|
ЛУИ АНТУАН ДЕ БУГЕНВИЛЬКРУГОСВЕТНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕНА ФРЕГАТЕ "БУДЕЗ" И ТРАНСПОРТЕ "ЭТУАЛЬ" В 1766, 1767, 1768 И 1769 ГОДАХLOUIS ANTOINE DE BOUGAINVILLEVOYAGE AUTOUR DU MONDE PAR LA FREGATE DU ROI LA BOUDEUSE ET LA FLUTE L’ETOILE en 1766, 1767, 1768 et 1769 ГЛАВА ВОСЬМАЯ Выход из Монтевидео. — Плавание до мыса Вьерж. — Вход в Магелланов пролив. — Встреча с патагонцами. — Плавание к острову Сент-Элизабет
/Переход транспорта «Этуаль» из Барагана в Монтевидео/ Ремонт транспорта «Этуаль» и погрузка на него всего необходимого заняли целый месяц и обошлись очень дорого. Лишь к концу октября мы смогли расплатиться с генеральным поставщиком и другими испанскими торговыми агентами. Я принял решение оплачивать счета из сумм, полученных мною за передачу Малуинских островов, а не выдавать векселя на королевское казначейство. Таким же образом я оплачивал все наши расходы во всех других иностранных портах, куда мы заходили. В результате все наши закупки обходились дешевле и доставлялись гораздо быстрее. /Сложность этого перехода/ На рассвете 31 октября 1767 г. в нескольких лье от Энсенад я снова соединился с транспортом «Этуаль», который накануне вышел оттуда в Монтевидео. 3 ноября в 7 часов вечера мы стали там на якорь. Плавание от Монтевидео до Энсенада представляет некоторые трудности, так как приходится идти узким фарватером между банкой Ортис и другой небольшой на юге, причем ни на одной из них нет ограждения, а южный очень низкий берег виден лишь изредка. /Гибель трех матросов/ Этот переход стоил жизни трем матросам: наша шлюпка попала под наш фрегат, в то время как тот делал поворот, и затонула; несмотря на все наши усилия, удалось спасти лишь двух человек и поднять шлюпку, фалинь которой не оборвался. С огорчением я увидел также, что подводная часть транспорта «Этуаль» и после ремонта дает течь; это внушало опасение, что весь корпус по ватерлинии плохо законопачен; корабль не имел течи, лишь когда его осадка не превышала 13 футов. [101] /Мероприятия для выхода из реки Ла-Платы/ Несколько дней ушло на погрузку на фрегат «Будёз» максимального количества провианта и на переконопачивание его надводной части, чего мы не могли сделать заблаговременно, так как весь наш запас пакли ушел на ремонт транспорта; мы отремонтировали также шлюпку с транспорта, заготовили побольше травы для скота и перевезли на корабль все, что у нас оставалось на суше. 10 ноября весь день ушел на подъем стеньг и нижних рей и на обтягивание такелажа. Мы могли бы выйти в тот же день, но сели на мель. 11-го во время прилива суда снялись с мели, после чего стали на якорь близ входа на рейд, где значительные глубины. Два последующих дня непогода не позволила нам следовать дальше, но мы не теряли напрасно времени. Из Буэнос-Айреса пришла шхуна, груженная мукой, и мы приняли с нее 60 квинталов, хотя с трудом нашли место для этого груза. Теперь, после оплаты всех счетов, у нас было провизии на десять месяцев. Правда, большую часть напитков составляла водка. /Состояние экипажей при выходе из Монтевидео/ Все матросы были совершенно здоровы. В течение длительного пребывания на реке Ла-Плате треть матросов попеременно ночевала на берегу и постоянно питалась свежим мясом; теперь они были подготовлены к любым трудностям. Мне пришлось оставить в Монтевидео старшего рулевого, старшего плотника, старшего оружейника и одного из унтер-офицеров фрегата, которым возраст и неизлечимые болезни не позволяли продолжать плавание. Кроме того, несмотря на принятые меры, с обоих кораблей дезертировало двенадцать матросов и солдат. На Малуинских островах я, правда, взял несколько моряков, которые были наняты в качестве рыбаков, а также одного офицера с торгового судна и врача-хирурга; таким образом, численность личного состава на кораблях была такая же, как и при выходе из Нанта, а с тех пор прошел уже год. /Выход из Монтевидео/ 14 ноября в половине пятого утра при свежем северном ветре мы снялись с якоря и вышли из Монтевидео. В 8 часов 30 минут мы находились на меридиане острова Флорес, а в полдень — в 12 лье к осту и к ост-тень-зюйду [101 1/4°] от Монтевидео; отсюда я взял свой отшедший пункт в широте 34°54' южной, долготе 58°57'30" западной от Парижа. Я считал действительное положение Монтевидео таким, каким его определил господин Веррон: его долгота оказалась на 40'30" западнее, чем указано на карте Беллена. /Астрономические определения места Монтевидео/ Я использовал также пребывание на берегу для того, чтобы определить поправки своего октанта по расстояниям до известных звезд; оказалось, что высоты звезд, измеренные этим инструментом, на 2" меньше истинных, и [102] с тех пор я всегда принимал в расчет эту поправку. Я здесь предупреждаю, что в своем описании путешествия даю положение берегов таким, каким его показывает компас; когда же я буду давать его с учетом склонения компаса, то буду это заранее оговаривать. /Измерение глубин и плавание до Магелланова пролива/ В день нашего выхода мы видели землю до самого захода солнца; глубины все увеличивались, а грунт менялся: сначала попадался ил, а затем — песок. В 6 часов 30 минут была определена глубина 35 саженей, грунт — серый песок; транспорт «Этуаль», которому я сигналом также приказал измерять глубины, сообщил 15 ноября после полудня глубину 60 саженей. В полдень мы определили с помощью астрономических наблюдений широту места 36°1'. С 16 до 21 ноября мы имели противные ветры, на море наблюдалось очень сильное волнение, и мы лавировали наиболее благоприятными галсами под четырьмя главными парусами, причем на марселях были взяты все рифы. На транспорте «Этуаль» были снесены брам-стеньги, а мы вышли в море со спущенными брам-стеньгами. 22 ноября мы выдержали шторм с грозой и шквалами, продолжавшийся всю ночь; море было ужасно. Транспорт «Этуаль» подал сигнал бедствия. Мы подождали его, оставив только фок и грот, взятые на гитовы. Нам показалось, что на транспорте «Этуаль» сломан фор-марса-рей. Утром следующего дня ветер и море утихли, и мы поставили паруса. 24 ноября я приказал подойти настолько близко к транспорту, чтобы можно было переговариваться с ним голосом и выяснить, какие у него повреждения. Командир «Этуаля» господин де ла Жироде ответил мне, что, помимо фор-марса-рея, на транспорте сорваны четыре вант-путенса и что, за исключением двух быков, погиб весь скот, погруженный в Монтевидео. Это несчастье касалось всех нас, что, однако, не могло служить для нас утешением: кто знал, когда мы сумеем пополнить такую потерю? Весь остаток месяца дули переменные ветры — то юго-западные, то северо-западные, течения довольно быстро влекли нас к югу, но на параллели 45° южной широты стали уже нечувствительны для нас. Несколько дней подряд при измерении глубин лот не доставал грунта, и лишь 27 ноября вечером, приблизительно на параллели 47°, когда по нашему счислению мы находились в 35 лье от берегов Патагонии, промер показал глубину 70 саженей, при грунте ил и мелкий серый и черный песок. С этого дня мы все время встречали такой грунт на глубинах 67, 60, 55, 50, 47 и, наконец, 40 саженей, измеренных при помощи лота, вплоть до того момента, когда [103] показалась земля и мы впервые увидели мыс Вьерж. Грунт был иногда илистый, но мелкий песок — то серый, то желтый — был везде, изредка с примесью красного и черного гравия. /Скала, не показанная на карте/ Я не хотел подходить к берегу слишком близко, пока не достигну параллели 49°, так как опасался одинокой скалы, которую видел в 1765 г. на параллели 48°34' южной широты, в 6—7 лье от берега. Я заметил ее утром, в тот самый момент, когда показалась земля; стояла прекрасная погода, и, измерив полуденную высоту солнца, я смог точно определить широту места. Мы прошли в 1/4 лье от этого камня; первый, кто заметил скалу, принял ее за дельфина-великана. 1 и 2 декабря дули благоприятные очень свежие северные ветры от норд-норд-оста [22 1/2°]. На море было сильное волнение и стоял туман. Днем мы форсировали парусами, а ночью шли под фоком и под марселями со взятыми на них нижними рифами. Все это время мы видели глупышей, орланов и, что во всех морях земного шара служит плохим предзнаменованием, алкионов, которые исчезают, когда море спокойно и небо ясно. Мы видели морских волков, пингвинов, а также множество китов. Некоторые из этих чудовищных животных, казалось, покрыты чешуей из тех белых и червеобразных существ, которыми буквально облеплены подводные части гниющих в портах кораблей. 30 ноября две белые птицы, похожие на больших голубей, сели на реи. Я как-то видел стаю таких же птиц в Малуинской бухте. /Приход на вид мыса Вьерж/ 2 декабря после полудня мы усмотрели мыс Вьерж и оставили его к югу, приблизительно на расстоянии 7 лье. Я определил в полдень широту 52° южную и, таким образом, находился в широте 52°3'30" и в долготе 71°12'20" западной от Парижа. /Его положение/ Это место корабля, сопоставленное с определением места по пеленгам, дает для мыса Вьерж такие координаты: широта 52°23' и долгота 71°25'20" западная от Парижа. Ввиду того что мыс Вьерж является интересным в географическом отношении пунктом, я должен объяснить, что заставило меня предполагать, что положение его определено мною почти совершенно точно. /Спор об определении положения мыса Вьерж/ 27 ноября после полудня шевалье дю Бушаж измерил восемь лунных расстояний, средний результат которых дал западную долготу корабля 65°0'30", на 1 час 43 минуты 26 секунд истинного времени; господин Веррон со своей стороны измерил 5 лунных расстояний, результат которых дал в это же время нашу долготу 64°57'. Погода была хорошая [104] и благоприятствовала наблюдениям. 29-го числа в 3 часа 57 минут 35 секунд истинного времени господин Веррон путем пятикратных измерений лунных расстояний определил западную долготу корабля 67°49'30". Теперь, определив место корабля в виду мыса Вьерж и взяв за основу долготу, определенную 27 ноября путем осереднения результатов наблюдений шевалье дю Бушажа и господина Веррона, получим, что мыс Вьерж находится в долготе 71°29'42" западной от Парижа. Наблюдения 29-го после полудня, отнесенные к месту корабля в момент определения по пеленгам положения мыса Вьерж, дадут результат на 38'47" более к западу. Но мне кажется, что скорее нужно принять за основу наблюдения от 27-го, так как они были произведены многократно двумя наблюдателями, которые не общались между собой, а между тем их результаты разнятся друг от друга только на 3'30" и кажутся настолько правдоподобными, что трудно их отвергнуть. Между прочим, если задаться целью получить среднее между определениями этих двух дней, то долгота мыса Вьерж составит 71°49'5", то есть всего лишь на 4 лье меньше, чем дает первое определение, почти совпадающее с местом мыса, полученным, по моему счислению, с разницею всего в 1 лье. Поэтому я придерживаюсь этих величин. Эта долгота мыса Вьерж на 42'20" западнее указанной на карте Белленом, что совпадает с невязкой нанесения им же места Монтевидео; мы уже говорили о ней в начале этой главы. На своей карте милорд Ансон 72 помещает мыс Вьерж в долготе около 75° к западу от Парижа, что является гораздо более значительной ошибкой, как и те, которые он допустил в отношении устья реки Ла-Платы и вообще всего побережья Патагонии. /Отклонения, показываемые инструментами, предназначенными для определения долготы в море/ Наблюдения, о которых уже говорилось, были сделаны при помощи английского октанта. Способ определения долготы в море путем измерения лунных расстояний до солнца или до зодиакальных звезд известен уже много лет. Господа де ла Кай 73 и Дапре 74 применяли этот способ в море также при помощи октанта Хадли 75. Но так как степень точности, которую можно получить при этом методе, зависит от точности прибора, которым производят наблюдения, то из этого следует, что гелиометр Бугера 76, пригодный для измерения больших углов, был бы вполне применим и для внесения большей точности в эти измерения лунных расстояний. Аббат де ла Кай об этом, по-видимому, подумал, поскольку создал такой инструмент, [105] который может измерять дуги от 6° до 7°, и если он в своих трудах совсем не упоминает об этом инструменте, как о пригодном для использования в море, то только потому, что предвидит возникновение многих трудностей при пользовании им на корабле. Господин Веррон взял с собою на корабль прибор, называемый мегаметром, которым он уже пользовался в других путешествиях, совершенных им вместе с господином де Шарньером 77, и который служил ему и в настоящем путешествии. Этот прибор, как нам показалось, ничем не отличался от гелиометра Бугера, разве только более длинным винтом, приводившим в движение объективы, позволяя им раздвигаться шире, и этим давал возможность измерять углы в 10°, что было пределом для мегаметра, который имелся на корабле у господина Веррона. Было бы желательно, чтобы, еще более удлинив винт, можно было еще шире раздвигать объективы, имеющие, по-видимому, слишком тесные границы раздвигания, что влияет на частоту и даже на точность измерений; однако законы диоптрики 78 ограничивают возможности раздвигания объективов; следовало бы также помочь господину аббату Кай ликвидировать те трудности, которые он испытывает при наблюдениях за определенным объектом. В общем мне кажется, что можно было бы предпочесть инструмент Хадли, если бы этот инструмент давал такую же точность. /Затруднения, испытанные перед входом в Магелланов пролив/ Со 2 декабря, когда после полудня мы усмотрели мыс Вьерж и вскоре после него Огненную Землю, встречный ветер и непогода несколько дней подряд препятствовали нашему продвижению вперед. Сначала мы лавировали до 3—6 часов вечера, ожидая, что ветер станет попутным и позволит нам подойти к входу в Магелланов пролив. Ждать пришлось недолго. В половине восьмого ветер утих, наступил полный штиль, и берега окутались туманом. К 10 часам ветер посвежел. Ночь прошла в лавировке под парусами. 