ДЖЕЙМС КУК

ПУТЕШЕСТВИЕ К ЮЖНОМУ ПОЛЮСУ И ВОКРУГ СВЕТА

Стоянка в проливе Королевы Шарлотты. — Замечания о жителях Новой Зеландии

Лучшим средством для борьбы с цингой является отвар из некоторых дикорастущих трав. Эти травы я видел на берегах пролива Королевы Шарлотты еще во время первого путешествия. Сбором их я занялся на следующий день — 19 мая — после того, как состоялась встреча с «Адвенчуром». Мне удалось в течение нескольких часов заготовить большое количество зелени, и я распорядился, чтобы на обед и на завтрак варили бульон с примесью противоцинготных трав.

Я уже ранее упоминал о том, что в мои планы входило обследование берегов Вандименовой Земли, так как меня чрезвычайно интересовало, соединяется ли она с Новой Голландией. Если бы мне не помешали попутные ветры, я безусловно посетил бы побережье Вандименовой Земли в то время, когда плыл из Южного моря к Новой Зеландии. Теперь мои сомнения

почти были разрешены капитаном Фюрно, и ничто не удерживало меня больше в Новой Зеландии. Поэтому я решил продолжать свои исследования, следуя к востоку между 41 и 46° ю.ш. Поставив об этом в известность капитана Фюрно, я предложил ему как можно скорее подготовить «Адвенчур» к отплытию.

20 мая, четверг. Утром отвезли на берег овцу и барана, последних из числа тех, что мы в свое время взяли на [124] мысе Доброй Надежды. Днем я осмотрел грядки, на которых капитан Фюрно посеял разную зелень. Она везде дала хорошие всходы, и я думаю, что туземцам оставленные нами огороды принесут большую пользу.

21 мая, пятница. Я распорядился посеять некоторые огородные семена на Долгом острове.

23 мая, воскресенье. Овцу и барана, ради сохранения которых я приложил так много усилий и труда, нашли мертвыми. Вероятно, они околели от какой-нибудь ядовитой травы. Таким образом я лишился возможности развести на Новой Зеландии овец.

Около полудня появились туземцы. На корабль поднялись 5 человек, разделивших с нами обед. Впрочем, ели они мало. К вечеру мы отпустили их, вручив им множество подарков.

24 мая, понедельник. Рано утром я послал Гилберта промерить глубины у большого утеса, что стоит у входа в пролив, а сам с капитаном Фюрно и Форстером отправился на охоту.

По пути мы встретили большое каное с 14 или 15 туземцами. Они узнали меня и спросили о таитянине Тупиа. Когда я ответил им, что он умер, туземцы выразили искреннее сожаление.

Вообще личностью Тупиа здешние островитяне весьма интересовались. О нем они спрашивали капитана Фюрно. Кроме того, вернувшись на корабль, я узнал, что днем приезжали туземцы, отличающиеся по виду от тех, что обитают в этих местах. Они также спрашивали о Тупиа.

29 мая, суббота. 29-го нас посетили 30 туземцев. Одного из них я отвез на остров Мотуара и показал ему картофель, посаженный штурманом «Адвенчура» Фаннином.

Туземцу так понравился наш огород, что он принялся усердно полоть траву на грядках.

Я повел его на другие участки и продемонстрировал всходы турнепса, моркови и пастернака.

Мне кажется, что именно эти культуры скорее всего могут привиться в Новой Зеландии. Важно только, чтобы туземцы научились их выращивать.

Две или три туземных семьи расположились близ нашей стоянки и днем занимались рыбной ловлей, снабжая нас плодами своей работы. Нам туземцы казались [125] весьма опытными рыболовами, и их способы рыбной ловли вызывали у нас восхищение.

2 июня, среда. Корабли подготовлены к выходу в море. Я велел отвезти на берег двух коз — самца и самку. Капитан Фюрно оставил в бухте Каннибалов борова и двух свиней.

Таким образом мы можем надеяться, что со временем эти животные (если их только туземцы не истребят, прежде чем они одичают) расплодятся. Островитяне не знают что мы оставили им этот подарок, и я возлагаю некоторые надежды на то, что в течение известного времени они не увидят выпущенных нами на берег животных.

4 июня, пятница. Мне сказали, будто туземцы хотели нам продать своих детей. Слух этот пронесся на «Адвенчуре», где никому, однако, не были известны ни язык, ни обычаи островитян.

На самом деле туземцы приводили детей в надежде, что мы дадим им подарки. В этом я окончательно убедился сегодня, когда один туземец подвел ко мне своего десятилетнего сына. Я думал, что он собирается мне продать ребенка, но вскоре догадался, что он желает получить для сына белую рубаху.

Я дал мальчику рубаху, и он в совершеннейшем восторге расхаживал по палубе до тех пор, пока старый козел, не знаю уже по какой причине, не накинулся на него и не свалил его с ног.

Рубаха при этом была измазана, и мальчик, страшно опечаленный, жаловался всем на непристойное поведение козла. Козла он называл «гури» (так именуют туземцы всех четвероногих), и на их языке это слово означает «большая собака».

На этом примере ясно видно, как легко можно приписать туземцам обычаи, совершенно им не свойственные.

Около 9 часов дня показалось большое двойное каное, в котором сидели 12—13 человек. Туземцы, бывшие на корабле, при виде каное пришли в смятение и сказали нам, что в лодке находятся их враги. Двое наших гостей стали на корме судна и принялись угрожать неприятелям.

Один грозно размахивал копьем, другой каменным топором. Тем временем остальные туземцы сели в лодки и отправились на берег, вероятно, для того, чтобы увести в безопасное место своих жен и детей. [126]

Знаками я попытался привлечь пришельцев ближе к кораблю. При этом туземцы, находившиеся на корме, явно сердились на меня и просили матросов открыть огонь по иноплеменникам. Не думаю, однако, что пришельцы явились в бухту с враждебными намерениями. Во всяком случае, даже если бы у них сперва и были такие намерения, они должны были убедиться, что обстановка для этого неблагоприятна. Каное приблизилось к кораблю, и туземцы, сидевшие в нем, немедленно задали нам вопрос о Тупиа. Когда я сказал, что Тупиа умер, они выразили свою печаль причитаниями, скорее притворными, чем искренними.

Скоро матросы вступили с ними в оживленный торг. Туземцы охотно брали наши железные изделия и платье. Многие матросы готовы были раздеться до нага для того, чтобы получить в обмен на одежду безделушки, которые предлагали им туземцы. Поэтому я поскорее отослал своих гостей.

От нас каное отправилось к берегам острова Мотуара. В подзорную трубу я увидел, что к острову пристало еще несколько лодок. Я тотчас отправился туда с Форстером. Вождь туземцев и сотня бывших с ним островитян приняли меня ласково и радушно.

На остров высадилось, очевидно, целое племя — тут были старики, женщины и дети. Туземцы прибыли на шести каное и привезли с собой всю свою утварь.

Я думаю, что они живут на берегах пролива, где-нибудь поблизости. Впрочем, доказать это нелегко, так как при своих переходах, ближних и дальних, туземцы всегда забирают с собой все свое имущество. Для них все равно, где жить, лишь бы хватало продовольствия. Можно сказать, что они везде дома. То же я наблюдал в бухте Дюски.

Местные жители рассеяны мелкими группами, подчиняясь только главе семьи или племени (власть его, должно быть, очень невелика). Они из-за этого испытывают много неудобств, которых не знают более развитые туземные общества, объединенные властью одного вождя или другой формой правления.

У последних есть законы, необходимые для их собственного блага; они не приходят в смятение при появлении чужестранцев и при вторжении в их страну пользуются укреплениями, чтобы защищать себя, свою землю и свою собственность. [127]

По крайней мере таковы обитатели Эахей-Номауве (Северного острова), но этого нельзя сказать о туземцах Тавай-Пунаму, которые бродят с места на место и пребывают в состоянии вечной тревоги: с оружием они не расстаются ни днем, ни ночью, и даже женщины не избавлены от обязанности всегда иметь при себе копья. В бухте Дюски я видел женщин с копьями длиной не менее 18 футов.

Доказательством того, что здешние туземцы ведут бродячий образ жизни, может явиться следующий факт: за три года, что истекли со времени моего первого посещения Новой Зеландии, население тех мест, которые я дважды посетил, полностью сменились.

Меня навело на размышления об образе жизни туземцев то обстоятельство, что я не мог найти здесь ни одного человека из тех, которых я видел три года назад. Я не мог также обнаружить никого из числа обитателей, живших в то время в этих местах. Таким образом, весьма вероятно, что большая часть людей, живших тут в начале 1770 г., с тех пор перешли отсюда на другие места по собственному желанию или были отсюда изгнаны.

Во всяком случае, численность населения ныне не достигала и трети той, что была три года назад. Укрепления на Мотуаре были покинуты, и мы находили много покинутых жилищ во всех частях страны. Правда, последнее наблюдение еще не может быть доказательством былой населенности этих мест — каждая семья сообразуется со своими удобствами, когда меняет одну стоянку на другую и имеет несколько хижин.

Меня могут спросить, каким образом местные жители, которые никогда не видели «Индевор» и его экипажа, узнали имя таитянина Тупиа (сопровождавшего нас в первом путешествии) и приобрели в собственность вещи, которые они могли получить только от людей с «Индевора».

На это я могу ответить, что имя Тупии было настолько популярно среди туземцев, которые жили здесь во время стоянки «Индевора», что нет ничего удивительного в том, что оно стало известно в большей части Новой Зеландии и его знают даже те, кто никогда не видел таитянина, так же хорошо, как и люди, знакомые с ним.

Точно так же и вещи, ранее принадлежавшие другим лицам, могли стать собственностью новых владельцев, [128] не видевших «Индевор». Я получил от одного туземца украшения, изготовленные из стекла, которое, несомненно, попало к местным жителям во время пребывания здесь «Индевора».

