ЛИНДЕН В. М.

В ТИХОМ ОКЕАНЕ

(Из кругосветного плавания “Боярина").

I.

Очерки Тасмании.

Корвету «Боярин» во время плавания из Европы к берегам Амура пришлось посетить некоторые порты Австралии и между ними Гобарт-тоун, столицу Тасмании, который со времени пребывания в двадцатых годах настоящего столетия шлюпа «Ладога» не видел русского флага. Радушие, оказанное жителями во время довольно продолжительной стоянки, их готовность доставить все желавшиеся сведения, подали мне мысль написать очерк колонии, так мало известной у нас; я коснулся при этом также некоторых более частных подробностей пребывания нашего корвета в гостеприимном порте, которые могут не представлять общего интереса, и потому тех из читателей, которым эти подробности покажутся скучными, я попрошу прямо перейти ко второй половине очерка, посвященной собственно описанию острова.

________________________

12-го мая 1870-го года мы увидели скалистые берега Тасмании, а на другой день утром вошли в р. Дервент, на которой лежит столица острова, Гобарт-тоун. Перед входом [122] в реку стоит маяк Iron pot, на котором живут лоцмана; от этого места до города считается 11 миль. Утро было великолепное, теплое. Волнение улеглось. Острова Леди Франклин и Бруни закрыли нас от океана; мы плыли по гладкой поверхности моря, точно по озеру. По обеим сторонам тянулись высокие холмы, густо поросшие лесом, спускающимся в некоторых местах чуть не до воды. Маленькие заливчики, забегающие вперед мыски, разнообразят линию берега, а высокие, синеющие в дали и как бы наложенные друг на друга силуэты гор составляют красивый фон общей картины, немалым украшением которой служат разбросанные по склонам холмов дачи, фермы с их садами, рощами и полями разных цветов и оттенков, начиная от ярко зеленых всходов, золотистых красок убранного хлеба и кончая темными полосами вспаханного поля. Впереди белели здания Гобарт-тоуна, прислонившегося у подножия горы Веллингтон, вершина которой куталась в облаках. Река против города несколько расширяется, и закрытая изгибами берегов принимает вид озера. Всякий новый вид, обладающий хотя сколько-нибудь новыми чертами, имеет свойство вызывать сравнения и путешествовавшие по Швейцарии говорили, что Гобарт-тоун напоминает Женеву: Дервент заменяет озеро Лемф, а гора Веллингтон может быть принята за Салев. Сравнение, конечно, ограничивается только этими внешними чертами. Лишь только вы вступили на берег, вас поражает совершенно английский характер места. В городе не встречается зданий, которые могли бы иметь претензию на изящную, величественную архитектуру. Liverpool street, это — Невский проспект Гобарт-тоуна; она пестрит в глазах магазинами, вывесками, наиболее оживлена торговым движением, экипажами и зеваками. Macquarie street, поднимающаяся в гору, самая фешенебельная; здесь помещается несколько банков, школ, церквей, из которых St.-David's самая древняя, много правительственных зданий; из них самое красивое Town-Hall, с большою в два света залою. Эта зала служит местом собраний при выборах и т. п. Недалеко от Town-Hall, на месте, где прежде стоял губернаторский дом, теперь раскинулся очень красивый небольшой сквер. На самом возвышенном месте поставлен памятник сэру Джону Франклину, бывшему некоторое время губернатором острова. Памятник очень хорошего рисунка и тщательной отделки; подле него поставлена русская пушка, чуть ли не трофей Бомарзунда; по очень понятному чувству деликатности, ее закутали тщательно чехлом, так что мне не удалось на нее и взглянуть. [123] Но я удаляюсь от намерения рассказать последовательно, насколько позволяет память, главные обстоятельства нашего пребывания в Тасмании. Пора вернуться на корвет, который стал в нескольких саженях от берега. На пристанях собрались целые толпы любопытных; многие из них на шлюпках сновали кругом корвета, высаживая, по обыкновению, разных комиссионеров и поставщиков, предлагавших свои услуги. Вскоре приехал к капитану с визитом колониальный секретарь и здешний премьер Джемс Мильн Вильсон, а я был послан к губернатору с уведомлением о приходе корвета. Съехав на берег в эполетах, я имел несчастие привлечь внимание здешняго назойливого юного поколения, и спешил укрыться от их преследования в первом попавшемся экипаже. Губернаторский дом — настоящий дворец (стоил колонии с отделкой около 600,000 р. с.) и выстроен за городом, на возвышенности, с которой открывается широкий вид на оба конца реки.

Меня встретил секретарь губернатора, m-r Чичестер. Обменявшись приличными случаю фразами, он предложил представить меня губернатору, но я, не желая беспокоить последнего, просил передать ему сказанное, и откланялся.

В день нашего прихода, губернатором давался бал по случаю рождения королевы. Капитан и офицеры получили приглашение. Это был первый вечер, со времени оставления Кронштадта, где мы имели случай опять видеть общество. После представления всех офицеров губернатору, сэру Du-Cane и лэди Du-Cane, мы были приглашены принять участие в танцах. Бал оказался очень оживленным, приглашенных было около 500 человек. Отличный оркестр, яркое освещение, великолепная обстановка залы, блестящие костюмы дам и красивые английские военные мундиры представляли весьма эффектную картину. Ужин и открытый буфет были очень изящно и богато сервированы. Губернатор и его секретарь были в шитых золотом мундирах, белых штанах, чулках и башмаках.

На другой день корвет салютовал нации, на что мы получили ответ с баттареи, на которой, по неимению королевских войск, прислугу у орудий составляли волонтеры.

