РУДНЕВ В.

ОТ НАГАСАКИ ДО ВЛАДИВОСТОКА И СИНГАПУРА

(Из воспоминаний моряка о плавании на крейсере «Африка»).

(См. «Русск. Стар.», ноябрь 1908 г.)

ГЛАВА III.

Хорошо было крейсеру «Африка» стоять на рейде, пользуясь благодатным климатом Японии, среди цветущей зелени, но адмирал спешил во Владивосток, и потому 14 сентября нам пришлось расстаться с уютным рейдом Нагасаки.

17 сентября поздно вечером крейсер отдал якорь в бухте около Владивостока с тем, чтобы утром перейти в Золотой рог. Вход состоялся при торжественной обстановке и громе салютов, когда крейсер стал на якорь, все морское и сухопутное начальство прибыло представиться генерал-адъютанту С. С. Лесовскому и приветствовать его с приходом.

Со следующего дня адмирал начал делать визиты, и сейчас же пошли заседания, коммисии и др. скучные вещи, по крайней мере с нашей точки зрения, стремившихся на берег. Заседания причиняли нам беспокойство, и потому мы были рады приходу крейсера «Европа», который принял к себе весь штаб, а с ним и коммисии, жаль только было расстаться с любимым адмиралом.

Скажем теперь о Владивостоке. Город растянут на одной стороне бухты Золотого рога, тогда как другая сторона покрыта лесом, да у самой воды стоят угольные склады Маковского. В описываемое нами время на углах были прибиты дощечки с названиями улиц, но самых улиц еще не было кроме [433] вымощенной Светланской и такой же в офицерскую слободку. Неблагоустройство города и печальное состояние порта выказывались во многом. Например, недостаток воды и средств доставлять ее на суда заставлял просить у знакомых одолжить воды из колодца или приходилось посылать шлюпки в бухту Диомид. Из казенных зданий только два имели солидный вид: штаб главного командира порта и казармы 1-го линейного баталиона. Портовые мастерские и склады поражали своею ветхостью и несмотря на старания поддержать их подпорами и штукатуркой – грозили падением. Самая планировка города вызывала недоумение вновь прибывшего: зачем порт расположен у относительного мелководья в одном конце, тогда как здание экипажа помещается у самой глубокой части бухты на противоположном конце в 3-х верстном расстоянии. Церковь была одна, очень маленькая, деревянная; на собор собирали деньги, но они куда-то исчезали, и долгое время Владивосток не имел собора. Дом главного командира в 1880 году был небольшой и старый, постройка нового остановилась долгое время на высоте фундамента. Перед домом развели большой общественный сад, спускающийся к берегу бухты. Теперь, конечно, все имеет другой вид, но торговля как тогда, так и теперь не выходит из рук торгового дома Кунст и Альберс.

На военных советах у адмирала решили, в числе других мероприятий в ожидании военных действий, также укрепление крепости, а именно: постройку новых батарей и установку орудий. Вся крепость для этой цели была разделена на районы, которые распределили между судами эскадры. На долю «Африки» и фрегата «Минин» достался мыс Эгершельд. Обыкновенно рано утром район объезжал инженер, он назначал работы, иногда довольно сложные, как например постройку укреплений и при этом не находил времени объяснить детали, ссылаясь на то, что нас обучали фортификации в училище, и мы должны знать, помнить, а не спрашивать. Бывали и такие случаи; помню, как-то послали очередного мичмана на берег с командами «Африки» и «Минина» (офицеры обоих судов очередовались между собою). Приехавший артиллерийский офицер предложил мичману втащить огромный, тяжелый пушечный станок на гору. Приспособлений никаких нет, даже досок и веревок, а команда стоит во фронте, ожидая приказаний – положение для мичмана критическое. Сосчитав людей, боцман с «Минина» подходит и спрашивает: «Ваше Благородие, как прикажете втаскивать станок?» [434] – «Какой же ты боцман, если меня спрашиваешь, как надо тащить станок, я думал, ты спросишь, куда надо тащить, а не как тащить». Эффект получился громадный, команда вступилась за своего боцмана, неизвестно откуда достали доски, брусья и все прочее, запели «дубинушку», и к концу работ станок был на горе. Конечно, самая работа и устройство салазок шли под указаниями мичмана, но достали все необходимое сами матросы.

