ГОЛОВНИН В. М.

ПУТЕШЕСТВИЕ ВОКРУГ СВЕТА

СОВЕРШЕННОЕ НА ВОЕННОМ ШЛЮПЕ "КАМЧАТКА"

В 1817, 1818 И 1819 ГОДАХ

ФЛОТА КАПИТАНОМ ГОЛОВНИНЫМ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

О Сандвичевых островах

Для нас занимательно и приятно видеть дитя, вступающее в такой возраст, когда уже разум начинает действовать, когда уже понятия его показывают ему, что [201] хорошо, что дурно, что прилично и что неприлично, чего должно убегать и чему следовать — словом, когда дитя начинает понимать учение своих наставников. Мы часто видим с удовольствием и восторгом, что действия, поступки и нередко даже суждения его бывают сообразны с понятиями возраста, достигшего совершенства; иногда же улыбаемся, видя, что слабость детского рассудка и врожденных страстей, не обузданных учением и опытом, вовлекают его в погрешности, свойственные возрасту и простительные детям. Кольми паче любопытнее и занимательнее видеть целый народ, так сказать, восходящий от детства к зрелым летам! Сандвичевы острова теперь представляют нам сию картину: там несколько тысяч взрослых и даже сединами украшенных детей вступают на степень человека совершенных лет. Картина сия заслуживает быть описана не таким наблюдателем, как я, и не таким слабым пером, как мое; она достойна внимания и прилежного наблюдения просвещеннейших людей: ученый и мудрый человек, проживший несколько времени между сандвичанами, открыл бы такие истины, касающиеся до разума, сердца и понятий человека, которых, вероятно, ни один кабинетный философ не мог постигнуть.

О Сандвичевых островах много было писано (О Сандвичевых островах Европа в первый раз узнала из путешествия капитана Кука, который нечаянно к ним пристал в 1777 году, и хотя англичане приписывают ему честь открытия их, но я впоследствии покажу, что не он первый открыл оные, а испанцы. После него посещали сии острова: Мире, Портлок, Диксон ⁸³, Лаперуз, Ванкувер, Крузенштерн, Лисянский и некоторые другие мореплаватели, сообщившие свету свои путешествия, и многие другие, коих путешествия не напечатаны), и все, что о них писано, я читал, но более того слышал от людей, которых занятия в жизни обязывают по шести месяцев каждый год проводить на оных (Граждане Соединенных Северо-Американских областей, производящие торг бобрами на северо-западных берегах Америки, каждую зиму с своими кораблями проводят в пристанях Сандвичевых островов. Я со многими из них был коротко знаком в бытность мою в тех краях. Некоторые по 10 лет и более там находились, имена их: Ebbets, Devis, Windship, Eyars и проч) и иметь беспрестанные сношения и дела с жителями; наконец, случилось мне и самому там быть в последнее мое путешествие.

Третье путешествие капитана Кука, изданное капитаном Кингом, появясь в свет, тотчас обратило внимание предприимчивых английских купцов к северо-западному берегу Америки как неисчерпаемому источнику бобровых промыслов. От Кинга также узнали они о высоких ценах, по коим покупаются китайцами кожи сих животных, чего, [202] кроме россиян, торгующих с сим народом на Кяхте, никому из европейцев известно не было. К торговым предприятиям на помянутых берегах споспешествовало также открытие Сандвичевых островов ⁸⁵, которые по географическому своему положению, по прекрасному и здоровому климату, по чрезвычайному изобилию в съестных припасах и, наконец, по кроткости нравов и обходительности жителей представляли мореплавателям самое лучшее место для отдохновения и запасу жизненных потребностей. Англичане после русских первые начали производить торг на американских берегах, откуда привозили бобров на продажу в Кантон. Но как китайских товаров получать они не могли, потому что торг с Китаем принадлежит одной Ост-Индской компании ⁸⁶, то, не находя большой выгоды в торговле бобрами, они скоро свои предприятия оставили, а место их заступили граждане Северо-Американской республики, которые и по сие время ежегодно до 15 судов и более посылают к северо-западному берегу Америки и получают в Кантоне от сей торговли превеликую выгоду. Все сии суда проводят в Северо-Восточном океане по два и по три года и более, прежде нежели отправятся в свое отечество. Летом плавают они по проливам и у северо-западных берегов Америки, где выменивают у диких на разные безделицы бобров, а на зиму удаляются из сей холодной, бурной страны в благорастворенный климат Сандвичевых островов, на которых проводят всю зиму; весною же опять возвращаются к американскому берегу. Столь частые и продолжительные посещения их скоро познакомили сандвичан с употреблением многих европейских вещей и даже с обычаями просвещенных народов, к чему более способствовало сильное желание нынешнего их владетеля просветить свой народ. Честными и справедливыми поступками с европейцами (Надлежало бы сказать: с американцами, а не европейцами, ибо самая большая часть поселившихся здесь белых суть граждане Соединенных Штатов Северной Америки, но как название американцев может относиться и к диким народам и ввести читателя в ошибку, то вообще всех белых, живущих на Сандвичевых островах, я называю европейцами) и ласковостью к ним он привлек к себе с купеческих судов многих матросов и даже мастеровых, которые поселились между сандвичанами и взяли себе жен из природных островитянок. Когда здесь был Ванкувер (с 1791 по 1794 год), то король имел уже в своей службе 11 человек европейцев, ныне же их считается на Сандвичевых островах около 150, в числе коих есть тимерманы, слесаря, котельщики, столяры и много плотников и кузнецов. Теперь 40 лет только, как [203] сандвичане узнали европейцев, и во времена посещения их Куком ружейный выстрел наводил на них ужас, но ныне они имеют до ста пушек разного калибра, коими умеют действовать, и более 6 тысяч человек, вооруженных ружьями и всею нужною для солдата амунициею. На острове Воагу, самом прекраснейшем из всей сей купы, при гавани Гоноруро построена у них каменная четвероугольная крепость по всем правилам, как строятся приморские укрепления; она выбелена и снабжена нужным числом крепостных орудий. Когда мы подходили к сей гавани, тогда стояли в оной два брига, принадлежащие сандвическому королю, и четыре американских судна; увидев все их под флагами и сандвический флаг, развевающийся на крепости, я не мог взирать на такой шаг к просвещению сего дикого народа без удивления и удовольствия, но, признаться, и не без стыда: весь восточный берег Сибири и Камчатки не представляет путешественнику ничего подобного сему! Нынешний их король при капитане Куке был простым старшиною, но по родству с тогдашним их владельцем Терребу немало значил. Тогда он назывался Мейхамейха, но по смерти короля он умел всю власть на острове Овайги захватить в свои руки, а потом с помощью вступивших к нему в службу европейцев покорил все прочие острова и ныне владеет один ими самовластно, бесспорно и покойно. Сделавшись королем, он переменил свое имя и стал называться Тамеамеа.

Тамеамеа уже очень стар: он считает себе 79 лет от роду. Вероятно, что точное число лет ему и самому не известно, но наружность его показывает, что большой разности в его счете быть не может; впрочем, он бодр, крепок и деятелен, воздержан и трезв, крепких напитков никогда не употребляет и ест очень умеренно. В нем видна разительная смесь ребяческих поступков и самых зрелых суждений и деяний, которые не обесславили бы и европейского государя. Честность его и любовь к справедливости могут показать в настоящем виде разные его поступки. Здесь надобно заметить, что за некоторые сведения касательно Сандвичевых островов я обязан г-ну Элиоту. Сей шотландец теперь именует себя Элиот де Кастро и называется статс-секретарем его овайгийского величества. Король дал ему на острове Воагу весьма хорошие земли и за службу его дает по 800 испанских пиастров в год жалованья сандальным деревом, которое он с выгодою продает американским корабельщикам. Недавно при берегах острова Овайги стало на мель английское судно (По имени «Bengal», капитан оного Hansley), для [204] облегчения коего, чтоб снять его с мели, капитан принужден был бросить из своего груза 90 слитков меди, каждый весом около 150 фунтов. Медь сия уже была потеряна для хозяина, и экипаж был весьма рад, что такою дешевою ценою избавил корабль от погибели. Некоторые из англичан, в службе Тамеамеа находящихся, советовали ему послать своих водолазов, чтоб достать медь и употребить ее в свою пользу. Он принял совет их, послал водолазов, и медь всю вынули, но он не хотел ее присвоить себе, что легко мог бы сделать, а спросил, как в таких случаях поступают в Европе. Когда ему сказали, что в Англии за спасение груза погибающего корабля одна осьмая доля принадлежит спасшим оный, то он, отсчитав себе двенадцать слитков, прочие возвратил капитану.

Один американец обманул короля Тамеамеа при покупке сандального дерева; ему советовали остановить, или, по-нашему сказать, конфисковать, собственность, принадлежащую сему американцу, бывшую на берегу в его руках, но он не сделал сего, а велел Элиоту написать на него просьбу американскому правительству, объявив, что, когда не получит удовлетворения, тогда поступит по-своему, но до того не хочет употреблять никаких насильственных мер. Правда, мне сказывали американские капитаны, будто Тамеамеа не всегда исполняет свои обещания и нередко отпирается от данного им слова, но они приводили такие примеры, по которым он мог быть прав или нет, смотря по силе условия его с ними. Например, недавно общество европейцев под управлением одного чужестранного для них медика поселилось на острове Атуае с позволения владетеля сего острова, который, впрочем, находится, как то я прежде сказал, в полной зависимости Тамеамеа. Сначала сандвичане полагали, что сии европейцы хотят жить между ними для торговли, но неосторожный доктор скоро обнаружил свои виды, что он хочет завести колонию на сих островах, пособить владельцу атуайскому завладеть всеми прочими островами и не позволять американским кораблям приставать к здешним гаваням. Он был до того прост, что, не приготовив старшин к сему предприятию, начал уже строить укрепления и поднимать флаг того народа, над отрядом которого начальствовал, и даже приезжал на остров Воагу с вооруженным караулом, который несколько времени имел у дверей своего дома, и также поднимал флаг. Наконец известный Юнг, бывший тогда начальником на острову от Тамеамеа, запретил ему угрозами сие делать и велел караул отправить на свое судно. Всего забавнее, что этот проказник в политических своих тайных переговорах с владетелем Атуая [205] употреблял для переводов американских матросов, на сем острове живущих, надеясь подарками заставить их хранить тайну: они подарки брали, а дело все открыли своим соотечественникам — капитанам американских кораблей. Сии видя затеи и ухищрения против их торговли, тотчас объяснили Тамеамеа опасное его положение и убедили его немедленно согнать пришельцев с Атуая. На такой конец и дано было от него повеление владельцу острова, не делая им никакого насилия, требовать, чтоб они отправились туда, откуда пришли, а в случае непослушания употребить силу. Но как доктор храбрился и грозил им скорым прибытием к нему подкрепления, то Тамеамеа и не на шутку струсил, воображая, что какое-нибудь сильное государство в сем деле участвует. Однако ж американцы скоро его в этом разуверили и убедили, что предприятие сей партии произошло от своевольства и необузданности старшины одного малозначащего и малосильного заселения, а один из американских капитанов вызвался остаться с своим кораблем, доколе партия пришельцев не удалится, и в случае нападения их на него защищать его; за сие Тамеамеа обещал дать ему полный груз сандального дерева. Между тем доктору, который имел плохую надежду на присылку пособия, показалось, что рецепт — уступить и убраться домой — гораздо спасительнее и здоровее, нежели ратоборствовать и возложить на меч руку, приобыкшую к ланцету. От сего союзник Тамеамеа не имел случая оказать ему помощь, но обещанный груз сандального дерева требовал, в чем, однако ж, сандвичанин отказал, утверждая, что сию награду обещал он дать за действительную помощь, а не за простой, за который он снабдил его большим количеством съестных припасов. Определить, кто прав и кто виноват в сем деле, зависит от содержания договора, который был словесный и без свидетелей; а такое дело и в Палате суда и расправы проволочили бы лет 5, не сделав никакого решения, почему и нельзя Тамеамеа винить по одним только слухам. Впрочем, если бы иногда он в подобных сему делах и обманул американцев, то что же за беда? Ведь тут дело идет о политике и дипломатических сношениях, а при заключении и нарушении трактатов где же не кривят душою, когда благо отечества или, лучше сказать, министерский расчет того требует?