В этот же день капитан делал визиты некоторым оффициальным лицам в городе. Корвет, между тем, стал деятельно готовиться к посещению публики, которой было объявлено чрез посредство здешней прессы, что ранее известного срока, необходимого для приведения судна в порядок, она к осмотру допущена быть не может. Наконец, 17-го мая [124] корвет был готов, выкрасился, вычистился, вымылся. В два часа от пристани отвалила первая шлюпка с посетителями, на ней вторая, третья.... Наконец, целая флотилия их окружила корвет, высаживая пеструю публику. Верхняя и нижняя палубы были положительно запружены посетителями, залезавшими во все углы, в шкиперскую, малярную, в водяной трюм — одним словом всюду. Все эти сокровенные места были безукоризненно чисты, что вызывало всеобщее удивление и одобрение. Главное внимание обращала на себя наша артиллерия и ружья Баранова. Со спуском флага публика стала разъезжаться, выставка кончилась.... Мы могли вздохнуть свободнее. В этот день перебывало народу около 2,000 человек!

В следующие затем дни, с двух до пяти часов корвет оставался открытым для посетителей, продолжавших свои визиты, но с несколько меньшим усердием. Tasmanian Club прислал приглашения капитану и офицерам состоять почетными членами во время нашего пребывания в порте. Клуб занимает хотя не роскошное, но очень удобное помещение в доме, которого большая половина принадлежит отелю Webb, лучшей гостиннице в городе. За прилавком ее bar-room'а постоянно толпились в известные часы наши офицеры и местная молодежь, расточавшие комплименты хорошенькой, стройной белокурой мисс Алисе, дочери хозяина отеля, быстро исполнявшей с постоянной улыбкой на устах многоразличные требования по части утоления жажды ее поклонников и еще более быстро сбиравшей обильно сыпавшиеся шиллинги и сикс-пенсы. Во всех городах Австралии за bar'ом всех гостинниц, даже таверн, вы всегда встретите молодых девушек, более или менее хорошеньких. Цель достигается вполне — bar-room'ы редко бывают пусты,— хотя, конечно, такое применение женской красоты к практическим целям жизни едва-ли может назваться строго нравственным. В пятницу, 15-го мая, капитан и все свободные офицеры были приглашены на бал в Assembly rooms; он начался около десяти часов вечера с приездом губернатора и его лэди.

При входе их в залу все встали, раздался God save the Queen, после чего танцы начались вальсом и продолжались до 2-х час. ночи. Климат Тасмании считается лучшим между всеми австралийскими колониями; этим можно объяснить свежесть и красоту здешнего населения. Услужливые кавалеры не замедлили нас представить местным красавицам, и вечер был проведен нами очень приятно. На другой день мы опять танцовали на вечере у директора одного из здешних банков. [125] Семейство его оказало наиболее внимания и радушия в отношении наших офицеров.

Среда, 20-го мая, была назначена для осмотра правительственных и благотворительных заведений. По съезде на берег мы сели в ожидавшие нас экипажи, и в сопровождении колониального секретаря Вильсона, министров Ботлера и Чапмана поехали по городу. Первое из посещенных нами мест было здание парламента, довольно скромное по наружности и внутренней отделке. Мы были встречены и проведены по залам гг. Голлом и Ноуэллем, секретарями, первый — палаты представителей, второй — законодательного совета. Из парламента мы отправились далее; осмотрели ратушу (Town-Hall), o которой я имел случай упоминать выше, главный суд (Supreme Court), музеум, состоящий из одной большой залы и содержащей разные предметы естественной истории, из которых некоторые весьма плохо препарированы; между прочим, в музее хранятся черепа казненных в Тасмании преступников; затем бегло осмотрели таможню, почту, замечательно удобно и хорошо организованную; госпиталь, не отличающийся ни чистотой, ни хорошей вентиляцией, и наконец тюрьму, устроенную по английскому образцу.

Преступники по категориям помещаются вместе или в отдельных келиях, которые не отапливаются и сыры. Заключенные употребляются для общественных и правительственных работ, как-то: для проложения дорог, ломки камня и проч. Виновные в более тяжких преступлениях отсылаются в порт Arthur, где, нам говорили, тюрьма устроена со всеми новейшими усовершенствованиями и представляет образцовое заведение.

Смертная казнь производится чрез повешение и не публично, а в здании тюрьмы, в присутствии немногих свидетелей. Статистические данные указывают на малое число преступлений в колонии, что объясняется счастливым положением страны, дешевизной жизни и дороговизною труда — условиями, редко совпадающими вместе. Следующий ваш визит был в приют стариков, не имеющих сил, по старости или нездоровью, добывать себе пропитание. Этот приют носит название Brick-field's Establishment; правительство содержит здесь около 200 человек на полном иждивении. Четыре ряда двух-этажных, почерневших и непривлекательных по наружности домов составляют замкнутый четыреугольник, оставляя в средине место для обширного двора, не отличающегося чистотой и не представляющего заманчивого места для прогулки бедных инвалидов. Комнаты хотя чисты, но почти все без потолков, [126] а в столовом зале я даже заметил просвечивающееся через крышу голубое небо Тасмании, не всегда остающееся голубым и которое в осенние дни должно сильно беспокоить стариков; они имеют читальную комнату, на столах которой было разбросано несколько старых журналов и газет; тут же стоит довольно жалкое фортепьяно; на него, как на предмет роскоши, с некоторою гордостью указал мне один из сопутствовавших нам министров. Я вспомнил дырявую крышу....