Погода довольно благоприятствовала работам, только однажды задул «Суйфун» со снегом (так называется штормовой ветер, дующий со стороны реки Суйфун), шторм продолжался сутки, мы стояли в густом тумане и снегу, не видя ничего кругом. Утром на следующий день стихло, и мы увидели, что одни суда поменялись местами, других прижало к берегу, а у нас затонул паровой катер. Старший офицер послал меня доложить командиру об этом обстоятельстве, так как я заведывал катером. Страшно было идти «перед светлые очи» грозного командира, но делать нечего, – вошел в каюту.

– Вам что угодно?

– Ев. Ив.! во время вчерашней пурги паровой катер сорвался с бакштова и затонул.

– Вы им заведуете, а потому извольте найти и без этого не возращайтесь на судно.

– Есть.

Сообразив, где мог затонуть катер, я отправился на поиски, вскоре нашел и с торжествующим видом доложил командиру.

– Ев. Ив.! катер найден.

– Хорошо, теперь его поднимайте.

Взяв барказ и катер с водолазами, отправился к месту нахождения катера, там послал водолазов заложить тали, и, установив надлежащие приспособления, поднял катер до поверхности воды и в таком виде привел к борту крейсера для подъема на свое место.

В пылу мичманского восторга и гордости по случаю быстрого выполнения приказания командира, мне казалось, что командир осыпает благодарностями, а он только ограничился новым приказанием – следить за починкой катера на берегу.

У нас было много знакомых, и потому время шло быстро и весело, мы увлекались хорошенькими барышнями, но никто из нас не попался в сети, хотя свадьбы случались не редко вообще на эскадре и на берегу. Рассказывали нам такой случай: молодой офицер ухаживал за барышней, говорил ей комплименты и [435] как-то поцеловал руку, конечно в этот злосчастный момент «случайно» вошла маменька.

– Ну, вот и слава Богу, поздравляю и благословляю вас, милые детки.

Офидер стал было отнекиваться, но энергичная дама заставила сделать предложение, и он, браня свою неосторожность, поехал к командиру поведать горе.

– Вы сделали предложение?

– Заставили сделать.

– А в какой форме вы были, когда делали лредложение?

– Просто в сюртуке.

– Без эполет?

– В погонах.

– Ступайте, не кручиньтесь и будьте осторожнее другой раз.

Командир поехал к энергичной даме и объяснил ей, что по морскому уставу полагается делать предложение в эполетах, а потому сделанное в погонах не действительно, и он разрешить эту женитьбу не имеет права. Конечно, был страшный протест, но тем не менее дело этим и кончилось.

13 ноября крейсер «Европа», ушедший в Нагасаки, по пути попал в шторм, наделавший ему много бед и повреждений, главная беда заключалась в несчастии с адмиралом С. С. Лесовским – которого, влившаяся на палубу волна бросила к мачте и он сломал себе ногу. Болезнь уложила адмирала в постель, надолго, командование эскадрой перешло к нашему адмиралу барону О. Р. Штакельбергу, его телеграммой потребовали в Нагасаки вместе с крейсером «Африка». 18 ноября мы ушли из Владивостока; за два месяца стоянки, офицеры со многими перезнакомились и потому расставаться было грустно, но благодаря экстренному уходу, простились быстро, не успев надавать барышням разных обещаний на будущее. Как ни были теплы наши отношения с жителями города, все-таки на рейде было холодно, и мы с радостью встретили остров Дажелет (по-японски Матцу-сима), у которого уже заметно влияние теплого течения. Самый остров ничего радостного не представляет – голый камень с отвесными берегами, необитаемый и безводный, никого к себе не заманивает. В теплую, прекрасную погоду 26 ноября пришли в Нагасаки, где С. С. Лесовский передал командование эскадрой барону О. Р. Штакельбергу и поручил ему идти в Иокогаму для представительства по случаю нашего алианса с японцами.

Мы знали, что стоянка в Нагасаки не будет продолжительна, и потому не теряли время, чтобы продолжить наше знакомство с [436] городом. В один прекранный день нас привезли к подножию громадной лестницы большого храма Сува. Прежде чем подняться по лестнице, надо войти в священные ворота – тори, вид которых имеет всегда одну и ту же строго определенную форму, а именно: ставятся два столба наклонно друг к другу и связываются между собою наверху двумя поперечными перекладинами, при чем верхняя обыкновенно с изогнутыми концами.

