ПУТЕШЕСТВИЕ НА ОСТРОВА МЕЛАНЕЗИИ И ПЕРВОЕ ПОСЕЩЕНИЕ ЮЖНОГО БЕРЕГА НОВОЙ ГВИНЕИ В 1879-1880 гг.

Посещение острова Сорри

17 — 24 октября 1879 г.

17 октября. Несмотря на значительное расстояние (около 11 миль) от о. Сорри, полдюжины пирог прибыли к шкуне, которая лавировала с трепангом. На одной из пирог я заметил небольшую акулу, которую приобрел; это был [...] (В рукописи оставлено место для латинского названия). Между прибывшими я увидал многих, которые приезжали на островок Андру. Громадные зубы одного были очень замечательны. Когда лицо было совершенно спокойно, зубы торчали между губами, когда же он улыбался, размеры зубов казались положительно невероятными. Мне не удалось привлечь этого человека на палубу. Заметив, что я обратил на него особенное внимание, он никак не хотел выйти из своей пироги. Я его оставил в покое при виде трех людей, очень отличных от остальных туземцев островов Адмиралтейства. Поглядев на них, мне нетрудно было заметить их сходство с жителями архипелага Ниниго.

Подойдя к ним и только назвав имя их родины, как двое из них, ударяя себя рукою в грудь, стали повторять: «Ниниго, камаль Ниниго» (человек с Ниниго), третий сказал, что он туземец островов Луб. Вероятно, все они в пироге были занесены ветром или течением сюда. Как давно это было, мне не удалось узнать. Они казались знающими хорошо здешний язык, и с ними обращались здешние туземцы хорошо.

При маловетрии шкуна плохо подвигалась. Мы проходили, идя с запада, мимо островков порта Нарес. Я стал спрашивать туземные названия. О. Д'Антркасто (английских карт) туземцы называют Пелланган ¹ [...] (Далее в рукописи было: Сорри. Острова у [...] туземцы называют Самеси, прибавляя к этому имени слово «уссия»). Было уже темно, когда пироги, одна за другой, отвалили от шкуны.

18 октября. Утром перебывало на шкуне много туземцев, и когда мы бросили якорь у входа [...] (В рукописи пропуск), я стал собираться на берег. Одному из туземцев, физиономия которого мне понравилась, по имени Каду, я дал позавтракать (бисквит, вареного риса с сахаром и банан), а затем предложил ему ехать с ним в Сорри, который находился по крайней мере в 2 1/2 милях от нашего якорного места. Захватив необходимое, чтобы провести ночь в деревне, я спустился в пирогу Каду, которому, очевидно, понравилось мое доверие к нему. Всем встречающимся пирогам мои спутники сочли нужным объявлять мое имя и известие, что я отправляюсь жить в Сорри.

Островок Сорри немного больше островка Андры, и на нем живут, кажется, значительно больше людей, чем на последнем. Как и там, хижины разбросаны группами. Мы подъехали к [299] одной, более значительной, которую туземцы называют здесь Совай. В этом месте недалеко от берега находились несколько изгородей; то были род акварий, где сохранялись черепахи живыми. Пирога была вытащена на берег близ площадки, представляющей центр деревни Совай. Хижины были очень скучены. Только перед ум-камаль, который здесь называется «ум-каман», было оставлено больше места кругом. Семейные хижины были большею частью обнесены забором.

Поручив мои вещи Каду, я отправился в сопровождении нескольких человек по тропинке осматривать другие части острова. Побывал (В рукописи: побывав) в двух деревнях, в которых не нашел ничего особенного, кроме выделки ожерельев, так называемого здесь «соуль» ², а в другой мне повстречалась какая-то больная (вероятно, страдавшая лепрой) с закрытым листьями лицом. При моем приближении сопровождавшие меня люди прогнали ее, говоря при этом, что она «релан» (нехороший), и затыкая себе нос, старались объяснить, что от нее пахнет. Мне хотелось посмотреть ее ближе, но окружающие не допустили этого, повторяя: «релан, релан».

