорили, что на склонах этого холма есть большие участки с горячей почвой, но мы решили не осматривать их и направились дальше. Мы шли через местность, где росли кустарники и деревья, в том числе кокосовые пальмы и хлебные деревья, казалось, посаженные здесь самой природой. Кое-где встречались хижины и поля. Поля эти были различного вида — старые, не раз уже засеянные участки, и делянки, лишь недавно расчищенные от леса. Расчистка полей, видимо, сопряжена с большими трудностями, так как сельскохозяйственные орудия, которыми располагают туземцы на острове Танна, еще более примитивны, чем на Таити. Способ расчистки очень прост: мелкий кустарник подсекается или выжигается; у больших деревьев предварительно обрубают ветки и сучья, подкапывают корни, а затем в подкоп закладывают хворост и сухую траву и этот участок старательно выжигают. Почва почти везде темная, плодородная, состоящая из перегнивших растительных остатков и вулканического пепла. Мы свернули на довольно широкую дорогу и вскоре вышли к засеянному полю. Туземец, работавший здесь, то ли движимый любопытством, то ли желая нас поскорее выпроводить за пределы своей земли, предложил нам свои услуги в качестве проводника. Он привел нас к скрещению двух троп. На одной из них в вызывающей позе стоял человек с пращой и камнями в руках. Он предпочел, однако, положить свое оружие на землю, когда на него было наведено дуло мушкета. Гневные взгляды, жесты, поведение туземца свидетельствовали, что он не, намерен пропустить нас на тропу, отходящую влево от перекрестка. Наш проводник повел было нас по другой дороге, но воинственный островитянин поднял дикий вопль, и на помощь к нему явилось двое или трое мужчин и вооруженная дубиной молодая женщина. Они окружили нас, провели к вершинам холма и там указали дорогу, ведущую к берегу бухты. Мы сделали вид, что путь этот нас вполне устраивает, отделались от назойливых провожатых и в сопровождении нашего добровольного гида вернулись на старую дорогу. Но здесь островитянин нас покинул. Мы шли этой тропой вверх по склону горы и, когда добрались до ее вершины, [322] с прискорбием убедились, что вулкан был от нас так же далеко, как и в тот момент, когда мы начали свое путешествие в глубь острова. Это нас крайне обескуражило, тем более, что без проводника мы чувствовали себя совершенно беспомощными. Пришлось возвратиться к берегу. Когда мы тронулись в обратный путь, нам встретились 30—40 вооруженных островитян под предводительством уже знакомого мне упрямого сердитого туземца. Вероятно, они желали преградить нам доступ внутрь острова, потому что как только удостоверились, что мы возвращаемся к бухте, они стали вести себя более спокойно. Некоторые из них проводили нас до самого берега, угощая по пути кокосовыми орехами, бананами и сахарным тростником. Мне кажется, что по природе своей островитяне Танны гостеприимны и приветливы. Не следует только поступать вопреки их желаниям и возбуждать, таким образом, у них подозрительность и враждебные чувства. Их поведение после того, как они узнали нас ближе, не заслуживает порицания. Неприязненные действия в первые дни нашего пребывания в бухте вызваны были тем, что туземцы не представляли себе, какие могут быть подлинные намерения у пришельцев. Ведь мы явились на их землю без приглашения и высадились, применяя огнестрельное оружие. При этих обстоятельствах какое мнение они должны были составить о нас. Разве не могло показаться островитянам, что мы явились к ним как завоеватели. На каком основании они могли предполагать, что чужестранцы пришли к ним как друзья. Только близкое знакомство с нами способно было рассеять эти подозрения. Кроме того, следует принять во внимание, что народ этот пребывает еще в дикости и, судя по некоторым признакам, часто ведет войны с соседями. Естественно, что каждое новое лицо на острове они встречают с недоверием. Я охотно допускаю, что это последнее правило не приложимо ко всем без исключения островитянам. Но, несомненно, мало найдется туземных племен, которые допустили бы по собственной воле, чтобы посетители, подобные нам, проникали к сердцу их страны. Вечером я с одним нашим ученым отправился на другой берег бухты, где туземцы встретили нас исключительно тепло и радостно. Островитяне, и в числе их наш друг [323] Паованг, проявляли готовность всем, чем возможно, помочь нам и сделать приятным наше пребывание на их земле. Мы посетили деревню, где 9 августа побывал Уолс. В ней было около 20 хижин. По конструкции хижины напоминали крытые камышом английские дома. Некоторые из этих хижин имели до 30—40 фут. в длину и до 50—60 фут. в ширину. Хижины обычно имели два входа — широкие прорези в стенах, забранные матами из пальмовых листьев. Помимо хижин в селении было много низких тростниковых шалашей. Туземцы сказали нам, что в одном из таких шалашей лежит покойник. Я попросил древнего старца проводить меня к этому месту. Шалаш, расположенный несколько поодаль от селения, был огорожен вокруг тростниковой изгородью. Вход был плотно закрыт матом. Старик не позволил мне отдернуть этот мат и пристально следил за каждым моим движением. У входа висела плетеная корзинка, на дне которой я заметил связку листьев и печеный плод ямса. У старика на шее было нечто вроде ожерелья из туго сплетенных пучков человеческих волос. Я предложил ему обменять на кусок ткани волосяное ожерелье, но он дал мне понять, что не может расстаться с этой реликвией, так как она сделана из волос того, чье тело покоится в шалаше. Очевидно, некоторые погребальные обычаи на Танна такие же, как на Таити и в Новой Зеландии. Таитяне носят пучки волос («тама») своих умерших друзей, новозеландцы подобного же рода косички употребляют в качестве серег и ожерелий. На лужайке