|
РУДНЕВ В. ОТ СИНГАПУРА ДО ВЛАДИВОСТОКА (Из воспоминаний моряка о плавании на крейсере «Африка»). (См. «Русск. Стар.», май 1908 г.). ГЛАВА II. 3-го августа крейсер «Африка» подошел к Сингапуру. Приближаясь к нему, надо проходить сравнительно узким каналом между множества островов различной величины, покрытых роскошной тропической растительностью. Это замечательно живописный вид. Крейсер подвигается узким фарватером, обставленным баканами, фонарями и другими знаками, а кругом встает точно волшебная панорама – появляются все новые и новые прелестные островки, заросшие чудными саговыми пальмами, кокосами и какими-то до сих пор невиданными кустарниками. Справа на скале высится стройный маяк, а впереди по направлению к Сингапуру виднеется довольно высокий холм, только на самом верху покрытый группой роскошных пальм. По принятии лоцмана прошли на рейд более широким проходом. Существует еще другой, более узкий и при том более живописный между берегом и островами, покрытыми араукариями и другими породами тропических растений, в густой зелени которых скрываются европейские бенгалоу – дома тропического типа. Около берега раскинуты малайские деревни на сваях, одна из них носит название Танджонг-поо, дающая имя докам, вырытым недалеко от пристани Нью-Харбург. [416] На другой день крейсер перешел к вышеупомянутой пристани для погрузки угля: эта пристань, построенная на сваях, тянется на большое расстояние, давая возможность грузиться нескольким судам одновременно. Уголь заказали с вечера, а потому тотчас по установке крейсера у пристани явились китайцы, быстро устроили приспособление для беганья на судно с корзинками угля, и работа закипела. У каждой сходни уселся китаец, отмечавший палочками в книжке корзину угля, вносимую на судно, и выдававший по два цента за нее носилыцикам – кули. Китайцы замечательно быстро ходят с корзинами и возвращаются обратно за новыми, делая все без суетни, но зато отравляют воздух смесью кокосового масла с касторовым и чесноком. В виду ожидавшегося скорого окончания погрузки угля нас отпустили только не надолго погулять около складов угля. Не смотря на это, мы успели пробраться к горам, полюбовались вблизи тропической растительностью – все было нам интересно как зелень, так и хижины малайцев, китайцев и других национальностей. Накупили ананасов, кокосов, с которыми не могли справиться, и массу других незнакомых фруктов. Впоследствии мы пробовали кокосы, но многим они не понравились, зато мангустаны замечательно вкусный фрукт; своей формой с делениями похож на мандарин; его особенность та, что пористая оболочка делает этот фрукт прохладным – качество особо ценное в жарком климате. К вечеру попали все-таки в город. Сначала проехали мимо хижин у пристани, затем въехали на шоссе, идущее к болотистому лесу. На всем протяжении шоссе стоят фонари, зажигающиеся вечером, и прокопаны канавы для осушения почвы. Через несколько времени въехали на главную улицу, проходящую через весь Сингапур и меняющую по участкам свое название: до моста она называется Соут-брид, затем Кафедральной, Викторией и др. До моста здания преимущественно торговые, большею частию двухэтажные с галлерями в каждом этаже. Внизу лавки или конторы, наверху жилые помещения. У китайских лавок красуются оригинальные вывески, состоящие из шестов с длинной вертикально повешенной доской. Мост перекинут через канал наполненный джонками, в которых китайцы живут со своими семьями, не имея другого жилища. [417] День нашего съезда на берег совпал с китайским праздником «злого духа», которого они в этот день стараются умилостивить. По пути всей компанией заехали в гостивицу «Европа» освежиться прохладным питьем, тут мы и узнали об этом празднике. – Господа, едем духа умиротворять,– предложил один из обстоятельных мичманов. – Да мы-то чем