ПАПУАССКИЙ СОЮЗ

(из истории борьбы Н. Н. Миклухо-Маклая за права папуасов Новой Гвинеи)

Николай Николаевич Миклухо-Маклай (1846-1888) был не только выдающимся ученым и путешественником, но и прогрессивным общественным деятелем — страстным борцом против колониализма и расизма, за права народов Океании. Особенно близко к сердцу принимал ученый-гуманист судьбу обитателей Берега Маклая (северо-восточное побережье Новой Гвинеи), где он провел в общей сложности около трех лет. Пытаясь предотвратить колониальное порабощение своих друзей-папуасов, Миклухо-Маклай разработал несколько утопических проектов. Среди них наибольший интерес представляет план создания Папуасского Союза — независимого государства в северо-восточной Новой Гвинее.

Свои соображения ученый изложил в «Плане развития Берега Маклая» («Maclay Coast Scheme»). Этот документ хранится в рукописном отделе Митчеллской библиотеки в Сиднее, куда он был передан вместе с некоторыми другими бумагами Миклухо-Маклая его потомками, живущими в Австралии. На этот проект первым обратил внимание австралийский публицист Ф, Гриноп, который выпустил в 1944 г. интересную книгу о русском ученом. Но Гриноп ограничился лишь кратким изложением проекта ¹. Сообщенные им сведения были использованы в биографии Н. Н. Миклухо-Маклая, написанной Н. А. Бутиновым ², а затем в работах некоторых других советских исследователей.

В 1962 г. в Центральный Государственный архив Военно-Морского Флота СССР поступили из Митчеллской библиотеки микрокопии упомянутых бумаг, в том числе «Плана развития Берега Маклая» ³. Ознакомившись с присланными микрокопиями, автор этих строк в 1963 г. коснулся сущности проекта в статье, посвященной жизни и деятельности замечательного русского ученого ⁴. Но сам текст документа до сих пор не был опубликован ни в английском оригинале, ни в переводе на русский язык. А между тем этот проект представляет большой интерес и заслуживает подробных комментариев.

Гриноп писал, что не смог обнаружить связь между проектом создания Папуасского Союза и всей предшествующей и последующей деятельностью Миклухо-Маклая ⁵. В действительности же этот проект был составлен отнюдь не случайно, а вынашивался ученым на протяжении нескольких лет. Попытаемся [104] осветить историю создания «Плана развития Берега Маклая» й ту историческую обстановку, в которой возник этот проект, а затем проанализируем сам документ ⁶.

В сентябре 1871 г. Н. Н. Миклухо-Маклай высадился с русского корвета «Витязь» на северо-восточном побережье Новой Гвинеи, где еще не ступала нога европейца. Недружелюбно встретили папуасы таинственного чужеземца. Но путешественник не растерялся. Своим мужеством, терпением, справедливостью и гуманностью он сумел преодолеть настороженность островитян и завоевал их Любовь и доверие.

Сблизившись и подружившись с папуасами, Миклухо-Маклай смог собрать ценнейший этнографический и антропологический материал, приумноженный им во время последующих посещений Новой Гвинеи. Огромное значение, в частности, имели его антропологические исследования. Опровергнув бытовавшее в то время среди антропологов мнение о наличии «обезьяноподобных» черт у папуасской расы, ученый блестяще доказал, что физический тип папуасов существенно ничем не отличается от европейского, что их культурная отсталость объясняется не расовой неполноценностью, а особыми историческими условиями, в которых развивались жители Новой Гвинеи. Очень важен и актуален в наши дни вывод Миклухо-Маклая о том, что с изменением условий жизни папуасы, как и все «цветные» народы, смогут догнать в своем развитии цивилизованных жителей Европы и Америки ⁷.

Покинув в декабре 1872 г. Берег Маклая на русском корвете «Изумруд», ученый посетил Молуккские острова, Филиппины и Гонконг, несколько месяцев провел на Яве. В начале 1874 г. он на маленьком паруснике совершил поездку на берег Папуа-Ковиай, расположенный в аннексированной Нидерландами западной части Новой Гвинеи. Вернувшись на Яву, Миклухо-Маклай направил губернатору Нидерландской Индии меморандум, в котором призывал положить конец морским набегам на обитателей Папуа-Ковиай, организуемым султанами Тернате и Тидоре с целью грабежа и захвата рабов ⁸. Так ученый впервые выступил в защиту эксплуатируемых народов Новой Гвинеи.

В ноябре 1874 — октябре 1875 г. Миклухо-Маклай дважды в исключительно трудных условиях пересек полуостров Малакку. Как писал сам исследователь, он принял все меры предосторожности, чтобы собранными им сведениями не воспользовались английские колонизаторы, постепенно прибиравшие к рукам малайские княжества этого полуострова ⁹. Между тем тучи колониальной агрессии начали сгущаться над восточной частью Новой Гвинеи.

В 70-х годах наибольшая угроза ее обитателям исходила из английских колоний в Австралии. Там в переселенческой среде [105] быстро набирала силу буржуазия, видевшая в Новой Гвинее поле для выгодного приложения своих капиталов, включая создание плантаций тропических культур, и источник дешевой полурабской рабочей силы для плантаций, существующих в самой Австралии. Выросшая и окрепшая в немалой степени благодаря «золотой лихорадке», которая потрясала в 1851-1861 гг. пятый континент, эта буржуазия рассчитывала, кроме того, найти на огромном острове, расположенном на северных подступах к Австралии, новое эльдорадо.

«Из того весьма немногого, что я знаю сам, и из того, что смог узнать от других, — заявлял, например, М. Хэнран, один из наиболее активных австралийских проповедников захвата этого острова, — можно предполагать, что она (Новая Гвинея, — Д. Т.) превратится в богатое поле для плантатора... Великолепный сахарный тростник и другие тропические растения, выращиваемые туземцами, — это приманка, которая привлечет внимание тех, кто пожелает начать и усовершенствовать выращивание риса, сахарного тростника и других тропических продуктов. Наибольшее затруднение, с которым плантатору придется столкнуться в этой стране, будет состоять в подыскании рабочей силы для подъема целины. Для этого могут подойти островитяне Южных морей или негры, работающие на рисовых и сахарных полях Луизианы, и уж, конечно, новогвинейские туземцы. Хорошо известно, что на Новой Гвинее имеются золотоносные породы. Я не знаю ни одной страны с подобными признаками, где бы не были найдены промышленные месторождения золота». Характерно, что эти высказывания Хэнрана были сочувственно процитированы в справочнике австралийских деловых кругов ¹⁰.

Как сообщал в Лондон британский верховный комиссар в западной части Тихого океана А. Гордон, среди австралийских бизнесменов имелись влиятельные круги, непосредственно заинтересованные в аннексии восточной части Новой Гвинеи. «Я имею в виду, — указывал Гордон, — сахаропроизводителей Севера и судовладельцев, занятых в так называемой островной торговле» ¹¹. Сахарные плантаторы Квинсленда и судовладельцы, обосновавшиеся главным образом в Сиднее и других портах колонии Новый Южный Уэльс, оказывали большое влияние на местные правительства, а нередко даже доминировали в них. «Это весьма могущественные интересы, — подчеркивал Гордон, — которые каждый колониальный политик будет стараться ублаготворить...» ¹².