Между перекладинами оставляется просвет известного размера, в середину которого вставляется стоячий брус для связи перекладины. Тори составляют непременную принадлежность всякого храма и даже самой незначительной часовни.

Пройдя ворота, мы стали подниматься по лестнице, составляющей очень древнее и солидное сооружение в Нагасаки, она сложена из правильных громадных брусьев с таким же бордюром по бокам. По обеим сторонам лестницы построено много разных домиков с садами, часовень, лавочек, попадаются и кладбища. Поднимаясь все выше, мы ожидали увидеть храм, но напрасно – его закрывает от глаз густая зелень вековых деревьев. На верхней площадке от лестницы идут каменные перила с деревянной галлереей над ними, прямо стоят главные ворота, за которыми на широком дворе красуется древняя бронзовая статуя священного белого коня почти в натуральную величину. Предание гласит, что на белом коне были привезены в Киот законы Будды. Около коня помещаются два каменных фонаря и громадная бронзовая ваза, очень старинной, прекрасной чеканной работы.

Двор окружен галлереями, в них висят дощечки с именами жертвователей на храм, дощечки как бы заменяют книгу со описком вносящих деньги на храм или на поминанье. Кроме дощечек висят картины, изображающая мореходные японские шхуны.

Перед отиравлением в дальнее плавание, судохозяин приходит молиться о благополучном плавании и вероятно, чтобы богиня Бентен не перепутала, приносит изображение своего судна.

Обходя галлереи, мы чуть не пропустили интересное место, где исцеляется зубная боль. Здесь висит щит с написанными на нем молитвами, сверху которых приклеены маленькие, картонные барабаны, обтянутые бумагой. Чтобы получить исцеление, надо купить у бонзы сверток с молитвой, оторвать кусок бумаги от свертка и жевать его, трижды читая в то же время молитвы, написанные на щите. Когда жвачка готова, надо плюнуть [437] ею в барабан, кто попадет и прорвет бумагу, у того зубная боль пройдет. Мы никого не заметили, кто бы занимался исцелением своих зубов таким радикальным средством и терял время на это приятное занятие.

Главный храм представляет из себя деревянный навес из кедровых балок, с трех сторон забранный глухими щитами, тогда как передний фас закрывается только в дурную погоду или в других случаях. Храм стоит на каменном фундаменте, и ко входу ведет каменная лестница.

Внутренность храма отличается безукоризненной чистотой и простотой; главная часть храма заключается в алтаре – это небольшое возвышение в несколько ступеней, на площадке которого поставлено историческое зеркало богини Изанами. Зеркало металлическое, круглое с ручкой, вставляемой в деревянный постамент. Над алтарем протянута веревка с подвешенными на ней, особо сложенными, бумажками с семью загибами в честь семи гениев покровителей Японии.

Стены храма отлично выструганы, а пол покрыт очень хорошей цыновкой. Характер постройки храмов и обычай ставить зеркало основаны на целом ряде легенд, переходящих из рода в род.

Дальнейший порядок осмотра для нас состоял в прогулке по общественному саду, лежащему на одной из площадок горы ниже храма. Дорожки сада вьются между цветочными клумбами и под сенью больших, хвойных и лиственных деревьев, между которыми мы заметили перечные и камфарные.

На лужайках встречаются чайные домики, устроены стрельбища для стрельбы из лука, а с дорожки по краю сада открывается чудный вид на всю длину бухты и далее до Такасимы.

Решив осмотреть и другие храмы в Нагасаки, мы поехали в противоположную часть города, где находится храм Дайонджи, принадлежащей буддийскому вероисповеданию. Через тори вошли в ограду двора, на котором стоят часовеньки с изображениями Будды, тут же бонза продает амулеты.

Двор украшен массивными фонарями, древними бронзовыми курильницами и парой корейских львов, стоящих на пьедесталах. В одном конце двора стоит павильон, украшенный резьбой, в нем под крышей висит цилиндрический медный колокол, в который бьют горизонтально подвешанным бревном.