провинились перед ним? – Ах, господа, надо быть дальновиднее! как вы не хотите понять, что дух может забраться в наше начальство, и тогда «клади шапку под орудие» (Матросское выражение – один матрос, придя в отчаяние в каком-то случае, сказал, что ему ничего не остается делать, как только «положить шапку под орудие»). – Вот нашел об чем заботиться! – А что? – Да, ведь ваканция занята. – Ну, тогда надо ехать, чтобы навести справки, нельзя ли уже сидящего духа пригласить сюда в гости, да и оставить тут. Перебрав несколыю комбинаций, мы решили ехать поучиться у китайце в искусству умиротворять злого духа для применения на судне. Весь квартал горел массой разнообразных огней, начиная со свечей, ламп и кончая кучами сухого тростника. Около храма стояли столы с красиво убранными цветами яствами, приносимыми китайцами в дар. Эти яства раздаются около полуночи бедным жителям. В веселии повсюду не было недостатка – везде музыка на флейтах, местами заглушаемая шумом гонгов и барабанов. Надо заметить, что весь вечер китайские дома были открыты и на столах виднелись угощения для гостей, а может быть и на случай посещения злого духа. Проходя мимо китайских домов, нельзя было не обратить внимания на внутреннее устройство жилища и наружный двери, который у богатых китайцев делаются из хорошего дерева, ажурные, украшенные резьбой. Против входа у стены одного из домов мы увидели алтарь – узкий, длинный столик, покрытый кругом резьбой, лаком и позолотой. Над столиком висит изображение бога, задрапированное материей в виде балдахина, все вышито драконами и украшено талисманами, сделанными из бумаги в форме сердец. На столе стоит курильница, пара подсвечников, вазочки с цветами и фарфоровая чашка с рисом для бога. Посреди комнаты обеденный [418] стол, кругом по стенам стулья с прямыми спинками, а над ними заклинания, написанные на длинных бумажных лентах. Позднее время заставило вернуться на крейсер, и продолжать осмотр Сингапура пришлось, съехав на берег с рейда после погрузки углем. Должно быть, мы плохо учились у китайцев, как заклинать духа, так как приехав на судно попали в такую переделку, какие редко бывают, а все за то, что уехали в город с погрузки угля. – Какой толк было ездить на китайский праздник! – А вы ведь не научились у китайцев, и небось никого не спросили? – Когда же было, у нас мало времени было в распоряжении. – Ну, так нечего и пенять. Главная цель нашей поездки была прогулка в Ботанический сад. Дорога идет между загородными садами, окружающими европейские дачи, китайские фанзы и малайские хижины. Вправо в зелени виднеется дворец губернатора, по английскому обыкновению, прекрасной постройки с балконами, террасами и многочисленными службами. Сады и рощи со стороны дороги отгорожены изгородью из перистой мимозы, за которой в изобилии высятся разнообразный иальмы, из них особенно красивы веерные. Часто встречаются плодовые деревья – мандарины, мангустаны, мангу, папельмусы, но больше всего кокосов. Наконец живописная дорога развернулась в площадь, и мы подъехали к воротам железной ограды сада. Он довольно обширный, наполнен почти всеми сортами растительности Азии, ост-индского и японского архипелагов, даже кедры, ель и лиственница нашли себе здесь место. Внутри сада проведены дорожки, устроены клумбы и газоны. Один уголок сада отведен под зоологию, правда, тут немного зверей и птиц, но есть очень красивые экземпляры. Приятная прогулка в Ботанический сад содействовала усилению аппетита, почему мы отнеслись довольно неразборчиво к меню обеда, состоявшего из мяса зебу, риса с соусом кэрри и едкими приправами и других т. п. кушаньев, зато и были наказаны: когда подали знаменитое кэрри, совершенно нам незнакомое, некоторые взяли едкой приправы больше, чем следует; но только взяли в рот, как ужас изобразился на их лицах – приправа сожгла рот, проглотить страшно, а уйти неловко. Это критическое положение вызвало общий смех, а у нас досаду. 