у больших хижин я заметил четыре столба, врытых в землю по углам квадратной площадки, каждая сторона которой равна была 3 фут. Мои спутники высказали предположение, что столбы установлены для каких-то религиозных церемоний. Я же склонен был думать, что все это сооружение предназначено для сушки кокосовых орехов. Действительно, когда я спросил одного туземца, для какой цели служат эти столбы, он показал мне на вершине одного из них связку кокосовых орехов. Место для селения выбрано превосходно, на открытой площадке, под сенью могучих деревьев. Вся эта часть острова заботливо возделана и занята плантациями сахарного тростника, банановых деревьев и ямса. [324] 15 августа, понедельник. Мы запаслись в достаточном количестве топливом и пресной водой. На берегу почти все работы были закончены, лишь небольшая партия вязала на опушке леса метлы. Все остальные люди заняты были на корабле окончательными приготовлениями для выхода в море. Вечером я с группой офицеров отправился на восточный берег бухты для того, чтобы определить положение островов Аннатом, Эрронан и Футуна. Но туман помешал моим наблюдениям, и я лишь приблизительно нанес на карту эти острова, воспользовавшись указаниями одного туземца. Мы заметили что повсеместно на сахарных плантациях вырыты ямы-ловушки глубиной до 4 фут. и футов пяти в диаметре. Эти ловушки предназначены для крыс, которые причиняют огромный ущерб полям островитян и особенный вред приносят плантациям сахарного тростника. 16 августа, вторник. Утром мы обнаружили, что румпель в голове руля сломан. По непростительной оплошности я не захватил запасной комплект частей рулевого управления. На берегу было лишь одно дерево, пригоднее для изготовления нового румпеля, и я немедленно послал корабельного плотника с отрядом вооруженных матросов на остров. При этом я предупредил начальника отряда, чтобы он не приступал к работам, не предупредив предварительно о своих намерениях туземцев, и велел известить меня в случае, если возникнут недоразумения с островитянами. Туземцы не чинили матросам никаких препятствий, когда плотник начал пилить дерево. Но вскоре явился Паованг и выразил матросам в довольно резкой форме неудовольствие их действиями. К этому времени нам удалось, укоротив сломанный румпель, прикрепить его к голове руля. Но я желал иметь запасный румпель и поэтому, получив известие о поведении Паованга, отправился на берег и подарил ему собаку и лоскут материи. Затем я втолковал Паовангу, что у нас сломалось «большое весло», и мы остро нуждаемся в материале, чтобы без малейшего промедления изготовить новое. Я не знал, насколько велик был авторитет и влияние Паованга, и вручил поэтому подарки и некоторым другим [325] туземцам. В результате после моих объяснений все островитяне в один голос дали мне согласие на рубку дерева. Затем я взял с собой Паованга на корабль, пригласил его к обеду и после обеда поехал вместе с ним на берег, чтобы нанести визит старому вождю, который, по слухам, был королем острова. Паованг к этому вождю относился без всякого почтения, я же оказал королю знаки внимания, приличествующие его высокому рангу и вручил ему подарки. Вождя звали Геги, и он носил титул «арике». Он был очень стар, но держался с достоинством. Его красно-белая набедренная повязка была несколько шире, чем у остальных туземцев. Мне показалось, что она скроена из ткани таитянской выделки. Думаю, что отличия в форме и цвете повязки не были признаком высокого сана вождя. Сын вождя, 45 или 50 лет, присутствовал на приеме. На берегу, когда я возвращался на корабль, толпилось множество туземцев; некоторые из них вели себя вызывающе и дерзко. Я смотрел сквозь пальцы на их выходки, потому что не считал нужным накануне отъезда ссориться с обитателями острова. 17 августа, среда. В 10 часов утра я отправился на берег и встретился там с Геги и его сыном. Они выразили желание сопровождать меня на борт корабля, и я внял их просьбе. Геги с сыном и двое других туземцев отобедали у меня и пребыли некоторое время на судне. Вождя и его сына туземцы называли «арике» (королями), но я сомневаюсь, чтобы власть этих «королей» распространялась на всю территорию острова. Островитяне относились к ним, подобно Паовангу, непочтительна и дерзко. Авторитет Геги был настолько невелик, что когда он приказал туземцам принести ему из леса кокосовые орехи, никто из них не пошевельнул пальцем, чтобы выполнить веление вождя. Старый «король» сам полез на высокую пальму и обобрал ее дочиста. Я показал вождям все помещения на корабле, и они с невыразимым удивлением осматривали европейские диковинки. Им очень понравился банановый пудинг и десертные блюда, но к солонине никто из них не притронулся. Вечером, вручив гостям топоры, гвозди и медали, я проводил их на берег. 18 августа, четверг. Форстер отправился со мной к горячим источникам. Мы измерило температуру одного из [326] лоточников. Она оказалась равной 88°. Как раз в это время был прилив, и источник лишь на два-три фута возвышался над уровнем моря. Я высказал предположение, что воздействие прилива может сказываться на температуре воды в источнике., вызывая некоторое охлаждение ее. Однако предположение это оказалось ошибочным. Мы повторили эксперимент в часы отлива и убедились, что температура ключа была даже ниже, чем вчера, — всего лишь 87°. В другом ключе, который бил из-под скалы в юго-западной части бухты, температура была 90°, т.