МАРКОВ А.

РУССКИЕ НА ВОСТОЧНОМ ОКЕАНЕ

КАЛИФОРНИЯ

(Окончание)

Обширный двор внутри дома банкира установлен был верховыми лошадьми. Надобно заметить, что в Массатлане нет экипажей, и туземцы обоего пола вообще ездят верхом. Во втором ярко освещенном этаже дома гремела музыка. Мы вошли в залу, наполненную гостями, еще до окончания кавалерского танца, привлекшего наше любопытство. Хотя нам не удалось застать его начала, но я узнал от других, в чем он состоит.

По предварительному условию, собирается известное число кавалеров и дам; первые со шпагами, а вторые с венками из искусственных, или натуральных цветов. [148] Пары разделяются на две равные части и устанавливаются в шеренгу так, чтобы кавалеры, со шпагами в руках, находились впереди один против другого, а дамы сзади их, с поднятыми к верху венками. Под такт музыки кавалеры начинают приближаться друг к другу и фехтуют шпагами. Каждый старается достать концем своей шпаги венок у дамы своего vis-a-vis. Дама должна бросить на шпагу венок, и кавалер, которому противник не успел отпарировать, выходит из шеренги, берет даму, имеет полное право поцеловать ее и провертеться с нею в быстром вальсе. Кавалер, который не успел схватить венок, также берет даму, но не имеет права поцеловать ее, а только вальсирует с нею. Танец этот, по живости и быстроте его движений, очень нам понравился; он хорош еще и тем, что приучает к военным упражнениям молодых людей, которые в случае надобности могут служить дополнением гарнизону. После кавалерского следовали бурро, хотто, качуча, и прочие известные и неизвестные у нас танцы. Обращение с нами хозяина, хозяйки и гостей было самое радушное; казалось, они с особенным удовольствием видели в кругу своем Русских, посетивших еще в первый раз столь отдаленную страну.

Я зашел в одну из боковых комнат. Там за открытым столом сидели пять Мексиканцев и играли в карты. Весь стол был покрыт высокими кучками дублонов; судя по спокойным лицам играющих, можно было подумать, что из них никто не страшился проигрыша, хотя бы и довольно огромного. — Стало рассветать. Гости начали разъезжаться один за другим, кроме некоторых запоздалых игроков.

Мы хотели также распроститься с банкиром и ехать на свое судно, но он остановил нас, сказав:

— Господа, лучше переночуйте у меня, а завтра получите свои деньги. [149]

Мы с удовольствием приняли предложение услужливого банкира, и нам отвели комнату для ночлега. Сон что-то бежал от глаз моих, воображение было еще полно воспоминаний минувшего вечера. На востоке заиграла заря; я видел, как солнце всходило из-за высоких гор, подернутых легким утренним туманом, как будто прозрачною дымкою. Оно было уже довольно высоко, но жители Массатлана все еще покоились сном; улицы были пусты; лишь время от времени проходил по ним патруль, состоявший из семи человек. У каждого в руке было ружье. Одежда их состояла из белых парусинных брюк и из такой же куртки, с красным воротником, из черной портупеи с сумкой и низенького клинообразного кожаного кивера с медным одноглавым орлом. Судя по неровному шагу Мексиканских солдат, нельзя предположить, чтоб они могли сравниться с Европейскими солдатами, не говоря уже о Русских.

В конце улицы я заметил трех человек. Один из них, в черной мантии, шел впереди с книгою в руках, двое других, в белых куртках и шляпах с большими полями, следовали за ним с длинными пиками.

— Что это за люди? — спросил я у служителя, находившегося, в нашей комнате.

— Это, — отвечал он, — пастор с своими телохранителями; он верно идет куда-нибудь с требою.

На крепостной башне пробило шесть часов; на улицах стали появляться люди. Так как дом банкира находился в прямой линии набережной, то из комнаты, отведенной нам накануне для ночлега, видна была вся пристань. Лишь только отворились погребки, матросы были первыми их посетителями; вероятно, они с большим нетерпением дожидались этого блаженного часа, потому что еще задолго до наступления его, пытались стучаться в двери и окна погребков. [150]

После матросов, открывших раннее заседание свое в погребке, на улице явились водовозы. Любопытен способ, употребляемый ими для возки воды. Бочка вмещает в себе по крайней мере ведр до 15. К обоим днам ее центрально прикреплены оси и продеты в длинные оглобли, в которые запрягается один человек и с легкостию катит бочку по гладким улицам.