По совету служащих у него европейцев послал он в Кантон с сандальным деревом бриг (Бриг сей называется «Кугаману» по имени любимой королевской жены, которых у него четыре прежних и одна вновь взятая молодая девочка) — судно о двух [206] мачтах под управлением американца, но под своим флагом. Известно, что китайцы с иностранных судов, к ним приходящих, берут чрезвычайную пошлину, простирающуюся до нескольких тысяч рублей, за то только, что суда в их порте положат якорь, а продадут ли товары, до того им дела нет. По возвращении сего судна, когда Тамеамеа при отчете узнал, что такая сумма заплачена за положение якоря в китайской гавани, он заметил, что это очень дорого, и тогда же решил, что если другие державы берут за сие деньги с его судов, то и он должен то же делать, только не так много, и назначил, чтобы все приходящие в наружную гавань Гоноруру европейские суда платили ему по 60 пиастров, а во внутреннюю, где покойнее стоять, по 80.

Однажды, прогуливаясь с Элиотом по селению Кавароа в заливе Карекекуа, я хотел видеть место, где убит капитан Кук. Пришедши к морскому берегу на тот самый камень, где пал сей славный мореплаватель, я и бывшие со мною офицеры взяли по одному камешку и положили в карман в память сего происшествия. Это подало повод г-ну Элиоту рассказать нам анекдот. Будучи на сем самом месте, Тамеамеа рассказывал ему о ссоре, случившейся между островитянами и англичанами, и каким образом Кук был убит. Элиот, так же как и мы, взял камешек и хотел положить в карман; на вопрос Тамеамеа, для чего он ему нужен, сказал он, что хочет послать к своим приятелям в Англию. При сих словах сандвичанин переменился в лице, глаза его засверкали, он вмиг вырвал камень из рук Элиота и бросил его в море, сказав, что он сею посылкою хочет напомнить своим соотечественникам о несчастном приключении, которое должно быть давно забыто, и что добрые люди после примирения старых ссор никогда вспоминать не должны.

Он часто говорит европейцам, к которым имеет более доверенности, что жители островов сих могут быть счастливы только под управлением одного человека, а иначе у них опять будет по-прежнему междоусобная война и они скоро истребят друг друга. Для обеспечения сего блага для них он принял такие меры, которых и европейские политики не могут не похвалить: у него от одной жены есть сын лет 20, наследник его, а от другой — дочь почти тех же лет; но сия вторая его жена, Кугаману, та самая, которую Ванкувер столько хвалит и много об ней говорит в своем путешествии, будучи женщина умная и хитрая и притом в родстве с первыми старшинами, уважаема и любима поселившимися между ими европейцами, скоро лишила бы наследника власти и сделала бы владетелем, [207] кого ей угодно. Тамеамеа предвидел это и для того женил сына своего на дочери, сестре его, хотя они не имели друг к другу никакой склонности и теперь живут между собою несогласно.

Между тем человек с такими высокими понятиями о справедливости и народном правлении, увидев у одного из наших офицеров (барона Врангеля), бывших со мною на берегу, простой пестрый бумажный платок, тотчас взял его, несколько минут его рассматривал и любовался им и, как казалось, хотел просить, чтоб платок ему отдали, но лишь Элиот сказал ему, что это нехорошо, то он вдруг бросил платок к г-ну Врангелю и, поджав руки, присмирел, как мальчик, которого побранили за шалость. После того увидел он на мне большие английские, довольно поношенные башмаки, которые я тогда носил, будучи болен ногами, и стал у меня просить их, говоря, что американцы привозят к нему много, но таких больших и хороших башмаков он не видывал, и я принужден был к нему после отослать их. Он имеет множество разных европейских вещей, и даже дорогих, как, например, богатый серебряный сервиз, хрустальную посуду редкой работы, много фарфоровых вещей и проч., а также и денег считается у него до 200 тысяч пиастров, которые хранит он в крепких сундуках, в каменных домах, нарочно для того построенных, следовательно, платок или башмаки не могли служить для него предметом удивления и он также знал, что это безделица, почти ничего не стоящая, но тут было мгновенное действие ребяческого образа мыслей, от недостатка воспитания происшедшее.

Хотя слабости сии в Тамеамеа свойственны только детскому возрасту, а не сединами украшенному старцу, но не могут затмить истинных природных его дарований и достоинств: он всегда будет считаться просветителем и преобразователем своего народа. Правда, что многие понятия о вещах и делах и способы, принимаемые им к лучшему устроению своих владений, не его собственные, а сообщенные ему служащими у него европейцами, но желание и умение пользоваться их советами при состоянии, в коем он родился, взрос и живет, делают его необыкновенным человеком и показывают, что природа одарила его обширным умом и редкою твердостью характера. Я уже упомянул об одной статье государственной его политики, чтоб острова его владения вечно были под управлением одного повелителя. Другая, не менее важная состоит в том, чтобы никому из приходящих иностранцев не давать преимущества перед другими, но со всеми одинаково поступать, позволять всем иметь с его подданными равный и свободный [208] торг и запрещать европейцам заводить свои собственные заселения. На сей конец, когда он находящимся в его службе англичанам и американцам дает во владение земли, то всегда с тем, чтоб они принадлежали им, доколе они живут на островах его; передать же их другому они никаким образом не могут, и земли сии по отъезде их или по смерти опять к нему поступают. Ванкувер или не понял его, или с намерением ошибся, когда в своем путешествии написал со всею мелочною подробностью о торжественном уступлении острова Овайги английскому королю. Ни Тамеамеа, ни старшины острова никогда не думали отдавать земли своей. Все это дело они понимают в другом виде и отнюдь не так, как Ванкувер его хотел понимать. Теперь здесь есть европейцы, живущие между сандвичанами более 20 лет. Они мне сказывали, что Тамеамеа без досады слышать не может, когда ему напоминают, что англичане имеют право на его владения по собственному его договору, постановленному с Ванкувером. Он так далек от сего мнения, что даже и островов своих не позволяет называть Сандвичевыми островами — именем, данным им капитаном Куком, но велит, чтобы каждый из них был называем своим именем; вся же купа вместе именуется острова короля или владетеля овайгийского. Он принял английский флаг от Ванкувера и поднимал его всегда, но не знал, что это значит по европейским обычаям, а когда в последнюю войну англичан с американцами ⁸⁷ один корабельщик последней из сих наций пошутил над ним и сказал ему, что американцы вправе отнять у него острова его, потому что он поднимает флаг той земли, с которою они в войне, и когда Тамеамеа выслушал и понял настоящее значение флага, то сказал американцу, чтоб он не считал его дураком, ибо у него в магазинах есть много флагов разных европейских народов, и так если английский не годится, то он другой поднимет. После сего случая он тотчас захотел иметь свой собственный флаг, который для него англичане и выдумали: оный состоит, как я уже выше сказал, из семи полос (Число полос означает семь островов, находящихся в непосредственном управлении Тамеамеа; прочие же четыре принадлежат владельцу острова Атуая, но он не что иное, как вассал короля овайгийского, к которому приезжал он на остров Воагу принести свою покорность и обязался платить ежегодную дань, состоящую в полном грузе одного судна сандального дерева), а в углу английский гюйс означает дружбу его с англичанами как с первым европейским народом, с которым он познакомился. Договор же его или уступку земель, как Ванкувер рассудил назвать сей акт, сандвичане считают соглашением дружбы и помощи или, по нашему [209] сказать, оборонительным союзом, только в другом виде. Тамеамеа обещался оборонять приходящих к нему англичан от голоду, снабжая их съестными припасами без платы, а англичане должны были защищать их от нападения других европейцев; с правом же собственности и независимости сандвичане и не воображали никогда расстаться. Впрочем, и поверить такой покорности невозможно: она могла произойти от страха, что и в Европе нередко случается, но Ванкувера они уже не признавали существом выше человека, как капитана Кука, который, однако ж, пал от их же руки. Ванкувер был между ими в то уже время, когда они не только знали действие наших огнестрельных орудий, но и сами имели их и проучили уже многих из европейцев, чему примеры в его же путешествии можно найти. Доколе дикие народы при посещении их в первый раз европейскими мореплавателями видели только одно действие нашего огнестрельного оружия, не зная способов употребления оного, то они думали, что ружья или пистолеты наши по собственному своему устроению могли в одно мгновение и на всякое расстояние производить толь ужасное, чудесное и непонятное для них действие. При таком мнении сотни их с своими стрелами, копьями и дубинами не отваживались напасть на одного человека с ружьем в руках. Был даже пример, что англичанин (см. второе путешествие Кука) («A voyage towards the South Pole and round the world performed in his majesty's ships the «Resolution» and «Adventure» in the years 1772, 1773, 1774 and 1775 written by James Cook, commander of the «Resolution». London, v. I—II, 1777. — Ред), зашедший далеко внутрь острова и приметивший намерение диких напасть на него, не имея при себе никакого оружия, привел их в ужас круглым футляром для зубочисток, который, держа в руках, обращал отверстым концом к наступавшим на него островитянам, а они, ожидая всякую минуту, что оттуда покажется огонь и гибель для них, не смели к нему приблизиться, и он благополучно достиг берега и соединился со своими товарищами. Такой страх может показаться смешным и трусостью европейцу, привыкшему судить обо всем по своим познаниям и обычаям, но причина оного весьма естественна и нимало не показывает, чтоб дикари, приходящие в ужас и смятение при виде нашего оружия, были люди робкие и малодушные. Подобное сему могло бы случиться и с лучшими европейскими войсками. Мы не смеем утверждать, чтоб в наши времена были уже открыты все таинства природы; много, очень много еще предоставлено открыть потомству. Положим, что обширный ум или случай показал бы какому-нибудь народу способ составлять [210] вещество, подобное пороху, только в несколько крат сильнее действующее, и по оному изобрести соразмерные орудия, которые производили бы свое действие на расстоянии нескольких верст, и если бы небольшое ополчение с таким оружием появилось пред многочисленным европейским войском и показало бы, что, будучи едва в виду оного, оно одним выстрелом может поражать целые батальоны, то если не офицеры, но, наверное, можно сказать, простые солдаты тотчас бы заключили, что или гнев небес на них ниспослан, или они дело имеют с волшебниками, и вся армия ударилась бы в бегство. Пушечный с корабля выстрел производил и должен был производить то же действие над дикими, но когда они приметили по неосторожности самих же европейцев, что оружие наше бывает только столь страшно и гибельно с некоторым приготовлением и что, впрочем, оно хуже их дубинок, то многие скоро и воспользовались сим важным для них открытием. Англичане, убитые в Новой Зеландии и после на Сандвичевых островах, где и сам Кук поражен, погибли от своей слишком большой и неуместной доверенности к огнестрельному оружию, которым они думали привести в ужас дикарей, получивших уже некоторое понятие о действии оного. Они воображали несколькими выстрелами обратить их в бегство, как стадо овец, но дикие, приняв первый огонь, не дали времени солдатам зарядить своих ружей и бросились на них с стремлением и страшным криком и в одну минуту положили их жизни и всему делу конец. Природа не так, как люди, присвояющие себе божескую власть на земле: она не расточает даров своих на любимый уголок своих обладаний; обширный ум и необыкновенные дарования достаются в удел всем смертным, где бы они ни родились; и если бы возможно было несколько сот детей из разных частей земного шара собрать вместе и воспитывать по нашим правилам, то, может быть, из числа их с курчавыми волосами и черными лицами более вышло бы великих и редких людей, нежели из родившихся от европейцев. Между дикими, без сомнения, есть люди, одаренные проницательным умом и необыкновенною твердостью духа. Такие люди хотя и считали европейцев при начальном свидании с ними существами выше человека, но скоро усмотрели в них те же недостатки, какие и в самих себе находили, и увидели, что они во всем равны. Между ими есть даже мудрецы, твердостью характера не уступающие древним философам, которых имена сохранила история. Например, капитан Кинг в путешествии Кука говорит, что, услышав об одном чудном старике, живущем в горах [211] острова Овайги, хотел он его видеть и с некоторыми из своих офицеров в сопровождении сандвичан с превеликим трудом добрался до местопребывания отшельника. Старик при виде людей, совершенно для него новых и необыкновенных как по цвету лица, так и по одежде, не показал ни малейшего удивления или любопытства, и когда Кинг хотел подарить ему несколько европейских вещей, которые в глазах всех островитян казались неоцененными сокровищами, то он отвергнул их с презрением и удалился в свою хижину; не есть ли он овайгийский Диоген? Таинство огнестрельного оружия более всего изумляло и ужасало диких, но европейцы сами же и открыли им оное, а через то потеряли то уважение, можно сказать, с боготворением соединенное, какое имели к ним островитяне. Безрассудные из мореплавателей часто ходили на охоту стрелять птиц, в присутствии диких заряжали свои ружья, и притом не по-солдатски, но медленно и мерою, как обыкновенно охотники заряжают; тогда островитяне перестали уже бояться их, а особливо когда приметили, что и расстояние, на какое оружия наши действие производили, весьма ограниченно. Сандвичане все это знали, имев уже в своем владении ружья, когда Ванкувер там был, следственно, Тамеамеа не мог быть страхом принужден уступить владения свои англичанам, а кто поверит, чтоб какой-нибудь народ добровольно расстался с своею свободою?

