ДОКУМЕНТЫ. РОССИЙСКО-АМЕРИКАНСКАЯ КОМПАНИЯ И ИЗУЧЕНИЕ ТИХООКЕАНСКОГО СЕВЕРА 1815-1841 ФЛОТА КАПИТАНОМ ГОЛОВНИНЫМ. DrevLit.Ru

№ 45

Из «Дневных записок» правителя Ново-Архангельской конторы К.Т. Хлебникова о крушении брига «Ильмена» у мыса Барро-де-Арена во время плавания из Ситхи в Калифорнию

2-22 июня 1820 г.

...Июня 2-го числа я переехал на брик «Ильмену», которой стоял уже на восточном рейде. 3-го вышли на рейд шлюп «Иоанн Златоуст» и шхуна «Чириков», кои должны отправиться на Кадьяк. Ввечеру приехал к нам г-н главный правитель и доставил все бумаги.

Июня 4-го. В час пополуночи сделался легкой северной ветр и все суда снялись с якорей. Шлюп «Златоуст» успел прежде, мы, обошед первые острова, салютовали крепости. Вскоре сделался свежий ветр от Z, на больших судах отошли от островов, но «Златоуста» валило по бухте за маяк. Шхуне «Чирикову» отдан под конвой шлюп сей, почему капитан Юнг должен был следовать за ним и дать помощь. [84]

В 7 часов мы сделали поворот от Лазара и шли до островка или камня, лежащаго посредине бухты, от сего места видели крепость и, поворотив на левый галс, обошли риф острова и вышли в море. «Чириков» и «Златоуст» остались в бухте, и мы полагали, что они должны возвратиться в порт, ибо «Златоуст» при крепком ветре так кренило, что он казался нам в крайне опасном положении. Вскоре потеряли мы землю и от того времени имели порядочное плавание во все дни. Нередко при полных ветрах судно наше имело ходу 8½ узлов. Не более трех дней были противные ветры, но и теми мы ничего не проигрывали.

17-го был крепкой ветр от NW, все паруса были убраны, кроме штормовых, а при оных было ходу не менее 7 узлов. Судно крайне неспокойно на волнении, и качка при ветрах, а наипаче на фордевинде, была очень велика.

18. Пятница. В полдень по наблюдению широта места была 39° 40'; в ½ 3 часа увидели берег и начали держать в паралель онаго. Над землей стоял туман и горы, хотя видны были, но неможно было приметить лесов на них. Капитан считал в то время себя в разстоянии 12 миль от берега и сказывал, что намерен держаться в 6-ти милях.

В 9 часов мы были все на шканцах, я спрашивал капитана ¹ о разположении его и он отвечал, что считает себя в разстоянии 60 миль от Бодего. А как ходу имели около 5 узлов, то я испросил, как он намерен итти. Он чрез г-на Шмидта сказал мне, что от полуночи до разсвета будет лежать в дрейфе, чтоб не пройти крепость Росс.

