|
ОСТРОВ ТАНА (Продолжение ) Сегодня на берегу я заметил, что друг наш Гунама начальник не всего острова, но только одной части оного, и вот как это случилось. Гунаме вчера крайне понравилась моя куртка, и более по причине бывших на ней блестящих пуговиц: ибо я был столько неосторожен что не велел их обшить какими нибудь тряпками; вразсуждении же моего оружия я употребил сию осторожность; как напр. ефес и оправа у моей сабли, пистолеты и ружье были обшиты синею китайкою, чтоб блеск сих вещей не прельстил диких и не заставил их просить у меня. Куртка моя обратила на себя все внимание Гунамы; он несколько раз изъявлял желание иметь ее, а мне не [218] хотелось расстаться с вещию для меня весьма нужною, и я притворился, что его не понимаю; но к нынешнему утру велел я обшить разными лентами пестрой гошпитальной халат, и насадить на него сколько можно более медных пуговиц, крючков и других безделиц; шапку, наподобие чалмы, сделал я из белой холстины и украсил множеством пестрых лоскутков, бывших у наших портных. Надев на себя такой шутовской халат и шапку, я приехал на берег: великолепие наряда тотчас обратило на себя внимание жителей; все они вмиг закричали: эввау! начали платье мое рассматривать и удивляться. Гунама, позабыв уже куртку, не спускал глаз с моей одежды: где я ни шел, все на меня показывали пальцами, говоря: Арроману, Арроману, то есть: начальник, начальник! Наконец Гунама осмелился попросить меня, нельзя ли ему отдать мое платье; я долго на это не соглашался, изъясняя, что такой наряд стоит очень дорого и мне самому нужен: напоследок согласился в знак особенной к [219] нему дружбы отдать сие платье, и сняв с себя халат и шапку, надел на него. Тогда снова все начали кричать: эввау, и окружили Гунаму, которой, пробравшись сквозь толпу, гордо выступал по берегу. В это время человека три или четыре подошли ко, мне просить подобного же наряда, объясняя, что они такиеж Териги (владельцы или главы) как Гунама и ничем не хуже его; в знак чего показывали небольшое птичье перо, воткнутое в их волосы. К щастию подарок был недорог; не желая их раздражить, я и им подарил по халату, только не так уже великолепно убранному, как тот, которой достался Гунаме. Впрочем кроме сего случая, мы не заметили, чтобы они один другому завидовали, и вообще казалось, что жители сего острова весьма дружны между собою; всегда ходили она партиями, обнявшись или схватившись рукой за руку; когда один что нибудь делал и просил помощи других, то они охотно ему пособляли; драк между ими мы не видали и ссор не заметили; но с жителями других островов или, может быть, и с [220] жителями других частей того же острова, они верно ссорятся и ведут войну, потому что мне случилось видеть одного молодого островитянина с раною в паху от стрелы; только я не мог объясниться с ним, где и как он ее получил; притом множество дубинок, копий и стрел и проч. коими все они от старого до малого вооружены, показывает уже, что они имеют войны. Хотя мущины между собою обходятся дружелюбно, но к женщинам не показывали они никакого внимания; и мы заметили, что женской пол у них в презрения и порабощен: все тяжкие по образу их жизни работы исправляют женщины. Сегодня мы выменяли: 289 кокосовых орехов, и ветвь планшенов, 50 фиг, 16 фунтов корня яму и 36 фут сахарного тростнику. До 10-ти часов утра 29 числа была тишина при светлой погоде, а потом сделался ветр от NO, небо покрылось облаками и пошел дождь. До полудня, пока было ясно, мы просушивали свои флаги; разноцветность и множество их [221] произвели удивительное действие над жителями, которые день ото дня начинали иметь более к нам доверенности, и в великом числе сбирались в своих канах около нашего шлюпа; они смотрели на флаги, не спуская глаз, и беспрестанно кричали: эввау. Это обыкновенное их восклицание, означающее радость или удивление. Ласковое наше обхождение с жителями и подарки приобрели наконец полную доверенность; в первой день они едва осмеливались приближаться к шлюпу, и мы никак не могли склонить их, чтобы они взошли на шлюп, но теперь беспрестанно они нас посещали. Все виденное на судне приводило их в неизреченное удивление, а более всего им понравились наши зеркала и звон колокола; первые над ними имели тоже действие, как над животными, которые, видя в зеркале свой образ, ищут за оным другого животного. Дикие сии любят красить у себя лица; но у них, кроме красной, черной и белой грубой краски, нет никаких других. Желая знать, нравятся ли им другие цветы, я велел некоторым [222] из них расписать лица всеми красками, бывшими в рисовальном моем ящике. Коль скоро они показались своим товарищам с такими расписанными харями, то все они закричав; эввау, бросились к нам на шлюп и просили, чтоб их также украсить, но как для удовлетворения их прозьбе, у меня не достало бы рисовальных красок, то я велел марать им лица масляными красками как ни попало; это доставило