Пробыв около часа на Мотуаре, я раздал туземцам различные подарки и показал их вождю наши огороды, затем я вернулся на корабль.

Оба корабля были готовы к выходу в море, и я вручил капитану Фюрно инструкцию, которой он должен был придерживаться в дальнейшем. Я заметил следующий маршрут: от Мотуары на восток между 41 и 46° ю.ш. вплоть до 135 или 140-го меридиана. В случае, если на этом участке не будут открыты новые земли, нужно было идти к берегам Таити, а оттуда кратчайшим путем вернуться обратно к этому месту. Пополнив здесь запасы дров и воды, корабли должны были далее идти на юг и посетить неисследованные части океана между меридианами Новой Зеландии и мыса Горн.

Первым пунктом встречи на тот случай, если бы суда разошлись на пути к Таити, я наметил этот остров. Вторым пунктом был берег пролива Королевы Шарлотты. Корабль, пришедший первым на Таити, должен был ждать потерявшегося спутника до 20 августа, а в проливе Королевы Шарлотты до 20 ноября.

Если же по истечении этих сроков встреча все-таки не состоялась бы, капитан Фюрно должен был продолжать плавание один, согласно инструкциям Адмиралтейства.

Многие могут удивиться моему намерению продолжать плавание в разгаре зимы на такой высокой широте, как 46°. Конечно, зима — сезон, мало благоприятный для плавания в этих морях. Однако я не мог терять время, так как опасался, что в течение одного лета мне не удастся обследовать южную часть Тихого океана. Наконец, если бы я открыл какую-нибудь новую землю зимой, я мог бы отложить на лето изучение и описание ее. Я не подвергал при этом экспедицию большому риску. Корабли были в полном порядке, команда здорова. И именно в плавании драгоценное время было б употреблено с пользой. Даже если бы мне ничего не удалось открыть в ближайшие месяцы, я все же доказал бы потомству, что плавание в высоких широтах южного полушария возможно не только летом, но и зимой. [129]

В то время, когда мы находились у берегов пролива Шарлотты, я имел возможность заметить, что второе посещение европейцев отнюдь не способствовало повышению морального уровня туземцев обоего пола.

Раньше я считал, что в Новой Зеландии женщины целомудреннее прочих жительниц южных морей. Людям с «Индевора» женщины оказывали благосклонность тайно и мужья их не вмешивались в любовные дела своих жен. Теперь, же, как мне рассказывали, мужья были зачинщиками постыдного торга и без всякого стеснения и совершенно открыто заставляли своих жен за гвоздь или другую вещь такой же цены отдаваться матросам, не считаясь с тем, желают ли они этого или нет ⁶³.

Путь от Новой Зеландии к Таити. — Описание некоторых низменных островов, вероятно, тех самых, которые были открыты Бугенвилем

Седьмого июня 1773 г. в 4 часа утра при благоприятном ветре мы снялись с якоря и на следующий день в 8 часов утра вышли из пролива Королевы Шарлотты.

11 июня, пятница. Следуя к юго-востоку, пересекли 180-й меридиан и вступили в воды западного полушария.

16 июня, среда. Утром юго-восточный ветер заставил нас взять курс на северо-восток. Находились на 47°7' ю.ш. и 173° з.д. Очень свежий ветер этого румба при переменной, ясной и дождливой погоде продолжался до 2 часов, когда при ясном небе задул западный ветер.

23 июня, среда. Прошли 44°38' ю.ш. под 161°27' з.д. В течение двух последующих дней немного продвинулись вперед из-за сильного ветра и волнения.

25 июня, пятница. Утром при свежем северном ветре повернули на юго-восток на 42°53' ю.ш. и 168° 20' з.д.

С 26 июня по 15 июля шли большей частью при слабом ветре в интервале между 41 и 43° южной широты.

13 июля к вечеру задул свежий северо-восточный ветер со шквалами, при мрачной, туманной и дождливой погоде. В полдень 14-го мы повернули на север под низкими парусами.

15 июля, четверг. На 41°25' ю.ш. и 135°58' з.д. в море встретили плавающее бревно, облепленное раковинами. [131]

Я шел на восток-северо-восток. До полудня 17-го дул крепкий, порывистый ветер с сильным дождем и градом, при большом волнении.

17 июня, суббота. На 39°44' ю.ш. и 133°32 з.д., так как не было никаких признаков земли, я взял северо-восточный курс, чтобы обследовать участок океана между 39 и 27 градусами ю.ш. Ни один из известных мне мореплавателей не бывал ранее в этих местах.

22 июля, четверг. Достигли 32°30' ю.ш. и 133°40' з.д. Погода установилась жаркая, термометр показывал 17°,7 С. С момента отплытия от берегов Новой Зеландии температура обычно редко подымалась выше +12°,2 С, но и не падала ниже 8° С.

22-го в первый раз в течение всего дня не видели ни одной птицы. До этого каждый день встречались альбатросы, водорезы, пинтадо, синие буревестники и порт-эгмонтские курочки, — птицы, обычные на высоких широтах южного океана. Одним словом, ничто не предвещало близости земли.

25 июля, воскресенье. Дождливая ветреная погода удерживалась до утра, а затем ветер стих и отклонился к северо-западу. Утром были на 29°51' ю.ш. и 136°28' з.д. В полдень небо прояснилось, и показалось солнце. Впервые в этих морях видели тропических птиц.

29 июля, четверг. Послал на «Адвенчур» матроса, чтобы узнать о состоянии здоровья экипажа. Оказалось, что на «Адвенчуре» умер повар, и около двадцати лучших матросов страдают цингой и кровавым поносом. У нас же, на «Резолюшн», было только трое больных и из них только один цинготный. Но признаки этой болезни имелись у многих, и я приказал давать всем людям пивное сусло, тертую морковь, лимонный и апельсинный соки.

На «Адвенчуре», когда он прибыл в Новую Зеландию, было больше больных цингой, чем на моем корабле. Вероятно, это объяснялось тем, что там не употребляли в пищу зелени ни во время плавания, ни во время стоянки в проливе Королевы Шарлотты. Между тем, вводить ее в рацион — прямая обязанность капитана судна. Как бы ни была полезна непривычная пища, чтобы ввести ее, нужен личный пример и авторитет командира. Я сам ел много зелени и добился того, чтобы офицеры и матросы принимали в пищу сельдерей, лук и другие виды зелени. [132]

На «Резолюшн» вся команда вскоре осознала огромную пользу всевозможных съедобных трав. Я назначил одного из своих матросов поваром на «Адвенчур», но там к зелени было совсем иное отношение, несмотря на то, что капитан Фюрно принимал меры для борьбы с цынгой.

1 августа, воскресенье. В течение нескольких дней дул свежий северо-западный ветер, шел дождь. Мы шли на северо-восток и в полдень были на 25°1' ю.ш. и 134°6' з.д.

Именно здесь должен быть расположен открытый в 1767 г. капитаном Картеретом остров Питкерн ⁶⁴.

Хотя, если судить по данным Картерета, этот остров оставался от нас лишь на расстоянии 15 лиг к востоку, никаких признаков земли мы не заметили.

Вероятно, его долготные определения неточны и не сверены с астрономическими наблюдениями.

К сожалению, состояние здоровья экипажа «Адвенчур» лишило меня возможности определить положение острова Питкерн.

Мы уже шли севернее пути капитана Картерета, и я, следовательно, мог надеяться на открытие в этих широтах только островов, но не южного материка. В поисках его следовало свернуть к югу. Впрочем, я должен отметить, что во время первого и нынешнего путешествия я пересек этот океан у 40° ю.ш. и еще далее и не встретил ни малейших признаков южного материка. Напротив, все говорило в пользу того, что между меридианами Новой Зеландии и Америки такого материка нет. Это подтверждается следующими соображениями:

1) После того как мы оставили Новую Зеландию, мы ежедневно видели плавающие камнеломки на расстоянии 18 градусов долготы от нее. В 1769 году я видел их на восточном пути к Новой Зеландии на расстоянии 12—14 градусов от нее.

Эта трава, несомненно, продукт Новой Зеландии: чем ближе к этому двойному острову, тем больше травы. На далеком же расстоянии к востоку от берегов Новой Зеландии я видел лишь немного гнилой травы — явный признак того, что она очень долго находилась в море. Это доказывает, что к востоку от Новой Зеландии по направлению к Южной Америке нет большой земли.

2) К востоку от пролива Королевы Шарлотты мы вплоть до того момента, когда пересекли под 177° з.д. [133] 46-ю параллель, замечали на море волнение с юго-востока Затем последующие пять дней, пока мы передвинулись еще на 5° к востоку, волнение шло с севера и северо-востока, хотя ветер был переменным. Эти наблюдения доказывают, что в этой части Южного океана к северу от нашего пути нет большой земля.

3) Далее, мы обычно отмечали сильное морское волнение с той стороны, откуда дул свежий ветер и главным образом с юго-запада. Это волнение никогда не прекращалось одновременно с ветром: доказательство в пользу того, что недалеко от. нас на юго-западе не было большой земли. И вряд ли на юге имеется материк, разве только на очень высоких широтах.

Но вопрос о южном материке настолько важен, что я не считаю возможным разрешить его на основании предположений и догадок. Необходимы факты. И для того, чтобы эти факты установить, я должен будущим летом проникнуть как можно дальше на юг.

11 августа, среда. На рассвете на юге показалась земля. То был остров протяженностью около двух лиг, вытянутый с северо-запада на юго-восток и покрытый густым лесом. Вершины кокосовых пальм горделиво подымались к небу.

Я полагаю, что это один из островов, открытых Бугенвилем. Он расположен на 17°24' ю.ш. и 141°39' з.д. Я назвал его островом Резолюшн. Состояние экипажа Адвенчура не допускало длительных задержек на пути к берегам Таити. Поэтому я решил не останавливаться для осмотра острова Резолюшн, размеры которого исключали возможность пополнения наших запасов, и следовать далее на запад.