Попытки организовать колонизационную экспедицию на Новую Гвинею начались в Австралии еще в середине 1860-х годов ¹³. В январе 1872 г. из Сиднея к новогвинейским берегам отправился бриг «Мария» с большой группой золотоискателей и прочих авантюристов. Но этот корабль потерпел крушение на Большом Барьерном рифе ¹⁴. В 1873 г. английский капитан Дж. Морсби, совершавший на военном судне «Бэзилиск» [106] рекогносцировочные плавания вдоль берегов Новой Гвинеи, обнаружил на ее юго-восточном побережье и назвал своим именем хорошую гавань с большим папуасским селением (ныне г. Порт-Морсби). Уже в следующем году здесь начали действовать английские миссионеры ¹⁵.

Новый этап в истории англо-австралийского проникновения на Новую Гвинею начался в 1874 — 1875 гг., когда притязания австралийских экспансионистов были поддержаны в Лондоне Королевским колониальным институтом — рупором и орудием наиболее агрессивных кругов британской буржуазии ¹⁶. Получив от одного из основателей института письмо с призывом аннексировать восточную часть Новой Гвинеи, министр колоний лорд Кэрнарвон отправил в апреле 1874 г. копии губернаторам английских колоний в Австралии с предписанием сообщить мнения местных правительств по этому вопросу. Все колонии высказались за аннексию ¹⁷.

11 мая 1875 г. в помещении сиднейской биржи состоялся многолюдный митинг, в котором участвовали ведущие местные бизнесмены. На митинге были приняты две резолюции с требованием присоединения восточной части Новой Гвинеи. Специальная депутация во главе с президентом сиднейской торговой палаты передала эти резолюции премьер-министру Нового Южного Уэльса Дж. Робертсону. Принимая резолюции, тот сказал, что будь Австралия независимым государством, она могла бы аннексировать не только Новую Гвинею, но и многие другие острова Океании. 31 мая 1875 г. Робертсон вручил губернатору колонии для пересылки в Лондон меморандум своего правительства, в котором предлагалось присоединить к британским владениям Новую Гвинею, Новую Британию, Новую Ирландию, цепь островов от Новой Гвинеи до Соломоновых островов, сами Соломоновы острова, а также Новые Гебриды, Маршалловы острова, архипелаги Гилберта и Эллис ¹⁸.

Между тем в Лондоне Королевский колониальный институт продолжал оказывать на британское правительство давление в пользу аннексии восточной части Новой Гвинеи. В апреле 1875 г. руководители института во главе с герцогом Манчестером посетили Кэрнарвона, чтобы изложить свои взгляды по этому вопросу. Двумя месяцами позднее Кэрнарвон отправил в Австралию новый циркуляр, запрашивая, согласны ли местные правительства финансировать британские захваты в Океании. Ответы были уклончивые или отрицательные: австралийские политики предпочитали, чтобы имперское правительство само несло все издержки. Но еще до того, как эти ответы были получены в Лондоне, британский кабинет в декабре 1875 г. принял решение повременить с аннексией восточной части Новой Гвинеи, поскольку ей в то время не угрожали другие державы ¹⁹. Занятое европейскими делами, проводившее активную колониальную политику в других районах земного шара, аннексировавшее в 1874 г. [107] меланезийский архипелаг Фиджи, правительство Дизраэли не желало форсировать дальнейшую экспансию в Океании, рассчитывая и без того обеспечить там британское преобладание.

В качестве альтернативы политике аннексий кабинет Дизраэли решил учредить пост британского верховного комиссара в западной части Тихого океана. Ему предписывалось защищать имперские интересы в этом районе, осуществлять юрисдикцию над британскими подданными и поддерживать сношения с островными правителями и вождями племен. Бывший премьер-министр Новой Зеландии Дж. Фогель охарактеризовал эту затею как «способ постепенно установить британское правление в Полинезии (так нередко называли тогда всю Океанию. — Д. Т.) без взятия на себя поначалу такой ответственности, которая могла бы напугать тех, кто со страхом смотрит на расширение колониальных владений» ²⁰. А постоянный заместитель имперского министра колоний Р. Херберт, признавая в конфиденциальной записке, что становится все труднее игнорировать призывы к территориальным захватам, исходящие из Австралии, так комментировал политику своего правительства в Океании: «Дальнейшие аннексии произойдут в надлежащее время; но сообщать миру (Германии, Соединенным Штатам, Франции и др.), что мы уже теперь это замышляем, значило бы погубить все дело и помешать спокойному приобретению господствующего влияния на островах» ²¹.

Не все детали переписки между Лондоном и британскими колониями в Австралии по поводу аннексии восточной части Новой Гвинеи, как и решения лондонского кабинета по этому вопросу, были тогда преданы гласности. Но многое стало достоянием газетчиков. Английские, австралийские и сингапурские газеты сообщали также о дебатах по новогвинейскому вопросу в законодательных собраниях Квинсленда, Виктории и Нового Южного Уэльса, о митингах в Сиднее и Мельбурне, о демаршах Королевского колониального института и т. д. Все чаще появлялись в газетах и сенсационные сообщения о планах разного рода авантюристов, пытавшихся самолично распорядиться судьбой Новой Гвинеи. Так, значительный отклик получило создание в Лондоне Новогвинейской колонизационной ассоциации, которая намеревалась отправить на остров большую вооруженную экспедицию и предоставить каждому колонисту по 4 квадратных мили плодородной земли. Ее руководитель лейтенант Р. Армит опубликовал в 1876 г. брошюру «История Новой Гвинеи и происхождение негроидной расы», в которой с расистских позиций обосновывал «право» созданной им ассоциации хозяйничать в стране папуасов ²².

Когда Миклухо-Маклай вернулся в октябре 1875 г. в Сингапур из своего второго почти шестимесячного путешествия по Малакке, местные газеты широко обсуждали судьбу восточной части Новой Гвинеи, причем казалось, что лондонское [108] правительство склоняется к аннексии. Газетные сообщения встревожили ученого. Он решил возвратиться на Берег Маклая, чтобы защитить своих темнокожих друзей.

«Известие о намерении Англии занять половину Новой Гвинеи и вместе с тем, вероятно, берег Маклая не позволяет мне остаться спокойным зрителем этой аннексии, — писал он 28 октября вице-президенту Русского географического общества (РГО) П. П. Семенову, — ...вследствие настойчивых просьб людей этого берега я обещал им вернуться, когда они будут в беде. Теперь, зная, что это время наступило и что им угрожает большая опасность... я хочу и должен сдержать свое слово» ²³.

Проведя четыре месяца на Яве, где он отдохнул после странствий по Джунглям Малакки, привел в порядок собранные материалы и написал несколько статей, Миклухо-Маклай отправился на английской шхуне «Си бэрд». в Океанию. «Я нахожусь в настоящую минуту на пути к берегу Маклая, — сообщал он 17 марта 1876 г. своему другу А. А. Мещерскому, — где думаю поселиться с целью, сообразно моему обещанию, стараться, чем и как могу, быть полезным туземцам, т. е. не допустить, насколько будет возможно, чтобы столкновение европейской колонизации с черным населением имело бы слишком гибельные последствия для последних... Если, несмотря на все старания, мои усилия окажутся тщетными, научные исследования и наблюдения в этой мне уже отчасти знакомой стране вознаградят, может быть, мои жертвы... если нет, — сознание, что сдержал данное слово, будет достаточною наградою моего предприятия». ²⁴ А еще через несколько дней на борту шхуны он написал одному из руководителей РГО Ф. Р. Остен-Сакену: «Высадившись на берегу Маклая, пошлю письма мои и телеграмму «Голосу» с известием о моем возвращении и с объявлением, что Папуасский союз на берегу Маклая желает остаться независимым и будет до крайней возможности протестовать против европейского вторжения» ²⁵. Так впервые в дошедших до нас бумагах Миклухо-Маклая появилось упоминание о желании исследователя основать Папуасский Союз ²⁶.

