|
№ 63 1779 г. августа 27 – 1780 г. сентября 17.– Из журнала экспедиции И.М. Антипина о встречах с японцами и зимовке на о-ве Уруп ...27 августа. Того дни ожидали мы к себе ис казармы повчерашнему зову японскаго начальника-даиквана, которой около часу 1200 шел к нам з двумя японцами, со своими толмачами, и мы стояли у полатки, ожидали. То он, мимо идучи, у наших байдар остановился, где и увидел развешенныя нашими людьми рыболовныя сети, порядочно осматривал. Однако видяя, когда тот начальник-даикван остановился, то, подошед к нему, поздоровался и о той сете спрашивал, ис чего зделана, про котору сказывал, что ис конопли и называл «плавки» и «кибасья». Потом, увидя флаг на байдаре, мачту, флюгор и байдару, мерели все оные, назвищи на бумашке записывали, а протчих и рисовали. Из сих я про байдар росказывал, что оные строим на островах для ходу с острова на остров, а что же у нас их нет и на море ходим большими судами. Потом к другой байдаре подошед и увидел пушку, спрашивал, как зовут и сам ее на бумашке нарисовал. После того, увидев в байдаре у промышленных положенныя ружья, просил смотреть, ис коих одно подали, то он смотрел замок, которое было заряжено, открыв полку, говорел мне, что заряжено и просил незаряженного, однако тогда были все ружья заряжены. Ежели вам посмотреть охотно, то заряд выстрелим, – которой и просил выстрелить, а сами дальше все осторонились, то я отдал своему человеку, которой, выстрелив сразу и после выстрелу взяв, смотрел замок и спрашивал, как зовут огниво, кремень, курок и просил ударить об огниво курок, и как сие зделав, то подались искры и говорел своим; етем де порох и зажигают. После того с надворья, уприметив образ, говорил: покажите свое божество, кому молитесь. И вынесли образ богоматери, медной, то спрашивал меня, как зовут, и записал, а верху лик господа Саваофа, которого я, указав, тот сотворил небо и землю и всю поднебесную тверть и вся царства, которому мы кланяемся и того единого знаем, то он записал имя Саваофа. После того попросил я в полатку, где передовщик ждал то у байдары увидев колокол небольшей, медной, смотрел и спрашивал, как зовут, и то записал. И как подошедши к полатке, то попросили во ону воттить, которова и посадили на посланное алое сукно, а подле ево пониже, толмачи сели. По другу руку сидел передовщик, из них начальник имел на себе две сабли, толмачи – по одной. И на первой случай просили чаем и подчивали белым напитком, и промежду тем разговаривал и смотрел всякую вещь, также посуду, разные подносы, чашки и протчее, спрашивал, как зовут, тут же, увидев самовар, про которого сказывал: я де видал и у нас есть, после того увидел на столе лежащей кунштик, на полулисте зделанной, маниром полат каменных, просил посмотреть, кое развернув спрашивал, что де такое. Я росказал: наших богатых людей домы каменные. Спрашивал, где двери, то я, указывая, росказал: сени, большую полату, другое – небольшое зало, третья – малинькая спальня, указывал окна, кровлю и трубу, то ж назначенну [190] резьбу и по них выведенныя травы весьма похвалил и с прилежностию разсматривал, а потом просил уступить, которой и отдали. Напротив того, вынув ис пазухи принесенные с собою печатныя кунштики их государства, женские патреты, однем подарил передовщика Шабалина и притом просил: буде есть у вас умеющей человек, то у меня есть два веера, зделанные, а ничего не нарисовано и просил, чтоб на них разных на свой манир цветов нарисовать, которые взяли, потому что был с нами иконник, у которого красок небольшее дело было. Промежду тем и другую рюмочку выпил белого вина, потом просил, чтоб на особливой бумаге нарисовать на российской манир разных архитектор, однако за неимением красок отозвались. После вынул ис пазухи и показывал в бумашке завернутыя гвоздики, часть дензую 1 дерев разных з духами, о коих сказывали, что и у нас есть, а инных мы не знали, и то он записывал. Потом просил меня передовщик поговореть начальнику, чтоб он дозволил с матросами ево нашим людем чем-нибуть поторговаться, и наши желают выменивать пшены. О том когда я просил, то начальник ничего не говорел. И спустя несколько времяни опять начальнику о том же говорел. И на то мне старик-толмач сказал, естли де о деле каком, у нас самому начальнику не говорят и так не водится, ты нам говори, а мы должны ему сказать, только де об оном ему, начальнику, дозволить нельзя, потому что услышит главной начальник матмайской, за то ему будет худо. В то ж время в другой полатке люди наши заиграли в скрипки, то услышав, начальник просил меня их позвать и показать игру, коих я позвав. И пришли двое не самоумеющих, которые и играли несогласно, то оных уняв, велел позвать умеющаго, которые по упрямству своему только промежду собою перепирались. Потом начальник меня спрашивал: что балалайки есть. На что ответствовал: в государстве нашем балалайки, гусли и другия разные музыки, также особливо и у военных людей музыки ж разные есть довольно. Кои, посидев, и пошли в казарму. 