Храм построен из дерева и по образцу других стоит на каменном фундаменте; внутри храм разделяется рядами [438] лакированных, украшенных резьбой колонн на три части. Из них средняя самая большая, в ней помещается алтарь, перед которым поставлено «колесо закона» – барабан со свертками, на котором написаны законы, – достаточно повернуть за ручку барабана, и все законы будут прочитаны, т. е. выполнено требование религии ежедневно читать все законы. С потолка храма повсюду спускаются симметрично и красиво подвешенные разнообранные фонари от самых простых до самых затейливых с ажурной резьбой. Над главным алтарем в глубине особого киота помещена позолоченная статуя Будды, больше человеческого роста с алмазом, вделанным в лоб статуи.

Из главного алтаря можно пройти корридором в особый придел, посвященный памяти усопших.

В нем устроены полки, на которых поставлены небольшие киоты со статуэтками святых, около каждого киота лежит доска с именами усопших.

Надо упомянуть еще о садике около храма, в нем устроен миниатюрный пруд с проточной водой, масса разнообранных рыб играют на поверхности воды, греясь на солнце или уходя в тень окружающих деревьев. Здесь устроены маленькие гроты, перекинуты мостики и посажены деревья разных сортов, вырощенные особым образом. Это деревья карлики, которым придаюсь желаемую форму и фигуру, не знаю каким образом японцы достигагот подобных результатов, но выходит крайне оригинально и в своем роде красиво. Подобного рода садики устроены как бы для кукол, мы встречали их в разных местах Японии, но увидели первый раз в деревне Иноса, около Нагасаки.

На следующий день мы поехали в Тахидзеро, местечко, лежащее на берегу моря с другой стороны острова, в трех часах езды на джинерикшах от Нагасаки. Дорога идет в гору, проходит ущелье и спускается к морю, т. е. дорога делает перевал через горный кряж, при этом проходит все время в зелени и дает возможность любоваться прелестными пейзажами, особенно на возвышенных местах, откуда кругозор шире.

Местечко Тахидзеро довольно большое, жители занимаются торговлей рыбой. Гостиниц нет, пришлось закусить слегка в частном доме.

Обратный путь совершили при лунном свете, в бледном освещении все приняло другой вид – и причудливое очертание гор, и домики, и окружающая зелень.

24-го ноября Екатеринин день, вспоминая своих именинниц, [439] мы пошли обедать в японский отель, выбрали лучший из рекомендованных, а именно в Мума-мячи, принадлежащей Джьютеи.

С самого подъезда начались изводящие церемонии и поклоны, заставили снять обувь, чтобы по холодному лакированному полу и лестницам пройти внутрь дома, где в одной из комнат расположились на циновках, покрывающих весь пол.

Уселись по приглашению «дозо о каке ку да сай», им пригласить-то легко, а каково-то нам было устроиться; сначала храбро уселись по-японски, поджав ноги, но скоро ноги затекли, пришлось лечь – руки затекли, опять менять позу, в конце концов кое-как приспособились.

Первым делом угощали жидким чаем без сахара в маленьких чашках, чтобы согреться внутри, для наружного согревания принесли «хибач» – ящик с горячей золой и углями. Затем поставили перед каждым игрушечный столик с первой партией чашек, в которых оказалось два сорта супа, квашенная редька, грибы с вареньем, маринованные в уксусе молодые ростки бамбука, вареные бобы, яичница с соленой соей и мелким сахаром, апельсиновый мус и сладкое рисовое тесто, всю эту прелесть запивали подогретой рисовой водкой (саки).

Вторая партия была как будто лучше и даже попались вкусные вещи, как например сырая рыба Тай с хреном и соей, она напоминает вкусом наш балык из белорыбицы. Недурна отварная рыба, зелень, хуже вареные устрицы, каракатицы, морская капуста и еще какие-то неизвестные вещи. Этим не кончилось угощение, дали еще жареную курицу, изжаренную на растительном масле и каким-то варварским образом приготовленную (блюдо носит название «скиаги»), котлеты из птичек и сладкое блюдо в роде бланманже, только не вкусное. Кто пробовал всего, тот насытился, а разборчивые остались голодны и напустились на сытых:

– И охота было приходить сюда, чтобы есть всякую дрянь.

– Напрасно, были вкусные вещи.