Русскому ученому пришлось добираться до Берега Маклая кружным путем — через западную Микронезию и северо-западную Меланезию. Наконец в июне 1876 г. шхуна доставила его в бухту Константина. Началось второе пребывание ученого на Берегу Маклая.

Судя по отрывочным записям в его дневниках ²⁷, Миклухо-Маклай, не ограничиваясь научными исследованиями, начал подготовку к осуществлению своего замысла. Он посещал различные папуасские деревни, составлял разговорники на местных языках, выявлял островитян, пользующихся наибольшим уважением [109] среди сообщинников, искал удобные якорные стоянки. Папуасы считали его своим вождем, «очень большим человеком» (тамо бори боро) и во всех трудных случаях приходили к нему за советом и помощью. «Вместо того чтобы смотреть на них, как прежде, совершенно объективно, как на предмет научного исследования, — писал о втором пребывании ученого на Берегу Маклая П. П. Семенов, — он как бы сроднился с ними, полюбил их и с увлечением вошел в роль их руководителя и покровителя» ²⁸.

Папуасы верили во всемогущество тамо русс Маклая. Его слова было достаточно, чтобы предотвратить или прекратить войны между местными деревнями. Но сплотить эти деревни в единый социальный организм, в Папуасский Союз, не смог бы даже такой авторитетный человек, как Маклай.

Как подчеркивал сам исследователь, он застал обитателей Берега Маклая «в самом первобытном состоянии, в периоде каменного века» ²⁹. Каждая деревня представляла собой замкнутый мирок, почти в каждой был свой особый язык или диалект. И ученый, по-видимому, понял, что ему едва ли удастся претворить в жизнь свой благородный замысел, а потому не стал форсировать его осуществление.

Миклухо-Маклая несколько ободряло, что газетные сообщения о предстоящем захвате Великобританией восточной части Новой Гвинеи не подтвердились. За 17 месяцев, которые он провел в этих местах, Берег Маклая не посетило ни одно иностранное судно и, казалось, не появлялось никаких признаков надвигающейся опасности. Но ученый ясно сознавал, что и сюда неминуемо нагрянут чужеземные пришельцы — любители легкой наживы, беззастенчивые авантюристы, а возможно, даже охотники на «черных птиц», т. е. работорговцы, поставщики подневольной рабочей силы для капиталистических плантаций в Квинсленде, на Новой Каледонии, Фиджи и Самоа. Поэтому он, очевидно, решил испробовать другие способы защиты своих друзей, включая создание русского вольного поселения на Берегу Маклая ³⁰. А когда в ноябре 1877 г. за ученым зашла английская торговая шхуна «Флауэр оф Ярроу», он перед отплытием созвал представителей всех окрестных деревень. «Я объяснил им, — рассказывал в 1882 г. Миклухо-Маклай, — что, вероятно, другие люди, такие же белые, как я, с такими же волосами и в такой же одежде, прибудут к ним на таких же кораблях, на каких приезжал я, но, очень вероятно, это будут совершенно иные люди, чем Маклай... Эти люди могут увезти их в неволю» ³¹. Ученый посоветовал папуасам при появлении судна европейского типа отсылать женщин и детей в горы, а самим соблюдать крайнюю осторожность, так как у белых наверняка будет огнестрельное оружие. Затем он сообщил собравшимся условные знаки, по которым обитатели этого берега смогут отличить «друзей от недругов» ³². Папуасы плакали, расставаясь с тамо боро боро Маклаем. [110]

В январе 1878 г. Миклухо-Маклай прибыл в Сингапур. Здесь он слег и в течение полугода не мог справиться с тяжким недугом — результатом лишений, перенесенных на Новой Гвинее. Как впоследствии вспоминал сам ученый, приговор врачей гласил: переезд в страну с умеренным климатом или кладбище в Сингапуре ³³.

Миклухо-Маклай выбрал Австралию. Это было сделано не случайно. Ведь именно отсюда, как мы уже знаем, исходила тогда наибольшая угроза его друзьям-папуасам, именно из австралийских портов чаще всего отправлялись к островам Океании корабли охотников за «черными птицами». Ученый полагал, что, находясь в центре событий, ему будет легче наблюдать за этими преступными действиями и бороться за права папуасов и других народов Южных морей. Кроме того, он хотел провести антропологическое изучение австралийских аборигенов, что могло дать важный сравнительный материал для его аналогичных исследований в Океании; задумал он и некоторые естественнонаучные изыскания.

В Сиднее, куда Миклухо-Маклай прибыл в июле 1878 г., хорошо знали об отважном русском путешественнике, и он был, по его собственным словам, «очень любезно принят многими влиятельными личностями города» ³⁴. Ученый поселился в доме местного богача У. Маклея, увлекавшегося энтомологией, и получил помещение для исследований в принадлежавшем тому зоологическом музее, а совет директоров Австралийского музея предоставил в его распоряжение фотоателье и фотографа ³⁵. Здоровье Миклухо-Маклая значительно улучшилось, и он, казалось, с головой ушел в научную работу. Но занятия наукой не ослабили его стремления защитить обитателей Берега Маклая, и он продолжал изо дня в день обдумывать различные возможности предотвратить захват колонизаторами восточной части Новой Гвинеи.

«Здесь меня встретила неприятная, хотя уже много лет ожидаемая новость: австралийцы (белые) хотят забрать южную половину Новой Гвинеи, почему мой берег в серьезной опасности, — писал он сестре 2 августа 1878 г. — Жаль и досадно мне за моих черных!! Что я предприму вследствие этого обстоятельства, еще не решил. Дело это очень серьезное (также и для меня). Приходится обстоятельно обдумывать мое положение (мои силы и шансы разного рода)» ³⁶.

Озабоченность Миклухо-Маклая станет понятной, если обратиться к событиям, происходившим тогда на Новой Гвинее. Дело в том, что в конце 1877 г. английский натуралист Э. Гоулди обнаружил перспективные, по его мнению, золотоносные породы в районе Порт-Морсби. В начале следующего года слухи об этом достигли Австралии и на юго-восточное побережье Новой Гвинеи отправились более сотни золотоискателей и другие любители легкой наживы. Среди старателей были отъявленные негодяи, [111] которые грабили островитян и насиловали женщин; между местными жителями и чужеземными пришельцами начались столкновения. Под предлогом наведения порядка правительство Квинсленда направило в Порт-Морсби своего представителя, который de facto начал управлять этим районом ³⁷.