28 августа. Того дни приходили к нам от японцев один молодой толмач и сидел у передовщика в полатке, с коим я разговаривал и притом сказывал, что де от начальника за гощение вчерашнее приказано вам объявить благодарность и прислал в гостинец одну чашечку под лаком, ис коего пьют вино, да другую, чаевую, высокую, форфоровую, которые и отдал передовщику Шабалину; коего подчивали чаем и белым напитком, то, посидевши, просил показать ис товаров, коему показывали подставы голевые, которые посмотрев сказывал: у нас есть лутчия. После того – платки шелковые, тавты француские, бархат – все де у них есть, а потом смотрел половинки из сукон и говорел: его нам надо, также холст тонкой трупчетой, выбойку немецкую, сапоги козловые и юфтяные, из коих, на сапоги смотря, говорел: ете нам шипко надобно будет. Тогда ж мы дарили однеми сапогами, коих он не взял и сказал после: а тепере де начальник увидит, с тем ис полатки вышел и ушел обратно. Того ж дни приходили к нам ис простых японцов два человека, которые говорели: чем-нибуть поторгуемся, чтоб начальник наш не видал. Когда передовщик согласился, оне смотрели из сукон и цены им росказывали, которые хотели торговаться на вино и на пшено, однако мы о сем им сказали, что посмотрим между собою, с тем оне и возвратились... 30 августа. Приходили к нам в стан японцы два человека, в том числе старик-толмач, знающий мохнатской разговор, который и зашед ко мне в полатку, приняв, посадил и стал со мной разговаривать: я де зашел к тебе, что-нибуть поговореть затем, что ты по-нашему разговаривать умеешь, притом и просил ево чаем и после того я спрашивал наперво о островах: много ли у вас островов. На то сказал: что де мы знаем только четыре острова именами – Кунашир, Шигодан, Иторпу да ваш 18 остров, называемой Уруп. А дале есть ли какие острова, просил именами всех объявить и по оным все ль ходите так, как ныне байдарами, и до самого ль вашева государства оне лежат. На то я ему ответствовал: [191] островов много и лежат оне все грядою друг от друга блиско и до самой нашей земли, называемой Камчатки, отколь и до здешняго места ходить байдарами можно и обстоит растоянием от вашей земли недалече, а мы сюда ходим до Урупа острова судном. А потом он спрашивал о хлебородии: какой у вас хлеб родится и довольно ли, на то росказал я, что у нас в Россие родится всякаго хлеба и овоща, довольно притом. И росказывал тот старик, что ваша земля студена, есть у вас темное место, что солнца нет и урожаю всякому надо мало быть. На то я ответствовал, что у нас блиско темнова места нет, может и есть, да дальше, а что ж в нашем месте всякой пищи и урожая весьма довольно, да и всяких товаров и вещей очень много, да и государство наше славное, ежели б вы, побывав судном своим, посмотрели, то б точно поверили. На то он говорел, что ваше место далеко, мы судами вдаль не ходим. После того по многом разговоре для гостинец дарил я однеми сапогами и бумажными чулками и платком, которые, посмотрев, отдал обратно и говорел: после возьму, а тепере ничего хорошева нет и платить тебе нечем. С тем от меня обратно и пошел. Того ж дни пришли к нам в полатку двоя японцев, из них один ис купцов, другой из матросов, кои прежде в 28-е число приходили и спрашивали поторговаться. И оныя опять смотрели из сукон и спрашивали: что уступите ж, хотим де взять одну половинку сукна. На то передовщик спросил: что у вас есть и оне сказали, есть де у нас вино, пшено и чашки, где по неимению для работных корму для пшена сказали: половинку сукна возьмите и что изволите дать, то объявили принести ведра с три вина, указывали на посуду и пшену, с коими порядились той пшены 20 мешков пудовых, три чашки небольшие под лаком черным, травчетые, и один карагас, которые, ушед, все сие принесли, а сукна половинку цвету малиноваго взяли и унесли с собою. 31 августа. Пришед один японец позвал меня к себе в казарму, куда, исправившись, пошел. То как скоро вошел, тотчас японец, старик-толмач, и другия лутчия двое японцев, поздоровавшись, посадили и разговоривали: что де мы нарочно звали нечто послушать о вашем государстве, какия обряды, много ли городов и есть ли большие командиры. На то я росказывал, что городов довольно, командиры посылаются от государыни нашей и есть большие губернаторы, под его владением много бывает городов, а под городами малые пригородки – села и деревни, то оне, промежд собой поговоря, и сказывали: также де сходно с нашим. Против чего и я их спрашивал таким же маниром, которые и сказывали: государь наш живет Едо и тут много других городов, есть другая земля Самур, и тут живет такой же, как государь наш большей, именем Даирисама, а по другим местам – большие начальники. Так же купечества довольно и всякой богатой человек торгует и имеет судна по три и по четыре. То ж у нас особливое