ЛИНДЕН В. М.

В ТИХОМ ОКЕАНЕ

(Из кругосветного плавания “Боярина").

II.

Острова Фиджи.

Группа островов Фиджи, раскинувшаяся в Южном Тихом океане, между меридианами 176° и 178° вост. долг. и параллелями 15° и 20° южн. шир. в последнее время начинает приобретать важное значение, как новое поприще для предприимчивых колонистов по разведению хлопчатобумажных плантаций, что, при существующей пока еще дешевизне земли и местного труда, дает возможность получать хорошие барыши и скоро возвращать затрачиваемый капитал, потому что фиджийский хлопок дорого ценится на рынках Европы, достигая 4-х шиллингов за фунт, предполагая, конечно, хлопок высшего качества. Почти каждое судно, приходящее из колоний Австралии, привозит целыми десятками новых эмигрантов, не боящихся труда, опасностей и соблазненных газетными слухами о быстрой наживе денег.

Прежде чем начать подробно говорить об этом предмете, насколько мне позволяют печатные источники и собранные на месте материалы, я считаю небезъинтересным сообщить краткий очерк открытия островов, их заселения, производительности почвы и проч.

Архипелаг Фиджи, состоящий приблизительно из 200 островов, из которых главные Вити-Леву и Вануа-Леву, имеющие до 250 миль в окружности, был открыт Абелем Янсеном Тасманом в 1643 году; потом его посетил Кук, Бляйг, Вильсон, Дюмон-Дюрвиль и американский коммодор Уилькс; оба последние мореплаватели доставили наиболее сведений об островах, Уилькс же кроме того составил их подробную карту.

В конце XVIII-го столетия острова стали посещать остиндские суда в поисках за трепангом (beche de mer) и сандальным деревом, теперь уже почти совершенно вырубленным. В настоящее время торговля трепангом значительно [142] упала,— хлопок поглотил всеобщее внимание,— но прежде доставляла большие выгоды, как это видно из следующего примера: груз, приобретаемый на месте за 1,200 долларов, был продаваем за 12,000; другой, стоивший 3,500 дол., выручил в Китае 27,000. Теперь трепанга вывозится в год, по показаниям Нетльтона, миссионера в Левука, всего на сумму 2,000 фунт. стерл.

Некоторые из первых заходивших на острова судов разбились, на других произошли возмущения, и белые, искавшие в обоих случаях прибежища у туземцев, сделались первыми рассадниками европейского населения, которое по грубости нравов, корысти и жестокости стояло немного выше диких. Владея огнестрельным оружием и принимая участие в войнах дикарей, они успели сделаться полезными для некоторых начальников племен и этим обезопасить свое существование. Будь у них желание, они могли бы даже приобрести верховную власть над всеми островами, но для этого нужно было иметь известную долю честолюбия и энергии, которых у них не хватало; они губили себя в разных ссорах и предавались всевозможным порокам. В 1804-м году бежало на Фиджи несколько преступников из Нового Южного Валлиса, увеличивших собою число белых. Впоследствии явились промышленники и миссионеры, а в настоящее время острова быстро наполняются новыми белыми поселенцами.

По восточную сторону острова Вити-Леву находятся небольшой островок Бау, или по местному произношению Мбау, начальник которого Какобау, или Такомбау признается титулованным королем всех островов; хотя каждый из них имеет своих отдельных начальников, все они платят дань Такомбау, который считается верховным главою, если не по власти, то по крайней мере по званию, всей группы Фиджи.

В 1855 году командир американского военного судна «Джон Адамс», капитан Баутвелль, предъявил претензию в 45,000 долларов за убытки, понесенные в разные времена подданными Соединенных Штатов. Такомбау обещал уплатить эту сумму в течении 12-ти месяцев, но не видя возможности собрать таких значительных для него денег, и боясь наказания, он обратился в Притчарду, бывшему в то время английским консулом, с предложением отдать Англии весь архипелаг с переводом долга и даровым наделением 200,000 акрами земли в виде вознаграждения за уплату американского долга. Притчард, вполне оценивая все выгоды приобретения островов, отправился в ноябре 1868 года [143] в Англию с формальным предложением короля. Прежде, чем постановить какое-либо решение по этому предмету, английское правительство отправило коммиссию под начальством полковника Смита (Smythe) для ближайшего ознакомления с островами, их произведениями, гаванями и проч. В этой экспедиции принял участие ботаник Seeman, составивший описание флоры островов и первый привезший в Европу полную коллекцию местных растений.

Полковник Смит, хотя доставил вполне благоприятный отзыв о природе островов, указывал на безполезность их занятия в смысле политических целей. Правительство, руководствуясь отчасти этим заявлением, а также занятое возмущением в Новой Зеландии, требовавшем присутствия всех ее морских сил, находившихся на австралийской станции, решилось не подвергать себя новым компликациям и отказать в просьбе Такомбау, что ему было объявлено в июле 1862 года на корвете Миранда.

Притчард, хотя и не облеченный никакою властью, во все время пока раcсматривался вопрос об протекторате, пользовался наибольшим влиянием между белым и черным населением страны. Ему удалось устранить много столкновений, разрушить много интриг, к которым так склонны фиджианцы, считающие лукавство и хитрость главными доблестями в человеке, и предупредить много раз пролитие крови. Со времени отказа Англии, его значение исчезло: ему приходилось действовать уже не как оффициальному, а как частному лицу; впрочем и здесь, отлично знакомый с обычаями и понятиями островитян, он часто был опять полезен.

«Споры между белыми поселенцами — говорит Притчард — доставляли мне чуть ли не более случаев в разбирательству, чем между черными. Если первые обращались ко мне во поводу столкновений с первыми, они постоянно требовали, чтоб я решал дело в их пользу, хотя бы это была самая явная несправедливость, полагая, что в этом только и заключается моя обязанность, многие из белых поселенцев, приобревших привычку покупать за ружья, топоры и проч. черных женщин у начальников племен, дали мне понять, чтобы я не мешался в эти семейные дела». Столкновения между англичанами и американцами обсуждались обоими консулами этих наций; впоследствии, при умножении спорных дел, составился Mercantile Court, в котором присутствовали оба консула и присяжные из лиц, непричастных к делу. Постановления суда этого утверждались начальниками племен. Таким образом в [144] стране, не имеющей никакого правительства, никакой защиты или охраны, явилось нечто в роде власти.

Некоторые из миссионеров, которых большинство принадлежит здесь к секте веслеянских методистов, кроме распространения слова божия, занимались еще разными более или менее выгодными спекуляциями и также являлись б Притчарду с своими, иногда очень странными требованиями. «Помирить спорящие стороны разных вероисповеданий, говорит Притчард, часто стоило мне больших усилий, чем справиться с дикими. Однажды явились ко мне, reverend Бэри и патер Лоренцо Фавр, оба миссионеры, первый веслеянский, второй католический. Дело заключалось в следующем: начальник и жители округа Нукубулаву, в бухте Насавусаву, объявили себя последователями веслеянского учения, и построили хижину, в местном стиле, предназначавшуюся для часовни. Веслеянский учитель поселился на месте для проповеди. Вследствие возникших беcпокойств жители бухты стали готовиться к войне. Веслеянцы по странному, утвердившемуся между ними обычаю, удалились в виду угрожавшей опасности. Католический миссионер занял их место и жители, покинутые своим учителем в годину испытания, очень скоро объявили себя за католицизм и часовня из веслеянской была превращена в католическую.

«Rev. Кэри не выдержал; легковерность диких его возмутила; он отправился в Нукубулаву, сорвал распятие и иконы Божией Матери и Спасителя, помещенные с должною торжественностью неутомимым патером Фавром. Отнеся вещи в начальнику племени Луи Насавусаву, он их бросил в его ногам, восклицая с благородным негодованием: «вот вам идолы католической веры».

«После совершенного подвига он спокойно удалился в свой дом. Отец Лоренцо Фавр восстал против такого поругания святыни, соперники встретились и жарко заспорили. Один утверждал, что часовня, раз предназначенная для веслеянского служения, навсегда принадлежит их церкви; другой говорил, что покинутая веслеянцами она перешла в руки жителей, ее строивших, не получивших никакого вознаграждения и потому распорядившихся о передаче ее католикам, как законною их собственностью. Rev. Бэри, маленький тщедушный человек, не уступал энергическим аргументациям отца Фавра, высокого, здорового савояра, едва удерживавшего руки от расправы. Католический священник остался победителем. Я постановил решение в его пользу, основываясь на заявлении [145] начальника племени, что часовня построена его людьми, что это его собственность и что он вправе был распорядиться ею по своему усмотрению. Веслеянцы не простили мне этого события; может быть тут примешивалась и личная обида, потому что Rev. Кэри, описывая происшествие, говорит: заклятый католик в жару спора чуть не прикасался самых выдающихся частей моего лица».