Улицы постепенно наполнялись разнощиками, разнощицами и торговцами гостиного двора. Капитан наш еще спал, я же и штурман вышли из дому и пошли прогуляться по городу. Пройдя несколько каменных строений, мы встретили театр — очень красивое здание, украшенное с переднего фасада колоннами коринфского ордена; не подалеку от него находилась довольно обширная больница; далее следовал конный двор с казармами; влево был рынок, заваленный разными плодами и огородною зеленью. Тут мы вышли на другую сторону города, которую также омывал залив, следовательно город расположен на большом мысу. Перед нами тянулся длинный ряд лачужек, сколоченных кой-как из тонких досок и покрытых банановыми листьями; вокруг была всякая нечистота и лежали груды сору. Это жилища канат, полунагих, загорелых от жару. Занятия их состоят в поденных работах; они переносят и перевозят тяжести, копают землю, употребляются для посылок, одним словом, исправляют все так называемые черные работы. Жены некоторых из них занимаются продажею плодов, за которыми сами ходят в лес, или собирают по найму сахарный тростник, или дома плетут из трав и кореньев мешки, корзинки, тонкие рогожки и т.п. Пройдя эти лачужки, мы взошли на гористый мыс; с вершины его видны были весь город и залив, с колыхавшимися на поверхности его судами. Семь колоколен возвышались в разных сторонах города; до тысячи домов, по большой части каменных, тесно были расположены на [151] обширном мысу; ко многим из них примыкала сады с пальмами, кокосами, банановыми и лавровыми деревьями. На восток простиралась роскошная долина, упиравшаяся далеко в гору и покрытая мелкими лимонными, померанцовыми и апельсинными деревцами; по ней широкой полосой пролегала дорога в Мексику. Долго любовались мы разнообразными видами Массатлана. Но нам было уже время воротиться в дом банкира. Пришед туда, мы застали капитана за кофеем в кругу банкирова семейства, которое пригласило и нас разделить с ним завтрак; после чего принесли пять мешков пиастров.

— Бот извольте сосчитать, — сказал банкир.

— Вероятно, они сосчитаны, — отвечал капитан.

— Да, здесь 3000 пиастров.

— Следовательно, их нечего считать; прикажите придти вашим матросам, взять эти мешки и свести в катер, — сказал капитан, обратясь к штурману, который чрез несколько времени привел пятерых матросов.

Таким образом мы дружески расстались с банкиром и его семейством. Штурман отправился в катере, а капитан пошел со мною в гостиный двор взять выбранную накануне шаль, и закупить для освежения команды несколько провизии. К полудню мы уже готовы были отваливать, простились с Массатланом, и катер наш отплыл от пристани.

Грустно нам было расставаться с этим роскошным берегом, и мы молча продолжали путь; наконец достигли корабля, который с развивающимся от легкого ветерка вымпелом медленно переваливался на волнах океана; вокруг корабля стояло множество небольших лодочек, приехавших с фруктами и разными мелкими галантерейными вещами. Не смотря на далекое расстояние корабля от берега, торговцы не страшились встретить на [152] пути своем опасность, которая могла бы произойдти от внезапного ветра. Они плыли на верный сбыт своих произведений, и действительно, по приезде нашем к кораблю, лодки были уже пусты и готовились в обратный путь.

По выходе капитана из катера на корабль, старший штурман отрапортовал ему о благосостоянии судна и команды, потом доложил, что в то время, как отвалили мы от корабля, с Английского фрегата приезжала шлюпка с лейтенантом, узнать о причине нашего прихода в Массатлан.

— Что же вы отвечали лейтенанту? — спросил капитан.

— Я сказал ему, — отвечал штурман, — что причина прихода мне неизвестна, и что капитан уехал на берег.

Выслушав рапорт штурмана, капитан приказал готовиться к выходу.