Напившись чаю, я пошел в свою койку в намерении соснуть до разсвету, ибо в прошедшую ночь по причине сильной качки судна вовсе неможно было спать. Не более получаса лежавши в койке, услышал я шум наверху и, не знаю почему встревожившись, вышел из каюты, чтоб узнать, о причине, как прикащик Суханов, спустившись сверху, сказал, что хотят делать поворот на другой галс. Я успокоился и едва взошел в каюту, шум увеличился, побежав наверх, слышу: «Земля!». Ночь была туманная, я едва разсмотрел горы, которые казались впереди в близком разстоянии, и от которых тотчас сделали поворот на правый галс. При сем ходе вдруг увидели впереди выдавшейся в море мыс и за оным риф. Подходя к сему, сделали поворот удачно без остановки. Капитан спросил о часах, и я, спустившись в каюту, взял часы свои и сказал ему, что ¼ после 11-ти. Между тем начала оказываться луна из-за гор, и можно было осмотреть местоположение. Тогда увидали, что мы находились в бухте, из которой должны были выйтти при свежем самом противном ветре. Четвертой поворот был почти в 12 часов – луна помрачилась туманами. Г-н Шмидт сказал мне, что намерен до разсвету держаться в лавировке. Я спросил у него, есть ли готовой якорь? И он ответствовал, что все готово. Семь раз мы могли иметь повороты, но по разным ошибкам и недоразумению людей в два раза оплошали и, не успев поворотить оверштаг, принуждены спускаться чрез фордевинд, при последнем повороте, уприметив, что южный низкий мыс и риф, впереди находящияся, становились к нам ближе, следовательно, при поворотах мы больше проиграли. Капитан велел отдать якорь, но между тем валило волнением к берегу, якорь отрубили и вскоре затем почувствовали удар. С первым ударом о мель буруны начали с кормы заливаться чрез судно, руль вышибло, оказалось всеобщее смятение, начали рубить грот-мачту. Она скоро слетела и, переломясь пополам, стеньга рыскала с правова борту впоперег судна долгое время, поколь после многих сильных бурунов ее свалило, румпель хлестало в обе стороны, выбить же его из гнезда не могли скоро найти орудия, наконец, с треском пала фок-мачта.

19. Суббота. Команда, посажиры и даже мальчишки – все были на палубе, кроме женщин, и конечно, одно всесильное провидение сохранило всех и каждаго от смертных ударов, которые насились над нами от обломков мачты, от волнения, ходившаго чрез судно, и от сильной качки, которой подвергались при бурунах.

Я стоял на шканцах у борту, держась за кофель-нагель, часто отрываем был и, благодарение вышнему, не потерпел ничего, кроме несколько легких ударов румпелом, и часто обливался валами. Можно заметить при сем случае, что [85] капитан во все время стоял на руле и командовал. Г-н Шмидт распоряжал по его словам, но они не сказали мне ни одного слова при определении бросать якорь, рубить канат и после мачты. Между тем судно подвигало с каждым валом на берег и каждый вал был для нас водопадом. Уприметив, что грунт был песчаной, мы не могли отчаяваться спасти жизнь. Один сандвичанин, надеясь на привычку свою бороться с бурунами, бросился с веревкой и поплыл, но вскоре волной бросило его о берег, он кричал отчаянно, однако ж опомнился, выполз и, несколько отдохнув, дал знать о том, тогда начали думать о возможности спасать других. Я послал тогда Дьяконова и несколько других матроз, коим приказано развести огня. Все они перебрались благополучно. Капитан предложил, чтоб спасать детей и женщин, коих находилось у посажиров, следующих в крепость Росс, 21, и учеников 4, всего 25 человек. После того капитан сказал мне, чтоб спасти нужные бумаги. Я отдал шкатулку, а некоторые из матроз (Ам[ос] Абр[амов], Медвед[ев], Горб[унов] ² и др.) вызвались спасти что-либо из моего платья (с первых ударов вышибло в каюте окна и вода полилась в оную, а потому все наши вещи и бумаги, кои были на палубе, перемочены, сахар весь стаял, также и другая провизия, бывшая в каютном погребе, изпорчена). Я по крайней неосторожности отдал им на волю, и они выняли ящик с платьем и чемодан с бельем, но усердие их соделало мне вред невозвратной, котораго бы я избегнул, поступив осмотрительнее. Все вещи бросали тогда с судна в буруны, а оными выбрасывало на берег, где перенимали уже люди, сдесь не оставалось сухой и одной нитки. Не полагая сначала, чтоб можно было спасти все, капитан велел бросать сухарей и солонины и, думая, что могут случиться на берегу индейцы, бросили до 10 ружей и по карманам взяли патронов.

Женщин и детей начали спускать на конце с бушприта, коих в бурунах перенимали вышедшие на берег прежде люди. Некоторые из женщин сохранили удивительное присудствие духа. Они не только, как прочие, не плакали, но с малыми детьми, вышедши на берег, положили их и помогали спасать других и собирать выкидываемые вещи.