Слухи об открытии золота дали новый толчок деятельности сторонников аннексии. В Мельбурне была основана Австралийская колонизационная компания, которая объявила о своем намерении получить у британского правительства привилегию на устройство поселений на Новой Гвинее с целью торговли, разработки недр, лесозаготовок, добычи жемчуга, разведения скота и создания плантаций. В Лондоне Королевский колониальный институт снова потребовал от правительства аннексировать «Восточное Папуа»; в пользу захвата этой территории выступила и одна из ведущих консервативных газет, «Морнинг пост» ³⁸. Британский кабинет уже готов был пересмотреть свою политику в данном вопросе, склоняясь к аннексии. Но осенью 1878 г. с Новой Гвинеи стали поступать неутешительные вести: «новое эльдорадо» оказалось миражем, так как никакого золота там найдено не было, «золотая лихорадка» прекратилась, зато другая лихорадка — тропическая малярия — свирепствовала вовсю. Оставшиеся в живых золотоискатели вместе с уполномоченным правительства Квинсленда были эвакуированы в Австралию, и в районе Порт-Морсби остались лишь английские миссионеры ³⁹.

Судя по процитированному выше письму сестре, Миклухо-Маклай внимательно следил за происходящим на юго-восточном берегу Новой Гвинеи и, по-видимому, горько переживал свое бессилие изменить ход событий. Тем приятнее было ему узнать, что «золотая лихорадка» в районе Порт-Морсби окончилась полнейшим фиаско: как и следовало ожидать, эта неудача нанесла чувствительный удар по планам аннексионистов. Но успокаиваться было преждевременно хотя бы потому, что австралийские золотоискатели не оставляли попыток найти драгоценный металл в других районах Новой Гвинеи, а, как подчеркивал справочник австралийских деловых кругов, «отрытие доходных золотых приисков наверняка ускорило бы решение вопроса об аннексии» ⁴⁰. В ноябре 1878 г. Миклухо-Маклай прочитал в сиднейской газете, что месяцем раньше шхуна «Дав» подошла к Берегу Маклая и встала на якорь у небольшого мыса, где ученый жил в 1876 — 1877 гг. «Вооруженная партия, — сообщал он в Россию, — отправилась на берег искать золото, но, не найдя и следов его, вернулась на шхуну, которая отправилась далее вдоль северного берега Новой Гвинеи...» ⁴¹ Этот эпизод убедил ученого, что Берег Маклая уже находится в поле зрения колонизаторов.

Еще в январе 1878 г., находясь в Сингапуре, Миклухо-Маклай получил письмо от П. П. Семенова, из которого следовало, что царское правительство не поддержит ученого в его попытке [112] защитить права папуасов Берега Маклая ⁴². Замысел о созданий здесь с помощью брата и нескольких друзей вольного русского поселения оставался пока в области мечтаний. Поэтому Миклухо-Маклай решил испробовать еще одно средство — обратиться с письмом к британскому верховному комиссару в западной части Тихого океана и губернатору Фиджи А. Гордону.

«Прожив около трех лет среди этих людей (папуасов Берега Маклая. — Д. Т.), — писал он Гордону 23 января 1879 г., — я имел время судить об их характере и способностях и принимаю серьезное и незаинтересованное участие в их судьбе, особенно предвидя, что нашествие белой расы в Новую Гвинею может легко и почти наверное привести к ряду весьма печальных катастроф... Осмеливаюсь просить для защиты жителей берега Маклая, чтобы имперское правительство: 1) признало полное право, туземцев Новой Гвинеи (Берега Маклая) на их землю; 2) запретило или сделало невозможным (благодаря очень повышенным налогам) ввоз и продажу туземцам спиртных напитков, оружия и пороха». Заканчивая письмо, ученый призвал Гордона «распространить, если возможно, эти правила также и на другие независимые части Новой Гвинеи и о-ва Меланезии» ⁴³.

«Я обратился к великобританскому правительству, — объяснял Миклухо-Маклай в статье, написанной в апреле 1879 г., — т. к. более вероятно вторжение в эту часть Новой Гвинеи (берег Маклая) последует из Австралии... Не могу, однако же, удержаться от пессимистического замечания, что справедливость предложений, пожалуй, окажется важной причиной к тому, что мое письмо останется без желаемых последствий» ⁴⁴. Более действенным ученый по-прежнему считал иной образ действий. «Имей я возможность вернуться на берег Маклая и остаться жить среди туземцев, как я прожил около трех лет, я, вероятно, не стал бы писать писем, — подчеркивал он в той же статье, — а доказал бы на деле, что, обладая терпением и необходимою для успеха дозой такта, при действительном понимании характера и положения обеих сторон, со знанием языка и обычаев туземцев, возможно обойтись без несправедливого и жестокого истребления туземцев и сохранить расу, далеко не такую кровожадную, как ее любят описывать любящие эффекты путешественники... Надеюсь, однако же, иметь со временем возможность на деле подтвердить это убеждение...» ⁴⁵ Эти строки, вероятно, свидетельствуют о том, что и в 1879 г. Миклухо-Маклай не отказался от идеи сплотить под своим руководством папуасов Берега Маклая.

В марте 1879 г. ученый отправился на американской шхуне «Сэди Ф. Кэллер» в новое путешествие по островам Меланезии. Еще во время плавания на «Си бэрд» ему неоднократно приходилось видеть преступления белых торговцев — жестокую эксплуатацию, спаивание, ограбление, убийства и захват в рабство островитян ⁴⁶. Теперь он решил специально изучить этот вопрос, [113] чтобы по возвращении в Сидней с фактами в руках разоблачить работорговцев и их покровителей и потребовать прекращения этого гнусного промысла. «При таком изменении направления деятельности талантливого Маклая, — отмечал П. П. Семенов, назвавший ученого «трибуном диких папуасов», — первоначальные, чисто научные цели его путешествия отошли для него на второй план...» ⁴⁷

За десять месяцев Миклухо-Маклай посетил почти все архипелаги Меланезии. Повсеместно совершаемые злодеяния потрясли ученого-гуманиста. «Самое поверхностное и беспристрастное наблюдение, — сообщал он РГО о результатах плавания, — открывает вереницу злоупотреблений, сопровождающих вызов туземцев Меланезии на плантации в Австралию, Новую Каледонию, Фиджи, Самоа. Это весьма редко без обмана обходящееся, а иногда и с помощью насилия, добывание темнокожих рабочих на плантации прикрывается в английских колониях эпитетом «free labour trade» («торговля свободным трудом». — Д. Г.), так как название «slave trade» («работорговля». — Д. Т.) хотя и более приближается к истине, не особенно благозвучно и должно быть избегнуто...» ^48-49 Миклухо-Маклай заклеймил лицемерие австралийской буржуазии, предпочитавшей делать вид, будто не замечает «торга человеческим мясом и варварского насилия». ⁵⁰

Ученый очень хотел повидаться со своими друзьями на Берегу Маклая; соответствующий пункт был включен в соглашение, заключенное им со шкипером Уэббером. Но Миклухо-Маклай сам освободил шкипера от выполнения этого обязательства: «...к сожалению, — объяснял он в одной из статей, — мое мнение о личностях, находившихся на шхуне, было таково, что я не захотел подвергнуть моих черных друзей риску этого знакомства» ⁵¹.