Раздался свисток боцмана и вызвал матросов, бывших внутри корабля, на палубу, чтоб подымать катер в ростры и выкатывать цепь. Когда корабль стал на пангер, матросы рассыпались по реям для отдачи парусов. Все эти работы производились чрезвычайно быстро; с стоявших на рейде фрегатов были наведены на наш корабль зрительные трубы. Вероятно, иностранцы, с любопытством наблюдали за стройными и проворными движениями Русских матросов. Отдав паруса, мы сделали поворот в море; тут с нашего корабля раздался салют крепости. Последний, седьмой, выстрел был самый громкий, потому что в пушку положили двойной заряд с тугим пыжом, натертым солью. С крепости также ответили равным числом выстрелов. С последним из них весь рейд покрылся дымом от выстрелов с иностранных фрегатов. Иностранцы также пожелали проститься с нами семивыстрельным салютом, на который, в благодарность за их дружеское расположение, мы ответили [153] девятью выстрелами, и направили путь к NNW в Калифорнский залив или Багряное море. Молча смотрели мы на постепенно исчезающие здания Массатлана и мысленно переносились к очаровательному берегу и его гостеприимным жителям, которые, так ласково приняли нас, пришельцев с далекого Севера.

На баке составился кружок из матросов, бывших и небывших на берегу. Между ними находился и боцман-ман. Первые рассказывали свои приключения, последние им завидовали.

— Ну, — сказал один из бывших на берегу, — напали же мы на местечко; вот как попили, что право, кажется, и отродясь из нас никто так не пивал.

— Что ж, на рубахи что ли пили вы — спросил матрос из небывших на берегу, — ведь денег-то у вас был грош.

— Эх, голова! да у нас денег-то было столько, что скупому в полгода не прожить.

— Где ж вы раздобылись?

— Еще бы не раздобыться! Нам так давали деньги, только лишь бери. Когда мы приехали на пристань, народу столько собралось смотреть на нас, как будто на какое чудо. Во второй наш приезд капитан был у коменданта. Мы остались одни. Тут какой-то барин с двумя барынями подошел к вам, и они что-то долго меж собой толковали; потом барон дал одному из береговых денег, и тот принес две бутылки рому с большим стаканом. Барин взял стекан, налил его полнехонек и дал выпить первому мне. — Что за клад, подумал я, да и смекнул, верно он хочет показать барыням, как Русские пьют. Я снял фуражку, сделал ему почтение и выпил залпом, даже не поморщившись. Барыни так и ахнули. Потом он угостил другого, третьего, купил еще бутылок пить и подал всем. Барыни, [154] глядя на нас, только пожимали плечами. Тут еще какой— то принес нам джину, и мы так подпили ловко...

— Что даже не могли и ехать, — подхватил боцман.

— Как не могли! — сказали человека три почти в один голос. — Мы были уж на половин дороги, да капитан приказал поворотить назад. Вижь, будто нас утащит в море, если будем так грести.

— Оно и значит, что были очень пьяны, — заметил боцман.

— На брасы! — раздалась команда вахтенного штурмана.

— Бет! — был ответ боцмана, и матросы рассеялись по палубе. Ветер отошел к SSO и сделался полным фордевиндом. Струя зашипела под кораблем и мы, при самой малой качке, плыли по семи узлов.

Расстояние, которое надлежало нам переплыть от Массатлана до Лоретто, простиралось на 280 миль. К вечеру на другой день нашего выхода показался вторично мыс Лукас с левой стороны. Мы шли в параллель берегу восточной стороны Калифорнии, не теряя его из виду. Он казался то высоким, то низменным, то исчезал из глаз, вероятно, от больших заливов, далеко простиравшихся внутрь Калифорнского полуострова. Погода стояла самая благоприятная. С берегов доносился до нашего корабля запах душистых дерев и полевых цветов.