войско, салдаты, которые всегда охраняют города. А хлеб и протчее пашут особливыя вольныя люди, кои никуды не ходят и живут на одном месте. Сии разговоры услышав, начальник вышед из перегородки, сел к ним и велел принести чаю, который и подчивал меня, и потом приказал и вина принести, которого, налив чарку, просил выпить, после того и другую налил и притом говорел: по-нашему две пьют. По выпитии, достав бумагу и чернильницу, просил меня написать российской грамоты слова, которые я, написав, и отдал. А после того, спросив мое имя, написал, а вне 2 то: что толмачем, знающей наш разговор, такого лица, волосы и признака. После того спрашивал о божестве, где живет ваш бог, на то сказал: на небеси и на земли, и везде бог един, который сотворил небо и землю, и человека; и о мертвых – кто умрет, где бывает, а кто хорошо живет, по смерти где будет. На что я ответствовал: по-нашему, кто угодит богу и живет праведна, те будут з богом в раю и в царствии небесном. Потом же на своем языке спрашивали: «кокураку чеодо», а [192] по-нашему, – царство небесное или рай, «джигоку» – ад или мука вечная, оное все записывали сами. Напоследок спрашивали, много ли у вас есть святых, угодивших богу, на то я сказал, что угодников божиих много, и тела их многа лет нетленны лежат и творят чюдеса, исцеляют больных, бог вышний дает им такую силу. Напротив того начальник сказал, что святых больших только двое, которые и живут з богом вместе. 1 сентября. Во оное число около вечера на пристань в бухту пришло другое японское судно и прямо перваго судна по другу сторону будто встало, х коему прежние японцы в байдаре ездили. И по обратном приезде спрашивал, что какое ето судно и естли на нем начальник какой. На то сказали, что ето судно давно из Матмая, а стояло немного подальше, есть место Кусури, тут всегда приходит, а тепере oнe исторговались и зашли сюды по спопутности ветра, и чтоб с нами вместе обратно следовать, хотят дожидаться, а на нем тепере ничего нет и оно купецкое. Хозяина нет же, вместо ево поверенной и начальник, человек небольшей, да и вам заимствовать тут нечего. 2 сентября. Около половина дни, пришед ко мне ис казармы, японец объявил, что звал меня и мохнатского толмача Чикина начальник их к себе в казарму, по которому зову и пошли, куда по приходе японские толмачи и их штюрман со мною здоровались и от начальникова забору вынесли ковер и табак с трубками. Послали ковер, где толмачи сидят, а против ево на поставленном стуле послали чирел, где и указали мне сесть, а после того, вышед ис казенки, начальник сел с толмачами на посланной ковер, где я встав поклонился. Посадив подле себя ближе, начал мне говореть: я звал тебя для того, что знаешь наш разговор, а к тому же ты с казенной стороны, так же и мы в своем месте имеемся дайкваны, что есть воеводы, посоветовать вам к лутчему, и мы вам зделались знакомцы и дело свое переговорели, о котором я имею донесть главному начальнику, и обещаемся на будущей год на Кунашире видиться, и тогда дружество большое промеж собою зделаем. А сей год больше ожидать вам нечего: приходит осень, застигнут снеги, тож и ваше место неблиско, поезжайте отсель, здесь и на Кунашире не зимуйте, естли услышит наш главной начальник, что я вам дал здесь долго жить дозволение, то гневаться будет по-нашему худо, вперет дружба потеряется, да и вы не подумайте о сем, чтоб для худова или сердясь на вас: я вперед хощу дружбу иметь. И на будущей год с начальниками буду, а ныне меня послушайтесь, завтре поезжайте отсель, при том же я в других государствах бывал, называл Орандо, Нанасаки, лет шесть обращался, ежели где не прикажут, тут и не живут. Напротив чего я говорел: нас севодне ветр задержал, дела больше нет, завтре поедем. И после того приказал поднесть чаю, которого ему и мне поднесли по две чашки, потом принесши вина и, пред его поставя, на подносе чарочку налили, то, прежде сам приняв, говорел: ето в нашем государстве начальники для большова друга первую чарку пьют сами... Напрок приезжай ты, другова нам не надо – ты с нами признакомился. На то я говорел: ежели бог даст здоровье и начальники наши отпустят, то буду. И стоящей тут при начальнике один японец говорел, что скажи у вас имеющимся японцам от нас челобитье, то начальник их ему говорел: оне в государство свое не пойдут, хотят зимовать на острову, называемом Уруп, на котором у них судно стоит. На то я отвечал: правда, в свое государство на весну не пойдем. Наперво, будем сюда, и, с вами свидевшись, тогда уйдем в настоящее наше место, в порт Охотской. А ежели нам сперва итьти в государство наше, рано возвратиться нельзя, вам нас дожидаться будет долго... 