ДЖЕЙМС КУК

ПУТЕШЕСТВИЕ К ЮЖНОМУ ПОЛЮСУ И ВОКРУГ СВЕТА

Глава четвертая

Пребывание в бухте Дюски. — Встречи с туземцами

Место, где мы стали на якорь, оказалось неудобным, и я отправил младшего помощника Пиккерсгила на поиски подходящей стоянки к юго-восточному берегу бухты. Сам же я с этой же целью обследовал противоположный берег, но не нашел ни одного удобного для стоянки пункта.

Пиккерсгил доложил мне по возвращении, что он нашел прекрасную гавань, отвечающую всем нашим требованиям. Удостоверившись, что место, им обнаруженное, лучше всех тех, что были осмотрены мною, я решил на следующее утро отвести туда судно.

Шлюпка, отправленная на рыбную ловлю, доставила много свежей рыбы на ужин. В водах залива водилось множество рыбы, а леса на берегах изобиловали птицами. Таким образом, оставаясь в этой бухте, мы легко могли обеспечить команду свежей пищей. Это соображение, а также и то обстоятельство, что до сих пор ни один мореплаватель не приставал к южным берегам Новой Зеландии, побудило меня остановиться на некоторое время в бухте Дюски.

27 марта, суббота. В 9 часов утра я поднял якорь и при юго-западном ветре направился к гавани Пиккерсгила и вошел в нее через пролив или, точнее говоря, канал, который был лишь вдвое шире нашего корабля. Судно [92] было подведено так близко к берегу, что ветви одного дерева, как будто бы специально для нас посаженного в этом месте, касались шкафута, а ветки других деревьев задевали за раины. Не далее чем в 100 футах от нашей кормы протекал ручей с прекрасной водой.

В лесу было расчищено место для обсерватории, кузницы и для палаток кузнецов, плотников, парусников и бондарей. Необходимо было заняться ремонтными работами, так как многие металлические вещи, паруса и бочки требовали починки и восстановления. Нужно было также заготовить дрова и наполнить на берегу бочки пресней водой. Я распорядился также наварить пива из побегов и листьев дерева, очень похожего на черную американскую сосну.

Вблизи нашей якорной стоянки мы не нашли хорошего пастбища для тех коз и баранов, что оставались на корабле. Трава росла здесь жесткая и грубая. Все же мне казалось, что козы и бараны с жадностью набросятся на нее. Однако они не только не прикасались к этой траве, но и отказывались от более мягкого подножного корма. При внимательном осмотре оказалось, что у животных сильно расшатались зубы. У них были явные признаки застарелой цинги. Из четырех овец и двух баранов только одна овца и один баран выдержали тяжкий переход от мыса Доброй Надежды, но и они были невероятно худы.

28 марта, воскресенье. Офицеры, которые осматривали берега в глубине залива, донесли мне около полудня, что в двух или трех милях от нашей стоянки они видели туземцев, спускающих на воду каное. Немного спустя после прибытия офицеров, мы увидели у одного мыса на расстоянии мили от корабля каное, которое вскоре скрылось за мысом в пелене дождя. Возможно, что они прятались от ливня, потому что как только прояснилось, одно каное показалось вновь и приблизилось к судну на расстояние ружейного выстрела. В каное было семь или восемь человек. Некоторое время они внимательно осматривали нас, а затем двинулись в обратный путь. Несмотря на то, что мы всеми способами старались показать туземцам, что не причиним им зла, они не решались приблизиться к кораблю.

После обеда я спустил две шлюпки и в сопровождении отряда матросов и нескольких офицеров отправился на поиски этих туземцев. [93]

Мы вскоре обнаружили каное на берегу. Оно находилось вблизи двух маленьких хижин, в которых лишь недавно были погашены очаги и висели рыболовные сети. Около хижин и в каное мы нашли свежую рыбу. Людей нигде не было видно. Вероятно, они бежали в лес. Мы пробыли некоторое время на берегу, оставили в лодке разные безделушки (маленькое зеркало, бисер, медали) и направились к входу в бухту.

На обратном пути я снова выходил на берег в том месте, где стояло каное, но, как и прежде, не увидел здесь людей.

Однако туземцы были недалеко, так как до нас доносился запах дыма. Я решил прекратить дальнейшие поиски и не проявлять настойчивости в стремлении как можно скорее сблизиться с ними. Мне хорошо известно, что успешно установить связи с туземцами возможно только в том случае, если место и время встречи предоставить на их собственное усмотрение. К подаркам, оставленным в каное, они, видимо, не прикасались. К тому, что было оставлено им раньше, я добавил топор. К ночи мы вернулись на корабль.

29 марта, понедельник. До полудня шел сильный дождь. Когда дождь прекратился, группа офицеров отправилась в экскурсию на берег бухты, а Форстер и его спутники занялись сбором трав. Обе партии вернулись к вечеру и не сообщили ничего достойного упоминания. Два следующих дня никто не покидал корабль из-за сильных ливней и штормовой погоды.

1 апреля, четверг. После полудня я с несколькими офицерами отправился к стоянке, чтобы посмотреть, взяли ли что-нибудь туземцы. Все было цело. По-видимому, никто из них не подходил к каное в течение этих дней. После успешной охоты на птиц, мы к вечеру вернулись на корабль.

2 апреля, пятница. Погода была хорошая. Клерк, Эджкомбл и оба Форстера отправились на шлюпке на берег бухты в поисках различных произведений природы.

Я в сопровождении Пиккерсгила и Ходжса посетил северо-западный берег бухты. По пути мы убили трех тюленей, и один из них доставил нам немало хлопот.

Пройдя мимо нескольких островов, мы достигли самых северных и самых западных рукавов на берегах бухты, между которыми лежит мыс Пяти Пальцев. [94]

В глубине одного из рукавов или заливов мы обнаружили много уток и других птиц. Подстрелив несколько птиц, мы в 10 часов вечера вернулись на корабль.

Другая группа охотников вернулась за несколько часов до нас. Бывшая с ними черная собака, взя1ая на борт на мысе Доброй Надежды, при первом мушкетном выстреле сбежала в лес и оттуда не возвратилась.

В течение трех следующих дней непрерывные дожди препятствовали нашим экскурсиям.

6 апреля, вторник. Рано утром несколько офицеров направились на охоту в Гусиную бухту (Гуз-Коув), где я уже побывал 2 апреля. Ходже и оба Форстера поехали со мной для обследования берегов; я начал с северного берега и открыл там большую бухту, в которую впадал ручей с хорошей водой. На западной стороне этой бухты видны были небольшие, но очень красивые водопады. Так как берега бухты у водопадов были крутые, то без труда можно было бы подводить судно к самому водопаду и по желобу подавать воду непосредственно на палубу, предварительно установив на ней бочки.

Вечером, возвращаясь на корабль, я увидел трех туземцев — одного мужчину и двух женщин. Они появились на северо-восточной оконечности небольшого острова, который в связи с этим и был мною назван островом Индейцев.

Вероятно, мы прошли бы мимо острова, не заметив туземцев, но наше внимание привлекли призывные крики туземца-мужчины. Он стоял на вершине скалы с дубиной в руках. На некотором расстоянии от него в кустах видны были фигуры обеих женщин, вооруженных копьями.

Мужчина был, видимо, испуган нашим приближением, но ждал нас, не двигаясь с места, и не поднял подарков, которые мы бросили ему на берег.