Последним мы осмотрели Orphan School Asylum, где воспитывается до 500 человек обоего пола. Мальчики и девочки встретили нас, построенные во фронт по обеим сторонам аллеи, ведущей к зданию. Посредине стоял хор музыкантов-детей, игравший национальный гимн. Вид детей здоровый и свежий. В течение трех последних лет не было ни одного смертного случая; кто лучше всего рекомендует уход за сиротами и климат Тасмании. Приют расположен за городом, на очень красивой местности, я думаю, лучшей в ближайших окрестностях Гобарт-тоуна. Мы осмотрели спальни, столовые, классы. Дети, под руководством учителя, спели несколько гимнов и, между прочим, очень удачно исполнили «Ring the bell». В заключение, при нашем уходе, дети прокричали «three hearty cheers for captain Serkoff». За такую любезность ваш командир послал им на другой день около двух пудов конфект; начальник заведения, г. Ковердаль, благодарил капитана письмом за его подарок.

Окончивши осмотр приюта, мы приглашены на завтрак в г. Чапману, где собралось довольно значительное общество. Не обошлось без многочисленных тостов, из которых один был за здоровье русских дам.

19-го мая губернатор, в сопровождении своей супруги и секретаря, посетил корвет и был принят с подобающим церемониалом, салютом, посылкой людей по реям и проч.

Спустившись после осмотра судна в каюту капитана, где посетителям было предложено угощение, губернатор сказал несколько лестных слов командиру относительно чистоты и порядка, замеченных им на корвете, заявив желание почаще видеть русские суда в водах Дервента. В этот же день капитан, старший офицер и я обедали у губернатора. Стол был роскошно сервирован. Мы явились в эполетах, английские офицеры в мундирах, дамы были одеты по бальному. Обед и вечер были проведены очень мило. Господствовавшая натянутость, английская «stiffness», не позволяла обществу оживиться. Дамы более занимались рассматриванием кипсеков и [127] альбомов (очень спасительных в известных случаях), губернаторша составила себе партию виста, мужчины как-то неслышно разговаривали в разных кучках. В 11 часов мы откланялись. Если подобное времяпровождение принято во всех фешенебельных обществах Англии, оно далеко невесело.

22-го мая мы получили приглашение на ковцерт музыкального общества, дававшийся «Under the patronage of Capt. Serkoff and the Officers of R. I. Corvette Boyarin», в зале механического института. В 8 часов, в сопровождении мэра города, доктора Смарта (одного из любезнейших людей Гобарт-тоуна), мы вошли в залу и были встречены звуками «Боже царя храни», после чего начался концерт. Программа, напечатанная на белом moire antique и розданная нам, заключала между прочим и две русских пьесы: «По Дунаю» и «Тройку», обе исполненные очень удачно.

Во все время стоянки корвета мы постоянно получали от разных лиц приглашения, даже до некоторой степени стеснявшие офицеров, так как лишали свободы располагать временем по своему желанию; вследствие этого многие из нас не успели осмотреть окрестностей города, отличающихся, как нам говорили, красотой местоположения. Будущим русским посетителям Гобарт-тоуна советуем съездить в New-Norfolk, небольшое местечко, живописно расположенное вверх во реке Дервент, недалеко от которого находятся, устроенные для искусственного разведения лососей, так-называемые «Salmon ponds».

Подъем на гору Веллингтон также обещает, по словам жителей, много удовольствия любителю видов природы.

В отношении внимания и радушия, оказываемого нашим офицерам, многие семейства, можно сказать, соперничали между собою; наибольшею любезностью мы пользовались со стороны Gresley, Гарриса, директора высшей школы, Иннеса, спикера законодательного совета, Чапмана, колониального казначея, и др. Почти не проходило вечера, который бы мы не проводили в одном из этих домов.

Теснота помещения и отсутствие музыки не позволяли вам устроить никаких увеселений на корвете; желая, однакож, чем нибудь отплатить тасманским знакомым, мы устроили 25-го мая незатейливый пикник, пригласив некоторых дам и кавалеров. Забравши общество на ваших шлюпках и покатавшись с ними под парусами, мы высадились в Кенгуру-бэй, где занялись разными играми, пока воздвигалась импровизированная палатка из шлюпочных парусов и привезенных [128] флагов. Через час она была готова, кипел самовар и на раскинутом ковре расставлено было угощение. Завязалась оживленная, веселая беседа, в которой всегда так располагает улыбающаяся природа, свежий воздух и прогулка. Когда подано было шампанское и десерт, дамы, по принятому у англичан обычаю, хотели удалиться, но мы их удержали и дамские рюмки продолжали также часто наполняться вином, как наши стаканы. Уже совершенно стемнело, когда мы поднялись с мест. Грянула русская песня, зажглись фальшфейеры и мы тронулись в обратный путь. Пикник, несмотря на простоту и спешность приготовлений, удался вполне. Гости, повидимому, остались очень довольны.