3 сентября. День был тихой и ясной. Поутру, встав, исправились к поезду, кладь увязав, и байдары готовили. И с передовщиком, взяв сукна красного половинку, сапоги одне желтого козла и зеркало небольшое со щетами, чтоб во время прощения подарить. И по приходе в казарму [193] с толмачами поздоровались, притом и выговорились, что ехать хотим, пришли проститься, скажите начальнику; которые пошли, сказали, и начальник занавесу скрыл и на коленях стоя говорел: естли поедите, то за рекой к стоящему судну не заезжайте, тут ничего нет и положенной со мной переговор главному начальнику донесу, от коего мне приказано с вами свидиться, и надейтесь верно: на будущей год в ыюне месяце на Кунашир будем и дал мне руку, то я, приняв, показывая ласковость, поцеловал, а за мною также и передовщик, притом подарили ево сапогами желтыми и сукном красным половинкою, на коем благодарил и говорел: на будущей год имею привесть гостинцы, а ныне ничего хорошева нет, потому мое судно шло сюда для торгу со здешними народами, а с вами для переговору и торгу шли посланные начальники главныя, которых погоды не допустили, за поздостию может возвратились, а напрок придем нарошно для вас. На что я говорел: что мы поднесли для перваго случаю вам в гостинцы увесть в свое государство и приносим благодарность на знакомстве и обхождении, и впредь просим иметь дружество. Притом я еще подарил ево зеркалом со щетами, которое приняв, смотрел щеты и зеркало, благодарил и приказал выложить на дорогу три мешка больших пшены пуда по три с прибавою, говорел: ето вам на дорогу. После того подали мы фактуру, написанную по-руски и на их грамоте, что для нашего купечества вещей от их государства потребно на будущей год, чтоб по частице привесть, то он, приняв, отдал толмачам, кои читали и сказали: хорошо. С тем мы, простившись, вышли и пришли к своим байдарам, кои еще не погружены были. То вскоре прислал к нам тот же начальник ис казармы японца с письмом сказать, что вчерась пришло судно и стоит за мысом и от того судна прислано письмо, и хотят с вами повидаться, и есть тут начальник, и мы с ним обще об вас дадим знать, и он сначала следовал из Матмая с тремя начальниками. Буде желайте, севодне здесь проднюйте, и от них для известия сам ли сюда будет или толмача пришлет, что начальники посланные возвратились или нет; а что судно, хотя и поздо, да пришло для покупки жиров. На кое мы согласились. И опять, поставя полатки, дневали. И того дни японские матрозы меня звали приехать ночью к ним поторговаться на пшено. Того ж числа в мимошествии находящияся у казармы японския матросы просили меня, чтоб затьти для разговоров с ними в казарму, куда по их зову и пришел, где имелся один толмач-старик, штюрман, которыя здоровались и говорели, что хорошо зашел и желают некоторое между собою поговореть. И немного погодя от начальникова забору вынесли ковер и послали, где толмачи сидят, и вышел начальник, сел и приказал прямо себя блиско поставить стул и послали ковер, то просил сесть, когда присел, то, дав бумагу, просил из российской грамоты мне что ни на есть написать. То я говорел: кистью их писать нельзя, что в тот час сыскали перо нечиненое, то по прозьбе моей начальник подал мне для очинки пера своей ножик, у которого был черен ис кости незнаемой под лаком и под золотом, а железцо у ножа узинькое, которым очинил, то приказал тот же начальник вынесть свою чернильницу, и написал я молитву «господи, иесе» и по их переводу тут же «господи, помилуй», и по написании прочел, говорели: «Хорошо!». После того просил азбуку, по их названию «иросра», написать. Он думал, по их сходно, притом я говорел: наша грамота с вашим несходна, и написал слова азбуки, которые, сощитав сколько слов, просил название каждому слову на их грамоте написать, кои написав, прочел и отдал. На котором благодарил. После оного спрашивал о птицах, какие есть в нашем государстве кормленые и летущие, коих все названии сказывал даже и до воробья, говорел: хорошо все ты знаешь, острой человек. Потом о зверях, и я у них то ж спрашивал, то всякую птицу сказывали: есть котору едят так же и не едят, разговаривали также о городах, где губернаторы живут и воеводы, по [194] их названию дайкваны. Когда росказывал, то он почти с нашим сходно говорел, притом же спрашивал меня, естьли воинство в вашей земле, на что и ответствовал, что нигде не имеется такого храброго и многаго войска, как в нашем государстве имеется, да и купечества довольно, с коими из разных государств италианцы, гишпанцы, французы, китайцы и протчие государства по соседству все с нашим государством имеют торг. Только с вашим государством никакого торгу и знакомства не имеют. И для того мы посланы на первой случай зделать свидание и дружество, а, буде пожелаете, и торговаться будут, для чего и купечества наши приходить всегда станут, да и вы то ж, буде пожелаете, ходить к нам. То он спрашивал Камчатку и какой тут начальник, я сказал, что начальник большей, под ним есть много тут других городов, то есть острогов. Так же и он про своих городов росказывал и при том спрашивал о померинутии 3 луны и солнца и о других небесных явлениях, на что