– Уж не сырая ли рыба с вареньем.

– А чем худо, меньше бы разбирали, больше бы были сыты.

Разговор стал осложняться, и потому для прекращения его партии разделились, сытые пошли гулять, а голодные поехали в другой отель с европейским столом.

29 ноября на крейсер перебрались лица, прикомандированные к нашему адмиралу на время его командования эскадрой, и потому нас, живших в каютах в кают-кампании, преспокойно выселили в матросский лазарет в жилую палубу. [440]

Распоряжение, конечно, выполнили молча, но с большим внутренним неудовольствием на штабных чинов, пользующихся всюду привилегиями. Пришлось белье сложить в корзину, поставить ее под койку, платье развесить на гвоздики и т. далее, это еще ничего, но спать среди матросов было очень душно.

30 ноября в семь часов утра ушли в Иокогаму. Перед уходом командир позвал меня в каюту и сказал:

– За болезнью старшего артиллерийского офицера, остающегося в Нагасаки, вы примите его обязанности, имейте в виду, что скоро будет боевая стрельба.

– Есть,– и поворот из каюты.

Монолог небольшой, а сколько забот и работ он прибавил, зато явилась прибавка содержания, а главное чувство удовлетворения, что выбор пал на меня.

В ночь на 4 декабря «Африка» отдала якорь на Иокогамском рейде, освещенном ярким заревом громадного пожара.

Вот мы, наконец, добрались до центрального места Японии недалеко от столицы Восходящего Солнца, которую давно стремились посетить.

Первое, что бросилось в глаза, это другой тип шлюпок (фуне), здесь они без рубок, больших размеров и с несколькими гребцами, изменение типа зависит от условий рейда, который отличается бурным характером. Ветер разводит большую волну, и не всегда фуне может выгрести с берега на судно. Впоследствии в Иокогаме построили молл, ограждающий рейд от волны.

Утром, рассматривая берега залива и Иокогаму, мы не пришли в восторг от красоты местности, только безусловно красива гора Фудзи-яма, потухший вулкан в 12.500 ф. высотой. Фудзи-яма видна здесь отовсюду и во всяких видах красива и грандиозна. По берегу залива в городе идет набережная (Бунд), облицованная гранитом, с несколькими пристанями для шлюпок и пароходов. Вдоль набережной стоят двухэтажные белые домики с палисадниками и высокими флагштоками; тут же начинается европейская часть Иокогамы, вполне благоустроенная, с прекранным шоссе и зданиями городской ратуши, английским клубом, таможней, конторами и тюрьмой.

Из церквей мы заметили англиканскую с высокой крышей и католический костел.

Иокогама расположена на северо-восток и европейской частью с прилегающей к японской доходит до городка Канагава по берегу бухты. Другая сторона Иокогамы оканчивается на холмистом [441] кряже Сенги-Яма или как называют англичане «Блеф», здесь построены, среди густой зелени, дачи европейцев и госпиталя.

Главная улица Иокогамы, параллельная набережной, – Мейнстрит, ее продолжением по японской части города служить Хончо-дори. Границей между этими улицами служит широкий проезд, идущий от портовой пристани и упирающийся в городской общественный сад. По левую сторону проезда или Портовой улицы, стоит ряд консульских домов, а по правую казенные здания. Хончо-дори оканчивается мостом через обводный канал, за которым находится сквер и вокзал железной дороги. Хончо-дори широкая улица с фонарями и водосточными каналами. По ней встречается много магазинов фарфоровых, лаковых и шелковых изделий.

Мы скоро определились на некоторых магазинах и впоследствии всегда их посещали.

Тамайя – магазин отличных лаковых изделий, особенно знаменит матово-золоченым лаком с миниатюрной живописью.

Шобей – завлекает шелком и вышивками, а от Мусачио уйти трудно, такая у него масса разнообранных предметов роскоши и японского искусства: придя в магазин, можно думать, что пришел на выставку. Тут все есть: вазы, курильницы, чаши и старый сатцумский фарфор, изделия из которого отличаются изящной формой с тонкими украшениями.