4 декабря в 3 часа утра ровный северный ветер погнал нас к земле, но, так как была туманная и дождливая погода и берег скоро скрылся из виду, пришлось снова лечь на другой галс и идти в открытое море. В 5 часов утра в момент прояснения мы увидели мыс Вьерж и спустились, чтобы войти в пролив. Но почти тотчас же ветер внезапно перешел в зюйд-вест [225°] и задул с большой силой. Туман сгустился, и нам пришлось привести к ветру и лавировать на правом и левом галсах между Огненной Землей и материком. [106] 4 декабря после полудня разорвало наш фок; почти в тот же момент лот показал всего 20 саженей глубины; опасаясь отмели, простирающейся на зюйд-зюйд-ост [157 1/2°] от мыса Вьерж, я решил убрать паруса, тем более что при таком маневре было легче заменить разорванный парус. Впрочем, измеренные глубины, заставившие меня спуститься, не должны были внушать опасений, так как показывали лишь глубину фарватера. Я узнал об этом позже, измерив глубину, когда земля была хорошо видна. /Замечания о характере грунта перед входом в пролив/ К сведению тех, кому придется здесь лавировать в пасмурную погоду, хочу добавить: грунт гравий означает, что вы находитесь ближе к Огненной Земле, чем к материку, у берегов которого обнаруживают мелкий песок, а иногда и ил. В 5 часов вечера мы снова легли в дрейф под грот-стеньги-стакселем и апселем. В половине восьмого вечера ветер стих, погода прояснилась, и мы поставили, паруса, но все галсы лавировки были неблагоприятны, и мы уклонялись от берега. Действительно, несмотря на то что день 5 декабря был хороший, а ветер попутный, мы увидели землю лишь в 2 часа пополудни, приблизительно в 10 лье от нас, между румбами зюйд-тень-вест [191 1/4°] и зюйд-вест-тень-вест [236 1/4°]. В 4 часа мы опознали мыс Вьерж и легли на курс с таким расчетом, чтобы пройти от него на расстоянии 1—2 лье. Подходить еще ближе было бы неосторожно, так как песчаная отмель, выступающая в открытое море, находится приблизительно на таком же расстоянии; я даже предполагаю, что мы прошли над оконечностью этой отмели, так как транспорт «Этуаль», шедший нам в кильватер и очень часто производивший измерение глубин, между двумя глубинами, в 25 и 17 саженей, сообщил сигналом о глубине в 8 саженей; вскоре глубина увеличилась. /Навигационные замечания о входе в пролив/ Мыс Вьерж имеет ровную поверхность и небольшую высоту; оконечность его срезана отвесно. Вид мыса, приведенный в описании путешествия милорда Ансона, как нельзя более точно соответствует действительности. В 9 часов 30 минут вечера северный входной мыс пролива остался от нас на запад; от него на расстоянии 1 лье в сторону открытого моря тянется гряда камней. Мы шли, имея нижние паруса взятыми на гитовы, под фор-марселем со взятыми рифами до 11 часов вечера, пока мыс Вьерж не остался от нас на север. Задул очень свежий ветер, пасмурная погода предвещала грозу, что и побудило меня провести ночь в лавировке. 6-го на рассвете я приказал отдать рифы марселей и взял курс на вест-норд-вест [292 1/2°]. Мы увидели землю [107] лишь в половине пятого, и нам показалось, что течение увлекло нас на зюйд-зюйд-вест [202 1/2°]. В половине шестого, будучи на расстоянии почти в 2 лье от континента, мы опознали по румбам вест-тень-норд [281 1/4°] и вест-норд-вест [292 1/2°] мыс Поссесион. Мыс этот очень приметен. Это крайняя оконечность земли, выступающая в пролив после северного входного мыса. Он лежит гораздо южнее, чем остальная часть берега, которая образует затем между этим мысом и первым узким проливом большое углубление, названное заливом Поссесион. Мы видели также берега Огненной Земли. Вскоре ветер, бывший до сих пор довольно благоприятным, снова принял свое обычное направление между румбами норд [0°] и норд-вест [315°]; мы стали лавировать, выбирая наиболее выгодные галсы, чтобы войти в пролив; стараясь приблизиться к патагонскому берегу, мы воспользовались приливо-отливным течением, которое шло тогда на запад. В полдень мы взяли высоту солнца, и в результате одновременного пеленгования широта мыса Вьерж совпала с точностью до одной минуты с той широтой, которую я определил во время своего наблюдения 3-го числа этого месяца. Мы воспользовались также результатами этого наблюдения для уточнения широты мыса Поссесион и мыса Сент-Эспри на Огненной Земле. Весь день 6 декабря и ночь на 7 декабря мы продолжали лавировать под четырьмя главными парусами. Ночь была светлая, и мы часто бросали лот, не отдаляясь более чем на 3 лье от берегов континента. Мы мало выиграли в этих трудных маневрах, так как приливные и отливные течения отнимали у нас все, чего мы успевали добиться. 7 декабря в полдень мы все еще были у мыса Поссесион. /Описание мыса Оранж/ Мыс Оранж оставался у нас на зюйд-вест [225°] на расстоянии около 6 лье. Этот мыс, известный своим песчаным, довольно высоким и усеченным со стороны моря остроконечным холмом, образует на юге вход в Первый пролив (Расстояние от мыса Вьерж до входа в Первый пролив составляет приблизительно 14—15 лье; пролив имеет всюду ширину от 5 до 7 лье. Северное побережье до мыса Поссесион — ровное, мало возвышенное и безопасное. Следует остерегаться отмели, которая начинаясь от этого мыса, занимает большую часть одноименной бухты. Когда четыре скалы на берегу, которые я назвал «Четыре сына Аймона» 79, состворятся и образуют форму ворот, это означает, что корабль находится на траверзе этой отмели). /Отмель мыса Оранж/ Оконечность мыса опасна, так как на норд-ост [45°] от нее тянется на 3 лье в открытое море мелководная отмель. Я совершенно отчетливо видел буруны над нею. В час дня ветер [108] перешел на норд-норд-вест [337 1/2°], и мы воспользовались им, чтобы лечь на благоприятный курс. В половине третьего мы достигли входа в Первый пролив. Здесь нас ожидало другое препятствие: несмотря на хороший свежий ветер и полностью поставленные паруса, мы никак не могли преодолеть силы приливо-отливного течения. В 4 часа оно направлялось со скоростью около 2 лье вдоль нашего борта, и нас сносило назад. Напрасно мы упорствовали в борьбе. Ветер был не так постоянен, как мы, и пришлось вернуться вспять. Мы боялись очутиться в Первом проливе во время безветрия, во власти приливо-отливных течений, которые могли выбросить нас на отмели восточного и западного входных мысов. /Якорная стоянка в бухте Поссесион/ Мы правили на норд-тень-ост [11 1/4°] с целью найти подходящую якорную стоянку в глубине бухты Поссесион, когда транспорт «Этуаль», находившийся ближе к берегу, чем мы, внезапно с глубины в 25 саженей оказался на глубине 5 саженей, вследствие чего и мы повернули через фордевинд на ост [90°], чтобы уйти от мелководья, которое, казалось, распространялось как на внутреннюю часть бухты, так и на всю окружность. В течение некоторого времени мы находили только грунт камень или гравий, и лишь в 7 часов вечера стали на якорь на глубине 20 саженей, приблизительно в 2 лье от берега, где грунт илистый песок с черным и белым гравием. Бухта Поссесион открыта для всех ветров и представляет лишь плохую якорную стоянку. В глубине бухты возвышаются пять песчаных холмов, из которых один довольно значительный, а другие — небольшие и остроконечные. Они служат важным ориентиром в этой части пролива. Мы их назвали «Отец и четыре сына Аймона». Ночью мы вели промер при различных уровнях прилива и отлива и не обнаружили заметной разницы в измеренных глубинах. В половине девятого вечера приливо-отливное течение повернуло на запад, а в 3 часа утра — на восток. /Проход Первым проливом/ 8 декабря утром мы пустились в путь под четырьмя главными парусами, взяв по два рифа на каждом марселе. Приливное течение было для нас неблагоприятно, но мы пошли против течения, воспользовавшись ровным свежим северо-западным ветром (При необходимости войти в Первый пролив следует огибать мыс Поссесион приблизительно на расстоянии 1 лье, затем взять курс на зюйд-зюйд-вест [202 1/2°], остерегаясь подаваться слишком на юг из-за отмели, которая тянется от мыса Оранж более чем на 3 лье в направлении норд-норд-ост — зюйд-зюйд-вест [22 1/2—202 1/2°]). В 8 часов ветер изменил [109] направление, и нам пришлось лавировать, временами подвергаясь резким порывам ветра. В 10 часов, так как приливо-отливное течение начало сносить нас на западе большой силой, мы легли в дрейф под марселями у входа в Первый пролив и позволили течению относить нас на ветер, поворачивая на другой галс, когда оказывались слишком близко от одного или другого берега. Таким образом, мы прошли Первый пролив (Направление Первого пролива норд-норд-ост — зюйд-зюйд-вест [22 1/2°— 202 1/2°]; длина его не превышает трех лье, ширина меняется от 1 до 1,5 лье. Я предостерегаю о наличии отмели у мыса Оранж. Выйдя из Первого пролива, увидим две другие, меньшей протяженности, у каждого из его мысов. Они обе имеют направление на зюйд-вест [225°]. В Первом проливе большая глубина.) за два часа, несмотря на очень сильный встречный ветер. /Появление патагонцев 80/ В глубине бухты Поссесион патагонцы всю ночь поддерживали огни, а утром вывесили на возвышенности белый флаг, на что мы ответили поднятием таких же флагов на наших кораблях. Это, вероятно, были те самые патагонцы, которых видели матросы с транспорта «Этуаль» в июне 1766 г. в бухте Буко и которым флаг был оставлен в знак дружбы. То, что они позаботились его сохранить, свидетельствовало о верности этих славных людей своему слову или во всяком случае о благодарности за сделанные им подарки. /Жители Огненной Земли 81/ Когда мы были в заливе, то ясно видели на Огненной Земле группу человек в двадцать. Они были одеты в шкуры ценной и бежали со всех ног за нами вдоль берега. Время от времени они, казалось, делали нам какие-то знаки руками, как бы приглашая к себе. По сообщениям испанцев, народ, обитающий в этой части Огненной Земли, не отличается жестокими нравами. Они приняли с большой гуманностью экипаж испанского линейного корабля «Консепсьон», разбившегося в 1765 г. у их берегов; они даже помогли спасти часть груза и построить сараи, чтобы сохранить его. Из остатков своих кораблей испанцы построили парусный барк и отправились на нем в Буэнос-Айрес. Этим-то индейцам шхуна «Андалуз» и везла миссионеров, когда мы выходили из реки Ла-Платы. Круги воска из груза погибшего корабля течениями занесло даже до берегов Малуинских островов, где их находили в 1766 г. /Якорная стоянка в бухте Буко/ Как уже известно, в полдень мы вышли из Первого пролива и пошли под парусами. Ветер дул с юга, и приливо-отливное течение продолжало сносить нас на запад. В 3 часа мы лишились и ветра и прилива и были вынуждены [110] встать на якорь в бухте Буко на глубине 18 саженей; грунт — ил. /Встреча с патагонцами/ Как только мы бросили якорь, я приказал спустить на воду одну из моих шлюпок и одну с транспорта «Этуаль». На шлюпках было десять офицеров, вооруженных ружьями. Мы высадились в глубине бухты, в целях предосторожности оставив шлюпки с гребцами на воде. Как только мы ступили на сушу, к нам галопом подскакали на лошадях шесть патагонцев. В пятидесяти шагах от нас они спешились и побежали нам навстречу с криками «шауа» 82. Они протягивали руки, сжимали нас в объятиях, громко выкрикивая «шауа», «шауа», и мы повторяли это слово за ними. Эти славные люди, по-видимому, очень радовались нашему прибытию. Двое из них дрожали, приближаясь к нам, но скоро успокоились. После взаимных приветствий мы принесли из шлюпок сухари и немного свежего хлеба и разделили среди них; они ели с жадностью. С каждой минутой число их росло. Вскоре собралась толпа человек в тридцать. Среди них было несколько молодых людей и один ребенок 8—10 лет. Все подходили к нам доверчиво, с теми же приветствиями, что и первая группа. Они не выражали никакого удивления при виде нас и, подражая звуку ружейного выстрела, дали нам понять, что это оружие им уже знакомо. Они внимательно следили за тем, что нам может понравиться. Господин де Коммерсон и некоторые из наших офицеров стали собирать растения; несколько патагонцев также принялись за это занятие и приносили нам такие же травы, какие рвали мы. Один из них, заметив за этим занятием шевалье дю Бушажа, показал ему на свой больной глаз, спрашивая его знаками, не может ли он ему указать растение, которое его вылечит. Значит, они имеют представление о лекарственных свойствах трав. Это была медицина Макаона 83, целителя богов; среди канадских индейцев имелся также не один такой Макаон. Мы обменяли несколько безделушек, драгоценных на их взгляд, на шкуры гуанако 84 и вигони 85. Они знаками просили нас дать им курительного табаку; и, по-видимому, им очень нравился красный цвет: как только они замечали на нас что-либо красное, то сейчас же поднимали руку вверх и проявляли большое желание иметь эту вещь. Кстати, каждая вещь, которую мы им дарили, малейшая любезность с нашей стороны вызывали оглушительные крики, и снова начиналось бесконечное «шауа». Мы решили дать им водки, каждому не больше одного глотка. Проглотив свою порцию, они постукивали себя рукой по горлу и издавали какой-то нечленораздельный звук, [111] который заканчивали, вытягивая губы. Все проделали одну и ту же церемонию; это показалось нам забавным. Между тем приближался вечер, и пора было подумать о возвращении на корабль. Как только они увидели, что мы собираемся уезжать, они огорчились, стали делать нам знаки, чтобы мы подождали, так