После отказа Англии принять острова под свое покровительство, в Мельбурне составилась компания под названием «Полинезийской», предложившая королю Такомбау принять на себя обязательство уплаты американского долга с вознаграждением за это обещанными Англии 200,000 акрами земли. Король принял предложение и в июле 1868-го года подписал, вместе с другими начальниками, законный акт о передаче земли. Учреждение компании несомненно принесет огромную пользу островам, привлечет новых поселенцев и усилит производительность, обеcпечив верный и скорый сбыт продуктов на рынки Европы и Австралии. Номинальный капитал компании 100,000 ф. стерл., в 50,000 акций по 2 ф. каждая; компания намерена тотчас приступить к землемерным работам, устройству плантаций, разведению хлопка, сахарного тростника, кофе и других растений, которые только богатая почва Фиджи способна производить; к введению лучших средств по обработке земли и выделке кокосового масла, производящейся патриархальным способом, по методе туземцев, при чем беcполезно теряется очень много материала; в учреждению правильного сообщения между островами; к ссудам капитала под залог продуктов и земель и к продаже частным лицам участков земли, перешедшей во владение компании. Последняя мера спасет многих вновь прибывающих от лишнего безпокойства и неудобств по приисканию свободных земель, часто сопряженного с потерей понапрасну времени и денег. Акционеры надеются получать хороший дивиденд и вообще все предсказывает успех компании, которая встретила однакож оппозицию со стороны некоторых лиц, имевших монополии по торговле и продаже земель в своих руках.

Компания обратилась опять к Англии о принятии островов под ее покровительство; какой последует ответ, до сих пор еще неизвестно. Главная причина, вызвавшая такое движение к колонизации островов,— это распространившиеся в последнее время известия о чрезвычайном удобстве их для разведения хлопка; действительно, ботаник Seeman, обративший особенное внимание на этот предмет, отзывается чрезвычайно выгодно [146] об Фиджи. Он говорит, что почва островов как бы приспособлена природою в произрастанию хлопка всякого рода, от низшего до самого высшего сорта. Разведение хлопка, под названием sea island cotton, оказалось очень успешно; кроме того насчитывают шесть разных других видов. Следующий пример показывает, как благодарна почва: консул Притчард, посылая образчики хлопка в 1862 году на всемирную выставку, писал между прочим, что некто Мак-Клинтов посеял немного sea-island cotton в одном округе на острове Вити-Леву; через 24 часа семена принялись и дали уже два открытых листа; через 2 месяца и 12 дней кусты были в полном цвету и менее чем в 3 месяца можно было уже сбирать хлопок.

Чтобы показать, насколько здесь прибыльно занятие плантатора, я приведу следующий рассчет, конечно, только приблизительный. Я не мог сосчитать, говорит упомянутый ботаник, сколько почек дает дерево в течении года, но в июле месяце средним числом каждый куст имел около 700 почек (Наблюдения относятся к Gossipium Religiosum, Nankin cotton). Полагая, что 20 почек по весу составляют одну унцию, каждое дерево даст 2 фунта 3 унции. Рассчитывая по 14 квадр. фут: на куст, акр может содержать 222 куста, которые дадут 486 фунт. 10 унций; если положим цену хлопка на месте 6 пенсов за фунт, хотя в Манчестере он стоит дороже одного шиллинга, окажется, что акр доставит 12 фунт. 2 шил. 9 3/4 п., т.-е. на наши деньги около 76 руб. сер. (золотом). Надо заметить, однакоже, что исчисление относится в хлопку в диком состоянии, на уход за которым не было обращено никакого внимания. Если примем в рассчет, что хлопок дает плоды здесь в течении сухого времени, с июня по сентябрь, что его не уничтожает ни мороз, ни низкая температура, как это случается в Соединенных Штатах и других странах, и что тоже дерево будет служить в продолжении нескольких лет, вышеприведенный рассчет становится гораздо ниже действительного, и при улучшенных средствах в обработке почвы, употреблении нужных орудий и должном внимании можно ожидать двойную и даже тройную цифру дохода.

Рабочие для плантаций употребляются или туземцы, или привозятся с окрестных островов, с Ротума, Фотува, Уере, Раротонга и Ново-Гебридских; вообще здесь считается, что люди с отдаленных островов работают лучше и усерднее чем местные жители. Рабочий, кроме расходов по привозу, стоит от 3-х до 5-ти фунт. ст. в год. Иногда эти люди [147] скучая по родине, придумывают очень опасные для белых средства в возвращению домой, как это видно из следующего эпизода (Заимствовано из Fiji Times от 23 июля 1870 г.), случившегося лишь несколько месяцев тому назад. Некто Норман с мулатом Джимми Ласуласу отправился с 17-ю человек рабов, привезенных с Ново-Гебридских островов, из Левука на свою плантацию. На дороге дикие взбунтовались, завладели шлюпкой и заставили править на Ново-Гебридские острова. На семнадцатый день они убили Нормана, расколов ему голову томагауком, сжарили и съели, бросая куски отвратительного блюда в лицо Джимми. По недостатку провизии возник голод и дикие стали умирать один за другим. Наконец шлюпку выбросило на берег одного острова, оказавшегося всего в 12ти милях от того, с которого были взяты рабочие.

Джимми оставался там, в ожидании судна, почти целый год и был наконец принят на барк Colleen Bawn. Для предотвращения насильственного захватывания диких, начивавшего развиваться в правильный промысел, составлены довольно строгие правила, обязательные для английских судов, занятых преимущественно доставлением людей на плантации. Капитаны должны перед отправлением в крейсерство за рабочими брать у консула свидетельство и по возвращении доставлять людей для опроса; конечно, такой контроль только номинальный и допускает злоупотребления. Плантаторы не охотно подчиняются этой мере, влекущей при удалении плантаций от Левуки (на острове Овалау), местожительства консула, в лишним денежным расходам. Плантаторы намерены выписать китайских кули и по этому предмету сделаны уже необходимые распоряжения. Лучшая плантация вблизи Овалау, находится на острове Вакайя в расстоянии 10 миль от Левуки и принадлежит американскому консулу Броуэру, с успехом разводящему, кроме хлопка, кофе и сахарный тростник; у него много коз, рогатого скота и лошадей. Военные суда, заходящие на Овалау, могут обращаться за всякого рода запасами в Броуэру.

Цены в Левука, как и следовало ожидать, очень высоки. Мы покупали мясо по 1 шилл. за фунт, хлеб по 4 пепса фунт, овощи, как напр. таро, ямс и проч., также не могут назваться дешевыми.

Заканчивая статью о хлопке, мне остается сказать, что туземные начальники начинают вполне понимать все выгоды разведения этого продукта. Такомбау недавно издал закон, [148] обязывающий его подданных обработывать известное количество хлопка и обеспечивающий частную собственность от произвольного захвата начальниками, что составляло их естественное право по туземным понятиям. Недавно Рату-Драуниба, брат и наследник короля заплатил денежный штраф за нарушение упомянутых правил (Заимствовано из Fiji Islands, by Ceres, стр. 60).

Такомбау был прежде людоедом, но со времени принятия христианства строго исполняет все обряды и много старается об утверждении своей власти и порядка на островах. Желая подчинить изданным законам дикие, не принявшие еще христианства племена, заселяющие внутренность острова Вити-Леву, король формирует ныне легионы в 500 человек из белых, обещая охотникам довольно щедрые наделы земли; что касается последней (Polynesien Reminiscences, by Pritchard, сц. 242), каждый дюйм ее на Фиджи имеет своего собственника. Всякая полоса поля имеет свое название и точно определенные границы. Владение ею остается за семействами, а главы их суть представители только права на землю. Начальник, относительно владения земли, пользуется теми же правами, как каждый глава семейства, но так как он вместе с тем и глава племени, то ему принадлежит известная доля власти над землями подчиненного ему народа. Каждое из племен содержит своего начальника, доставляя ему во время мира продукты и следуя за ним во время войны; таким образом, целое племя приобретает известный коллективный интерес в землях, владеемых отдельными семьями, и выделение земли заключает вместе с тем выделение определенной части из общих средств, идущих на содержание начальника. Отсюда следует довольно сложная форма владения землею, и продажа участков ее может быть законною только при согласии начальника и глав семей.