е. немногим ниже точки кипения. Выходы горячего пара расположены на склонах того же холма на 300—400 фут. выше источников. В свою очередь и ключи и упомянутые выходы приурочены к той же горной гряде, что и вулкан. Следует отметить, что на острове Танна огнедышащая гора лежит в центральной части гряды, юго-западный гребень которой более чем вдвое выше вершины вулкана. Таким образом ошибаются те ученые, которые считают, что кратеры вулканов должны обязательно находиться на высочайших горных вершинах. Кроме того, я наблюдал, что вулкан действует более активно в сырую, дождливую погоду. Вероятно, мое наблюдение послужит материалом для философских рассуждений об этом явлении природы. Для подобных рассуждений мой ум недостаточно приспособлен, и я должен удовлетвориться лишь описанием наблюдаемых фактов, и предоставить на долю более одаренных людей разбор причин, вызывающих те или ,иные явления. 19 августа, пятница. Румпель к утру был исправлен, но из-за противного ветра пришлось отложить выход в море. Я послал на берег людей, чтобы перевезти остатки срубленного накануне дерева и направил несколько вооруженных матросов к месту высадки. Как обычно, я после завтрака поехал на берег и роздал собравшимся там туземцам подарки. Около часа дня матросы приступили к погрузке на баркас бревен и сучьев, принесенных из леса. Несколько туземцев, движимые любопытством, приблизились к лодке. Так как они при этом переступили запретную линию, намеченную на берегу, то часовой приказал им отойти назад и навел на туземцев мушкет. [327] Я направился к часовому, чтобы как следует отругать его за подобные демонстрации и вдруг, к величайшему своему удивлению, увидел, что он выстрелил. Большинство толпившихся на берегу туземцев бежало в лес, и я с большим трудом убедил нескольких островитян о статься на берегу. Когда туземцы убегали, я заметил, что один из них, видимо тяжело раненый, упал на песок. К нему подскочили двое островитян, поднесли его к воде, промыли рану и унесли пострадавшего в лес. Вскоре ко мне подошли туземцы и сказали, что раненый находится в очень тяжелом состоянии. Я немедленно послал за лекарем. Он установил, что пуля задела левую руку и прошла в грудь, раздробив ребро. Раненый был уже при последнем издыхании. Часовой оправдывался, уверяя, что он выстрелил только, когда заметил, что один туземец целится в него из лука. Но так поступали островитяне часто, никогда не осмеливаясь спустить тетиву. Я уверен, что и на этот раз туземец только пугал часового, не имея намерения поразить его стрелой. Печальнее всего то, что ранен был вовсе не тот туземец, который целился в часового. Этот случай привел в ужас островитян. Те, что после выстрела остались на берегу, убежали в лес и, спустя некоторое время, принесли и сложили к нашим ногам кокосовые орехи и бананы. Так унижено было это дерзкое племя 96. Когда я вечером отправился на берег, лишь небольшая кучка островитян встретила меня у места высадки. Среди них были Паованг и Ва-а-гу. Глава шестая Описание обитателей острова Танна, их обычаев, нравов и занятий На рассвете до нас донеслось с восточного берега бухты молитвенное песнопение туземцев. Мне говорили, что островитяне собираются там каждое утро для исполнения каких-то религиозных обрядов. Мои спутники предполагают, что на восточной оконечности бухты (там, где мы видели, когда шли через пролив, соединяющий бухту с морем, хижины и лодки) расположен туземный храм. Это предположение подтверждается тем, что островитяне никому не разрешали заходить в эту часть бухты. Думаю, однако, что нежелание туземцев допускать туда гостей с корабля может вызываться и иными причинами. Ведь они чинили нам препятствия всякий раз, когда мы пытались углубиться внутрь острова, в каком бы направлении мы не шли. Я не могу объяснить подлинных причин, которыми туземцы при этом руководствовались. Возможно, что они поступали так либо в силу природной недоверчивости, либо потому, что им не раз приходилось иметь дело с непрошенными гостями — враждебными племенами с соседних островов. Наконец, на поведение туземцев могли влиять и внутренние раздоры в их собственной среде. [329] Две последние причины кажутся наиболее основательными. Мы редко видели островитян без оружия и убедились, что все они мастерски владеют луком, палицами и копьями. Нельзя отнести на наш счет их воинственное поведение. Ведь мы не посягали на собственность туземцев, не тревожили и не беспокоили их, и даже дрова и воду брали не прежде, чем получали от них на это согласие. Мы пополнили во время пребывания на острове наши запасы. Было выловлено много рыбы и получено немало плодов и кореньев от туземцев, хотя поставки этого рода далеко не удовлетворяли насущных потребностей экипажа. Произошло так вовсе не потому, что остров был беден. Беда заключалась в том, что вещи, которые мы предлагали туземцам в обмен на их товары, не имели в их глазах цены. Островитяне не употребляли железа, и гвозди и металлические изделия, находившие всегда спрос на восточных островах, не пользовались успехом на Танне. Ткани же не находили сбыта, так как потребность в них у совершенно нагих туземцев была, разумеется, ничтожной. На острове выращиваются плоды хлебного дерева, бананы, кокосовые орехи, ямс, тара, сахарный тростник, фрукты типа персиков и апельсинов (последние не съедобны), картофель и иные культуры, названия которых я не знаю. Есть дикая винная ягода. Хлебных деревьев, кокосовых пальм и бананов здесь меньше, чем на Таити, да и плоды их хуже. Зато сахарный тростник и ямс произрастают на острове в изобилии, и качество их изумительно. Мы видели куст ямса с клубнями весом в 56 фунтов. Свиней на острове много, куры же здесь довольно редки. Других домашних животных островитяне не имеют. Лесные птицы здесь столь же многочисленны, как на других островах. Водятся на Танна мелкие птички с красивым оперением, которых я раньше никогда не встречал. Растительный мир на Танна богаче видами, чем на любом другом острове. Наши ботаники собрали тут обильный материал для гербария. Рыба почти не употребляется