Менее важный магазин шелковых изделий, но также хорошо знакомый русским – это магазин Танаб-есан, его сестры (Окин и Танабе-сан) содержали в то время чайный дом на верху горы Сенги-яма, охотно посещавшийся морякями всех наций. В чайный дом можно проехать по горе, шоссейной дорогой или подняться по 101 ступеньке от подножья горы, почему и чайный дом этот получил название «101 ступеньки».

На другой день прихода начались оффициальные визиты: к.-адм. О. Р. Штакельберг с командиром крейсера и чинами штаба сделал визит нашему посланнику в Токио К. В. Струве и его супруге, 5 декабря посланник отдал визит адмиралу в Иокогаме на крейсере «Африка», где был встречен по уставу, 6-го декабря наше начальство ездило с визитами в Токио к министру иностранных дел Инойе, морскому министру вице-адмиралу Еномото, военному министру генерал-лейтенанту Ямагата и начальнику главного штаба генерал-лейтенанту Ояма.

Нас не брали с собой делать визиты, и потому мы сами отправились по железной дороге изучать Токио. Дорога построена [442] в два пути, вагоны I и II классов различаются только обивкой, вокзал достаточно обширный, устроен по образцу европейских.

От Иокогамы до первой станции Канагавы тянутся непрерывно деревянные дома и лавки. В Канагава местность уже холмистая поезд проходит по городу.

Следующая станция Тсуруми – справа большое селение, слева лесистый кряж и вдали селение.

Третья станция Кавасаки, здесь равнина расширяется, повсюду рисовые поля, усеянные массой журавлей и совершенно белых рисовых птиц «иби».

За Кавасаки поезд проходит через реку Лого по деревянному мосту и останавливается у станции Омари, около которой разводят грушевые и вишневые деревья исключительно для цветов.

Последняя станция перед Токио – Синагава, здесь поезд идет по равнине, покрытой домиками и фабриками, далее входит в глубокую выемку в горе. Синагава стоит у самого моря.

Приближаясь к Токио, надо проезжать мимо Сибайских холмов, затем вдоль канала, по набережной которого стоят японские дачи с садиками, чрез предместье Шиба и, наконец, поезд подходит к станции в Токио.

С вокзала мы отправились поодиночке в колясочках, запряженных тройкой лихих двуногих коней, быстро мчавшихся по городу, расположение которого мы изучали по карте. Западная половина города Токио занимает громадную площадь, как нам говорили, в 63 кв. версты, окаймленную с севера и востока широкою дугою большой реки. Везде местность изрезана проточными каналами и разбита прямыми улицами на правильные кварталы.

Восточная часть города, лежащая на левом берегу реки Сумида-гава, значительно меньше западной, эта река составляет правый рукав реки Тоды и также впадает в Токийский залив. Обе части города разделены на 15 округов и соединяются между собою шестью мостами (баши): Оскиа, Адаума, Юмайя, Риогоку, Син-о-каси и Иетай.

Главная улица называется Гинза.

Первый наш визит был в русскую духовную миссию, построенную в северной части округа Сото-Сиро в местности Суруга-дай.

Дом двухэтажный, каменный, стоит на горе, по склонам которой ютятся японские деревянные домики. Церковь небольшая, простая, но вполне приличная, светлая и очень чистая (В настоящее время построен каменный собор). [443]

Мы попали на литургию, которую совершал молодой иеромонах с диаконом-японцем, пели дети из школы. Чрезвычайно приятно видеть благочиние в церкви, мужчины и женщины стоят на разных сторонах, никто не опаздывает, не разговаривают и не оборачиваются. Проповедь сказать вышел сам епископ Николай, причем японцы сели на пол, живой струей лилась японская речь высокочтимого пастыря и видимо, что слушатели не проронили ни одного слова из его проповеди. Японцы не привыкли к продолжительному стоянию на ногах, и потому они садятся на пол во время проповеди епископа.

Нам предложили посетить и другие церкви, их всех четыре: при миссии, при посольстве, в квартале Сиба и Ниццуме, но мы за неимением времени решили только осмотреть учреждения при духовной миссии, а именно:

1) школу благовестников для взрослых, в ней проходят богословские науки на японском языке,

2) семинарию для мальчиков,

3) женское училище.

Перед отъездом посетили епископа Николая, принявшего нас самым сердечным образом.