Во время здешней стоянки мы давали обед некоторым офицерам расположенных здесь английских войск, и вскоре потом угощали литературный мир Гобарт Тоуна в лице редакторов и сотрудников главных местных газет, «Tasmanian Times» и «Mercury», в отплату за внимание и участие, принятое прессою в интересах вашего судна. Ежедневно столбцы газет были наполнены известиями об корвете. Даже ничтожные мелочи не ускользали от внимания здешних репортеров. Чистился корвет или красился, производилось ли ученье или какая-нибудь работа, на другой день это уже печаталось в газетах, под рубрикой «Boyarin». Вообще отзывы здешних печатных органов были очень лестны для нас. Вот, между прочим, для выдержки одна из заметок, относящаяся в корвету: «....Ничто не может превзойти любезности русских офицеров; их предупредительность и услужливость вызвали единодушную признательность со стороны гобарттоунцев. Самое судно, представляющее блестящий образчик корабельной архитектуры, которым мог бы гордиться британский судостроитель, было безукоризненно чисто как на верху, так и внизу, и по отличному виду делает честь командующему им и нации, которой оно принадлежит. Капитан Серков и его офицеры не щадили трудов и внимания в отношении посетителей, часто очень беспокойных, показывая им все подробности вооружения, которые обращали на себя внимание посетителей.... До сих пор наши граждане не имели случая познакомиться с русским типом, они могут заняться этим теперь не только к своей собственной пользе, но и к выгоде самих русских....»

В другой заметке говорилось: «....Присутствие в нашем порте судна отдаленной нации, неимеющей почти никаких сношений с колониями, которые еще так недавно смотрели на [129] нее с чувством опасения и вражды, не могло не принести нам пользы: оно расширяет сферу нашего наблюдения и знакомит с новыми предметами и людьми. Еще в 1854-м году мы страшились появления в нашей реке русского крейсера, как вестника разорения и ужасов войны; теперь мы приветствуем посещение «Боярина», как счастливый случай и искренно предлагаем ему свое радушие....» Это последнее замечание заставляет меня сказать, что колонии Австралии совершенно беззащитны и подвержены всем случайностям безнаказанного нападения, в случае войны Англии даже с слабой морской нациею, в особенности в наше время быстрых океанских крейсеров. Можно сказать, что колонии — самые уязвимые места Англии; впрочем, решенный теперь правительством отзыв войск из колоний вероятно заставит их позаботиться о средствах защиты, до сих пор почти не существующих. Капитан наш тоже давал обед, на который были приглашены некоторые из министров, мэр города и несколько наших офицеров. Не обошлось, конечно, без спичей; между прочим сущность речи Иннеса, спикера законодательного совета, считающегося здесь оратором, состояла в следующем: «Пребывание корвета «Боярин» в нашем порте хотя и случайное, имеет в наших глазах значение знаменательного события. Чрез посредство корвета мы знакомимся с русскими, которых до сих пор почти не встречали. Правда, сношения ваши с Россией еще не существуют, но кто определит время, при быстром движении России вперед, когда они начнутся? Это время может быть очень близко, ближе, чем мы подозреваем! Обмен дружеских чувств с корветом служит нам залогом продолжения таких же отношений к нации. Благо и слава ее народа, скажу более, благо всего мира зависят от успехов, которые делает Россия на пути мирного и могущественного развития неисчерпаемых сил этой страны. Предлагаю тост, господа, за успехи благих начинаний русских!...» За этим тостом последовало несколько других. Было уже очень поздно, когда гости поднялись из-за стола. При их съезде на берег люди были посланы по реям и корвет внезапно осветился фальшфейерами, горевшими из всякого порта, со всякого нока. При темной, безлунной ночи картина была очень эффектна. В среду, 27-го мая, назначен был день нашего ухода, но его отложили, в ожидании почты из Европы, которая должна была придти вскоре. Во вторник, 26-го мая, мы были приглашены в концерт, дававшийся музыкальным обществом в Town-Hall'е, Under the patronage of Capt. Serkoff... [130] и проч. Ровно в 8 часов мы вошли в залу, уже наполненную избранным обществом Гобарт-тоуна. Дамы, участвовавшие в хоре, были одеты в белых платьях, с лентами из русских национальных цветов через плечо. Несколько пьес на органе, преимущественно из «Un balo in maschiera», равно как хоры и соло были исполнены любителями очень хорошо. В заключение концерта г. Чапман, сын колониального казначея, взошел на эстраду и прочел прощальные стихи «Боярину».

По окончании чтения все общество, по предложению автора, соединилось в «three cheers for captain Serkoffr. Этим закончился длинный ряд приемов радушных гобарттоунцев. Почту, оказалось, мы ожидали напрасно,— она не привезла никаких писем. На другой день мы стали готовиться к походу, а в воскресенье, 31 мая, расстались, с тяжелым чувством грусти, с гостеприимными берегами Тасмании, оставившей во всех нас самые приятные воспоминания. Только одно обстоятельство помрачало несколько прошлое — смерть баталера Белавина, честного и очень способного человека. Кончина его вызвала искреннее сожаление всех сослуживцев. В печальной церемонии погребения приняли участие несколько лиц здешняго духовенства и хор музыки волонтеров. На другой день после похорон в газетах явилась статья за подписью какого-то Портсмута, предлагавшего подписку на построение памятника; в этом, впрочем, не предстояло надобности, так как памятник был уже заказан на деньги, пожертвованные капитаном и офицерами. Перед уходом он был готов и поставлен на место; тем не менее, заявление Портсмута свидетельствует о внимании к памяти нашего сослуживца, надгробная плита которого останется вместе с тем и памятником нашего пребывания в водах Дервента.