На третий день мы увидели вход в залив Эскандито. Высокие утесы разделялись в разных направлениях проливами, и издали трудно было распознать, где находится настоящий проход в Эскандитскую бухту. Ветр был тих, и мы почти одним течением приближались к месту своего назначения; наконец вступили в неширокий пролив, окруженный высокими берегами. Здесь мы встретили совершенный штиль. К 8-ми часам течение переменилось, сделавшись противным, и постепенно усиливалось. Бросаемые лоты не доставали грунту; бросили лотлинь; глубина оказалась 49 сажень, и так, по [155] невозможности отдать якорь, нам оставалось или идти вперед в бухту, или поворотить в море. Последний выбор, сопряженный с удалением от берегов, конечно никакому моряку не может нравиться. И так, не разбирая чинов, мы стали всеми силами буксироваться до якорного места, спустили катер и шлюпки; вся команда перешла на гребные суда. Капитан стал править рулем, а мы пошли на реи убирать паруса, которые, от безветрия, хлопали о стеньги. Луна освещала перед нами дикие утесы, и окружающая нас тишина нарушалась только взмахами весел, дружно ударявшихся о сонные воды. К полуночи мы достигли мыса, у которого можно было бросить якорь. Отсюда нам уже недалеко оставалось до Эскандитской бухты, где предстояла нам продолжительная стоянка. Капитан, чтоб дождаться попутного течения и между тем временем дать отдохнуть команде, заблагорассудил стать на якорь, в глубине осьмнадцати саженей. Мы простояли тут пять часов; наконец дождались попутного течения, и с рассветом, выкатив якорь, потянулись в бухту, подобную Камчатской. Она отвсюду защищена от ветров, берег ее с обеих сторон сливается с долиною, покрытой мелким кустарником и непредставляющей никакого заметного строения, кроме одного развалившегося от времени каменного дома. В прежние годы, когда свирепствовала в Лоретте повальная болезнь, Испанцы, боясь заразиться, привозили в этот дом больных и оставляли в нем на произвол судьбы. Некоторые из страдальцев исцелялись от болезни и возвращались в свои семейства, большая же часть умирали и предавались земле с потребными обрядами религии. Ошвартовав судно, командир и я подъехали в шлюпке к самым развалинам и вышли на берег; возле него лежала огромная куча жемчужных раковин, собранных для пережигания из них извести. Далее расстилалась равнина, поросшая кустарником. Множество столетника, толщиною обхвата в два, возвышалось на ней. На большом числе деревьев видны были ягоды алого цвета; мне [156] удалось сорвать несколько из них, и они показались мне очень приятного вкуса.

Извилистые тропинки далеко тянулись кустарниками, между которыми пробирались мы, в надежде увидеть какое-либо селение; но отойдя более полумили от берега, ничего подобного не встретили. Твердый грунт земли местами был покрыт пробелинами: это выступала от солнечного зноя на поверхность земли соль. Вдруг послышавшийся конский топот известил нас, что кто-то едет.

Чрез непродолжительное время показался из-за кустов всадник, в синей куртке с красными обшлагами, в парусинных белых брюках и в соломенной шляпе. Это был комендант из Лоретто. Поздоровавшись с нами, он почтительно спросил о причине нашего прибытия.

— Нам нужно соли, — отвечал капитан.

— Сколько тонн в вашем корабле? — продолжал комендант. — Я должен донести об этом своему правительству в Ваймос; там назначат цену за тонн, и тогда вы можете брать соль с Кармена.

Капитан сказал меньшее число тонн, чем действительно подымал наш корабль, ибо никому не было нужды мерить наше судно; притом же, судя по самому коменданту, как лицу, долженствующему занимать первое место в Лоретто, вероятно, не нашлось бы в целом городе такого человека, который умел бы вычислить кубически пространство нашего корабля.

Мы все трое продолжали путь. По дороге встретилось нам очень красивое растение, подобное вьющемуся перлиню. Я хотел отломить частичку растения, чтоб посмотреть его сердцевину, но едва дотронулся до него, как почувствовал в рук колотье и пальцы начали у меня пухнуть. По счастию, что комендант был с нами. Как жителю здешних мест, ему знакомо было свойство этого растения, и он научил меня, чтоб я потер ладонь и пальцы об волоса моей головы. Я воспользовался этим простым средством, и действительно, опухоль и колотье у меня исчезли. [157]

Вот показалась загородка довольно большого огорода или сада. Там росли разные огородные овощи и садовые плоды; посреди их увидел я перец, виноград и множество деревьев хлопчатой бумаги. Далее была площадка; посреди ее стояла хижина, с небольшой пристройкой. Вот вам и все селение Эскандито. Тут живет один Испанец (дон-Хуан). Внутренность дома его показывает пустоту; кроме одного стола, установленного вокруг скамейками, а в другой комнате кровати с несколькими сундуками, в доме почтенного дона напрасно бы вы стали искать другой мебели. Все семейство его состоит из жены и четверых детей. По правую сторону дома устроен был колодезь, из которого два мула посменно вытаскивали воду в чан для пойла скота. Богатство дон-Хуана заключается в табунах лошадей, в рогатом скоте, в овцах, с которых сбирает он шерсть, и в нескольких слугах.