Из Миссии проехали в знаменитый парк Уэно, перед которым расположена на площади постоянная ярмарка разных предметов. Миновав ее, въехали в прелестную аллею громадных кленов и остановились у небольшого конусообразного холма, который со стороны дороги скрыт высокими кустарниками и деревьями. На вершине холма поставлена бронзовая статуя Дай-Буддса, т. е. великого Будды, у подножья стоит пара каменных канделябров и два водоема со святой водой. Несколько в стороне на камне поставлено бронзовое изваяние Кванно-сама (небесного духа посредника между небом и землей). Недалеко от холма при входе с кленовой аллеи в великолепную рощу, находится гранитное тори, начинающее путь в священную рощу и далее к храму.

Дорога выложена гранитными плитами и обставлена двойным рядом каменных фонарей. Особый эффект этого пути состоит в небольшом изломе его линии, вследствие чего храма сначала не видно – он открывается неожиданно. Немного в стороне высится между деревьями красная пагода с галлереями в каждом этаже.

Храм носит название Тоо-сиогу, главная его достопримечательность состоит в гробнице сиогунов. Правый придел храма посвящен Кондомио-джину, покровителю Токио, в пределе висят меч и секира этого джина (духа). [444]

Из храма поехали по парку, который расположен в холмистой местности и, благодаря богатой растительности, тенист и местами особенно живописен.

Чрезвычайно хорош вид на озеро «Сино-базуно-ике» с прелестным островом, на котором построен храм богини Бентен.

На каменных террасах и площадках парка устроены кумирни, чайные домики и один из лучших ресторанов, в котором мы плотно позавтракали, порядочно проголодавшись с утра.

После завтрака поехали в Асакса-Окурамат, часть города соседняя с Уэно, посетить храм Кинриу-сан. Джинерикши довозят только до начала длинного прохода, вымощенного плитой, по обе стороны прохода стоят прилавки, на которых продают цветы, детские игрушки, веера, фрукты, воздушные змеи и др. предметы. Между лотками движется толпа народа, образуя течение с одной стороны от входа до храма, этим течением мы дошли до деревянных, раскрашенных ворот с двумя статуями небесных стражей. Статуи сделаны из дерева, частию закрашены и вставлены в ниши ворот.

Мощеная улица продолжается за воротами до храма, около которого продают священные книги, статуэтки, свечи и др. священные предметы.

Внутри ограды главный путь разветвляется в обе стороны на поперечные тротуары, которые делят двор и великолепную рощу на участки со множеством часовен и келий.

Около храма слева стоит пятиэтажная пагода, а с другой стороны – ворота, похожие на только что пройденные.

Гланный храм Кинриу-сан неизбежно построен из дерева и покрыт двухярусной крышей.

Внутри храм разделен рядами колонн на три части; алтарь отделен решеткой, за которой стоят ящики для сбора пожертвований. В нише за желтой решеткой поставлен позолоченный идол Каннон-сама.

Из храма мы поспешили на поезд для возвращения в Иокогаму, где обедали в английском клубе с нашим консулом А. А. Пеликан.

До 20 декабря обмен визитов не прекращался – много приезжало японских властей, консулов и других лиц.

Из приемов надо отметить: завтрак у адмирала нашему посланнику Кириллу Васильевичу Струве и супруге его Марии Николаевне, которые посетили и другие наши суда – фрегат «Князь Пожарский» и клипер «Крейеер». [445]

20 декабря – новый год у иностранцев, пришлось объехать все стоящие на рейде суда, а их собралось порядочно, тут были англичане, американцы, итальянцы, немцы, французы и японцы. Офицеры ездили на две смены, дело в том, что обыкновенно заставляют пить бокал шампанского на каждом судне, а их больше 20, естественно, одна смена не может выдержать радушных приемов.

Накануне японского Нового года мы поехали смотреть приготовления к празднествам на берегу. Все дома, храмы и тори были уже украшены флагами, гирляндами из соломы с цветными бумажками, такие же гирлянды растянуты на бамбуках вдоль тротуаров. Перед входом в дом стояли разукрашенные елки и висели гирлянды из листьев. На улицах мы встречали много женщин, несущих цветущие деревья в горшках, а публику с ветками «дерево счастья» в роде нашей вербы. В домах перед божницей в этот день ставят рисовые хлебы в роде просфор, плоды и саки.