Предосторожность запастись провизией обратилась во вред, ибо должно было разкрыть интрюм, а между тем некоторые матрозы из отчаяния или по привычке к злоупотреблению, или по жадности подняли анкерок рому, взятаго для провизии, и маленькой боченок моего, в коем было одно ведро. Чрез несколько времени матроз Рошев уведомил меня о том. Я прихожу в палубу и нашел, что матроз И[ван] А[ндреев] боченок мой держал в руках и наливал из втулки в стакан матрозу Ч[ечида]ку. Н[икифор] 3[ырянов] и К[онстантин] Л[асточкин] были уже как можно пьяны. Я вырвал у его из рук боченок и остатки из онаго вылил на палубу, потом приказал ботсману Кортису выпустить ром порционной, котораго уже немного оставалось, велел запереть люки и никого не впускать в палубу.

Отнявши боченки я бранил и ударил несколько раз матроз Анд[реева], Зыр[янова] и других, но едва сам избежал от их ожесточения. Всякой, кто бывал при подобных случаях, может поверить мне, что они осыпали меня различными ругательствами и, может быть, полагая, что при подобных обстоятельствах повиновение не у места, произносили самые злые выражения. Я велел вывести их наверх и спустить на берег, после того спустился сам и г-н Шмидт, оставя на судне ботсмана Кортиса.

Незадолго перед тем г-н Шмидт бросил свой ром, коего у каждаго из нас взято было в Ситхе по ведру. Боченок его украден и спрятан, после оказалось, что негр ³ и Ив[ан| Ан[дреев] то сделали, но не признались.

Вышедши на берег, мы узнали по положению онаго, что место нашего несчастия был мыс Барро-де-Арена, или Песчаной, в разстоянии около 40 миль от крепости Росс. Тогда уже разсветало, и мы с ужасом увидели, что если бы два кабельтова вправо постигло нас несчастие, то ни один человек не мог бы спастись, далеко выдавшейся в море каменной риф издробил бы судно и не доставил способов ко спасению жизни. Я немедленно выбрал 8 человек и, снабдив их ружьями и [86] сухарями, написал карандашем записку г-ну коммерции советнику Ивану Александровичу Кускову, извещая его о несчастии нашем, просил подать возможную помощь.

Так злополучно началось 19-е ч[исло] июня. Люди все, вышедши на берег, утомились (всего с женщинами и малолетными было на «Ильмене» 63 человека), собрали несколько парусов, разкинули палатки и бросились отдохнуть. Многие матрозы, а паче мальчики, зарывшись в горячий песок, в сладком сне забыли на время горестное свое состояние. Я несколько раз ложился и – жалостное положение не позволило иметь покоя. Какое зрелище может быть разительнее кораблекрушения! Судно наше без мачт, пореваемое сильными волнами, вселяло плачевные мысли.

За песчаными холмиками на траве мы сушили подмоченное платье, бумаги, белье, и сердце наше наполнено было томными впечатлениями. Около полудни увидели идущих к нам из-за песчаных холмов несколько людей и узнали, что это алеуты из крепости. Они уведомили, что, находясь в разстоянии около 15 верст от сдешняго места за промыслом зверей, увидали посланных от нас людей, остановили их и советовали отправить одного на байдарке, а прочим возвратиться, ибо по берегу трудно и небезопасно от индейцев, а сами пришли сюда осведомиться. Я благодарил их за то и просил, чтоб они, оставшись сдесь, помогли нам завтра выгружать из судна.

NB. Г-н Шмидт принес ко мне шкуру морскаго выходнаго медведка, которую нашел якобы по берегу находящейся в матрозах колоша Ситха ⁴ и доставил ему. Я полагаю, что оная была у кого-нибудь скрыта и, по незнанию куда употребить ее, брошена.

20. Воскресенье. Рано поутру послали алеут поднять выше на берег малую шлюбку, которую при волнении сорвало с кормы и выбросило, но повредило немного. Плотнику Пермитину приказано итти и исправить оную, сколько можно. С судна сняли новую шлюбку и вытащили на берег, барказ подвинули к борту и начали выгружать с судна ром, порох и все товарные вещи в ящиках и кипах, также часть бочек, поколь позволяла вода. Все оные вещи с берегу перенесли к палаткам, для пороху поставлена особая и приставлен караул, а товары сложены также особо.