________________________

Тасмания, прежде известная как Ван-Дименова земля, получила свое название от Абеля Лиса Тасмана, голландского мореплавателя, посланного для исследования Южной земли (так называлась в то время Австралия) Антоном Ван-Дименом, губернатором Батавии в семнадцатом столетии. Тасмания лежит между 40° 15' и 43° 45' юж. шир. и 144° 45' и 148° 30' вост. долг., отделяясь от Австралии Бассовым проливом. Западный берег ее омывается Индийским океаном, а восточный Тихим. Тасман пристал к острову 1-го декабря 1642 года. Впоследствии, остров посетили Кук в 1779 г. и другие [131] мореплаватели, но честь открытия этой земли как отдельного острова выпала на долю Басса, врача английского флота. Наибольшая длина острова 230 миль, а ширина 190. Поверхность его достигает 24,000 кв. миль, т.-е. он только на 4,000 м. меньше Ирландии. Первое поселение, состоявшее из 367 человек ссыльных, было основано в 1804-м г. при губернаторе Коллинсе. В 1824-м г. провозглашена была губернатором Дарлингом независимость колонии от Нового-Южного Валлиса, в которому она до сих пор принадлежала.

В 1847-м году на острове уже было 5,500 ссыльных. В это время стал распространяться дух неудовольствия по поводу ссыльной системы и даже образовалась, так-называемая, австралийская лига, целью которой было заставить английское правительство отказаться от отправления на будущее время преступников в колонию. Это обстоятельство и открытие в 1851 году золота произвело желаемое действие на правительство. Оно поняло, что невозможно было бы держать в должном порядке ссыльное население вблизи открытых золотых россыпей. В 1853-м году была получена формальная депеша о прекращении высылки преступников.

По поводу этого радостного события были выбиты медали: колония как раз в это время праздновала юбилей своего пятидесятилетнего существования.

Климат Тасмании всегда отличался своею особенною здоровостью и отсутствием крайних температур, поэтому летом никогда не бывает особенно жарко, зимою — особенно холодно (Далее я привожу некоторые числовые данные, касающиеся метеорологических условий страны). В этом отношении Тасмания имеет большое преимущество перед австралийским материком.

Многие богатые жители Аделаиды, Мельбурна и Сиднея, страдая во время лета от невыносимо жарких ветров, несущих с собою пыль и песок, ищут на этом острове убежища и освежения. Большая часть его рек, берущих начало в горах, имеет быстрое падение и потому не разливаются в болота, производящие всегда вредные испарения. Годовое падение дождя умеренно и равномерно распределяется по всем месяцам в году. Одно из весьма компетентных лиц в колонии д-р Голл, исследовавший страну, говорит, что Тасмания, по здоровости климата, равняется, если даже не превосходит, самым известным в этом отношении местам Европы и в [132] особенности может служить для поправления здоровья, расстроенного долговременным пребыванием в тропиках.

Внутренняя часть острова до сих пор остается неизвестною и есть еще много мест только частию исследованных. Места, открытые по западному берегу, подают повод к хорошим заключениям обо всем остальном.

Центральная часть острова представляет плоскую возвышенность, средняя высота которой над уровнем океана около 3000 фут; на этой возвышенности лежат семь озер различной величины; общая их водная поверхность простирается до 175 квадр. верст. Эти озера служат источниками многих больших рек; р. Дервент, на которой лежит Гобарт-тоун, имеет 120 миль длины и судоходна как выше, так и ниже Гобарт-тоуна, где она имеет 2 мили ширины, на протяжении 40 м. от моря; р. Тамар судоходна до Лонгестона, Гуон (Huon), длиною 110 м., доступен пароходам почти на 30 миль. Эти реки и еще 11 других, никогда не высыхая, пролагают свой извилистый путь среди горных цепей, достигающих иногда высоты 5,000 ф. и слабо волнующихся холмов, составляя в общем итоге около 900 миль постоянно текущей воды. Около тридцати меньших речек текут в продолжении большей части года; кроме того множество мелких ручьев и горных потоков шумно прыгают в горных ущельях или спадают бурными каскадами с высоких скал и утесов, доставляя везде обилие чистой, пресной воды и освежая благотворно страну даже в то время, когда другие австралийские колонии страдают от томительной засухи. Вместе с этим речки служат отличным средством орошения полей и движущей силой для мельниц и заводов.

Базальтовые горы с их вершинами, покрытыми снегом в продолжении многих месяцев в году, бросаются в глаза, с какой бы стороны к Тасмании ни приближаться. Волнующаяся поверхность острова, покрытая, большею частью, лесом громадных дерев, спускающихся иногда с высоких холмов почти до самой воды, берег, изрезанный небольшими, но глубокими заливами и бухтами, с нависшими зазубренными скалами, и окаймленный местами небольшими живописными островками, все это может доставить любителю природы одно из самых величественных и прекрасных зрелищ. Пейзажи острова по рассказам многих путешественников напоминают часто красивейшие виды Германии, Швейцарии и Италии. Вот как говорит об этом Джемс Смит, библиотекарь при парламенте Виктория: «Окрестности Лонгестона очень напоминают Тоскану. [133] Мне все казалось, что долина р. Арно далеко простирается передо мной, опоясанная румяными Апеннинами. Вблизи реки Кора Линн скалы, укутанные зеленью, напоминали Via Mala и проход Шплюген, в Швейцарии. Часть же р. Дервент до Нового-Норфолька можно сравнить с Рейном. Фантастические скалы и неровные, стрельчатые утесы заменяют романические развалины замков классической реки Германии».

Золото еще не найдено здесь в большом количестве, но уже существует несколько компаний (Union Comp., Fingal Gomp. и другие), занятых его разработкою. Полагают, что когда западный берег будет лучше исследован, золото откроется в большем содержании; в этом случае здоровый климат и обилие воды для промывки золотоносного песку должны будут привлечь сюда множество рудокопов. Железо почти в чистом металлическом виде находится везде на острове, в особенности же на севере. Каменный уголь обыкновенный и антрацит найден на обеих половинах острова, также как и мрамор высшего качества. Во время пребывания нашего корвета, в Тасмании доживал последний из туземцев. Пятьдесят лет тому назад их было от 4,000 до 5,000 человек. Вскоре после первого поселения страшные жестокости были совершаемы друг над другом, белыми и черными, после чего число последних стало постоянно уменьшаться. Приводим несколько подробностей на основания ныне дознанных фактов.

