РУДНЕВ В.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О ПЛАВАНИИ НА КРЕЙСЕРЕ "АФРИКА"

От редакции.

«Русская Старина», разбирая русскую жизнь со всех сторон, дает биографии выдающихся людей, описание быта и разных событий из истории русской жизни. Предлагаемые «воспоминания» открывают еще одну сторону жизни, а именно воспоминания из быта русских моряков за границей, попутно давая описание посещенных ими стран. Условия прежних плаваний в доцензовое время совершенно не похожи на нынешние и отошли в область старины, а потому не безынтересно будет воскресить в памяти былое.

* * *

В 1880 году в виду ожидавшихся политических осложнений на Дальнем Востоке, из Кронштадта были отправлены несколько судов на пополнение эскадры Тихого океана. Положение казалось настолько серьезным, что управляющий морским министерством, генерал-адъютант вице-адмирал Степан Степанович Лесовский, решил сам принять командоваиие морскими силами в Тихом океане, отбыв на восток со своим штабом на одном из коммерческих пароходов. Суда же эскадры уходили из Кронштадта по мере своей готовности.

В состав ее вошел также крейсер «Африка» под командой капитан-лейтенанта Е. И. А.

Такая серьезная цель посылки судов, конечно, была очень привлекательна для нас, молодежи, поэтому получить назначение на «Африку» оказалось, за большой конкурренцией, не так легко; тем не менее мне удалось, по выбору начальства, попасть в число [370] немногих счастливчиков в плавание на крейсер. Впоследствии политические тучи рассеялись, суда вернулись, но на долю «Африки» все-таки выпало крайне редкое и интересное плавание, воспоминаниями о котором постараюсь поделиться с читателями. Это плавание можно смело назвать по интересу даже выдающимся, хотя бы по сравнению с плаваниями других судов, уже не говоря о последних годах плавания тихоокеанской эскадры, которое заключалось только в переходах из Владивостока в Порт-Артур и обратно, с редким заходом в Нагасаки и долгим стоянием в резерве, что совершенно отбивало охоту к службе и не давало практики в морском деле.

В доброе старое время плавали за границей по многу лет и, по возвращении в Кронштадт, случалось, прямо переходили на корабль, уходящий в кругосветное плавание, не перебираясь на берег. Долголетняя практика вырабатывала хороших офицеров и командиров, не заботившихся о счете дней для выполнения пагубного ценза, отравившего флот. Отправляя в плавание, не говорили, на сколько лет посылают, да и сами не спрашивали, так и наш крейсер ушел как будто на год, а плавал три с половиной года, не сменяя ни офицеров, ни команду. При таких условиях офицеры отлично знали свою команду и могли быть вполне в ней уверены.

В день отхода «Африки» (1-го июня) на крейсер собралось много родных и знакомых проводить близких, покидавших родину может быть на долго. Торжественность проводов увеличивалась еще присутствием на крейсере семьи главного командира Кронштадтского порта, которую крейсер должен был по пути доставить в Англию на остров Уайт. Много бы еще хотелось перед разлукой поговорить с родными и близкими, но пришел момент расставания и, обменявшись напутствиями и пожеланиями, гости разъехались, а крейсер, следуя по своему назначению, плавно тронулся в путь при криках «ура!» с стоявших на рейде судов.

По морским обычаям не полагается на военных судах принимать пассажиров, а тем более дам и детей, исключения делались по особому каждый раз разрешению высшего начальства, так было и в настоящем случае. Семья уважаемого главного командира Кронштадтского порта вице-адмирала Петра Васильевича Козакевича в лице его супруги Анны Дмитриевны с детьми отправилась в Англию, поместившись в каюте командира, который в свою очередь перебрался в походную рубку.

В многих случаях пассажиры стесняют офицеров и [371] нарушают обыденный строй, наши же гости не только не стеснили нас, но мы искренне пожалели, когда они покинули крейсер по приходе в Плимут.

После очень непродолжительной стоянки в Портсмуте 7-го июня пришли в Шербург, где простояли сравнительно долго из-за небольшого повреждения машины. Несмотря на то, что Шербург порядочно скучный город, стоянка в нем оставила хорошее впечатление благодаря радушию и любезности французов и нашего вице-консула Постель. Не преминули осмотреть военный порт и немногие достопримечательности города.

Во время стоянки в Шербурге нам удалось попасть в день французского национального праздника за город на гулянье. Устройство вроде наших гуляний: в палатках пьют пиво и вино, а на открытом воздухе публика увлекается каруселями, стрельбой в цель и др. обычными развлечениями, не в них конечно привлекательная сторона, а в заразительном весельи самих французов. Веселье царило повсюду, захватывая в свой круг всех без исключения, увлеклись и мы, отдаваясь веселью наравне с другими.