туземцами в пищу. Не знаю, чем это объяснить. Возможно, что она не водится в изобилии у берегов острова, но вероятнее всего, что туземцы плохие рыболовы. Я не видел у них сетей и неводов. Они бьют рыбу дротиками и поражают ее этим способом с необыкновенной ловкостью. Наши приемы рыбной [330] ловли вызывали у туземцев удивление и, кажется, не очень им нравились. Зато все обитатели соседнего небольшого острова Иммер — рыболовы. Я нередко видел их каное у входа в бухту. Эти каное имеют странную форму. В длину они достигают 30 фут. ширина же их не более 2 фут., а высота всего 3 фута. Каное делаются из деревянных брусьев, которые грубо связываются кокосовыми волокнами. Ходят они на веслах и под латинским парусом; мачты короткие. Часто встречаются каное с двумя парусами и аутриггерами. Сперва мне казалось, что туземцы на Эрроманго и на Танне в своем внешнем облике имеют черты сходства с островитянами Малликолло и с обитателями островов Дружбы. Но после более близкого знакомства со здешними островитянами, я убедился, что они не похожи ни на тех, ни на других, хотя волосы у жителей Танна так же жестки и курчавы, как и у туземцев Малликолло. Они заплетают волосы тонкими косичками и обвивают эти косички гибкими и прочными стеблями особой травы. Косички (каждая из них не толще бечевы кнута) свисают вокруг головы. Бороды у островитян жесткие, густые и короткие. У женщин и детей волосы коротко острижены. Я встречал туземцев, у которых волосы были подобны нашим, но люди эти, насколько я мог понять их, были выходцами с острова Эрронан, где говорят на том же языке, что и на островах Дружбы. Этот же (или близкий к нему) язык распространен и на Танна. Но есть у жителей Танна и свой собственный язык, на котором говорят также на островах Эрроманго и Аннатом, отличный и от языка жителей островов Дружбы и от языка Малликолло. По всей вероятности туземцы Танна, Эрроманго и Аннатом составляют особый народ, отличный от других островитян. Любопытно, что они не только не имеют никакого представления об островах Малликолло и Апи, но и не знают о существовании расположенного совсем недалеко от них острова Сандвич. Я потратил немало усилий, чтоб уяснить себе их географические представления, и твердо убедился, что границы вселенной замыкаются для них линией горизонта. [332] Туземцы Танна среднего роста, довольно хорошо сложены и имеют приятные черты лица. Подобно всем обитателям тропических стран они деятельны и подвижны. Забавы с оружием они предпочитают труду. Я заметил, что ни один из них не сделал даже попытки оказать нам помощь в работах по рубке леса или переноске дров, тогда как туземцы на других островах облегчали наш труд всем, чем было в их силах. Но с другой стороны, они трудятся, как рабочие лошади, чтобы отвоевать у леса лишний клочок земли для своих полей. Самый тяжкий труд выпадает на долю женщин. Нередко я видел, как вслед за крепким мужчиной, вооруженным дубиной или копьем, плелась женщина с тяжелой ношей на спине или с ребенком за спиной и с ношей в руках. Видел я также, как группы вооруженных мужчин сопровождали вдоль берега женщины, нагруженные плодами. Я не могу сказать, что местные женщины красивы. Но я думаю, что они достаточно хороши для таких мужчин и слишком хороши для той жизни, на которую обречены. И мужчины и женщины темнокожи, но не черны, и тип их отнюдь не негритянский. Кожа их кажется еще более темной, потому что они щедро разрисовывают ее черной краской. Помимо черной употребляется еще красная и коричневая краски. Разрисовывается не только лицо, но и шея, плечи, грудь. Мужчины носят только пояс вокруг бедер, как на острове Малликолло, женщины — короткий передник из банановых листьев. Излюбленные украшения — ожерелья из волос, серьги, браслеты, амулеты. Браслеты носят, главным образом, мужчины, и делаются они из скорлупы кокосовых орехов или панцирей крабов. Для амулетов употребляется тот самый зеленый камень, который пользовался таким успехом у наших матросов в Новой Зеландии. Серьги носят женщины и мужчины. Материалом для них служат обломки черепашьего панциря. Эти панцири мы вывезли в изобилии с островов Дружбы, и матросы бойко обменивали их на различные местные диковинки. Вероятно, черепах на берегах Танна немного, и поэтому спрос на панцири здесь так велик. Топоры и гвозди сперва не пользовались популярностью у островитян, но в последние дни вашего пребывания [334] на Танна туземцы проявили значительный интерес к металлическим орудиям, видимо, оценив их достоинства. Островитяне пользуются каменными топорами, насаженными на прямые рукоятки. Камень вставляется в прорезь, просверленную в верхней части топорища. Помимо обработки земли, туземцам известны также и способы изготовления из древесной коры грубых тканой употребляемых для набедренных повязок. Каное, как я уже отмечал, весьма примитивного устройства, и оружие, хотя туземцы и уделяют ему много внимания, значительно уступает по совершенству отделки тем образцам, что мы видели у других островитян. Обычные виды оружия — палицы, копья или дротики луки и стрелы, пращи и камни. Боевые палицы бывают трех или четырех типов. Длина их обычно от трех до пяти футов. Дротики снабжены зубчатым наконечником и являются излюбленным оружием островитян. Бросаются дротики с помощью веревки, длиной около шести дюймов. Спуская дротик с туго натянутой веревки, туземцы придают ему большую начальную скорость. Дротиками туземцы метко поражают птиц и рыб. На расстоянии 8—10 ярдов они легко попадают в тулью шляпы, а на вдвое большей дистанции попадают в предметы, по величине равные человеческому телу. Предельная дальность метания 60—70 ярдов. Стрелы делаются из тростника и снабжаются наконечниками из твердого дерева. Иногда стрелы делаются