Тут мы расстались с комендантом, который спешил в Лоретто, чтоб написать донесение в Ваймос о приходе Русского корабля за солью. Мне кажется, трудно найдти жизнь спокойнее и уединеннее дон-Хуановой. Осмотрев поместье дон-Хуана, мы отправились на корабль. На другой день командир и я, взяв лошадей у дон-Хуана, отправились с проводником в Лоретто. — Эскандито отстоит от Лоретто на 20 миль. Привычные кони быстро понесли нас по высоким каменистым горам. Небольшие озера простирались вдали; их спокойная, зеркальная поверхность манила наши взоры. Дорога была гориста только до половины, потом раскрылись перед нами прелестные долины, покрытые роскошною растительностью. По лесам встречалось нам множество попугаев; они как будто шутили с нами; близко подпускали к себе и потом отлетали далее. — Вдали показался монастырь, обнесенный зубчатою стеной со многими башнями; местами он был разрушен, но судя по его величественной наружности, вероятно, отличался великолепием. Он стоял один посреди площади; далеко от него виднелись небольшие [158] каменные домики, раскиданные вдоль залива. Посреди города протекал извилистый ручей, по берегам которого росли кокосовые и банановые деревья. Близ ручья стоял дом несколько получше других. Мы въехали на его широкий двор. Дом принадлежал одной вдове, жене бывшего коменданта, но кажется, и поныне сохранившей власть свою и влияние на весь Лоретто, потому что, как заметил я, жители этого бедного городка с особенным почтением являлися к ней. Она имеет очень зажиточное состояние, а по необыкновенной толщине своей, вероятно, в целом городе не находит никого равного себе. Мы остановились на ночлег в ее доме. Поутру нам подали чай, что очень редко можно встретить у других жителей Лоретто. Завтрак также был очень вкусный и изобильный; про фрукты же и говорить нечего, — они здесь ни почем. Фиги составляют в Лоретто предмет торговли; их рвут, набивают в кожаные мешки и продают по 3 пиастра за кинтал. В прежние годы здесь много добывали жемчугу, но ныне стало его очень мало. У некоторых из жителей мне случалось видеть добытый в Калифорнском заливе жемчуг превосходной доброты, чистой воды и величиною с каленый орех; только такого очень мало. Я купил у двух канаг золотника три жемчугу; он был величиною с конопляное семя, в том числе находилось несколько жемчужин в горошину; за все заплатил я пять витушек виргинского табаку.

В Лоретто водятся в большом изобилии черепахи. Нам удалось самим ловить их. Для этого мы спускали бревешко, черепахи сами всползали на него, мы притягивали его к мелкому берегу и просто брали черепах руками. Верхняя чешуя Калифорнских черепах очень красива, а вкусное мясо служит в пищу.

В Лоретто приходят суда из Масатлана, и берут у жителей на мену или на деньги их произведения, заключающиеся в жемчуге (в малом количестве), черепахах, фигах, апельсинах, лимонах, померанцах и кокосах. [159]

В трех домах торговали вином своего изделия, но оно было очень дурно, по неуменью приготовлять его.

После завтрака у бывшей комендантши, мы пошли во внутренность монастыря; Огромные железные двери были отворены; через них мы прошли на один двор, перейдя который, увидели каменную лестницу, ведущую в храм, и поднялись по ней на паперть. Направо, сквозь стеклянную дверь, виден был алтарь, в котором уже давно не совершалось службы, потому что пастор, имея постоянное пребывание в Ваймосе, очень редко приезжает в Лоретто. По карнизам лежали толстые слои пыля и местами пауки плели длинные нити паутины. По левую сторону находилась большая комната, установленная огромными книгами; некоторые из них были длиною аршина в полтора, а толщиною по крайней мере четверти в две. Любопытно было заглянуть в содержание этих исполинских книг, но без пастора мы не хотели нарушать их спокойствия, которым наслаждаются они, вероятно, очень с давнего времени, — чему служит доказательством и покрывающая их пыль. Монастырь внутри разделяется на несколько дворов, перегороженных толстыми стенами, заросшими зеленым мохом.