Приведение в оборонительное состояние владений своих также немало занимает Тамеамеа. Я уже упомянул о числе огнестрельного оружия, к нему европейцами доставленного. Надобно сказать, что в том числе есть мортиры и гаубицы; первыми, однако ж, они едва ли умеют действовать по недостатку в людях, знающих сие дело, но пушки они очень скоро и хорошо заряжают. Я сам это видел при салюте, когда Тамеамеа предложил нам выпить здоровье нашего государя, тогда сделали они салют с открытой батареи, подле дому его находящейся. Войско его нимало не походит на регулярное ни по одежде, ни по искусству действовать оружием. Теперь солдаты большею частью выходят в строй совсем нагие, с одною только повязкою по поясу и с сумкою для патронов, прочие же — кто в жилете без всякого другого платья или в одних панталонах, некоторые щеголяют в рубашках, один был совсем нагой, но в колпаке или в шляпе и проч. В ружейной экзерциции и в движениях их есть много своих собственных, смешных и странных приемов, но если мы рассудим, что в такое короткое время народ сей успел познакомиться с европейским оружием и владетель их мог вооружить 6 тысяч [212] человек (Элиот сказывал, что у него 8 тысяч воинов, вооруженных огнестрельным оружием, но испанец Манини, живущий здесь более 20 лет, уверял меня, что их только 6 тысяч; и я сие последнее известие полагаю справедливее первого) оным и завел артиллерию, то нельзя не признать, что сандвичане сделали большой шаг к просвещению.

Хотя войска сии обучаются европейцами, но Тамеамеа не дает им начальства, а управляют армиею его старшины, и первый из них, или главнокомандующий, по имени Калуа, есть брат первой королевской жены, о которой я выше упоминал. Сей Калуа — человек молодой, но превысокий, толстый и с большими дарованиями. Он приезжал ко мне на шлюп, и я удивился, с какою свободою он изъясняется по-английски. Я даже думал сперва, что он был в Америке, но Элиот меня удостоверил, что он выучился от поселившихся здесь европейцев. Другой его брат, по имени Гекири, имеет начальство над морскими силами, которые состоят в двух или трех бригах, купленных у американцев, и в нескольких шхунах и больших палубных баркасах, кои все вооружены пушками или фальконетами; матросы на них все из сандвичан, и многими управляют природные жители. Плавание их простирается с острова на остров. Этот народ имеет чрезвычайные способности: у него теперь не только есть много хороших плотников, кузнецов и проч., которые были бы не последними мастерами и на европейской верфи, но я видел в королевских сараях большой 16- или 18-весельный катер, построенный по размеру и под руководством сандвичанина, так что к строению оного ни один европеец и не приступался.

Притом они любят вступать в службу на европейские суда, и американцы их всегда имеют по нескольку человек. Они их весьма хвалят как людей усердных, послушных и смышленых и притом весьма привязанных к начальнику. Были примеры, что в случае всеобщего возмущения на купеческих судах они держали всегда сторону начальников, а потому-то американские корабельщики, подозревающие матросов в каком-нибудь опасном замысле, берут, идучи к северо-западному берегу Америки, по нескольку человек сих островитян, которых Тамеамеа охотно увольняет, надеясь, что по возвращении они будут ему полезны своими познаниями, кои приобретут в плавании на судах просвещенного народа. К нам весьма многие просились, но, не имея в них надобности, я им отказывал. Наконец, один молодой, проворный и веселый малый сам собою остался на шлюпе и не хотел ехать на берег. Чтоб свести его, надлежало бы употребить силу, а так как я узнал, что он [213] никакого преступления не сделал, то и согласился взять его, зная, что на судах Американской компании весьма легко отправить его назад (Он уже и отправился в 1820 году на компанейском корабле «Кутузове». Некоторые подробности о сем сандвичанине помещены в прибавлении под No 8). К сему более побудило меня желание посредством его познакомить сандвичан с Россиею. Они имеют теперь о нас весьма невыгодное мнение, потому что они видели наши компанейские селения, кои полагают Россиею, и считают русских народом бедным и едва ли что имеющим. Мнение сие американцы для своих выгод старались поддерживать, что им весьма легко делать, зная язык сего народа и помощью своих соотечественников, между ими поселившихся.

Более всего будут споспешествовать просвещению сего народа дети, родящиеся от европейцев и островитянок, которые от отцов своих приобретут некоторые познания и будут иметь привязанность к своей родине по матери и по привычке. Я видел многих из них: они ходят почти нагие, как и все здешние жители, но разумеют английский язык и разные мастерства.