В первое время занятия острова туземцы вели себя совершенно безвредно для белых, что, впрочем, не защитило их от жестокостей последних. Уже в 1810-м году губернатор Коллинс, для защиты черных, должен был издать приказ, что каждый виновный в нападении на черных и умерщвлении их подвергнется крайним карам закона. Во время управления губернатора Деви «стрельба по черным» сделалась очень обыкновенною, а во время полковника Сорреля, следующего губернатора, кража детей у туземцев и безжалостное обращение с их женщинами оставались совершенно безнаказанными. Нашелся негодяй, который хвастался, что захватил одну черную женщину, мужа ее убил и голову его повесив ей на шею, гнал несчастную перед собою как приз. Нет никаких причин думать, чтобы этот зверь в человеческом образе задумался исполнить то, о чем он рассказывал. Нет также сомнения, что и туземцы совершали много неслыханных свирепостей над белыми, в возмездие за то, что терпели сами.

Черные были доводимы до бешенства не только варварским [134] обращением с ними, но и с их женщинами и детьми. Дела приняли наконец такой оборот, что надо было решиться на какие-нибудь крайние меры. Губернатор Артур возымел мысль отправиться войною на черных, выставляя предлогом неудачу всех прежних попыток к их усмирению, и то обстоятельство, что собственности белых постоянно угрожает опасность, пока дикие пользуются свободой. Всем поселенцам было предложено ополчиться и, составилось нечто в роде облавы. Сила колонистов состояла около 5,000 хорошо вооруженных людей, а несчастных, ничего не подозревавших диких от 1,500 до 2,000 человек включая сюда женщин и детей; все их оружие состояло из палок и копий. Туземцев хотели окружить и загнать всех на Тасманов полуостров, но война с черными, несмотря на то что стоила около 30 тыс. фунт. стерл., оказалась совершенно безуспешною и не принесла никаких результатов; двое пленных туземцев были ее единственными трофеями. Там, где нельзя было действовать открытою силою, приходилось прибегнуть к нравственным мерам. Для этого дела нашелся вполне пригодный человек, некто Робинзон, бывший прежде простым каменьщиком. Проникнутый филантропическими идеями, и желая спасти туземцев от совершенного истребления, он стал во главе составившегося общества покровительства черным, приняв на себя звание защитника аборигенов (protector of aborigines). Изучив местный язык и нравы, Робинзон успел, при помощи нескольких приверженных туземцев, в течении пятилетнего промежутка времени захватить малыми партиями всех диких, которых отсылали потом на остров Флиндерс, в Бассовом проливе; этот пустынный, непроизводительный остров был избрав местом их нового жилища. Робинзон, в описании своих подвигов, говорит, что ему во всех случаях приходилось действовать только силою убеждения. Вряд ли это так. Не силе убеждения уступали дикие, расставаясь с своими родными лесами, а своему безвыходному положению. Если бы дикие знали, что их ожидает в будущем, они, вероятно, скорее бы решились умереть с голоду в своих трущобах, как затравленные звери, чем склониться на убеждения Робинзона. Жизнь их на острове Флиндерс была не лучше тюремного заключения. Один из посетивших остров говорит, что поселение диких скорее можно было бы назвать «зверинцем», чем жилищем людей. В начале деятельности Робинзона диких оставалось еще 700 человек, в 1850 году их было только тридцать, и несмотря на переселение в Oyster Cove, [135] недалеко от Гобарт-Тоуна, где их содержание было улучшено, заключение, перемена образа жизни и привычек оказались роковыми для их существования — детей более не рождалось. Таким образом, надежды Робинзона не оправдались; черная раса после коротвой борьбы с белыми погибла.

Существующая ныне форма правления установлена 24-го октября 1855 года и составляет как бы копию с английской конституции. Губернатор есть представитель интересов метрополии, а собственно колония управляется законодательным советом (Legislative Council) и палатою представителей (House of Assembly). Оба эти установления вместе называются, как везде в Австралии, парламентом. Члены обеих палат выборные.

Никаких условий собственности для того, чтоб быть членом не существует. Законодательный совет состоит из 15-ти членов, избираемых на шесть лет. Совет не может быть распускаем.

Необходимое условие, чтоб быть избирателем членов совета, состоит во владении собственностью, приносящей годовой доход не менее 315 р. с.; от этого освобождаются: все имеющие ученую степень, полученную в одном из университетов британского королевства, адвокаты, юристы, состоящие в списках, пасторы и офицеры, не находящиеся на действительной службе и прожившие в избирательном округе не менее года. Председательствующий член совета называется президентом.

Палата представителей состоит из 30-ти членов, избираемых на 5 лет, если палата, по какому-либо случаю, не будет распущена ранее этого срока. Условиями избирательства служат: владение недвижимою собственностью, оцененною не менее как в 630 р. с., аренда не менее как на 3 года недвижимой собственности, дающей 63 р. с. ежегодного дохода и, наконец, жалованье в 630 р. с. в год. Члены, принявшие какие-либо места у правительства выходят из палат. Председательствующий член называется спикером. Обе палаты владеют почти одинаковыми правами с тем только исключением, что совет не имеет права поднимать денежных вопросов. Система подачи голосов закрытая посредством баллотировки. Обе палаты действуют до сих пор совершенно согласно, столкновений еще не бывало. Вначале встречались некоторые затруднения, но впоследствии, с уяснением принципов конституции, причины к несогласиям мало по малу устранились.

