№ 227

«Замечания о дикарях северо-западного берега Америки», написанные Ф.П. Врангелем ¹

[1835] г.

Индейцы Верхней Калифорнии

Я видел индейцев, живущих в окрестностях селения Росс (в широте 38° 33'), в ущельях гор, со всех почти сторон его окружающих, и на равнинах, лежащих за первым хребтом к востоку, по коим протекает речка Славянка, изливающаяся в море около 7 миль к югу от помянутаго селения.

По снятии созревшаго жита (пшеницы и ячменя) с крутых склонов гор и по окончании других нужнейших сельских работ в Россе собрались мы в дорогу к равнинам. Один из моих спутников был ранен стрелою индейца в ухо за год перед сим на той же равнине, куда мы намерились ехать, и несколько жил того же поколения напали недавно на ближнюю С.-Францискую миссию испанцев и разграбили ее. Столь блистательные подвиги внушили нам некоторое уважение к дикарям, и мы согласились отдать им заслуженную честь: окружиться почетною стражею и вооружиться заряженными пистолетами. Таким образом, кавалькада наша состояла, кроме нас троих, из 21 всадника, в том числе 7 русских, 2 якута, 6 алеут, 4 индейца бакерами ² и 2 толмача, с полными колчанами стрел за спиною. Сентября 10 потянулись мы в гору по Бодегенской дороге ³. В сие время года лошади бывают изнурены от частой на них езды и крайне тощи от скуднаго корму, едва находимаго поблизости Росса, где большими стадами рогатаго и другаго скота все травы (и без того посохшия от продолжительных летних жаров) выбиты: это заставило нас гнать пред нами заводных лошадей столько ж, сколько их под нами было оседлано, и два мула, навьюченные дорожными запасами дня на четыре.

Переехав речку Славянку по ея устью, теперь замытому песками, своротили мы влево в гору, оставляя море за спиною, и пробирались ложбинами, лесами, чащами к местам более ровным и менее заросшим. И хотя ехали по тропинке, протоптанной индейцами, ходящими от равнины к морскому берегу для сбору черепокожных себе в пищу, однако ж никаго мы не встретили.

Наконец, выехав на небольшую, травами заросшую поляну, послышались нам громко поющие голоса. Толмачи помчались вперед разведать: друг или недруг нас встречает, собственное наше нетерпение видеть жителей уединенных сих мест погнало и нас вслед за авангардом, и вовсю скачь нагрянули мы все на старую бабу индиянку, собиравшую зерна какой-то травы в корзинку, из тонких кореньев сплетенную. Она от испуга остолбенела. Не без труда мы узнали, что за ближнею чащею живет несколько семейств индейцев, которые без сомнения теперь уже нас заметили и скрылись, боясь попасться испанцам в руки, выезжающим нередко на ловлю индейцев для обращения их в християнскую веру, и что она, собирая зерна для пищи, пела во все горло, чтобы отогнать тем злых духов, всегда повинующихся ея голосу, отражавшемуся стократ в горах. Уверив старуху, что и теперь привлек ея голос незлонамеренных людей, оставили ее в покое и поехали своим путем. На первую ночь остановились мы в довольно просторной и ровной долине меж невысоких холмов у речки, текущей во Славянку, под развесистым дубом. Теплый воздух, ясное небо, лунная ночь, костры бивачных огней и в высокой траве пасущияся лошади – все это составляло картину, приятную для воображения и чувств. Пронзительный вой шакалов нарушал тихую гармонию в природе, но с разсветом все умолкло, и мы поспешили вперед в нетерпении достигнуть прославляемыя в Россе равнины и сойдтись с счастливыми их обитателями. Вскоре места стали разширяться, обширныя поля на богатом черноземе, покрытыя тучными травами, открывались одно за другим, но ни следа обитаемости! Вдруг усмотрели на дальном краю равнины вьющуюся струю дыма: толмачи и бакеры заключили, что тут должно быть многолюдное индейское жило, и в некотором страхе сообщили нам [331] открытие. Гладкость и простор места позволяли всему нашему войску, из 5 народов состоящему, развернуться фрунтом и скакать во всю узду, чтобы не дать время индейцам скрыться в кусты.