Для предупреждения часто возникавших процессов при покупке земель, Притчард составил некоторые правила, одобренные туземными начальниками. Они заключаются в немногих формах. Требуется 1) прежде передачи земли во владение, трехмесячная льгота для подачи, могущих существовать на землю претензий; 2) согласие начальника и племени, к которому продавец принадлежит. По составлении акта о соблюдении всех этих формальностей, и приложении к нему консульской печати, приобретение земли считается вполне узаконенным и гарантированным от всяких недоразумений, [149] могущих возникнуть впоследствии. Всем покупаемым землям ведется в консульстве реестр.

Столица островов Фиджи, Левука — небольшой городов на острове Овалау, лежащем в востоку от Вити-Леву. Остров окружен коралловым рифом, представляющим пред Левука три прохода; корвет наш вошел южным, а вышел северным. На рейде мы застали несколько купеческих судов и много мелких, каботажных, занимающихся торговлею между островами. Город состоит из ряда небольших домов, раскинутых по самому берегу; многие из них выстроены из досок, другие из гальванизированного железа; есть три, четыре отеля с весьма скромною, простою обстановкой, много лавок и еще более кабаков. Проходя по берегу я видел нескольких человек мертвецки пьяных, валявшихся на улице. Такое явление сразу располагает не в пользу местных нравов. Есть аптека и даже типография, в которой печатается еженедельная газета «Fiji Times». Эта типография принадлежала прежде миссионерам, которые нашли более рассчетливым печатать свои издания в Лондоне и потому ее продали. В Левука можно достать почти все припасы, хоть более чем по двойным австралийским ценам.

В Левука живет около восьми миссионеров, католического, англиканского и веслеянского вероисповеданий; каждая из сект имеет свою церковь.

Так как на всей группе островов не существует никакого признанного правительства, то монета в обращении самая смешанная; купив какую-то вещь, я получил сдачи с одного фунта стерлинга американскими долларами, бразильскими мильрейсами, прусскими талерами, даже какою-то монетою из Перу. Белое население простирается до 300 человек и состоит из выходцев со всех стран света (есть даже двое со славянскими фамилиями, Rodziak и Rogalsky). Несмотря на отсутствие власти и полиции в Левука не слышно об беспорядках и бесчинствах. Все как-то управляется само собою. Перед нашим уходом произошло столкновение между одним плантатором и купцом (Заимствовано из Fiji Times от 9-го июля 1870 года), по поводу уплаты денег за какие-то купленные в лавке вещи. Дело от горячего разговора перешло в драку и наконец купец, схватив нож, бросился с ним на плантатора, который успел увернуться от удара, а потом подал жалобу английскому консулу. Последний вежливым письмом пригласил обвиняемого в себе в контору [150] для расследования дела; тот сначала просил отсрочки в явке, а потом уведомил письмом консула, что не считая последнего облеченным какою-либо судебною властью, он не находит нужным являться в нему на суд. Такое явное нарушение принятого обычаем всего населения, хотя и добровольного, подчинения консульской власти, вызвало всеобщее возбуждение. Тотчас напечатаны были приглашения в созванию митинга и учреждению комитета бдительности. Большинство на митинге осуждало поведение обвиняемого, вызванного для объяснений и изъявившего согласие подчиниться приговору собрания; конечно, в виду неимения средств к наказанию такой приговор не может быть строг, и вероятно ограничится выражением общественного неудовольствия; как-бы то ни было, поведение жителей свидетельствует о прочности, врожденного английскому племени, чувства законности и порядка.

Теперь делаются попытки к образованию представительного правления и жители призваны подать свои мнения.

В окрестностях Левуки, в югу и северу от нея находятся несколько туземных селений, или, как их здесь почему-то называют, городов, хотя они состоят только из нескольких хижин, большею частью, неправильно разбросанных, без улиц. По наружному виду эти хижины похожи на наши скирды хлеба, с одним или двумя отверстиями для дверей; внутренность их очень проста и довольно, опрятна; пол устлан листьями папоротника и цыновками; в центре помещается обыкновенно очаг, с небольшим числом весьма незатейливой утвари; ничего подобного кроватям я не видал; туземцы спят прямо на полу, подкладывая под голову небольшую перекладину, чаще всего из бамбука, утвержденную на двух коротких ножках.

Жители островов по происхождению папуанцы, темного цвета, с большими, вьющимися, часто взбитыми кверху, волосами, которые они иногда покрывают слоем извести, добываемой из коралла. Они довольно высокого роста, хорошо развитые, хотя очень разнообразного телосложения, с черными, яркими, проницательными глазами; относительно татуировки, достигшей в Полинезии наибольшего развития на островах Общества и Маркизских, на Фиджи это украшение принято только женщинами. Дикие ходят совершенно нагие, прикрывая голову и пояс куском тапы, местной материи, приготовляемой из коры дерева (Broussonetia). Некоторые из женщин, преимущественно христианки, в окрестностях Левуки, носят узкие, короткие пестрые юбки и пелеринки, прикрывающие грудь. [151] Правила нравственности между ними, кажется, благодаря влиянию миссионеров, строго развиты...

Что касается нравов и обычаев туземцев, они, несмотря на начавшиеся сношения с белыми, сохранили до сих пор на многих местностях черты страшной жестокости и изуверства. Достаточно указать на обычай удушения друзей, преимущественно жен покойного, чтобы вселить ужас в каждого образованного человека. Этот обряд составляет национальное учреждение страны. По верованиям островитян, дух умершего не может достигнуть загробного блаженства, не сопровождаемый душами своих приближенных и жен. Этот обряд носит название «лолуку» и совершается не только как жертвоприношение богам, но и для воздаяния должной почести благородным предкам умершего. Чем выше по званию и положений последний; тем больше жертв влечет за собою его смерть, обреченные на удушение добровольно подчиняются своей участи, потому что еслиб избегнули ее, то подвергнулись бы позору и презрению. Чувство в пользу «лолуку» до того сильно между дикими, что одна из причин, почему они неприязненно смотрят на христианство, заключается в запрещении последним этого варварства.

Седины и старый возраст вызывают у фиджианцев не уважение и почет, а презрение и пренебрежение; дети прехладнокровно убивают, большею частью задушают своих родителей, когда они делаются бессильны от дряхлости; или болезни, полагая при этом, что они совершают похвальный акт милосердия, так как по существующему поверью загробная жизнь продолжается в том состояния, в каком застает смерть, т.-е. умерший молодым остается молодым, умерший от страданий будет продолжать страдать и т. д.

Людоедство также распространено, хотя есть местности, составляющие исключение. Многие до последнего времени отказывались верить в существование этого страшного обычая, пока очевидность не отстраняла всякие сомнения. Людоедство — одно из национальных учреждений; в прежнее время всякое пиршество, закладка храма, спуск лодки и проч. сопровождались жертвами. Человеческое мясо имеет значение для диких не только как тонкое блюдо, считающееся многими местными гастрономами большим лакомством, но и как средство мести. Самое сильное оскорбление наносится словами: «я тебя съем», и победитель почти всегда празднует свое торжество куском мяса своего врага или противника. Во время войн неприятели, взятые в плен, почти всегда поедаются, женщины не [152] подпадают исключению. Приготовление «баколо», так называется страшное блюдо, сопровождается известным церемониалом и считается празднеством; иногда эти сцены не лишены бывают еще ужасов истязания, так как случалось, что отрубались члены от живого человека, зажаривались и съедались в глазах несчастного. Один путешественник приводит случай (Mission to Viti, by Seeman, стр. 177), когда целое племя было обречено на съедение: во внутренности острова Вити-Леву, жило племя, оскорбившее в давние времена начальника округа Намози, и в наказание за это преступление племя было осуждено на уничтожение. Каждый год съедалось одно семейство, хижина, которую оно занимало, сжигалась и на ее месте сеялось таро; на другой год, когда это таро созревало, кто служило сигналом в съедению другого семейства и т. д. В 1860-м году оставалась в живых только одна женщина из целого племени! Все выбрасываемые при крушениях на берег считаются как бы посланными самою судьбою для угощения и неумолимо пожираются.