В 6 часов вечера с вершины мачты на юго-западе был замечен другой остров. Вероятно, он также принадлежал к числу островов, открытых Бугенвилем. Я назвал этот остров, лежащий на 17°20' ю.ш. и 141°38' з.д., Даутфул («Сомнительным»). Сожалею, что у меня не было времени для того, чтобы обследовать южные моря к северу от пути Бугенвиля. Необходимость вынуждала меня больше думать о свежих съестных припасах, чем о новых открытиях.

12 августа, четверг. Ночью едва не наткнулись на коралловые рифы. Только утром я оценил опасность, от которой нас избавил случай: в темноте мы почти вплотную приблизились к берегам округлой гряды коралловых [134] островков. Прибой клокотал у подножья невысоких утесов. За кольцом длиною около 20 лиг мелей, подводных камней и поросших лесом мелких островов я видел спокойные воды внутреннего озера, а на озере парус туземного каное.

Эту гряду коралловых отмелей и рифов, расположенную на 17°5' ю.ш. и 143°16' з.д. я назвал островом Фюрно ⁶⁵. Положение его совпадает с одним из островов, открытых Бугенвилем. Но следует отметить, что в этой части Тихого океана так много едва возвышающихся над уровнем моря или наполовину затопленных коралловых островов, что трудно установить, какие именно из них были ранее открыты Бугенвилем или другими мореплавателями.

Не осматривая острова Фюрно, я под всеми парусами пошел на запад. Часов в 6 вечера остался под одними марселями, а к ночи лег в дрейф.

13 августа, пятница. На 17°4' ю.ш. и 144°30' з.д. в 4 часа утра увидели еще один низменный остров, получивший название острова Адвенчур. Эта группа низменных островов и рифов справедливо была названа Бугенвилем «Опасным архипелагом» (Современное, название — архипелаг Паумоту). Море на этом месте было совершенно спокойно, и это подтверждало, что мы были окружены рифами. Нужно было соблюдать величайшую осторожность, особенно ночью.

В 5 часов утра 15 августа показались берега острова Оснабрюк (Майтеа), открытого Уоллисом. Вскоре после этого я лег в дрейф, чтобы дать возможность догнать меня несколько отставшему «Адвенчуру». Капитану Фюрно я сообщил, что удобнее всего стать на якорь в бухте Оайти-Пиха на юго-восточном берегу острова Таити.

Я намеревался пополнить там наши запасы, а затем следовать в бухту Матаваи.

В 6 часов вечера увидели на западе остров Таити. Шли к острову до полуночи, а затем до рассвета легли в дрейф.

16 августа, понедельник. Утром взяли курс вдоль берега при слабом восточном ветре. Вскоре ветер стих, а между тем корабли находились в полулиге от большого подводного рифа, и течение несло нас прямо на него.

Туземцы на своих каное прибыли сюда из разных мест и привезли немного рыбы, кокосовые орехи и фрукты.

Все это они выменивали на гвозди, бусы и т.д. Многие из них узнали меня и расспрашивали о Бенксе и других моих спутниках по «Индевору». Никто из них, однако, не задал вопроса о Тупиа. Штиль продолжался, и с каждой минутой наше положение ухудшалось. Все же я надеялся обойти западную оконечность рифа и вступить в воды бухты Оайти-Пиха. [136]

В два часа дня нашли узкий пролив в отмели. Глубина его оказалась ничтожной, и к тому же в горло пролива с титанической силой втягивалась из моря вода. К счастью, «Адвенчур» благополучно пронесло через предательский пролив. Но тут, у входа в пролив, едва не погиб «Резолюшн» как только корабль попал в это мощное течение, его сразу же понесло на мель. Мы были не больше, чем в двух кабельтовых от подводных камней и из-за плохого грунта не могли стать на якорь. Один миг, казалось, что катастрофа неминуема. Все же удалось бросить якорь, но прежде чем он достал дно, под кораблем осталось лишь три фатома воды, и судно начало бить о камни. При каждом ударе над кормой вздымались гигантские волны, и судьба корабля вновь повисла на волоске.

Мы тотчас бросили два верпа с канатами. Верпы упали чуть подальше большого якоря, не знаю уж на какой глубине. Начали тянуть судно закинутыми верпами, обрубив цепь большого якоря, и таким образом стащили корабль с мели. Однако еще долгое время я был охвачен страхом, так как легко могло случиться, что верпы сорвутся с грунта, а канаты перетрутся о камни. Но нас окончательно спас прилив. Уровень воды поднялся, и сила течения значительно ослабла. Я приказал спустить все шлюпки, отбуксировать в открытое море корабль и поднять верпы. С берега подул свежий ветерок, облегчивший буксировку. Скоро мы были уже вне опасности. Я послал шлюпки на помощь «Адвенчуру», но капитан Фюрно, пользуясь ветром, уже поднял паруса и без помощи шлюпок подошел к «Резолюшн». «Адвенчур» потерял три якоря, трос и два причальных каната.

Таким образом, мы едва избежали кораблекрушения у берегов земли, к которой стремились на протяжении последних дней все наши помыслы. К счастью штиль, который чуть не погубил корабль, еще некоторое время продолжался и на этот раз избавил нас от новых опасностей: если бы подул обычный морской бриз, «Резолюшн» неминуемо бы погиб, а может быть, погиб бы и «Адвенчур».

В то время, когда мы находились на краю гибели, на корабле было несколько туземцев и неподалеку от нас плавало много туземных каное. Видимо, островитяне не [137] представляли себе опасности нашего положения. Они не выражали ни удивления, ни радости, ни страха, когда судно билось о камни.

17 августа, вторник. Всю ночь лавировали под дождем при свежем ветре. Утром вошли в бухту Оайти-Пиха и бросили якорь на глубине 12 фатомов, в двух кабельтовых от берега.

На корабли поднялось множество туземцев. Они принесли нам кокосовые орехи, ямс ⁶⁶, бананы и другие плоды. Завязалась оживленная мена, в ход пошли гвозди и бусы. Некоторым туземцам, которые именовали себя вождями, я подарил рубашки, топоры и другие относительно более ценные вещи. Они же, в свою очередь, обещали привезти нам свиней и домашнюю птицу. Однако обещание это не было выполнено. Я сомневаюсь даже, имели ли туземцы намерение сдержать данное ими слово.

После обеда я отправился с капитаном Фюрно на берег, и вскоре нашел удобное место для забора воды. Когда шлюпки с бочками пристали к берегу, туземцы очень приветливо встретили матросов.

18 августа, среда. Утром штурман Гилберт затратил несколько часов на поиски утерянных нами якорей. Он нашел большой якорь с «Резолюшн», но тщетно пытался отыскать якорь «Адвенчура». Туземцы привезли немного плодов на корабль. На берегу торговля шла вяло. Попытки приобрести свиней успехом не увенчались. Островитяне уверяли нас, что свиньи, которых мы видели около одного селения, принадлежат Вахеатоуа, туземному королю ⁶⁷, носившему титул ари-де-хи. Эту особу мы еще не видели. Не встречали мы также и ари менее высокого ранга. Однако многие туземцы, именовавшие себя ари, приезжали на корабли либо для того, чтобы получить от нас подарки, либо для того, чтобы стащить все, что попадется под руку.

Один из таких ари провел почти весь день в моей каюте. Он и друзья его (а было их немало) получили от меня различные подарки. Под конец, однако, он принялся беззастенчиво хватать мои вещи и передавать с рук на руки своим спутникам, которые цепочкой выстроились до самой палубы. Мои спутники жаловались, что то же делали и туземцы, бывшие на палубе.

Я изгнал с корабля всю честную компанию. Мой гость поспешно убрался. Однако я настолько был раздражен [138] его поведением, что дважды выстрелил из мушкета, когда он несколько отдалился от корабля, целясь выше его головы.

Он чрезвычайно перепуганный, бросился в воду. Я распорядился спустить шлюпку, чтобы захватить его каное. Но когда шлюпка приблизилась к берегу, туземцы, которые там находились, стали бомбардировать ее камнями.

Матросы на шлюпке не имели оружия. Поэтому я поспешил к ним на помощь на другой шлюпке и приказал дать выстрел картечью вдоль берега. Туземцы бежали в лес, а я, не встречая никакого сопротивления, увел два каное. До сих пор никто из таитян не осведомлялся о своем соотечественнике Тупиа. Сегодня двое или трое спрашивали о нем. Узнав, отчего Тупиа умер, они удалились удовлетворенные моим ответом. Впрочем, даже если бы я сообщил им, что Тупиа умер не от болезни, а насильственной смертью, весть об этом мало бы их обеспокоила. Точно так же их не очень интересовала судьба таитянина Аотуру, увезенного в свое время Бугенвилем. Но зато туземцы задавали мне много вопросов о Бенксе и других моих спутниках, посетивших остров во время первого путешествия.

Туземцы рассказали мне, что Тоутаха, правитель области, расположенной на большом таитянском полуострове, был убит в сражении, в котором участвовали войска двух здешних королевств, и случилось это около пяти месяцев тому назад. Вместо него теперь правит Оту. Большая часть наших старых друзей из Матаваи пали в бою, а с ними погибло много простого народа. Однако ныне оба королевства живут в мире.