Я причалил к скале, взобрался на нее, обнял туземца и преподнес ему подарки, которые развеяли все его опасения. Вскоре подошли к нам обе женщины. Бывшие со мной матросы и офицеры также присоединились к нам. Затем, в течение получаса мы болтали с туземцами, почти совершенно не понимая их. Особенно разговорчивой сказалась более молодая женщина, и один из матросов не преминул заметить, что женский язык одинаков в любой части света. Мы пытались одарить их рыбой, но они отказались от нее и дали нам понять, что имеют рыбу в [95] изобилии. Младшая из женщин оказалась первейшей в свете болтуньей и кончила тем, что пустилась перед нами в пляс. Мужчина, однако, вел себя с достоинством и внимательно наблюдал за всеми нашими действиями и поступками. Спустя несколько часов мы вернулись на борт. Вторая партия не встретила на своем пути ничего интересного.

7 апреля, среда. Утром я вновь посетил туземцев, взяв с собой обоих Форстеров и Ходжса. Я подарил островитянам много различных вещей, но они приняли их довольно безразлично и обрадовались лишь топору и гвоздям. Встреча произошла на том же самом месте, что и накануне, но на этот раз мы увидели всю семью.

Она состояла из мужа, его двух жен (так, по крайней мере, мы предположили), девушки, о которой я уже упоминал раньше, мальчика лет 14 и трех малышей. Самый маленький из них был еще грудным младенцем. Все они были привлекательны, исключая одной из женщин, у которой на губе был безобразный нарост. Вероятно, по этой причине туземец-мужчина относился к ней с крайним пренебрежением. Они проводили нас в свое жилище, которое было расположено в лесу, неподалеку от берега. Жили они в двух жалких хижинах — шалашах из древесной коры, огражденных кольями. На берегу небольшой бухты близ хижин стояло двойное каное, достаточно вместительное для того, чтобы принять на борт все семейство. Ходже зарисовал почти всех туземцев, и, наблюдая за его работой, островитяне не раз обращались к нему, часто повторяя слово «тое-тое». Вероятно, так называли они человека, который рисует. Когда мы прощались с туземцами, глава семьи преподнес мне кусок ткани или одежду местного изготовления и некоторые другие мелочи.

Сперва я подумал, что все это он мне дарит, но оказалось, что туземец желал в обмен получить брезент с нашей шлюпки. Понимая, что именно может особенно его обрадовать, я, по возвращении на корабль, распорядился сшить для него плащ из красного сукна. На следующий день шел дождь, и я не съезжал на берег.

9 апреля, пятница. Мы снова поехали к туземцам. Чтобы известить о нашем визите, мы, приближаясь к острову, подняли страшный крик. Однако они не отвечали нам и не вышли навстречу. [96]

Истинную причину подобного поведения я понял, когда мы вошли в шалаш. Оказалось, что все семейство с большим старанием наряжалось. Они намазали маслом и тщательно расчесали волосы, связав их на затылке пучком и украсив перьями. У всех были воткнуты в уши пучки белых перьев.

Они приняли нас стоя, проявляя при встрече необыкновенное радушие. Я подарил главному индейцу красный плащ, и он пришел в такой восторг, что тут же отвязал от пояса паттапатту (оружие из рыбьей кости) и вручил его мне. Пробыв недолго в обществе туземцев, мы отправились дальше и до ночи осматривали берега бухты.

12 апреля, понедельник. Проливные дожди не позволяли продолжать работы. Однако 12-го погода была ясная и тихая, что дало нам возможность выставить для просушки паруса и канаты. Мы с нетерпением ожидали, когда наступит время, благоприятное для сушки снастей, так как в течение всей нашей стоянки ясная погода надолго не устанавливалась.

Форстер и его спутники отправились в ботаническую экскурсию. Около 10 часов утра семейство туземцев отдало нам визит. Видя, что они приближаются к судну с величайшей осторожностью, я направился навстречу им в шлюпке и перешел на борт каное.

Тем не менее я не мог убедить их подойти ближе к кораблю. Они пристали к берегу в устье маленького ручья, который впадал в море вблизи нашего корабля и, устроившись на земле, завязали с нами беседу.

Я велел играть на волынке и флейте и бить в барабан. Ни флейта, ни волынка не произвели на них ни малейшего впечатления. Но звуки барабана возбудили их внимание. Ничто, однако, не могло привлечь их на борт судна. В переговоры же с нами они вступали охотно, и весьма развязно и фамильярно беседовали с офицерами и матросами, которые спустились на берег. К одним морякам они относились с большим уважением, нежели к другим. И мы не без основания решили, что некоторых офицеров и матросов они считают женщинами. К одному из моряков девушка проявляла особую склонность, но лишь до тех пор пока не убедилась, что этот моряк — мужчина. После этого она не желала подпускать его к себе. Возможно, однако, что, заявляя о своем поле, этот человек позволил себе некоторую вольность, что и оттолкнуло от него девушку. [97]

После обеда я отправился с Ходжсом к большому водопаду, который низвергался с вершины горы на южной стороне бухты, одной милей выше нашей стоянки. Ходже зарисовал водопад карандашом, а затем написал его маслом.

13 апреля, вторник. Утром я в сопровождении Форстера отправился обследовать острова и утесы, лежащие у входа в залив.

Мы начали осмотр с юго-восточного берега Якорного острова и нашли здесь узкую закрытую со всех сторон бухту, которую я назвал бухтой Завтрака, ибо на берегу ее под сенью густых деревьев мы расположились для утренней трапезы. Затем мы отправились к островам, что лежали далее в глубине бухты Дюски. По пути видели много тюленей. Охота на них оказалась успешной. Мы убили и взяли в шлюпку 14 тюленей и, вероятно, истребили бы их и больше, если бы нам не мешала сильная зыбь на море.

Затем мы прошли мимо острова Тюленей и, обойдя юго-западную оконечность Якорного острова, вышли в открытое море. Нас так качало, что у многих матросов начался приступ морской болезни. Случайно мы встретили лодку, на которой вышли на охоту наши моряки. Мы перехватили ее в тот миг, когда ее несло прямо на камни. Людей в лодке не было, но я не беспокоился о них, так как догадался, каким образом занесло в эти места лодку. И действительно, мы обнаружили их всех на маленьком острове в Гусиной бухте.

14 апреля, среда. Обследовав северо-западный берег Якорного острова, мы в 7 часов утра вернулись на борт корабля.

19 апреля, понедельник. Вечером 18-го нас еще раз посетили наши друзья-туземцы. 19-го глава семьи и дочь решились, наконец, вступить на борт судна.

Туземец, прежде чем подняться на судно, отошел в сторону, вложил в уши птичью ногу и пучок белых перьев и, отломив зеленую ветвь с близстоящего куста, ударил несколько раз по обшивке судна. При этом он пробормотал какую-то молитву, и нам показалось, что он изъясняется рифмованной речью. Затем он кинул ветвь на якорную цепь и вступил на сходни. Когда туземец произносил заклинание, дочь его, обычно всегда веселая и говорливая, стояла подле него в глубоком раздумье. [98]

Этот обычай провозглашения торжественных заклинаний, несущих мир чужеземцам, распространен повсеместно у туземцев южных морей. Я привел обоих туземцев в каюту, где мы завтракали. Они уселись с нами за общий стол, но ни в коем случае не желали ничего отведать из того, что им предлагали. Мужчина спрашивал, где мы спим; он осматривал все углы каюты, и каждый предмет, который ему встречался, повергал его в изумление. Но при этом было невозможно задержать хотя бы на минуту его внимание на какой бы то ни было вещи. Сотворенное природой и сделанное рукой человека казалось ему предметами одного и того же происхождения. Видимо, мачты и палубы, их крепость и внешний вид особенно привлекали внимание гостя. Еще до вступления на борт корабля он поднес мне кусок ткани и зеленый камень. Такой же лоскут ткани дал он Форстеру. Дочь его, узнав Ходжса, подарила ему лоскут, подобный тем, которые достались мне и Форстеру. Такой обычай известен везде на островах Южного моря, но я до сих пор не знал, что он практикуется и в Новой Зеландии. Я подарил моему гостю топоры и гвозди — предметы, которые в его глазах имели наибольшую ценность.