Наводнение разрушило Лоретто, и в нем считается не более 200 жителей обоего пола. Здесь все показывало отсутствие прежнего народонаселения. В иных местах мальчишки совершенно нагие валялись по песку, или бегали на четвереньках в перегонку. Тут трудно пробыть и полдня, без того, чтоб не почувствовать скуки. Мы зашли к коменданту, у которого дом был ни чем не лучше других, как снаружи, так и внутри. При входе нашем в комнату, комендант сидел на сундуке и читал черновое донесение о приходе нашего корабля. Он сказал нам, что еще вчера послал нарочного с донесением в Ваймос, и что нам надо дожидаться ответа дня через четыре. [160]

Капитан подарил ему десяток сигар, за которые он ужасно благодарил нас, признавшись, что у них уже давно нет табаку. За эту откровенность капитан обещался прислать пять фунтов курительного табаку. Начальник города Лоретто не находил слов, как отблагодарить щедрого Русского капитана.

Прибыв на корабль, капитан, не дожидаясь ответа из Ваймоса на донесение коменданта, отправил 10 человек команды на остров Кармен, находящийся в тридцати милях от Эскандито и изобилующий солью. Посланные снабжены были провизией на три недели и отправлены в барказе. Им дали также палатки. Спустя несколько времени, поехал и я с капитаном на Кармен — осмотреть местность и узнать, нет ли на поверхности озера воды. По прибытии нашем, озеро, к удивлению, было полно воды на глубину слишком аршин. Эта неудача крайне опечалила нас; оставалось или идти назад в Ситху с пустым кораблем, или дожидаться, когда обсохнет вода к соль выступит на поверхность; но касательно последнего обстоятельства мы ничего не могли сказать верного, ибо вода от дождей могла прибыть еще более прежнего. Во всяком случае, благоразумие заставляло нас подождать несколько времени и сделать наблюдение убыли воды. Прошла неделя; воды убыло лишь на один фут. Судя по подобной убыли, нам предстояло очень долго дожидаться выступления соли на поверхность озера, напрасно терять время и тратить провизию, которой достать было не откуда, а потому капитан объявил, что намерен обратно идти в Ситху.

Надобно заметить, что в прежние разы, компанейские суда, приходя с тою же целию на остров Кармен, находили озеро сухим, и соль, как лед, покрывала его толщиною на поларшина, так что десять человек команды; в течение 8 дней, наламывали соли на полный груз судна в 350 тонн. Соль обходилась Компании по 50 коп. за пуд и была превосходной доброты. [161]

Мы стали приготовляться к обратному походу, дополнили баласту и запаслись дровами. Последние наделали нам много хлопот. Мы воспользовались выкидниками, состоявшими по большой части из сердцевин столетника. То были довольно толстые бревны, источенные большими дырами. Они сухи и горят превосходно. Набрав таких дров барказов до шести, мы уложили их в трюм. Дня через два на судне появились скорпионы, которые размножались все более и более. Не понимая причины появления этих гадов, мы однажды достали для кампуза из трюма сложенные, там недавно набранные дрова. Фельдшер, бывший на нашем корабле, сел на кучку вынесенных дров, и вдруг, вскрикнув ужасным образом, прыгнул так высоко, что чуть не перевалился за фальшборт. Причина вскоре открылась. Когда он сел на дрова, скорпион вполз к нему на шею и впустил в нее ядовитое свое жало. Эта нестерпимая боль сопровождалась скорой опухолью, и еслиб вскоре не захватить рану, то страдальца ожидала неминуемая смерть. Самым спасительным средством против укушения скорпиона служит нюхательный табак с солью: надлежит присыпать этой смесью рану, и опухоль немедленно прекратится. Этот пример до того напугал нас и сделал осторожными, что мы принуждены были выкуривать судно.

Совершенно приготовившись к отплытию, мы вытянулись из бухты Эскандито, вышли на простор Калифорнского залива, обогнули мыс Лукас, в последний раз взглянули в ту сторону, где стоял роскошный Массатлан, и стали постепенно приближаться к северу.

На тридцать шестой день корабль наш уже стоял в Ново-Архангельской гавани острова Ситхи.