с двумя-тремя наконечниками. Такие стрелы употребляются при охоте на птиц. Боевые палицы есть у всех туземцев, но стрелки из лука не имеют копий и дротиков. Камни, запасный род оружия — обломки коралловой породы длиной в 8—14 дюймов, островитяне держат обычно за поясом. Уолс, почти все время находившийся на берегу, специально занялся изучением туземного оружия и посвятил описанию его несколько страниц своего дневника. Выдержку из его записей я привожу ниже: «... Должен признаться, что все, что я встречал у Гомера относительно удивительного искусства греков в метании копий, казалось мне до сих пор поэтическим вымыслом. И мнение мое находило подтверждение в высказываниях Аристотеля. Более того, даже такой страстный [336] апологет Гомера, как Поп, полагал, что описывая непревзойденную ловкость копьеносцев, великий бард допустил преувеличение. Но когда я увидел, с каким мастерством бросают свои деревянные грубые копья туземцы Танна, я пришел к заключению, что все, что говорил Гомер о копьеносцах Эллады, истинно от первого до последнего слова...». Туземцы не имеют сосудов для кипячения воды. Они не знают поэтому вареной пищи, хотя употребляют печеные плоды и мясо, поджаренное на раскаленных углях. Вода и сок кокосовых орехов — их единственные напитки. О религии островитян мы не имеем ни малейшего представления и немногим больше нам известно о системе управления на острове Танна. Видимо, там имеются вожди, но власть их ничтожна. К старикам туземцы относятся с уважением и подчиняются им. Но я не слышал, чтобы Паованга или других островитян преклонного возраста они называли вождями. Паованг ничем не отличался от прочих своих соплеменников, и туземцы в окрестностях нашей стоянки обращались с ним как равные с равным 96. Я назвал бухту, где мы стояли, Порт-Резолюшн, так как мой корабль был первым судном, которое вошло в эти воды. Порт-Резолюшн расположен у восточной оконечности острова Танна, к востоку-северо-востоку от вулкана, на 19°32'25" ю.ш. и 169°44'35" в.д. Бухта эта невелика, длиной в 3/4 и шириной 1/2 мили. Она сужается за счет отмелей и подводных камней вдоль ее восточного берега. Глубина бухты от 3 до б фатомов, дно илистое. Пресная вода и топливо имеются в изобилии почти на самом берегу. Глава седьмая Географическое положение островов, расположенных близ берегов Танна, и их подробное описание Мы на буксире вышли из бухты и при свежем юго-восточном ветре взяли курс на восток с тем, чтобы осмотреть берега острова Эрронан и обследовать в поисках новых земель участок моря вблизи этого острова. К полночи 20 августа прошли мимо Эрронана. 21 августа, воскресенье. На рассвете взяли курс на юго-запад, чтобы пройти мимо южной оконечности острова Танна, к берегам Аннатома. В полдень остров Аннатом находился к югу от корабля на дистанции в десять лиг. Мы продолжали идти к югу до двух часов дня и, не обнаружив новых островов, обогнули юго-восточную оконечность Танна, следуя вдоль южного берега этого острова. В 6 часов вечера мы были у западной оконечности Танна и увидели пики острова Эрроманго. В 8 часов миновали северную оконечность Эрроманго и направились к берегам острова Сандвич, чтобы нанести их на карту. 22 августа, понедельник. В 4 часа дня обогнули южную оконечность острова Сандвич и установили, что этот остров простирается с юго-востока на северо-запад на протяжении около 9 лиг. На расстоянии около 3 лиг против южной оконечности острова мы обнаружили три или четыре небольших [338] островка, на побережье которых я заметил удобные для якорных стоянок места. 23 августа, вторник. Следуя на северо-запад, подошли в половине шестого утра к юго-восточной оконечности острова Малликолло и вскоре увидели острова Апи, Поум и Амбрим. Мы приблизились к юго-западному берегу острова Малликолло и прошли вдоль него на расстоянии полулиги. От крайней юго-восточной оконечности берега острова протягиваются на 6—7 лиг к западо-юго-западу вплоть до возвышенности, далеко вдающейся в муре на 16°29' ю.ш. От этой возвышенности, которую я назвал Юго-Западным мысом, берег круто поворачивает на северо-запад. Береговая линия извилистая, бухты чередуются с резко очерченными мысами и, кроме того, почти повсеместно вдоль берега рассеяны мелкие острова, рифы, подводные камни и отмели. Под Юго-Западным мысом врезывается в берег бухта, защищенная небольшим островком от господствующих ветров. В полдень мы были на 16°22'30" ю.ш., в семи милях к северо-западу от упомянутого мыса. На этой параллели лежит расположенный на противоположном берегу Малликолло Порт-Сандвич. Продолжая плыть в северо-западном направлении, мы только с наступлением темноты дошли до северной оконечности острова. Хотя в этом месте можно было выбрать удобный пункт для якорной стоянки, я решил следовать далее к северу, и ночью вошел в пролив Бугенвиля, отделяющий Малликолло от расположенной севернее земли. Южные берега острова Малликолло сплошь покрыты великолепными лесами. Далее к северу появляются прогалины и лужайки; некоторые из них возделаны рукой человека. Горные вершины обнажены, высочайшая из них находится в южной части острова между Порт-Сандвич и Юго-Западным мысом; к северу местность понижается. Вероятно, остров плотно заселен: всюду, на берегах и на склонах гор мы видели дымки костров. 24 августа, среда. Утром мы находились в центральной части пролива Бугенвиля. Я взял курс на север, слегка склоняясь к востоку, чтобы пройти вдоль восточного берега земли, лежащей перед нами. У ее юго-восточной оконечности я открыл много мелких островов и один из [339] них, наиболее значительный, расположенный в восточной части пролива Бугенвиля, я назвал островом Сант-Бартолемью. Этот остров имеет в окружности около семи лиг. В полдень мы были на 15°23' ю.