В январе 1880 г. Миклухо-Маклай расстался с ненавистной ему шхуной и в архипелаге Луизиада пересел на маленький английский миссионерский пароход, на котором посетил многие селения на юго-восточном побережье Новой Гвинеи, включая Порт-Морсби. Прибыв в мае 1880 г. в Брисбен, главный город Квинсленда, он почти на восемь месяцев задержался в этой колонии, занявшись анатомическими исследованиями и сбором материалов о бедственном положении австралийских аборигенов.

В январе 1881 г. Миклухо-Маклай вернулся в Сидней. Премьер-министр Нового Южного Уэльса Г. Паркс предоставил ученому небольшой коттедж для хранения коллекций и научных занятий, а благодаря содействию бывшего премьера Дж. Робертсона — того самого, кто в 1875 г. составил уже известный нам конфиденциальный меморандум, призывающий британское правительство аннексировать восточную часть Новой Гвинеи и многие другие острова Океании, — в окрестностях Сиднея была построена первая в Австралии морская биологическая станция, проект которой разработал Миклухо-Маклай. В ноябре 1881 г. [114] он обосновался в здании станции, расположенной в бухте Уотсон ⁵². Но если австралийские правящие круги полагали, что русский ученый забудет о политике, углубившись в научные изыскания, то эти надежды не оправдались.

Миклухо-Маклай собрал досье из газетных вырезок о работорговле на Тихом океане, чтобы подкрепить этими материалами собственные наблюдения и выводы ⁵³. 8 апреля 1881 г. в мельбурнской газете «Аргус» появилось его открытое письмо коммодору австралийской морской станции, командующему британскими военно-морскими силами в юго-западной части Тихого океана Дж. Уилсону. Это письмо было целиком посвящено пресловутой «охоте на черных птиц».

«Что вывоз рабов (ибо только справедливо дать этой сделке ее собственное имя) в Новую Каледонию, Фиджи, Самоа, Квинсленд и другие места посредством похищений и увоза туземцев под прикрытием фальшивых утверждений и лживых обещаний все еще продолжается в значительных размерах, — писал ученый, — я готов заявить и подкрепить фактами. Поведение многих белых по отношению к аборигенам островов Океании никак не может быть оправдано, в справедливости чего я имею много доказательств в своем распоряжении, и поэтому не удивляюсь, что имеют место репрессии со стороны туземцев... Несомненно, что пока такие институты, как похищение людей, работорговля и убийство, будут терпимы или даже санкционированы правительством (под названием «свободной вербовки рабочих») и будет продолжаться бесстыдный грабеж, производящийся на островах под названием «торговли», результаты (убийства) будут постоянно повторяться.

Самое меньшее из того, что черные имеют право требовать от цивилизованных народов, есть не жалость, не сочувствие, а справедливость, и я уверен, что это может быть им предоставлено; но нужно надеяться, что имперское правительство никогда не позволит шкиперам и торговцам взять закон в свои собственные руки и, под предлогом осуществления правосудия, способствовать своим личным интересам и торговым планам. Было бы желательно, чтобы в скором времени было достигнуто международное соглашение по этому вопросу...» ⁵⁴.

Почти одновременно с публикацией в «Аргусе» открытого письма русского ученого в другой австралийской газете появилось сообщение о подготовке в Новой Зеландии колониальной экспедиции на Берег Маклая. Это сообщение не могло не встревожить Миклухо-Маклая. 13 апреля 1881 г. он отправил новое письмо А. Гордону.

«Узнав из недавней статьи в «Литтльтон-таймс», что в настоящее время выдвинут план поселения на берегу Маклая, в бухте Астролябия... — писал Миклухо-Маклай, — я хочу привлечь внимание вашего превосходительства на то обстоятельство, что эта часть страны густо населена и что земля принадлежит [115] различным общинам, занятым возделыванием почвы, обрабатывающейся в течение столетий... Опять же туземцы не имеют представления об абсолютном отказе от своей земли... Будет ли справедливым делом со стороны так называемого цивилизованного народа умышленно выманить у своих простодушных ближних ценное имущество за несколько бутылок рома, старых гвоздей и «торговых» топоров?» Прямо не призывая запретить подготавливаемую экспедицию, ученый напомнил о предложениях, сделанных им в письме Гордону в январе 1879 г. При этом он особо подчеркнул необходимость официально признать «право туземцев берега Маклая на землю, в самом полном смысле этого слова», ибо такая мера нанесла бы смертельный удар по планам организаторов экспедиции ⁵⁵.

На сей раз Гордон, находившийся в Новой Зеландии, соизволил ответить русскому ученому, и этот ответ был скор и очень любезен. Он писал, что разделяет чувства Миклухо-Маклая в отношении злодеяний, совершаемых белыми торговцами и моряками на островах Океании. «Я очень хочу, — продолжал Гордон, — чтобы вы приехали сюда до возвращения на Новую Гвинею... Мне весьма хочется принять эффективные меры, чтобы помешать задуманной экспедиции. Вы могли бы мне в этом существенно помочь вашей информацией и советами» ⁵⁶.

Сэр Артур Гордон был младшим сыном известного английского государственного деятеля середины XIX в. герцога Эбердина. Он многие годы служил в колониальном ведомстве, занимая посты губернатора различных английских колоний. Сэр Артур был очень высокого мнения о себе и своем предназначении, считал себя «орудием промысла божьего» и утверждал, что само провидение уготовило ему важную роль в расширении Британской империи ⁵⁷. Вместе с тем как истинный шотландский аристократ он относился с некоторым презрением к «торгашам» и порой испытывал чувство брезгливости, сталкиваясь со злодеяниями европейских «рыцарей наживы» в колониях. Для А. Гордона был характерен высокомерно-снисходительный, Патерналистский подход к «туземцам». В период своего губернаторства на Фиджи (1875 — 1880) он явился одним из создателей системы «косвенного управления» (управления через местных вождей), разработанной далее и примененной в широких масштабах английскими колониальными администраторами в Африке ⁵⁸.

Назначенный в 1877 г. британским верховным комиссаром в западной части Тихого океана, Гордон усердно пытался проводить намеченный правительством Дизраэли курс — не прибегая к аннексиям, обеспечивать британское преобладание в океанийском островном мире. А тут как раз в апреле 1880 г., когда Миклухо-Маклай обратился к нему со вторым письмом, в Лондоне произошла смена кабинета. Победив на парламентских выборах, к власти пришла либеральная партия, лидер которой У. Гладстон в своих предвыборных речах резко критиковал [116] экспансионистские акции консервативного правительства и обещал проводить мирную внешнюю политику ⁵⁹. Гладстон, на протяжении многих лет поддерживавший дружественные связи с Гордоном, назначил сэра Артура губернатором Новой Зеландии, сохранив за ним пост британского верховного комиссара в западной части Тихого океана. В этих условиях была бы особенно неуместной новозеландская колонизационная экспедиция на Берег Маклая, ибо она могла вынудить Лондон аннексировать восточную часть Новой Гвинеи и вовлечь правительство Гладстона в международные осложнения. Не удивительно, что Гордон, получив письмо Миклухо-Маклая, «нашел возможность помешать, чтобы эта экспедиция состоялась бы» ⁶⁰, и пригласил русского ученого в Новую Зеландию. Переговоры об этом визите продолжались несколько месяцев, но по разным причинам встреча сэра Артура с «трибуном диких папуасов» так и не произошла ⁶¹.