20 августа, пятница. Вечером один туземец украл мушкет у караульных, выставленных мною на берегу. Это произошло на моих глазах, и я немедленно послал матросов в погоню за вором. В его поимке оказали немалую помощь туземцы. Они бросились наперерез вору, сбили его с ног и вырвали у него мушкет, который затем вручили мне. Вероятно, они сделали это из страха перед нами. Тем не менее их поведение заслуживает одобрения. Без своевременной помощи таитян, не в моей власти было бы вернуть похищенное, применяя мягкие меры воздействия. А любой другой способ добиться поставленной цели, обошелся бы мне в десять раз дороже украденного мушкета. [139]

21 августа, суббота. Утром прибыл на корабль один вождь и привез в подарок много плодов, в частности кокосовые орехи, из которых был вылит весь сок. Он произвел эту операцию так искусно, что по внешнему виду орехов никак нельзя было предположить обмана. Когда же его разоблачили, он нисколько не был смущен. Он сделал вид, что не понимает, о чем идет речь, но затем открыл два-три ореха, с сокрушенным видом согласился с нашими доводами и отправился на берег, откуда послал нам бананы.

Пополнив запасы воды, плодов и зелени, я решил, на следующее утро отправиться в Матавай, так как по всем признакам встреча с Вахеатоуа должна была состояться нескоро, а без него невозможно было приобрести свиней.

22 августа, воскресенье. Утром ветер подул с северо-запада, и мне пришлось отложить выход из бухты. Как обычно, завязалась на берегу торговля с туземцами.

Вечером я узнал, что Вахеатоуа находится где-то вблизи и желает видеть меня. Я решил несколько задержаться для того, чтобы встретиться с ним.

23 августа, понедельник. Рано утром я отправился на берег. Меня сопровождали капитан Фюрно, Форстер и несколько туземцев. Встреча состоялась на расстоянии мили от места высадки. Вахеатоуа шел к нам, но как только увидел мой кортеж, остановился на полдороге со всей своей многочисленной свитой. Он принял нас, сидя на скамье, окруженный телохранителями. Я узнал его с первого взгляда. В 1769 г. мы не раз виделись друг с другом. Тогда он был еще мальчиком, и звали его в ту пору Теари. После смерти отца Вахеатоуа, он принял его имя. После первых приветствий он усадил меня рядом с собою. Мои спутники сели на землю. Он спрашивал о многих из тех, что были здесь в 1769 г., называя каждого по имени. Затем он осведомился, долго ли я намерен оставаться здесь. И когда я ответил ему, что собираюсь отплыть завтра, он выразил сожаление и просил меня задержаться на несколько месяцев. В конце концов он уговорил меня пробыть в Оайти-Пиха пять дней, обещая за это время снабдить экспедицию свиньями.

Думаю, что если бы мы остались здесь на больший срок, я мог бы приобрести здесь больше припасов, чем на Матавай.

Я подарил ему рубаху, простыню, большой топор гвозди, ножи, зеркала, медали, бусы и т.д. Он же [140] преподнес нам большую свинью и приказал доставить ее на борт. Я пробыл с Вахеатоуа все утро, причем он требовал, чтобы я ни на минуту не покидал почетного места на королевской скамье. Эту скамью торжественно переносили во время выходов его приближенные, которых он называл скамьеносцами.

К обеду мы вернулись на корабль, а затем посетили Вахеатоуа и снова вручили ему подарки. Я получил от него еще одну свинью, и такую же свинью он дал капитану Фюрно. К вечеру мы приобрели в обмен на топоры, ножи и гвозди еще несколько свиней. Теперь мы могли накормить хоть раз свежим мясом всех людей с обоих судов. Таковы были результаты этой встречи с вождем.

24 августа, четверг. Рано утром мы вышли в море при легком ветре, который дул с берега. Вскоре, однако, налетел порывистый западный ветер, и пошел дождь.

Множество каное сопровождало нас, и туземцы следовали за кораблями до тех пор, пока мы не приобрели всего того, чем были гружены их лодки.

Фрукты быстро излечили пораженных цынгой матросов «Адвенчура», и состояние здоровья людей значительно улучшилось за эти несколько дней. В бухте я оставил Пиккерсгила, поручив ему закупку свиней. Мне обещали их продать многие островитяне, и я не желал терять эту возможность.

25 августа, пятница. 25-го после полудня Пиккерсгил догнал нас и привез 8 свиней, которых он приобрел в Оайти-Пиха. Он провел ночь в Охедеа, где имел встречу с Эрети, вождем этого округа.

Любопытно, что Эрети не спрашивал Пиккерсгила об Аотуру. Между тем Бугенвиль получил этого туземца в дар именно от Эрети, а последний, казалось бы, должен был проявить интерес к судьбе подданного, тем более, что в его глазах Бугенвиль был нашим соотечественником.

Об европейских странах туземцы не имеют ни малейшего понятия. Мы не раз говорили им, что Бугенвиль не англичанин, а француз, но слова Франция островитяне произнести не могли. Они с трудом усвоили слово Париж, но я уверен, что оно скоро изгладится из их памяти. Зато Британия (туземцы произносят Притейн) им теперь известна хорошо, и имя нашей страны можно услышать даже на устах младенцев.

Встреча с Оту. — О козлах, некогда оставленных на острове. — Происшествия, которые имели место во время нашего пребывания в бухте Матавай

Еще до того, как мы стали на якорь в бухте Матавай, палубы кораблей наполнились туземцами. Многих из них я знал, и почти все они знали меня.

Огромная толпа собралась на берегу. Встречать нас вышел и Оту, король Матавай. Я уж совсем было собрался нанести ему визит, когда мне сообщили, что Оту внезапно отправился в Опарри. Причина этого странного поступка была мне непонятна, так как все туземцы, казалось, были чрезвычайно рады нашему прибытию.

Один из вождей — Маритата — советовал мне отложить визит до утра. Он обещал сопровождать меня и сдержал свое слово.

26 августа, четверг. Распорядившись разбить на берегу палатки для больных и охраны для бондарей и парусных мастеров, я в сопровождении капитана Фюрно, Форстера и Маритаты отправился к Оту в Опарри.

Оту ждал меня, сидя на земле в тени большого дерева. Его окружала несметная толпа туземцев. После первых же приветствий я передал ему подарки, прекрасно понимая, что в моих интересах было укрепить дружественные связи с этим человеком. Я также вручил подарки некоторым из его приближенных. В обмен он предложил мне кусок ткани. Я отказался принять этот дар и заявил Оту, [142] что мои подношения безвозмездны. Я добавил, что подарки эти даются в знак дружбы. Король осведомился о Тупиа и о моих спутниках по первому путешествию. Он называл мне их имена, хотя, насколько мне помнится, эти люди были ему лично неизвестны. Оту заверил меня, что завтра пришлет свиной. Однако стоило большого труда убедить его нанести мне визит на корабль. Он упорно отговаривался, не раз повторяя, что боится пушек. И в самом деле, все поведение Оту ясно свидетельствовало о том, что вождь этот не из храброго десятка. Это был высокий, шести футов ростом, стройный человек, лет 30 от роду с привлекательной физиономией и гордой осанкой. Все подданные Оту, в том числе и его отец, стояли перед ним с непокрытыми головами, или, точнее, обнажив головы, плечи и верхнюю часть груди.

27 августа, пятница. Утром прибыл с многочисленной свитой Оту. Он привез много тканей и фруктов, две больших рыбы и одну свинью. На борт Оту поднялся в сопровождении сестры, младшего брата и группы приближенных. Всем я дал подарки, а после завтрака король со всей своей свитой на моей шлюпке был отправлен на берег. Там я встретился с матерью покойного короля Тоутаха. Эта добрая старая леди приняла меня, обливаясь слезами и несколько раз повторила: «Тоутаха, ваш друг — умер». Я настолько был растроган, что едва сдержал слезы.

Капитан Фюрно подарил Оту пару прекрасных коз (самца и самку). Если за животными будет надлежащий [143] уход, они, несомненно, оставят на острове большое потомство.

28 августа, суббота. Рано утром я отправил на шлюпке Пиккерсгила за свиньями, а затем принял Оту, который одарил меня тканями и фруктами и преподнес мне свинью.

Король и вся его свита посетили также «Адвенчур» и передали подарки капитану Фюрно. После того как Оту вновь вернулся на «Резолюшн», я щедро одарил его приближенных и одел в дорогие ткани сестру короля.

На прощанье моряки усладили слух Оту игрой на волынке. Матросы пустились в пляс, и пример их вдохновил туземцев, которые тут же на палубе исполнили перед нами свои танцы, состоявшие преимущественно из кривляний. Впрочем, спутники Оту, подражая матросам, неплохо выполнили некоторые фигуры контрданса. Я передал Оту подарки для матери Тоутаха и условился с ним о следующих встречах.

29 августа, воскресенье. После завтрака я нанес визит Оту и преподнес ему новые подарки и, между прочим, меч, один вид которого привел боязливого короля в ужас.

Я с трудом уговорил его опоясаться этим мечом, но вскоре он снял его и велел спрятать как можно дальше.

Меня пригласили в туземный театр, где ставилась хеава — спектакль, в котором сочетались элементы балета и комедии. Роли исполняли пять мужчин и одна женщина — сестра Оту. Играли они отлично. Представление шло под аккомпанемент барабанов и продолжалось около 2 часов.

Содержание пьесы осталось для меня неясным. Во всяком случае разыграна она была на злободневный сюжет, так как мое имя упоминалось артистами не раз. Манера игры таитянских актеров ничем не отличалась от той, что я видел во время первого путешествия на острове Ульетеа.

Поразили меня одежды актрисы, ее элегантное платье, богато украшенное кистями и перьями. По окончании представления Оту пожелал, чтобы я возвратился на корабль. Он дал мне фрукты и вареную рыбу.

30 августа, понедельник. Вплоть до 10 часов вечера не случилось ничего достойного упоминания. В 10 часов мы были потревожены отчаянным криком и большим шумом на берегу. Звуки эти доносились из глубины бухты, из того места, где стоял наш лагерь. Я предположил, что суматоха была вызвана одним из наших людей, и [144] немедленно послал на берег вооруженную шлюпку с приказом выяснить причину неурядицы и доставить на корабль матросов, которые будут найдены на месте происшествия. Я также отправил посланцев на«Адвенчур» и на береговой пост, чтобы получить сведения о виновниках тревоги, так как на «Резолюшн» все люди были на своих местах, за исключением тех, кто дежурил на берегу.