как скоро должны подойти еще люди. Мы старались объяснить им, что вернемся на следующий день и принесем им все, что они захотят; но патагонцы настаивали, чтобы мы ночевали на берегу. Когда они поняли, что мы все же уходим, то проводили нас до самого берега. Во время этого шествия один из патагонцев пел. Некоторые вошли в воду по колено, чтобы подольше побыть с нами. Но когда мы подошли к шлюпкам, пришлось внимательно следить за ними. Они хватали все, что им попадалось под руку. Один из них завладел серпом; когда это было замечено, он немедленно вернул его. Отходя, мы видели, как во весь опор мчались к берегу новые группы патагонцев. На прощание мы не преминули затянуть «шауа», на что раздался ответный крик с берега. /Описание этих американцев/ Это были те самые американцы, которых экипаж транспорта «Этуаль» видел в 1766 г. Один из матросов, находившийся тогда на транспорте, узнал одного патагонца; он запомнил его во время первого посещения этой земли. Патагонцы высокого роста; среди тех, которых мы видели, не было ни одного ниже 5 футов и 5—6 дюймов и выше 5 футов 9—10 дюймов. Мне показались гигантскими ширина их плеч, величина головы и толщина рук и ног. Они сильны и хорошо упитаны, их нервы крепки, тело выносливо. Живя на лоне природы и хорошо питаясь, эти люди достигали исключительного физического развития. Нельзя сказать, что их лица неприятны или жестоки, они круглы и несколько плоски; некоторые из них даже красивы. Глаза живые, быстрые; их зубы исключительной белизны, но в Париже они показались бы слишком большими; длинные черные волосы завязаны на макушке. У некоторых из них длинные, но не очень густые усы. Цвет лица бронзовый, и в этом отношении они не составляют исключения по сравнению со всеми американцами, живущими как в жарком поясе, так и в умеренных и холодных странах. У некоторых щеки окрашены в красный цвет; их речь показалась нам мягкой, и вообще ничто в них не могло служить признаком жестокости. Нам не удалось видеть их женщин; возможно, они собирались прийти, так как американцы все время просили нас подождать; они послали одного из своих людей к большому костру, около которого на расстоянии 1 лье от места, где мы [112] находились, по-видимому, был расположен их лагерь; они показывали нам, что кто-то должен оттуда прийти. Одежда этих патагонцев почти такая же, как у индейцев с реки Ла-Платы: широкие кожаные штаны и большой плащ из шкуры гуанако или суриллос, закрепленный вокруг талии поясом; плащ спускается почти до пят, при этом обычно та часть плаща, которая покрывает плечи, забрасывается назад, так что, несмотря на суровый климат, верхняя часть тела до пояса почти всегда обнажена. Привычка, очевидно, сделала их нечувствительными к холоду. Хотя мы были здесь летом, термометр Реомюра только один раз поднялся до 10° выше нуля. На ногах у них нечто вроде башмаков из лошадиной кожи, открытых сзади. На двух или трех патагонцах я видел ниже колен медные обручи шириной около двух дюймов. Некоторые из наших офицеров обратили также внимание на то, что многие молодые патагонцы носят стеклянные бусы. Единственное оружие, которое мы у них видели, — это два круглых камня, привязанных к концам плетеного из жил ремня, похожего на те, которыми обычно пользуются в этой части Америки. У них имелись также маленькие железные ножи с лезвием от 1 1/2 до 2 дюймов ширины. Эти ножи, явно английского производства, были, очевидно, получены от английского мореплавателя Байрона. Лошади патагонцев, маленькие и очень худые, были оседланы и взнузданы так же, как это делают обитатели берегов Ла-Платы. У одного патагонца было седло, украшенное золотыми гвоздиками, деревянные стремена, покрытые медными пластинками, уздечка из кожи. Главная их пища — это, кажется, мозг гуанако и вигони. У некоторых из них были привязаны к лошадям куски мяса, и мы видели, как они ели его сырым. Они имели с собою и собак — маленьких и некрасивых, которые, так же как и люди, пьют морскую воду. Пресная вода очень редко попадается на побережье и даже на остальном пространстве суши. У нас создалось впечатление, что у них нет начальников: двум или трем старикам, бывшим в их группе, не оказывали никаких знаков уважения. Весьма примечательно, что некоторые из них обратились к нам со следующими испанскими словами: «Magnana, muchacho, bueno chico, capitan» 86. Я думаю, что это племя ведет такой же образ жизни, как и татары: кочуя по необозримым равнинам Южной Америки, мужчины, женщины и дети не слезают с лошадей, преследуя дичь или бродящий здесь скот. Укрываясь [113] шкурами зверей и ночуя в кожаных шатрах, они имеют еще одну общую с ними черту: грабят путешественников. Закончу это описание тем, что мы впоследствии встретили в Тихом океане народ еще более рослый, чем патагонцы. /Качества почвы этой части Америки/ Земля, на которой мы высадились, очень сухая, похожая на малуинскую. Ботаники обнаружили здесь почти такую же растительность. Побережье окаймлено теми же водорослями — фукусом пузырчатым; оно усеяно теми же раковинами. Здесь также нет леса — только несколько видов кустарников. /Замечания по поводу приливов в этой части пролива/ Когда мы стали на якорь в бухте Буко, приливное течение только начинало принимать неблагоприятное для нас направление, а за время нашего пребывания на суше было замечено, что уровень воды поднимается; следовательно, поток воды шел на восток. Этот вывод мы имели возможность сделать с уверенностью несколько раз за время нашего плавания; когда я заметил это явление впервые, оно меня поразило. В половине десятого вечера отливное течение повернуло на запад. Мы измерили глубину в промежуток между приливом и отливом, и она оказалась равной 21 сажени, а когда мы становились на якорь, глубина составляла только 18 саженей. /Вторая постановка на якорь в бухте Буко/ 9 декабря в половине пятого утра при северо-западном ветре мы вышли из залива под всеми парусами и пошли против течения, взяв курс на зюйд-вест-тень-вест [236 1/4°]; но едва мы прошли 1 лье, как ветер перешел на зюйд-вест [225°]. Мы снова бросили якорь на 29 саженях глубины; грунт — песок, ил и гнилая ракушка. Плохая погода продержалась весь этот и следующий день. За время небольшого пути, который мы успели проделать, корабль удалился от берега, и не было ни одной минуты, когда можно было бы спустить шлюпку на воду. Патагонцы, вероятно, были огорчены этим не меньше нашего. Мы видели толпы собравшихся у места, где мы высадились в первый раз, и могли различить в подзорную трубу, что они разбили несколько шатров. Однако я думаю, что их главный лагерь был гораздо дальше, потому что всадники беспрестанно носились туда и сюда. Мы очень сожалели, что не могли привезти им то, что обещали: ведь так легко было удовлетворить их без больших затрат. /Определение долготы/ Изменения величины приливов составляли здесь разницу в глубине всего в 1 сажень. 10 декабря, измеряя расстояния между Луной и Регулусом, астроном Веррон установил нашу западную долготу на этой стоянке в 73°26'15" и долготу восточного входа во Второй пролив 73°34'30". [114] Термометр Реомюра показал понижение температуры с 9° до 8°, а потом и до 7°. /Потеря якоря/ 11 декабря в половине первого ночи, так как ветер перешел на северо-восточный, а течение шло на запад в продолжение часа, я дал сигнал к отплытию. Но тщетно старались мы выбрать якорь, помогая даже талями из белого несмоленого троса. В 2 часа утра якорный канат оборвался между битенгом и клюзом, и мы потеряли наш якорь. /Проход Вторым проливом/ Мы пошли под всеми парусами и тотчас же почувствовали враждебную силу приливного течения, против проливом которого едва могли удерживаться при слабом северо-западном ветре, хотя течение во Втором проливе было не так уж сильно, как в Первом. Начавшийся в полдень отлив пришел нам на помощь, и мы прошли Второй пролив (От выхода из Первого пролива до входа во Второй, вероятно, около 6—7 лье, а ширина этого водного пространства также около 7 лье. Направление Второго пролива норд-ост-тень-ост — зюйд-вест-тень-вест [56 1/4°—236 1/4°]. Его ширина около 1,5 лье, а длина — от 3 до 4 лье). К 3 часам пополудни ветер переменился с весьма свежего от зюйд-зюйд-веста [202 1/2°] на порывистый с дождем от зюйд-зюйд-оста [157 1/2°] (Проходя Второй пролив, следует держаться побережья Патагонии, потому что у выхода из пролива приливо-отливные течения сносят на юг, и нужно остерегаться отмели, которая берет свое начало у оконечности острова Сен-Жорж и тянется на вест-норд-вест [292 1/2°]). /Якорная стоянка близ Сент-Элизабет/ Двумя галсами мы достигли якорной стоянки у северной части острова Сент-Элизабет и стали на якорь в двух милях от берега острова на семи саженях глубины, грунт — серый песок, гравий и гнилая ракушка. Транспорт «Этуаль» стал на якорь в 1/4 лье на юго-восток от нас на 17 саженях глубины. Противный ветер, сопровождавшийся свирепыми шквалами, дождем и градом, заставил нас провести здесь 11 и 12 декабря. 12 декабря после полудня мы спустили шлюпку, чтобы отправиться на остров Сент-Элизабет (Остров Сент-Элизабет створится по румбу норд-норд-ост — зюйд-зюйд-вест [22 1/2°— 202 1/2°] с западным мысом Второго пролива, находящимся на территории Патагонии. Острова Сен-Бартелеми и Лион лежат друг от друга и от западного мыса Второго пролива у острова Сен Жорж также по румбу норд-норд-ост — зюйд-зюйд-вест [22 1/2°— 202 1/2°]), и высадились в северо-восточной его части. Берега острова высокие, за исключением юго-западной и юго-восточной оконечностей, где они понижаются. Однако пристать к берегу можно в любом месте, так как внизу под гористой местностью имеется небольшая песчаная прибрежная полоса. Описание Территория острова сильно иссушена. Мы нашли воду острова только в маленьком пруду в юго-западной части его, но [115] она была солоноватой. Мы видели также несколько высохших болот, где земля во многих местах покрыта налетом соли. Встретилось нам несколько дроф, настолько диких, что никак нельзя было к ним приблизиться на расстояние выстрела, хотя они сидели на яйцах. Кажется, патагонцы посещают этот остров. Мы нашли там труп собаки, следы огня и раскрытые раковины. Здесь нет леса, и разжечь костер можно только из низкорослого кустарника. Мы даже собрали его, опасаясь, что придется заночевать на этом острове, где непогода задержала нас до 9 часов вечера и где нельзя было найти ни хорошего ночлега, ни пищи. В течение двух дней, которые мы здесь провели, термометр показывал от 8 1/2 до 7 1/2° и даже до 7° по Реомюру. * * * ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Плавание от острова Сент-Элизабет до выхода из Магелланова пролива. — Навигационные подробности этого плавания/Трудности плавания вдоль острова Сент-Элизабет/ Мы вышли в ту часть Магелланова пролива, где берега покрыты лесом, и могли считать, что первые трудности уже позади. Лишь 13 декабря после полудня задул северо-западный ветер, и, несмотря на его штормовой характер, мы снялись с якоря и вошли в проход, отделяющий остров Сент-Элизабет от острова Сен-Бартелеми и Лион (Остров Сен-Бартелеми и Лион соединены между собой отмелью. Имеются еще две отмели: одна на зюйд-зюйд-вест [202 1/2°] от острова Лион, другая на норд-норд-ост [22 1/2°] от острова Сен-Бартелеми, на расстоянии одного или двух лье друг от друга, эти три отмели и оба острова составляют одну цепь; между нею и островом Сент-Элизабет проходит фарватер, ведущий дальше по Магелланову проливу; начальная точка этого фарватера определяется пеленгами ост-зюйд-ост [112 1/2°] на остров Сен-Бартелеми и вест-норд-вест [292 1/2°] на остров Сент-Элизабет. Направление фарватера норд-норд-ост — зюйд-зюйд-вест [22 1/2°— 202 1/2°]. Я не думаю, что имеется проход к югу от островов Сен-Бартелеми и Лион, так же как между островом Сент-Элизабет и материком). Приходилось приводить к ветру из-за почти непрерывно налетавших жестоких шквалов с возвышенностей острова Сент-Элизабет, которого мы вынуждены были придерживаться, чтобы избежать отмелей, окружающих два других острова (От выхода из Второго пролива до северо-восточного мыса острова Сент-Элизабет около четырех лье. Остров Сент-Элизабет тянется с зюйд-зюйд-веста на норд-норд-ост [292 1/2°— 22 1/2°] и имеет в длину приблизительно 3,5 лье. Проходя по фарватеру, следует держаться ближе к берегам этого острова. От юго-западного мыса острова Сент-Элизабет до мыса Нуар не больше одного лье). Приливное течение в проходе имело направление на юг и показалось нам очень сильным. Мы взяли курс на материк, пониже мыса Нуар; здесь начинается лесистый [117] берег, имеющий очень живописный вид. Берег идет на юг, и приливное течение там не так заметно. /1767 г., декабрь/ Очень свежий шквалистый ветер дул до 6 часов вечера, затем он утих до умеренного. Мы продолжали идти на расстоянии 1 лье от берега. Была тихая, ясная погода, и мы надеялись за ночь обогнуть мыс Ронд, /Плохая погода, ужасная ночь/ чтобы на случай непогоды иметь на подветренной стороне от нас бухту Фамин, но тщетно: в половине первого ночи ветер внезапно переменился на юго-западный, берега затянуло пеленой тумана, и снова на нас обрушился шквалистый ветер с дождем и градом; погода ухудшалась столь стремительно, что та, которая была лишь минуту тому назад, уже казалась нам прекрасной. Такова особенность здешнего климата: погода меняется с такой быстротой, что предвидеть ее внезапные и опасные изменения невозможно; так как наш грот порвало на гитовах, мы вынуждены были лавировать, имея поставленными фок, грот-стеньги-стаксель и марсели, на которых были взяты все рифы, чтобы попытаться обогнуть оконечность мыса Сент-Анн и укрыться в бухте Фамин. Нам нужно было