Любезный ответ Гордона, выраженное им сочувствие гуманитарным устремлениям русского исследователя и само приглашение прибыть для консультаций в Веллингтон, по-видимому, произвели немалое впечатление на Миклухо-Маклая. Судя по его третьему письму Гордону, датированному 19 июня 1881 г., отношение ученого к этому высокопоставленному чиновнику существенно изменилось; он начал надеяться на его поддержку ⁶². Впервые Миклухо-Маклаю показалось, что забрезжил свет в конце туннеля.

В уже известном нам открытом письме коммодору Уилсону ученый писал: «...буду считать большой честью предоставить мое знание положения вещей на островах Океании в ваше распоряжение» ⁶³. Вскоре случай для этого представился.

В Сидней поступили сообщения о том, что в деревне Кало, расположенной на юго-восточном побережье Новой Гвинеи, убито несколько христианских «тичеров» (проповедников-полинезийцев, действовавших под руководством английских миссионеров). Поскольку в австралийских газетах уже критиковали Уилсона за недостаточную «решительность», проявленную во время карательных экспедиций, коммодор решил на этот раз «преподать урок» папуасам: сжечь деревню, срубить плодовые деревья, вырезать свиней и, если удастся, жестоко расправиться с самими жителями ⁶⁴. Миклухо-Маклай в марте 1880 г. побывал в этом большом селении, насчитывавшем около 2 тыс. жителей. Узнав о намерениях карателей, ученый явился к Уилсону, с которым, как он писал, «был в дружеских отношениях», и стал убеждать коммодора отказаться от сожжения деревни и поголовного истребления ее обитателей, ограничившись выявлением и наказанием виновника или виновников убийств. Сомневаясь в возможности обнаружить виновных, Уилсон предложил Миклухо-Маклаю сопровождать его на борту флагманского корабля «Вулверин». И хотя это предложение нарушало планы ученого, он его принял, чтобы спасти от расправы невинных людей. Рекомендации [117] Миклухо-Маклая удалось осуществить. Такой исход дела поднял авторитет ученого, и Уилсон проникся к нему уважением. Несомненно, что во время плавания (август — октябрь 1881 г.) они говорили о необходимости борьбы с работорговлей и другими злодеяниями белых шкиперов и торговцев на островах Тихого океана и Миклухо-Маклай рассказывал коммодору о различных планах защиты своих темнокожих друзей ⁶⁵.

Итак, русскому ученому удалось установить дружественные контакты с двумя наиболее влиятельными английскими официальными лицами в Океании. Но он понимал, что это отнюдь не может гарантировать безопасность обитателей Берега Маклая. В начале 80-х годов охотники за «черными птицами» разбойничали уже на Новой Ирландии, Новой Британии и некоторых других островах, расположенных вблизи от северо-восточного побережья Новой Гвинеи ⁶⁶. Значительно активизировали свою политику в этом регионе Франция, США и особенно кайзеровская Германия ⁶⁷. Что же касается правительства Квинсленда, то оно не скрывало своего намерения явочным порядком решить вопрос об аннексии «Восточного Папуа» и даже сделать его составной частью этой самоуправляющейся британской колонии. Помимо неослабевающих надежд найти там богатые золотые месторождения такая позиция диктовалась желанием бесконтрольно и без всяких ограничений «вербовать» на этом огромном острове подневольных рабочих для квинслендских сахарных плантаций ⁶⁸. Проведя, как мы уже знаем, около восьми месяцев в Квинсленде, Миклухо-Маклай узнал немало потрясающих фактов о жестоком угнетении и истреблении австралийских аборигенов местными властями и белыми колонистами. У аборигенов бесцеремонно отбирали плодородные земли, оттесняя их в пустыню, устраивали на них охоту, как на диких зверей, отравляли целые племена ⁶⁹. Аналогичная участь могла бы постигнуть и папуасов в случае присоединения к Квинсленду восточной части Новой Гвинеи.

В этой сложной, чреватой многими неожиданностями обстановке, — вероятно, надеясь на благожелательное отношение Гордона и Уилсона, а также учитывая приход к власти в Англии правительства Гладстона, — Миклухо-Маклай решил возродить в несколько модифицированной форме проект Папуасского Союза, занимавший его воображение на протяжении пяти лет.

Миклухо-Маклай начал работать над текстом своего проекта в октябре 1881 г., по возвращении из плавания на «Вульверине». 24 ноября документ был готов. Ученый назвал его «Планом развития Берега Маклая» и адресовал это «открытое, но очень конфиденциальное письмо» коммодору Уилсону.

Миклухо-Маклай писал, что намерен вернуться на Берег Маклая, чтобы уберечь своих друзей от происков белых [118] захватчиков. Его цель — помочь папуасам «достичь на основе уже существующих местных обычаев более высокой и всеобщей ступени чисто туземного самоуправления» и сплотить в едином Союзе изолированные друг от друга деревни Берега Маклая. Он предлагал создать для решения вопросов, представляющих всеобщий интерес, Большой Совет, членами которого стали бы наиболее влиятельные пожилые мужчины — «большие люди» основных деревень, а дела «локального характера» оставить в ведении традиционных деревенских советов. В качестве первоочередных задач предусматривалось открытие школ, строительство пристаней, дорог и мостов, а также всемерное развитие местной экономики.

Если в 1876-1877 гг. ученый пытался начать осуществление подобного замысла, как он сам тогда писал, «один и без ничьей помощи» ⁷⁰, то теперь он наметил привлечь себе в помощники нескольких ремесленников и знатоков тропического земледелия «из Австралии, Китая, Явы, Индии и Европы». «Я занял бы при Большом Совете, — писал Миклухо-Маклай, — место советника, участвовал бы в дискуссиях, а также представлял его в сношениях с иностранцами и людьми, не принадлежащими к Союзу папуасов Берега Маклая...»

Миклухо-Маклай считал, что, когда начнут плодоносить растения на плантациях и разовьется взаимовыгодная торговля с другими островами Океании и с Австралией, его детище станет самоокупаемым. Но где взять деньги на первоначальное финансирование проекта? «Я предложил бы, — писал ученый, — установить сотрудничество с несколькими филантропически настроенными капиталистами — людьми, которые не только будут искать больших прибылей, но пожелают сослужить службу человечеству, способствуя распространению цивилизации».

В заключение Миклухо-Маклай заявил, что в случае успешной реализации его проекта он «был бы в состоянии от имени Большого Совета тамо боро пригласить правительство Великобритании учредить консульство в этой части Новой Гвинеи, что, возможно, привело бы в дальнейшем даже к испрашиванию Большим Советом британского протектората над Берегом Маклая Новой Гвинеи». Это ни к чему не обязывающее упоминание о возможности протектората было включено в проект, очевидно, для того, чтобы обеспечить ему поддержку или хотя бы благожелательный нейтралитет английских властей.

При оценке документа привлекает внимание прежде всего его широкая гуманистическая направленность, которая не исчерпывается стремлением спасти обитателей Берега Маклая от колониального порабощения.