Приблизившись, увидели горящую лесину и ни малейших признаков бытия людей. Далее прекраснейшия дубравы, чистыя, как английский парк, сменялись травяными полями, и, наконец, подъехали к Славянке, которая в летнюю пору местами пересыхает, и там, где перебродили ее, была не шире 5 сажень и не глубже 3 фут. Расположась на левом ея берегу в тальнике обедать, послышались приближавшияся к нам голоса индейцев. Заслонив собою пущенных в траву лошадей своих, мы послали толмачей навстречу идущим, которые оказались дружественными посетителями, привлеченными сюда желанием нас видеть. Их было человек 15 мужчин, жены и дети остались в ближайшем жиле. От них мы узнали, что злодеи, отомстившие испанцам за нарушение покоя миролюбивых обитателей сих долин, разграбив миссию, суть большею частью беглые из миссий индейцы, засевшие теперь в неприступных кустах за большою равниною впереди нас, готовые отразить всякое нападение притеснителей. Провожатые наши, между прочим осведомились, что один почетный индейский старшина, бывалый в Россе и приласканный русскими, находится теперь в здешних окрестностях. Я желал его видеть и попросил гостей уведомить его о нашем приезде. Старший из всех тотчас избрал одного молодаго парня посланцом. Тот сбросил свое легкое покрывало около пояса и, взяв лук в руку, так скоро скрылся из виду нашего, что мы не успели его наградить небольшим подарком за услужливость. Открытыя, веселыя, беззаботныя черты сих индейцев и ласковое их обхождение мне весьма нравились. Мы пригласили их навестить нас на ночлеге, и они обещались отыскать, где бы мы ни остановились. Еще до вечера приехали мы на самую большую равнину. Она сначала безлесна, ровна, как стол, покрыта тучными душистыми травами и необозрима, имея поперек не менее 40 верст. Горы с правой и левой сторон здесь опять открываются. Знакомые их обводы дали нам заметить близость нашу от селения Росс, откуда оне усматриваются. В прямом разстоянии чрез непроходимые хребты и провалины находились мы теперь не далее 25 верст от Росса, хотя объездом проехали около 75. Славянка прижимается здесь более к западным горам, и небольшая речка, извивающаяся посредине равнины, в нее втекает. Мы поворотили в сторону и направили путь обратно чрез поля, лежащие по обеим сторонам речек. Ночь нас настигла в одном из тех прелестных дубников, которыми там и здесь равнины испещрены. Лошади наши почти тонули в благоуханных высоких травах, покрывающих чистыя поляны. Огни в стане взвились промеж темной зелени столетних дубов, глубокое безмолствование нас окружало в сих щедро одаренных природою местах, и едва ночные стражи – шакалы – завыли жалобную песнь, как у наших огней очутились приятели индейцы. Получив от нас табак, сухари, бисер, они разселись в кружки со земляками своими, толмачами и бакерами нашими и принялись за любимейшее и, можно сказать, всегдашнее занятие мужчин, когда обстоятельства только позволяют – за игру в чет или нечет. Двое играющих садятся друг против друга, а по сторонам каждаго [находятся] хоры поющих. Приятная мелодия их голосов прерывается кратким и громким возгласом отгадывающаго игрока, котораго противник старается скрыть истинное число небольших палочек, держимых им в руке за спиною, делая весьма ехидныя и различныя движения обоими руками и одною ударяя в такт песни по груди своей. Игра продолжается всегда до тех пор, пока не проиграно все дочиста одним из играющих. Она занимала наших гостей и бакеров во всю ночь, до самаго утра.

Я пожелал видеть жило наших приятелей. Они поспешили предварить родников об ожидаемом их посещении, и тогда провели нас верст 10, идя впереди с такою легкостью и для глаз неприметною быстротою, что за их шагами мы должны были следовать рысью. За кустами и сухими канавками нашли мы на песчаном грунте индейское жило. Оно состояло из 5 или 6 семейств, родных между собою. Из ивовых и тальниковых прутьев, воткнутых в землю, состроили их жены временные приюты свои со вкусом, который поразил меня весьма приятным образом. [332] Разных оттенков и величин листья ив, находящихся здесь в великом разнообразии, придавали вид веселой и сельской простоты открытым сверху шалашам, в коих отверстия для входа были убраны ветвями с особенным тщанием. По нескольку шалашей соединялись между собою внутренними отверстиями. Еще листья сохранили всю свежесть, но прежде нежели они посохнут, жильцы оставят шалаши. Женщины возьмут малолетных детей и скарб свой на спины, поддерживая ношу лбом посредством ремня, мужчины укажут новое место, и городок вновь созидается, чтобы чрез несколько дней опять быть оставленным.

Жены и старики были испуганы появлением нашим, и, казалось, желали, чтобы их мы оставили в покое. Однако ж, они были к нам ласковы и показывали все принадлежности их скуднаго хозяйства. В немногих корзинах хранились запасы теста из толченых желудей и кашица из зерен дикой ржи и других трав, и рыба, пойманная ими в речке, насыпав в воду порошок так называемаго здесь мыльнаго корня, от котораго она, пришед в безчувствие, всплывает на поверхность воды. Ловля дичи есть дело мужчин, а таска ноши и вообще все трудныя работы возложены на жен. Этому разделению обязанностей, вероятно, приписать должно странное явление, что жены вообще сильнее сложены, чем мужчины, кои статны, имеют хорошую соразмерность членов, но кажутся слабее жен своих.