Население Тасмании к 31-му декабря 1869 года состояло из [136] 101,592 чел. Оно увеличивается довольно медленно. Средним числом около 245 ч. в год, и если возрастание населения будет уменьшаться в существующей ныне пропорции, то чрез 7 лет число рождений сравняется с смертностью и с этого времени население начнет уменьшаться. Тасмания, как и другия австралийские колонии, нуждается в рабочих руках; их отсутствие объясняет малое развитие земледелия и заводской промышленности. В видах поощрения эмиграции местный парламент сделал распоряжение, по которому всякому взрослому, хорошо аттестованному колониальным агентом в Европе, эмигранту выдается удостоверение в наделении его землею на сумму 113 р. с.; эмигрант ниже 15-летнего возраста пользуется землею в половинном количестве. Единственным условием постановлено, чтобы эмигрант уплатил как за свой переезд, так и за переезд своего семейства и слуг. Кроме того каждый, желающий поселиться в колонии и приехавший туда на свой счет, получает свидетельство на право выбора в течении 12-тимесячного срока для себя одиннадцати, для жены восьми и для всякого из детей четырех десятин земли. Право владения ею, как собственностью, выдается, однакож, не ранее, как после пятилетнего пользования. До сих пор продано или роздано поселенцам около 3.760,000 акров земли, во владении правительства остается еще 13.000,000 акров. Коронные земли продаются по 1 ф. стерл. за акр, но всякий приобретающий землю на сумму, превышающую 15 ф. стерл. может рассрочить уплату на восемь лет. При покупке земли в количестве не меньшем ста акров вносится только одна тридцатая капитала по оценке 1 ф. стерл. за акр, с правом заплатить остальную сумму по частям в течении 14 лет. Если же земля не покупается, но арендуется в количестве не более 100 акров, то рента производится в размере шести пенсов за акр в течении первых двух лет, одного шиллинга в продолжении следующих двух лет и двух шиллингов за все остальное время.

Обработанной почвы в 31-му марта 1869 года считалось. 287,000 акров, лошадей 22,512, рогатого скота 105,450, овец 1.715,517 и свиней 55,222. Из предыдущих цифр видно, что население Тасмании далеко не соответствует ее протяжению; во время нашего пребывания ожидали прибытия нескольких сот немцев, которые по трудолюбию, трезвости, уменью обходиться малым, настойчивости в труде и знанию сельского хозяйства считаются здесь лучшими колонистами. [137] Труд (Поденьщик получает в сутки от 3-х до 6-ти шиллинг. Общая прислуга от 15-ти до 30-ти ливр. в год. ремесленники от 5-ти до 10-шилл. в день. Цены провизии: мясо за 1 ф. от 1 1/2 до 4-х пенсов; хлеб от 1 до 1 1/2 пенса за фунт, картофель от 4-5 шил. за 100 фунт.) в колонии очень дорог и рабочий смело может рассчитывать заработать здесь в три раза более, чем в Англии. Один из фактов, свидетельствующих о благосостоянии рабочего класса есть следующий: потребление чаю, сахару и мяса, сравнительно предметов роскоши для бедных людей в Tacмании, вдвое более того, какое приходится на каждого человека в Англии. Тасмания по преимуществу страна земледельческая, но к сожалению улучшенных способов хозяйства и обработки почвы почти не существует. Нет ни земледельческих обществ, ни земледельческих школ. Теперь на этот важный предмет начинают обращать должное внимание, и вероятно Тасмания в скором времени последует за другими образованными странами по дороге распространения полезных земледельческих знаний, лесоводства, огородничества и проч.

Мануфактур в стране почти нет, тогда как в других колониях, напр., в южной Австралии и Виктории оне уже начинают развиваться.

Прекращение высылки преступников неоспоримо имело влияние на упадок торговли, потому что правительство затрачивало прежде значительные суммы на содержание ссыльных и еще потому, что колония лишилась дешевых рук, хотя, с другой стороны, некоторые затруднения, какие испытывает страна в настоящее время, произошли от самой ссыльной системы. Субсидии, выдававшиеся правительством, производили тоже самое действие на страну, как всякий стимул на человека, т.-е. порождали временно неестественное возбуждение и ложную силу, за чем всегда следует слабость и беспомощность. Молодая колония научалась обращаться за поддержкой к метрополии, а не полагаться на свои собственные силы и средства. Дешевый труд порождал беспорядочное хозяйство, не обращавшее внимания на истощение почвы, и устранял распространение земледельческих машин. Кроме того, присутствие ссыльных налагало разные расходы по содержанию благотворительных заведений.

Торговля в настоящее время в застое; некоторое влияние на упадок ее имело понижение цены на шерсть в Европе. Вообще Тасмания отличается сельским характером и далеко [138] не представляет той кипучей, лихорадочной деятельности, которая оживляет жителей Мельбурна, Сиднея и даже Квинсленда.

В 1869 г. привоз простирался до 975,412 ф. стерл. Вывоз 826,702 фунт. Предметами последняго служат: шерсть, мука, зерновой хлеб, фрукты, консервы, хмель, лошади, спермацетовое масло, дерево, овощи, красильная кора и проч. Главные порта острова Гобарт-тоун и Лонгестон. Последний по торговым оборотам не только не уступает первому, но судя по отчету 1868 года даже превосходит, что объясняется строющеюся на севере железной дорогой (Эта дорога от Лонгестома до Делорена, лежащего в самой промышленной части острова, открыта была при нас, от нее ожидают большой пользы для края).