Шлюпка вскоре вернулась с тремя солдатами и одним матросом. Были также взяты на берегу люди из экипажа «Адвенчура». Все они были подвергнуты заключению, и на утро я приказал наказать их по заслугам.

31 августа, вторник. Мне не удалось установить, что именно было сделано нашими людьми, и никто из них ни в чем не сознался.

Полагаю, что переполох был вызван вольным обращением матросов с женщинами. Туземцы были настолько встревожены, что бежали из своих хижин в ночную мглу, и беспокойство охватило берег на протяжении многих миль. Отправившись утром с визитом к Оту, я узнал, что он ушел или, точнее, бежал из своей резиденции и находится далеко от нее. Мне пришлось прождать несколько часов, прежде чем я увидел его и других туземцев. Он при встрече жаловался мне, упоминая о тревожных событиях минувшей ночи.

Нанеся последний визит Оту, я оставил ему трех баранов. Подарок этот совершенно успокоил короля, и когда я сказал ему, что завтра мы покидаем Матавай, он искренне опечалился.

1 сентября, среда. Больные достаточно уже оправились, запасы были пополнены, корабли отремонтированы, и мы начали готовиться к выходу в море. Утром с берега привезли палатки и все свезенное в свое время для ремонта и починки. После полудня прибыл на корабль мой старый друг Потатоу, один из таитянских вождей.

Потатоу подарил мне двух свиней и рыбу. Пиккерсгил, который приехал вместе с ним, видел в Опарри нашу старую знакомую Обереа, которая некогда управляла целым округом. Теперь, невидимому, она сама зависела от местного вождя, постарела, потеряла влияние и была бедна.

За несколько часов до отправления, юноша по имени Порео изъявил желание уехать со мной. Такого рода предложения делались мне не раз, но я неизменно отвечал [146] отказом. Порео же я решил взять с собой. Юный таитянин заявил мне, что он отправится со мной, если его отцу, который прибыл вместе с ним, дадут топор и гвоздь. Получив то и другое, старый туземец холодно распростился с Порео, что я начал сомневаться в их родстве. Мои сомнения подтвердили туземцы, которые догнали корабль, когда он выходил из бухты. Они от имени Оту потребовали выдачи Порео.

Я сообразил, что Оту, который находится далеко от берега, ничего не мог знать о Порео и что островитяне явились ко мне по собственной инициативе, желая обманным путем получить выкуп за своего юного соплеменника.

Я согласился выдать им Порео, но только в том случае, если они возвратят мне топор и гвоздь. Они ответили, что эти вещи находятся на берегу и отчалили от корабля. Хотя Порео был доволен исходом переговоров, но он не мог удержать слез, когда скрылись на горизонте берега его родины.

Посещение острова Хуахейн ⁶⁸. — Омай, один из обитателей острова, отправляется в плавание на «Адвенчуре»

Я взял курс на остров Хуахейн, и на следующий день 2 сентября, в четверг«Резолюшн» стал на якорь в бухте Оухарре. «Адвенчур» сел на мель у северного берега пролива, ведущего в бухту, но, получив от меня своевременную помощь, был снят с этой мели, не потерпев ни малейшего ущерба.

Несколько туземцев явилось к нам. Они принесли различные плоды. Вскоре, обеспечив безопасность обоих кораблей, я совместно с капитаном Фюрно, высадился на берег и был сердечно встречен туземцами.

Я распределил среди них различные подарки, и вскоре они принесли свиней, птиц, собак и фрукты. Все это туземцы охотно меняли на топоры, гвозди и безделушки.

Подобного же рода торг открылся и на кораблях. Таким образом мы получили возможность запастись, в изобилии свежей свининой и птицей. А для людей в нашем положении это было неоценимое благо. Я узнал, что мой старый друг Ори, вождь этого острова, еще жив.

4 сентября, суббота. Рано утром Пиккерсгил отплыл на берег для некоторых закупок. Я с той же целью направился на берег. Несколько позже с капитаном Фюрно и Форстером я нанес визит Ори, который уже ждал меня и готов был к приему. [148]

Шлюпка наша пристала перед домом Ори, расположенным у самого берега. Нам не разрешили покинуть шлюпку, пока не закончилась сложная церемония приема. Появились туземцы, которые, соблюдая в своем шествии известные интервалы, принесли нам пять веток свежих бананов (ветви эти служат у островитян эмблемой мира). С первой веткой передали нам трех молодых свиней, у которых уши были украшены лубом кокосовой пальмы. При подношении четвертой ветки туземцы принесли собаку.

Каждая из веток носила особое имя, смысла и назначения которого мы не поняли. Наконец, мне был передан кусок пьютера (сплав олова и свинца) с выгравированной на нем подписью, тот самый, который я подарил Ори в 1769 г. В мешочке, где лежал этот кусок металла, я обнаружил фальшивую английскую монету и стеклянные бусинки.

Когда все это принесли к шлюпке, туземец, сопровождавший нас, попросил, чтобы мы взяли три банановые ветки и привязали к ним медали, гвозди, зеркала и бусы и затем вышли на берег.

Через толпу островитян он провел нас к тому месту, где восседал Ори. Затем он взял из наших рук ветки и сложил их у ног вождя в том же порядке, как это было сделано, когда ветки преподносились нам.

Первая ветвь предназначалась эатоуа — богу, вторая — ари (корплю), третья была символом тийо — дружбы. Я собирался подойти к Ори, но туземец-церемониймейстер шепнул мне, что вождь должен первым выйти мне навстречу. И действительно, Ори выбежал вперед и бросился мне на шею.

Слезы текли при этом из его глаз, и они свидетельствовали о его благих намерениях и добром сердце в большей степени, чем долгие и таинственные церемонии. Затем он представил мне своих друзей. Я подарил ему самое ценное, что имел, ибо этого человека любил и 5гважзл, как отца. Он же дал мне свинью и разные ткани и обещал исполнить любые наши желания. Вернувшись на корабль, я вскоре встретил там Пиккерсгила, который привез 14 свиней и много фруктов и рыбы.

5 сентября, воскресенье. Старый добрый вождь Ори отдал мне визит. Он привез с собой обильные дары и в последующие дни посылал к моему столу великолепные [149] фрукты. Пиккерсгил привез сегодня 28 свиней, а непосредственно у корабля мы приобрели около сотни этих животных.

6 сентября, понедельник. Утром я отправил на берег для менового торга двух или трех человек, а после завтрака сам поехал туда же. Как только я высадился на берег, я увидел, что один из туземцев ведет себя крайне вызывающей дерзко. Он был в боевом убранстве, с двумя дубинами в руках. Этими дубинами он стал грозить мне, я вырвал их у него, но при этом должен был обнажить шпагу. Так как мне сказали, что туземец этот был вождем, я принял особые меры предосторожности и выставил на берегу караул, мера, к которой до этого я не имел оснований прибегать.

Спаррман имел неосторожность углубиться во время ботанической экскурсии в дебри острова без провожатых. На него напали двое туземцев, раздели его, отняли все, что при нем нашли, а затем нанесли ему несколько ударов его же собственным кортиком. К счастью, раны оказались легкими. Злоумышленники бежали, когда к месту происшествия приблизились другие островитяне. Двое из вновь прибывших заботливо прикрыли Спаррмана своей одеждой и привели его к тому месту, где обычно ведется торговля с туземцами.

Я принес жалобу Ори, и он, обеспокоенный и огорченный, обещал приложить все усилия для поимки разбойников и возвращения похищенного у Спаррмана имущества. Не довольствуясь этим, он сел в мою шлюпку и заявил, что останется у меня до тех пор, пока не будут найдены те, кто ограбил Спаррмана.

Туземцы, увидев своего вождя в моих руках, опечалились. Трудно описать горе, которое охватило их при мысли, что они теряют Ори. Обливаясь слезами, они умоляли его вернуться на берег и даже пытались силою вытащить Ори из шлюпки. Я поддерживал их просьбы, но Ори был непреклонен. Пришлось взять его с собой.

С отрядом матросов и Ори в качестве проводника мы на шлюпке проследовали вдоль берега, а затем высадились и в поисках воров углубились в лес. Ори все время о чем-то расспрашивал встречных туземцев и неутомимо вел нас за собой. Я решил, однако, что поиски займут чересчур много времени, и, несмотря на просьбы и доводы Ори, ринулся к берегу и переправился на корабль. Ори и его [150] сестра последовав за мной, хотя я не настаивал на этом. Они пообедали с нами, затем, наградив Ори за оказанное мне доверие, я отправил его на берег. Толпа туземцев с ликованием встретила вождя. Мир и дружба снова установились, и туземцы принесли столько всякой снеди, что мы нагрузили ими две шлюпки.

Нам принесли похищенный у Спаррмана кортик и полу его кафтана, уверяя, что завтра будет доставлено все остальное. Так прошел этот тревожный и сумрачный день, события которого я описал так подробно для того, чтобы дать представление о том, каким доверием мы пользовались у честного и благородного Ори. Все, что произошло в этот день, свидетельствует, что узы дружбы священны для туземцев.

Между мной и Ори дружба была скреплена согласно принятому на острове обычаю, и он считал, что она не может быть нарушена, несмотря ни на что. Эту мысль он ясно выразил, когда следующим образом ответил своим приближенным, которые не решались оставлять вождя в моей шлюпке: «Ори (так он всегда называл меня) и я — друзья. Я не сделал ничего, что могло бы подорвать его доверие ко мне. Так почему же я не могу оставаться с ним?».

Но надо сказать, что мы не видели на островах южных морей вождя, который при подобных обстоятельствах поступал бы подобно Ори.