Сколько человеческих трупов было съедено в Намози трудно сказать с точностью, но так как в воспоминание каждого съеденного человека, или лучше сказать, в воспоминание пира, клался камень у храма, то число их может дать некоторое понятие о массе убитых. Упомянутый автор насчитал около 400 камней, хотя туземцы говорили, что много их было смыто во время наводнения.

На публичных площадях устраиваются очаги для жарения и варения мертвых тел; замечательно, что сосуды, в которых приготовляется баколо, считаются «табу», т.-е. неприкосновенными для всяких других целей; также, что человеческое мясо едят не пальцами, как все прочие блюда, а деревянными вилками, часто имеющими разные цинические названия. Иногда людоедство бывает так сказать напускное, употребляемое как средство для внушения страха. Притчард рассказывает, что Лоти, один из фиджийских военноначальников, признавался ему, что съел свою жену из желания приобрести страшное renommee.

Войны между дикими очень часты, почти постоянны; оружием служат копья, палицы разнообразной формы, луки, стрелы и так-называемые «ула», короткие палки с шишкою на конце, употребляемые для метания. В настоящее время распространилось и огнестрельное оружие, которое, сделав военные предприятия более рискованными и дорогими, не мало [153] способствовало уменьшению враждебных действий, значительно сокращающих население страны; миссионер Вильямс говорит, что в некоторых местностях число жителей уменьшилось почти на половину; вообще племя довольно быстро вымирает. Несколько лет тому назад один остров Овалау мог выставить около 3,000 воинов, теперь он не может дать более пятисот. Наибольшею жестокостью, грубостью нравов и наклонностью в войне отличаются горцы, населяющие внутренности больших островов. Во время пребывания корвета, горные жители острова Вити-Леву сделали нападение на округ Ба, лежащий на северо-западной его оконечности, истребив более четырехсот человек, при чем их предводитель сказал следующую, выразительную речь (Заимств. из Fiji Times от 23 июля 1870 года): «Я Уауабалаву, тот самый, который съел Бекера и многих людей из Ба, и который съест вас, если вы не покоритесь».

Хотя большая часть битв ведется на суше, туземцы употребляют для передвижений и нападений лодки, которые бывают разных родов; небольшие из них, длиною не превосходящие 30 или 40 фут, выдалбливаются из цельного дерева и имеют противовес, «кама»; большие лодки, достигающие иногда 100 ф. длины называются «друа»; вместо противовеса в ней присоединяется другая лодка, несколько отличная по форме; на них настилается помост, часто довольно высокий, парус употребляется сшитый из цыновок, он треугольной формы и одною из своих вершин, представляющей галс, крепится у передней оконечности. Лодки управляются, подобно фелукам Средиземного моря, двумя длинными веслами, спереди и сзади; при лавировке, во время поворота, приводят сначала на фордевинд, а потом переносят галс с одного конца лодки на другой, так что корма становится носом; такой маневр необходим для того, чтоб держать противовес на ветре, в противном случае он зароется в воде и лодку перевернет; при шквале противовес может приподнять и лодка подвергается новой опасности опрокинуться, поэтому для управления требуется много навыка и внимания.

Большие лодки могут поднимать несколько тонн груза и около 100 человек; туземцы, занимающиеся их постройкою, составляют отдельную касту и носят громкое название «матаи» или королевских плотников. Фиджианцы считаются лучшими строителями и матросами, между другими островитянами. Жители [154] Тонга заимствовали отсюда искусство постройки своих судов, отличающихся более тщательной отделкой.

Говоря об островах Фиджи, нельзя не упомянуть о жителях архипелага Тонга, приобревших более или менее значительное влияние во всей группе, и даже в одно время, когда велись переговоры об уступке островов Англии, бывших близкими в лице своего хитрого и могущественного начальника Маафу к захвату верховной власти над островами в свои руки, только вмешательство Притчарда, английского консула, помешало исполнению этого плана. Одна из многих причин, побуждавших короля Фиджи сделать предложение Англии о принятии островов под свое покровительство, заключалась в желании избегнуть требований и тирании тонганцев, которые по красоте и способностям стоят далеко выше жителей Фиджи, и по справедливости могут назваться красою полинезской расы. Физические преимущества тонган может быть происходят отчасти как от различия расы, так и от высшего положения, занимаемого женщиною в среде их; в то время, как у фиджианцев женщины обречены на самые тяжкие, трудные работы и занимают самое низшее положение в обществе, на Тонга с незапамятных времен оне пользовались большим уважением и снисхождением.

Островитян Тонга можно назвать англо-саксами Южного Тихого океана. Будучи выходцами с архипелага Самоа, они сначала подчинили себе острова Тонга, а потом, находя их малыми по размерам своего населения, основали многочисленные колонии на Фиджи и даже делали отчаянные попытки для присвоения себе над ними власти. Похвалы, расточаемые некоторыми путешественниками их наружности, сделали тонганцев заносчивыми и самоуверенными.

С увеличением эмиграции на Фиджи явились и начальники островов Тонга, из которых Маафу суждено было играть довольно важную роль в делах Фиджи. Я уже упоминал выше, что Маафу делал попытки в свержению власти Такомбау; интрига, которую он вел, была очень сложна и вероятно увенчалась бы успехом, еслиб не явились преграды в лице английского консула. Между прочим, хитрый Маафу, желая привлечь на свою сторону миссионеров веслеянской церкви, или по крайней мере избегнуть их противодействия, во всех местностях, которые он покорял оружием, утверждал, что явился для утверждения веслеянской веры. Под предлогом ее распространения он совершал страшные жестокости. Следующий рассказ может дать некоторую идею об ужасах [155] фиджийской войны. Самизи, один из военноначальников, подведомственных Маафу, напал на одно селение, на острове Вануа-Леву; жители поспешили удалиться в горы. Самизи вступил с ними в переговоры и обещал пощаду в случае покорности. Жители требовали гарантий; Самизи послал ответ: «Я назначаю местом нашей встречи церковь, а время воскресенье утром; там, пред лицом Бога, ваши переговоры будут священны». Фиджийцы, числом около 30-ти, поверили, явились в церковь и отдали свое оружие. Окруженный вооруженными людьми Самизи сказал пленникам: «вы все язычники; вы дрались против нас, проповедующих истинную веру и должны умереть»,— и Мафи, помощник его стал связывать им всем руки. Всякое сопротивление было бы безполезно, просьба о пощаде напрасна, и с тою стойкостью, которая нередко характеризует дикого, когда неизбежная смерть прямо глядит ему в глаза, несчастные фиджийцы пассивно ожидали своего конца. Затем Мафи прехладнокровно занялся точением американского топора и, взяв копье, на конце которого был насажен штык, выколол по одному глазу у каждой из связанных, неподвижно сидевших жертв, после чего поочередно принялся снимать головы (Polynesian Reminiscences, стр. 228)!

К стыду миссионеров надо сказать, что долгое время они проходили молчанием все эти изуверства, и только начавшееся распространяться между белым населением всеобщее негодование заставило их обратиться с протестом к Маафу.

Христианство стараниями веслеянских миссионеров распространено теперь в большей части островов Фиджи; из всего населения, простирающегося до 200.000 чел., 125.000 считаются христианами. Когда на островах Тонга учение Спасителя было достаточно упрочено, миссионеры стали думать об островах Фиджи, с которыми жители Тонга почти постоянно находились в сношениях; в 1835 году они перенесли свою деятельность на остров Лакемба, самый восточный в группе Фиджи и жители которого, вследствие близости в Тонга, были знакомы с языком последних островов, а следовательно представляли наиболее удобную почву для начальных трудов миссионеров. Здесь они основали свое первое заведение и впоследствии распространились по всему архипелагу; их подвиг был значительно облегчен местными учителями из тонганцев и отчасти из фиджианцев, получивших подготовку под руководством миссионеров. Школы для учителей существуют теперь на острове Кандаву, в [156] Аукланде (в Новой Зеландии), на одном из островов Тонга и во многих других местностях Океании.

Следует отдать справедливость веслеянским миссионерам в огромной услуге, оказанной ими островам. Они первые доставили наиболее подробные и верные сведения об архипелаге, и поэтому может быть были главною причиною, вызвавшею их колонизацию, хотя в своей деятельности нередко впадали в слабости и ошибки. Они перевели на фиджийский язык, избрав наречие Мбау, как господствующее, библию, катехизис, и составили словарь фиджийского языка. Миссия существует на «средства общества веслеянских методистов, на частные пожертвования новообращенных христиан, заключающиеся большею частью в кокосовом масле и хлопке. С развитием австралийских колоний и открытием обогатившего их золота, общество методистов, избравших местом своей деятельности острова Тихого океана, отделилось от английского, образовав отдельную ветвь, которая поддерживается одними средствами австралийских колоний.