Взяв в руки эти подарки, он уже никак не мог с ними расстаться. Все же остальные вещи, которые ему дарили, он принимал весьма холодно и при отъезде с корабля забыл даже их взять с собой.

Через некоторое время гостей отвели осматривать пушки, а я отправился с Форстерами и Ходжсом на берег бухты, предварительно отдав старшему помощнику Куперу распоряжение подготовить в условленном месте стоянку для ночлега.

Мы направились вдоль южного берега и к заходу солнца без всяких приключений добрались до излучины в самой глубине бухты, где и заночевали.

20 апреля, вторник. Утром, на рассвете, я на маленькой лодке, взяв с собой Форстера и двух матросов, отправился осматривать излучину внутренней части бухты. Шлюпка же должна была идти вдоль северного берега до установленного пункта встречи. Выйдя из лодки на берег, мы увидели уток. Я подобрался к ним, скрываясь в густом кустарнике, и застрелил одну из них.

В ответ на этот выстрел внезапно раздался дикий крик. Оказывается, рядом с нами были туземцы. Мы ответили им такими же криками и направились к лодке. [99] Продолжая кричать, туземцы пристально следили за нами, но оставались на месте. Лишь впоследствии я понял, что устремиться за нами они не могли, потому что их отделяла от нашей группы река. Кроме того, туземцев было вовсе не так много, как нам это казалось, когда мы прислушивались к их воплям.

Мы продолжали наше путешествие вверх по течению этой реки, по пути стреляя по уткам. Время от времени я слышал в лесу крики и человеческий говор. Вскоре мы увидели на берегу реки мужчину и женщину. Нам не удалось подняться по реке до ее истоков, так как вскоре стало невозможно вести лодку из-за множества камней, которые усеивали русло. Да и течение стало настолько сильным, что грести было трудно.

Мои попытки встретиться с туземцами были безуспешны: чем ближе я подходил к берегу, тем больше они отдалялись от нас в глубь леса. Отлив заставил меня выйти из устья реки, и я возвратился к месту ночлега.

Там мы позавтракали и сели в шлюпку, намереваясь переправиться к кораблю. В тот момент, когда мы собирались отвалить от берега, на противоположной стороне бухты показались двое туземцев. Они призывали нас к себе криками и жестами, и мы решили направиться к ним. Я вышел на берег в сопровождении двух человек. Мы были без оружия. Туземцы стояли с копьями в руках, ярдах в ста от нас. Когда мы двинулись к ним, они начали отходить в глубь берега, но сразу же остановились, когда я, оставив своих спутников, пошел к ним один. Мне не удалось уговорить их положить оружие. Впрочем, один из туземцев, бросив копье, направился мне навстречу. В руках он нес какой-то стебель. Один конец его он дал мне и, продолжая удерживать другой конец стебля, произнес речь, смысла которой я не понял. Эта речь часто прерывалась долгими паузами. Очевидно туземец предоставлял мне время, необходимое для того, чтобы я мог обдумать свой ответ.

Как только я произносил несколько слов, он снова начинал говорить. По окончании этих взаимных приветствий мы поклонились друг другу. Туземец снял с себя свою хаху (род легкого плаща) и набросил ее мне на плечи. После этого акта мир и дружба казались уже утвержденными крепко и надежно. По крайней мере, когда мои спутники подошли ко мне, туземцы не проявили никаких [100] признаков тревоги и приветствовали их тем же способом, что и меня.

Я дал каждому из них по топору и ножу, так как ничего другого при себе не имел: возможно именно подобного рода подарок и был наиболее для них приятным. Во всяком случае пользы от него больше, чем от безделушек.

Они приглашали нас в свое жилище, но, к величайшему сожалению, я не мог воспользоваться этим приглашением, так как начинался отлив, и необходимо было отправиться в путь.

Туземцы проводили нас до шлюпки и помогли стащить ее в воду. Но предварительно они попросили, чтобы мы сняли с кормы ружья. Действие ружей они уже имели случай видеть и ни за что не желали прикоснуться к этим смертоносным орудиям.

Мы не видели у них никакой лодки. С одного берега реки на другой они переправлялись на трех связанных вместе древесных стволах.

Рыбы и птиц в этом месте много, так что туземцам нет необходимости удаляться для охоты или рыбной ловли на большое расстояние от своих жилищ. Соседей же у них мало, и живут они поэтому спокойно. Мне кажется, что на берегах бухты Дюски обитают только три семьи.

В полдень, распростившись с обоими туземцами, мы продолжали осмотр северного берега бухты. Ночь застала нас, когда мы почти закончили свой маршрут. В 8 часов вечера мы прибыли на корабль. Там мне передали, что туземец — наш гость — оставался на борту судна еще долгое время. Он узнал от матросов, что в том месте, где состоялась наша первая встреча, я оставил некоторое количество рыбы и отправился за ней. С тех пор мы уже больше не видели ни самого туземца, ни его семейства. Нас это чрезвычайно удивляло, потому что после каждой встречи с нами он неизменно что-либо получал. Он приобрел 9 или 10 топоров, около сорока больших гвоздей и разные другие вещи.

Обладая всем этим, семья нашего туземца, несомненно, стала богатейшей из всех семейств острова. Одних только топоров они имели больше, чем все остальные жители, вместе взятые.

21 апреля, среда. После полудня я с группой матросов отправился к островам на охоту за тюленями. Высокий прибой позволил нам высадиться лишь в одном месте где [101] мы убили 10 тюленей. Животные эти служат нам для трех целей: их шкуры идут на одежду, жир на освещение, мясо на еду. Потроха тюленей похожи на свиные, мясо же по вкусу немногим уступает говядине.

23 апреля, пятница. Утром Пиккерсгил и Гилберт с двумя матросами отправились в бухту Водопада, на южной стороне залива, чтобы подняться на одну из вершин.

Они достигли ее к двум часам дня и дали нам об этом знать разложив на вершине костер.

К вечеру Пиккерсгил вернулся со своими спутниками на корабль. Он мне сообщил, что с горы видел внутри острова только покрытые снегом цени обрывистых утесов, прорезанных долинами или, точнее, глубокими ущельями.

24 апреля, суббота. Я отвез на берег Гусиной бухты оставшихся у нас на корабле 5 гусей. Я не сомневаюсь в том, что в этом пустынном новозеландском уголке их не истребит рука человека. Со временем эти гуси дадут богатый приплод, и их потомство обогатит животный мир острова. Весь день мы охотились в Гусиной бухте и в ее окрестностях и только в 10 часов вечера возвратились на корабль. Один из моих спутников застрелил белую цаплю, до мельчайших деталей сходную с теми цаплями, что описаны Пеннантом в его «Британской зоологии» ⁵⁹.

Восемь дней подряд удерживалась хорошая погода. Для Новой Зеландии такая погода в эту пору года — большая редкость. Пользуясь этим, мы запаслись водой, проконопатили судно и приготовили все для отплытия.

К вечеру 25-го пошел дождь и продолжался до полудня 26-го.