Тамеамеа желает всеми способами заслужить дружбу и доверенность европейцев. Для безопасности приходящих к нему судов назначены им при рейдах лоцманы, которым даны на английском языке за его знаком (ибо он писать не умеет) свидетельства в искусстве их. Один такой лоцман у меня был, но как я не люблю слепо поступать по советам лоцманов даже и в Европе, а тем менее ввериться полудикому сандвичанину, то, идучи на рейд Карекекуа, мы брали свою осторожность, меряя беспрестанно глубину. Такая недоверчивость к нему много его огорчила, впрочем, он нам показал знание своего дела и более удивил своею осторожностью, которая и европейскому лоцману сделала бы честь, ибо, приближаясь к якорному месту, он пошел на низ и осмотрел, готовы ли и чисты ли у нас канаты, а потом и с якорями то же сделал. Мы очень много смеялись сему его поступку: он, как будто бы нарочно, за нашу к нему недоверчивость хотел отплатить тем же и считал нас столь плохими мореходцами, что мы в состоянии, идучи в порт, позабыть приготовить якоря. Для безопасности европейцев учреждена полиция, которая печется, чтоб недоброжелатели их из природных жителей не могли нанести им никакого вреда. В первую ночь, когда мы стали на якорь в заливе Карекекуа, патруль ее ходил по окружным селениям и кричал нараспев, как то мы после узнали, что пришедшее к ним судно есть дружеское и чтобы [214] жители под опасением строгого наказания не осмеливались делать никаких против нас покушений и даже в ночное время не подъезжали близко к нам. Разными способами, какими Тамеамеа обеспечивает жизнь и собственность живущих у него белых, довел он большую половину своих подданных до тех же правил. Ныне смело можно вверить им самое лучшее белье для мытья и ни одна вещь не будет украдена; мы сами этого не испытали, но к нам являлись, так сказать, прачки-мужчины с свидетельствами от разных корабельных капитанов о их честности, исправности и искусстве мыть белье. При самом первом свидании с приходящими к ним мореплавателями многие из жителей стараются показать им свою честность и что им ничего не надобно даром. Когда мы подходили к острову Овайги, к нам приезжало много островитян, только все простой народ, старшины ни одного не было. Лейтенант Муравьев одному из них дал небольшой кусок листовой меди, и он тотчас отдарил бананою; другого же один из унтер-офицеров стал потчевать кашею сарачинского пшена, но он не хотел есть, доколе унтер-офицер не принял от него бананы. Впрочем, было бы безрассудно утверждать, что они все крайне честны; воры есть и у них, и притом много, только по крайней мере с прочими европейскими искусствами научились они и воровать так, как это ремесло у просвещенных народов отправляется, т. е. ныне сандвичанин ни одной ненужной ему вещи не украдет, как то прежде они делали, а если какую вещь он решится украсть, то выжидает случая и делает так, чтоб и следов покражи сыскать нельзя было. Сначала же они тащили все, что ни попадало, и даже в глазах у тех самих, у кого крали. На острове Воагу утащили они у меня с своих лодок стоявший на кормовых окнах дорожный небольшой погребчик и кожаный со шкатулки чехол так искусно, что я на другой день это уже приметил, невзирая на то что мы кругом шлюпа имели часовых, нарочно определенных смотреть за приезжавшими к нам лодками. Надобно, однако ж, сказать, что это не относится к их старшинам, которые стали ныне почитать за стыд и бесчестье такие поступки, но в простом народе склонности сей скоро истребить невозможно. Старшины же только не стыдятся просить, если что им понравится. Мне сделали честь своим посещением четыре королевы, жены Тамеамеа. Я их потчевал вином и наливкою; они выпили по нескольку рюмок и при отъезде попросили у меня по графину, из которых я угощал их, я на это тотчас согласился; тогда они сказали, что графины гораздо красивее кажутся, будучи наполнены вином, нежели пустые, и это было в [215] минуту сделано. После сего заметили они, что если у кого есть вино, то надобно, чтоб и посуда была, чем пить оное, и потому каждая, взяв со стола по рюмке, спросила у меня, позволю ли я взять оные. Я был весьма рад, что такою дешевою ценою мог разделаться с ними, и расстался дружески. Однако ж они меня отблагодарили, прислав довольно плодов и зелени, а первая королева прислала четыре апельсина: этот плод еще большая редкость на Сандвичевых островах, ибо недавно разведен на оных.

Сандвичане теперь сделались весьма искусны и рассчетливы в торговле, а особливо сам владетель их Тамеамеа. Доказательством сему может послужить и то, что он имеет у себя несколько человек из старшин низшего класса, знающих немного английского языка; должность их состоит в том, чтоб приезжать на иностранные суда и узнавать от матросов, в чем и в каком количестве состоит груз их; они же должны пересчитать, сколько людей на судне, дабы сообразно сему Тамеамеа мог назначить цену на товар свой и на съестные припасы. Первый из них только и состоит в одном сандальном дереве, которое они раскладывают на три или на четыре сорта и всегда прежде показывают самое худшее, потом, если первого не возьмут, получше, и когда дело имеют с знатоками, то по многих спорах продадут самое лучшее, иначе обманут точно так, как и в Европе в торговых делах нередко случается. Дерево сие не то сандальное, которое мы сим именем называем. На всех Сандвичевых островах его чрезвычайно много; но как оно растет на горах, то доставать его весьма трудно, ибо надобно приносить с гор верст 40 и более. Американцы отвозят оное в Кантон и продают китайцам, которые делают из него разные ящички, шкатулки и тому подобное, а более употребляют оное для гробов и делают из него род масла для жжения в храмах. Китайцы ныне платят за пикуль (Пикуль кантонский содержит нашего веса 3 пуда 28 фунтов) сего дерева по 13 и 14 испанских пиастров, а американцы покупают у сандвичан по 10 и притом платят почти всегда товарами, которым назначают высокие цены. В продаже съестных припасов иностранцам также есть у них общая такса, а особливо на свиней, коз и кур. Тамеамеа назначает, какие цены брать, и ни один уже из жителей не смеет сбавить их, а более взять может. От сего происходит, что приходящие к ним военные суда, имеющие нужду в съестных припасах, но без товара, должны весьма дорого платить за все, что у жителей покупают, ибо американцы, беспрестанно в том море торгующие, привозят множество всяких европейских безделок и [216] стараются более иметь таких, которых жители еще не видывали, и ими платят за все, что от них покупают, делая иногда счет пиастрами. Часто они дают сандвичанам за свинью вещь, стоящую полпиастра, но ценят ее в 7 или 8 пиастров. Житель получает вещь, не зная настоящей ей цены, но потому только, что она ему нравится и в глазах его стоит свиньи, и когда другой из них привезет такую же свинью на военное судно, где нет никаких товаров, чтоб заплатить ему, то он просит за оную также 7 или 8 пиастров для покупки у американца такой вещи, какую купил его товарищ. Теперь военное судно сделает худой расчет, если вздумает при большом недостатке в съестных припасах идти на Сандвичевы острова. Я заплатил за двух посредственной величины свиней 15 пиастров, но мы не имели большой надобности покупать много съестных припасов, потому что недавно оставили Калифорнию, где купили по весьма сходным ценам очень большой запас всего, да и путь наш был к изобильным Марианским островам, и на переход к оным от Сандвичевых островов немного нужно было времени. Притом Тамеамеа подарил мне двадцать свиней и много зелени, а если бы все то, что мы получили в Калифорнии, в Россе и от Тамеамеа в подарки, покупать здесь на пиастры, то это стоило бы гораздо более денег, нежели в самой дорогой европейской столице.

Справедливость требует упомянуть здесь о весьма благородном поступке г-на Девиса (Willam Davies), гражданина Северо-Американской республики, хозяина и начальника нескольких судов, торгующих в том море. Я с ним прежде был знаком и ныне нашел его на Сандвичевых островах. Услышав от поселившегося здесь испанца Манини, что я поручил ему купить для экипажа капусты и другой зелени, и зная, что я должен буду после заплатить за то пиастрами, он дал ему нужное количество своих товаров на сию покупку и не хотел взять с меня никакой платы, говоря, что они ему стоят весьма мало. Если товары ему стоили мало, то по крайней мере он немало потерял от моих пиастров, которые к нему перешли бы за разные безделки. Я не мог иначе отблагодарить сего достойного человека, как подарив ему несколько ракет для сигналов и фальшфейеров, в коих он имел нужду, а у нас их было слишком много.

Гражданское правительство Сандвичевых островов вовсе еще не образовано, и в постановлениях их почти ничего европейского не введено, кроме налогов, которые некоторым образом уподобляются нашим и кои Тамеамеа ввел по совету европейцев, не уничтожив, впрочем, и [217] прежнего порядка в своих финансах, который состоял в том, что коль скоро королю нужны какие-либо съестные припасы или другие вещи, то объявляется, чтоб со всех округов или некоторых привезли к нему требуемое так точно, как бы господин дома приказывал своим служителям принесть к нему или отдать кому то и то. Это постановление и по сие время исполняется с величайшею точностью и без ропота, и, сверх того, по примеру европейскому назначена постоянная подать, например владельцы земель должны платить ежегодный налог по числу работников, возделывающих оные. Элиот за свою землю, на которой работают от десяти до двадцати человек, платит 40 пиастров; за позволение при берегах ловить рыбу платится по одному пиастру с каждой лодки за время рыбной ловли, которая бывает по временам года. О других постоянных и непременных податях я не слыхал, но деньги король сбирает, когда ему захочется, так же как и припасы, назначая принести к нему по пиастру с каждого человека, имеющего торг с европейскими судами, и сей его доход можно назвать пошлинами.

Другое новое постановление, похожее на европейское, состоит в назначении правителей на острова, из коих на каждом есть доверенный европеец в должности секретаря. Если Тамеамеа посылает какое повеление к своим губернаторам, то это всегда бывает чрез одного из последнего класса старшин, который сообщает оное изустно; но в то же время Элиот пишет повеление, к коему король прикладывает свой знак, всегда одинаковый. Получивший повеление рассматривает знак и сличает, что сказал посланный и что объяснит секретарь его, и, если сходно, исполняет, а если нет, то посылает за повторением приказаний. О выдаче мне десяти свиней и полной шлюпки разной зелени с острова Воагу таким же образом дано было повеление, я сам на шлюпе отвез туда посла и указ. Элиот старается сколько возможно придать важности достоинству овайгийского владельца и желает, чтоб по крайней мере по наружности сандвичане казались народом более просвещенным, нежели каковы они в самом деле. Когда мы пришли в залив Карекекуа, я узнал, что король это место оставил и живет ныне в другом, называемом Кайруа, отстоящем от первого в 20 верстах, а потому написал к нему записку по-английски, зная, что у него есть кому перевести оную. Я просил его приехать в Карекекуа для переговора со мною о снабжении нас свежими съестными припасами или прислать какого-нибудь европейца, который мог бы пособить нам в покупке оных и в получении пресной воды; но как я удивился, получив на другой день [218] на мою простую записочку следующего содержания официальную ноту, писанную на английском языке, с которой русский перевод прилагается здесь сколько возможно от слова до слова.

«Командиру его императорского российского величества фрегата «Камчатки».

M[илостивый] г[осударь]!

Его овайгийское величество сожалеет, что не может иметь удовольствия посетить вас в Карекекуа по причине болезни сестры его величества Пепи, которая находится при последних минутах своей жизни. Его величество дает полную свободу разным старшинам и прочим жителям продавать вам съестные припасы, в коих вы имеете нужду; что же принадлежит до пресной воды, то его величество советует вам взять оную на острове Мови, ибо в Карекекуа вода весьма нехороша. Я имею повеление от его величества приехать к вам завтрашний день.

Примите уверение истинного к вам почтения его величества,

с каковым и я также имею честь быть,

ваш покорный слуга

Джон Элиот де Кастро,

его величества статс-секретарь.

Кайруа,

ноября 1-го, 1818».