_______________________________

В продолжение моей службы в Российско-Американской Компании мне приходилось делать много походов на восточные берега Азии, западные берега Америки и на острова Восточного океана. Имев возможность хорошо [162] ознакомиться с тамошнею местностью и потребностями жителей, я уверен, что Русские промышленники могли бы получать верные и несомненные выгоды, еслиб завели торговые сношения на морях, прилегающих к Китаю и омывающих западные берега Америки. Российско-Американская Компания, с ее огромными средствами, легко могла бы извлекать для себя эти выгоды; но так как круг ее действий ограничивается известным пространством, главный же предмет ее занятий состоит преимущественно в ловле зверей, доставляющих мягкую рухлядь, следовательно Компания и не может служить Русским промышленникам как бы доказательством невыгодности распространения торговли в отдаленных пределах Восточного океана, потому только, что сама не вступает в эти предприятия. Между тем, для Русских товаров в тех краях представился бы отличный сбыт, — состоящий в мене на туземные произведения, которые, по внутренней своей ценности и по обилию в количествах, могли бы приносить значительные барыши при распродаже в других местах, кои, в свою очередь, снабжали бы промышленника новыми произведениями, равно выгодными к сбыту.

До сих пор еще ни одно Русское торговое судно не совершало кругосветной экспедиции; но, судя по всем вероятностям, стоит сделать только первую попытку, которая увенчалась бы — успехом, и тогда открылся бы обширный путь Русским промышленникам для сбыта отечественных произведений на отдаленных морях. Ознакомившись с обычаями и потребностями туземцев, узнав хорошо местность и прочие подробности, необходимые при торговых сношениях, Русские промышленники, по врожденной им сметливости, этой неотъемлемой принадлежности Русского ума, могли бы извлекать для себя большие пользы, и увеличить свои капиталы в короткое время, — конечно, если не воспрепятствуют тому неблагоприятные обстоятельства, как-то: кораблекрушение, значительные авареи, и проч. [163]

Я, упомяну здесь о выгоде, которую получил в Калифорнии, от взятых с собою для опыта с острова Ситхи:

По прибытий в Калифорнию, я, не делая мены, придал на наличные пиастры:

И так 210 руб. составили 545 руб. наличными деньгами, на которые я купил в порте Лоретто жемчугу, черепахи и фруктов, как удобных для меня товаров, привез в Русские владения, где получил рубль на рубль наличными деньгами, следовательно на 210 руб., в течение 6 месяцев и при компанейских занятиях, имел я 1090 р.

Видя такие выгоды, я счел обязанностию представить Русским промышленникам вышеозначенный в малом количестве вывод. Конечно, здесь не включены фрахтовые, содержание экипажа и разные экстренные судовые расходы. Мною представлена слишком маловажная сумма, которая служила мне только опытом. Но если Русским промышленникам угодно будет обратить внимание на краткий проект торговли по Восточному океану, то для сего представляю, что будет стоить годичная кругосветная экспедиция, и какие товары наиболее для того потребны и выгодны. [164]

Застраховать как судно, так и груз, и идти из С-Петербурга на остров св. Фомы близ Порто-Рико. Там превосходная гавань, к тому же остров этот пользуется правом беспошлинного ввоза товаров. Там можно сделать распродажу Русским товарам. Конечно, в последнем случае нельзя иметь такого барыша, какой бы получили на эти же самые товары в отдаленных пределах Восточного океана, потому что остров св. Фомы находится не далеко от Европы и имеет с ней частые сношения посредством судов. На острове Фомы нужно [166] разменять часть товаров на сахарный песок, в количестве не более 5,000 пуд., и послать его на наемном судне в Россию, для того чтоб показать в скором времени соучастникам сей экспедиции или тому лицу, от кого она будет зависеть, на какую сумму товаров приобретено такое количество сахару, между тем при распродаже его в России компанионы будут иметь часть вырученных денег за сахарный песок. Так как вышедшее из С.-Петербурга судно должно быть занято грузом, то на нем не останется такого порожнего места, куда можно бы было положить годичный запас сухарей; в таком случае надлежит заместить ими на ос. св. Фомы оставшееся место от вымененной на сахарный песок части груза. Сухаря на острове Фомы можно выменять очень дешево; ими нужно запастись на весь поход, ибо в тех местах куда будет лежать путь, они очень дороги. На острове же св. Фомы не мешает взять листового табаку для Калифорнии. Таким образом, сделав нужные распоряжения на этом острове, направить от него путь чрез мыс Горн прямо к Сандвичевым островам, именно на Аваго, в Ганаруру, устроить здесь, как в средоточии от всех мест, где предполагается Русская торговля, депо Русских товаров, оставить в Ганаруру коммиссионера с грузом на 50,000 товару для продажи и вымена сахарного песку, взять тут небольшое количество чаю для Калифорнии, и идти в Массатлан, как центральное складочное торговое место по западным берегам Северной Америки. Современем можно и здесь открыть магазин Русских товаров; но в эту экспедицию сделать только гуртовую продажу с судна на наличные деньги или векселя, потому что в Массатлане нет никаких товаров выгодных для сбыта. (Там есть жемчуг и черепаха, но в малом количестве.) Отсюда пройдти судном в Калифорнию, посетить там Монтерео, Сан-Франциско, и с судна сделать распродажу тоже на наличные деньги. Обойдя северо-западные берега Америки, направить путь чрез океан в Китай на остров Шан-ган, и разменять остальной груз на чай. [167]