27 апреля, вторник. Погода была пасмурная. Временами шел дождь. Я отправился с Пиккерсгилом и обоими Форстерами в один из глубоко вдающихся в берега бухты рукавов. Этот рукав я открыл 20 апреля, возвращаясь вдоль северного берега бухты из путешествия в ее самые удаленные от моря части. Пройдя около двух лиг водами этого рукава, я установил, что он сообщается с морем. Этот проход более удобен, чем тот, через который мы прошли в бухту. На обратном пути мы успешно охотились, и по ходя, не отклоняясь от намеченного маршрута, убили 44 птицы

28 апреля, среда. Перенесли на борт палатки и снаряжение, не оставив на берегу ничего. Я распорядился подготовить почву для посева огородных культур. Матросы [102] выжгли в нескольких местах траву, вскопали землю и засеяли ее. Почва не обещала хорошего урожая, но лучшего участка я не нашел. Теперь я ждал лишь попутного ветра для того, чтобы через открытый мною пролив выйти в море.

29 апреля, четверг. В два часа для я приказал поднять якорь. При легком юго-западном ветре я направился внутрь бухты и далее к новому проходу. Однако между восточной оконечностью острова Индейцев и западной оконечностью Долгого острова — в 6 милях к западу от входа в открытый мною пролив — мы попали в штиль.

Пришлось бросить якорь на северной стороне Долгого острова на глубине в 43 фатома.

30 апреля, пятница. Утром снялся с якоря. За целый день при слабом западном ветре едва мог продвинуться на 5 миль.

1 мая, суббота. Весь день мы провели в борьбе с течением, относившим нас к западу. Корабль относило все время назад, и мы вынуждены были бросить якорь на северном берегу Долгого острова в маленькой бухте глубиной 19 фа томов. На ее берегу мы обнаружили две недавно лишь покинутые хижины и неподалеку от них гигантские очаги, подобные тем, что встречаются на островах Общества.

4 мая, вторник. В этой бухте штиль с непрерывным до ждем удержал нас до 4 мая. Вечером мы снялись с якоря и при легком попутном юго-западном ветре достигли входа в пролив. Ветер, однако, скоро стих, и снова мы вынуждены были стать на якорь на глубине 30 фатомов, близ песчаного берега. Для якорной стоянки это место было крайне неудобно.

5 мая, среда. Ночью шел дождь и снег, сопровождавшийся сильным порывистым ветром, порой гремел гром.

С наступлением дня мы увидели, что горы и холмы покрылись снегом. В 2 часа дня подул легкий юго-юго-западный ветер, и, воспользовавшись им, мы при помощи шлюпок вышли в воды пролива, чтобы стать на якорь в более удобном месте. В 8 часов вечера бросили якорь на 60 фатомах глубины в месте, защищенном от волнения небольшим мысом.

6 мая, четверг. Утром я послал Пиккерсгила и обоих Форстеров для обследования второго рукава бухты, который поворачивал к востоку. Сам же я остался на корабле. [103]

Я приказал вынести все вещи из междупалубных помещений и тщательно проветрить и очистить их. Такого рода мерой никогда не следует пренебрегать, особенно во влажном климате.

К ночи ясная погода сменилась штормом. Северо-западный порывистый ветер с дождем заставил нас закрепиться еще на одном якоре и убрать часть парусов.

Плохая погода удерживалась и на следующий день.

8 мая, вторник. М-р Пиккерсгил обследовал рукав, отходящий от берега пролива к востоку. Сам же я посвятил весь этот дождливый день исследованию берегов пролива близ того места, где он соединяется с морем. Мы настреляли 36 птиц, но промокли до костей. Утром 11 мая снялись с якоря в пункте последней стоянки. К полудню корабль при юго-восточном ветре вышел из бухты в открытое море. В момент выхода в море мы находились на 45°34'30" ю.ш.

Описание проливов, ведущих в бухту Дюски. — Сведения о прилегающей к бухте территории, ее обитателях и достопримечательностях

Насколько мне известно, мало имеется в Новой Зеландии мест, где было бы такое обилие припасов, необходимых для мореплавателей, как в бухте Дюски. Поэтому я полагаю, что краткое описание этой бухты и ее берегов будет полезно для моряков и интересно для читателей.

Хотя эта область и далеко в настоящее время от мировых торговых путей, но трудно сказать, какую роль будут со временем играть земли, открытые в наш век ⁶⁰.

Читатель уже знает, что в бухту ведут два пролива: Южный пролив на широте 45°48' между мысом Западным и Файф Фингерс (Пяти Пальцев), названным так потому, что у берегов его выступают подводные камни, расположенные подобно пальцам открытой кисти руки. Этот последний мыс легко можно узнать еще и потому, что он очень выделяется на общем фоне берега. Еще издали бросается в глаза его узкий, ровный, невысокий полуостров, протянувшийся с севера на юг и сплошь покрытый густым лесом.

Через этот пролив нетрудно войти в бухту, так как все опасные места здесь ясно различимы и избежать встречи с ними не составляет труда. Хотя берега бухты в той ее части, которая примыкает к проливу, не всегда доступны, но далее имеется немало мест, удобных для якорных [105] стоянок. Северный пролив расположен на 45°28' ю.ш. в 5 лигах к северу от мыса Пяти Пальцев. Этот пролив не так заметен, как Южный; но поиски его не составят труда, если только иметь в виду, что берег у входа в этот пролив ниже, чем на участке к северу от мыса Пяти Пальцев. Кроме того, у входа в пролив лежит группа островов, и самый западный остров этой группы выше остальных. Я назвал этот остров «Волноломом», так как он защищает Северный пролив от морских волнений, очень сильных в Южном проливе. Лучшая якорная стоянка в Северном проливе находится недалеко от входа в него; неплохие стоянки имеются и в небольших бухтах, за островами, что лежат под юго-восточным берегом.

Вся юго-западная часть острова Тавай-Пунаму, чрезвычайно гориста. Острова и берега покрыты густым лесом; далее в глубь страны взору открываются горные вершины громадной высоты. Всюду высятся гигантские утесы, совершенно обнаженные там, где они не покрыты снегом.

Лесные породы в бухте Дюски весьма разнообразны, как и в других частях этой страны. Здесь встречается корабельный и строевой лес, а также ценные породы для тонких столярных работ. Только на берегах реки Темзы видел я лес такого же превосходного качества, как в бухте Дюски. Чаще всего здесь и там встречается дерево, сходное с американской елью. Высота этих деревьев достигает 60, 80 и даже 100 футов а в обхвате более крупные из них имеют 8—10 футов. Таким образом из одного такого дерева можно с успехом изготовить грот-мачту для пятидесятипушечного корабля.

В бухте Дюски, как и во всех других частях Новой Зеландии, много ароматических деревьев и кустарников, главным образом миртовых, но я не нашел ни одного дерева которое давало бы съедобные плоды.

Нередко стволы деревьев густо переплетены лианами, и тогда трудно бывает пробиться через лесную чащу. Лианы же часто достигают 50—60 фатомов в длину. Почва в лесах повсеместно темная, порой болотистая. В значительной части она состоит из остатков перегнивших растений. Почва настолько рыхлая, что корни деревьев слабо удерживаются в ней. Этим объясняется огромное количество бурелома даже в самой густой части леса. Обычно пространство между деревьями покрыто мхами и [106] папоротниками различных видов. Трав мало, за исключением льна или конопли и нескольких других видов, да и те, которые встречаются, кроме водяного креса и разновидности сельдерея, совершенно несъедобны. Зато необычайно богаты рыбой воды бухты. Попадаются здесь виды, совершенно неизвестные в Европе, есть рыбы, подобные тем, что вылавливаются на северных берегах Новой Зеландии, но более вкусные. В числе последних следует упомянуть рыбку, которую мы назвали «капустной». С ней ни по величине, ни по вкусу не может сравниться ни одна из тех рыб, что мы употребляли в пищу во время плавания в южных морях.

Немало на берегах бухты ракообразных. Из земноводных здесь встречаются лишь тюлени. Целые стада их не раз видели на островах, которые лежат у входа в бухту и на берегах бухты.