продвинуться всего лишь на одно лье на ветер, но это никак не удавалось. Как ни коротки были галсы, на которые нам приходилось ложиться, поворачивая через фордевинд, и как ни стремительно было течение, увлекавшее нас в большую бухту Огненной Земли, мы потеряли 3 лье за девять часов этого злополучного плавания. Надо было решиться искать вдоль берега якорную стоянку, которая находилась бы под ветром. /Якорная стоянка в бухте Дюкло/ Мы приближались к берегу, не выпуская из рук лота; к 11 часам утра мы отдали якорь в миле от берега, где глубина была 8 1/2 саженей, а грунт илистый песок, в бухте, названной мною именем Дюкло (От мыса Нуар побережье тянется на зюйд-зюйд-ост [157 1/2°] до северного мыса бухты Дюкло, который расположен приблизительно в 7 лье от него. Напротив бухты Дюкло на Огненной Земле имеется громадная бухта, и я подозреваю, что это и есть тот самый проход, который выходит восточнее мыса Горн. Мыс Монмоут является ее северным мысом) в честь моего помощника капитана 2 ранга господина Дюкло-Гюйо, познания и опыт которого оказали мне большую помощь. /Описание бухты Дюкло/ Бухта Дюкло открыта на восток и незначительно вдается в берег. Ее северный мыс выступает немного дальше, чем южный, а расстояние между ними, вероятно, не превышает 1 лье. Повсюду в бухте хороший грунт; глубины здесь от 6 до 8 саженей на расстоянии одного кабельтова от берега. Эго превосходная якорная стоянка, так как господствующие в этих местах сильные западные ветры дуют со [118] стороны берега, который здесь очень высок. Две небольшие речки впадают в бухту; вода в их устье имеет солоноватый вкус, но в пятистах шагах выше она уже хороша. Вдоль песчаной береговой полосы, где можно высадиться, расстилается что-то вроде прерии, за ней амфитеатром подымаются леса, но дичи здесь почти нет. Мы обошли обширное пространство земли и видели, лишь двух-трех бекасов и болотных куликов, а также небольшое количество чирков-коростельков, уток и дроф. Мы заметили также несколько попугайчиков, которых никак не думали встретить в таком холодном климате. У устья более южной речки мы обнаружили семь хижин, сооруженных из ветвей деревьев. Хижины были построены, вероятно, совсем недавно и наполнены грудами ракушек, превратившихся в известь, съедобными ракушками и морскими уточками. Мы поднялись на значительное расстояние вверх по реке и видели следы людей. За время, которое мы провели на берегу, уровень воды в море повысился на 1 фут, а приливное течение шло со стороны моря, с востока, — наблюдение, обратное тем, которые мы производили начиная от мыса Вьерж, так как до сих пор уровень воды повышался лишь в случае, когда течение выходило из пролива. /Новое наблюдение над приливами/ Судя по моим многочисленным наблюдениям, после того как пройдешь узкие проливы, регулярность приливов и отливов нарушается во всей той части Магелланова пролива, которая имеет меридиональное направление. Вероятно, такое отклонение является результатом того, что Огненная Земля изрезана множеством проходов. На протяжении двух дней, пока стояли мы здесь на якоре, термометр показывал от 8° до 5°. 15 декабря в полдень мы определили широту места: 53°20'; в этот день мы не смогли выйти, так как на море был штиль, и заняли наших матросов рубкой леса. /Навигационные замечания/ С наступлением ночи облака, казалось, стали перемещаться на запад, что предвещало нам попутный ветер. Мы подтянули якорный канат до панера, и, действительно, 16 декабря в 4 часа утра подул легкий ветер, при этом как раз с той стороны, откуда его ждали, и мы снялись с якоря. Небо, правда, было закрыто облаками, и, как обычно в этих водах, восточный и северо-восточный ветры принесли туман и дождь. Мы прошли мыс Сент-Анн (От бухты Дюкло до мыса Сент-Анн около пяти лье; направление побережья зюйд-ост-тень-зюйд [146 1/4°]: приблизительно такое же расстояние между мысом Сент-Анн и мысом Ронд, которые взаимно расположены по румбу норд-норд-ост— зюйд-зюйд-вест [22 1/2°—202 1/2°]) и мыс [119] Ронд (От Второго пролива до мыса Ронд ширина Магелланова пролива колеблется от 5 до 7 лье. У мыса Ронд пролив суживается, и ширина его там не превышает 3 лье). Первый из них представляет собой ровную поверхность средней высоты и прикрывает глубокую бухту, где якорная стоянка надежна и удобна. В память о несчастной судьбе колонии Филиппвиль, основанной здесь в 1581 г. Сармиенто 87, бухта получила название Фамин 88. Мыс Ронд — это возвышенность, имеющая форму, которая объясняет его название. Берега пролива здесь очень обрывистые и на всем протяжении покрыты лесом; берега Огненной Земли изрезаны несколькими проливами. Вид берегов внушает страх, горы покрыты голубоватым снегом, древним, как мир. Между мысом Ронд и мысом Форвард имеется четыре бухты, в которых можно стоять на якоре. Две из них разделены мысом, своеобразие которого привлекало наше внимание и заслуживает специального описания. /Описание приметного мыса/ Этот мыс, возвышающийся на 150 футов над уровнем моря, состоит целиком из горизонтальных пластов окаменелых ракушек. Я измерил лотом со шлюпки глубину у подножия этого великана, свидетельствующего о больших изменениях, происшедших на земном шаре, и не достал дна даже при помощи лотлиня длиной в 100 саженей. Ветер приблизил нас на расстояние 1 1/2 лье от мыса Форвард; потом внезапно наступил штиль, который длился два часа. Я воспользовался этим, чтобы отправиться на небольшой шлюпке для осмотра окрестностей мыса и чтобы промерить глубины и взять пеленги для определения места. Мыс Форвард является самой южной оконечностью Америки и всех известных материков. Проведя точные определения места, мы установили его южную широту: 54°5'45". Этот мыс представляет собой участок суши длиной около 3/4 лье с двумя вершинами, из которых восточная выше западной. Возле мыса почти бездонная глубина; однако в небольшой бухточке с довольно большим ручьем, находящимся между двумя вершинами, можно стоять на якоре на глубине 15 саженей, грунт — песок и гравий; но пользоваться этой стоянкой следует лишь в крайнем случае, так как она не защищена от южных ветров. /Описание мыса Форвард/ Весь мыс — это скалистый утес, круто обрывающийся вниз, с пикообразной вершиной, покрытой снегом. Тем не менее на нем кое-где растут деревья, корни которых питаются вечной влагой из расщелин. Мы высадились у подножия мыса на маленький скалистый выступ, где с трудом могли разместиться четыре человека. На этой точке, которой [120] кончается или начинается обширный материк, мы водрузили флаг нашего корабля, и впервые эти дикие места огласил клич: «Да здравствует король!». Отсюда мы взяли пеленг мыса Холланд по румбу вест-4°-к норду [279°]; следовательно, отсюда береговая линия начинала поворачивать на север. /Якорная стоянка в бухте Франсуаз/ Мы вернулись на корабль в 6 часов вечера, а несколько позже, так как ветер перешел на юго-восток, я решил найти бухту, названную господином де Женом 89 Франсуаз 90. В 8 часов 30 минут мы бросили там якорь на глубине 10 саженей, при грунте песок с гравием, имея один из входных мысов бухты по пеленгу норд-ост-тень-ост-5°-к норду [52 1/4°], второй по пеленгу зюйд-5°- к весту [185°] и островок посередине бухты по пеленгу норд-ост [45°]. Ввиду того что нам необходимо было запастись водой и лесом для перехода через Тихий океан, а последний отрезок пути в проливе мне был незнаком, потому что в первом путешествии мы дошли как раз до бухты Франсуаз, я решил в ней остановиться, тем более что господин де Жен рекомендует ее как место очень надежное и удобное для этой цели. В тот же вечер мы спустили все наши шлюпки на воду. /Замечания по поводу этой якорной стоянки/ За ночь ветер менял свое направление последовательно по всем румбам картушки компаса, налетая сильнейшими шквалами; море бушевало и билось об отмель, которая, казалось, простиралась по всему дну бухты. Направление ветра все время менялось, и наш корабль описывал полную циркуляцию на якоре, так что мы стали опасаться, [121] как бы якорь не оказался нечист. Ночь прошла в тревоге. Транспорт «Этуаль», стоявший на якоре мористее, потрепало меньше, чем нас. В половине третьего утра я послал небольшую шлюпку для измерения глубины входа в реку, которой господин де Жен дал свое имя. В это время был отлив, и шлюпка села на мель в устье реки; снялась она лишь с наступлением прилива; выяснилось, что наши шлюпки могут подойти к реке только во время полного прилива, вследствие чего они едва ли смогли бы сделать за день один рейс. Затруднение с приемкой пресной воды, а также сомнения в надежности якорной стоянки заставили меня ввести корабли в маленькую бухту в 1 лье к востоку от бухты Франсуаз. Там в 1765 г. мы без всяких затруднений нарубили и погрузили лес для Малуинских островов, а экипаж корабля дал бухте мое имя. Я хотел прежде всего лично убедиться в том, смогут ли экипажи обоих кораблей принять здесь пресную воду. Кроме впадающего в бухту ручья, воду которого я предназначил для повседневных нужд и стирки белья, я обнаружил, что и в каждую из двух соседних бухт впадает по ручью и что они могут полностью обеспечить нас водой, причем расстояние до этих ручьев менее полумили. Поэтому 17 декабря в 2 часа пополудни мы снялись с якоря и, поставив фор-марсель и крюйсель, прошли мористее островка в бухте Франсуаз и вошли в чрезвычайно узкий и глубокий проход с большими глубинами между северным мысом этой бухты и возвышенным островом длиной около 1/8 лье. Этот проход ведет ко входу в бухту Бугенвиль, закрытую двумя небольшими островками, больший из которых получил название острова Обсерватуар (От мыса Ронд до островка Обсерватуар около четырех лье; побережье здесь тянется на вест-зюйд-вест [247 1/2°]. На этом пространстве имеются три хорошие якорные стоянки). Бухту, открытую на юго-запад, длиной в 200 туазов и шириной в 50 туазов окружают высокие горы, защищающие ее от всех ветров; поэтому вода в ней всегда спокойная, как в бассейне. /Якорная стоянка в бухте Бугенвиль/ В 3 часа мы стали на якорь у входа в бухту на 28 саженях глубины и тотчас же подали на берег швартовы, чтобы втянуться в глубь бухты. В это время транспорт «Этуаль» бросил якорь мористее, на чрезмерно большой глубине, поэтому его снесло на остров Обсерватуар, и прежде чем на нем успели выбрать швартовы, поданные на берег, чтобы его удержать, корма транспорта оказалась [122] в нескольких футах от островка и все еще на 30-саженной глубине. Северо-восточный берег этого островка не так крут. Остаток дня ушел у нас на то, чтобы ошвартоваться носом в сторону открытого моря. Мы отдали один якорь прямо по носу на глубине 23 саженей, грунт — илистый песок, завезли верп за корму почти у берега; подали два перлиня с левого борта и закрепили их за деревья и два перлиня на транспорт «Этуаль», который ошвартовался к берегу таким же образом. Близ ручья мы наткнулись на две, казалось, давно заброшенные хижины из сучьев. На этом месте в 1765 г. я велел построить такую хижину из коры, в которой оставил несколько подарков для дикарей на случай, если они сюда забредут, и укрепил наверху белый флаг; хижина была разрушена, флаг и подарки исчезли. /Стоянка в бухте Бугенвиль для приемки воды и погрузки леса/ 18 декабря утром мы разбили лагерь на берегу для охраны рабочих, а также различных предметов, подлежащих выгрузке, свезли на берег все наши бочки для воды, чтобы починить их и окурить серой, приготовили корыта для стирки белья, вытащили на берег нашу шлюпку, которая нуждалась в ремонте. Конец декабря мы провели в этой бухте, где очень спокойно нарубили дров и приготовили доски. Все здесь облегчало работу: просеки в лесу уже были проложены, а срубленных деревьев оказалось даже больше, чем нужно. Все это осталось от экипажа фрегата «Эгль», который был здесь в 1765 г. Нам даже удалось наполовину килевать фрегат, а также поставить на место 18 пушек. На транспорте «Этуаль» устранили течь, которая с момента выхода из Монтевидео оставалась почти такой же значительной, как и до полукилевания его в Энсенаде. Когда вся носовая часть транспорта поднялась из воды и было снято несколько досок обшивки, то выяснилось, что вода проникала в стыки форштевня, состоящего из двух частей. Исправление этих повреждений облегчило экипажу транспорта, изнуренному ежедневным откачиванием воды, дальнейшее плавание. /Астрономические и метеорологические наблюдения/ С первых же дней стоянки господин Веррон установил на островке Обсерватуар свои инструменты; но большая часть его ночных дежурств пропала зря. Небо в этих краях неблагоприятно для астрономических наблюдений, и он смог произвести лишь три наблюдения квадрантом и определить южную широту островка: 53°50'25". Он определил также прикладной час во входе в бухту — 00 часов 59 минут. Уровень воды никогда не поднимался здесь выше 10 футов над ординаром. [123] Во время нашего пребывания термометр обычно показывал от 8° до 9°, а однажды температура понизилась даже до 5° и ни разу не поднималась выше 12 1/2°. При такой температуре воздуха небо обычно было безоблачным, а в слабых лучах солнца таяла часть снега на горах. Господин де Коммерсон и принц Нассау воспользовались этими днями для сбора гербария. /Описание этой части Магелланова пролива/ Они встретили немало всякого рода препятствий, но этот суровый край имел в их глазах ценность новизны, и берега Магелланова пролива обогатили альбомы господина Коммерсона множеством дотоле неизвестных и очень интересных растений. Охота и рыбная ловля были мало успешны и ничего нам не дали. Единственным четвероногим, которое мы здесь видели, была лисица, почти такая же, как и в Европе; ее убили рабочие. Мы сделали также несколько попыток обследовать соседние участки побережья материка и Огненной Земли; первая попытка оказалась неудачной. 