и ответствовал, что у нас есть такие ученые люди, которые знают острономию и философию признавают, и что будет вперед, знать могут, и для того издают в народ книги за год и более вперед, а потому уже и простыя люди всяк может знать. После того спрашивал сукна, пугвицы тумпаковые, сребренные и золотые и о протчих вещах, что б на мне не увидел, все ль в нашем государстве делают. И я ему на то ответствовал, что все делают. После того оной начальник стал говореть, что де я для того вас унел, пришло наше судно и стоит в другой бухте, а начальник на нем немалой человек. Он следовал из Матмаю с отправленными нашими главными начальниками, которому об них надобно знать, что подлинно ли начальники в Матмай возвратились и не будут ли сюда по дальности места, мне знать неможно. И мне от него писано было, что за противными погодами не допустило и обратно следовать намерены были, и после того может, как зделались погоды, то и не следуют ли сюда, для чего и послал к прибывшему судну толмача своего для проведывания, которому и велел к вечеру возвратиться или может и начальник сам будет, и по привозе вестей о следовании вашем обратно во всем объявить могу. Против чего просил я ево: пожалуйте, не оставьте в том, когда уже мы с вами знакомство и дружество поимели и дело наше знаете и договором положились, что вы главному своему начальнику донесете и на будущей год на Кунашире ожидать вас, в том мы на вас надеемся и по вашему приказанию исполним. То он говорел: содего зару. У нас для друзей так водится: посоветовав, как лутчему друг друга слушают, естли де я уведомлюсь, что посланные наши начальники в Матмай возвратилися, вам скажем, что завтре поедите, а ежели следуют, подождете, притом и выговаривал: время поздое и должно вам торопиться обратно. Против чего я говорел, что находимся на чюжей земле и как нам не торопиться до своих мест в чюжем государстве без дозволения зимовать не будем, которые речи ему поглянулись. Сказал: правду говорит и своим говорел, что де доброй человек разумныя речи говорит, и после сих речей приказал принесть кушанья, вина. То принесли на подносе в чашечке пшены вареной, тут же по их квашеного черносливу и вино в ендовой малинькой под лаком поднос с чарочкой, то он приказал вина налить в чарку и, взяв поднос с чарочкой, подал из своих рук и просил по-своему, назвав «номашаре», то есть «пей», то я, взяв, выпил первую, то и другую велел налить, опять просил на своем языке «матто номашаре», то есть «еще пей», то я отговаривался и благодарил, то он говорел: я де люблю тебя и сам подношу. Тогда я, приняв, выпил, приказал и третью налить, говорел: по-вашему де маниру до трех крат пьют и на своем языке говорел «номашаре», отговаривался: буду пьян, то утверждал: не будешь пьян, то я выпил и третью; и велел пшены и ягод на подносе поднесть, «квуашаре», то есть «кушай» или «ешь», которых поел и от кислости ягод поморщился. То усмотрев, говорел, что кисло шипко, у вас ягоды ете в сахару переваривают, потому бывают сладки, которые и отдал [195] обратно предстоящему японцу, а сам начальника благодарил на подчивании. То он просил табаку покурить и говорел мне: когда отсель пойдешь, то зачем я вас унел, скажи товарищу своему, передовщику, и какое уведомление получу, дам вам знать. Окончав сие, ис казармы вышел и пришед я в свою полатку, где и передовщику о всем росказывал, что зачем нас даикван удержал... 9 сентября. Около половина дни, по примеру часу в первом или во втором, пришли к нам посланные от начальников их, японцев, два толмача под карагасами. В том числе один прежней, а другой пришедшей вновь с начальниками и двое простых японцов же, коих попросили к себе в полатку, то толмач с товарыщем вошли оба и имели по две сабли, а двое, за ними пришедшия, остались в зделанных от полатки сенцах, которые имели по одной сабле. Ис коих толмачи говорели, что де мы от начальников посланы, вас к себе звать для переговору, коих попросили по чашке чаю выпить. И вскоре за ними и другой толмач, вновь прибывшей с начальниками, которой то ж говорел, что послан по нас от начальников. Несколько побыв, ушел, а прежде пришедшие двое говорели, что де мы вас дождемся, вместе пойдем, то мы, не мешкав нисколько, и толмач говорел: «митсаги», то есть: «и морехода возьмите», а передовщик и людей с собою брал. Толмачи спрашивали, много ли с вами пойдет, коим сказал я чрез мохнатского толмача Чикина, что мы пойдем всех шестера, с коими и пошли. И у казармы у дверей на посланной на полу, как чирел, большей ценовке стоял японец-старик в бумажном азяме на коленях, а потом вошли в переднюю, и тут стояли японских людей три человека, коих мимо прошед, в загородочку вступили в другую, то среди полу поперег излажено было место наподобие лавки и послано во всю зделанными из лыка, как чирелы, небольшими коврами, по леву сторону, как войдешь, был зделанной урун 4, тут сидели трое японцов, один