Разные причины препятствуют сандвичанам принять европейские гражданские узаконения. Первая, что и сам Тамеамеа не постигает еще надлежащим образом пользы, какую могли бы они принести его народу, а вторая, что нет при нем европейца, который бы хотел да и умел склонить его к принятию оных и был способен, конечно, понемногу, вводить их. Но более всего делает преграду принятию оных религия сих островитян, которая явно предписывает им деяния, совершенно противные европейским обычаям и законам, каковы, например, приношения людей в жертву божествам их, содержание многих жен, исключение женщин из разных прав, предоставленных мужчинам, и проч. Когда бы возможно было ввести к ним христианскую веру и искусство писания, тогда сандвичане в один век достигли бы такой степени просвещения, какого история еще нам не представляет. Но ввести чужую религию у свободного и сильного народа нелегко! Покоренные и завоеванные народы принимают веру своих [219] победителей или, лучше сказать, наружные обряды веры всегда почти по принуждению или в уважение некоторых преимуществ и наград, новообращенным предоставленных, а над свободным народом должно действовать убеждениями, но скоро ли можно в этом успеть? Употребить силу — значит прибегнуть к кровопролитию, тогда последует не просвещение, а истребление. Ванкувер покушался внушить Тамеамеа мысль о принятии христианской веры; он более всего опирался на жестокость и безрассудность приносить людей в жертву, которая истинному богу, единому создателю и владыке всего мира, не только не может быть приятна, но, напротив того, крайне ненавистна. Тамеамеа, полагая, что Ванкувер своему богу отдает преимущество, а сандвического поносит, предложил ему идти на превысокий, подле залива Карекекуа находящийся каменный утес, куда также хотел послать своего первосвященника с тем, чтобы они оба вместе бросились оттуда на низ: кто жив из них останется, того бог сильнее и справедливее и того он признает богом истинным. Опыт Ванкуверу не понравился, и он не только отверг его, но и в своем путешествии ничего об нем не упомянул, тем дело о религии и кончилось. Анекдот сей рассказывал американским капитанам известный по многим напечатанным путешествиям англичанин Юнг, живущий более 25 лет на Сандвичевых островах, который сам тогда служил переводчиком между Ванкувером и королем, а мне сообщил его Девис. Юнг рассказывал также о забавном возражении Тамеамеа, сделанном Ванкуверу, когда он, показав ему глобус, изъяснил, что земля круглая и вертится и что англичане и сандвичане ходят, обратясь один к другим ногами. Тамеамеа долго рассматривал и повертывал глобус, смотрел, где Сандвичевы острова, где Англия, но ничего не говорил и предался глубокой задумчивости. Наконец, когда сели они обедать, то он, положив на тарелку один большой сухарь, а на него несколько маленьких кусков, сказал ему: «Ну вот это земля (показывая на тарелку), а это (большой сухарь) Овайги; вот тут Тамеамеа (указывая на кусочки), Ванкувер и все прочие сидят хорошо и обедают, теперь смотри, что будет!» При сих словах повернул он тарелку, с которой куски полетели на пол; тогда он сказал Ванкуверу, что Тамеамеа не дурак и вздорным рассказам не поверит. В приношении человеческих жертв постепенно сделалась у них перемена, и ныне, по уверению Элиота и капитанов американских судов, только одних преступников, достойных смерти, умерщвляют в капищах, как на лобном месте, и оставляют там как жертву. Кук думал даже, что сандвичане людоеды, [220] чему приводит он и доказательства, но доктор его, Андерсон, не был с ним согласен в этом мнении. Ванкувер же вовсе отверг оное, и теперь живущие здесь европейцы утверждают, что разве в древности они были таковыми, ныне же и следов сего варварского обычая не осталось. Впрочем, если бы Тамеамеа обращал такое же внимание на права своих подданных, какое обращает он на права живущих у него европейцев, или даже и в половину только против того, то он мог бы облегчить во многом нынешнее тяжкое состояние простого народа, которого теперь жизнь и собственность находится в полной воле старшин, а сих последних права и преимущества наследственные. Даже у них есть некоторый расчет в древности или происхождении их родов, чего основательно никто из европейцев узнать не мог. Например, когда мы были у короля в доме, пришел сын его и сел на пороге в дверях; я сделал ему знак, чтоб он вошел и сел подле нас, но мне сказали, что он не может войти в дом отца своего, которого по происхождению он знатнее, будучи рожден от матери самого знатного рода на острове Овайги. Между тем король с матерью его не живет: он отдал ее в жены другому старшине, хотя она тут же была в женском отделении, и сын его находится в полной у него власти, так что когда я звал его к себе, то он сказал, что без позволения отца не смеет ехать. Старший по сану к младшему себя не может в дом войти потому, что тогда не имел бы права хозяин жить в нем; Элиот не умел изъяснить мне сего преимущества их фамильных родов. Старшины владеют всеми землями, и одни только вправе употреблять мясную пищу и некоторые роды лучшей рыбы, которых простолюдинам есть не позволяется. Равным образом и женщины, какого бы состояния они ни были, свиней в пищу употреблять не смеют, но собак, кур, дичину и рыбу знатные из них могут есть. Надобно здесь заметить, что собака у них не есть презрительная пища: старшины сами едят их, и даже Тамеамеа мясо собак предпочитает свинине; ему почти каждый день к обеду подают жирного жареного щенка. Некоторым из живущих здесь европейцев так понравилось собачье мясо, что оно сделалось обыкновенною их пищею. Они сравнивают его с самою лучшею бараниною, что весьма правдоподобно, ибо собаки здешние питаются плодами и растениями. Ванкувер, доставив к ним несколько быков, коров, баранов и овец, взял торжественное по их обряду в капище обещание, чтоб в продолжение 10 лет ни одного из сих животных они не убивали, а потом требовал, чтоб они уничтожили навсегда запрещение, по коему женщины не могут есть свиней, и позволили им употреблять всякое [221] мясо наравне с мужчинами; но на это они не во всем пространстве Ванкуверова требования согласились, сказав ему, что как свиней не он к ним доставил, то ему и дела нет до них и женщинам они никогда не позволят их есть, а быков и овец, привезенных им, включат в число собак, тогда и женщины будут вправе ими пользоваться. Равным образом и другое требование Ванкувера — чтоб женщинам позволено было есть вместе с мужчинами — отвергнуто. В отношении к женщинам и к простому народу все подобные постановления строго исполняются, но из старшин многие совсем не наблюдают запрещений, до них касающихся. Например, в известные времена они не должны есть свинины, кур и проч., однако ж они не смотрят ни на что и все едят, что им вздумается. Однажды многие из них у меня обедали, и в том числе был шурин Тамеамеа и начальник его войск, о коем я выше упомянул. Большая половина из них все ели, что ни подавали на стол, и с большим аппетитом; некоторые отказывались от свиного мяса или кур, а один только при виде курицы вскочил из-за стола и бросился из порта (корабельной амбразуры) в воду. Элиот мне сказывал, чем старшина важнее, тем менее следует подобным постановлениям, и сии, так сказать, вольнодумы более привязаны к европейцам и согласнее с ними живут. Женщина же, как бы знатна ни была, не может нарушить ни одного запрещения, до их пола касающегося. Меня посетила также жена первого старшины всего округа в соседстве Карекекуа: длинное шелковое, на старинный европейский манер сшитое платье и довольно дорогой белый платок показывали уже, что она знатная дама, но, когда мы сели за стол с старшинами, я не мог ее никак упросить не только отобедать, но даже и в каюте остаться. Она в ответ мне только и говорила «табу», то есть запрещено, и обедала на шканцах с женою другого старшины. Стол их состоял в тесте из муки корня тары и одной сырой рыбы, которую они вместо уксуса обмачивали в морскую воду; нашей же пищи никакой есть не хотели, кроме сухарей и сыру, а вина и наливки пили очень много.

Сандвичане стараются подражать европейцам как в платье, когда имеют на что купить оное, так и в поступках при общественном обхождении, только одеждою европейскою они располагают по климату и по своим понятиям о вещах. Когда они видят на европейце одежду, составленную из разных отдельных частей, как, например, фрак, жилет и проч., то не думают, чтоб по нашим обычаям благопристойность того требовала и что без кафтана, как бы прочее платье богато и нарядно ни было, у нас нельзя [222] нигде показаться, а приписывают это тщеславию и говорят, что мы хотим показать как можно больше платья в одно и то же время, и потому при церемониальных случаях сами так же одеваются; в другое же время запросто один наденет исподнее платье, впрочем без чулок и без всего, другой в одном жилете с повязкою по поясу щеголяет, третий в кафтане, на голое тело надетом; и это у них почитается, как бы у нас быть в простом, будничном платье. Но самое любимое одеяние их из европейского платья есть обыкновенная белая рубашка с манжетами или длинный сертук; старшины по большей части ходят, надев одно что-нибудь: рубашку или сертук, в прочем уже ничего не имеют с ног до головы. Простые люди часто наряжаются в старенькие матросские фуфайки или шаровары, кои выменивают у американцев; самые неимущие, будучи не в состоянии выменять никакого платья, иногда при нагом теле, с одною лишь по поясу повязкою надевают шляпу и думают, что одеты по-европейски. Надобно, однако ж, признаться, что если многосложная европейская одежда в жарком климате и для нас самих обременительна, то природным жителям теплых стран, привыкшим держать тело свободно от всяких, так сказать, детских пеленок и любящим несколько раз в день купаться, она должна быть крайне тягостна. При свидании с европейцами они кланяются и берут их за руку по нашему обычаю, а между собою наблюдают собственное свое обыкновение: прикасаются друг к другу носами и также берутся за руки.

Старшины в образе жизни начинают перенимать европейские обычаи, например ныне они по два раза в день в обыкновенное время, поутру и ввечеру, пьют чай, к столу приготовляют некоторые блюда по-нашему: варят, жарят; прежде же как мясо, так и коренья печены были у них в ямах посредством разгоряченных каменьев; только в установленное время обедать и ужинать они никак не могут привыкнуть, а едят по требованиям желудка. К несчастью, горячие напитки вошли у них слишком в большое употребление, многие из старшин сделались горькими пьяницами; даже сын и наследник королевский, молодой человек, о коем я выше упомянул, и первый советник или, так сказать, министр короля, родственник любимой его жены, неумеренно пьют и тем более приносят огорчения старику Тамеамеа, который, будучи сам человек весьма трезвый, не в силах их воздержать. Простой народ также пристрастен к сему пагубному пороку, и теперь на острове Воагу, куда более всех прочих приходит судов, за некоторые съестные припасы платят, как по таксе, горячими напитками, например за большую козу американцы дают две [223] бутылки рому, за малую — одну и проч. Мы были у них за несколько дней пред самым большим их праздником, который начинается в первой половине ноября и продолжается 21 день. Тогда жители никаким делом не занимаются, даже на лодках не позволяется им ездить, а проводят они время в еде, играх и пьянстве, и потому старшины, которым предлагал я подарки из бывших у меня вещей за плоды и зелень, коими они меня дарили, отказывались от них и просили рому, говоря, что у них скоро наступит продолжительный праздник, в который они должны быть непременно каждый день пьяны. Они имеют еще другой порок, их собственный: страсть к азартным играм, в которые часто проигрывают все свое имущество. Ныне ввели они в употребление наши карты и игру в них сами изобрели: она состоит в отгадках; для бостона же они еще не довольно просвещенны. Неумеренность, причиняя ссоры и драки между жителями, производит впоследствии зависть и злобу, от коих рождается желание мщения. Для достижения сего употребляют они разные ухищрения, и так как ныне при одном сильном и строгом владельце они не смеют решать споров своих оружием, как прежде между ими водилось, то прибегают к клеветам и ябедам, друг за другом присматривают и употребляют шпионов. Элиот мне сказывал, что система шпионства у них в совершенстве, даже к каждому из европейцев приставлено по одному шпиону, которые доносят старшинам о их поступках, а за самим Элиотом присматривают четверо, определенные Тамеамеа, любимою его женою, первым его советником и одним из первых старшин.