Начнем с того, что в этом проекте ярко отразились антирасистские позиции ученого, его убеждение в равной способности всех народов — независимо от расы и места на шкале общественных форм — развивать свою культуру, двигаться по пути прогресса. Если многие современные Миклухо-Маклаю антропологи [119] (не говоря уже о колониальных чиновниках и торговцах) считали папуасов «недочеловеками», промежуточным звеном между европейцами и их животными предками и уж во всяком случае относили обитателей Новой Гвинеи к низшей расе, то русский ученый-гуманист, исходя из своих научных убеждений и личного знакомства с папуасами, не сомневался в возможности «поднять уровень их цивилизации» и даже недооценил трудности их скачка из первобытного общества к несравненно более сложным формам социальной организации.

Проект Миклухо-Маклая имел еще две примечательные особенности, необычные для той эпохи: в качестве первоочередной меры в нем выдвигалось открытие школ и в то же время ни слова не говорилось об обращении папуасов в христианство, о приглашении на Берег Маклая миссионеров. Эти особенности проекта отнюдь не случайны.

Еще в 1871 г., во время плавания на «Витязе» к берегам Новой Гвинеи, Миклухо-Маклай явился свидетелем кровавой резни на острове Ротума, вызванной соперничеством английских и французских миссионеров ⁷¹. А в дальнейшем, путешествуя по Меланезии и Микронезии, ученый убедился в том, что христианские проповедники фактически выступают в роли передового отряда колонизаторов. «Миссионеры нередко занимаются, — писал Миклухо-Маклай, — под маской наставников и друзей туземцев деятельностью тредоров (торговцев. — Д. Т.) и вообще подготавливают даже путь к вторжению тредоров, с их аксессуарами: введению и употреблению спиртных напитков, огнестрельного оружия, распространению болезней, проституции, вывозу туземцев силою или обманом в рабство и т. д.» ⁷². Эти «благодеяния цивилизации», как подчеркивал Миклухо-Маклай, «едва ли уравновешиваются умением читать, писать и петь псалмы» ⁷³. Не удивительно, что ученый-гуманист отнюдь не желал содействовать появлению на Берегу Маклая христианских церковников.

Как голос грядущего прозвучало в проекте предложение Миклухо-Маклая об открытии в папуасских деревнях школ. Колониальные державы, вскоре разделившие между собой всю Новую Гвинею, считали это совершенно излишним. Так, X. Мэррей, губернатор Папуа в 1907 — 1940 гг., неоднократно заявлял, что для коренных жителей самое лучшее образование — работа на плантациях и рудниках, принадлежащих белым поселенцам. Мэррей считал папуасов неполноценными людьми и стремился создать в колонии иерархическое общество, разделенное прежде всего по расовому признаку: богатство и власть должны были находиться в руках европейцев, «расы господ», а коренным жителям отводилась роль колониальных рабов ⁷⁴. Фактически только после второй мировой войны австралийские власти были вынуждены приступить к созданию в папуасских деревнях сети начальных школ, т. е. к тому, к чему еще в 1881 г. призывал Миклухо-Маклай ⁷⁵. [120]

Ф. Гринов, специально изучавший этот вопрос, не смог установить, передал ли ученый свое «открытое, но очень конфиденциальное письмо» коммодору Уилсону. Одна из гипотез заключается в том, что Уилсон после обсуждения вернул письмо автору ⁷⁶. Но, так или иначе, судьба проекта была предрешена.

Русский ученый тщательно обдумал многие детали «Плана развития Берега Маклая», в особенности его экономическую сторону (хотя мысль о первоначальной опоре на капиталистов-филантропов представляется достаточно наивной). Но проект в целом носил нереальный, утопический характер — как вследствие низкого уровня социально-экономического развития папуасов, крайне затруднявшего столь радикальные преобразования, так и ввиду неминуемого сопротивления колониальных держав, завершавших как раз в те годы подготовку к разделу еще «незанятой» Океании, включая восточную часть Новой Гвинеи.

Либеральный кабинет Гладстона отнюдь не собирался сложа руки наблюдать за колониальной экспансией других держав. Правда, Гладстон отмежевался от некоторых колониальных авантюр, начатых Дизраэли. Но его кабинет тоже проводил политику в интересах английской буржуазии, а последняя требовала новых захватов. Миролюбивые предвыборные обещания Гладстона были отброшены уже в 1882 г., когда под нажимом британских финансовых кругов он пошел на оккупацию Египта ⁷⁷.

Что же касается А. Гордона, то Миклухо-Маклай явно переоценивал «справедливость, честность и беспристрастность» этого английского политика. Ученый едва ли подозревал, что сэр Артур в период скоротечной «золотой лихорадки» 1878 г. рекомендовал правительству Дизраэли аннексировать восточную часть Новой Гвинеи ⁷⁸. И в начале 80-х годов, как свидетельствуют документы, Гордон отнюдь не возражал против присоединения этой территории к Британской империи в качестве отдельной колонии, но считал такую акцию несвоевременной по политическим соображениям ⁷⁹.

Правда, письма Миклухо-Маклая, по-видимому, оказали некоторое влияние на Гордона. Так, в апреле 1883 г. он посоветовал Гладстону дезавуировать правительство Квинсленда, попытавшееся самостоятельно аннексировать восточную часть Новой Гвинеи. Гордон подчеркивал, что в случае включения этой территории в состав Квинсленда папуасы окажутся во власти «невежественной и эгоистичной олигархии, принадлежащей к другой расе и имеющей интересы, прямо противоположные интересам туземцев», что квинслендские власти и колонисты будут обращаться с папуасами столь же жестоко и бесчеловечно, как с австралийскими аборигенами. При этом, не ссылаясь на Миклухо-Маклая, он почти дословно повторил соображения русского ученого о том, что обитатели Новой Гвинея являются оседлыми земледельцами и живут общинами, ревниво оберегающими свои права на землю ⁸⁰. [121]

Информация, полученная От Гордона, а также юридические и внешнеполитические аргументы побудили кабинет Гладстона отказаться от утверждения аннексии, объявленной властями Квинсленда, хотя в поддержку этой акции выступили правительства Нового Южного Уэльса, Виктории, Южной Австралии и Тасмании ⁸¹. Такая позиция британского кабинета привела к созыву конференции представителей всех английских колоний в Австралии. На этой конференции в декабре 1883 г. было провозглашено нечто вроде австралийской доктрины Монро для юго-западной части Тихого океана и принято обращение к Лондону «включить в Британскую империю всю территорию Новой Гвинеи и прилегающих к ней маленьких островов, на которую не предъявляет права правительство Нидерландов» ⁸². Под объединенным нажимом правительств этих колоний и экспансионистских кругов в самой Англии кабинет Гладстона в мае 1884 г. согласился рассмотреть вопрос об установлении протектората при условии, что колонии возьмут на себя часть расходов, связанных с управлением аннексируемой территорией. Согласие на это было получено, но в правительстве Гладстона возникли разногласия относительно границ намечаемого протектората. Было решено на первых порах ограничиться юго-восточной частью Новой Гвинеи, сделав предметом дипломатических переговоров судьбу ее северо-восточного побережья ⁸³. Но пока происходило такое маневрирование, на Берегу Маклая был внезапно поднят германский флаг. Как впоследствии выяснилось, тайная подготовка к этому захвату велась на протяжении нескольких лет.