12 августа ушли из Сингапура, конвоируя пароход [419] «Барцелона» с военным грузом. В описываемое нами время пароходы, зафрахтованные правительством для доставки военного груза во Владивостоку обязательно сопровождались военными судами в целях безопасности плавания и сохранности груза. На каждом пароходе находился флотский офицер (супер карг), сопровождавший груз, а на некоторых кроме того совершали переходы офицеры с семьями, назначенные для службы в войсках Восточной Сибири. Оба судна вышли из Сингапура при хорошей погоде и порядочно высокой температуре наружнаго воздуха. Было так тихо и спокойно, все мы надеялись, что погода установилась надолго; однако уж 15 августа при закате солнца небо окрасилось в темно багровый цвет, несомненно указываюший на перемену погоды, а потому было отдано приказание приготовиться к встрече неприятного гостя Китайского моря – тайфуна, посещающего эти места в некоторые месяцы по несколько раз. 17 августа при падающем барометре с утра задул ветер от сев. запада, резко менявшийся в силе и сопровождаемый шквалами с дождем и пасмурностью. К 2 часам дня ветер дошел до 8 баллов и общее состояние погоды начало принимать штормовой характера В 9 часов вечера ветер при падающем барометре начал меняться влево и к 11 часам достиг степени урагана. До 5 часов утра 18 августа при ветре, перешедшем к юго-западу, ураган дул с наибольшей силой; волнение и зыбь дошли до эначительных размеров и наибольшие розмахи достигали 40 градусов на сторону; палуба от набегавших волн была все время в воде. Ветер завывал в снастях, крейсер бросало как щепку, что-то трещало, гремело, одним словом, положение было ужасное. Так продолжалось до 6 часов утра, когда, наконец, барометр тронулся вверх, сила урагана стала слабеть, и к 10 часам при ветре, отошедшем к югу, начало прояснивать. В полдень добавили парусов и взяли курс на север. Тайфун был встречен в широте северной 17° 59' и долготе западной 114° 30' в 270 милях от острова Гайнан. Благодаря искусному управлению и крепкой постройке крейсера, тайфун не мог совладать с «Африкой», не досталась она ему, но потрепало ее таки порядочно, причинив немало бед. Во время урагана волной разбило катер, сломало лафет у орудия, два спасательных буя, разорвало штормовые паруса и помяло второй катер, не считая других более мелких повреждений. Мне пришлось стоять вахту, будучи привязанным к поручню, держась одной рукой, и меняя положение ног сообразно наклонению мостика, другой же рукой закрывал по очереди каждую сторону лица, так как боль от дождя, ударявшегося с большой силой, была невыносима. С каждым розмахом судна волны обдавали с головы до ног, и за четырехчасовую вахту на мне не осталось сухой нитки; впрочем, это нисколько не мешало бодрому, даже веселому настроению духа. Спокойствие командира, сумевшего вдохнуть в нас уверенность и бодрость, передавалась и на команду. Стоишь на мостике в такой ужасной обстановке, а самому и больно от дождя и смешно смотреть при виде вахтенных матросов, которые прилагали невероятные усилия, чтобы в промежутке между работами, танцовать под гармонику, около полубака, куда попадали только брызги, их комические движения для сохранения равновесия заставляли повременам хохотать от души. По окончании вахты командир обратился ко мне со словами: «вы все равно промокли, так сходите посмотреть, что делается на корме». Задача оказалась не такой легкой, как кажется: чтобы пройти 160 фут, потребовалось полчаса времени. Сделаешь несколько шагов, а сбоку в это время поднимается водяная стена; надо скорей хвататься за что-нибудь солидное в обхват руками и подставить спину, закрыв глаза. Стена обрушивается, покрывает всего на