22 декабря в 3 часа утра я отправился на шлюпке с господами де Бурнаном и дю Бушажем на шлюпке, намереваясь дойти до мыса Холланд и посетить якорные стоянки, которые могли встретиться в этих местах. Когда мы выходили, был штиль и самая прекрасная погода. Через час поднялся легкий северо-западный бриз, который внезапно перешел в очень свежий юго-западный ветер. Мы боролись с противным ветром в течение трех часов, идя под защитой берега, и с трудом добрались до устья небольшой речки, впадающей в маленькую бухту с песчаным грунтом, защищенную восточной возвышенностью мыса Форвард. Мы высадились там, рассчитывая, что ненастье будет непродолжительным, и в ожидании перемены погоды сильно промокли под дождем и окоченели от холода. Пришлось соорудить в лесу шалаш из ветвей, чтобы не ночевать под открытым небом. Для туземцев такой шалаш мог бы показаться дворцом, но у нас не было привычки так жить. Вскоре холод и сырость прогнали нас из нашего убежища, и мы расположились у большого костра, защищаясь от дождя парусом нашей шлюпки. Ночь была ужасная, ветер и дождь усилились, и нам ничего не оставалось, как пуститься с рассветом в обратный путь. В 8 часов утра мы вернулись на фрегат, чрезвычайно довольные, что достигли приюта; вскоре погода настолько испортилась, что мы вряд ли смогли бы вернуться на корабль, если бы задержались. В течение двух дней бушевала настоящая буря, и все горы снова покрылись снегом. Между тем была середина лета, и солнце стояло над горизонтом около 18 часов в сутки. [124] /Рекогносцировка нескольких бухт на Огненной Земле/ Спустя несколько дней я предпринял, уже с большим успехом, еще одну попытку осмотреть часть побережья Огненной Земли и найти там гавань против мыса Форвард; я предполагал переправиться затем на мыс Холланд и осмотреть берег начиная от этого мыса и до бухты Франсуаз, чего мы не успели сделать при первой попытке. Приказав вооружить шлюпку с фрегата «Будёз» и баркас с транспорта «Этуаль» ружьями и мушкетонами, 27 декабря в 4 часа утра я вместе с господами де Бурнаном, д’Орезоном и принцем Нассау вышел в путь под парусами к западному мысу бухты Франсуаз, чтобы отсюда переправиться к берегам Огненной Земли; к 10 часам мы подошли к устью речки в небольшой песчаной бухте у берегов Огненной Земли, неудобной даже для шлюпок. Однако при крайней необходимости с наступлением прилива шлюпки могут войти в реку и найти здесь убежище. Мы пообедали на берегу этой реки в довольно красивой роще, в тени деревьев которой стояло несколько хижин дикарей. Из этого пункта мы взяли пеленг норд-вест-тень-вест-5°-к весту [298 3/4°] западного мыса бухты Франсуаз, расстояние до которого, по нашей оценке, составляло 5 лье. После полудня мы снова двинулись в путь на веслах вдоль берегов Огненной Земли; дул легкий западный ветер, но на море была большая зыбь. Мы пересекли большой залив, которому не видно было конца. Посреди входа в него шириною в 2 лье находится гористый островок. Множество китов, которых мы заметили в этой части моря, и сильное волнение заставили нас предположить, что это, вероятно, пролив, который выходит в море у мыса Горн. /Встреча с дикарями/ Почти переправившись на противоположный берег залива, мы увидели на берегу несколько огоньков, то вспыхивавших, то гаснущих; при свете их мы различили на низком мысе бухты, где я решил остановиться, фигуры дикарей. Тотчас же мы пошли на их огни, и я узнал тех же дикарей, которых видел во время первого моего путешествия в Магелланов пролив. Мы назвали их тогда «пешерэ» 91 — по первому слову, которое они произносили, приблизившись к нам, и которое беспрестанно повторяли, подобно тому, как патагонцы повторяли слово «шауа». Мы и на этот раз оставили за ними название «пешерэ». В дальнейшем я подробнее опишу обитателей этой лесистой части пролива. День кончался, и нам нельзя было долго оставаться с ними. Их было около сорока человек — мужчин, женщин и детей, в ближайшей бухте стояло десять или двенадцать лодок. Мы покинули их и направились, чтобы пересечь эту бухту и войти в одну из [125] соседних бухт; но осмотреть ее мы не успели, так как наступила ночь, которую пришлось провести у костра на берегу довольно большой реки. Паруса с наших шлюпок служили нам тентом. Если не считать того, что было холодно, погода была великолепная. /Описание бухты и гавани Бобассен/ Утром мы увидели, что бухта эта — настоящая гавань. Мы измерили глубины в ней, а также в заливе. Якорная стоянка в бухте очень хороша. Глубина здесь от 40 до 12 саженей, грунт — песок, мелкий гравий и ракушка. Бухта защищена от всех опасных ветров. Ее восточный мыс приметен благодаря большому холму, который мы назвали Дом [le Dome] — Купол. В западной части бухты есть островок; между ним и берегом прохода для судов нет. В гавань из бухты можно войти очень узким проходом; глубина в гавани 10, 8, 6, 5 и 4 сажени, грунт илистый; в проходе дно каменистое и глубина достигает 4,5 и 6саженей; идя этим проходом, лучше держаться его середины и даже ближе к восточному берегу, где глубины больше. Живописность этой стоянки послужила основанием назвать и бухту и гавань Бобассен [Красивый]. Если нужно запастись лесом или пресной водой или даже отремонтировать подводную часть корабля, лучшего места, чем бухта Бобассен с одноименной гаванью, и желать нельзя. Оставив здесь командира шлюпки шевалье де Бурнана, я поручил ему обследовать бассейн и собрать самые подробные сведения об этом замечательном месте, а затем вернуться на корабль. Сам же я на баркасе с транспорта «Этуаль» с господином Ландэ продолжал мои поиски. Мы пошли на запад и посетили сначала один из островов, который обошли вокруг, и видели на нем дикарей, занятых рыбной ловлей. Повсюду вокруг острова можно стать на якорь, так как глубина здесь 25, 21 и 18 саженей, а грунт — песок и мелкий гравий. /Бухта Корморандьер/ Следуя вдоль берега, мы к заходу солнца достигли бухты, которая может служить прекрасной стоянкой для трех или четырех кораблей. Я назвал ее бухтой Корморандьер из-за характерной скалы, которая виднеется на ост-зюйд-ост [112 1/2°] от нее на расстоянии 1 мили. У входа в бухту глубина 15 саженей, а на якорном месте — 8 и 9 саженей. Здесь мы провели ночь. 29 декабря на рассвете мы вышли из бухты Корморандьер и, подгоняемые сильным приливным течением, пошли на запад. Вскоре мы прошли между двумя островами разной величины, которым я дал имя Дё Сер [Две сестры]. Острова эти лежат в створе с серединой мыса Форвард по румбу норд-норд-ост [22 1/2°] — зюйд-зюйд-вест [202 1/2°] [126] на расстоянии около 3 лье от бухты. Пройдя немного дальше, мы увидели гору, по форме напоминающую сахарную голову, и дали ей название Пен-де-Сюкр. Эту гору очень легко узнать: она створится с самой южной оконечностью мыса Форвард по румбу норд-норд-ост — зюйд-зюйд-вест [22 1/2°—202 1/2°]. Приблизительно в 5 милях от бухты Корморандьер мы обнаружили прелестную бухту с великолепной гаванью. В глубине гавани мы увидели водопад, и поэтому порту и бухте я дал название Каскад. /Бухта и гавань Каскад/ Середина бухты створится с мысом Форвард по румбу норд-ост — зюйд-вест [45°—225°]. Надежность и удобства якорной стоянки, наличие пресной воды и леса — все это делает бухту таким убежищем для кораблей, лучше которого мореплавателям и желать нельзя. /Описание местности/ Водопад образуется водами маленькой речки, которая протекает между отрогами довольно высоких гор и падает с высоты 50—60 туазов. Я поднялся вверх. Вокруг вперемежку раскинулись рощи и небольшие поляны, поросшие губчатым мхом; я искал и не нашел никаких следов человека; живущие здесь дикари почти не покидают берегов моря, которое дает им средства к существованию. В общем все пространство Огненной Земли начиная от острова Сент-Элизабет показалось мне лишь беспорядочным скоплением разной величины островов — возвышенных, гористых, с вершинами, покрытыми вечным снегом. Между ними, несомненно, имеется немало узких проходов к морю. Здесь такая же растительность, как и на берегах Патагонии; за исключением деревьев, природа этого края очень похожа на природу Малуинских островов. /Значение трех открытых нами гаваней/ Я прилагаю здесь составленную мною специальную карту этой интересной части побережья Огненной Земли, до сих пор считали, что в этом районе нет удобных якорных стоянок, и корабли избегали к нему приближаться. Открытие трех только что описанных мною гаваней намного облегчит плавание в этой части Магелланова пролива. Мореплаватели всегда считали мыс Форвард одним из самых опасных мест, где обычно господствует противный ветер, который мешает кораблям огибать мыс, и многие мореплаватели действительно вынуждены были возвращаться к бухте Фамин. В настоящее время появилась возможность использовать даже господствующие ветры. Следует лишь держаться побережья Огненной Земли и достичь одной из трех указанных мною якорных стоянок, что почти всегда возможно, если лавировать по фарватеру, где никогда не бывает сильного волнения, опасного для кораблей. [127] Отсюда все галсы будут иметь успех, а если использовать к тому же приливные течения, которые здесь становятся ощутимыми, то нетрудно будет достичь порта Галан. Мы провели в гавани Каскад очень неприятную ночь. Было холодно и беспрерывно лил дождь, который продолжался почти весь день 30 декабря. В 5 часов утра мы вышли из гавани на шлюпке под парусами и пересекли пролив, подгоняемые сильным ветром и слишком большой для нашего слабого суденышка волной. К материку мы приблизились почти посредине между мысами Холланд и Форвард, но не могло быть и речи о том, чтобы осмотреть этот берег, и мы должны были довольствоваться хотя бы тем, что могли идти вдоль него на фордевинд, зорко следя за яростными шквалами, которые заставляли нас не выпускать из рук фалы и шкоты. Когда мы пересекали бухту Франсуаз, из-за неосторожного поворота румпеля шлюпка едва не перевернулась. Наконец к 10 часам утра я вернулся на фрегат. Во время моего отсутствия господин Дюкло-Гюйо перевез на корабль все, что у нас оставалось на берегу, и подготовился к уходу; после полудня мы начали отдавать швартовы и стали сниматься с якоря. /Уход из бухты Бугенвиль/ 31 декабря в 4 часа утра мы закончили съемку со швартовов и якорей и, буксируемые нашими гребными судами, вышли из бухты. Погода была тихая, но в 7 часов подул бриз от норд-оста [45°], который днем усилился; до [128] полудня было ясно, а потом стало пасмурно и пошел дождь. В 11 часов 30 минут, находясь на середине фарватера, мы увидели водопад Каскад и взяли пеленги: водопада — на зюйд-ост [135°], скалы Пен-де-Сюкр — на ост-зюйд-ост-5°-к зюйду [117 1/2°], мыса Форвард (От острова Обсерватуар до мыса Форвард около 6 лье, а побережье тянется примерно на вест-зюйд-вест [247 1/2°]. Пролив здесь имеет ширину от 3 до 4 лье) — на ост-норд-ост [67 1/2°] и мыса Холланд (На расстоянии около 5 лье, отделяющем мыс Форвард от мыса Холланд, имеются два других мыса и три неглубокие бухты. Я не знаю здесь мест, удобных для якорной стоянки. Ширина пролива колеблется там от 3 до 4 лье) — на вест-норд-вест-1°-к весту [288 1/2°]. От полудня до 6 часов вечера мы огибали мыс Холланд. Ветер стих; к вечеру бриз ослабел, но погода оставалась очень пасмурной. Я решил идти на рейд порта Галан и стать там на якорь; мы бросили якорь в 10 часов на глубине 16 саженей, грунт — крупный гравий, песок и мелкие кораллы; мыс Талант (Мыс Холланд и мыс Талант находятся друг от друга на расстоянии около 8 лье по румбу ост-2°-к зюйду — вест-2°-к норду [92°—272°]. Между этими двумя мысами есть еще один, менее выступающий, — мыс Ковентри. По некоторым данным, близ него имеется несколько бухт, однако мы увидели только одну бухту — Верт, или Декард, которую и посетили по суше. Это большая и глубокая бухта, но нам показалось, что она имеет несколько банок) остался у нас назюйд-вест-3°-к весту [228°[. Вскоре мы могли поздравить себя с тем, что вовремя нашли убежище, так как всю ночь шел дождь и дул сильный ветер от зюйд-веста [225°]. /1768 г., январь/ 1768 год начался для нас в бухте, называемой бухтой Фортескью (Бухта Фортескью имеет ширину между мысами около 2 лье и вдается в берег на несколько меньшее расстояние до полуострова, который выступает на ост-зюйд-ост [112 1/2°] от западного побережья бухты и прикрывает гавань, хорошо защищенную от всяких ветров. Это порт Галан, который вдается в сушу на расстояние 1 лье по румбу вест-норд-вест [292 1/2°]. Его ширина от 400 до 500 шагов. В глубине порта есть река и еще две реки у северо-восточного побережья. В середине порта глубина 4—5 саженей, грунт — ил и ракушка), в глубине которой находится порт Галан. План порта и бухты очень точно снят французским мореплавателем де Женом; у нас было более чем достаточно времени, чтобы проверить его, так как из-за непогоды мы задержались здесь более трех недель. /Подробности о встретившихся нам неприятностях/ Что такое непогода в здешних местах, невозможно представить себе, даже если судить по самой ужасной зиме в Париже. И будет справедливо, если мое подробное описание нашего пребывания в этих местах заставит читателей хоть в какой-то мере пережить те неприятности, которые пришлось испытать нам в эти мрачные дни. [129] Моей первой заботой было исследовать берег до бухты Элизабет и острова, разбросанные там и сям в Магеллановом проливе; мы установили наличие якорных стоянок возле двух из этих островов, которые Нарборо назвал Шарль и Монмоут. Более отдаленные острова 92 он назвал Руайяль, а самому западному дал имя Руперта. Западные ветры не позволили нам продолжать плавание, и 2 января мы стали фертоинг на якорь и верп. /Следы прохода англичан/ Несмотря на дождь, я предпринял прогулку по берегу, где обнаружил следы прохода проливом и стоянки английских кораблей: свежесрубленные деревья, распиленные на дрова, свежесрезанную кору лаврового дерева, деревянную бирку, какие в Адмиралтействе привязывают к кускам троса и полотна, с отчетливой надписью: «Chatham. Martch, 1766». На некоторых деревьях мы обнаружили также инициалы и имена с датой: «1767 г.» /Наблюдения астрономические и навигационные/ Господин Веррон доставил свои инструменты на полуостров, образующий гавань, и в полдень с помощью квадранта определил широту места 53°40'41" южная. Эта обсервация и взятый оттуда же пеленг мыса Холланд, а также пеленг мыса Форвард, взятый 16 декабря с мыса Холланд, позволили определить расстояние между портом Галан и мысом Форвард в 12 лье. Господин Веррон также определил, что склонение компасной стрелки составляет 22°30'32" к северо-востоку, а ее наклонение 11°11'. Таковы те немногие наблюдения, которые он смог сделать за месяц, пока мы из-за дурной погоды находились здесь, причем погода днем была столь же ужасной, как и ночью. 