Надобно, однако ж, заметить, что европейцы привозом крепких напитков и карт только распространили пьянство и игру, а не ввели их между сандвичанами, ибо последние, как то я сказал, были у них свои еще до прибытия Кука. Упоительный напиток они также прежде умели составлять из известного перечного растения, называемого кава, и употребляли оный неумеренно. Напиток сей весьма противного и отвратительного вкуса и многим не мог нравиться, напротив того, до европейских напитков все сандвичане страстные охотники. Другой их порок, который ввели европейцы же, причиняет великий вред сему доброму народу распространением той заразительной болезни, которая столь пагубна для развратных людей. Кук сам признается, что любострастная болезнь на сии острова завезена его экипажем, но другие доказывают, что она прежде его прибытия там существовала. Я спрашивал у давно живущих между сандвичанами европейцев их мнения, и они утверждали, что до Кука болезнь сия здесь была неизвестна. [224] Европейцы, приходящие сюда и поселившиеся здесь, не только не стараются истребить или уменьшить оную, но и сами поддерживают и распространяют ее. Теперь по приходе каждого судна к Сандвичевым островам тотчас окружают его лодки, на коих первый товар состоит в молодых женщинах, которых отцы и мужья их предлагают матросам за известную плату. Должно, однако ж, сказать, что сему пагубному обыкновению следует только простой народ, но старшины и люди высшей степени ни за какую плату не согласятся торговать женами или дочерьми своими, да и сами женщины лучшего состояния начинают теперь иметь понятия о стыде и благопристойности, имея пред глазами пример в живущих между ими европейцах, которые от своих жен требуют такого поведения, какое и в Европе каждый муж от своей жены ожидает. Впрочем, хотя европейцы здесь женщин своих называют женами и о прижитых с ними детях имеют надлежащее попечение, но брак между ими и островитянками ни по каким обрядам не совершается.

Из числа поселившихся здесь европейцев, конечно, есть люди честные и хороших правил, но большая часть не может похвалиться своею нравственностью, и все вообще они без всяких познаний в науках. Такие люди могут научить сандвичан тому только, что сами разумеют. Познания же их состоят в разных мастерствах, в управлении судами и действии оружием; но если бы несколько человек ученых, терпеливых и имеющих способность наблюдать вещи внимательно, по примеру прежних миссионеров ныне поселились на Сандвичевых островах (В прошлом году (1821) я известился, что вскоре после отъезда моего с Сандвичевых островов прибыли на них из Соединенных Штатов миссионеры, которые будто бы успели уже многих из жителей обратить в христианскую веру. Если чистое усердие к вере, познание и поведение сих господ соответствуют их должности, то будет успех, но если они приехали с намерением только обогатиться и захотят играть комедию: станут учить диких одними книгами, а не примерным житием, сообразным с правилами христианства, тогда все дело испортят и приведут религию в ненависть у своих учеников, как сие случилось в Японии; я мог бы и другие примеры привести), то нет сомнения, что они скоро заслужили бы славу именоваться просветителями сего народа и имели бы прекрасный случай видеть, как я в начале моих замечаний сказал, постепенное шествие человека из дикого состояния на степень просвещенного. Тут могли бы они видеть, как языки составляются и приходят в совершенство (Есть много охотников отыскивать происхождения слов, но, сколь это дело трудно и часто невозможно, я приведу примеры: теперь у сандвичан вошло в язык множество английских слов, которые они, однако ж, совсем не так произносят, как англичане, следственно, чрез несколько веков нельзя будет различить, какие слова взяты из английского языка и какие их собственные, например кому бы пришло в голову, что кортар и доктор — одно и то же слово; фаэ и фаир (пали) также одно! Капитаны американских судов первому советнику или, если угодно, первому министру короля дали имя м-р Pitt (г-н Пит), настоящее же его имя Кремоку. Теперь сандвичане к сему новому его имени присовокупляют понятие о должности или звании и всякого, кто будет на этом месте, станут звать м-р Pitt, так что когда они будут народ совершенно просвещенный, то, вероятно, тогда мистерпит будет ранг или чин, что ныне у нас канцлер и проч. Сколько в наших языках есть таких слов, которые в младенчестве европейских народов подобным образом восприняли свое начало! Каким образом добраться до него?) и даже, может быть, были бы в состоянии [225] объяснить по сравнению некоторые темные места истории европейских народов при начале их образования, места, о которых ученые целые века спорят и ничего не решат. Словом, могли бы сделать множество полезных замечаний относительно ума, рассудка и сердца человеческого.

Если б путешествие капитана Ванкувера было переведено на наш язык (См. «Путешествие в северную часть Тихого океана и вокруг света, совершенное в 1790, 1791, 1792, 1793, 1794 и 1795 годах капитаном Георгием Ванкувером». Ч. 1—4, пер. с англ., СПб., 1827—1830. — Ред), то мне больше ничего не оставалось бы говорить о Сандвичевых островах, но как сей книги на русском языке нет, то я прилагаю о них некоторые статистические замечания.

Сандвичевы острова, лежащие в Северном Великом океане, занимают пространство между широтами 19 и 22° и долготами 155 3/4 и 159 1/2° восточными от Гринвического меридиана. Имена сих островов, коими жители их называют, суть следующие: Овайги (Острова, означенные звездочками, суть те, коих имена по моему слуху, казалось, жители не таким образом произносили, как я, следуя прежним путешественникам, здесь их поместил. Мне слышалось, что они называли их: Авайги, Моуа, Когоалави, Морокай, Оагу, Атвай, Ниягу, но как перемена названий не могла быть ни для чего полезна, то я и оставил имена, принятые большею частью европейцев) Мови **, Тагурова **, Ренай, Моротой **, Воагу **, Атуай **, Онигу **, Оригуа, Тагура и Марокин — всего одиннадцать ⁸⁸.

Овайги, юго-восточный сей купы, есть самый обширный и более прочих населенный; в длину простирается он на 150 верст, а самая большая ширина его — 130 верст. Остров сей имеет вид треугольника и внутри заключает превысокие горы, из коих две считаются в числе высочайших в свете ⁸⁹. Невзирая на жаркий климат, в коем находятся Сандвичевы острова, вершины сих гор покрыты вечным снегом. Капитан Кинг заключает по высоте черты [226] вечного снега, лежащего на горах между тропиками, как определяет оную Кондамин, что из сих гор называемая жителями Моуна-Роа имеет 18 400 футов перпендикулярной высоты, а другая, Моуна Воррорай, — 16 020 футов. Между горами по всему острову и при берегах моря есть много обширных и плодоносных долин, из коих некоторые жители обрабатывают. Главные произведения острова суть: тара — хлебный плод, картофель, плантены, бананы, кокосы, сахарные трости, корень ям и сладкий картофель. Сей последний бывает иногда весом до 10 фунтов, а капитан Кук видел на острове Атуае картофель, весивший 14 фунтов. Тара, которая здесь есть общий хлеб всякого состояния жителей и главная, а часто почти единственная пища простого народа, не в большом изобилии родится на Овайги по причине трудности доставлять воду; ибо растение сие должно беспрестанно находиться под водою в половину своей вышины, и потому много оной привозят с других островов, а особливо с Воагу. Кроме вышепомянутых главных произведений родятся здесь в изобилии арбузы, дыни, тыквы. Из животных четвероногих есть только свиньи, собаки и рогатый скот. Сей последний привезен Ванкувером и теперь расплодился, только для мореплавателей он бесполезен, ибо от небрежения жителей одичал и скитается внутри острова по долинам, в коих находит хорошие паствы и много воды. Следовательно, пригнать к морскому берегу диких быков никак невозможно, а убить и мясо доставить климат не позволяет; здесь никакое мясо не может пробыть одного дня, чтобы не испортиться. В диком же состоянии на всех Сандвичевых островах, кроме крыс, нет никаких четвероногих. Капитан Кинг ошибся, сказав, что сандвичане не имеют к собакам такой привязанности, как европейцы, и держат их только для употребления в пищу. Это правда, что самая большая часть собак содержится здесь как домашний скот и вместе со свиньями ходит в поле, но есть много и таких, которых они держат в домах, ласкают и имеют к ним большую привязанность. Я сам видел двух маленьких собачек в доме первого старшины всего округа в соседстве Карекекуа: жена его поила их из того же сосуда, из которого сама пила. А один старшина с острова Воагу считал, что он ничем более не мог изъявить верноподданнической своей привязанности к королю, как назвав любимую свою собаку его именем — Тамеамеа. Кур здесь водится множество, они до прибытия европейцев уже были на сих островах. Ныне же разведены индейки, гуси и утки, сих последних мы сами видели. Они из того рода, который называется у нас шипунами, только их еще немного. Мне удалось доставить [227] на сей остров несколько калифорнских перепелок, они весьма плодливы. Я подарил их королю, который, верно, будет иметь об них надлежащее попечение. Диких лесных и морских птиц здесь немного. Я упомяну об них впоследствии, говоря о всех островах вообще; также и о рыбах, которыми берега здешние изобильны, но она вся морская и из того рода, которая не слишком вкусна, хотя жители весьма оную любят. На Овайги жители делают из морской воды посредством бассейнов и действия солнечных лучей большое количество соли, которая ничем не уступает лучшей европейской. Они до прибытия еще Кука знали употребление оной и умели уже солить свинину и рыбу, сберегая их в сосудах, сделанных из больших тыкв. В горах растет много сандального дерева, но по отдаленности от морского берега доставлять оное весьма трудно. Прежде дерево сие ни на что у них не употреблялось, следовательно, и не было им надобности доставать оное, но ныне оно составляет важный товар, за который король и старшины получают хорошую плату от американцев, а потому для доставления оного с гор употребляется множество людей. Полезные же для жителей деревья суть бумажное (Morus papyrifera), так названное потому, что из коры оного делают в Китае писчую бумагу и из коей сандвичане умеют делать довольно крепкие и красивые материи и ковры, и дерево, называемое ими ты; из корня оного составляют они род сладкого напитка, похожего на сусло, а европейцы научили их гнать из него ром. Листья же по своей величине и крепости употребляются в строении домов, и то у людей знатных, ибо дерева сего не столь много, чтоб всякий мог им пользоваться. В селении Кайруа, где ныне живет Тамеамеа, только в строении его домов и в доме Элиота лист сего дерева употреблен. Гораздо уже после Ванкувера американцы доставили на здешние острова лимонные и апельсинные деревья, которые теперь и плод приносят, и деревья хлопчатой бумаги. Сии последние мы видели в Карекекуа. Элиот сказывал, что здешнюю хлопчатую бумагу американцы возили в Кантон, где китайцы весьма ее хвалили и уверяли, что она никакой бумаге, им известной, не уступает.