Несмотря на то, что большинство населения христиане, можно сказать, что истинная деятельность миссионеров только-что начинается. Поселившиеся белые явились не для просвещения черных, не для облегчения труда миссионеров, а для приобретения денег, какие бы меры к тому ни вели; они принесли все недостатки и пороки того класса общества, из которого вышли; для неутвердившейся нравственности черных предстоит много соблазна и потребуется много усилий со стороны миссионеров для удержания их на истинном пути.

Так как часть жителей язычники, то кстати будет сказать несколько слов о религии фиджианцев. Высшее божество, признаваемое ими есть Нденгеи, известное в других группах Полинезии вод именем Танга-роа, или Таа-роа. Танга — собственное имя, роа — отдаленный. Этому богу приписывается сотворение мира и управление, он не представляется ни в каких изображениях, также как и низшие боги, коллективно называемые «Калу».

Кроме Нденгеи есть еще множество других богов, за которыми признаются разные достоинства; часто одна местность оспаривает у другой преимущества своих божеств. Души умерших родителей считаются фиджианцами домашними богами, они воздвигают в их память храмы и приносят жертвы, в виде разных яств; поклоняются также обоготворяемым камням, деревьям, рощам; даже некоторые рыбы, птицы и люди считаются вместилищами богов и потому почитаются. [157]

Фиджийские храмы имеют пирамидальную форму и внутри раку, в которую снисходит бог, призываемый жрецами, чрез них же сообщаются веления божества; обыкновенно, в этом случае служитель алтаря впадает в исступление и бормочет несвязные, отрывочные слова, признаваемые за откровения свыше.

Бессмертие души и загробная жизнь составляют главные догматы фиджийской веры. Назначение души есть «Булу», отделяющееся рекою,— и которое достигается душами после борьбы с «Самуяло», охранителем Булу. Будущая жизнь представляется исполненною тех же занятий, как и на земле: это — морские путешествия, охота, рыбная ловля и т. п.

Замечательно, что холостому считается путь для достижения блаженства более затруднительным, чем женатому; не следует, однакож, отсюда заключать, чтобы женщина, имеющая такое важное значение в загробной жизни, пользовалась им и в земной; совершенно обратно, положение ее на Фиджи очень низкое, и вероятно происходит от весьма распространенной на всей группе полигамии.

О фауне островов можно сказать, что она сравнительно бедна; кроме крыс из млекопитающихся есть только несколько видов летучих мышей. Царство птиц более богато: их насчитывают около 46 разных видов; есть попугаи, совы, соколы, утки, голуби, черви и проч. Рыбы много, около ста видов, из них некоторые годны для пищи; из пресмыкающихся известны около 10 родов змей, самые длинные не превосходят шести фут. На островах разводится рогатый скот и домашняя птица, как-то куры, гуси и проч., впрочем ее еще очень мало и мы не могли достать, кроме поросят, никакой живности. Из овощей мы получили только таро и ямс, а из фруктов несколько пучков зеленых бананов; ананасы, апельсины и другие не были еще поспевшими. Считаю небезъинтересным здесь упомянуть об напитке, общем почти всей Полинезии, и известном на Фиджи под именем «яконы». Он приготовляется из корней кавы (peper metysticum), при чем эти корни сначала жуются — занятие, преимущественно поручаемое молодым людям — а потом опускаются в деревянную чашу, в которую вливается известное количество воды; в этом виде напиток похож на кофе, разведенный молоком и имеет, кроме возбуждающего, еще опьяняющее свойство.

Климат на островах вообще здоровый; тропическая жара умеряется дующими с моря ветрами. Наименьшая температура, замеченная миссионером Вильямсом, 14° R, самая высшая 40°, а средняя около 21° R. [158]

Острова совершенно свободны от лихорадки — этого бича архипелага Самоа — и единственная болезнь, которой следует опасаться, есть диссентерия; против нее, как говорят, служит отличным средством аррорут. Время с октября по апрель самое жаркое, и совпадает с дождевым сезоном; впрочем, здесь нет резкой границы между сухим и дождевым периодами, непродолжительные ливни случаются во всякие месяцы года.

Происхождением своим острова обязаны вулканической силе и неутомимому труду кораллов. Хотя в настоящее время нет действующих вулканов, надо думать, что самые высокие из гор были в прежние времена громадными кратерами. Горячие ключи встречаются во многих местах, иногда чувствуются землетрясения, и недавно между группами Фиджи и Тонга поднялся со дна океана целый остров; на южные берега Кандаву иногда прибиваются большие массы пемзы; все это доказывает, что хотя Фиджи и не находятся в центре вулканического действия, они все-таки подвержены плутоническим возмущениям. Местность почти всюду волнистая, и самые большие острова имеют пики до 4,000 ф. высоты. Почва очень плодородная и почти нет клочка земли, который бы не годился для обработки или обращения под пастбища. Метеорологические условия наветренной и подветренной части островов очень различны; первая, на которой осаждается большая часть влаги, приносимой морскими ветрами, покрыта самой богатой, густой, почти непроницаемой растительностью; вторая представляет луговые, менее поросшие лесом пространства (Для интересующихся флорой Фиджийских островов может служить сочинение Seeman'а; Mission to Viti). Лучшая из гаваней в группе считается бухта Галоа, на южной стороне острова Кандаву; предполагается даже, что в ней будет устроена станция пароходов, содержащих сообщение между Сан-Франциско и Сиднеем. Бухта Сува на юге Вити-Леву тоже представляет хороший порт, также как Рева, несколько миль от Сувы.

Китоловы часто становятся на якорь у берега Макуата, острова Вануа-Леву и в бухте Савусаву на южной стороне его.

Юго-восточный пассат господствует с апреля по декабрь. С начала января до конца нарта ветры переменны и часто дуют очень свежо от N и NW, принося с собою проливные дожди. Это время совпадает с сезоном, посещающих иногда Фиджи, ураганов. Течения довольно неправильны, около некоторых островов они круговые, общее же их направление от SO [159] с NW. Высота прилива небольшая, от 3-х до 6-ти фут, самый значительный случается в проливе Сомосомо.

Деревья для рангоута можно получать из Насева, на южной части острова Кандаву, также как из Насавусаву на Вануа-Леву. Белых поселенцев на всей группе считается около 2,500 человек.

Торговых судов было в приходе 91, но в последний год число их почти утроилось; китоловов (все американцы), посетивших острова, 10. Вывозится отсюда хлопок, кокосовое масло, трепанг и черепаховая кость,— по данным 1868-го г. всего на сумму около 325.000 р. с.

Надо заметить, что вывоз хлопка в последнее время значительно увеличился. Предметами ввоза служат: материалы для постройки домов, оружие, земледельческие орудия, колониальные товары, вино, спиртные напитки, и проч. Конечно, никаких пошлин, ни портовых, ни таможенных не существует.

Как-бы ни были беглы предыдущие заметки, я полагаю, сказанного достаточно, чтобы оправдать предсказание богатого будущего островам Фиджи; по крайней мере, богатая почва, здоровый климат и успехи колонистов дают отчасти право на это; очень может быть, что относительно Австралии острова займут такое же место, какое Вест-Индия имеет для Америки, и что чрез несколько лет Левука сделается цветущим городом и средоточием торговой деятельности на архипелаге; этим замечанием мы покончим свою заметку, чтоб перейти в следующему острову, посещенному корветом во время плавания.

III.

Сан-Кристоваль.

(Из группы Соломоновых).