3 января появилась возможность определить долготу места этой бухты по лунному затмению, которое началось в 10 часов 30 минут вечера, однако дождь, ливший целый день, продолжался и ночью. 4 и 5 января были ужасны: дождь, снег, жестокий холод, порывистый ветер. Такая погода описана в библейских псалмах словами: «Nix, glando, glacies, spiritus procellarum», то есть «Снег, иней, лед, дыхание бури». 3 января я направил шлюпку с заданием отыскать стоянку на Огненной Земле, и вскоре было найдено хорошее якорное место на юго-запад от островов Шарль и Монмоут. Я велел выяснить также направление приливов и отливов на фарватере. С их помощью и располагая изученными якорными стоянками как на юге, так и на севере, я хотел выйти даже при противном ветре; но нам это не удалось, так как ветер все время был недостаточно благоприятным. Впрочем, пока мы находились здесь, мы постоянно замечали, что [130] приливо-отливные течения в этой части Магелланова пролива такие же, как и там, где имеются узкости, то есть приливы сносят на восток, а отливы — на запад. /Встреча с пешерэ и их описание/ 6 января после полудня у нас была короткая передышка. Казалось с зюйд-веста [225°] вот-вот подует ветер, и мы собрались было сняться с фертоинга и уйти, как вдруг снова задул ветер от вест-норд-веста [292 1/2°] со шквалами, и нам пришлось тотчас же снова стать фертоинг. В этот день у нас на борту побывало несколько дикарей. Утром из-за оконечности мыса Талант показались четыре пироги; они остановились там на некоторое время, затем три из них продвинулись в глубь бухты, а одна направилась к фрегату. Помедлив с полчаса, эта пирога подошла к борту нашего корабля, причем находившиеся в ней дикари громко кричали «пешерэ», «пешерэ». В лодке сидели мужчина, женщина и двое детей. Женщина осталась в пироге, а мужчина доверчиво поднялся на борт. Вид у него был довольно бодрый. Еще две пироги последовали примеру первой, и мужчины с детьми поднялись на фрегат. Скоро они почувствовали себя здесь как дома: пели, танцевали, слушали музыку, а больше всего ели, причем аппетит у них был исключительный. Все им нравилось: хлеб, солонина, сало; они съедали все, что им предлагали. Нам даже стоило большого труда избавиться от этих беспокойных и противных гостей, заставить их вернуться в свои пироги. Это удалось лишь после того, как мы спустили туда куски солонины. Их не удивляли ни корабли, ни различные предметы, которые они видели впервые; да это и понятно: чтобы удивляться произведениям искусства, нужно иметь об этом хотя бы элементарное представление. Эти грубые люди воспринимали шедевры техники с тем же безразличием, с каким относились к законам природы и ее явлениям. В течение нескольких дней, пока эти люди находились в гавани Галан, мы часто видели их на корабле и на берегу. Они маленького роста, худые, некрасивые и распространяют вокруг себя невыносимый запах. Ходят они почти нагишом, едва прикрытые грубо выделанными шкурами морского волка, слишком короткими, чтобы ими укрыться. Из таких же шкур они делают крыши для своих хижин и паруса для пирог. У них имеются также шкуры гуанако, но в незначительном количестве. Их женщины уродливы, и мужчины, кажется, уделяют им мало внимания. Женщины управляют пирогами, следят за ними; нередко им приходится, невзирая на холод, добираться вплавь до зарослей морских водорослей, чтобы [131] вычерпать воду из лодок; эти заросли находятся довольно далеко от берега и служат укрытием, где стоят их пироги. На берегу женщины собирают хворост, раковины; мужчины не принимают в этом никакого участия. Даже женщины, имеющие грудных детей, не свободны от работ. Детей они носят за спиной завернутыми в шкуры, служащие им одеждой. Пироги сделаны из кусков коры, кое-как скрепленных между собой тростником; в пазы забивают мох. Посреди лодки находится небольшой очаг на песке, где постоянно поддерживается слабый огонь. Их оружие составляет лук, сделанный, так же как и стрелы, из колючего барбариса и остролистника. Тетиву они делают из жил, а на концы стрел прикрепляют довольно искусно выточенные из камня наконечники. Но это оружие они применяют для охоты на мелкую дичь, а не против неприятеля; оно так же немощно, как и руки людей, им пользующихся. Мы видели у них рыбьи кости длиной не менее фута, один конец которых заострен и имеет зазубрины. Но это, конечно, не кинжалы, а скорее орудие рыбной ловли. Прикрепив такую кость к длинному шесту, они пользуются им как гарпуном. Женщины, мужчины и дети живут все вместе, в хижинах, посреди которых всегда горит огонь. Питаются они преимущественно ракушками. У них имеются собаки; пользуются они и силками, сделанными из китового уса. Я заметил, что у них у всех испорченные зубы, и полагаю, что это оттого, что они едят обожженные, но полусырые ракушки. Впрочем, они кажутся довольно добродушными людьми, но жалкими и слабыми; они суеверны и верят в злых духов; заклинатели духов являются одновременно жрецами и лекарями. Из всех дикарей, которых я видел в своей жизни, пешерэ — самые обездоленные: они лишены всего и находятся, что называется, в первобытном состоянии. В самом деле, если мы нередко сочувствуем человеку свободному, живущему без обязанностей и забот и довольствующемуся тем, что он имеет, лишь потому, что не знает лучшего, то как не пожалеть людей, лишенных простейших жизненных удобств и к тому же страдающих от самого сурового в мире климата! Этот народ весьма малочислен и объединяет наименьшее число людей, которое я встречал в любой части света. Как вы это увидите в дальнейшем, среди них есть и шарлатаны. Ведь как только люди собираются вместе в [132] количестве большем, чем семья, — я подразумеваю под семьей отца, мать и детей, — интересы усложняются, отдельные индивидуумы хотят силой или обманом подчинить себе других; понятие семья превращается тогда в понятие общество, и живет ли эта семья среди лесов, состоит ли из единокровных родичей, в ней всегда можно обнаружить в зародыше все те пороки, которые создают, движут и способствуют падению самых могучих империй. Отсюда же следует и то, что в так называемом цивилизованном обществе проявляются добродетели, к которым люди, близкие к первобытному состоянию, невосприимчивы. 7 и 8 января была такая плохая погода, что не было возможности сойти с корабля. В ночь на 9-е мы дрейфовали на якоре и были вынуждены отдать еще один якорь с крамбола. Слой снега на нашей палубе достигал порой 4 дюймов; при свете занимающегося дня мы увидели, что снегом покрыта вся земля, кроме низких мест, где влажность не дает снегу задерживаться. Термометр показывал 5°—4° и опускался даже до 2° ниже точки замерзания. 9 января после полудня погода немного улучшилась. Пешерэ направились к нам, чтобы подняться на корабль. Они даже принарядились, то есть разрисовали себе тело красной и белой краской. Однако, увидев, что наши шлюпки отошли от кораблей и направились к их хижинам, они последовали за ними. Лишь одна пирога осталась у борта транспорта «Этуаль», но она оставалась там недолго, а затем ушла, чтобы поскорее присоединиться к остальным, с гребцами которых наши офицеры успели уже завязать дружбу. Все женщины собрались в одной хижине, и дикари выражали неудовольствие, когда кто-либо из наших офицеров пытался туда войти. И наоборот, они приглашали гостей зайти в другие жилища, где их угощали ракушками, предварительно пососав их. Мы сделали им небольшие подарки, которые были охотно приняты. Они пели, танцевали и проявляли больше веселости, чем можно было предположить у этих диких людей, внешний вид которых обычно суров. /Печальный случай с ребенком/ Но радость их продолжалась недолго. У двенадцатилетнего мальчика, единственного из всей толпы показавшегося нам интересным, внезапно началось кровотечение, сопровождавшееся сильными конвульсиями. Когда этот ребенок был на транспорте «Этуаль», ему подарили кусочки зеркала и стекла, не думая о тех роковых последствиях, которые может вызвать этот подарок. Дикари эти имеют обыкновение засовывать в горло и ноздри маленькие [133] кусочки талька. Вероятно, из суеверия они считают, что этот талисман обладает силой, которая предохраняет от различных несчастий. Ребенок, очевидно, нашел такое же применение подаренным стеклышкам. Его губы, десны и небо были изрезаны и кровоточили. Этот случай вызвал среди туземцев недоверие к нам и поверг их в уныние. Они заподозрили нас в том, что мы напустили на ребенка порчу. Шаман, который немедленно занялся больным, прежде всего быстро снял с пострадавшего подаренную ему полотняную куртку и хотел вернуть ее французам. Когда же те отказались взять ее, он бросил ее им под ноги. Правда, другой дикарь настолько заинтересовался этой вещью, что не побоялся злых чар и тотчас же поднял куртку. Шаман положил ребенка на спину в одной из хижин и, став у него между ногами на колени, наклонился над ним и, беспрерывно что-то выкрикивая, стал головой и руками изо всех сил давить ему живот. Время от времени он вскакивал и, делая вид, что держит злого духа в сложенных ладонях, раскрывал их и дул, как бы прогоняя его. Во время этой процедуры одна старая женщина оглушительно кричала над ухом больного. Между тем несчастный мальчик, казалось, страдал от лечения не меньше, чем от болезни. Шаман сделал небольшую передышку, чтобы надеть церемониальный убор. Украсив голову двумя белыми крыльями и посыпав волосы каким-то белым порошком, он снова стал давить и мять ребенка, но все напрасно. Мальчику становилось хуже, и наш священник украдкой благословил его крестом. Вернувшись на корабли, офицеры рассказали о том, что произошло на берегу, и я тотчас отправился туда вместе с нашим хирургом господином де ла Портом, который захватил с собой молоко и мягчительный отвар. Когда мы подходили к хижине, больного вынесли из нее, и к первому шаману присоединился второй, разукрашенный таким же образом. Манипуляции возобновились. Они давили ребенку живот, бока и спину. Больно было смотреть, как они мучили это несчастное создание, страдавшее молча. Мальчик был уже почти мертв, а лекари все продолжали свои варварские действия, время от времени выкрикивая заклинания. Горе отца и матери, их слезы, живое сочувствие всех соплеменников не могли не тронуть наши сердца. Пешерэ, очевидно, заметили, что мы разделяем их горе, и нам показалось, что их недоверие к нам уменьшилось. Они пропустили нас к больному, и врач осмотрел его окровавленный рот, из которого отец и другой пешерэ по очереди [134] отсасывали кровь. С большим трудом мы убедили их дать ребенку молока; предварительно нам самим пришлось несколько раз попробовать его. Несмотря на сильное противодействие шаманов, отец наконец дал ребенку молока. Он даже согласился принять в подарок кофейник с мягчительным отваром. Шаманы ревниво смотрели на нашего хирурга, которого они в конце концов признали искусным колдуном. Они даже открыли для него кожаный мешочек, который у них всегда подвешен сбоку и содержит колпак из перьев, белый порошок, тальк и другие средства их профессии. Но как только врач бросил взгляд на мешочек, они тотчас же закрыли его. Мы заметили также, что пока один из шаманов заклинал болезнь, другой, отгоняя, заклинал злых духов, которых, как они подозревали, мы навлекли на них. С наступлением ночи мы возвратились на корабль; ребенок страдал меньше. Но почти непрерывная рвота, которая мучила его, внушала опасение, что стекло попало в желудок. Наши подозрения оправдались. Часа в два ночи до нас донеслись с берега какие-то завывания. А с рассветом мы увидели, как, несмотря на ужасную погоду, туземцы покинули это место. Это было бегство от места, отмеченного смертью, от зловещих иноземцев, которые, как им казалось, пришли, чтобы уничтожить их. Они никак не могли обогнуть западный мыс бухты; наконец, выбрав момент затишья, они снова пустились в путь, но сильный шквал швырнул в открытое море и рассеял их жалкие суденышки. Они так торопились уйти от нас, что бросили на берегу одну пирогу, нуждающуюся в ремонте: «Satis est gentem effugisse nefandam», то есть «Достаточно с нас и того, что мы остались живы». Они были убеждены, что мы носители зла. И как не извинить их чувств при таком стечении обстоятельств? В самом деле, какая эта потеря для такого малого племени: погиб подросток, избежавший всех опасностей и риска, связанных с детским периодом роста! /Плохая погода продолжается/ Неистовый восточный ветер не прекращался до 13 января, когда стало довольно тихо и появилась какая-то надежда сняться с якоря после полудня. Ночь с 13 на 14 января была спокойной. В половине третьего утра мы снялись с фертоинга и подтянули якорный канат до панера, но в 6 часов пришлось снова становиться на два якоря. 