несколько мгновений, и только что вода стекла с головы, сделаешь несколько шагов вперед, как получаешь душ с другой стороны и так весь путь до кормы и обратно. Внизу в палубах и кают-компании о каком-либо комфорте и думать было нечего – повсюду едва успевали откачивать воду. До урагана светлый люк над кают-компанией закрыли глухим люком, покрыли чахлом, сверху положили брезент и забили досками, но волна ловко сдернула все прикрытия, и вода полилась каскадом вниз, наполняя каюты, пианино и обмывая мебель; к довершению всего, многие ящики выскочили из шкапов, поплыло тут офицерское имущество, скоро приняв не соответствующий ему вид, начиная с крахмальных сорочек. Офицеры посменно работали в палубах, а свободные отдыхали на скамейках в кают-компании, при чем приходилось упираться то головой, то ногами. Несмотря на переживаемые [421] тяжелые минуты, запас шуток не истощался, только доктор ворчал на нас: «такое страшное время переживаем, а вы смеетесь, как вам не стыдно». Конечно это больше подзадаривало нас, пошли поддразнивания и разные остроты. Когда на другой день стихло, на моей вахте было отдано приказание открыть люки. Команда высыпала наверх, и все как один, сняв фуражки, перекрестились, благодаря Бога за спасение от угрожавшей опасности. Наш компанион, пароход «Барцелона», отделался также довольно благополучно, только один матрос сломал ногу; с парохода меня об этом уведомили сигналом; тогда командир, несмотря на большую еще не улегшуюся зыбь, послал врача, а как ему не хотелось ехать! 23 августа благополучно пришли в Нагасаки. Живописная Япония начинает уже сказываться при приближении к южной оконечности крайнего из островов Гото: очень гористый, он весь покрыт зелеными полосами риса и красивой зеленью. Через несколько времени открывается возвышенность огромного острова Киу-Сиу, затем показывается белый маяк у входа на рейд, или вернее у входа в залив, которым начинается вход в Нагасаки. Пройдя по заливу мимо нескольких маленысих островов, крейсер повернул у острова Токобоко, известного более под названием Папенберга, и через небольшой промежуток времени вошел во внутрениий рейд. Остров Папенберг покрыт хвойными деревьями, одна сторона его оканчивается крутым обрывом, с которого, по преданию, японцы сбросили миссионеров и их последователей. Внутренний рейд занимает пространство в одну милю шириною и четыре мили длиною; он защищен от ветров с трех сторон высокими горами, покрытыми рисовыми полями, в виде террас, кустарниками, хвойными деревьями и бамбуками. Горы носят наввания: на западной стороне Иноса-Таке, на восточной горная группа Хикосан и Хоква-сан, а на северной – гора Кампира. Общий вид Нагасакской бухты чрезвычайно живописен и дает много разнообразных чудных пейзажей. На рейде мы застали крейсер «Азия» под флагом контр-адмирала барона О. Р. Штакельберга. На смену недавних воспоминаяий о роскошной тропической природе и жизни различных народов – явились опять новые впечатления, произведенный видом уютных пейзажей и своеобразной жизнью незнакомого нам народа. Мы много читали о [422] Японии на разных языках, но описания не дают ясного представления о стране, и только личное знакомство может пополнить картину. В посещенных нами странах безусловно много оригинального, но всюду встречается насаждение английской цивилизации: везде европейские дома, коляски, прекрасно устроенные сады и т. п., здесь же, т. е. в Японии все ново, начиная со способов передвижения. Для сообщения с берегом существуют так называемый «фунэ» – плоскодонный шлюпки с рубкой, очень удобной для лежанья, но если приходится сидеть, то нужно сгибаться в три погибели. Не дурна была бы шлюпка, если бы при движении посредством одного весла не было мотанья из стороны в сторону, доходящего почти до отрывания головы от плеч. Несмотря, однако, на