Индейцы нам сказывали, что летом ни туманы, ни дожди не нарушают постоянной ясности неба в здешних равнинах. Воздух теплый и мало изменяющийся, зимою льются дожди. Славянка выступает из берегов, наводняет все низменныя ровныя места и дает им новую силу произрастения. Леса главнейше состоят здесь из дубу трех родов: лавровника, чаги и дерева, называемаго в Россе пальмой, но которое есть настоящее земляничное дерево (Erdbeerenbaum ⁴). Травы весьма разнообразны и душисты. Из животных мы видели диких коз, россомах и шакалов, но нет сомнения, что водятся здесь те же самыя звери, которые свойственны всей Верхней Калифорнии.

Сими сведениями ограничивалось наше кратковременное знакомство с индейцами равнин р. Славянки, но в самом селении Росс я имел случай видеть их чаще. Да позволено мне будет изложить здесь некоторые мнения, возродившияся от того впечатления, которое народ сей и самая страна, ими обитаемая, на меня сделали.

Направлением гор, рек, положением озер и подобными естественными границами образовавшиеся отдельныя урочища по всей Верхней Калифорнии обитаемы индейцами, различествующими меж собою языком, а, может быть, и произхождением, хотя свойства климата и произведений страны, образ жизни и одинакая степень детства, на коей все сии народы еще обретаются и оправдывают вероятность предположения, что в обычаях и нравах их должно быть заметно взаимное сходство. Бодегенские индейцы трудно понимают язык тех, которые живут на равнинах р. Славянки, а севернее Росса обитающих и вовсе не разумеют. Тотчас за первою цепью холмов, опоясывающих равнины с восточной стороны, бродят другия поколения, чуждыя всем прочим, и в одной миссии Сан-Карлос (около Монтерея) считается 11 различных поколений и языков индейцев, приведенных туда из окрестностей. Но покуда не будут составлены словари и с этимологическою разборчивостью разсмотрены все сии языки, до тех пор не должно полагаться на уверения индейцев о совершенном их между собою различии. Может быть, они суть только разныя диалекты одного кореннаго языка, и все поколения – члены одного народа.

Те же причины, которыя произвели взаимныя отчуждения такого множества малолюдных поколений в близких между собою разстояниях, образовали и другия характерные черты сих индейцев. Питаясь главнейше ⁵ желудями, дикими каштанами и зернами разных трав, они не могут скапливаться весьма многолюдными обществами и должны для снискания себе пищи оставлять слишком размножившияся жила и вести бродящию жизнь. Даже живущие постоянно в каком-либо большом селении, расположенном на выгодных местах, должны сбирать припасы по большому пространству. Таковой образ жизни, привыкая к безпрестанным переменам местности, не допуская излишества в запасениях съестных припасов, [333] отклоняя заботы и поддерживая телесную деятельность, должен питать природную склонность американцев к независимости и приятно отражаться в их играх, песнях, языке и даже самых рукоделиях, даже таких, которыми они себя украшают. Головные уборы, пояски, ожерелья, сделанные большею частью из разновидных перьев, обнаруживают не токмо изобретательность ума, но даже некоторое изящество во вкусе. Язык их, мелодия голоса и напев песней приятны для слуха и чужды той унылой монотонии и нечистых, трудно произносимых гортанных слогов, которые находим в песнях и языке приморских колош, алеут, всех северных американцев и чукчей. В плясках своих, хотя они и являются дикарями, но игра фантазии и тут приятно поражает безпристрастнаго наблюдателя: наряд, движения, хоры поющих и самая декорация леса придают зрелищу характер некоей поэтической дикости, отнюдь не зверской, как у колош.

Сдружившись с нуждами и необходимейшее для поддержания жизни находя в своих дубравах и равнинах, хотя и радуют их вещи, получаемые от навязчивых европейцев, однако ж, не иначе, как с принуждением жертвуют для приобретения оных (вещей) своею свободою даже на самое короткое время. Табак, бисер, платья – все, что получают, ставят тотчас на карту в чет и нечет, испытывая игру фортуны. Лишившийся всего жалеет о лотерейных драгоценностях, но только потому, что не может ничего более проигрывать, и с веселым духом занимает места в хоре поющих, всякую игру или пляску сопровождающем.