15 января почти весь день светило солнце, но ветер был слишком сильный, чтобы можно было выйти. Утром 16 января был почти штиль, но вскоре с севера подул свежий ветер, и мы снялись с якоря с попутным [135] отливным течением; /Опасность, которой подвергался фрегат/ уровень воды уже уменьшался, и течение несло нас на запад. Но вскоре ветер переменился на западный и подул с вест-зюйд-веста [247 1/2°], и фрегат мы никак не могли с приливом достичь острова Руперт. Ход у фрегата был очень малый, почти не поддающийся измерению, и транспорт «Этуаль» имел перед нами небывалое преимущество. Весь день мы лавировали между островом Руперт и одним из мысов материка, называемым мысом Пассаж, дожидаясь отлива, с которым я надеялся добраться либо до якорного места в бухте Дофин на острове Луи-ле-Гран, либо до бухты Элизабет (От мыса Талант до бухты Элизабет побережье имеет направление почти точно на вест-норд вест [292 1/2°], и расстояние между ними составляет около 4 лье. В этом промежутке нет якорных стоянок у побережья материка, так как глубины здесь очень большие, даже у самого берега. Бухта Элизабет открыта на зюйд-вест [225°], расстояние между ее мысами 3/4 лье, и приблизительно на такое же расстояние она вдается в сушу. Побережье в глубине бухты песчаное, так же, как и юго-восточный берег. В северной части бухты имеется отмель, выступающая довольно далеко в море. Хорошая якорная стоянка в этой бухте имеется на глубине 9 саженей, грунт — гравий и кораллы; она определяется следующими пеленгами: восточный мыс бухты — зюйд-зюйд-ост-5° к осту [152 1/2°], западный мыс — вест-норд-вест [292 1/2°]; восточный мыс острова Луи-ле-Гран — зюйд-зюйд-вест-5° к зюйду [197 1/2°]; отмель находится на норд-вест-тень-норд [326 1/4°]). Но так как мы много теряли при лавировке на каждом галсе, я послал шлюпку для определения глубины к юго-востоку от острова Руперт, рассчитывая отстояться там до начала более благоприятного для нас приливного течения. Мы приняли сигнал со шлюпки, которая сообщала, что якорная стоянка обнаружена там, где шлюпка стояла на дреке, но мы уже слишком увалились под ветер. Мы сделали еще один галс к берегу, чтобы попытаться выйти на ветер другим галсом, однако фрегат дважды не смог сделать поворот оверштаг, и нам пришлось повернуть через фордевинд. Но в тот момент, когда в результате маневрирования и буксировки с помощью наших шлюпок фрегат стал выходить на ветер, силой приливного течения его снова увалило под ветер, и стремительное течение отнесло нас на полкабельтова от берега. Я приказал стать на якорь на 8 саженях глубины, но якорь упал на скалистый грунт и не забрал, а из-за близости берега нельзя было травить якорный канат. Уже под кормой было всего 3 1/2, сажени глубины и берег находился на расстоянии не более тройной длины корабля, как внезапно подул слабый бриз. Мы тотчас же подняли паруса, и корабль упал под ветер. Все наши шлюпки, а также шлюпки транспорта «Этуаль» поспешили на помощь и взяли нас с носа на буксир. Мы травили якорный канат [136] с привязанным к нему томбуем, причем половина его длины была уже за бортом, как вдруг канат заело под палубой, что заставило фрегат развернуться на якоре. Фрегат оказался в исключительно опасном положении. Но якорный канат тотчас же обрубили, и быстрота маневра спасла судно. Бриз между тем крепчал, и, сделав еще два бесполезных галса, я решил вернуться в бухту Галан, где мы стали на якорь в 8 часов вечера на 20 саженях глубины, грунт — ил. Шлюпки, которые я оставил для подъема нашего якоря, вернулись к ночи с якорем и якорным канатом. Видимость хорошей погоды появилась, казалось, лишь для того, чтобы доставить нам излишнюю и жестокую тревогу. /Сильный ураган/ Следующий день был еще более штормовым, чем все предыдущие. Ветер вздымал в проливе смерчи вышиной с горы; не раз видели мы по нескольку смерчей одновременно, налетавших с противоположных сторон. К 10 часам как будто стало стихать, но в полдень удар грома, впервые услышанного нами в проливе, послужил как бы сигналом ветру, который возобновился с еще большей яростью, чем утром; нас гнало к ветру, и мы принуждены были отдать правый якорь и спустить нижние реи и стеньги. Между тем кусты и травы находились в цвету и деревья ярко зеленели, но все это не могло разогнать уныние, которое наводило на нас постоянное лицезрение этого мрачного района. Самый веселый характер становился вялым в этом ужасном климате, от которого бежало в равной мере все живое и где изнемогала горстка людей, которую наша обменная торговля сделала еще более несчастной. 18 и 19 января погода временами улучшалась. Мы выбрали наш правый якорь, подняли стеньги и нижние реи, и я послал шлюпку транспорта «Этуаль», высокие мореходные качества которой позволяли ей выходить в море почти в любую погоду, на рекогносцировку входа в пролив Сент-Барб. /Спорные предположения о проливе/ Судя по выдержкам, заимствованным господином Фрезье 93 из путевого журнала господина Маркана 94, открывшего этот пролив и прошедшего по нему, пролив должен находиться между румбами зюйд-вест [225°] и зюйд-вест-тень-зюйд [213 3/4°] от бухты Элизабет. Шлюпка вернулась 20 января, и ее командир господин Ландэ доложил мне, что, следуя курсами, указанными в выдержках из журнала Маркана, и выполняя его рекомендации, он не обнаружил узкости. По мнению Ландэ, это прямой пролив, упирающийся в сплошной лед и землю, вдоль которого идти опасно, так [137] как на всем пути там нет ни одной хорошей якорной стоянки, и, кроме того, почти в самой его середине находится банка, покрытая ракушками. Затем он обошел вокруг острова Луи-ле-Гран, начиная с южной стороны, и вернулся в Магелланов пролив, не обнаружив никакого другого пролива. Он только видел на Огненной Земле довольно хорошую бухту, очевидно, именно ту, которую Бошен 95 назвал Нативите. Впрочем, если, выйдя из бухты Элизабет, идти курсом зюйд-вест [225°] и зюйд-вест-тень-зюйд [213 3/4°], как это, по утверждению господина Фрезье, сделал Маркан, то остров Луи-ле-Гран окажется разрезанным пополам. На основании этого рапорта я предположил, что подлинный пролив Сент-Барб находится напротив той бухты, где мы стояли. С вершин гор, окружающих порт Галан, мы не раз видели к югу от островов Шарль и Монмоут широкий пролив с множеством островков, который на юге не был ограничен землей, но так как одновременно мы видели и другой проход на юг от острова Луи-ле-Гран, то мы принимали последний за пролив Сент-Барб, что больше всего соответствовало записям Маркана. Как только мы убедились, что этот проход является всего лишь глубокой бухтой, мы уже не сомневались, что пролив Сент-Барб находится напротив порта Галан, к югу от островов Шарль и Монмаут. Действительно, перечитывая соответствующие места у господина Фрезье и сопоставляя их с составленной им картой пролива, мы убедились, что господин Фрезье на основании донесения Маркана считал, что бухта Элизабет, из которой вышел Маркан для следования его проливом, находится в 10 или 12 лье от мыса Форвард. Маркан, очевидно, принял за бухту Элизабет бухту Декорд, которая действительно находится в 11 лье от мыса Форвард и в 1 лье к востоку от порта Галан; выйдя из этой бухты и направляясь на зюйд-вест [225°] и зюйд-вест-тень-зюйд [213 3/4°], он обогнул восточные мысы островов Шарль и Монмаут, приняв их за остров Луи-ле-Гран, допустил ошибку, которую легко может совершить любой мореплаватель, не располагающий надежным руководством для плавания, и вышел через пролив, усеянный островками, который мы видели с вершины гор. /Значение пролива Сент-Барб как обходного пути/ Детальное знакомство с проливом Сент-Барб было бы очень полезно и потому, что это позволило бы значительно сократить время прохода через Магелланов пролив. Не так уж много времени нужно для того, чтобы добраться до порта Галан; на этом пути большой опасностью являлась необходимость огибать мыс Форвард, однако открытие трех гаваней на Огненной Земле в настоящее время [138] значительно облегчает этот переход: как только корабль достигнет порта Галан и если северные ветры не позволят ему пройти обычным путем, для него всегда будет открыт другой проход, находящийся напротив этой гавани, и тогда можно будет за 24 часа пройти в Южное море. Я собирался послать в этот проход две шлюпки, которые могли бы окончательно разрешить проблему, так как был совершенно уверен, что это и есть подлинный пролив Сент-Барб. Однако плохая погода не позволила осуществить мое намерение. /Ураган небывалой силы/ 21, 22 и 23 января шквалы, снег и дождь продолжались почти непрерывно. В ночь с 21 на 22 января наступило некоторое затишье. Но ветер как будто лишь для того и дал нам передышку, чтобы набраться сил и с новой яростью обрушиться на нас. Так оно и случилось. Внезапно налетевший с зюйд-зюйд-веста [202 1/2°] страшный ураган разразился с такой силой, какой не припомнят самые бывалые моряки. Оба корабля дрейфовали, и пришлось снова отдать правый якорь и спустить нижние реи и стеньги; нашу бизань унесло со всеми снастями. К счастью, ураган продолжался недолго, 24 января погода улучшилась, стала солнечной и тихой, и мы приготовились к выходу. Придя в порт Галан, мы взяли там несколько тонн балласта и изменили расположение груза в трюме, чтобы попытаться вернуть фрегату его нормальную скорость; частично это нам удалось. Кстати сказать, каждый раз, когда приходится следовать среди течений, испытываешь большие трудности в управлении таким длинным кораблем, как наш фрегат. /Выход из бухты Фортескью/ 25 января в час ночи мы снялись с фертоинга и развернулись; в 3 часа мы вышли, буксируемые нашими шлюпками; с севера повеяло ветром; в 5 часов 30 минут с востока подул бриз, и мы поставили все свои паруса, даже брамсели и лисели, которыми приходится пользоваться в этих районах довольно редко. Мы вышли на середину фарватера по извилинам этой части пролива, которую Нарборо справедливо называет «извилистым рукавом». Между островами Руайяль и материком пролив имеет ширину около двух лье, между островом Руперт и противолежащим мысом материка — не больше 1 лье, а между островом Луи-ле-Гран и бухтой Элизабет — 1,5 лье; у восточного мыса этой бухты находится покрытая водорослями отмель, выступающая в море на 1/4 лье. /Описание Магелланова пролива от мыса Галант до выхода в Тихий океан/ От бухты Элизабет побережье тянется на вест-норд-вест [292 1/2°] приблизительно на 2 лье, до реки, которую от Нарборо называет Бачелор, а Бошен — Массакр; в ее устье имеется якорная стоянка. Эту реку узнать легко, она выходит из глубокой долины; на запад от нее очень высокая [139] гора; западный мыс у ее устья низкий и покрыт лесом, а побережье песчаное. От реки Массакр до входа в ложный пролив, или, вернее, канал Сен-Жером, расстояние около 3 лье, а направление пролива — по румбу норд-вест-тень-вест [303 3/4°]. Вход в этот канал имеет, по-видимому, ширину 1/2 лье; в глубине виден берег, удаляющийся на север. Когда находишься на траверзе реки Массакр, то виден только этот ложный пролив, и его очень легко принять за настоящий, что с нами и случилось, ибо побережье здесь снова имеет направление по румбу вест-тень-зюйд [258 3/11°] и вест-зюйд-вест [247 1/2°] до мыса Куад, который сильно выдается в море и кажется, что он сливается с западным мысом острова Луи-ле-Гран, закрывая таким образом выход. Впрочем, есть надежный путь, идя которым невозможно не заметить настоящий фарватер: следует только все время держаться побережья острова Луи-ле-Гран, вдоль него можно без риска идти довольно близко. Расстояние от канала Сен-Жером до мыса Куад примерно 4 лье, и этот мыс створится по румбу ост-тень-норд-2°-к осту [35 3/4°] — вест-тень-зюйд-2°-к весту [260 3/4°] с западным мысом острова Луи-ле-Гран. Длина этого острова, по-видимому, 4 лье. Его северное побережье идет на вест-норд-вест [292 1/2°], до бухты Дофин, вдающейся в берег приблизительно на 2 мили; ширина входа в нее 1/2 лье; затем берег острова идет на запад и заканчивается мысом Сен-Луи. Поняв свою ошибку, мы пошли вдоль острова Луи-ле-Гран на расстоянии от него в 1 лье и отчетливо увидели бухту Фелиппо, которая показалась нам очень удобной и хорошо укрытой. В полдень мыс Куад остался у нас по румбу вест-тень-зюйд-2°-к зюйду [256 3/4°], в расстоянии 2 лье, а мыс Сен-Луи приблизительно в 2,5 лье на ост-тень-норд [78 3/4°]. Весь день стояла хорошая погода, и мы шли, поставив все верхние паруса. От мыса Куад пролив идет на вест-норд-вест [292 1/2°] и на норд-вест-тень-вест [303 3/4°] без значительных извилин, что и заставило назвать его «длинной улицей». Строение мыса Куад очень любопытно: он состоит из крутых утесов, причем самые высокие из них, вершины которых покрыты снегом, напоминают античные руины. Остальная часть побережья покрыта лесом, и зелень листвы смягчает суровость этих обледенелых горных вершин. Но стоит только обогнуть мыс Куад, и перед вами откроется совершенно иная картина. Берега пролива с обеих сторон окружены лишь голыми скалами, без малейшего слоя земли. [140] Вершины скал всегда покрыты снегом, а глубокие ущелья заполнены нагромождениями льда, цвет которого свидетельствует о его глубокой древности. Нарборо 96, пораженный этим мрачным зрелищем, назвал эту часть побережья «Опустошенным Югом» [«Desolation du Sud»] 97; трудно представить себе что-либо более удручающее. Если находиться на траверзе мыса Куад, то побережье Огненной Земли кажется заканчивающимся сильно выдающимся мысом, называемым Мондей; я