эти особенности шлюпок, офицеры нанимали их помесячно; хозяин фуне не имел права уйти без разрешения, хотя бы пришлось стоять на якоре у крейсера день и ночь. Конечно, мы их отпускали по миновании в них надобности, назначая время возвращения. В прежние годы это удобство оплачивалось необыкновенно дешево, но с течением времени и под влиянием цивилизации цены возросли баснословно. Способ передвижения на берегу тоже очень оригинален: вместо экипажей, запряженных лошадьми, имеются джинерикши – легкие двухколесные колясочки, везомые одним человеком (курума). Только при поездках на большие расстояния, в горы, или для большей скорости нанимают добавочного человека (атоси), толкающего колясочку сзади. Костюмы курумы меняются сообразно погоде, начиная с самаго упрощенного в жаркое время и кончая дождевиком, сделанным из соломы, концы которой торчат точно иглы ежа, можно подумать также, что курума накинул себе на плечи крышу нашей деревенской избы. Знакомство с Нагасаки начали не с самаго города, а с деревни Иноса, лежащей на другой стороне бухты. Здесь наше правительство, в виду частых заходов и стоянки русских судов арендовало участок земли у г. Сига и возвело некоторые постройки, как-то: лазарет, шлюпочный сарай для починки и окраски шлюпок и баню для офицеров и команды. Нам пришлось отвезти в лазарет гардемарина Раковича, который был во время тайфуна сброшен парусом на палубу; последствием чего был паралич ног. Хозяин участка, православный японец Александр Алексеевич Сига, бывший секретарь японской миссии в С.-Петербурге, живет не далеко от своих владений. Его дом можно было [423] издали узнать по вывешенному у одного из окон мундиру. По этой несколько оригинальной примете русские офицеры всегда безошибочно находили дом г. Сига, когда шли к нему в гости. Самая Иноса – деревня раскинута по склону горы и состоит из одной главной улицы и переулочков. Дома деревянные с открытыми галлереями, закрывающимися особыми решетчатыми щитами с наклееной бумагой. Ниже главной улицы на набережной стоят небольшие домики, окруженные миниатюрными садиками. На верху горы построена гостиница, которую офицеры не знаю почему прозвали «холодный дом»; в нее не допускались никакие посетители кроме русских офицеров. С террасы этой гостиницы открывается чудный вид на Нагасаки, бухту и окрестности, терраса окружена садом с разнообразной зеленью и массой цветов. Прогулка по Иносе была бы не закончена, если бы мы пропустили русское кладбище. На одном участке помещаются три кладбища: русское, голландское и японское. Самое красивое – это русское, оно все обсажено кипарисами, соснами, туями и другими деревьями, могилы хорошо содержатся заботами консульства Японские бонзы ближайшего храма, как нам рассказывали, всегда ходят молиться об усопших в те дни, когда это полагается по правилам их религии, и украшают могилки цветами. 30 августа пришел в Нагасаки адмирал Лесовский со своим штабом, перебрался на крейсер «Африка», который гордо поднял флаг уважаемаго адмирала при громком салюте судов, стоявших на рейде. На другой день состоялось заседание адмиралов и команднров вместе с нашим посланником в Токио К. В. Струве, прибывшим к этому времени на крейсере «Забияка». Нам, молодежи ужасно, хотелось знать, о чем толкует начальство, будет ли война, какие политические осложнения, долго ли простоим в Нагасаки, куда пойдем и т. д., но предмет заседаний и решения, принятые в них, строго соблюдались в тайне, зато в кают-компании делали массу своих предположений и решили судьбу чуть не всех государств. Единственную новость мы узнали из приказа, а именно, разделение эскадры на отряды, это для нас был важный вопрос: мы волновались, кто поднимет у нас флаг, когда командующий морскими силами перейдет на крейсер «Европа» – приказ нас успокоил. Разделение было следующее: [424] Крейсер «Европа», флаг вице-адмирала Лесовского. 