выше сидел, с нами видевшей на сем Аткисе прежней начальник даикван, которого называли тогда именем Шипадачимпе, да двое из новых начальников же, кроме большего, а впереди во всю казарму зделанное высокое место, наподобие как театр, которое было закрыто занавесой з белыми большими кругами тавтяной алой, подержанной. Пониже того места был зделан урун, на котором сидели на коленях по своему маниру под тот и под другой конец два толмача японских, знающих мохнатых курильцов разговор, один прежней, а другой – вновь с начальниками прибывшей. А посреди их сидел один японец, с начальниками ж прибывшей, а пониже того места на полу было все услано рогожами, где под толмачами по леву сторону сидел атаман с Носкамской пристани, которой дарен был в прошлом годе передовщиком казенным платьем. Одет в японском цвеченом в канфеном азяме, а сверху того другой надет, как шлафор, соломенковой, цвету жаркого, канфеной же, а по праву руку на полу сидел таким же образом изрядно одет аткиской бухты главной атаман. А подальше того к стене сидели ж человек другой простых курильцов в японских же шелковых простых азямах. И когда, вшедши в казарму, поздоровались с сидящими японцами, то толмачи сказав мне, вот для вас уготованное место середи казармы, и просили садиться, где мы, прошед х концу на праву сторону с Путинцовым, а передовщик на серетке. И подле себя посадил для записки переговоров писаря и одного толмача мохнатского курильца. Когда мы по своим местам сели, то занавесу скрыли, как театр зделанное место, и там вдали сидели трое начальники: даикваны японские, прибывшие из Матмая, которым, встав, мы на ноги поклоне отдали. Напротив и оне нам, несколько по своему маниру голову приклонив, подошли ближе и на край онаго места сяли к толмачам ближе. А позади их, убранныя, стояли у стены, поставленныя из их одежды из лата три статуи, подобию человеку, под лаком разного вида красные и черные, таким же маниром одно выменено и имеется при [196] нас. Подле тех статуев к стене приставлен стоял лук длинной под лаком, подле того самострел и на стулья поставлены в трех местах пучнями стрелы под лаком же. По праву сторону на зделанной сошке, наподобие как у фрунта, стояли в ряд пять винтовок и ложи 5 под лаком, замки по их маниру без огнив. Против их к стене на спицах положены на ратовьях три копья, на кои надеты футляры под лаком с травами, у ружей же висели два пистолета длиною по полуаршину с прибавою. А по леву руку нас, подле начальников, лежали на перекладинке три оружья большепульныя, штуцаря недолгие по их маниру, называют пушками и на дуле были целики. А как сели на край места на посланных красных, наподобие сукна полстях, мы спросили у толмачей, кто из етех троих начальников главной, на то сказали, что главной у них начальник в Матмае, а ете начальники присланы все равные, только один у них, по праву руку сидячей, начинал говореть, а те сушали. Против коего я ответствовал, что мы посланы Российскаго государства Охотского порта от командира по свидании с вами объявить, что ведая давно о вашем государстве наша государыня и приказала другим нашим командирам послать к вам нарочное судно и зделать знакомство и дружество, а сверх того, не пожелаете ль завесть торг нашего государства с купечеством и о том с вами поиметь переговор. А ежели что с вашей стороны потребно будет, какие товары друг другу привозить, которой толмач, выслушав, пересказывал начальникам. А начальники приказывали записывать одному японцу на приготовленной бумаге столичной град Москву, которые говорели: у нас де есть написано Мосукуба, после того Иркутской и другия города, а Охотской порт отсель отстоит во близости и называется портовое место, которое записывали и спросили начальника, про коего сказывал и записывали флота капитан-лейтенант Савва Ильич Зубов. В то же время принесли они свой конпас, по коему смотрели и спрашивали, как де ваша земля будет, под которым градусом, то оне клали между ветрами остом и нордом по конпасу их положение, ветров было мало. Притом просили у нас свой конпас, коим объявили, что тепере при нас блиско нет. После того приказывали мне сесть на свое место и чрез мохнатского толмача передовщику говорели, что мы будем чрез одного того мохнатского толмача у вас спрашивать, и лутче слушать станут, на то передовщик согласился, которому японской толмач говорел 6: мы слышим, что не в давных годех руския ходить начали на остров Уруп, за промыслом зверей, а сюда не бывали, а вы в прошлом годе пришли на Лопатку здешнюю, Наноткаму, и с нашим судном виделись з дозволения ль вашей государыни и вышних начальников. Посоветовав мы между собою, и против их запросу ответствовали, что по данной секретной инструкции от находящегося в Камчатке главным командиром Матвея Карловича Бема 7, а ему по дозволению государыни, судно отпустить было повелено, и сначала наши руские для збору с верноподданных курильцов