Меня могут спросить — чего, собственно, мог опасаться Ори, отдаваясь в мои руки. Для европейца мой ответ ясен. Ори был в безопасности на моей шлюпке, и ни один волос не упал бы с его головы, и я бы не стал его задерживать хотя бы на долю секунды, если бы он изъявил желание меня покинуть. Но откуда это мог знать его народ, да и он сам? Туземцы прекрасно понимали, что раз уж Ори находится в моей власти, никакая сила не может освободить его, а следовательно, я могу требовать за вождя любой выкуп, как бы высока ни была предложенная мною цена. Именно поэтому они и были так страшно обеспокоены.

7 сентября, вторник. Рано утром я нанес последний, прощальный визит Ори. Меня сопровождали Форстер и капитан Фюрно. Я снова вручил ему подарки, причем некоторые вещи были не только ценны, но в высшей степени полезны для туземцев, и оставил ему на память медную пластинку с надписью; «Здесь стояли корабли его [151] величества короля Великобритании «Резолюшн» и «Адвенчур» в сентябре 1773 г.».

О деле Спаррмана не было речи. Очевидно, Ори не успел еще найти все украденные вещи.

Но спустя некоторое время, когда я уже вернулся, на борт прибыл Ори и сообщил мне, что воры пойманы. Он просил меня проследовать на берег и достойным образом наказать их или же, если я не пожелаю покарать их сам, присутствовать при экзекуции, которую он прикажет учинить.

Но на «Резолюшн» уже были подняты паруса, а «Адвенчур» к моменту нашей беседы выходил из бухты, и я отказался от приглашения Ори.

Он оставался на борту «Резолюшн» еще некоторое время и расстался со мной, как с дорогим и близким человеком. К сожалению, я не мог проводить Ори до берега для того, чтобы посмотреть, каким образом туземцы наказывают преступников.

За время стоянки на маленьком, но плодородном и богатом острове Хуахейн мы приобрели 300 свиней и большое количество фруктов, птицы и рыбы. Несомненно, наши запасы еще более возросли бы, если бы мы остались здесь дольше, так как возможности снабжения кораблей свежими припасами были здесь поистине неограниченны.

Незадолго до отправления капитан Фюрно принял на «Адвенчур» юношу по имени Омай, туземца с острова Ульетеа. Омай имел на этом острове владения, которые были отняты у него туземцами — обитателями острова Болабола. Я сперва был удивлен выбором Фюрно, потому что по внешнему своему облику Омай мало соответствовал характерному для этих счастливых островов типу. Я заметил, что туземцы высоких рангов и в физическом и в умственном отношении много выше островитян, принадлежащих к средним классам, к которому следовало бы причислить и Омая ⁶⁹.

Однако впоследствии я понял, что в отношении Омая я глубоко заблуждался. Только цвет его кожи, более темный, чем у знатных островитян, напоминал о его невысоком происхождении. Но он поражал нас всех своими богатыми природными данными — умом, тактом, способностями.

Поведение его было отличным, он обладал чувством собственного достоинства, заставлявшим его избегать [152] общества людей более низкого ранга. Подобно всем юношам он не чужд был увлечений, но он никогда не допускал вредных излишеств. Спиртные напитки привлекали его, но пил он умеренно, всегда сохранял ясность мысли, неизменно радуя своим остроумием и звонким, веселым смехом друзей по столу.

Вскоре после нашего возвращения в Лондон лорд Сандвич, первый лорд Адмиралтейства, представил Омая королю, а Омай всем своим поведением произвел на короля неизгладимое впечатление. Юного островитянина приняли в высшем лондонском свете, где он держал себя с исключительным достоинством. Его главными покровителями были лорд Сандвич, Бенкс и Соландер.

Следует отметить, что хотя Омай жил в Англии в совершеннейшем довольстве, мысли о родном острове никогда не покидали его и, когда наступил час возвращения, он с радостью стал готовиться к отъезду.

Он отправился на родину, захватив с собой подарки для своих многочисленных друзей, и был преисполнен благодарности за прием в Англии и наши отеческие заботы о нем.

Посещение острова Ульетеа ⁷⁰. — Ойдиде, один из местных жителей, отправляется в плавание на «Резолюшн»

К вечеру 7 сентября вошли в бухту Охаманено на острове Ульетеа и всю ночь лавировали. Ночь была темная, но мы ориентировались по бесчисленным огонькам, зажженным на скалах и рифах рыбаками. Утром после предварительной рекогносцировки выбрали место для якорной стоянки на глубине 17 фатомов на южном берегу бухты. «Резолюшн» был буксировкой заведен на место стоянки, а «Адвенчур» пришвартовался к нам. На эти работы ушел весь день.

Не успели мы стать на якорь, как нас окружили груженные свиньями и фруктами туземные каное. Мы приобрели в обмен на гвозди и бусы плоды, но от свиней отказались, так как было их на обоих кораблях и без того чересчур много.

Однако несколько свиней пришлось все-таки взять потому, что туземцы порой безвозмездно передавали их матросам.

Таким образом приветствовал нас этот прекрасный народ в своей стране.

Решительно все островитяне осведомлялись о Тупиа. О нем спрашивали и на других островах, но здесь каждый интересовался причинами и обстоятельствами его смерти. И все они, подобно истинным философам, удовлетворялись нашими ответами. [154]

9 сентября, четверг. Нанесли визит вождю этой части острова — Орео. Без предварительной церемонии нас проводили к нему. Он радушно принял меня, сразу узнал и предложил обменяться именами. Мне кажется, что это высшее доказательство дружбы, которое только может быть дано чужеземцу.

Процедура вручения подарков была такая же, как и на других островах.

10 сентября, пятница. После завтрака я с капитаном Фюрно снова посетил вождя. Нам было показано драматическое представление — хеава. Хеава, разыгранное по обычаям и правилам, характерным для зрелищ подобного рода. Играли семь мужчин и одна женщина, дочь вождя; актерам аккомпанировали три барабанщика.

Завязка и интрига драмы строилась на краже, совершенной двумя злоумышленниками, причем игра была столь натуральна, что воочию свидетельствовала о высоком мастерстве в воровском искусстве этого племени. По ходу пьесы торжествовал порок. Кража была раскрыта прежде, чем вор успел унести свою добычу, и четверо стражников взяли под охрану похитителя и его сообщника. Завязывается неравная борьба, из которой с честью выходят арестанты — они одолевают стражу и с триумфом завладевают добычей.

Я полагал, что конец пьесы будет иной, так как мне до представления говорили, что тетэ, т.е. вор, будет приговорен к смерти или к бичеванию, т.е. к наказанию, которым караются преступники такого рода.

Кстати, надо отметить, что действие этого закона не распространяется на кражу у чужеземцев. Их можно грабить без наказания, в любых случаях и при любых обстоятельствах.

Вечером мы снова посетили берег и узнали от одного туземца, что на небольшом расстоянии к западу от Ульетеа лежат 9 островов, из которых два необитаемы.

11 сентября, суббота. Утром рано прибыл на корабль Орео со своим двенадцатилетним сыном. Орео привез мне свинью и фрукты. Я дал ему топор и рубашку и другие вещи, которые привели вождя в восторг.

После обеда нас посетил главный вождь на этом острове — Ууроу. Его сопровождал Орео. Ууроу преподнес мне гигантскую свилью и получил взамен не менее ценный подарок. Орео охотно вызвался приобрести для [155] нас некоторое количество свиней (в них снова начала ощущаться нужда).

12 сентября, воскресенье. Утром снова были в гостях у Орео и видели еще одну хеава, в которой прекрасно играли две очаровательные юные девушки. Эта хеава отличалась от той, что нам показывали 10 сентября, и была менее интересна. Орео сопровождал нас затем на борт с небольшой свитой.

14 сентября, вторник. Рано утром приехал Орео и пригласил меня к себе на обед. Я изъявил согласие и просил его приготовить двух свиней по принятому у туземцев способу.

В полдень я, Форстер, офицеры и мидшипмены с обоих кораблей отправились к Орео, взяв с собой перец, соль, ножи и несколько бутылок вина.

Когда мы пришли к нему, стол был уже накрыт, т.е. на земле разостланы большие зеленые листья. Мы сели в кружок. Вскоре подали двух жареных свиней, теплые плоды хлебного дерева ⁷¹ и множество полых кокосовых орехов ⁷², которые с успехом заменили бокалы. Должен сказать, что я никогда не ел пищу, приготовленную так искусно и так чисто. Не так-то легко зажарить свиную тушу весом в 50—60 фунтов с таким совершенством, как это сделали туземные повара.

Вождь, его сын и подруги ели с нами. Остальные приближенные сидели во втором ряду и получали куски мяса из рук тех, кто помещался впереди.

Вокруг нас собралась огромная толпа. С полным правом могу сказать, что это был публичный обед.

Орео пил мадеру бокал за бокалом и не пьянел. После того, как мы отобедали, к трапезе приобщились матросы. С помощью туземцев они уничтожили остатки обильного обеда.

Когда мы поднялись, островитяне низших рангов кинулись подбирать остатки пищи, перебирая листья. Это наводит меня на мысль, что хотя свиней на острове много, но туземцы едят их не так уж часто.

Офицеры, наблюдавшие, как жарили к обеду свиней, говорили мне, что туземцы с жадностью набрасывались на потроха. За потрохами некоторые из них нередко приезжали к нам на корабли.

Пожалуй, именно потроха-то и достаются всегда простому люду. Я должен отметить, что островитяне очень [156] бережливы. Они никогда не выбрасывают то, что может еще годиться в пищу и особенно остатки рыбы и мяса. Вечером вновь нам демонстрировали хеава. Думаю, что эти представления организуются не только для нас, но и для туземцев, великих охотников до зрелищ.