Главная забота каждого японца привести свой дом внутри в полную чистоту, иначе заберется злой дух, который непременно приходит в тот дом, в котором осталась нечистота. Около полуночи по совершении некоторых обрядов, в каждом доме садятся ужинать и в 12 часов поздравляют друг друга с Новым годом и началом трех начал (года, месяца и дня).

В Новый год японцы рано встают, берут горячую ванну или моются в общей бане, надевают лучшее платье и идут в храм, исповедуя грехи друг другу. В храме получают амулеты для прибивки к двери своего дома и затем делают визиты.

Как накануне, так и в Новый год существует много различных обычаев и церемоний, точно всеми выполняемых, но нам, конечно, не удалось их видеть – надо долго жить чтобы хорошо ознакомиться с обычаями страны.

22 декабря у нас был обед французским офицерам.

24-го японский император делал обед высшим чинам и посланниками

25-го приехал на крейсер епископ Николай. Днем для развлечения команды был приглашен фокусник, а вечером после обеда в кают-кампании, на который были приглашены адмирал и командир, зажгли елку для команды на верхней палубе, раздавали подарки и устроили спектакль. День окончился офицерской елкой в кают-кампании, общее настроение не способствовало веселию, и потому все скоро разошлись по каютам. [446]

26 декабря все суда на рейде расцветились флагами по случаю прихода на итальянском судне принца Генуэзского (брата итальянского короля). Его флагу салютовали все суда и береговая батарея в Канагаве. В полдень прибыл на рейд японский император (Микадо) отдать визит принцу и принять у него завтрак.

27-го назначили парад японских войск в Токио. В 8 утра командиры и офицеры всех эскадр в полной форме отправились по железной дороге в столицу. Мы проехали прямо к К. В. Струве и вместе с ним отправились на плац, где были разбиты две палатки, одна для Микадо и его гостя, другая для дипломатического корпуса и офицеров всех наций. Вторая палатка представляла красивую, пеструю картину разнообразных морских и сухопутных форм.

В десять часов показались две парадные кареты, окруженные конвоем улан. В первой сидел Микадо, во второй Генуэзский принц; впереди императорской кареты скакал улан со штандартом Его Величества.

Принц Арисугава скомандовал «на краул», музыка заиграла японский гимн, а Микадо не торопясь вышел из кареты и, не обращая ни на кого внимания, вошел в свою палатку, где сейчас же начались представления дипломатических чинов и гостей. По окончании этой церемонии подвели маленькую лошадку под зеленой попоной с вышитыми на ней золотыми астрами. Микадо сел на лошадку и вместе с принцем Генуэзским отправился в объезд в предшествии своего штандарта и в сопровождени военной свиты.

Войска стояли в три фаса, имея на правом фланге единственный хор музыки. Музыканты были одеты в красные шаровары, голубые гусарки и красная кэпи с белыми султанами. Объезд произвел на нас странное впечатление: Микадо не здоровался с войсками, и те стояли безмолвно, эта непривычная тишина и поражала нас. После объезда начался церемониальный марш. Сперва прошла военная школа, затем пехота, кавалерия и артиллерия, всего очень мало, войска проходили вяло и неумело.

По окончании прохождения войска построились по-прежнему в три фаса, взяли на краул, музыка съиграла гимн, выслушав который, Микадо слез с коня, сел в карету и одновременно с принцем Генуэзским в том же цорядке уехал с плаца. За ними все разъехались но домам, так прошел этот малоинтересный парад.

В этот же день вечером адмирал давал обед в честь принца Генуэзского, на обед были приглашены командиры [447] военных судов, стоящих на рейде, вице-адмирал Кавамура и морской министр Еномото.

30 декабря принц Генуэзский сделал прощальный визит нашему адмиралу на крейсере «Африка». Вечером офицеры обедали у посланника в Токио, за обедом присутствовал знаменитый путешественник по Африке Бекер с супругой, разделившей с ним трудности путешествия; он едва отвечал на расспросы, но зато обладал прекранным аппетитом. Мы приглашали его к себе совершить путешествие вокруг «всей Африки», но он почему-то не приехал.

В. Руднев.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: От Нагасаки до Владивостока и Сингапура. (Из воспоминаний моряка о плавании на крейсере «Африка») // Русская старина, № 2. 1909