ясаку начали ходить сюда и о ваших судах известны зделались чрез бывших здесь, что вы приходите и торгуитесь около здешних мест с курильцами, и по выезде дали знать начальникам нашим, кои представили государыне. И повелела нашим начальникам отпустить судно и по свидании поиметь знакомство и дружество, а ежели пожелает, и торг зделать с нашим купечеством, для того сюда и в прошлом годе повидаться передовщик Шабалин приезжал 8, которой и виделся на судне з бывшими вашими начальниками, то оне и сие записывали. Потом спрашивали, посылал ли тот передовщик, что с теми начальниками, матмайскому главному начальнику каких гостинцов в подарок. На сие передовщик ответствовал, что подлинно к матмайскому главному начальнику в подарок зеркало, штоф и пакал хрустальной посылал 9. По свидании в прошлом годе с нашими японскими начальниками обещались ли они с вами торговаться и какой переговор утвердили, [197] и в какое место для того съезжаться намерены были. Передовщик ответствовал, что ему начальники японские говорели о заключении торговли и в протчем бес повеления матмайского главного своего начальника утвердить смелости не имеют, которому по прибытии хотели донесть и о переговоре, какое мнение положить, те начальники приказывали приезжать на Кунашир и тут велели дожидать, а вперед итти не приказывали, где и намерены были зделать переговор 10. Напоследок японцы передовщику говорели: ты зачем же сюда, на Аткискую землю, пришол, когда тебе велено было дожидаться на Кунашире? Передовщик ответствовал, что мы сего лета, на Кунашире пришед, ожидали долго и, видя, что время продлится и нам к возврату зделается поздно, для того перегребли на здешную Лопатку, а потом, увидевшись с вашими японцами, по известию ожидали судно ваше из Матмаю, которова и дождаться не могли. А как прослышали, что имеется здесь ваше судно, прежде пришедшее, то для переговоров по прошлогоднему начальниками обещанию сюда на байдарах и прибыли, а по окончании переговоров намерены были вскоре возвратиться в свое государство 11. После передовщикова ответствия начальник и толмач, позвав меня к себе ближе, спрашивали, что де Нанасаге в их государстве есть земля, где приходят иностранные люди и торгуются с нами, платье носят такое ж, как и на вас имеется, и поступками весьма схожи, а так же и из Оранды для таковой же торговли люди приходят. На что я ответствовал, что наша земля великая и государств весьма имеется довольно, может ис тех или из других для торгу с вами ездят, а по дальности растояния нам знать неможно. Потому, что по обширности нашей земли многие государства иностранные, коих и мы довольно знаем, Италию, Гишпанию, Галандию и протчие государство 12 по знакомству и дружеству торг имеют. То ж желает наше государство с вашим поиметь знакомство и, чем желаите, торговаться, наши купечество судами ходить всегда будут, напротив тово и с вашей стороны, что нашим потребно к привозу, знать дадим 13 и ныне на чем утвердитесь, то после нас и главныя российския начальники и купечества для лутчего переговору и знакомства будут всегда сами ходить, а ныне, что у нас есть, посмотрите, и которое надобно, поторгуйтесь, и какой вам товар больше поглянется для привозу впредь, дайте от себя знать. После того толмач японской чрез курильского толмача ж Чикина на мохнатском языке говорел, что де для чего вы на Курильской остров, называемой Уруп, ездите и бобров промышляите, так же и у мохнатых курильцов вымениваите, на какой товар куда употребляите. Против чего я ответствовал, что на Курильской остров Уруп для курильцов ходим, на которой приходят и жительствуют наши верноподданные курильцы шестаго на десять острова, с коих збираем в казну ясаки и торгуемся шитыми платьями и протчими, где и зимовку судном имеем и промышляют наши люди бобров сетками, ис коих делаем себе одежду, а с мохнатыми курильцами никакого торгу и вымену ни на что не имеем. А ныне и для вас зашли, чтоб свидеться и зделать знакомство, а между тем и по желанию вашему, что поглянется, поторговаться. Японцы на то сказали, что де у нас товарного нет, кроме пшены и вина и то употребляем в пути для продовольствия себя. При том передовщик просил уступить пшены и до десяти ведр вина, а японские начальники ответствовали, что после переговору будем торговаться. Оное окончав, встав начальники со своих мест и ушли за занавесы, а после их и мы к своим полаткам... 15-21 сентября. Во оныя числа следование имели обратно по Аткискому острову благополучными погодами... 27 октября. Погребли за пролев к восьмому на десять острову, [198] называемой Уруп, и по перегребе вдоль подле землю морем шли до жилья 28-е, 29 числа октября месяца. 