Число жителей на острове Овайги капитан Кинг полагает во 150 тысяч, но это слишком много. По уверению живущих здесь европейцев, полагаемое число жителей капитаном Кингом как на сем острове, так и на других без погрешности можно уменьшить вдвое.

Жаль, что сей прекрасный остров не имеет ни одной закрытой от ветров и безопасной пристани. Суда должны останавливаться на открытых рейдах, отчего в зимние [228] месяцы могут произойти для них самые гибельные следствия. На восточной стороне острова есть глубоко вдавшийся залив, называемый жителями Вайкатиа. Ванкувер подходил к нему и посылал своего штурмана осматривать его. Штурман объявил, что залив открыт и ничем не защищен от северо-восточного пассата, который дует здесь с большою силою и причиняет великое волнение. Но американский капитан Девис сказывал мне, что он с своим кораблем недавно был в сем заливе и нашел там безопасное якорное место за банкою, выдавшеюся от мыса, и что гребные суда могут весьма удобно приставать в одной из двух рек, текущих в него. В сию реку они при всякой воде без малейшей опасности въехать могут. Ванкуверов штурман, как известно по его путешествию, не въезжал в самую внутренность залива, опасаясь сильного с моря волнения, и потому, вероятно, не приметил банки, защищающей от волнения якорное место. Девис говорит, что жители в окружности сего залива столь богаты съестными припасами, что он в самое короткое время купил у них за 25 пиастров 400 кур, а зелени и плодов такое количество, что не знал, куда поместить оное на своем корабле. Элиот меня также уверял, что восточная сторона острова грраздо богатее и изобильнее и что старик Тамеамеа не живет там только по причине частых дождей, вредных его здоровью, которые пассатный ветер наносит; а горы, останавливая облака, причиняют дожди в восточной стороне острова, а в западной — засуху. На западном берегу хорошей пресной воды весьма мало; старшины для своего употребления посылают за оною на горы к рудникам за 7 и за 10 верст. Следующий за Овайги остров по величине своей есть Мови, имеющий 70 верст длины и 40 самой большой ширины. Сей остров также не имеет ни одной закрытой пристани; однако ж на западной его стороне есть рейды, довольно безопасные, а при пассатных ветрах и покойные, где удобно приставать к берегу. Из всех Сандвичевых островов ни на одном нельзя так легко получить весьма хорошую пресную воду. Произведения острова суть те же самые, что на Овайги, кроме разведенных европейцами, которых здесь нет еще, да и природные произведения не в таком большом количестве находятся, как на первом острове. Число жителей на оном Кинг полагает 65 400, но и здесь надлежит сделать такое же сокращение, какое на Овайги. Остров Мови весьма много потерпел в войну его против Тамеамеа, который при покорении оного выехал на него с многочисленною ратью, и, будучи вспомоществуем европейцами и огнестрельным оружием гораздо в большем количестве, нежели сколько имел владетель Мови, он [229] скоро победил его и опустошил остров до того, что он и по сию пору не пришел еще в прежнее состояние.

Воагу, имеющий около 60 верст длины и 30 ширины, есть третий по своей величине в сей купе и из всех самый прекраснейший и выгоднейший как по своему положению, находясь почти в средине оной, так по изобилию плодоноснейшими долинами, ровными местами, паствами и пресною водою. Для европейцев же он важнее и полезнее всех прочих потому, что на южной стороне его есть совершенно закрытая и безопасная гавань, называемая Гоноруро, подле которой находится между морем и горами пространная, ровная, едва приметным покатом от гор понижающаяся долина, на коей у самой гавани расположено главное селение острова и крепость; на сей долине довольно места для весьма обширного города. В гавань впадает небольшая, но довольно быстрая река, вытекающая из гор ручьями, наводняющими бесчисленное множество плантаций тары. Воагу производит такое изобилие сего необходимого для сандвичан растения, что великое количество оного отправляется ежегодно на остров Овайги. Все произведения, бывшие на здешних островах до открытия оных европейцами, на Воагу родятся в изобилии; а как ныне большая часть европейцев, поселившихся между сандвичанами, живет на сем острове, где получили они от Тамеамеа обширные владения, то и обработан он лучше всех. Многие из них прилежат с великим усердием к земледелию и разводят все естественные произведения, свойственные климату и качеству земли. На сей конец ни один американский капитан не приходит сюда, чтобы не привести семян или самых растений, здесь еще не известных. Испанец Манини более всех славится своим хозяйством. Теперь на Воагу сверх природных произведений, как-то: тары, хлебного плода, банан, картофеля, сахарных тростей, кокосов, плантенов, тыкв, родятся в большом количестве арбузы и дыни и есть лимоны, апельсины, ананасы, фиги и виноград. Лозы сего последнего привезены из Калифорнии, он крупен и вкусен. Сделанное из него вино очень приятно, когда молодое; тем и другим Манини меня потчевал. Он развел здесь табак, из которого сигарки немного чем хуже панамских, разность сия могла произойти от неискусства их делать. Европейская огородная зелень родится здесь очень хорошо, как-то: капуста, огурцы, чеснок, горчица; прочие еще разводятся. Теперь зеленью нетрудно здесь запастись: за 50 кочней капусты я заплатил 2 пиастра, а за восемь арбузов — по одному реалю (65 копеек); надобно сказать, что с нас брали за все весьма дорого. Арбузов здесь такое изобилие, что часто свиней ими кормят. [230]

Манини сделал недавно опыт над пшеницею и нашел, что она родится очень хорошо; сего года он более оной посеял. Он также посадил на маленьком клочке земли для опыта сарачинское пшено, но один недавно бывший на сем острову ученый-естествоиспытатель, нашедши оный, вырвал из земли более половины сего чудного и неизвестного в ботанике растения и, прибежав в восторге к Манини, спрашивал, как жители называют сие произведение их острова. Манини, увидев свое пшено истребленным, едва в обморок не упал, и ныне, когда мы пришли на Воагу, то при первом знакомстве со мною спросил он, нет ли между нами ботаника, и если есть, то хорошо ли он знает свое дело, иначе он покорно просит опытов его не истреблять. Как Манини, так и другие европейцы, занимающиеся здесь садоводством и земледелием, уверяют, что на Сандвичевых островах могут хорошо произрастать чай и кофе. Сей неутомимый испанец старается достать несколько кофейных дерев и чайных кустов, но доныне ему не удалось еще их получить.

Из четвероногих животных кроме множества свиней и собак, природных сим островам, ныне находится здесь более 20 лошадей, много рогатого скота, коз и кроликов; из домашних же птиц — индейки, куры, гуси, утки и голуби. Берега острова должны быть весьма изобильны рыбою, на рифах, окружающих гавань, мы видели множество лодок, беспрестанно занимавшихся рыбною ловлею. Число жителей на Воагу по предположению Кинга простирается до 60 тысяч.

Если б политика какого-нибудь европейского народа требовала основать колонию на Сандвичевых островах, то лучше места нельзя отыскать на всей сей купе, как гавань Гоноруро.

За Воагу следует остров Атуай — северо-западный Сандвичевых островов. Он почти круглый и имеет около 40 верст в поперечнике. Капитан Кинг полагает число жителей на оном в 54 тысячи. Остров сей горист, и на нем мало ровных мест в сравнении с другими, но изобилует всеми произведениями, природными сим островам, и некоторыми из завезенных, только не в таком количестве, как Овайги или Воагу. Главное же богатство сего острова состоит в сандальном дереве, которого, может быть, здесь не более, нежели на других островах, но по местному положению гор, на коих оно растет, получать его не столь трудно. При острове Атуае нет ни одной безопасной пристани. Залив Вимеа, на юго-западной стороне острова находящийся, открыт и, имея способное для якорей место на весьма малом пространстве, очень опасен в зимние месяцы. [231]

При сем заливе главное местопребывание владетеля острова, называемого Тамури. У него построена тут небольшая каменная крепость, на которой при нас был поднят английский флаг, а года за два пред тем поднимал он на ней флаг другой сильной европейской державы и носил морской ее мундир по патенту, данному ему доктором, о коем прежде было упомянуто.

Остров Моротой невелик: в длину простирается он до 50 верст, но самая большая его ширина — не более 10. Он лежит по направлению почти востока и запада. Ванкувер говорит, что восточная его часть имеет прелестный вид, в ней находятся плодородные, хорошо обработанные долины и сия часть многими произведениями изобилует, но западная имеет вид дикий и бесплодный, в ней живут только бедные люди, занимающиеся рыболовством, ибо при здешних берегах весьма много рыбы. Но рыбаки должны даже пресную воду доставать для себя с восточной стороны. Сей стороны я не видал, но подле западной мы шли весьма близко, и она действительно такова, как Ванкувер ее описывает. Пристаней для судов сей остров вовсе не имеет. Жителей на нем, по исчислению капитана Кинга, 36 тысяч, но здесь он втрое положил против настоящего.

Ренай еще менее Моротоя, будучи только около 25 верст длиною и 14 поперек в самом широком его месте, но обитаем, и число жителей, по мнению Кинга, составляет 20 400 человек. Остров сей не имеет ни пристаней, ни рейдов и весьма не изобилен произведениями, а потому как к нему, так и к Моротою никогда суда не приходят.