У одной хижины молодая женщина весьма странным образом укачивала ребенка. Последний находился в мешке, которого снурок обхватывал лоб женщины, а сам лежал на спине. Мешок был просторный, так что несколькомесячному ребенку, лежащему на дне его, места было довольно. Тело ребенка приходилось как раз над задним фартуком женщины. Убаюкивание состояло в том, что мать, придерживаясь одной рукой за изгородь, раскачивала среднюю часть тела, надеясь толчками усыпить свое кричащее [300] чадо. Это ей действительно удалось, но только при самой усиленной гимнастике. Забыв захватить с собою конденсированное молоко (мою главную пищу в настоящее время), я ничего не мог найти в деревне, чтобы поесть. Таро, вареный и печеный в золе, я не мог тронуть, достаточно спелых бананов не нашлось, полусырые не годились. Пришлось удовольствоваться несколькими глотками воды кокосового ореха и лечь голодным на «кэяу» (род широкой скамьи). [301]

19 октября. Проспал (В рукописи: проспав) очень скверно, так как циновка, покрывавшая кушетку, не делала досок ее более мягкими, а задние перекладины ее представляли довольно неудобную подушку. Первым делом надо было подумать о лучшем помещении, и, осмотрев деревню, я остановился на небольшой хижине рода небольшого камана и решил переселиться туда. Пришлось отправиться на шкуну за вещами, и к вечеру я устроился довольно удобно в моем новом помещении. Все туземцы были очень заняты варкою трепанга и устройством коптилки. Заметил, между прочим, очень рослого туземца, который с сознанием собственного достоинства позволил себя смерить. Он оказался 1765 мм вышины. Мой приятель Каду только немногим ниже его. Видел вчера, проходя по деревням, несколько крупных экземпляров женщин, но они убежали при моем приближении.

20 октября. Ходил на охоту, чтобы добыть несколько свежей провизии. Голубей, как на о. Андра, здесь много. Мне попались два экземпляра голубя [...] (В рукописи оставлено место для названия). Очень толковый мальчишка лет двенадцати по имени Варай сопровождал меня на охоту. Проходя мимо окруженного плетнем места позади деревни, я захотел знать, для чего оно. Варай стал показывать на резанье горла, но я не мог добиться, кого здесь режут — людей или свиней. Суп, сваренный мной из голубей, оказался очень хорошим, несмотря на то, что пришлось есть его без соли: забыл захватить ее на шкуне. Но прожив в Новой Гвинее целых десять месяцев без нее, это обстоятельство не уменьшило мой аппетит. В продолжение дня я сделал несколько рисунков, смерил несколько голов и выучился нескольким словам здешнего диалекта. Перед заходом солнца пролежал с полчаса в море, наслаждаясь теплотою воды и воздуха. Никого из белых со шкуны целый день не видал и радуюсь, что устроился почти вне деревни.

21 октября. В одной из хижин недалеко от моей всю ночь плакали и выли две или три женщины, иногда слышен был голос и мужчины. Я думал, что кто-нибудь умер или умирает. Утром, однако же, узнал, что причиной этого вытья была случайная смерть свиньи, принадлежавшей хозяевам. Здесь, как и в Новой Гвинее, женщины нередко вскармливают поросят собственным молоком, которое обстоятельство может отчасти служить поводом большой нежности женщин к свиньям, вскормленным таким образом.

Отправился рисовать фигуры у входа в каман деревни Совай. Одна изображала мужчину, другая — женщину; обе были почти что в рост человека и довольно примитивно вырезаны из дерева. Около мужской фигуры на небольшой подставке лежал череп с шапкою обстриженных волос. Обе фигуры, которые назывались: мужчина — Нянро, женщина — Нидитан, были изображения двух неприятелей, убитых и съеденных при постройке этого камана. Череп и волосы принадлежали Нинро. На обеих фигурах была изображена татуировка, на женщине очень полная. Эти фигуры описаны профессором Мауслей ³. [302]

Что фигуры, описанные экспедицией «Челленджера» и виденные мною, несомненно те же самые, доказывается описанием подробностей, из которых некоторые довольно характеристичны, например изображение рыбы между ногами женщины.

Другие два камана не имели фигур у входа, зато один из столбов внутри был покрыт обильною резьбою. Осмотрев основательно все хижины деревни, я пришел к заключению, что туземцы здесь проявляют значительную самостоятельность в постройке и внутреннем устройстве своих жилищ, они <не> слепо следуют обычаю. Постройка семейных хижин (так называемых ум) гораздо разнообразнее, чем устройство каманов.

Пребывание европейского судна и постоянные торговые сношения с ним значительно изменяют образ жизни туземцев, так что наблюдение обычаев и характера их делается весьма нелегким. Одну общую черту легко, однако ж, заметить: что туземцы здесь очень склонны к торгу и проявляют при этом значительную ловкость и большое корыстолюбие.