30 октября. Во оное число прибыли в гавань... А сего 1780-го года генваря от 8-го числа на острову 18-м, называемом Урупе, зделалися великия землитрясении, что на каждой день бес того не было, как днем, так и ночью и в другия дни больших разов по семи и по восьми бывало, а по примечиванию и много дни земля беспрестанно шевелилась. И с того времяни находясь под страхом люди все. А весной исправлялись за промыслом кормов как для вояжирования в Охотской порт, так и вставшим людей запасти харчевых припасов. А июня от первых чисел и судно было исправляемо конопаткою и для выводу из речки в бухту, в гавань, которое еще имелось на устье речки, июня на 18-е число ночью, перед утром, почти на разсвете зделалось по власти божией великое и ужасное трясение земли, которая продолжалась с четверть часа. И все люди, которыя были тут, от сну пробудившись ходили, а инные еще и в юртах находились, ис коих которыя ходили по надворью и видели в море, вдале, огни, как молнии, блистали. И несколько помешкав после тресения, вдруг зделался как гром сильной. То услышав, люди, вышед, все ходили и не знали, что будет. Промежду тем бывшей гром, то была убыль в море необычайная скорая воды, и каменье подле берег, в море бывшия, обсушило и таким же с шумом впервы вдруг вода с моря валом набежала и, берег весь покрыв, только на яр не залившись, скоро с таким же шумом возвратилась в море и зделалась еще более против перваго убыли и люди кидались – кто в байдары, инные на юрты, а другие были на судне. И вода скоро шла с моря валом, возвышившись выше всех малых кекуров сажень в пять или в шесть. И в бухте вдруг разлилась так сильным и жестоким ударом, что на яру состоявшее все жило, наше юрты и при том балаганы, что есть, до последняго столба и з землею вырвав, снесло по речке в падь. И по паде всех людей и екипажи, одним словом сказать, чтоб не было, даже и каменья, в устье речки бывшие, выворочало и снесло, что есть пушка была чюгунная на яру, которую в саженях в 50 нашли. И были потоплены пади подле море з горы до горы. А судно брегантин «Св. Наталию» и с якорем совсем прямо чрез речку по тундре в падь унесло, от моря по мере до нево 190 сажен и посадило на сухое место близ речушки. А поперег против судна пади широты ниского места сажен со 100 будет. И в том потоплении из людей работных нашли мертвых после убыли воды четыре человека. А вода тот день до вечера все ходила взад и вперед с прибылью и убылью, только менее час от часу. А после, избавившись, люди собирали всю унесенную кладь, то ж и на другой день собирали и сушили всяк свою и компанейскую кладь. И после того, спустя несколько дней, ездили наши люди проведывать в отлучке бывших людей своих байдарой, то ветошная и полуденная сторона того острова была наводнением потоплена, и по разным местам стояли курильцы, то в одном месте из них человек до восьми утонуло сказывали. А по северной стороне острова потопу оного не было и нисколько вода не возвышалась, а на западном и на северном носах тож возвышение воды хватило, а далее нас на 19-м и на 20-м островах была ль вода возвышением, неизвестно. И по собрании и по высушке спустя несколько время июня от 28-го дня передовщик Шабалин отправлял до здешней Камчатки со известием людей во одной байдаре, в которой и я следовать имел чрез острова с 18-го июля. От 1-го числа и до отбытия нашего после потопа каждой день были частыя тресения, а по бытии на 17-м и 16-м, и на 15-м островах то ж в бытность нашу были частые тресении. А вода морская, которая имела на 18-м возвышение и на етех островах ходила, только менее, а на 14-м и других, ближае х Камчатке островах, трясениев уже частых нет, и воды возвышение не было, как на 13-м, так и на 12-м... [199] А с того 11-го острова чрез лежащия острова ж следовал в одной байдаре компании якутского купца Лебедева-Ласточкина с работными в 14 человеках и в Большеретское устье сентября 17-го числа вошел благополучно. Сибирской дворянин и японского разговора толмач Иван Антипин ЦГАДА, ф. 7, oп. 2, д. 2539, л. 240 об.-243, 244-248 об., 249-253 об., 258 об.-264, 282-284. Подлинник. Комментарии1. Так в документе. 2. Так в документе. 3. Так в документе. 4. Так в документе. 5. Так в документе. 6. К этому слову на полях справа сделана помета: «Видно, оне на курильском мохнатском разговоре похотели говореть, чтобы слышали и сидящия тут курильския атаманы». 7. См. док. № 50. 8. См. журнал плавания Д.Я. Шабалина: ЦГАДА, ф. 7, oп. 2, д. 2539, л. 133-137. 9. К этому слову на полях справа помета: «О посланных вещах японцы меня спрашивали по-японски, какия им имена, которым сказывал, а подъячей их записывал». 10. К этому слову справа на полях помета: «Оные речи японской подъячей записывал». 11. К этому слову на полях справа помета: «О сем начальники тихим образом промеж собою говорели и на то ничего нам не сказали». 12. К этому слову на полях справа помета: «Оных государств имена японской подъячей записывал». 13. К этому слову на полях справа помета: «Толмач японской говорел: ежели торговаться здесь станем, то приходить сюда не будите, потому у нас ныне видите, что про вас хороших товаров нет». |
|