15 сентября, среда. Утром произошли события, которые ясно показали нам, насколько робки и боязливы туземцы. Мы были крайне удивлены, когда на восходе солнца увидели, что у кораблей нет ни одного каное. Оказалось, что, вопреки моим приказам, двое из команды «Адвенчура» ночевали на берегу. Я сразу же решил, что они были ограблены, и, опасаясь возмездия, все туземцы скрылись в лесах.

Для того чтобы убедиться в этом, я с капитаном Фюрно отправился к Орео. Однако вождь со всем своим семейством ушел в неизвестном направлении, и берег был подобен безлюдной пустыне.

Появились оба матроса с «Адвенчура». Они заявили мне, что туземцы не причинили им ни малейшего зла. Однако они не могли объяснить причину своего поспешного бегства с берега. Туземцы, которые осмелились к нам прийти, сообщили, что многие их соплеменники были убиты и ранены из огнестрельного оружия, и показали мне места, где пули задели их кожу.

Я подумал, не произошло ли что-либо из ряда вон выходящее на соседнем острове Отаха, куда была послана команда с наших кораблей. Я отправился на шлюпке вдоль берега в поисках Орео, нашел его с большим трудом и увидел, что он чем-то страшно взволнован.

Оказалось, что туземцы при виде наших шлюпок, следующих к острову Отаха, решили, что часть матросов сбежала от меня. Они боялись, что я буду преследовать мнимых беглецов и открою стрельбу из пушек.

Когда истина открылась, Орео и его приближенные несказанно обрадовались. Как оказалось, ни один из островитян не был ни убит, ни ранен, и тревога, поднятая утром, оказалась ложной.

16 сентября, четверг. Согласие восстановилось, и туземцы утром снова появились на кораблях.

После завтрака я с капитаном Фюрно нанес визит Орео и нашел его в прекрасном состоянии духа.

Обедать он приехал к нам. К этому времени я узнал, что таитянин Порео сбежал, Он был со мной, когда я искал [157] на берегу Орео, а советовал мне не покидать шлюпку. Там он оставался до тех пор, пока вчерашнее недоразумение не выяснилось и ход событий был ему хорошо известен. После этого он исчез. Мне говорили, что его увлекла одна девушка, с которой он вступил в связь.

Вечером наши шлюпки вернулись с берегов Отаха с грузом бананов. Шлюпка эта обошла кругом остров. Путь указывал местный вождь Боба. Туземцы гостеприимно встречали моряков и снабжали их провизией, приглашали в свои хижины. В первую ночь гостей развлекали пьесой, во вторую их покой был потревожен туземцами, которые похитили военное снаряжение. Эта кража заставила моряков применить меры воздействия, и в результате большая часть похищенного была возвращена.

17 сентября, пятница. Пополнив запасы, я решил на следующий день выйти в море и сообщил об этом Орео.

В 4 часа утра начали сниматься с якоря. К этому времени прибыли Орео, его сын и друзья, а с ними множество туземцев в своих каное. Островитяне привезли свиней и фрукты и настойчиво предлагали нам и то и другое в обмен на топоры, говоря при этом: «Я твой друг, возьми же мою свинью и дай мне топор». Но свиней у нас было такое количество, что мы вынуждены были отказаться от заманчивых предложений туземцев. Вероятно, на обоих кораблях было не менее 400 свиней.

Я не сожалел о побеге Порео, так как вместо него взял другого островитянина, юношу лет 17—18 по имени Ойдиде. Он был уроженец соседнего острова Болабола и ближайшим родственником великого Опуни, главного вождя этого острова.

Выйдя из бухты и поставив паруса, мы увидели, что вдогонку за кораблями идет каное, управляемое двумя туземцами. Я приказал лечь в дрейф и дал им возможность приблизиться к нам. Туземцы вручили мне от имени Орео печеные плоды и коренья. Я передал для Орео подарки и взял курс на запад.

Об испанском корабле, посетившем Таити. — Современное состояние островов. — Болезни, обычаи, нравы туземцев. — Ложные представления о туземных женщинах

Вскоре после нашего прихода к берегам Таити, мы узнали, что корабль, по размерам равный «Резолюшн», посетил за три месяца до нас бухту Оухаюруа на юго-восточной оконечности острова и пробыл там около трех недель. Четыре туземца покинули остров с этим кораблем.

Мы предполагали, что это было французское судно, но когда прибыли на мыс Доброй Надежды, выяснили, что на Таити побывал не французский, а испанский корабль, посланный из Америки ⁷³. Таитяне жаловались нам, что матросы этого корабля заразили их болезнью, которая поражает голову, горло и желудок и приводит к смертельному исходу.

Они очень боялись этого недуга и допытывались, страдают ли от него люди на кораблях нашей экспедиции.

Испанский корабль они называли «пахай-но-пеппе» (судно Пеппе), а болезнь, завезенную испанцами, — «апно-пеппе». Венерическую же болезнь они называют «апано-притейн» (британская болезнь), хотя заразили ею туземцев не англичане, а моряки Бугенвиля. Но я уже имел случай упомянуть, что Бугенвиля они считают нашим соотечественником, а любой корабль, который появляется у берегов острова, они принимают за британское судно. [159]

Если бы не сообщения туземцев о том, что венерическая болезнь занесена экспедицией Бугенвиля, и не свидетельство капитана Уоллиса о том, что до его визита на Таити здесь не был известен этот недуг, я невольно пришел бы к заключению, что еще задолго до появления европейцев эта или ей подобные болезни свирепствовали на острове. Ныне от них страдают так же, как и в 1769 г., когда я впервые посетил Таити.

Островитяне уверяют, что им известно лекарство, излечивающее венерические болезни. Быть может, это и так, потому что почти все наши матросы общались с туземными женщинами, а случаев заражения было немного, да и проявлялась болезнь в сравнительно легкой форме. Матросы говорили, что наблюдали это лекарство в действии, но наш лекарь, который специально занимался этим вопросом, не мог установить ничего сколько-нибудь определенного. Здешний народ и до появления европейцев и теперь очень подвержен золотушным заболеваниям, и моряки легко могли смешать одну болезнь с другой.

Еще в 1767 и 1768 гг. на Таити водилось много свиней и домашней птицы. Но в 1773 г. я с большим трудом мог приобрести на острове лишь ничтожное количество кур и свиней. По всей вероятности, все свиньи, которые остались на Таити, принадлежат теперь вождям. Но нас в избытке снабжали всякими плодами, кроме плодов хлебного дерева, сезон которых прошел.

Больше всего мы получили кокосовых орехов и бананов; последние, смешанные с ямсом или другими клубнями, заменяют хлеб. На Таити нам доставляли яблоки и плоды, похожие на персики. Эти последние туземцы называют ахейя. Этот плод встречается на всех островах архипелага, но яблоки я видел лишь на Таити. Они оказались чрезвычайно полезными при излечении цинги.

Из семян, завезенных европейцами, хорошо привились лишь тыквенные. Но островитянам тыква не нравится, что меня вовсе не удивляет.

Резкое уменьшение числа свиней на Таити может быть объяснено двумя причинами: во-первых, значительным спросом на них со стороны многочисленных кораблей, посетивших за последние годы берега острова, и, во-вторых, постоянными войнами между двумя островными королевствами. [160]

С 1767 г. уже было две войны, и хотя сейчас на Таити мир, но отношения между этими королевствами далеко не дружественные. Я до сих пор не понимаю, каковы были причины, вызвавшие последнюю войну и кто победил в ней. Знаю только, что в битве, которая положила конец конфликту, погибло много туземцев-воинов как той, так и другой стороны.

Погиб король страны Опоуреону, Тоутаха, а с ними много других вождей, имена которых мне называли. Тоутаха погребен на родовом кладбище Мараи в округе Опарри. Его мать и ряд других женщин из его рода ныне находятся под опекой Оту, царствующего принца, человека, который не произвел на меня с первого взгляда благоприятного впечатления. Я почти не знаю принца страны Тиаррабу-Вахеатоуа; хотя ему от роду лишь двадцать лет, он важен, как пятидесятилетний мужчина. Его подданные не оказывали ему никаких внешних знаков почтения, но его свита не так уж мала. За ним всегда следует группа пожилых и убеленных сединами мужчин, вероятно, его советников. Таково положение на острове Таити.

Другие острова — Хуахейн, Ульетеа и Отаха — я застал в более цветущем состоянии, чем во время моего первого посещения.

С 1769 г. они наслаждались благами мира, и мне кажется, что нет под небесами народов более счастливых, чем обитатели этих островов.

Природа с избытком дала им все необходимое для безмятежной жизни. Порео говорил мне, что на острове Болабола так же. как и на соседних островах, есть много свиней, птиц, фруктовых деревьев, но Тупиа это отрицал. Противоречие это легко объяснить, если вспомнить, что Порео любил этот остров, который был его родиной, а Тупиа ненавидел всей душой обитателей Болабола.

Обычаи и нравы островитян уже описаны мною в отчете о моем первом плавании. Остается добавить немного. Прежде всего несколько слов о человеческих жертвоприношениях. Однажды в Матаваи на тупапоу (помосте) я увидел труп и рядом с ним куски мяса.

Через своего спутника, удовлетворительно знавшего туземный язык, я начал задавать вопросы. Указывая на различные предметы, которые находились перед моими глазами, я спрашивал, приносят ли в жертву Эатуа [богу], бананы, свиней, птиц, собак и т.д. Один из туземцев, [161] наиболее смышленый и словоохотливый на все эти вопросы отвечал утвердительно. Тогда я спросил его, приносятся ли богу в жертву люди. Он ответил: «Злых людей подвергают бичеванию до тех пор, пока они не испустят дух». Я поинтересовался, можно ли приносить в жертву добрых людей. Он ответил: «Нет, только злых людей». Я спросил: «А если это вождь?» Он ответил, что у вождя для Эатуа есть свиньи. Наконец, я спросил, могут ли участи злых людей подвергнуться тоутоу, т.е. рабы или слуги, не имеющие ни свиней, ни собак, ни кур, но люди добрые. Он снова повторил, что бичеванию подвергаются лишь злые люди.