им большое удовольствие. Мы едва могли отбиться от них и принуждены были издержать несколько ведер красок, В самое то время, как дикие были на шлюпе, у нас разливали ром из большой бочки в боченки; я предложил им немного рому в рюмке, но они, понюхав, отворотились и говорили або, або, (нехорошо, худо) и повторяя слово кава (У них есть род перечного растения, называемого всеми жителями островов Тихого океана кава; обитатели Таны также именуют оное и знают его употребление. Английские мореплаватели слово сие пишут ава, а Французские кава. Сии последние произносят оное настоящим образом; надобно заметить, что вообще Французы пишут Иностранные слова ближе к истинному выговору, нежели Англичане.) [223] показывали знаками, что сие питье усыпляет, однакож после немного взяли в рот, и тотчас выплюнули. В числе посетителей был у нас Гунама с старшим своим сыном Ятою. Мы позвали их в каюту обедать с нами и с трудом могли посадить их за стол на стулья: они непременно хотели сидеть на полу; кушанья наши они только отведывали, а есть не хотели, однакож не говорили, что они дурны и им не нравятся, но отговаривались тем, что у них табу-рассиси то есть брюхо полно. Ята ел только жареную рыбу и то не прежде как очистив поджареную кожу, и уверившись, что она поймана у них в заливе. Сие показывает, что они или боялись, чтобы мы их не испортили, или пищу нашу считали как бы нечистою, могущею их осквернить. После обеда я ездил с Гунамою на берег. Мне чрезвычайно хотелось узнать, имеют ли жители какие нибудь вещи, оставленные Капитаном Куком, но я не видал ни одной. Сегодня однакож увидел я у одного старика небольшой отломок [224] весьма толстого болта, каких у нас на шлюпе не было; полагая, что это есть один из памятников Кукова посещения здешних островов, я предложил старику за него ножик, но он предложения моего не принял; я прибавил ножницы, он и тем не был доволен; наконец полотенце, и множество других вещиц; но ничто сего упрямца не могло склонить променять мне сей бесполезной для него кусок железа, и потому я заключил по летам его, что он помнит Капитана Кука и вещь сию хранит, как памятник; но после узнал я, что болт сей был взят на шлюп на Мысе Доброй Надежды и служил вместо гири у дверей; один из наших матросов свез его на берег в надежде достать за него у диких какую нибудь редкость и променял помянутому старику. Естьли бы сей островитянин отдал мне этот кусок железа, то я хранил бы его как редкую вещь и представил бы с прочими Танскими редкостями Правительству, не зная ничего о [225] своей ошибке! (Сколько, мотет быть, хранится в Музеях и Кунсткамерах редкостей, подобных этому болту!) - Сегодня, по меридиональной высоте солнца, взятой на арт фицияльном горизонте, мы нашли широту гавани 19°, 32', 7'' S, а долготу, по лунным расстояниям, прежде взятым 169° 19' 00'' O. Нынешний день выменяли мы у жителей 435 кокосовых орехов, 10 фунтов корня яму, 40 фут сахарного тростнику, 3 ветви плантенов, 130 фиг и 1 хлебной плод. На 30 число в ночь умеренный ветр дул от NNO, и было светлооблачно. В 6 часов утра послали мы в последний раз гребные суда на берег за водою и дровами, ко с 8-ми часов ветер усилился и пошел проливной дождь, а как ветер дул почти прямо в гавань, то у берега сделался большой прибой, которой привел было в опасность наши гребные суда. Командовавший оными Г. Рудаков, предвидя опасность, потребовал заблаговременно на помощь шлюпку, которая и была к нему послана. Г. Рудаков, возвратясь на [226] шлюп в 11 часов, уведомил меня о большой опасности, в коей он и бывшие с ним люди находились. Барказа едва было не опрокинуло прибрежным буруном, и он принужден был велеть все боченки из него выбросить в воду; к щастию нашему дикие были к нам хорошо расположены; их на берегу было несколько сот, и вместо того, чтоб пользуясь нашим нещастием, сделать нам вред, бросились они в море, помогала удерживать барказ на воде и переловив все боченки, нам их отдали; потом пособили нашим гребным судам отвалить от берега. Ветр скоро после полудня стих, но дождь шел до вечера; тогда небо прочистилось, к NO лишь была молния. Вечером, по совету диких, поехали мы на берег ловить рыбу, ибо они нам сказали, что теперь ветром много ее в залив нагнало. Они нам помогали вытаскивать невод; успех был очень невелик: мы поймали две рыбы, и как мы знали по повествованию Г. Форстера, что в здешних водах есть рыба ядовитого свойства, то и спрашивали у диких, [227] можно ли пойманную нами рыбу есть? Они все говорили, что можно; один молодой малой, видно желая над нами пошутить, показал на лучшую рыбу, говоря: або, або, что значит: не годится. Но все другие, показывая в рот сказали: aни, ани, (есть). Тогда он засмеялся и сам сделал знак, что рыбу сию есть можно. Дикие обходились с нами совершенно подружески; они нам не сделали ни малейшего вреда и не причинили никакого беспокойства; но напротив того старались нам