Мне хотелось составить словарь диалекта Сорри, который немало отличается от диалекта островка Андры. Найдя подходящего человека, я стал записывать слова, но ему не сиделось, он, видимо, желал избавиться от меня. Подумав, что, может быть, работа ему более понравится, если она окажется не даровая, я начал отсыпать ему немного бисеру за каждый десяток [303] слов. Он превратился в очень внимательного и терпеливого учителя. Диалект островка Сорри оказался значительно схожим с диалектом архипелага Луб; к последнему он подходит даже ближе, чем к диалекту островка Андры.

22 октября. При самом рассвете, лежа еще на моей постели, я заметил женщину, вышедшую из-за кустов с большой пачкой листьев. Оглядываясь кругом, она вырыла в песке небольшую ямку и, оставив себе только два или три листика этого перечного растения, положила остальные в ямку и сравняла песок. Оглянувшись еще, не видал ли ее кто-нибудь, она направилась в деревню.

Этот примитивный способ сохранения собственности встречается нередко (как я слыхал потом) на островах Адмиралтейства. Между женщинами здесь встречаются некоторые, гораздо тщательнее татуированные, чем в других виденных мною местностях этой группы, хотя татуировка совершенно одинакова, как и там (те же небольшие надрезы осколком обсидиана), но расположение рисунка на теле гораздо симметричнее. Мне удалось нарисовать татуировку девушки лет двадцати.

Вечером пришла пирога с островка Бонен и привезла известие, что неприятели напали на жителей островка Андры и убили из последних человек десять, которых увезли с собою и съели.

23 октября. Здешние жители не находятся в настоящее время в хороших отношениях с туземцами о. Пелланган (о. [304] Д'Антркасто на английской карте), почему мне невозможно было найти здесь пироги отправиться на островок Пелланган, шкипер же не мог уделить несколько человек экипажа шкуны, так как все были заняты копчением трепанга. Пришлось отложить этот план.

Сегодня произошла ссора между туземцами и тредорами, которым первые просто предложили забрать весь трепанг из временной коптилки на берегу и отправить на шкуну. Шкипер В. был настолько благоразумен, что не стал настаивать и решил собираться в путь. С четырех часов шел проливной дождь, так что все туземцы, как и я, сидели по хижинам.

24 октября. Мне удалось, наконец, заманить к себе туземца с громадными зубами. Я не только смерил и осмотрел их, но и нарисовал рот этого человека en face (В рукописи: в en face) и в профиль. Приложенные рисунки и размеры делают длинное описание лишним. Этот образчик [...] (В рукописи пропуск) окончательно убедил меня, что мы имеем дело здесь не с увеличением собственно зубов, а с чрезмерным отложением конкремента, особенного рода винного камня. Жевание бетеля находится в прямой связи с этою аномалиею. Здесь жуют куски ореха арековой пальмы, как обыкновенно, с негашеной известью, но кроме листьев бетеля, нередко жуют также обрезки корня Piper. О пропорции каждой составной части я, к сожалению, не могу дать [305] точных сведений. Она, мне кажется, главным образом зависит от вкуса потребителя. Некоторые из туземцев жуют бетель здесь не в меру; весь день они, кажется, заняты этим жеванием. Заслуживает интереса, что, когда европейцы в первый раз познакомились с жителями островов Адмиралтейства, жевание бетеля не было во всеобщем употреблении, только начальники предавались ему. Не будучи знакомыми с употреблением кавы, не познакомившись еще нц с табаком, ни со спиртными напитками, единственное наркотическое вещество, с которым туземцы знакомы, есть жевание бетеля.

Комментарии

Печатается по рукописи: АГО. Ф. 6. Оп. 1. No 84.

Впервые: Изв. ГГО. 1939. Т. 71. Вып. 1—2. С. 263—266, с небольшой стилистической правкой.

Переиздано: СС. Т. 2. С. 511—518, с включением во вторую часть очерка «Островок Андра», со стилистической правкой.

Рукопись представляет собой дневниковые записи без заглавия, написанные на 13 листах белой нелинованной бумаги большого формата. Двойные листы ее были сложены тетрадкой и сшиты. По бумаге и оформлению рукопись сходна с рукописью текста «Новая Каледония и остров Лифу» (АГО. Ф. 6. Оп. 1. No 68). В тексте оставлены пропуски для отдельных латинских названий. Следы правки и набора отсутствуют. Нумерация простым карандашом в правом верхнем углу.

Примечания подготовлены Д. Д. Тумаркиным.