Алеут находилось в работе до 20 человек. После обеда пришел стрелец Тимофей и доставил нам козу. Знакомый мне алеут Алексей Чиниятской пришел от того же стана и сказал, что пойдет в крепость, почему я написал письмо с ним следующаго содержания г-ну коммерции советнику Кускову.

Милостивый государь Иван Александрович. Несколько нескладными строками я имел честь уведомить вас о случившемся с нами несчастии и теперь, когда по случаю отыскания посланными на пути алеут записка моя остановилась, то я спешу донести с некоторою подробностию.

Мы из Ситхи отправились 4-го числа сего месяца с товарами для разторжки в Калифорнии на вымен хлеба и потребными для вашей колонии материалами и к вам же доставить 10 человек людей с семействами 17 человек. Увидали землю, и ночью, бог знает почему, склонило нас в бухту у здешнаго мыса. Время было пасмурное, мы очень долго ночью лавировали, чтоб выбраться из бухты, но при противном крепком ветре не могли успеть, и прижало на берег. Судно «Ильмена» потеряло мачты, но воды в себя не впустило, кроме каюты. Люди все спасены, груз, кажется, немного повредился. Сойдя на берег, я тотчас отправил к вам записку и просил о помощи. Теперь приехали сюда алеуты и обещали помочь выгружать.

Я не отправляю вам бумаг, следующих от г-на главнаго правителя Семена Ивановича Яновского, но имею честь донести, что он остался здоров и вам свидетельствует почтение. Ожидая вас к месту нашего несчастия, я смею надеяться получить все возможные пособии в таком положении, в каком столь жалостно мы находимся, и тогда буду иметь честь доставить депеши лично и сообщить подлежащия сведения. [87]

У следующих к вам людей, кроме самих, 21 человек семейства, о перевозе коих покорнейше прошу не оставить распоряжением.

После полудни по окончании работы алеуты пошли к своей пристани, и я просил их, чтоб назавтра пришли также сделать пособие в выгрузке.

21. Понедельник. Поутру алеуты пришли и объявили, что они переехали с того места к мысу и что с письмами вчера только отправились, но по причине свежаго ветра едва ли могут доехать.

Мы пошли к судну со всеми людьми, которое бурунами поставило вдоль берега при ночной воде, прежде спустили барказ и две пушки и подняли на берег, после того выгрузили оставшие товары, кроме свинцу, железа, смолы, якорей и больших канатов. Груз весь переносили к палаткам. Алеут работало 14 человек. Ввечеру прибыл стрелец и доставил часть сивучьяго мяса и две козы. При сгружении с судна найдены все товары целы и не подмочены...

22. Вторник. В 3 часа пополудни пришел к нам Иван Александрович Кусков. Он приехал на байдарке по Z сторону мыса и с ним пришла байдара для груза. Я вручил ему все следующие от г-на главнаго правителя депеши и словесно донес о случившемся с нами несчастии. Г-н Кусков, не разпечатывая бумаг, спросил, уважена ли прозьба его по обещанию г-на главнаго правителя о перемене его? И как я ответствовал отрицательно, то он крайне опечалился и изъяснял, между прочим, что, лишась конторщика своего, которой помер февраля 1820, по необходимости должен упустить дела свои, ибо сам, продолжая служить 30 лет в Америке, потерял здоровье и зрение...

АРГО, разряд 99, оп. 1, д. 18, л. 1-4 об.; Хлебников К.Т. Дневные записки о походе в Калифорнию на бриге «Ильмена» и обратно на бриге «Булдаков». 1820 г. Копия. Опубл.: The Khlebnikov Archive. Unpublished Journal (1800-1837) and Travel Notes (1820, 1822 and 1824) / Compiled by L. Shur. Fairbanks, 1990, р. 41-16.

Комментарии