Мы установили, что здесь водится 5 видов уток, причем некоторые из них встретились нам впервые.

Самые крупные по величине равны мускусным уткам и отличаются необыкновенно красивым и ярким оперением. Мы прозвали этих уток «расписными». У самцов и у самок на каждом крыле имеется по белому пятну. У самок головка и шея белые.

Утки второго вида бурые. На крыльях они несут перья с зеленым отливом. Величиной они с обыкновенную английскую домашнюю утку.

Третьего вида утки серовато-голубого цвета названы нами «свистящими утками», так как они издают при полете пронзительный крик, несколько напоминающий свист. Отличительной особенностью их является клюв, мягкий на конце.

Во внутренней части бухты нам изредка попадались небольшие утки серого цвета с более темными перьями на спине, чем на брюшке. У самцов голова украшена красным гребнем, хвост пучком белых перьев, а клюв и лапы имеют свинцовую окраску.

Наконец последний, пятый вид уток представлен особями, сходными с чирками, так часто встречающимися в Англии. Прочие лесные и морские птицы окрестностей бухты Дюски встречаются также и в других местах Новой Зеландии.

Только водяная курочка и синий буревестник попадаются в бухте Дюски чаще, чем где бы то ни было на [108] территории Новой Зеландии. Быть может, я не видел водяных курочек в других частях новозеландского побережья, потому что они не могут летать и предпочитают густые чащи лесов открытым местам. Они совершенно не боятся людей и подпускают охотника так близко, что не составляет труда убивать их палками.

Возможно, что туземцы уже перебили большую часть этих птиц. Похожи они на обыкновенных кур и почти топ же величины. Все они имеют темно-бурую или нечисто-черную окраску. Мясо их очень вкусно, особенно для приготовления фрикасе и начинки для пирогов.

Из мелких птиц достойны упоминания бородатая птица, птица поэ и веерохвостка.

Так как они не описаны ни одним из путешественников, ранее меня посещавших Новую Зеландию, я считаю необходимым дать краткое описание этих птиц.

Бородатая птица (один из видов лоскутных ворон) названа так потому, что она имеет с каждой стороны клюва два нароста темно-желтого или оранжевого цвета, по величине равных бородке обыкновенного петуха. У этой птицы короткий и толстый клюв и темно-серое оперение. Птица поэ меньше бородатой птицы. Перья ее прекрасного синего цвета, шея серебристая, и она имеет два-три белых пятна у корней крыльев. Два ослепительно белых, витых пера висят у нее по обеим сторонам головы. Туземцы на Таити называют эти перья поэ (серьги). По этому отличительному признаку мы и дали ей название. Птица поэ обладает не только великолепным оперением, но и мягким и нежным голосом. Мясо ее превосходно на вкус. Жареная птица поэ — наилучший деликатес, который могут дать леса Новой Зеландии.

Веерохвостки бывают разных видов. Самые красивые величиной с лесной орех, имеют роскошный хвост из разноцветных перьев. Распускаясь, хвост образует почти полный полукруг диаметром 4—5 дюймов.

Дня через 4 после того, как мы прибыли на стоянку в бухте Пиккерсгила, три или четыре матроса при расчистке места для палаток увидели четвероногое животное. Каждый из них описал мне этого зверя по-разному. Однако все они утверждали, что он был величиной с кошку, коротколапый, мышиного цвета. Матрос, который был ближе всего от зверя, говорил мне, что он имеет пушистый хвост и по виду напоминает шакала. Вернее всего, что это новый вид. [110]

Самые злобные создания здесь — маленькие черные песчаные мухи. Более надоедливых и многочисленных тварей я еще нигде не встречал. Их укусы вызывают нестерпимый зуд и опухоли, и, так как нельзя не удержаться от того, чтобы не расчесывать тело, оно в конце концов покрывается язвами, похожими на оспенные.

Дожди — форменное бедствие бухты Дюски. Возможно, они идут беспрестанно именно в то время года, когда мы там были, но само положение этой бухты, близость гор и высота берегов свидетельствуют о том, что ненастье здесь — явление обычное для любого сезона.

Матросы хотя и находились все время под дождем, но отлично переносили это неудобство. Более того, во время пребывания на берегу многие из них почувствовали себя много лучше, чем раньше, и набрались здоровья, сил и бодрости. Думаю, что на них благодетельно подействовали свежая пища и здоровый воздух нашей лесной стоянки.

Пиво, которое матросы варили из побегов американской ели, оказалось чрезвычайно крепким, и к нему для вкуса мы стали подмешивать чайную траву (растение, обнаруженное мною в Новой Зеландии во время первого путешествия). Эта трава растет главным образом в сухих местах близ берега. Вкуснее и приятнее отвар из свежих листьев чайной травы. Чересчур крепко настоенный отвар вызывал, однако, у некоторых рвоту.

Обитатели бухты сходны с жителями других частей этой страны, говорят на том же языке и имеют те же обычаи. Они преподносят подарки чужеземцам раньше, нежели получают что-либо от последних, и этим более всех новозеландцы напоминают жителей островов Таити.

Нелегко объяснить, какие причины побудили те три или четыре семейства, которые мы встретили на берегах бухты, поселиться так далеко от своих соплеменников. Мы видели очень мало людей, и у нас создалось впечатление, что Южный остров слабо заселен. Но следов пребывания человека в различных пунктах побережья мы нашли множество, что позволяет сделать заключение о бродячем образе жизни туземцев. И судя по некоторым косвенным признакам, семьи, обитающие здесь, не очень дружелюбно относятся друг к другу. В самом деле, если это не так, то почему же они не объединяются? Ведь не только люди, но и животные имеют к этому большую склонность.

Переход от бухты Дюски до пролива Королевы Шарлотты. — Описание водяных смерчей. — Встреча «Резолюшн» с «Адвенчуром».

Я вышел из бухты Дюски 11 мая 1773 г. и направился к берегам пролива Королевы Шарлотты, где надеялся встретить «Адвенчур».

17 мая, понедельник. 17 мая в 4 часа дня в трех лигах к западу от мыса Стивн мы наблюдали исполинские смерчи. До четырех часов небо было ясно, дул слабый ветер. Затем большую часть неба заволокли черные, густые тучи, предвещавшие бурю. Поэтому мы убрали все паруса. На море выросло шесть гигантских водяных столбов, четыре смерча возникли и исчезли между нами и землей, т.е. к юго-западу от нас; пятый — к северо-востоку от нас. Шестой появился сначала на юго-западе на расстоянии 2—3 миль от нас и пронесся на северо-восток всего лишь в 50 ярдах от кормы, не причинив кораблю никакого вреда.

Диаметр основания этого водяного столба имел, насколько я мог судить, 50—60 футов. Море на этом пространстве сильно волновалось и вздымало на огромную высоту пенистые валы. Матросы говорили мне, что видели в этом вихре птицу, которая, кувыркаясь в бешеном воздушном потоке, тщетно пыталась подняться вверх. Ветер все время менял направление, хмурое, темное небо источало редкие, но необыкновенно крупные капли дождя.

Смерчи двигались по кривым линиям, часто меняя [112] направление, иногда сталкиваясь друг с другом. Сперва в том месте, где образуется смерч, замечается сильное волнение, и в этот момент наблюдателю кажется, что к морю спускается от облаков воронкообразный воздушный столб. Я подчеркиваю слово «кажется», ибо на самом деле возникновению воздушного столба предшествует вздымание от поверхности моря столба водяного. Быть может, потому, что столб этот на первых порах невелик, создается впечатление, что не море подымается к облакам, а темная воздушная воронка опускается вниз к воде.