ш. Остров Прокаженных лежал к востоку от нас, на расстоянии семи лиг. За ним еще далее на востоке с высоты грот-мачты видны были берега другого острова. 25 августа, четверг. До 15° ю.ш. я шел на север, вдоль крутого, обрывистого берега уже упомянутой земли, а затем свернул к северо-северо-западу, следуя изгибу берега, и вошел в большой залив. Ряд признаков свидетельствовало том, что залив этот — бухта Сан-Фелипе и Сантьяго, открытая Киросом в 1606 г. Чтобы окончательно в этом удостовериться, я решил обследовать берега залива. В полдень мы находились в трех милях от его западного берега, на 14°55'30" ю.ш. и 167°3' в.д. Продвинувшись на восточно-юго-восточном ветре в глубь залива, мы увидели внутреннюю его излучину. К трем часам дня ветер стих, и течение стало относить нас к западному берегу залива. В половине четвертого мы были от него на расстоянии не более двух миль. Течение влекло нас к берегу, на котором собралось несметное множество туземцев. Некоторые из них, спустив на воду каное, вышли нам навстречу, но не осмеливались приблизиться к кораблю, несмотря на все наши призывы. Туземцы были обнажены, лишь короткие передники прикрывали их бедра и ноги до колен. Кожа у них была темная, волосы курчавые, жесткие, как шерсть, и коротко остриженные. Штиль удерживался до 8 часов вечера. В это время мы были гак близко от берега, что собирались уже бросить якорь на глубине 85 фатомов. К счастью, задул легкий ветер, и, с трудом повернув от берега, я пошел бейдевинд курсом на северо-восток. Тем самым я избежал опасности лечь на якорь на большой глубине, имея берег под ветром. 26 августа, пятница. Мы плыли вдоль берега залива. За узкой песчаной полосой простиралась плоская, покрытая лесом равнина, а за ней подымались крутые склоны горной цепи. В полдень мы были на 15°5' ю.ш. Здесь нас снова задержал штиль. В час дня на легком северо-западном [340] ветре мы направились дальше и вскоре находились лишь в двух милях от самой глубокой части залива. Я послал Купера и Гилберта обследовать берег и, ожидая их возвращения, лавировал короткими галсами. В это время прибыли на трех каное десятка полтора туземцев. Хотя они не решились подойти к само лгу борту, но все же приблизились к нам на такое расстояние, что мы имели возможность перебросить им различные безделушки. Эти туземцы были высокорослы, хорошо сложены и по внешнему виду отличались от обитателей Малликолло. У многих в отличие от островитян Малликолло были длинные волосы, украшенные по новозеландскому обычаю яркими птичьими перьями. Счет они вели на языке туземцев острова Анамока и прекрасно поняли нас, когда на этом наречии мы назвали им имена близлежащих островов. Украшениями им служили браслеты и ожерелья. У одного туземца на лбу была укреплена большая белая раковина. Лица были разрисованы черной краской. Туземцы не имели другого оружия, кроме дротиков, вероятно, предназначенных для рыбной ловли. Каное их были такого же типа, как и лодки островитян на Танне. Они назвали нам все части своих каное, но мы не могли установить в беседе с ними, как называется их родной остров. Поэтому я оставил за островом данное Киросом название — Земля Духа Святого (Тьерра-дель-Эспириту-Санто). При виде приближающихся шлюпок Купера, туземцы направились к берегу. Купер сообщил мне, что он пристал к берегу в устье реки, достаточно глубокой, чтобы в нее могли в час прилива войти наши шлюпки. У берега глубина моря была три фатома, а на расстоянии двух кабельтовых от него линь достиг дна на 55 фатомах. И было уже готовился спустить шлюпки для буксировки к берегу, но подул попутный юго-юго-восточный ветер, и я принял решение следовать дальше. На корабле было достаточно воды и свежей провизии, и не имело поэтому никакого смысла терять время у берегов Земли Духа Святого. Ночью вся полоса западного берега залива вплоть до подошвы горной цепи была освещена многочисленными огнями. Вероятно, туземцы выжигали лес, расчищая землю под поля и плантации. [341] 27 августа, суббота. На рассвете мы еще не вышли из залива, хотя плыли всю ночь на северо-северо-запад при слабом попутном ветре. Лишь в полдень мы были на траверзе северо-западной оконечности залива на 14°39'30" ю.ш. Некоторые мои спутники уверяли меня, что этот залив не похож на бухту Сан-Фелипе и Сантьяго, поскольку на берегах его нет гавани, подобной описанной Киросом под именем Пуэрто-де-ла-Вера-Крус (Порт Истинного креста). Я не сомневаюсь, однако, в том, что излучина в глубине залива и есть место якорной стоянки, которая была названа Киросом Пуэрто-де-ла-Вера-Крус. Ничто в описании Кироса не противоречит моим предположениям. Правда, место это не соответствует нашим представлениям о гавани, но термин «порт» подобно многим другим географическим понятиям, достаточно расплывчат и неясен. Мне кажется естественным, что месту долгой стоянки спутники Кироса решили дать особое наименование, тем более, что залив Сан-Фелипе и Сантьяго очень велик, и для уточнения отдельных его пунктов могла возникнуть необходимость в дополнительных названиях. Наши офицеры заметили, что трава росла на берегу на отметке высоких вод. Подобное явление может иметь место только в тех случаях, когда море у берегов спокойно, и всегда служит надежным свидетельством безопасности якорной стоянки. Высота прилива, судя по нижней границе травяного покрова, достигает здесь 4—5 фут. Следовательно, шлюпки свободно могут заходить в устье реки, где побывал Купер. А в таком случае вполне вероятно, что река эта именно та, о которой упоминает Кирос. Длина береговой линии залива около 20 лиг: 6 лиг вдоль восточной стороны, протягивающейся почти в меридиональном направлении, 2 лиги вдоль излучины во внутренней части и 12 лиг вдоль западной стороны. Два мыса, лежащие у входа в залив на юго-восточном и западном берегах, находятся друг от друга на расстоянии 10 лиг. Глубина залива неизмерима (за исключением узкой полосы вдоль побережья), а воды его спокойны и сулят безопасное пристанище для кораблей. Вдоль западного берега залива, за плоской террасой простирается высокая, двойная гряда гор, Терраса [342] достигает наибольшей ширины во внутренней части залива. И горы и равнинные участки покрыты пышной и роскошной растительностью. Стремительные ручьи и реки стекают с гор, ложа их стеснены крутыми склонами живописных долин. Повсеместно подымаются к небу вершины величественных и стройных кокосовых пальм, густые заросли чередуются с тщательно возделанными полями. Страна эта плодородна, богата и густо заселена. Расположенный на 14°56' ю.