услуживать, как умели. Сначала не позволял я никому выменивать у них никаких редкостей, дабы тем понудить их приносить к нам более съестных припасов, но теперь, увидев, что мы от них все получили, чем они расположены были нас снабдить, я дал дозволение выменивать у них кому что угодно; они охотно расставались со всем своим оружием за наши безделки, кроме дубинок, которые нелегко могли мы от них получить, ибо оные делаются из весьма крепкого дерева, казуарина называемого, и на работу их употребляется много [228] времени. Мы заметили, что жители Таны в менах с нами, будучи отменно пристрастны к нарядам, предпочитали блестящие безделки полезным вещам, коих употребление мы им показывали на самом деле. В 12 часу ночи ветер сделался от WSW тихий, с легкими порывами, прямо от огнедышущей горы, которая от нас была неболее как в 5 или 6 милях; прежде она всякую ночь извергала пламя, ударов же слышно не было, но в сию ночь пламени мы не видали, а слышны были часто глухие звуки подобные отдаленному грому, и необычайной треск. Ветром нанесло на шлюп много самого мелкого пеплу и слышан был серной запах, а на рассвете увидели мы, что из разных мест по отлогостям горы поднимались густые пары; тоже самое мы и прежде замечали после всякого дождя. 31 Июля мы были совсем готовы к походу: нужное количество дров и воды запасли, каких можно было растений и кореньев годных в пищу достать от диких, наменяли, а с свиньями и курами [229] они никак расстаться не хотели. И так, не имея более надобности здесь оставаться, мы в половине шестого часа утра (31 числа) снялись с якоря и пошли из гавани. Лишь только жители приметили, что мы их оставляем, как вдруг на всех берегах кругом нас раздалось громогласное: эввау! эввау! Погода скоро стихла и дала Гунаме время приехать к нам с своим сыном и четырьмя или пятью другими товарищами. Подъезжая к шлюпу, они беспрестанно кричали: Диана! Диана! и показывали руками к якорному нашему месту. Но коль скоро приехали близко, то завыли голосом, что-то припевая и утирали слезы, которые действительно непритворно лились у них из глаз. Гунама привез мне в гостинец корень ям, в котором весу было 16,5 фунтов; за это мы им дали некоторые подарки. И тогда же шлюп, от нашедшего ветра, взяв ход, стал их оставлять; они беспрестанно махали руками, показывая на гавань, а Гунама повторял жалким голосом: Диана а! Диана а! а! Такова чувствительность [230] сих диких островитян: они плакали и кричали вслед за нами, пока мы могли слышать; наконец, отстав довольно далеко, воротились. Расставание с новыми, нашими приятелями Тихого океана неслишком было для нас огорчительно. Хоти слезы и вопли их несколько нас и тронули, но в самое то время, как мы выходили из залива, с нами случилось нещастие, которое было ближе к сердцу. В 7 часу умер плотничной наш десятник Иван Савельев простудною горячкою. Они занемог 27-го числа сего месяца, и чрез четыре дня сей чрезвычайно здоровой, тучной и сильной человек лишился жизни. Знание его своей должности, усердие и расторопность, а притом кроткий нрав и отменно хорошее поведение делали его для нас бесценным человеком - потерю его мы все много чувствовали. Сначала я хотел было на несколько часов остаться в гавани, чтобы похоронить на берегу тело усопшего; но после рассудил, что нам нельзя было сего сделать тайно от диких; ибо они примечали каждой дат шаг, [231] а увидев, что мы оставила умершего, они верно вырыла бы его из могилы, дабы обобрать одежду и проч. Немудрено, что и тело употребили бы в пищу, естьли справедливо подозрение Гг. Форстеров, что они людоеды; потому я и решился не хоронить его на берегу. В исходе 11 часа при умеренном ветре от W, и при ясной погоде прошли мы в расстоянии по глазомеру 6 миль югозападную оконечность острова Эмера. Здесь мы взяли пункт нашего отшествия, от которого и стали вести свое счисление. На сем же месте с обрядами нашей веры, какие только было можно учинить без священника, и с церемониею по Морскому Уставу, предали мы бренные остатке нашего покойника водам океана на неизмеримой глубине. По многим лунным расстояниям взятым в продолжение Июля месяца и приведенным к полудню 29 Июля, сыскали мы долготу якорного нашего места 169° 19' 00'' O, а широту -по полуденной высоте солнца 19° 32' 17'' S. Сия последня совершенно [232] сходствует с определенною Капитаном Куком а долгота его восточнее нашей на 22' 00''. Я уже выше сказал, что из новейших мореплавателей один Капитан Кук посещал Ново-Гебридские острова. Он в порте Резолюшьон пробыл 16 дней. Бывшие с ними Натуралисты Форстеры сделали об острове Тане и его жителях разные замечания; в некоторых из оных я с ними несогласен; другие же мы нашли справедливыми. Выпишу, что повествует о сих островах младший Форстер и присовокуплю к его замечаниям мои собственные. (Продолжение впредь) Текст воспроизведен по изданию: Остров Тана // Сын отечества, Часть 31. № 32. 1816
|