По мере движения нижняя часть водяного столба сперва быстро увеличивается в диаметре, а затем начинает постепенно утончаться, до тех пор, пока не исчезает совершенно.

Верхняя воздушная часть смерча еще некоторое время ясно различима, а затем облака втягивают и поглощают ее. Водяные столбы иногда вертикальны, иногда наклонны. Порой смерчи имеют причудливую криволинейную форму. Говорят, что пушечным выстрелом можно рассеять смерч. К сожалению, мне не удалось проверить это на практике, так как смерчи возникли и исчезли так быстро, что не было возможности изготовить к стрельбе корабельные пушки.

При переходе от мыса Феруел до мыса Стивн я имел возможность осмотреть берега более внимательно, чем во время первого путешествия. Я обнаружил в 6 лигах к востоку от мыса Феруел обширный залив, отделенный от моря низкой косой. Вероятно, именно в этом заливе бросил якорь 18 декабря 1642 г. Тасман. В таком случае я обнаружил тот самый залив, который Тасман назвал Бухтой Убийц, потому что здесь был убит туземцами один из его матросов.

18 мая, вторник. Утром вступили в пролив Королевы Шарлотты и нашли у берегов его «Адвенчур», который еще издали стал подавать нам сигналы. Эта встреча несказанно обрадовала всех нас. В полдень прибыл на борт моего корабля с «Адвенчура» Кемп, первый помощник капитана Фюрно и донес мне, что они ожидают меня здесь уже около шести недель. В 6 часов вечера мы вошли в бухту, где стоял «Адвенчур», и бросили якорь. Оба корабля обменялись приветственными пушечными салютами.

Капитан Фюрно явился на борт «Резолюшн» и вручил мне подробный отчет о том, что произошло с «Адвенчуром» с момента нашей разлуки до дня встречи.

Седьмого февраля, когда мы находились в двух милях позади «Резолюшн», ветер перешел к западу, принес густой туман, который скрыл от нас головной корабль. Вскоре мы услышали и, как нам показалось, слева от судна, пушечный выстрел. Я взял курс на юго-восток и приказал через каждые полчаса стрелять из 4-фунтового фальконета. Но ответа не было, и я поэтому решил идти прежним курсом.

К вечеру туман рассеялся, но, к моему величайшему прискорбию, «Резолюшн» не было видно. В течение трех дней я крейсировал в том месте, где потерял ив виду «Резолюшн», а затем через совершенно неизвестную часть океана направился к зимней стоянке к берегам Новой Зеландии, которая отстояла от нас на 1 400 лиг. Так как запасы пресной воды иссякали, я ограничил выдачу ее одной квартой в день на каждого человека.

Я следовал между 52 и 53° ю.ш. на восток. Ветер большей частью был западный, очень сильный, со шквалами и мокрым снегом при большом волнении с юго-запада; из этого я заключил, что на юго-западе нет земли.

26 февраля, пятница. Вечером наблюдали падение необыкновенно яркого метеорита. Небо было озарено сиянием, подобным северному, и мы любовались им несколько ночей подряд. [114]

Любопытно, что плавающие льдины ни разу не встречались с момента разлуки с «Резолюшн», хотя корабль шел на 2—3 градуса южнее той широты, на которой мы впервые увидели льды.

Морские птицы все время сопровождали судно. Часто мы видели морских свиней оригинальной расцветки — шкура их была покрыта белыми и черными пятнами.

1 марта, понедельник. Человек, который вел наблюдение с грот-мачты, встревожил всех нас возгласами о земле, будто бы видной с левого борта. Сообщение это вызвало всеобщую радость, но, на наше горе, мы вскоре понесли разочарование: то, что мы приняли за землю, оказалось лишь облаками, которые рассеялись, когда мы стали приближаться к ним. Мы приняли курс к земле, показанной на картах под именем Вандименовой. Эта земля открыта Тасманом в 1642 г. и лежит на 44° ю.ш. и 140° в.д. и, как предполагают, соединяется с Новой Голландией ⁶¹.

9 марта, вторник, 9-го в 5 часов пополудни на 43°57' ю.ш. и 145°36' в.д. мы заметили на северо-северо-востоке на расстоянии 8 или 9 лиг землю.

Вдоль берега ее тянулись две параллельные цепи холмов, ближайшая к морю цепь была сравнительно низкой. Нам показалось, что на северо-западе лежит группа островов или мыс, в который глубоко и в разных местах вдавалось море; но в тумане очертания этой земли были неясны, и мы не могли установить, соединяется ли этот участок суши с берегом, замеченным на северо-северо-востоке. Именно к этому берегу я решил подойти. Когда расстояние между кораблем и берегом уменьшилось до 3—4 лиг, мыс, о котором я упоминал, остался на севере от нас. По форме он походил на мыс Ремсхед у входа в Плимутскую бухту. Я полагаю, что этот тот самый мыс, который Тасман называл Южным.

К востоко-юго-востоку от Южного мыса я увидел три острова, о которых не упоминает Тасман и которые не показаны на карте.

Миновав эти острова, мы убедились, что берег лежит на северо-востоке и юго-западе. Он круто подымался над морем, пристать к нему было нелегко из-за противного западного ветра. Местность здесь холмистая покрыта лесом, берег крутой, скалистый, мало доступный; постоянно дующий западный ветер разводит сильную волну, смывающую песок. Мы не видели здесь людей. [116]

10 марта, среда. Утро было тихое, и корабль находился на расстоянии около 4 миль от берега. Я послал на поиски удобной якорной стоянки второго помощника.

Только во втором часу дня шлюпка вернулась, и мне было доложено, что удалось, несмотря на значительные трудности, высадиться на берег. Там видны были в нескольких местах следы пребывания туземцев, а в одном пункте они были совсем недавно. В этом месте еще горел костер, и вокруг него было разбросано много скорлупок от рачьих панцирей. Эти скорлупы, а также обгорелые палки и зеленые обломанные ветви были привезены на корабль.

От места, где горел костер, шла тропа в лес, вероятно, к жилищам туземцев. Из-за дурной погоды не удалось обследовать эту дорогу.

Почва на берегу кажется плодородной. Страна покрыта лесом (особенно лесисты склоны холмов) и богата водами. Ручьи сбегают красивыми каскадами со скал высотой в 200 или 300 фут., круто обрывающихся к морю.

Однако нигде вдоль берега нельзя найти безопасную якорную стоянку.

Я взял курс к заливу Фридриха-Генриха, следуя в северо-восточном направлении. В три часа мы подошли к крайней западной оконечности залива, названного Тасманом бухтой Бурь. У входа в залив лежит несколько голых черных утесов, которые я назвал «монахами». От «монахов» берег залива на участке в 4 лиги идет к северо-востоку.

В 7 часов вечера, обойдя высокий мыс, в северной части залива мы бросили якорь на глубине 10 фатомов и на песчаном грунте, при входе в весьма удобную бухту на 147°34' в.д. и 43°20' ю.ш.

Сперва я думал, что мы вошли в залив Фридриха-Генриха и лишь спустя некоторое время установил, что этот залив лежит на 5 миль к северу от нашей бухты, которая расположена, таким образом, между упомянутым заливом и бухтой Бурь.

11 марта, четверг. На рассвете я отправил штурмана на берег с тем, чтобы он промерил бухту и нашел место, удобное для взятия пресной воды.

В 8 часов он вернулся и доложил мне, что обнаружил прекрасную гавань с безопасным грунтом, глубиной от 5 до 18 фатомов, В этой гавани в 7 часов вечера мы бросили [117] якорь на глубине 7 фатомов, имея, северную оконечность бухты на северо-северо-востоке.