В Шербурге были на вечере у морского префекта; по поводу этого вечера, один из молодых офицеров писал домой: «было три очень хорошеньких барышни, с одной из них я танцевал кадриль; костюмы очень изящны, особенно замечательны ажурные чулки и белые туфли, платья для танцев спереди короткие, вообще народ очень веселый и любезный».

19-го числа крейсер ушел в Порт-Саид с заходом в Алжир.

Собственно после Шербурга мы начали разбираться в своей обстановке, и над финансовым вопросом пришлось призадуматься: жалованья и морского довольствия, за вычетом оставленных в России 30 рублей, дали 492 франка, а в кают-компании взяли 450 франков, следовательно, на руки 42 франка. Вот и живи как хочешь, а еще говорят, «вы за границей так много получаете».

В Порт-Саиде простояли до 9-го июля в ожидании очереди входа в Суэцкий канал, берега которого печальны и крайне однообразны – нигде не видно зелени, только город Измаилия, расположенный на берегу большого озера, дает возможность глазу отдохнуть на зелени его садов. 10 июля вышли в залив того же имени, берега его так же пустынны и безотрадны, как и берега Суэцкого канала; вдоль африканского берега тянутся невысокие возвышенности скачала буро-желтого цвета, затем буро-красного [372] цвета. Азиятский берег не лучше – только местечко Елим или источник Моисея, где по преданию останавливались израильтяне после перехода через Чермное море, ласкает взор, утомленный однообразием окружающих берегов. Местечко Елим принадлежит нашему вице-консулу в Суэце.

До Суэца погода все время благоприятствовала нам, и мы совершенно избаловались прекрасными переходами, зато в Красном море нас порядочно потрепало, и переход вышел тяжелым. Сильный ветер с африканского берега не только развел большую волну, но и засыпал крейсер мелким раскаленным песком, проникавшим решительно повсюду. От этого горячего, сухого воздуха трескается кожа, пухнут губы и дыхание становится затруднительным. Эти мучения вместе с сильнейшей качкой создали положение просто невыносимое. В первый же день большинство офицеров не выдержало, немного осталось на ногах, да и те отказались от пищи, зато мы со старшим офицером уделили большую дозу внимания обеду, так как влияние качки выразилось у нас в развитии аппетита. Бедному нашему повару пришлось преодолеть много препятствий, чтобы приготовить обед, и это ему удалось, несмотря даже на голову, расшибленную упавшей скамейкой.

Непривычка к жаре давала себя сильно чувствовать; термометр показывал наверху 45° Р., в кают-компании же 37°, даже окачивание водой не приносило облегчения, зато кусочек льду за обедом был для нас лучше всякого лакомства. Вообще плавание по Красному морю и в других отношениях признается трудным: усеянное массой островов и скал, Красное море требует большого внимания и тщательной прокладки курса.

Из островов значительнее других Перим; этот остров, скалистый в южной части, к северу понижается и образует низменность, в самой высокой части острова стоить маяк. В юго-восточной части имеется хороший порт во внутреннем заливе, удобный для стоянки судов. Характер южных берегов Красного моря также мало утешителен, то же отсутствие зелени, только скалы с зазубренными вершинами, темным песком и каменьями нарушают однообразие картины, да вдоль берега тянется полоса ярко-белого, сверкающего на солнце, песка.

Когда крейсер вошел в Аденский залив, все вздохнули свободно, и настроение переменилось – к удовольствию окончания тяжелого перехода присоединился еще интерес осмотреть новый для нас город, твердыню англичан, имеющую важное значение.

Общий вид берегов Аденского залива тот же, что и южной [373] части Красного моря – те же опаленные солнцем груды камней и горы красновато-бурого цвета. Приближаясь к Адену, прежде всего вы видите две большие, скалистые группы гор, из которых каждая образует полуостров. Западная группа, называемая Джебель-Гассан, имеет главную вершину в виде сахарной головы, другая же, на восточной стороне, очень странной формы называется «ослиными ушами».

Восточная группа носить название Джебель-Шамшан или Аравийский мыс, она представляет также скалистую возвышенность. Этот пункт англичане заняли в 1889 г. и возвели на нем укрепления, чем обратили Аден в неприступную крепость.

К северу от берегов бухт простирается далеко в глубь страны песчаная поверхность, покрытая чахлыми кустарниками и несколькими тощими пальмами.

Западный залив или Бандер-Тувайгии более известен на месте под именем «Заднего Аденского залива»; он лежит между вышеупомянутыми возвышенностями, вдаваясь вглубь материка на несколько миль, и имеет три внутренних залива. На берегу одного из них, более доступного по глубине для стоянки судов, и помещается собственно европейская часть Адена. В трех милях от него в глубокой котловине, окруженной со стороны материка горными массивами, раскинута арабская часть Адена.