Утром 25-го июня мы подходили во входу в бухту Макира, расположенной на северо-западной оконечности вышеназванного острова, а около полудня бросили в ней якорь. Еще за несколько миль до якорного места нас встретило множество туземных шлюпок, одиночных и с противовесами (пироги); одна из них была очень красивая, как оказалось впоследствии, принадлежавшая начальнику, с концами, загнутыми как у гондол, выложенная перламутровыми раковинами и увешанная фестонами, [160] в роде кистей, из красной травы, а на корме, в виде украшения помещено было какое-то украшение в роде дракона. Все эти шлюпки очень легки и держались наравне с корветом, который шел, по крайней мере, узлов по 4 или 5. Когда мы бросили якорь, нас окружила целая флотилия лодок диких; вскоре приехал на корвет один из двух или трех европейцев, живущих на острове; он оказался выходцем из Соединенных Штатов, по фамилии Вильям Перри, а по прозванию Bill. Перри во все пребывание корвета был очень услужлив и полезен для нас, по переговорам с дикими, доставке припасов и проч. Не скрываясь, он рассказал, что молодость провел в Ост-Индской компании матросом; после войны в Индии вышел в отставку, служил на купеческих судах, бывал в Китае, Японии, держал boarding house в Бомбее, разорился, даже участвовал в торговле невольниками, одним словом, как говорится, прошел сквозь огонь, воду и медные трубы и, наконец, явился пробовать счастья на островах. Труды его до сих пор сопровождались успехом и оказались довольно прибыльными; в 3 года он выручил здесь около 3 тысяч руб. сер. Он занимается сбором у туземцев кокосового масла, трепанга и черепаховой кости, которые продает заходящим на остров судам.

Небольшой его дом, состоящий из хижины, построенной в местном стиле, и сараи, где хранятся запасы провизии и собираемые продукты, находится на северном берегу бухты у самого входа ее; на верху горы Перри развел небольшую плантацию, а возле дома рассадил апельсинные, ананасовые и другие деревья. Кокосовое масло дикие ему привозят не только с Кристоваля, но и с других островов, обыкновенно в бамбуковых, пустых внутри, длинных палках. Так как мы нуждались в осветительном материале, то Перри снабдил вас бесплатно несколькими пудами кокосового масла, которое превосходно горит и дает мало копоти; кроме того он доставил несколько свиней, большое количество таро и ямса, хватившего почти до Японии; последний овощ превосходно сохраняется в море, но нельзя сказать, чтоб он приходился по нашему вкусу. Перри решительно отказывался от всякого денежного вознаграждения и при нашем уходе подарил еще капитану туземную шлюпку, совершенно новую; но согласился принять немного пороху, рому, сухарей и троса — предметов, в которых он очень нуждался. Старый моряк заслуживает нашу общую благодарность и чрезвычайно облегчал сношения с дикими, потому что, хотя некоторые из них и понимают немного [161] по-английски, но объясняться на этом языке не могут. Значительные выгоды, получаемые Перри с промысла, вполне окупаются лишениями и опасностями, с которыми сопряжена жизнь среди диких, стоящих на самой низшей степени цивилизации; они почти все людоеды и десять лет тому назад прогнали французских миссионеров, из которых четырех съели. Недавно (прошло около 3-х лет) они завладели, торговавшей между островами, шкуной Marion Reny — и истребили весь экипаж.

В течении последних двенадцати лет погибло здесь от диких около пяти судов.

Поселение диких расположено на северном берегу бухты, хижины хуже и грязнее фиджийских; внутренность их очень неопрятна, свиньи, собаки и куры помещаются вместе с людьми. Мы заглянули в два или три «табу-лума», навесы, где собираются дикие во время пиршеств, для совещаний и в других важных случаях. В средине одного из них стояла лодка начальника, около 40 ф. длины и 5 ширины, украшенная раковинами, кистями травы и проч., а под крышей помещался целый ряд, правильно расставленных, человеческих черепов убитых неприятелей, изжаренных и съеденных в этом самом здании; мы даже видели кучу, наваленных у одной из стен, камней, служивших очагом для приготовления блюда. Дикие ходят голыми, с узкими поясами, почти бесполезными в смысле скромности. Замужние женщины прибавляют к поясу спереди бахрому, девушки же совсем поясов не носят. Многие из них татуируются, а во время войн раскрашивают тело и лицо; распространена также мода прокалывать среднюю перепонку носа, втыкая в отверстие круглую, в виде кольца, раковину или что-нибудь подобное; часто также прокалывают и уши, которые страшно растянуты вставленными свертками какого нибудь листа или цилиндрическими деревяшками, иногда около одного вершка в диаметре. Почти все жуют бетель, отчего у них внутренняя сторона губ отвратительно красна, и страстно любят табак, почему он составляет главный предмет мены, также как бусы и бисер. Многие из диких носят на шее перламутровые в виде полумесяца раковины, а на шее и голове ожерелья из белых, мелких ракушек. Парадный костюм их состоит из множества колец, выделываемых из раковин, иногда целыми десятками надеваемых на руки, и из пояса, состоящего из нитей, унизанных бисером или крошечными кружечками из раковин. Некоторые из женщин ухитряются в самом [162] кончике носа продолбить небольшую ямку, в которую вставляют наклонно тонкую раковинную или коралловую палочку. По наружности жители принадлежат в папуанскому племени, цвет кожи темный, оттенком светлее чем у негров, волоса большие, курчавые, часто взбитые в верху, голову ничем ее покрывают, но часто вставляют в волоса гребень, с привешенною кистью из красной травы. Обычая, свойственного фиджианцам намазывать волоса известью, здесь не существует. Они хорошо сложены, не безобразны лицом и кажется миролюбивы, по крайней мере, это можно сказать про береговых жителей, в сношениях же с племенами, населяющими внутренность островов, по словам Перри, следует быть очень осторожными. Во время трехдневной стоянки нам удалось довольно близко познакомиться с туземцами, мы съезжали на берег почти всегда вооруженными, а на корвете ночью ставился усиленный караул; но все эти предосторожности оказались напрасными, дикие ни разу не выказали враждебных намерений, навезли нам множество своего оружия, копий, стрел, палиц, но с украшениями расставались неохотно, а перламутровых, в виде полумесяца, раковин нельзя было достать ни за какие соблазны. Благодаря благоразумию Перри, удерживающегося от распространения между дикими спиртных напитков, пьянство между ними неизвестно; жители не приготовляют даже кавы, напитка, общего всей Полинезии, а только листьями ее закусывают известь, выжигаемую из коралла, и которую они почти постоянно едят из бамбуковых трубочек. Пищу туземцев составляют бананы, таро, ямс, кокосы и другие мелкие орехи, в роде американских, чрезвычайно маслянистые, обыкновенное же их блюдо — «тальма», род теста из смеси орехов, бетеля, ямса и кокосов, которому предварительно перед печением дается прокиснуть.

Относительно религиозных верований я не мог получить от Перри никаких положительных сведений. В Табу-лума я видел каких-то грубо вырезанных истуканов, но это кажется не идолы, а просто украшения. Летосчисление у диких ведется по переменам луны, названий дней нет, год «тон-хула» содержит 10 месяцев, последние называются по времени поспевания таро, ковосов, прихода в бухту известной рыбы и т. д.

Жрецов нет. Нравственность весьма не строгая. За глиняную трубку и кусок табаку можно купить здесь любую местную красавицу; мужья иногда наказывают очень строго [163] своих жен за тайную измену, но делают это просто потому, что в этом случае все вознаграждение достается одной стороне, но сами они не прочь заключить сделку и уступить на время другому права супруга.

В архипелаге каждый год крейсирует несколько мелких купеческих судов от 80-ти до 100 тонн, собирающих трепанг, кокосовое масло и проч.

Бухта Макира часто посещается этими судами, также как и китоловами, преимущественно американскими; последние заразили жителей сифилитической болезнью, которая до тех пор была неизвестна. Несколько лет тому назад на островах свирепствовала эпидемия в роде азиатской холеры, от которой умирали целыми сотнями, с тех пор она не повторялась. Одно из наших развлечений, можно сказать единственное, было катанье на местных шлюпках с противовесами, весьма легко опрокидывающихся, почему дело не обходилось без частых купаний; в бухте много акул, но купаться можно совершенно безопасно, несчастных случаев еще не бывало. Чем объясняется такое благородное поведение акул, сказать не умею.

Относительно природы островов, их климата, производительности и проч. мы не могли собрать сведений; по словам Перри, остров может производят табак, хлопок, который несколько лет тому назад был разведен бежавшими с китоловного судна матросами, сахарный тростник и проч.; наиболее удобными местами для плантаций могли бы служить плоские возвышенности гор, часто тянущиеся на несколько миль. На острове находится много серы, забираемой приходящими судами, есть и железная руда.