ш. и 167°13' в.д. мыс на восточном берегу залива в честь того, кто первый открыл эту землю, я назвал мысом Кироса. Северо-западной оконечности залива я дал наименование мыс Камберленд. Этот мыс лежит на 14°38'45" ю.ш. и 166°49 1/2' в.д. и является крайним северо-западным пунктом всего архипелага. Обогнув мыс Камберленд, мы установили, что берега Земли Духа Святого протягиваются далее к юго-юго-востоку. 28 августа, воскресенье. В эти дни дул слабый ветер, порой переходивший в штиль, и мы почти не продвинулись вперед. Горизонт был чист, и небо ясно, море можно было обозревать на много лиг вокруг, но я не видел ни малейших признаков новых земель. Судя по курсу, которым шел Кирос, ближайший от Земли Духа Святого остров, расположенный к северу от нее, — это остров Королевы Шарлотты (наименование, данное капитаном Картеретом, Кирос назвал этот остров Санта-Крус), лежащий в 90 лигах к северо-северо-западу от мыса Камберленд. 31 августа, среда. Плаванием вокруг земли Духа Святого 31 августа я завершил работы по обследованию архипелага. Приближение весны позволяло вновь вернуться в более высокие широты и осмотреть по пути часть океана между архипелагом и Новой Зеландией. На берегах Новой Зеландии я намерен был пополнить запасы, необходимые для дальнейшего плавания и дать отдых команде. Поэтому вскоре после полудня при свежем юго-восточном ветре я взял курс на юг. Юго-западная оконечность Земли Духа Святого, которую я назвал мысом Лизберн, была на северо-западе от нас на расстоянии трех лиг. Теперь было уж несомненно, что весь «Южный материк» Кироса сводился лишь к группе сравнительно небольших [343] островов, и самой северной частью этого архипелага была Земля Духа Святого. Мыс Лизберн расположен на 15°40' ю.ш. и 165°59 в.д. Для того, чтобы дать яснее представление о посещенном мной архипелаге, я привожу следующее описание островов, входящих в него. Северные острова впервые были открыты великим мореплавателем Киросом в 1606 г. Кирос имел некоторые основания считать их частью южного материка: и тогда и в наше время предполагалось, что такой материк действительно существует в южной части Тихого океана. В 1768 г. воды архипелага посетил Бугенвиль. Он высадился на острове Прокаженных и обследовал его, но не совершил новых, открытий, хоть и доказал, что так называемый «Южный материк» есть не что иное как группа островов. Эту группу он назвал Большими Кикладами. Так как мы не только уточнили положение островов указанной группы, но и к числу уже открытых ранее добавили ряд до сих пор неизвестных, а также обследовали весь архипелаг в целом, то я считаю, что мы вправе дать ему имя. И в будущем пусть будут называться острова, входящие в архипелаг — Новыми Гебридами. Ново-Гебридские острова расположены между 14°29' и 20°4' ю.ш. и 166°41' и 170°21' в.д. и протягиваются с северо-северо-запада на юго-юго-восток на расстоянии 125 лиг. Самый северный остров, расположенный, по данным Бугенвиля, на 14°29' ю.ш. и 168°9' в.д., назван им Пиком Звезды (Пик-Этуаль) и находится в 8 лигах к северу от острова Аврора. Насколько южнее лежит Земля Духа Святого — самый крупный и самый западный остров Ново-Гебридского архипелага. Длина его 22 лиги, ширина около 12 лиг, в окружности он имеет 60 лиг. Мы точно нанесли на карту этот остров, вытянутый с северо-северо-запада на юго-юго-восток. Остров весьма горист, особенно в западной части, где прямо из меря подымаются крутые обрывы высоких береговых цепей. За исключением узкой береговой полосы, весь остров покрыт лесом и плантациями туземцев. Наиболее надежной гаванью является залив Сан-Фелипе и Сантьяго. Второе место по величине занимает остров Малликолло. Он вытянут с северо-запада на юго-восток на [344] 12 лиг. В центральной части там, где в западный берег Малликолло врезывается глубокий залив, ширина острова не более 3 лиг. Он расширяется и к северу и к югу и достигает наибольшей ширины (8 лиг) в крайней юго-восточной части. Остров Малликолло плодороден и густо заселен. Берега его относительно низкие; гряда холмов протягивается через весь остров и полого спускается к морю. Восточный берег наносился на карту с значительной дистанции, и поэтому очертания его даны, быть может, не вполне точно. Остров Сант-Бартолемью расположен между юго-восточной оконечностью Земли Духа Святого и северной оконечностью острова Малликолло, на расстоянии 8 миль от последнего в проливе, через который прошел Бугенвиль. Средняя часть пролива находится на 15°48' ю.ш. Остров Прокаженных лежит между Землей Духа Святого и островом Авророй, в 8 лигах от первого и в 3 лигах от Авроры, на 15°22', т.е. на меридиане готово с точной оконечности Малликолло. Остров Прокаженных имеет яйцевидную форму, берега его высоки. Остров нанесен на карту по нескольким пеленгам; менее точно показан северо-восточный берег, где есть удобное место для якорной стоянки в полумиле от берега. Острова Аврора, Троицы, Амбрим, Поум, Апи, Трех Холмов и Сандвич лежат все приблизительно у 167°30' в.