же полагаю, что он находится в 15 лье от мыса Куад. У побережья материка мы увидели три мыса. Первый из-за его формы мы назвали Фандю; он находится почти в 5 лье от мыса Куад, между двумя удобными бухтами, в которых имеются надежные якорные стоянки, если только грунт там столь же хорош, как и сами бухты в качестве убежища. Два других мыса получили названия наших кораблей: мыс Этуаль — в 3 лье к западу от мыса Фандю и мыс Будёз — в том же направлении и на таком же расстоянии от мыса Этуаль. Все это побережье высокое и скалистое; оба берега кажутся безопасными и имеют удобные якорные стоянки, но так как дул благоприятный для нашего пути ветер, ты не стали терять времени на их обследование. Пролив имеет в ширину около 2 лье, однако против мыса Мондей он сужается до четырех миль. /Опасная ночь/ В 9 часов вечера мы находились приблизительно в 3 лье на ост-тень-зюйд [101 1/4°] и на ост-зюйд-ост [112 1/2°] от мыса Мондей. По-прежнему дул очень свежий восточный ветер; погода была великолепная, и я решил идти по фарватеру ночью, имея мало парусов. Мы убрали лиселя и взяли рифы марселей. К 10 часам вечера видимость стала уменьшаться, и ветер настолько усилился, что мы вынуждены были поднять шлюпки. Шел сильный дождь, и ночь была такая темная, что к 11 часам мы потеряли из виду землю. Спустя полчаса, находясь по счислению на траверзе мыса Мондей, я приказал лечь в дрейф правым бортом к ветру, и таким образом мы провели остаток ночи, наполняя паруса или отнимая ветер, в зависимости от того, к какому из двух берегов мы слишком приближались. Эта ночь была одной из самых опасных за все время нашего плавания. В 3 часа 30 минут утренняя заря открыла нам землю, и я приказал сняться с дрейфа. До 8 часов мы шли курсом вест-тень-норд [281 1/4°], а с 8 до 12 часов — курсами между вест-тень-норд и вест-норд-вест [281 1/4° и 292 1/2°]. Легкий свежий ветер дул с востока при сплошном тумане, и лишь время от времени мы могли видеть какую-нибудь часть побережья, но чаще мы совсем теряли его из виду. [141] Наконец в полдень открылись мысы Пилье и Эванжелистс. Последний мыс можно было видеть лишь с высоты мачт. По мере того, как мы приближались к мысу Пилье, перед нами открывался безбрежный горизонт, не ограниченный сушей, а крупная зыбь, шедшая с запада, свидетельствовала о близости океана. Ветер не сохранял восточного направления и перешел на вест-зюйд-вест [247 1/2°]; мы шли на норд-вест [315°] до 2 часов 30 минут, когда запеленговали мыс Виктуар на норд-вест [315°] и мыс Пилье на зюйд-3°-к весту [183°]. /Выход из Магелланова пролива и описание этой его части/ За мысом Мондей северный берег имеет форму дуги, а пролив расширяется до 4, 5 и 6 лье. Я определил, что от мыса Мондей до мыса Пилье, которым оканчивается южный берег, расстояние около 16 лье. Заключенный между этими двумя мысами пролив вытянулся по румбу вест-тень-норд [281 1/4°]. Южный берег — высокий и скалистый; у северного много небольших островков и скал, что делает приближение к нему опасным; из предосторожности следует держаться ближе к южному берегу. Больше я ничего не могу рассказать об этих местах, так как мы не успели как следует рассмотреть их в те короткие промежутки времени, когда туман позволял нам видеть лишь некоторые участки побережья. Последняя земля, скрывающаяся из виду, — это невысокий мыс Виктуар; таким же низким является и мыс Дезире, находящийся уже вне пролива, на Огненной Земле, приблизительно в 2 лье на зюйд-вест [225°] от мыса Пилье. Берег между этими двумя мысами окаймлен на ширину 1 лье многочисленными островками и подводными скалами, известными под названием Дуз Апотр. Мыс Пилье — это значительная возвышенность, или, точнее, большой скалистый массив, заканчивающийся двумя скалами, изрезанными в форме башен, наклоненными к северо-западу и составляющими оконечность мыса. В 6 или 7 лье на северо-запад от этого мыса виднеются четыре островка Эванжелистс [Катр-Эванжелистс]. Три из них плоские, а четвертый имеет форму стога сена и находится на значительном расстоянии от первых трех. Островки эти лежат в 4—5 лье на зюйд-зюйд-вест [202 1/2°] от мыса Виктуар. Чтобы выйти из пролива, можно идти на север или на юг — это безразлично; если же необходимо войти в пролив, я советовал бы идти с юга. Предпочтительнее следовать вдоль южного побережья, так как северное побережье окаймлено островками и, по-видимому, изрезано большими бухтами, что может явиться причиной серьезных ошибок. [142] С 2 часов пополудни ветер сильно посвежел и изменил направление с вест-зюйд-веста [247 1/2°] на вест-норд-вест [292 1/2°] мы лавировали до захода солнца, поставив все верхние паруса и пытаясь обогнуть мыс Дуз Апотр. Очень долго мы боялись, что не сумеем это осуществить и вынуждены будем провести еще одну ночь в проливе, что еще задержало бы нас более чем на сутки. Однако к 10 часам вечера ветер изменился на попутный, и в 7 часов утра мы уже обогнули мыс Пилье, а в 8 часов окончательно отошли от земли, и попутный северный ветер помог нам под всеми парусами выйти в океан. /Отшедший пункт в Магеллановом проливе/ При помощи пеленгов я определил свой отшедший пункт в широте 52°50' южной и в долготе 79°9' западной от Парижа. Ненастная погода держала нас в порту Галан целых двадцать шесть дней; но достаточно было 36 часов попутного ветра, на который мы уже не смели и надеяться, чтобы выйти в Тихий океан. Вероятно, это редчайший случай, когда корабль, не становясь на якорь, прошел от порта Галан до выхода из пролива. По моим расчетам, длина Магелланова пролива от мыса Вьерж до мыса Пилье не менее 114 лье. Чтобы проделать этот путь, нам понадобилось 52 дня. /Общие замечания о плавании Магеллановым проливом/ Я хочу напомнить, что от мыса Вьерж до мыса Нуар приливное течение сносит на восток, а отливное — на запад и что приливы здесь очень сильны. От мыса же Нуар до порта Галан течения становятся менее сильными, и к тому же направления их здесь непостоянны. Наконец, от порта Галан до мыса Куад они становятся стремительными, а от мыса Куад до мыса Пилье почти не ощущаются. Однако во всей этой части пролива, начиная от порта Галан, течения подчинены тому же закону, который управляет ими начиная от мыса Вьерж: то есть приливное течение имеет направление к восточному морю, а отливное — к западному. Одновременно я хочу обратить внимание на то, что мои выводы относительно направления течений в Магеллановом проливе совершенно противоположны выводам, которые сделали другие мореплаватели. Однако вряд ли можно признать нормальным, что на этот счет существует несколько мнений. Мы много раз сожалели, что в нашем распоряжении нет полных путевых журналов Нарборо и Бошена и что мы должны довольствоваться лишь искаженными выдержками из них; авторы, опубликовавшие эти выдержки, исключили из них даже то, что могло бы быть полезным для судоходства, а если и оставили кое-какие подробности, то в результате полного незнания морских терминов, которыми пользуются моряки, они принимали общепринятые [143] специальные термины за неприличные и заменяли их нелепостями. Их целью было написать нечто развлекательное для любителей легкого чтения обоего пола, и в конце концов все их усилия сводились к созданию книги скучной и никому не нужной. /Выводы/ Несмотря на трудности, которые мы испытали при проходе Магеллановым проливом, я всегда советую пользоваться этим путем, а не идти вокруг мыса Горн в период с сентября по конец марта. В течение остальных месяцев года, когда ночи имеют продолжительность 16, 17 и 18 часов, я избрал бы путь открытым морем. Противный ветер и большая волна не столь опасны, чтобы пуститься в необдуманное плавание вслепую через узкости. Несомненно, в проливе придется задержаться, но эта задержка не будет напрасной тратой времени. В проливе можно найти в изобилии пресную воду, строевой лес и различные раковины, а иногда и прекрасную рыбу. Я уверен, что цинга произведет большее опустошение среди экипажа корабля, который войдет в Западное море, обогнув мыс Горн, чем корабля, который проникнет туда через Магелланов пролив: когда мы выходили из этого пролива, у нас не было ни одного лежачего больного. КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИКомментарии72. Ансон — см. прим. 2-е к главе четвертой. 73. Ла Кай (la Caille), Никола (1713 — 1762) — известный французский астроном, занимался гидрографическими работами на побережье Франции и измерением дуги меридиана (Парижского). Организовал в 1750 — 1754 гг. астрономическую экспедицию на мыс Доброй Надежды. Автор ряда астрономических и математических трудов. Был избран членом Французской академии наук. 74. Д’Апре, или Дапре (d’Apres) — французский картограф XVIII века, карты которого резко критиковал Бугенвиль. 75. Хадли (Hadley), Джон — английский изобретатель секстанта; сначала изобрел квадрант, а в 1731 г. секстант и тем самым произвел переворот и методах астрономических наблюдений в море. 76. Бугер (Bouguer), Пьер (1698 — 1758) — знаменитый французский математик, сын профессора гидрографии, написавшего широко известный трактат по навигации. Математикой стал заниматься с юных лет и, еще будучи молодым человеком, заменил своего отца в должности профессора гидрографии в Гавре. Его перу принадлежит много крупных трудов по математике и навигации. В 1735 г. находился в Перу, где участвовал в измерении дуги меридиана близ экватора. Был избран членом Французской академии наук. 77. Шарньер (Charnicres) — французский военный моряк XVIII века. После семи кампаний и научных экспедиций из-за плохого здоровья в 1775 г. вышел в отставку. Написал несколько трудов по определению долготы в море. Изобрел мегаметр, или гелиометр, усовершенствованный Бугером. 78. Диоптрика — наука о преломлении света. 79. Четыре сына Аймона — четыре брата-героя из популярной французской легенды. 80. Индейцы, населяющие юг Патагонии и север Огненной Земли, входят в языковую группу «чон». Описанные Бугенвилем «патагонцы» (техуэльче) составляют одно из племен этой группы. К настоящему времени коренные обитатели указанных районов почти полностью истреблены колонизаторами. Главной пищей техуэльче было мясо упоминаемых Бугенвилем животных, а также страусов и других местных птиц. Довольно широко употреблялась и растительная пища. 81. Индейцы, описанные Бугенвилем, принадлежали к племени алакалуф. В настоящее время их осталось не более нескольких десятков человек. 82. «Шауа» — приветственное восклицание техуэльче, вероятно, не совсем правильно записанное Бугенвилем. Во всяком случае, известные нам словари такого рода терминов не содержат. 83. Макаон (правильнее Махаон) — врач греков при осаде Трои, сын Эскулапа (из «Илиады»). Ни у техуэльче, ни у индейцев Канады аналогичной фигуры в мифологии нет. Однако Бугенвиль совершенно правильно говорит о развитии народной медицины у коренных жителей Америки. 84. Гуанако (Lama guanachus) — млекопитающее рода лам семейства верблюдовых. До колонизации Южной Америки гуанако был многочислен и являлся для местного населения основным промысловым животным. Шкуры гуанако использовались для одежды, мясо шло в пищу, причем сердце, почки, печень и мозг гуанако техуэльче ели обычно в сыром виде. В настоящее время гуанако встречается только в удаленных и малонаселенных горных районах. 85. Вигонь, викунья (Lama vicugna) — небольшое дикое животное рода лам. Еще в начале XIX в. была довольно широко распространена в Эквадоре, Перу, Боливии и Чили. Ныне в результате хищнического истребления, производившегося ради высокоценной шерсти, вигонь встречается очень редко; лучше всего сохранилась в некоторых малодоступных провинциях Перу. 86. В переводе: «Утро, мальчик, хороший мальчик, капитан». 87. Сармиенто, Педро; в 1579 г. командовал испанской эскадрой, посланной в погоню за английской эскадрой Дрейка, появившейся у берегов Перу. Составил первую, сравнительно точную карту Магелланова пролива. 88. Бухта Фамин в переводе значит «бухта Голода». 89. Де Жен (de Gennes, умер в 1704 г.) — французский мореплаватель. 90. Название «бухта Франсуаз» («Французская бухта») на современных картах не сохранилось; теперь она называется бухта Сан-Николас. Близ бухты Бугенвиль на современных морских картах имеются французские названия, данные Бугенвилем: бухты Эгль, Бушаж, Бурнан и остров Нассау. 91. «Пешерэ» — приветственное восклицание огнеземельцев. Точный перевод его неизвестен. Есть мнение, что это слово означает «друзья». Одно время жителей Огненной Земли даже называли «пешерэ» или «пешереями». Рыбная ловля и собирание моллюсков были у алакалуфов женским занятием. Мужчины занимались охотой, изготовлением лодок, оружия, строительством хижин. Основной пищей алакалуфов были рыба, моллюски, мясо птиц и тюленей, различные съедобные растения. 92. У Бугенвиля здесь ошибка: эти острова являются по отношению к бухте Фортескью не «более отдаленными», а самыми близкими. 93. М. Фрезье (Frezier) — по-видимому, это французский путешественник XVIII в. В 1777 г. издал в Амстердаме «Отчет о путешествии к берегам Чили, Перу и Бразилии». 94. Маркан (Marcant) — выяснить не удалось. 95. Бошен — см. прим. 4-е к главе третьей. 96. Нарборо (Narborough), Джон (1640 — 1688) — английский мореплаватель, офицер военно-морского флота. В 1669 г. был отправлен в Тихий океан для географических открытий в «Южных морях». Вышел из Дептфорда, в 1670 г. прошел Магеллановым проливом, но уже в 1671 г. вернулся в Англию, не выполнив по невыясненным причинам задания. Издал описание своего путешествия. Впоследствии участник многочисленных боев с пиратами в Средиземном море. 97. Название сказки Антуана Гамильтона (1646 — 1720). (пер. В. И. Ровинской и В. Б. Баженовой) |
|