Пища из растительных веществ, умеренный климат и самый род жизни образовали темперамент сих индейцев преимущественно слабо-сангвиническим. Они любят пляски, песни, игры, мягкосердечны и не мстительны. Смертоубийства между ними весьма редки. В междоусобных бранях уважается безбоязненность, пленных неприятелей не убивают, но по окончании брани разменивают, никогда не обращая их в невольники, как то делают колоши и другия племена.

Детей своих любят с нежностию, подчиненность соблюдается патриархальная, и все младшие члены одного поколения отдают должное предпочтение старости, опытности, искусству владеть луком. Уважение к отцу нередко переходит к сыну, но власть старшины над прочими ничтожна. Желающий оставить родное жило и перейдти в другия места имеет полную на то свободу.

Будучи поражены великими преимуществами европейцев, вооруженных смертоносными орудиями, и настигающих на лошадях своих быструю серну, они кажутся робкими. Робость сию объясняют тупоумием в противоположность тому остроумию, с каким христолюбивые падри умели сих нещастных пригнать в свои миссии целыми стадами и обращаться с ними, как с существами, не стоющими названия людей ⁶. Ничто не может быть несправедливее подобнаго заключения. Природа одарила сих индейцев хорошими умственными и душевными способностями. В миссиях они скоро перенимают ухищрения учителей своих, легко научаются разным рукоделиям, как и ремеслам, смело и ловко ездят на лошадях и говорят испанским языком. Не находя никакой пользы во всех сих начинаниях просвещения, лишившаго их свободы, не упускают они случая укрываться опять в свои леса. Будучи миролюбивы по природе и робки против столь сильнаго неприятеля, каковым европейцы сначала им показались, они, узнав в них впоследствии таких же людей, каковы сами, но более нечувствительных и более несправедливых, воспламенялись духом мщения, истребляли стада, уводили лошадей, нападали на миссии и предавали оныя грабежу, наказывая смертью только тех, которые особенно их озлобили своей жестокостью, например, какого-нибудь сердитаго падре. Сия самая месть не выходит из границ некотораго человеколюбия и не уподобляется тому зверскому иступлению, которое ознаменовывает колош, предающих при подобных нападениях острию кинжала всех до одного, даже малолетных детей, в чьих только жилах течет кровь европейца. Сравнивая их с сими колошами, не должно забывать, что последние, обезпеченные в пропитании неистощимой кормилицей миллионов людей – морем и обитая на берегах онаго, могли скопляться многолюдными обществами и на лодках своих удобно и легко сноситься со своими соседями. Оттого чувства народности должны были [334] у них скорее развиться, привязанность к обладаниям сокровищ усилиться, дух промышленности оживить всякаго и каждаго, и право сильнаго принял тот вид жестокости, которою колоши отличаются. Однако ж, зато утратили они все приятныя качества, сохранившияся в свежести у индейцев Калифорнии.

В заключение помещаю замечания о сих индейцах, составленныя г-ном Шелиховым ⁷, бывшим 7 лет начальником селения Росс.

Ф. Врангель.

ИАЭ, ф. 2057, оп. 1, д. 41, л. 35-45. Автограф, черновик; РГАВМФ, ф. 1378, оп. 1, д. 341, л. 35-45. Микрофильм. С разночтениями опубл.: Телескоп. М., 1835, ч. XXXVI, с. 441-456.

Комментарии

1. Для журнала «Телескоп» Ф.П. Врангель подготовил четыре статьи, которые были доставлены в редакцию «одною почтенною особою», в том числе эту, написанную под впечатлением от поездки в окрестности селения Росс в 1833 г. В редакции журнала статью подвергли литературной обработке, в результате чего она в какой-то степени утратила свойственный Врангелю стиль. Изменено было и название: в «Телескопе» статья названа «Американцы Верхней Калифорнии», кроме того, индейцы именуются в ней американцами или просто дикарями, хотя Врангель слово «американцы» употребил лишь однажды. Есть и другие разночтения. В настоящем сборнике восстановлен авторский текст.

2. От испанского Vaquero – пастух. Так называют в миссиях по всей Калифорнии индейцев, приученных к верховой езде и к присмотру за лошадьми и другим скотом. Все они отличные наездники. – Примеч. автора.

3. В заливе Бодего, 15 миль к югу от Росса, находятся кирпичный завод и сараи для складки товаров с компанейских судов, приходящих с грузами для селения Росс, где нет водной стоянки. Дорога из Росса в Бодего вырублена чрез лес и ведет чрез горы до половины, а далее по взморью и безлесным степям. – Примеч. автора.

4. Земляничник крупноплодный.

5. Звероловство есть более забава мужчин, нежели существенное средство пропитания. – Примеч. автора.

6. Говорю вообще, ибо есть и изключения. – Примеч. автора.

7. Замечания П.И. Шелихова в деле отсутствуют.