1-й отряд. Крейсер «Африка» – флаг контр-адмирала барона О. Р. Штакельберга. Фрегат «Минин». Клипера: «Джигит», «Стрелок», «Наездник», «Пластун». 2-й отряд. Крейсер «Азия» – флаг контр-адмирала Асланбегова. Флегат «Князь Пожарский». Клипера: «Крейсер», «Разбойник», «Абрек», «Забияка». Такой состав эскадры казался нам очень грозным, мы не только не боялись войны, но ждали ее с радостью, будучи уверены в своей силе и опытности наших руководителей. Пока начальство решало важные вопросы, не спрашивая наших мнений, мы ездили на берег осматривать по очереди отдельные части города. Прежде всего посетили квартал Децима. В него надо ехать по набережной мимо европейских домов, совершенно укрытых зеленью полисадников; оставив в стороне старую китайскую факторию с длинными флагштоками и переехав через мост, попали на островок, на котором помещалась голландская фактория Децима, основанная в 1638 году и прекратившая свою деятельность в 1853 году, т. е. в год открытия порта Нагасаки для судов всех наций. От фактории осталась только кирка и здания голландского и германского консульств. Собственно главною целыо нашей поездки был магазин фарфоровых изделий, в котором мы, действительно, нашли громадный выбор ваз и сервизов, чрезвычайно изящной работы, с изображениями птиц и цветов. Из Децима проехали вверх по горному потоку в Накашиму – эта часть города, расположенная у подножья горы – чрезвычайно [425] живописна, начиная с берегов потока и кончая далекими перспективами окружающих гор. В Накашиме живет фотограф Уэно, обладающий большим выбором фотографических видов Японии, а в приемной комнате в альбомах и в рамках на стенах можно встретить массу портретов знакомых русских офицеров, считающих долгом непременно сняться у него по приходе в Нагасаки. Недалеко от фотографии над обрывом увидели памятник глубокой японской старины. Это священный фонарь, составленный из грубых плит и кусков дикого камня. Он похож на два гриба, поставленных один над другим. Ножкой верхнего гриба служить выточенный внутри каменный шар с двумя отверстиями с противоположных сторон, он служит для помещения лампады. Напротив фонаря стоит буддийская часовня, в которой показывают интересную древнюю статую лежащей коровы, отлитой почти в половину натуральной величины из темной бронзы, статуя удивительно хорошо сделана и, по-видимому, прекрасного металла. Побывав в некоторых магазинах, приехали в магазин черепаховых изделий, наиболее посещаемый моряками всех наций; хозяина его, Изаки, русские называют «черепаха-человек». Никто не уходит из магазина, не купив что-нибудь, хотя цены нельзя назвать дешевыми. Над входом в магазин помещаетея деревянная божница с резными фигурами двух богов: Цзянь-сю, гения покровителя от пожаров и воров. Умино-ками, покровителя моряков. Осматривая храмы и встречая в лавках статуи различных богов, мы, конечно, заинтересовались сведениями о них и нам удалось познакомиться с кое-какою характеристикою богов религии Синто: 1. Будда – изображается сидящим на лотосе и благословляющим мир. 2. Бентин – одиа из семи гениев домашнего счастья, наиболее почитаемая, представляет идеал женщины, семьи, гармонии и моря, как элемента, доставляющего Японии питание. 3. Шиу-Ро, гений долгоденствия, пользуется одинаковыми [426] правами с Бентен. Он изображается с огромным открытым лбом, который у него вырос во время долголетней его жизни от размышлений, наблюдений и соображений над явлениями жизни физической и духовной. Его атрибуты – журавль и черепаха – эмблема долговечности. 4. Иебис – рыбак, брат солнца, заботится о питании и хлебе для страны, изображается с довольной улыбкой и удочкой в руках, изображение очень подходящее к нынешним временам: довольная улыбочка – от удачной поставки хлеба в голодающие местности, а удочка – для ловли рыбы в мутной воде. 5. Тосси-Теку – гений талантов, старец покровитель детей, изобретатель игр и изделий из бумаги. 