Вероятно, именно эта оконечность и есть Тасманс-Хед (Тасманова голова). Остров, расположенный у входа в бухту, близ ее южного берега, я назвал островом Пингвинов (так как здесь мы поймали птицу этой породы весьма странного вида). Бухта замыкается с моря островом Марии, лежащим в 6 лигах от входа в нее. Я назвал этот обширный залив бухтой Адвенчур.

В бухте Адвенчур мы стояли пять дней и за это время запаслись дровами и пресной водой и привели в порядок снасти. Местность по берегам бухты чудесная. Почва здесь темная, очень плодородная, склоны холмов покрыты густыми лесами, в которых растут огромные вечнозеленые деревья.

Я обратил внимание на то, что эти деревья достигают значительной высоты прежде, нежели ствол их выпускает боковые ветки. Они отличаются от вечнозеленых деревьев, которые я видел в других странах. Древесина их очень хрупка и легко колется. Я обнаружил здесь только два вида деревьев. Один легко можно узнать по длинным и узким листьям и семенам в виде пуговок с очень приятным запахом; листья второго похожи на лавровые, с семенами, как у белого боярышника, с приятным пряным запахом. Смола этого дерева, по мнению нашего лекаря, напоминает гуммилак. Стволы деревьев в нижней части обычно сильно обожжены. Это объясняется тем, что туземцы, прокладывая дороги через чащи, выжигают молодую поросль и кустарник.

Из птиц, которых мы видели, одна напоминает ворону, она вся черная, только концы крыльев и хвоста у нее белые, а клюв очень длинный и острый. Один офицер убил белую птицу величиной с орла. Встречаются здесь также попугаи и различные мелкие птицы. Из водоплавающих птиц водятся в этих местах утки и чирки.

Четвероногих мы не видели, за исключением лишь одного опоссума ⁶², но нам нередко попадались следы каких-то животных, возможно диких коз.

Рыбой воды бухты бедны. Встречаются тут акулы и хищные пятнистые рыбы, подобные акулам. Матросы называют их «кормилицами». Туземцев за время пребывания в бухте мы не встречали, но не раз видели огни и дым милях в 8 или 10 к северу от якорной стоянки. [118]

Но, очевидно, бухту эту часто посещают люди. Во многих местах мы находили покинутые хижины, а в них огнива, труты из древесной коры и мешки или сети, которые употребляются, вероятно, для переноски в них различных припасов и снаряжения.

В одной из хижин мы обнаружили копье с кремневым наконечником. Мы взяли с собой все эти предметы и оставили в хижинах монеты, гвозди, пустые бочки и ружейные кремни.

Мне кажется, что туземцы не имеют представления о металлах. Живут они в круглых хижинах, которые сооружаются из кольев. Утолщенные концы кольев втыкаются в землю, сходящиеся же вверху тонкие концы связываются травой. Этот каркас покрывается листьями и мелкими ветками и слоем земли. Эти хижины настолько убоги и жалки, что не могут предохранить их обитателей от дождя и ветра.

Место для очага расположено посредине и по краям выложено осколками раковин, рыбьей шелухой и обломками панцирей ракообразных. Возможно, что раки — это основной род пищи туземцев.

Мне кажется, что туземцы не имеют постоянных жилищ. Их хижины приспособлены лишь для кратковременного пребывания и рассчитаны на три или на четыре человека. Я не видел, чтобы где-нибудь группировалось более четырех хижин.

Замечательно, что мы не видели никаких следов каное или других лодок. Видимо, туземцы не имеют ни малейшего понятия о них. Одним словом, люди, которые живут здесь, крайне невежественны и бедны, хотя могли бы на этой земле, плодородной и благодатной, обеспечить себя всем необходимым и жить в довольстве, пользуясь щедротами лучшего в мире климата.

Мы не обнаружили никаких признаков металлов в горных породах побережья.

16 марта, вторник. Пополнив запасы дров и воды, мы вышли из бухты Адвенчур, намереваясь идти далее вдоль берега до земли, что видел капитан Кук, и установить, соединяется ли Вандименова Земля с Новой Голландией. 16-го прошли острова Марии; так они названы Тасманом, но, кажется, что это — часть Большой Земли.

17 марта, среда. Пройдя острова Шутена, мы направились к берегу Вандименовой Земли и шли на расстоянии [119] 2 или 3 лиг от него. По-видимому, берег этот плотно заселен; везде вдоль него мы видели огни. Вид берегов, низких и ровных, довольно приятный. Однако нигде нет признаков гавани или бухты, где корабль мог бы безопасно бросить якорь. Погода была плохая, дул сильный ветер, и мы не могли спустить шлюпку и сделать высадку на берег, чтобы познакомиться с местными жителями.

На 40°50' ю.ш. берег отклонился к западу, образуя, по всей вероятности, глубокий залив. С палубы видны были огни на островах, что лежали за линией берега.

В промежутке между 40°50' ю.ш. и 39°50' ю.ш. мы не видели ничего, кроме отмелей и островов. Берега этих островов были высокие, скалистые и бесплодные.

19 марта, пятница. В течение трех дней следовал вдоль берегов Вандименовой Земли на север.

19-го на 40°30' ю.ш. в полумиле от корабля показались рифы, глубина упала до 8 фатомов. Я взял курс мористее и на участке от 39°50' ю.ш. до 39° ю.ш. шел мелководьем, не видя земли.

На 39° ю.ш. увидели берег и снова вынуждены были удалиться в открытое море, так как плавание близ берега среди подводных камней при глубинах 5—10 фатомов было чревато опасностями.

Берег между бухтой Адвенчур и пунктом на 39° ю.ш., от которого я свернул к Новой Зеландии, протягивается почти в меридиональном направлении на 75 лиг. Мне кажется, что между Вандименовой Землей и Новой Голландией нет пролива. Вероятно, имеется лишь глубоко вдающийся в сушу залив. Далее к северу я не мог следовать, так как дули противные ветры. Поэтому я взял курс на восток, к берегам Новой Зеландии.

24 марта, среда. 24-го нас застиг суровый шквал, который заставил убавить паруса. Волны разбили большую шлюпку и сорвали с места еще одну меньших размеров, которая была бы смыта за борт, если бы мы с большим трудом не спасли ее. Волнение продолжалось 12 часов, после чего установилась более спокойная, переменная погода. По мере приближения к земле погода становилась все более дождливая и туманная.

На 40°30' ю.ш. в 34 градусах к востоку от бухты Адвенчур показались берега Новой Зеландии.

Во время перехода от Вандименовой Земли к Новой Зеландии часто дули южные ветры, и я опасался, что они [120] воспрепятствуют мне достичь пролива Королевы Шарлотты, вынудив меня проследовать к основу Георга. Советую всем мореплавателям, когда им случится быть в этих водах, держать к югу при южных и юго-восточных ветрах, особенно в виду берегов.

Берега, к которым мы подошли, оказались высокими и обрывистыми. Горные кручи, разорванные цепи утесов и скал, вздымались всюду, куда ни обращался наш взор.

3 апреля, суббота. Вдоль этого берега я шел на север и 3 апреля в полдень достиг мыса Феруел — южной оконечности западного берега пролива.

В 8 часов мы вошли в пролив и до полночи держали на северо-восток, а затем легли в дрейф на глубине от 45 до 58 фатомов.

4 апреля, воскресенье. С наступлением зари я поставил паруса и направился на юго-восток.

5 апреля, понедельник. В половине третьего пополудни бросили якорь в трех милях от мыса Джексон. В 8 часов вечера отправились далее и утром 6-го вошли в пролив Королевы Шарлотты.