д., между 14°51'30" и 27°53'30" ю.ш. Остров Аврора вытянут с северо-запада на юго-восток и имеет в длину 11 лиг. Ширина его навряд ли превышает 2— 2 1/2 лиги. Поверхность острова холмистая. Весь он покрыт густыми лесами. Лежащий в полулиге к югу остров Троицы равен по длине острову Авроре, но несколько шире последнего. Берега его довольно высоки и круты. Большая часть острова занята лесами. Однако площадь полей и плантаций на острове весьма значительна. В 2 1/2 лигах к югу от острова Троицы расположен остров Амбрим, имеющий в окружности около 17 лиг. Центральная часть острова гориста. Гряда неравной высоты тянется с севера на юг и кое-где над горными вершинами курится дым. Подобно соседним островам, Амбрим покрыт лесами, местами расчищенными под плантации. [345] Остров Поум, подобный огромному стогу сена, мм не успели как следует осмотреть. Быть может, он разделен узким проливом па две части. Во всяком случае длина его в любом направлении не превышает 3—4 лиг. Расположенный в 5 лигах к югу остров Апи имеет в окружности около 20 лиг. С северо-запада на юго-восток он вытянут на 9 лиг. Апи гористый и лесистый остров; особенно высок он в южной и западной частях. К юго-востоку от Апи рассеяны мелкие островки, названные мною островами Шеферда. Эта группа с северо-запада на юго-восток протягивается на расстояние 5 лиг. В 4 лигах к югу от Апи лежит высокий остров Трех Холмов, а еще далее на юг, в 13 лигах от Апи, расположен остров Сандвич с прилегающими к нему островками Двух Холмов, Монтегю, Монумент и Хинчинбрук. Остров Монумент находится в средний части пролива, отделяющего острова Сандвич от Трех Холмов, а Хинчинбрук и Монтегю лежат близ северо-восточного берега острова Сандвич и соединены с ним цепью рифов, подводных камней и отмелей. Остров Сандвич в окружности имеет 25 лиг и в длину 10 лиг. Он вытянут с северо-запада на юго-восток и расположен в 22 лигах к юго-юго-востоку от южной оконечности Малликолло. Северо-восточные берега острова мы видели лишь на значительном расстоянии и поэтому нанесли их не точно. Далее к юго-юго-востоку расположены острова Эрроманго, Танна и Аннатом. Первый из них. отстоит в 18 лигах от острова Сандвичи имеет в окружности 24—25 лиг. Центр его лежит на 18°54 ю.ш. и 169°19' в.д. Высокие горы острова Эрроманго видны на значительном расстоянии. Остров Танна отделен от Эрроманго проливом шириной около 6 лиг. Длина его (с северо-запада на юго-восток) 8 лиг, ширина 3—4 лиги. В 4 лигах к северу от Танна расположен небольшой остров Иммер, а в 11 лигах к востоку — гористый остров Эрронан или Футуна, самый восточный в Ново-Гебридском архипелаге. Эрронан имеет в окружности около 5 лиг. Возможно, что пик, который возвышается на северо-восточной оконечности острова, отделен от него узким проливом. Скорее всего, однако, что вершина эта [346] соединяется с берегом острова Эрронан низким перешейком — отмелью. На 20°3' ю.ш. и 170°4' в.д. расположен наиболее южный остров Новых Гебрид — Аннатом, который находится в 12 лигах к юго-юго-востоку от Порт-Резолюшн. Аннатом — небольшой гористый остров. Берега его нанесены на карту эскизно, так как мы прошли мимо этого острова на довольно значительном расстоянии. По данным лунных обсерваций Уолс исчислил долготу Порт-Сандвич и Порт-Резолюшн. Для Порт-Сандвич среднее значение (по 32 наблюдениям) равно 167°57'22 3/4", для Порт-Резолюшн (по 45 наблюдениям) — 169°44'35". Каждое исчисление производилось на основе 6—10 расчетов, солнечных и лунных или лунных и звездных расстояний, и поэтому истинное число всех наблюдений доходит до нескольких сотен. С относительно большей точностью определялись долготы островов Ново-Гебридского архипелага, поскольку данные наблюдений по хронометру и по лунным обсервациям расходятся весьма незначительно, и разница между ними не превышает двух миль. Должен заметить, что погрешности при определении долгот уменьшаются пропорционально числу наблюдений. Кроме того, на корабле необходимо иметь несколько секстантов и хронометров и хорошо обученный персонал наблюдателей. Это условие было соблюдено на Резолюшн, где офицеры проводили астрономические наблюдения с не меньшей точностью, чем астроном экспедиции Уолс. Величина склонения магнитной стрелки колебалась иногда на 2—3 градуса в течение дня, хотя дистанция, пройденная судном за это время и была незначительной. Склонение (восточное) у берегов Земли Духа Святого было 10°5'30", а у острова Эрроманго — 10°5'48". Комментарии95. Г. Форстер комментирует это событие в иных тонах. Он говорит, что после гибели несчастного туземца у островитян, несомненно, должно было появиться чувство законной и лютой ненависти к европейцам, и отмечает, что часовой-убийца не был наказан Куком. Дело окончилось лишь тем, что офицер, который командовал караульной командой, получил выговор. 96. Г. Форстер указывает, что на острове Танна было около 20 000 жителей и отмечает, что нигде он не встречал такой плодородной почвы. Плодородие в известной степени даже препятствовало туземцам должным образом использовать земельные угодья, так как быстро растущие сорняки заглушали посевы. Островитяне жили в небольших селениях (в каждом из селений обитало, по словам Форстера, несколько семейств) и подчинялись «старейшинам или сильным людям». Форстер полагает, что верховного вождя на острове не было. Кук упоминает о том, что обитатели Танны говорили на двух языках, Форстер добавляет, что на восточном берегу бухты он встретил туземцев, которые изъяснялись на диалекте, отличном от двух общераспространенных на острове. Этот диалект изобиловал согласными и по звуковому составу не был сходен с говорами туземцев Южных морей. (пер. Я. М. Света) |
|