Один конец горных массивов, имеющий подобно другим остроконечные вершины, доходит до берега, образуя небольшой мысок, против которого лежит маленький, скалистый островок Сирах, укрепленный фортом.

Европейская часть Адена состоит из небольшой площади, расположенной между горами и морем; эту площадь окаймляют несколько десятков двухэтажных домов и сараев-складов.

Все здания одного типа – внизу магазин или контора, на верху жилье. Гостиница удивительно плохая, без всякого комфорта. Естественно, что осмотр такого города не занял много времени, и мы, взяв извозчиков, отправились в арабскую часть Адена. По выезде из города вдали виднеются арабское и еврейское кладбища, далее дорога идет мимо бедной арабской деревушки, а еще далее, поднимаясь вверх, проходить через узкое, скалистое ущелье, над которым перекинута полукруглая арка, служащая мостом для сообщения между укреплениями на вершинах скал. Ущелье это защищено батареей, тут же казарма и гауптвахта После вечерней зори, ворота закрываются, чем прерывают всякое сообщение между обоими городами. Проехав по городу мимо [374] жалких арабских домиков, мы подъехали к знаменитыми аденским систернам, служащим для сбора и хранения воды. Они представляют ряд громадных водоемов, расположенных уступами на различной глубине, внутренняя сторона их выложена камнем, покрытым цементом. В водоемы ведут лестницы, а на верху устроены площадки. Дождь в Адене выпадает один раз в несколько лет, и запас воды конечно недостаточен для всех жителей на продолжительное время, поэтому на берегу моря поставлены опреснители для общего пользования. Около систерн разбить чахлый сад, растения плохие, да и те большею частию в кадках. Этой поездкой исчерпывается весь интерес стоянки, и потому никто не пожалел, что 19-го июля мы распростились с Аденом и вышли в Индейский океан. Он встретил нас не особенно милостиво, хотя мы попали сразу в попутный муссон; сильный ветер прибавлял ходу, но вместе с тем не оставлял крейсер в покое, заставляя его качаться со стороны в сторону довольно ревностно, при чем розмахи доходили до 30 и более градусов. Вдобавок к этому влажность воздуха, при сильной жаре, была настолько велика, что все делалось мокрым: и постель, и белье, и платье на себе. Горячей пищей не всегда пользовались, сначала повару удалось сварить суп, но услужливый муссон выплеснул его из кастрюли. Дальше уж не помню, что и как он готовил, но только мы с нетерпением ждали прихода в Сингапур. Были и развлечения – сильные шквалы с дождем часто нападали на крейсер, днем еще они не доставляли особенных хлопот, зато ночью прямо надоедали. Стоишь на мостике, кругом непроглядная тьма, и вдруг со стороны идет что-то черное, темнее ночи, едва успеешь сделать распоряжение об убавке парусов, как раздается свист и вой в снастях и проливной дождь промочит насквозь. Вахтенный начальник спросит, все ли благополучно на марсе, и, получив ответ, опять шагает до следующего шквала, внимательно всматриваясь в окружающую тьму. Вообще этот переход вышел не лучше предъидущего и если бы не дружный, симпатичный состав кают-компании, было бы совсем плохо. Нельзя умолчать об одном важном обстоятельстве, что все офицеры были молодые и неженатые. Мы, как могли, разнообразили время, сообразуясь с условиями плавания и строгим судовым режимом; много читали и знакомились из книг со страной и городами, куда лежал наш путь, хотя много времени поглощала служба, ученья и работы, задаваемый командиром. По мере приближепия к Малаккскому проливу океан стал спокойнее, и нам удалось видеть одно из редких явлений [375] природы: все море кругом до горизонта представляло тускло светящуюся поверхность молочного цвета с резко очерченными границами. Крейсер, идя по темной воде, постепенно приближаясь к этой как бы снежной равнине, вошел в нее и в течение часа шел точно в молоке, между тем вода, зачерпнутая из-за борта, не имела никакого цвета.

Вошли в Малаккский пролив при пасмурной погоде, но берега острова Суматры все-таки увидели, также как и два скалистые рифа, которые предшествуют северо-западной оконечности Суматры; дальше открывается самый остров, на котором расположен город Ачин, его почти не видно, только, белый маяк указывает вход к нему.

С левой стороны видны два острова, покрытые роскошной растительностью. В самом проливе прибрежная полоса Суматры покрыта частью лесом, частью кустарником; дальше к востоку чаще попадаются холмы, покрытые только травой, и виднеются бледно-зеленые полосы горного риса. Внутренность же острова Суматры покрыта богатой тропической растительностью.

3-го августа крейсер подошел к Сингапуру.

В. Руднев.

Текст воспроизведен по изданию: Из воспоминаний о плавании на крейсере «Африка» // Русская старина, № 5. 1908