Мысль о свободной торговле между австралийскими колониями в последнее время возбудила общее внимание. После предварительных совещаний особенного комитета, заседавшего в Сиднее, члены которого принадлежали торговым палатам разных колоний, решено было составить конференцию из уполномоченных представителей правительств австралийских колоний.

Эта конференция недавно открыла совещания в Мельбурне, и судя по отчетам, печатавшимся в газетах, нельзя думать, чтобы она пришла к какому-нибудь соглашению, вследствие упорства Виктории, отстаивающей покровительственную систему, тогда как Тасмания и Новый Южный Валлис ратуют за свободу торговли. Если вопрос о торговом союзе на этот раз и не будет решен в благоприятном смысле, все-таки труды конференции, вероятно, проложат дорогу в соглашению на будущее время. Нет сомнения, что благоприятный исход этого дела должен был бы привести большую пользу всем колониям, уничтоживши существующий между ними до сих пор антагонизм и положив начало новому, лучшему порядку вещей. Федерация торговая может быть сделалась бы закваской будущей федерации политической, о которой и теперь начинают поговаривать многие в Австралии. Учреждение однообразного тарифа по всей группе австралийских поселений освободило бы промышленность от многих стеснений и, доставив свободное обращение местным произведениям, необходимо усилило бы производительность, уравняло цены и увеличило бы доходы колоний, торговые обороты которых достигают следующих крупных цифр, относящихся в 1867-му г. [139]

Число судов, ведущих торговлю с Тасманией, простирается до 650-ти, представляющих общую вместительность 100,000 тонн.

Почти все суда принадлежат Англии. Китовый промысел составлял прежде одно из главных занятий жителей, потому что киты во множестве посещали бухты острова, но преследование заставило их удалиться в другие более безопасные места. В 1847-м году промысел за обыкновенными китами почти был оставлен и возобновлены поиски за спермацетовыми. Во время открытия золота в соседних колониях Тасмания считала 40 китоловных судов, доставлявших занятие более чем тысяче человек. В 1862 году число судов уменьшилось до 25-ти и даже до 5-ти, но в настоящее время, с поднятием цены на спермацет промысел начинает увеличиваться. Нельзя не упомянуть еще о следующих цифрах, свидетельствующих о богатстве австралийских колоний по снабжению мануфактур Англии шерстью.

В 1867-м году в Англию ввезено шерсти:

Из Испании — 494,049 lbs.

« Германии — 3.819,288

Других европ. стран — 17.172,526

Из Британских владений;

В Южн. Африке — 36.126,750

« Ост-Индии — 15.234,620

Южн. Америки — 21.381,281

Других стран. — 6.366,494

Всего — 100.505,008

Из одной Австралии — 133.108,176 [140]

Отсюда видно, что одни колонии Австралии доставляют Англии более шерсти, чем все остальные страны света, взятые вместе!

В заключение моей заметки я позволю себе привести некоторые метеорологические данные, заимствованные мною из журнала наблюдений, производившихся в течении 25-ти лет. сначала на правительственной обсерватории, под руководством. капитана Кея, а потом на частной обсерватории Фрэнсиса Эббота.

Господствующий ветер в Гобарт-тоуне NW, дующий почти в течении трех четвертей года. Проходя над континентом Австралии он сильно нагревается, почему повышает температуру на северном берегу Тасмании, хотя не всегда чувствуется внизу, в долинах, так как будучи нагрет, а потому легок, он движется в верхних слоях атмосферы. Приближаясь к Гобарт-тоуну воздушная струя, постепенно охлаждаясь, опускается и осаждает в виде дождя свою влагу при переходе через горы. Этот NW-й ветер отражается западной цепью гор к SW, так что в то время, как в Виктории дует жаркий NW в Гобарт-тоуне бывает SW, а в море по восточную сторону острова даже случается NO.

Другой господствующий ветер SO; влияние его уменьшает жару, приносимую NW-м и делает климат Тасмании прохладным. Средняя температура лета +13°,3 R, зимы +7°,5, средняя темп. года 10°,8. Годовая амплитуда 5,8 тогда как у нас в Петербурге она достигает до 19°,1, а в Нью-Иорке, лежащем хотя и в северном полушарии, но в широте почти одинаковой с Гобарт-тоуном, она равняется 18°,1. Незначительная величина годовой амплитуды обнаруживает ровность климата Тасмании, считающегося по справедливости лучшим в Австралии. Число дождевых дней распределяется тоже довольно равномерно по всем месяцам года. Среднее число (145 дней), выведенное за 11 лет, не отличается более чем на 32 дня от всех промежуточных годов. Другие колонии Австралии более или менее страдают от засухи; Новый же Южный Валлис подвержен в этом отношении очень большим колебаниям. (В 1860 году выпало дождя 82 дюйма, а в 1862 только 23 д.)

В настоящем году обилие воды в этой колонии было замечательное; многие реки, разлившись, произвели наводнения, принесшие огромные потери. В колонии же Южной Австралии, город Аделаида положительно зависит по снабжению воды от дождей, в ближайшем смысле этого слова, так как весь [141] город снабжается водою из резервуара, питающегося дождем. Расходу воды ведется строгая отчетность и о количестве остающейся запасной воды печатается в газетах. Во время нашего там пребывания вследствие засухи резервуар грозил истощиться, почему прекращено было орошение улиц, к счастью пошедший дождь выручил город из беды.