Все иностранцы получают из Китая чай морем, но Русские доставляют его берегом чрез Кяхту. Эта доставка обходится каждому Русскому торговцу средним числом, по 25 руб. ассигнац. за пуд; следовательно, чтоб привезти в Русские столицы примерно 10,000 пуд., потребно за один провоз заплатить 260,000 руб.; тогда как для привоза такого же количества чаю морем стоило бы только употребить на годичный судовой расход 50,000 асс. Итак от каждых 10,000 пуд. чаю, привозимого морем, Русские имели бы выгоды 200,000 руб.

Может быть, иные возразят, что чай, привозимый морем, несравненно хуже привозимого сухим путем. Положим, что это справедливо, и чай действительно принимает в себя самую незначительную влажность: но это могут заметить только одни знатоки. Нужно взять в соображение и то, что количество чаю, привозимого к нам из Кяхты, простирается слишком на 80,000,000 руб. асс.; в этом числе находится более низких сортов, употребляемых средним и низшим классом народа; и так доставляя 2/3 означенного количества морем, торговцы будут иметь значительный барыш, особенно при распространении потребления чая от дешевизны цен.

Сверх того, вместе с чаем, как главным предметом торговли, Русские торговцы могут вывозить из Китая и множество других, весьма потребных для России предметов, напр. москательные товары, шелк, бамбук, баккаут, ртуть, и тому подобные (Просим при этом обратить внимание на статью: Китайские товары, в 13 и 14 NN вашего журнала. Ред.).

По окончании размена товаров в Шан-гане судно должно зайдти на Сандвичевы острова за сахарным песком, который уже должен быть приготовлен коммиссионером ко вторичному приходу корабля на эти острова; [168] дополнив сахарным песком весь груз, оно, не заходя никуда, должно направиться со взятым из Китая чаем прямо в С.-Петербург.

Здесь, для любопытства, я представлю сравнительную фактуру цен, существовавших в Калифорнии и на островах Восточного океана, в бытность мою в тех странах.

Таким образом, употребив, примерно, на жалованье, покупку судна и вообще на все расходы по экспедиции 43,000 руб. сереб., и закупив первоначально в России товаров на 150,000 руб. сереб., — что составит 193,000 руб. сереб., — то, сообразно представленному много в малом виде собственному обороту, и даже принимая в расчет различные неудачи, можно будет за 1 0/0 получить [170] 2 10/20, т.е. из отправленного груза на 180,000 составится 375,000. Исключая из сего судовые расходы 18,000, покупку судна 28,000, первоначальный груз 180,000, получим чистого барыша 182,000 руб. сереб.; сверх того останется судно, стоющее 28,000 руб., которое может быть употреблено на вторичную такую же кругосветную экспедицию.

При благополучных ветрах из С.-Петербурга на остров св. Фомы 1 1/2 месяца хода, с о. Фомы на Сандвичевы острова 3 месяца, с Сандвичевым островов в Массатлан 1/2 месяца, из Массатлана в Монтерео и Сан-Франциско 1 месяц, из Сан-Франциско до Китая на остров Шан-ган 2 месяца, от Шан-гана до С.-Петербурга с заходом на Сандвичевы острова за сахарным песком 8 месяцев; на стоянки в означенных портах для выгрузки и нагрузки судна 2 месяца.

И так, назначенный капитал для кругосветной экспедиции будет находиться в обороте не более 18 месяцев.

А. Марков.