Еще в апреле 1881 г., т. е. тогда, когда Миклухо-Маклай написал свое второе письмо Гордону и получил от него любезный ответ, в домик, занимаемый русским ученым в Сиднее, явился немецкий зоолог Отто Финш. Выдав себя за исследователя широкого профиля, единомышленника Миклухо-Маклая, он объявил, что интересуется, природой и населением Новой Гвинеи. Финш сделался частым посетителем этого домика, а затем и здания морской биологической станции в бухте Уотсон ⁸⁴. Доверчивый русский ученый сообщил «немецкому коллеге» очень много ценной информации о Береге Маклая, которую тот не постеснялся затем широко использовать в своих книгах. Впрочем, не интересы науки волновали тогда Финша. Он выполнял секретную миссию, о которой не догадывался не только Миклухо-Маклай, но и австралийские политики, подготавливавшие аннексию восточной части Новой Гвинеи.

Дело в том, что в начале 80-х годов в Германии резко усилилось движение в пользу колониальных захватов. Немецких колонизаторов привлекала прежде всего Африка, но они не обходили своим вниманием и Океанию. Здесь действовали две крупные немецкие компании, имеющие фактории и плантации на Самоа, Новой Британии и некоторых других островах. Однако в качестве основной пружины германской колониальной экспансии [122] в Океании выступала группа могущественных финансистов во главе с Ганземаном и Блейхредером (личным банкиром и другом канцлера Бисмарка), решившая овладеть восточной частью Новой Гвинеи и прилегающими островами. Именно эти дельцы и отправили Финша в Австралию и Южные моря в качестве своего разведчика и доверенного лица для подготовки колониальных захватов ⁸⁵.

Побывав в России и Западной Европе и воспользовавшись на обратном пути возможностью провести несколько дней на Берегу Маклая, русский ученый в июне 1883 г. вернулся в Сидней. В этот период он был особенно озабочен неуклонно усиливающимися требованиями австралийских правящих кругов присоединить восточную часть Новой Гвинеи к Британской империи и в своих обращениях к европейским государственным деятелям пытался предотвратить эту аннексию или хотя бы обеспечить в случае установления британского протектората уважение прав коренного населения на землю, защитить папуасов от охотников за «черными птицами» ⁸⁶. Летом 1884 г. русского исследователя вновь неоднократно посещает Финш, получивший из Берлина приказ форсировать захват Берега Маклая. Он сумел узнать у Миклухо-Маклая некоторые слова из языка жителей деревни Бонгу и даже условные знаки, по которым папуасы должны были отличить друзей от недругов. И когда Финш на маленьком пароходе ушел из Сиднея и, обманув бдительность австралийских властей, в октябре 1884 г. высадился на Берегу Маклая, он выдал себя за брата тамо русс и сумел «купить» (а вернее получить в пользование в обмен на подарки) участки земли для устройства плантаций и угольных баз ⁸⁷. Через полтора месяца, в соответствии с заранее разработанным планом, северо-восточное побережье Новой Гвинеи и острова, вскоре названные архипелагом Бисмарка, обошел немецкий военный корабль, всюду поднимая германский флаг.

Миклухо-Маклай тяжело переживал вторжение немецких и британских колонизаторов на Новую Гвинею, особенно захват Берега Маклая. Он продолжал борьбу и после того, как узнал о предательских действиях Финша: пытался использовать англогерманское соперничество, вновь безуспешно искал поддержки у царского правительства, возвращался к замыслу создать на Берегу Маклая вольное русское поселение. И хотя, насколько нам известно, ученый больше не упоминал о плане создания Папуасского Союза, суть его усилий оставалась прежней: он желал сплотить в единый социально-политический организм обитателей Берега Маклая, создать здесь правительство и добиться признания его независимости европейскими державами. «Чего я хочу для берега Маклая — это самостоятельности под общим европейским (международным) протекторатом», — писал он в январе 1885 г., добавляя, что добивается «признания Россиею независимости берега Маклая под моим управлением» ⁸⁸. [122]

По горькому, но справедливому замечанию самого исследователя, его протесты против действий колонизаторов остались «гласом вопиющего в пустыне» ⁸⁹. В правительственных канцеляриях Берлина и Лондона не принимали всерьез посланий «трибуна диких папуасов». Несмотря на открытое недовольство австралийских правящих кругов, возлагавших на имперское правительство вину за потерю столь лакомого куска, кабинету Гладстона в интересах обеспечения британской экспансии в других районах земного шара пришлось смириться с немецким присутствием на этой далекой колониальной периферии. В апреле 1885 г. Англия и Германия достигли соглашения о разграничении их владений на Новой Гвинее ⁹⁰. Миклухо-Маклай не сумел помочь своим друзьям-папуасам. Но он сделал все, что мог.

Как подчеркивал Миклухо-Маклай, он выступал «от имени многих десятков тысяч людей, которых преступление состоит единственно в том, что они имеют кожу темного цвета, более слабы и не в состоянии (в настоящее время) отстаивать сами своих прав» ⁹¹. Теперь иные времена. И то, что было утопией столетие назад, в наши дни превратилось в реальность.

В сентябре 1975 г. обрела независимость Папуа Новая Гвинея (ПНГ). В это государство входит восточная часть Новой Гвинеи, архипелаг Бисмарка и некоторые другие более мелкие острова. Его общая площадь — 462 тыс. кв. км, население более

млн. человек. В ПНГ обитает около половины всего коренного населения Океании.

Перед правительством молодого государства стоят огромные трудности. Необходимо преодолеть трибалистские и сепаратистские тенденции, упрочить государственное единство и развернуть наступление на экономическую и культурную отсталость, долгие годы консервировавшуюся колониальным режимом. Но какие бы трудности ни подстерегали страну, пробуждающуюся к новой жизни, достижение государственной независимости — огромная победа народов ПНГ, так как это создает важные предпосылки для движения по пути прогресса.

Советские этнографы, посетившие в 1971 г. Берег Маклая, убедились в том, что его обитатели сохранили добрую память о тамо русс, он превратился в легендарную фигуру в местных преданиях. Некоторые пожилые папуасы считают Маклая сверхъестественным существом, одним из местных божеств. Молодежь, учившаяся в школе, по-видимому, уже не обожествляет Миклухо-Маклая, но и для нее он человек из легенды — таинственный, могущественный и необычайно добрый ⁹².

В 1975 г., накануне провозглашения независимости ПНГ, в городе Маданге, расположенном на Берегу Маклая, был издан английский перевод новогвинейских дневников нашего [123] выдающегося соотечественника ⁹³. Сообщая об этом знаменательном событии, журнал «Саус пэсифик буллетин», широко распространенный в Океании, подчеркивал, что теперь папуасы, знающие английский язык, могут познакомиться с жизнью своих предков в восприятии «величайшего из ученых, посетивших их страну» ⁹⁴. Благодаря выходу в свет этой книги обитатели Берега Маклая и других районов ПНГ получили также возможность лучше понять и оценить научный и общественный подвиг русского ученого-гуманиста. Нет сомнений, что их любовь и уважение к тамо русс Маклаю еще более возрастут, когда они узнают, что он не только пытался остановить меч колонизаторов, занесенный над их страной, но и был первым, кто предлагал открыть в папуасских деревнях школы, кто в мрачную эпоху 70-80-х годов прошлого столетия поднял вопрос о создании независимого государства на Новой Гвинее.