7 апреля, среда. 7 апреля около 5 часов утра стали на якорь в Корабельной бухте у берегов острова Мотуара на глубине 10 фатомов и глинистом грунте. Ночью слышали на противоположном берегу пролива собачий лай и человеческие крики.

На протяжении двух дней команда расчищала на острове Мотуара место для мастерских и лазарета, на корабле было несколько больных и среди них лица, страдающие тяжелой формой цинги.

На самом высоком месте мы нашли столб, водруженный здесь капитаном Куком во время его первого путешествия.

9 апреля, пятница. 9-го нас посетили туземцы. Они подошли к кораблю на трех каное, было их человек шестнадцать. Мы очень нуждались в свежей рыбе и для того, чтобы получить ее от туземцев, дали им предварительно различные вещи, при виде которых островитяне пришли в восторг.

Один из наших мидшипменов заметил, что туземцы пытаются что-то от нас спрятать. Он проявил любопытство и настойчивость и к величайшему своему удивлению нашел совсем еще недавно отрубленную от туловища человеческую голову. [121]

Туземцы, должно быть, опасались, что мы отнимем у них этот трофей, а владелец отрубленной головы испугался еще больше, чем его соплеменники. Он боялся, что его накажут, так как хорошо помнил, что капитан Кук с негодованием и омерзением относился к варварскому обычаю коллекционирования человеческих голов. Они спрятали голову и знаками пытались убедить нас, что никогда вообще ее не имели.

Они спрашивали матросов о судьбе таитянина Тупиа, которого Кук взял с собой во время первого путешествия. Тупиа умер в Батавии, когда им об этом сказали, многие были заметно опечалены. Им хотелось узнать, умер ли Тупиа своей смертью или же был убит нами.

По характеру этих вопросов я заключил, что имею дело именно с тем же племенем, которое видел капитан Кук.

После полудня они привезли нам рыбу и корни папоротника и получили за это гвозди и разные безделушки.

Гвозди они ценили больше всего. Зная ряд слов на их языке, мы называли им различные предметы и повергали их этим в изумление. За это они охотнее давали нам рыбу.

10 апреля, суббота. Утром к нам явилось 50 или 60 туземцев во главе с вождем на пяти каное. Они усердно меняли свою одежду, воинские доспехи и каменные топоры на гвозди и бутылки.

Старейшины и наиболее именитые туземцы поднялись на корабль и ни за что не хотели покинуть его, когда это было им предложено. Но как только матросы показали им ружья с примкнутыми штыками, они немедленно бросились в каное. Посещение нашего корабля вскоре вошло у них в привычку. Ежедневно они приплывали в своих каное и привозили нам рыбу, получая взамен гвозди, бусы и всевозможные безделушки. Они не проявляли никаких признаков вражды к нам.

Наш астроном расположился с надежным караулом на маленьком островке Хиппа, который соединяется с Мотуарой во время отлива.

Там он обнаружил развалины туземного укрепления. Углубив пещеры, в которых ранее жили островитяне, матросы отлично приспособили их для жилья. Как только были закончены эти работы, мы перевели «Адвенчур» [122] несколько далее в глубь бухты, свезли на берег все, что загружало палубы и начали основательно готовиться к зимовке.

11 мая, вторник. 11 мая было отмечено два сильных подземных толчка. Землетрясение не принесло нам, однако, никакого ущерба.

17 мая, понедельник. К величайшей радости всего экипажа вновь соединились с «Резолюшн».

Комментарии

58. Южное сияние. Подобно северному сиянию, южное сияние — обычное явление в высоких широтах. Наиболее часто оно наблюдается вблизи магнитного и географического полюсов. Спутники Кука наблюдали сияния лучистой структуры, с которыми обычно бывают связаны сильные магнитные бури.

59. Пеннант Томас (1726—1788) — английский натуралист, автор трудов «Британская зоология» (1766) и «История четвероногих» (1781). Исследователь Шотландии и Уэльса.

60. Кук, описывая берега Новой Зеландии, отчетливо представляет себе, какое значение может приобрести эта земля в будущем. Как пионер британской колонизации, он прежде всего обращает внимание на возможность использования бухты Дюски для стоянок флота и на естественные ресурсы окружающей ее местности. Данные Кука — это материалы рекогносцировки специального назначения, и сам Кук отнюдь не беспристрастный и бескорыстный ученый-исследователь, а опытный оценщик, который в своей деятельности руководствуется соображениями практической выгоды и британскими государственными интересами.

61. Вандименова земля (Тасмания) — остров у юго-восточного побережья Австралии, отделенный от него Бассовым проливом. Открыт в 1642 г. Тасманом и назван Вандименовой Землей, по имени генерал-губернатора Голландской Ост-Индии Ван-Димена. Тасман и другие мореплаватели XVIII в. (в том числе и Кук) считали Вандименову Землю частью Австралии. Островное положение Вандименовой Земли было установлено лишь в 1798 г. Бассом и Флиндерсом. Современное название острова — Тасмания — установилось в середине XIX столетия.

Коренное население Тасмании было полностью истреблено англичанами в первой половине XIX ст. Европейские колонисты охотились на тасманийцев, как на диких зверей. В 1876 г. умерла последняя тасманийка. Обитатели Тасмании относились к этнической группе, стоящей на крайне низком уровне развития. Тасманийская культура может быть отнесена к стадии верхнего палеолита, а тасманийские орудия труда и оружие ограничиваются каменными рубилами и режущими орудиями, деревянными копьями, дротиками и палками. Огонь тасманийцы добывали трением. Они обитали в легких шалашах из камышовых веток и древесной коры или в выжженных внутри дуплах деревьев, нередко ограничивались только заслонами от ветра. Вели бродячий образ жизни. Источником их существования были охота, рыболовство и сбор дикорастущих плодов и морепродуктов. Рыбу тасманийцы ловили руками или корзинами, но, по-видимому, им были известны сети и примитивные рыболовные крючки.

Они не знали глиняной посуды и варили пищу, по-видимому, с помощью раскаленных камней. Тасманийцы находились на стадии раннего родового строя и делились на небольшие группы, которые занимали строго определенные территории.

Антропологически тасманийцы резко отличались от австралийцев: их отличительные черты — шерстистые волосы, нос широкий, но не плоский, губи средней толщины. Есть предположение, что тасманийцы — древнейшая коренная этническая группа в Океании, которая благодаря изолированному положению их острова подверглась наименьшему влиянию миграционных потоков, захвативших в своем движении к югу всю Австралазию.

Ван-Димен Антон (1593—1645) — генерал-губернатор Голландской Индии, одна из колоритнейших фигур в истории голландской колонизации заморских земель. В молодости вел полную приключений жизнь в Голландии, бежал от преследования кредиторов на остров Яву, был мелким служащим Голландской Ост-Индской компании. Быстро выдвинулся, в 1626 г. стал членом совета Компании, а десять лет спустя был назначен генерал-губернатором Индии (азиатских владений Голландии).

Ван-Димен решительно и последовательно проводил политику бесцеремонных захватов новых территорий в Азии и в жестокости и вероломстве далеко превзошел всех своих предшественников.

Тасману Ван-Димен оказывал постоянную поддержку. По инициативе Ван-Димена были снаряжены тасмановские экспедиции 1639 г. и 1642 г. Именем Ван-Димена Тасман назвал открытую им в 1642 г. землю, впоследствии переименованную в Тасманию.

62. Опоссум (сумчатая мышь) — сумчатое животное, живущее на деревьях. Водится в Австралии и Тасмании. Различные виды опоссумов встречаются также в Америке.

(пер. Я. М. Света)
Текст воспроизведен по изданию: Джемс Кук. Путешествие к Южному полюсу и вокруг света. М. ОГИЗ. 1948