6. Бизжамон – бог славы, чтимый военными, самураями, чиновниками, поэтами и писателями. 7. Готей – олицетворяет внутреннее довольство среди бедности и лишений, гений поселян. Вероятно, его девиз: «с милым рай в шалаше». 8. Дайкок – купеческий идеал, толстоухий, тучный, бог материальных богатств. Должно быть, от него пошли толстые купцы с тугим ухом к нуждам обывателей. Наше первое знакомство с Нагасаки ограничилось этими достопримечательностями, тем более, что один день пришлось сидеть по судам по случаю шторма с дождем; на рейде образовалась каша из сорванных с якорей шлюпок, им оказывали помощь шлюпки с военных судов. 4 сентября крейсер «Африка» с командующим морскими силами ушел в Чифу, где стояли на рейде иностранные эскадры со своими адмиралами. По обычаю, вновь прибывший адмирал должен сделать визиты и познакомиться со своими коллегами. Прибыв 6 сентября в Чифу, мы застали следующие суда: 1. Английскую эскадру под флагом вице-адмирала Кут на яхте «Виджилент», корвет «Модест», «Энкаунтер», «Альбатрос» и лодку «Лили». 2. Французскую эскадру под флагом контр-адмирала Дюперре на корвете «Темисъ», корвет «Керкелянь» и авизо. [427] 3. Германскую – с начальником отряда Цирдов, он же командир корвета «Винета», корвет «Фрея», лодки: «Циклоп» и «Вольф». 4. Представителями американцев были: параход «Ашелот» и лодка «Алерт». 5. Испанцев – корвет «Донна Мария де Молина». 6. Китайцев – лодка «Тай-ан». Из русских судов здесь находилась в качестве станционера лодка «Нерпа». С самаго нашего прихода не переставал дуть северный ветер, прекращающий или по крайней мере затрудняющий сообщение с берегом, и потому нам удалось попасть в город только один раз. Чифу расположен по берегам двух бухт, между которыми выдвигается гористый полуостров. В правой бухте (если смотреть с рейда) обыкновенно пристают все шлюпки, здесь на берегу помещается таможня, которая функционирует под управлением англичанина, состоящего под начальством главного директора китайских таможен сэра Роберта Гарта. Невдалеке находятся угольные склады, для снабжения приходящих судов. Берега левой бухты песчаные, образуют отличный пляж для купанья в море, охотно посещаемый любителями в летнее время. Здесь же помещется клуб и две гостиницы; существует еще третья на этом же берегу, но порядочно далеко от города, она служит главным образом пансионом для приезжающих в Чифу на лето. На мысу между бухтами возвышается круглый холм, носящий название «Янтай» (Ян-тау), хотя англичане зовут Тоуер-поэнт, вероятно по пирамидной башне, служащей наблюдательным пунктом за движением судов на рейде. На этом мысу красуются европейские дома, отвечающие своею постройкой условиям жаркого климата. Один из лучших домов принадлежит А. Д. Старцеву – известному русскому коммерсанту, проводящему лето в Чифу. Зашли, конечно, к нашему поставщику Сиэтас и К. в магазине которого можно найти что угодно. К юго-западу от мыса расположен китайский город, состоящий из нескольких улиц, наполненных грязью и лужами, с убийственным запахом. [428] Недостаток времени и дурная погода заставили рано вернуться на судно, к тому же визитные церемонии приходили к концу, и адмирал должен был вернуться в Нагасаки, куда мы и ушли 9 сентября. С удовольствием покинули неприглядные берега Чифу; все торопились в теплый и уютный уголок Японии, но и там пробыли недолго – адмирал спешил во Владивосток, где ожидали его распоряжений. Наш уход из Нагасаки состоялся 14 сентября. В. Руднев. (Продолжение следует). Текст воспроизведен по изданию: От Сингапура до Владивостока (Из воспоминаний моряка о плавании на крейсере «Африка») // Русская старина, № 11. 1908
|
|