Туземец, которого я расспрашивал, всеми способами пытался мне объяснить подробности жертвенного обряда, но понять его было трудно, так как никто из нас не знал в совершенстве местного языка.

Впоследствии Омай говорил мне, что островитяне приносят людей в жертву верховному существу.

По его словам, выбор объекта для жертвоприношения зависит от верховного жреца, который при исполнении торжественных обрядов, входит в дом бога и остается там некоторое время в одиночестве. Затем он выходит и сообщает, что видел великого бога и говорил с ним (только верховный жрец имеет эту привилегию) и что бог наметил определенное лицо. Далее называется имя жертвы, всего вероятнее того человека, к кому жрец питает вражду. «Избранника бога» немедленно умерщвляют, а затем уже жрец, если нужно, доказывает, что принесенный в жертву был человеком злым.

Вообще о религии туземцев мы знаем лишь понаслышке (мне лично приходилось, например, наблюдать только похоронные церемонии); и так как язык их изучен еще плохо, то судить об этом предмете в настоящее время еще очень трудно.

Самый распространенный напиток, который употребляют туземцы, приготовляется из корней (а не из листьев, как сказано в отчете о моем первом путешествии) растения, которое носит название ава-ава. Способ приготовления напитков весьма прост, но в то же время вызывает чувство омерзения у европейцев.

Туземцы жуют корни до тех пор, пока они не станут мягкими, а затем сплевывают жвачку в особый сосуд и заливают водой. Жижа с клочками изжеванных корней [162] процеживается через тонкую ткань, и напиток готов. Напиток этот невкусный, терпкий, и крепость его невелика. Корни ава-ава заменяют туземцам табак. Они жуют ава-ава и нередко едят ее, проглатывая целиком изжеванные корни.

На острове Ульетеа ава-ава культивируется особенно интенсивно. На Таити это растение встречается редко. Но питье из ава-ава употребляют повсеместно на архипелаге. Лемэр указывает, что таким же способом, как на острове Общества, приготовляют хмельной напиток туземцы острова Горн.

Совершенно несправедливо обвиняют женщин Таити и островов Общества в том, что все они без исключения готовы за сходную цену отдаться первому встречному мужчине. Добиться благосклонности замужних женщин или состоятельных девушек здесь так же трудно, как и в любой другой стране.

Нельзя также без разбора обвинять всех девушек низшего класса, так как среди них есть много таких, чье поведение не может вызвать никакого упрека.

Проститутки же на островах Общества имеются так же, как и в иных странах, и, может быть, здесь их относительно больше. Это они неизменно ездили на корабли к нашим людям и часто посещали наш пост на берегу. Проститутки запросто общаются с самыми достойными женщинами, и поэтому нам сперва казалось, что распутство на островах — порок общераспространенный. Истина же заключается в том, что женщина, которая становится проституткой, не изгоняется из общества и не теряет своих прав.

Я должен в заключение сказать, что если бы иностранец, побывавший в Англии, пытался составить себе представление об англичанках по тем женщинам, которых он может встретить на борту кораблей в наших портах или в лондонских трущобах, он впал бы в такую же ошибку, как и европейские путешественники на Таити.

Кроме того, я должен признать, что туземные женщины кокетливы, и речь их грешит излишней вольностью; неудивительно поэтому, что они прослыли распутницами.

Географическое положение острова Таити я определил еще в 1769 г. Ныне, во втором путешествии, я лишь уточнил координаты некоторых пунктов.

Комментарии

63. Кук забывает при этом упомянуть о том, что инициаторами «постыдного торга» были не туземцы, а матросы и «джентльмены» — офицеры. Форстер не жалеет язвительных слов, описывая выходки спутников Кука, которые устраивали настоящие охоты за маорийскими женщинами.

64. Остров Питкерн расположен на 25°04' ю.ш. и 130°06' з.д. Площадь его около 5 кв. км. Открыт капитаном Картеретом в 1767 г. и назван так по имени матроса, который первым увидел берег этой земли.

Во время плаваний Картерета и Кука остров был необитаем. В 1790 г. он стал владением взбунтовавшейся команды британского корабля «Баунти». На Питкерн высадилось 8 матросов-англичан и 18 захваченных ими таитян, в том числе 12 женщин. Вскоре матросы перебили всех мужчин-таитян и перерезали друг друга, в живых остался лишь один англичанин Смит, впоследствии присвоивший себе имя Адамса.

Когда, 18 лет спустя, остров Питкерн посетил американский корабль, Адамс был главой, священником и судьей небольшой колонии, состоящей из 8—9 женщин, его жен, и нескольких детей различного возраста. Эта «библейская» история так поразила ханжествующих англичан, что Адамс — несомненный бунтовщик и многоженец и вероятный убийца своих товарищей — получил прощение и был оставлен на острове со всей своей «патриархальной» семьей.

Современные обитатели Питкерна (140 человек) — потомки Адамса — патриарха этой удивительной колонии. В 1839 г. остров был аннексирован Англией. Попытки англичан расселить по островам Океании часть населения Питкерна успехом не увенчались. Подавляющее большинство переселенных неизменно возвращалось обратно. Островитяне управляются выборным советом, председатель которого является в то же время и верховным судьей.

Истинное положение острова Питкерн — 25°3' ю.ш. и 130°8' з.д. Таким образом 1 августа Кук был на расстоянии 4° к востоку от острова. Картерет, как правильно предположил Кук, ошибочно определил долготу острова Питкерн.

65. Острова «Резолюшн», Сомнительный, Фюрно, Чейн (Аниа) расположены в архипелаге Паумоту (Опасный архипелаг Бугенвиля), в его южной и центральной группах. Точно установить, какие именно острова были открыты ранее Бугенвилем и Картеретом невозможно, так как долготные определения в XVIII в. Были неточны, а мелкие островки и отмели в этом архипелаге насчитываются сотнями.

66. Иньям (ямс) (Dioscorea) — многолетнее, большей частью вьющееся растение со съедобными клубнями, богатыми крахмалом, широко распространенное в тропической зоне, особенно в Океании и Индонезии.

67. В переводе сохранена терминология Кука, не отвечающая подлинным значениям титулов туземных вождей, среди которых не было, разумеется, королей в европейском смысле этого слова (прим. 91).

68. Хуахейн — остров в архипелаге Общества, в группе Подветренных островов. Правильнее — Хуахин.

69. Форстер в более сдержанных тонах отзывается об Омае. Он указывает, что в Англии Омай демонстрировался как заморское чудище и что в отличие от таитянина Тупиа он мало тяготился своим более чем двусмысленным положением. Его привлекала внешняя сторона европейской цивилизации и за время пребывания в Англии он мало в чем преуспел.

70. Ульетеа — остров в архипелаге Общества, в группе Подветренных островов. Носит в настоящее время название Райатеа. Площадь — 194 кв. км.

71. Хлебные деревья — деревья из рода Artocarpus семейства тутовых. Имеется до 30 видов хлебных деревьев. В Океании чаще всего встречается вид Artocarpus integrifolia с цельными разделенными листьями, высотой 12—16 м.

Хлебные деревья приносят богатые крахмалом, мучнистые плоды, которые у вышеупомянутого вида достигают веса 20 кг. На островах Океании плоды хлебного дерева — один из важнейших видов пищи. Обычно выбранная из не вполне зрелых плодов мякоть заворачивается в листья и печется на раскаленных камнях. Выпеченные плоды по вкусу напоминают бананы. Плодоносность хлебных деревьев очень велика — одного взрослого дерева достаточно для прокормления в течение года 2—3 человек. Древесина этих деревьев белая и легкая, употребляется на различные поделки для домашнего обихода, точно так же, как кора и лубяные волокна.

72. Кокосовые пальмы — род деревьев из семейства пальмовых, насчитывающий до 20 видов. Самый распространенный вид — обыкновенная кокосовая пальма (Cocos nucifera), тропическое культурное растение, имеет стройный высокий ствол и длинные перистые листья. Плоды кокосовых пальм — кокосовые орехи — имеют твердую скорлупу и межплодник, состоящий из грубых и прочных волокон. В незрелом состоянии плод содержит приятный на вкус и питательный сладковатый сок (кокосовое молоко), которое по мере созревания густеет. В пищу идет и мягкий внутриплодник молодого ореха и плотное маслянистое ядро зрелых плодов — копра, из нее выжимается кокосовое масло. Для туземцев островов Океании кокосовые пальмы — самые ценные и полезные деревья. Листья молодых пальм идут в пищу, древесина употребляется на различные поделки, из соцветий изготовляется пальмовое вино. Волокна плодов идут на циновки, канаты, маты, скорлупа используется как посуда, содержимое же кокосовых орехов, наряду с плодами хлебного дерева и ямсом, является основным видом пищи.

Кокосовые пальмы очень распространены на всех тропических островах Тихого океана, на Малайском архипелаге, в приморских районах Южной Индии и на Цейлоне. Для островных стран кокосовая продукция является значительной, а иногда и важнейшей статьей экспорта.

73. Корабль, о котором упоминает Кук, был действительно испанским судном. Этим кораблем командовал Фелипе Гонсалес, совершивший плавание в Тихий океан по специальному поручению испанского правительства, желавшего утвердить в своем владении по праву первооткрытия земли, на берегах которых побывали в 60-х годах XVIII в. Байрон, Уоллис и Бугенвиль. Гонсалес провозгласил Таити и остров Пасхи владениями испанской короны. Однако Испания не в состоянии была закрепить за собой эти острова и в дальнейшем не пыталась обосноваться на них.

(пер. Я. М. Света)
Текст воспроизведен по изданию: Джемс Кук. Путешествие к Южному полюсу и вокруг света. М. ОГИЗ. 1948