Приливы и отливы, по замечаниям того же Перри, здесь очень неправильны. Ветер в течении 9-ти месяцев из 12-ти дует из остовой половины компаса, в ураганное время, в январе, феврале и марте, ветер дует от NW до S. В бухте, утром около 10 часов ветер бывает с берега, после того с моря; потом около 4 часов по полудни начивается опять береговой бриз и течение от берега. Вышеприведенными краткими заметками, я, в сожалению, должен ограничиться по описанию островов, о которых не существует почти никаких печатных источников. Во многих английских сочинениях, специально трактующих о Полинезии, о Соломоновых островах даже не упоминается, а в лоциях, как, напр., у Финдлея, только приводятся краткий очерк [164] истории их открытия и разные чисто гидрографические заметки. Шкипера мелких купеческих судов, крейсирующих в архипелаге, заняты своим промыслом и не подготовлены в подобного рода занятиям. Военные суда заходят редко (из русских, наш корвет первый посетил бухту Макира), поэтому до учреждения на островах постоянных миссий трудно и ожидать получить подробные сведения об этом еще столь мало известном архипелаге, честь открытия которого принадлежит Альваро Мендана в 1567-м году; точное положение его не было известно до путешествий Картере в 1767 году, и Бугенвиля в 1768-м. Позднейшие и наиболее достоверные, хотя далеко неполные, сведения были доставлены знаменитым и несчастным Дюрвилем, в 1838-м году в его плавании на «Астролябии». Архипелагу дано название «Соломонова» с тою целию, чтобы побудить испанцев предполагать, что это те самые острова, с которых Соломон вывозил золото для украшения храма в Иерусалиме, и тем вызвать их скорейшее население.

IV.

Остров Уалан.

(В группе Каролинских.)

12-го августа около полудня мы увидели берега этого острова, A на следующий день, благополучно миновав довольно узкий проход, ведущий в бухту Кокиль, бросили якорь почти на том самом месте, где сорок лет тому назад стоял корвет «Сенявин», под начальством капитана Литке.

Бухта имеет полукруглую форму и берега ее окружены непроницаемым поясом мангровых или манглевых дерев, любящих влажную, болотистую почву и подобно панданам, пускающих корни со ствола и с ветвей вниз; эти корни потом вростают в землю, перепутываются и делают берега совершенно недоступными для шлюпов, кроме узких проходов большею частью в устьях ручьев и речек.

Почти все время нашей стоянки шел дождь; сначала мы собирали воду в систерны, а потом бросили,— ее некуда было девать. В последние дни погода несколько прояснилась, что позволило нам осушиться и вытировать стоячий такелаж. Когда мы подходили к рифу, к нам выехал на встречу вельбот, [165] под парусом, на котором сидело несколько туземцев, одетых в рубашках и соломенных шляпах. Шлюпка пристала к борту, гребцы вышли на палубу, и один из них Лакелкса, оказавшийся местным учителем, первый доставил нам кое-какие сведения об острове, которые он мог передать довольно сносно на английском языке.

В глубине бухты лежат два небольших острова; на ближайшем к выходу построены хижины и живет несколько туземцев; против островков впадают две речки или лучше сказать два рукава одной и той же речки, которую мы поехали в тот же день осмотреть на вельботе. Она извивается между мангровыми кустарниками и вскоре до того съуживается, что грести уже нельзя, а можно только толкаться. Речка течет по топкой, илистой почве. Воздух пропитан сыростью и каким-то болотным запахом, деревья покрыты тысячами разных паразитов, мхов, папоротников и проч.

Внутренность острова, вследствие обильной влажности, поросла чрезвычайно густой растительностью, задерживающей движение воздуха, и климат поэтому очень нездоров.

Жители, для избежания вредных условий, селятся преимущественно по берегам или на островках, продуваемых ветром. Мне также здесь говорили, что прежде население было гораздо гуще, а теперь быстро вымирает, всего осталось около 300 или 400 человек; господствующая болезнь какая-то лихорадка. Жители все малайского племени, оливкового цвета, с прямыми, черными как смоль, волосами, черты лица и его выражение у многих туземцев мало чем отличаются от кавказского типа; все они, за исключением 50 человек, христиане, протестантского исповедания. Белые миссионеры (американцы) уехали с острова по причине расстройства здоровья. Они оставили после себя добрые следы, видимые повсюду, и подготовленных ими же местных учителей из туземцев; на острове четыре церкви, в которых бывает несколько раз в неделю служба.

На другой день по приходе в Кокиль-бэй, несмотря на проливной дождь, я, Б. Ф. и несколько человек из молодежи отправились на другую сторону острова, в Леле — главное селение, где живет король и начальники.

Мы сожалели впоследствии, что не отправились туда на шлюпке, а предпочли идти сухим путем,— потому что настоящей дороги не существует и нам приходилось брести в лесу почти по колено в воде, спотыкаясь о колючие сучья, пни, [166] задевая за нависшие корни панданов и к довершению всего пронизываемые насквозь дождем. Такого рода путешествие продолжалось по крайней мере часа два; я уже порывался вернуться, но не мог склонить к тому вашу компанию, не поддававшуюся печальным обстоятельствам, бодро, с шумом и смехом встречавшую все невзгоды. По дороге мы занялись охотой на угрей и убили двух из них палками; действительно, мутный разлившийся ручей, по которому мы брели, кишит этой рыбой, и будь у нас какое-нибудь орудие в роде копья, мы бы набили их множестве. Мы очень обрадовались, когда вышли на морской берег, здесь уже ноги не вязли в мягком иле и мы могли удобно идти по песку; на пути нам попадались много ручьев отличной пресной воды, около них обыкновенно стояли хижины. У одной мы остановились для отдыха; туземцы предложили нам бананов и печеного хлебного плода, который показался мне после усиленного моциона очень вкусным, но нас мучил не голод, а жажда; солнце, стоявшее в это время вертикально над головою, жгло невыносимо; чего, казалось, мы бы не отдали в эти минуты за кусок льду! Под тропиками одна мысль об нем дразнит и раздражает воображение, пришлось ограничиться молоком из кокосов, целую кучу которых нам набросал один из туземцев, с быстротою и ловкостью взобравшийся на дерево, при чем они обыкновенно чем-нибудь связывают себе ноги. Пройдя по берегу около двух миль, мы увидели наконец бухту Леле, на восточном берегу острова; в глубине ее на островке виднелись дома селения — цели нашего странствия. Оставалось переправиться и мы это сделали самым первобытным образом, прямо вброд. Уже вблизи берега выехало к нам на встречу несколько лодок. Нас встретило чуть ли не все селение, при чем мы были поражены видеть всех жителей одетыми, мужчин в рубашках, а часто и нижнем платье, женщин в ситцевых, большею частью, синих блузах или юпках. Глаз, привыкший в наготе жителей других островов, невольно удивлялся. Женщины не носят волос длиннее как до плеч, расчесывают их посредине и часто подбирают их полукруглым гребнем, многия из них казались миловидны, а некоторые из мужчин положительно останавливали наше внимание своею красивою наружностью. Узнавши, что на острове живет один белый поселенец, мы прямо к нему и отправились, как единственному лицу, которое могло нам доставить разные подробности и сведения об Уалане. Нас повели по тротуару, грубо настланному из кораллового плитняка; ими [167] соединены почти все дома на острове, что объясняется частыми дождями, которые, при отсутствии таких дорог, сделали бы сообщение между хижинами невозможным. Европеец, встретивший нас у своего дома, оказался мужчина огромного роста, С рыжею бородою, с физиономией, внушающей мало доверия. Он пригласил нас войти в хижину, довольно просторную, устланную цыновками, с развешанною по стенам разной утварью, оружием и с дымившимся посредине очагом, около которого сидело три женщины, чуть ли не три спутницы жизни вашего хозяина, привезенные, как он вам впоследствии сообщил, с каких-то под экваторных островов. Рыжая борода оказалась далеко не радушным хозяином, очевидно он был с нами настороже и очень не сообщителен. Между тем совершенно стемнело. Возвращаться ночью, по той-же ужасной дороге, было немыслимо. Следовало подумать об ночлеге, обсушиться и позаботиться об ужине. Рассчитывая на большее внимание со стороны короля, мы пошли к нему; действительно, тот встретил нас очень любезно и вероятно для большей важности надел, с трудом застегивавшийся у него на груди, сюртук, который потом, не выдержав, сбросил. Мы пожали ему и королеве руки, объявив, что пришли искать приюта на ночь,— на что благородная чета вам объявила, что их дом в полном нашем распоряжении. Королева молодая женщина и была бы недурна, еслиб ее не безобразили продырявленные и отвисшие уши. Она понимает по-английски, так что я мог довольно легко объясняться. Промокши до костей, я отправился в другую хижину, королевскую кухню, где видел горевший посредине костер, и присел просушиться. На очаге стоял котелок с готовившейся для нас курицей; кругом сидели полунагия фигуры диких, подкладывавших скорлупы кокосов в огонь. Сцена была довольно фантастическая: черные лица диких, освещавшиеся по временам вспыхивавшим пламенем, их тихий носовой говор, беззвездная с нависшими тучами ночь, мелькавшие на дворе какие-то тени, отдаленный грохот морского прибоя, все это настраивало воображение к тревоге, вызывало мысль об опасности, несмотря на револьвер за поясом и полную уверенность в противном. Впрочем лет пятнадцать тому назад, не более, наше положение могло бы быть совершенно другое: не далее, как в пятидесятых годах, здесь были вырезаны экипажи: кораблей «Waverley» и «Harriet» (Voyage of H. B. M. Serpent. Nautical Magazine 1854). [168]

Вскоре вас позвали ужинать; на столе стояла курица, хлебный плод, таро и жареные бананы. Мы не заставили себя просить и через несколько минут бананы, курица и проч. исчезли безвозвратно. Король не принимал участия в вашем ужине, а только издали любовался общим аппетитом. Затем нам притащили два шерстяных одеяла, подушки, несколько цыновок, мы поспешили завладеть ими и разлеглись как попало. Ночник с кокосовым маслом мы оставили на столе; вскоре молодые члены нашей экспедиции захрапели, а я и Б. бодрствовали: каждый легкий шум заставлял невольно безпокоиться, вздрагивать. Вдруг раздались где-то недалеко тихие, довольно стройные голоса, певшие псалм. Я и Б. вышли. Напротив нас в хижине, освещенной лампочкой, сидело на полу несколько фигур, король присутствовал тут же немного в стороне. Пели гимн. По его окончании одна из нагих фигур стала читать довольно длинную молитву, все слушали с поникнутыми головами и, как нам казалось, с большим вниманием слова молитвы. Когда встал король, все поднялись за ним. Странно как-то казалось видеть этих людей, про которых напуганное несколько воображение готово было рисовать разные ужасы, в благоговейной молитве, поющими гимн!

И всю эту перемену, весь этот нравственный переворот в диких натурах совершили два, три человека протестантских миссионеров!... На следующий день мы собирались отправиться пораньше, но дождь задержал вас. Обратный путь был легче, потому что часть его мы сделали в лодке, а потом шли все морским берегом. Через несколько часов мы были на корвете и могли наконец переодеться в сухое платье.

Думают, что первые сведения о Каролинских островах были доставлены португальцем Diego de Roche в 1525 году, но кажется, что это предположение не имеет основания; наиболее прав на открытие принадлежит мореплавателям Villalopos и Miguel Lopez de Legaspi. Наконец, в 1686-м году испанский адмирал Don Francisco Lazeano открыл большой остров, которому он дал название Каролина, в честь царствовавшего короля Карла II. Труды Литке и Дюперре представляют позднейшие и наиболее полные известия об этих островах.

На Уалане три бухты: Кокиль, Леле и Лотин. Более всего посещаются последние две, преимущественно китоловами, которых заходит около 20-ти судов в год. Леле [169] открыта восточным ветрам, а потому выход из нея, во время господства пассата, затруднителен; в этом отношении Кокиль-бэй имеет преимущество, будучи защищена с востока горами острова, но выход из нее по причине узкого прохода, как мы это изведали собственным опытом, сопряжен тоже с неудобствами. По этим причинам порт Лотин, или как здесь его называют South Harbour, начинает преимущественно посещаться судами, так как расположение гавани, имеющей доступ с юга, делает бухту удобною как для входа, так и выхода.

Климат очень влажный, дожди части, менее всего им подвержены ноябрь, декабрь и январь, когда ветры случается дуют от S и W. На острове можно достать живность, свиней, таро, бананов, ананасов, кокосовых орехов и проч. Табак, глиняные трубки и водка, которые с такою жадностью принимались на Соломоновых островах, здесь не идут на промен; больше всего спрос распространен на ситец, которого мы не имели, почему приходилось платить деньгами: за свинину по 5-ти сентов за фунт, за курицу по 1/4 доллара, за рыбу, таро, хлебный плод и фрукты по уговору. Надо сказать, что при уплате денег приходится покупщику более руководствоваться своею совестью, чем спросом продавца, потому что всякая монета, начиная с шиллинга, может сойти за доллар, так как туземцы кажется только и знают слово «доллар», но не имеют понятия о стоимости этой денежной единицы.

Некоторые из диких, однакож, курят табак; выкурив трубку, они закладывают ее в дыру уха, а потом заворачивают его, чтоб трубка не выпадала. При отсутствии карманов такое хранение курительного снаряда довольно удобно и, кажется, в глазах жителей служит еще украшением. Рыбу, в особенности угрей, можно достать в изобилии и дешево; но рыба вообще не вкусна, имея твердое мясо, а угри скоро портятся. Я уже выше упоминал, что почти все жители носят рубашки, что лучше всего показывает, что они имеют частые сношения с европейцами, которым променивают живность, зелень, фрукты, кокосовое масло и черепаховую кость; для собирания последних двух продуктов на острове поселилось двое белых, но по недостатку денег и трудности, при малом населении, достать рабочие руки, они бросили это занятие и теперь живут в полном бездействии, дожидаясь вероятно прихода судна, чтоб оставить остров.

Хижины диких отличаются по наружности от виденных [170] мною на других диких островах высокой, вогнутой крышей; вероятно такое устройство дается для легчайшего стока воды; стропила, соединительные балки, раскосины и другие деревья не кладутся на замок, а довольно искусно связываются многими шлагами тонкой веревки из кокосовой шелухи; стены состоят из вертикальных тонких жердей, поперек которых наложены небольшие дощечки, похожия на нашу дрань; эти дощечки привязаны тоже шнуром.

У богатых двор снаружи хижины устлан грубыми, тростниковыми циновками, а внутренность хижин тоже циновками, но только более тонкой работы.

Посередине обыкновенно помещается очаг. Часто хижины делятся перегородками на отделения; утвари видно мало; почти в каждом доме стоят два, три наклонных желоба с подставленными сосудами; на эти желоба кладется растертый кокосовый орех и масло постепенно стекает вниз. Так как при этом нет выжимания, то понятно, что очень много материала тратится непроизводительно. Почти все жители обзавелись жестяными, небольшими лампочками или ночниками; кокосовое масло горит превосходно и суда всегда могут рассчитывать получить его в небольшом количестве.

Женщин мы большею частью заставали за небольшими станками, за которыми они ткут пояса. Нитки берутся из бананника, они их окрашивают в разные цвета; желтая краска добывается из аррорута. Такие пояса ткутся очень медленно, одна женщина тратит иногда три недели на работу пояса, и между тем многие из нас покупали их по шиллингу за штуку. Очевидно здесь «время не деньги».

Пища островитян преимущественно растительная, ее составляют хлебный плод, таро, бананы, кокосы.

В праздники прибавляется свинья, курица или рыба. Свиней и собак очень много. Эти животные живут здесь, кажется, в полном согласии, я видел суку, кормившую очень покойно поросят. Прежде собак откармливали и ели, этот обычай сохранился еще до сих пор на некоторых островах Океании, но здесь он вероятно выведен миссионерами. На острове много голубей и диких кур, которых можно настрелять какое угодно количество.

Мужчины татуируются, проводя черные черты вдоль ног на подобие узких лампасов; у многих я видел разные знаки, часто надписи на руках; очевидно это заимствовано от матросов с китоловных судов. По словам жителей, на острове [171] можно с успехом разводить хлопок, сахарный тростник, табак и проч. Очень может быть, что впоследствии, когда колонизация достигнет Каролинских островов, то Уалан, как передовой из них, обладающий хорошими гаванями, сделается цветущим и богатым, но следует опасаться, чтобы при существующей смертности все население острова не перемерло. На острове много вампиров, сильно вредящих хлебному дереву, есть несколько рогатого скота и коз. Население преимущественно группируется около восточного и южного берега. Лодки, употребляемые туземцами, такие же, как на Соломоновых островах, разница заключается только в размерах. По приказанию капитана здесь произведены были наблюдения над приливом, высота коего найдена от 4-х до 6-ти фут.

Я записывал для себя слова наречия, которым говорят на Уалане, со слов королевы, а потом проверил при помощи местного учителя Ликэикса; но это может интересовать одних лингвистов.

В. Линден.