Остров Онигу почти ровен с Ренаем, но менее населен. Кинг полагает, число его жителей в 10 тысяч. Сей остров плодороднее первого, а особливо изобилует корнем ямом и растением ти, для получения коего нарочно пристают к оному европейские суда. Они становятся на южной стороне острова, где есть два открытых и очень дурных рейда, на коих многие суда были подвержены большой опасности. Впрочем, кроме вышеупомянутых растений, остров сей очень беден всеми другими произведениями, но на нем в озерах жители добывают большое количество соли.

Остров Тагурова, хотя имеет в окружности около 40 верст, но необитаем по дурному и каменистому свойству земли; затем водится на нем несчетное множество морских птиц.

Маленькие островки Марокин, Тагура и Оригуа также необитаемы и не заслуживают никакого внимания. Хотя капитан Кинг пишет, будто на сем последнем острове 4 тысячи жителей, но он ошибся; мне сказывали на Воагу, что там никогда жителей не бывало, да и капитан [232] Ванкувер, который вплоть к сему островку подходил, говорит, что он весьма мал и состоит из голого, рытвинами образованного камня, на котором ничего не может произрастать, и для обитания людей он вовсе не способен.

К числу Сандвичевых островов надлежало бы причислить еще два необитаемых островка: один, лежащий от острова Тагура на запад, о котором жители Атуая сказывали капитану Куку, что они туда ездят ловить черепах и морских птиц, они называют его Моду Папата (Моду — значит остров, а папата — плоский), а другой, называемый ими Моду Ману (Ману — птица, птичий), от острова Онигу в 200 верстах лежащий к северо-западу; сей последний открыт в 1788 году английским торговым судном «Принцем Валлийским».

Климат на Сандвичевых островах жаркий, но чрезвычайно здоровый; здесь нет никаких повальных болезней и заразы вовсе жители не знают. Приходящие сюда европейцы не подвержены никаким местным припадкам, свойственным стране, как то случается в островах Западной Индии, в Батавии и проч.; да и климат сам по себе не столь несносен, как бы по географическому положению сих островов ожидать надлежало.

В третьем путешествии капитана Кука, которое и на наш язык переведено, описаны с достаточною подробностью все произведения сего острова, кои англичане тогда заметили; но со всем тем много еще остается там замечать естествоиспытателям, только для сего нужно время. Если б какой-нибудь искусный натуралист согласился прожить между сандвичанами года два, то он, вероятно, нашел бы много нового. Я здесь упомяну только о тех произведениях, которые без помощи рук человеческих природа доставляет жителям для разных их потребностей и поставляет острова сии в число самых изобильных стран в целом свете. Я уже прежде сказал, что из коры так называемого бумажного дерева сандвичане делают разной доброты и цвета материи и ковры; она же служит им для витья веревок, кои употребляются у них на невода, уды (Крючки для уд они делают из раковин, костей или из крепкого дерева и предпочитают их нашим железным) и другие надобности. Из коры же небольшого куста, называемого ими арима, делают они тонкие веревки и снурки (Весьма тонкие снурки для нарядов они вьют и плетут из человеческих волос). Кокосовое дерево сверх плода, составляющего для жителей приятную пищу и питье, доставляет им веревки для оснащивания их лодок и для других надобностей: они их вьют [233] из волокнов оболочки, окружающей кокосовые орехи, и в таком множестве и такой длины, что могут продавать приходящим к ним судам. К нам привозили они их весьма много, и американские капитаны покупают у них сии веревки для легких снастей: они делают сие не по нужде, но находят, что они мало уступают в крепости пеньковым снастям и обходятся им гораздо дешевле.

Еще есть у них дерево (Pandanus), из листьев коего сандвичане весьма искусно плетут ковры, служащие им на постилку в домах и вместо постелей; из них также делают они род простой материи. Надобно заметить, что жители всех жарких стран, даже самые северные европейцы, давно в них поселившиеся, не могут спать на постелях или на чем-либо мягком, а почти всегда на соломенных тюфяках либо на коврах, из травы сплетенных.

Сандвичевы острова, равно как почти и все острова Великого океана, производят два весьма крепких, красивых дерева: первое столь же хорошо, как настоящее красное дерево, а другое так черно и твердо, как эбеновое; из них делают жители свои булавы, копья и стрелы.

Для делания лодок-однодеревок употребляют они довольно крепкое, растущее на островах дерево, а в состав больших или военных лодок входило сие же самое дерево и некоторые другие. Но ныне они более уже их не делают, а строят по европейским образцам бриги, шхуны, канонерские лодки и вооруженные баркасы. Военные лодки сандвичан были обыкновенно длиною 8 сажен, но Ванкувер видел одну, которая имела длины 61 1/2 фут, или 8 3/4 сажени, и она была сделана из елового дерева, которое на один из островов выкинуло: оно, должно быть, принесено из Америки.

Посуду свою сандвичане делают из тыкв, скорлупы кокосовых орехов, из дерева, называемого ими этое, или священное дерево (Cordia Sebastina), но старшины ныне начинают употреблять европейскую посуду: у всякого из них в доме можно найти чайники, чашки, стаканы, рюмки, бутылки и проч.

Из диких птиц, годных для употребления в пищу, водятся гуси, лебеди, утки, два или три рода куликов и голуби и, сверх того, великое множество, а особливо на необитаемых островах, морских птиц всех родов, свойственных тропическому климату. Все сии птицы служат только в пищу жителям, в прочем ни к чему другому не употребляются, но из перьев маленькой красной птички, столь подробно описанной в разных путешествиях, делают старшины нарядные свои плащи, или мантии, которые они и [234] поныне при введении европейского платья не оставляют и во всех торжественных случаях употребляют оные. Начальник острова Воагу, по имени Бокки, — один из первых старшин или вельмож сандвического короля, будучи брат родной первого его министра, и начальник морских сил, по имени Гекири, брат родной первой королевы, в сопровождении многих других, менее значащих старшин посетили меня, будучи одеты в таких нарядах. Я хотел купить одну из сих мантий и предлагал за нее весьма хорошее английское охотничье ружье в ящике со всем прибором и большую зрительную трубу, но мне сказали, что все подобные наряды принадлежат королю и без его позволения никто располагать ими не может. А когда на острове Овайги я хотел посредством г-на Элиота купить подобный сему наряд, то он мне тоже сказал, что, кроме короля, никто их продавать не может, а Тамеамеа менее 800 пиастров не возьмет, ибо капитаны американских кораблей за такую цену их у него покупают; но как они ему платят товарами и вместо 800 пиастров, вероятно, дают только 50, то они не теряют, потому что вещи сии покупают на продажу для собирателей редкостей; но мне, признаться, не хотелось заплатить 4 тысячи рублей за вещь, годную только для показа любопытным. Тамеамеа так дорого ценит сии наряды по причине трудов и медленной работы, употребляемых на делание оных, ибо для каждой из таких мантий нужно наловить несколько сот, а может быть, более тысячи птичек и потом весьма мелкие их перья прибирать и пришивать вместе, приклеивая на материю, похожую на редкий холст. Птиц сих сандвичане ловят посредством длинных шестов, у коих верхний конец намазывается клейким веществом, добываемым из дерева; птички, севши на шест, прилипают и, не имея довольно силы освободиться, становятся добычею охотника.

Я прежде упомянул, что воды, окружающие Сандвичевы острова, изобильны рыбою, но что большая часть оной не слишком вкусна, хотя жители предпочитают ее тем родам, которые для нас приятнее, например акула или собака-рыба есть самый лакомый кусок сандвических старшин, потом бониты, дельфины, касатки, Tetrodon mola, Bodianus guttatus (По незнанию русских названий сим рыбам, коих у нас нет, я употребил латинские) и проч., но макрель, морские окуни (Persa marina venenosa, она названа ядовитою, может быть, оттого, что случайно одна от пищи своей была таковою, впрочем, повсюду, где ловится, употребляется в пищу без всякого вреда здоровью) и еще рода два или три самой вкусной рыбы они не слишком [235] любят. Между здешними рыбами есть один род ядовитый; рыба сия жителями называется пихи; она так приметна, что и без рисунка и описания ее легко узнать можно, ибо образование ее головы имеет величайшее сходство с головою совы, и других рыб сего вида здесь нет.

Черепахи также ловятся в некоторых местах разных островов, и раков чрезвычайно много; к нам привозили некоторых, у коих череп был разных цветов и походил на самую мелкую резную работу.

Географы и по сие время не согласны, были ли Сандвичевы острова прежде капитана Кука посещены европейцами ⁹⁰, или он первый к ним пристал. Куски железа, найденные Куком у жителей сих островов, и высокая цена, какую они полагали на сей металл, выменивая оный от англичан при самом первом с ними свидании, свидетельствуют, что они знали уже пользу, металлом сим приносимую, а получить его они иначе не могли как от какого-нибудь европейского, занимавшегося обширным мореплаванием народа. Кук утверждает, что с американских берегов могло принести к ним какой-нибудь корабельный член, в коем было железо, или мачту, или пустую бочку, брошенную или случайно упавшую с корабля. Все это могло быть, и я спора сего решить не могу, но в заключение моих замечаний скажу, что Манини и другие европейцы, давно здесь поселившиеся, меня уверяли, будто у сандвичан есть предание, что на восточной стороне острова Овайги несколько человек белых давно уже поселились и взяли жен, и что потомство их и теперь гораздо белее прочих сандвичан, и что там же найден был железный якорь. Кук не мог о сем обстоятельстве слышать по незнанию языка жителей, с которыми он объяснялся, так сказать, по пальцам, но европейцы, живущие между сандвичанами по 20 лет и более, конечно, имели случай выучить язык их и более узнать, нежели капитан Кук.

Комментарии

84 Диксон Джордж — английский мореплаватель XVIII в., изучавший побережье Северной Америки.

85 Сандвичевы (Гавайские) острова (Hawaiian Islands) — архипелаг в центральной части Тихого океана, состоящий из 24 островов, вытянутых на 3600 км. Площадь — 16,7 тыс. кв. км. Административный центр и главный порт — Гонолулу, расположен на острове Оаху, там же главная военно-морская база США на Тихом океане Перл-Харбор. Острова открыты испанцами во второй половине XVI в., затем Куком — в 1778 г. С 1898 г., а фактически еще раньше США превратили архипелаг в свою колонию. В 1959 г. Гавайские острова получили статут 50-го штата США.

Подавляющая часть коренного населения погибла в результате колониального угнетения. Население (633 тыс. в 1960 г.) состоит в основном из иммигрантов (японцев, американцев, филиппинцев и др.). Важнейший транспортный узел в северной части Тихого океана. Специализируются на производстве ананасов и сахарного тростника.— Б. С.

86 «...торг с Китаем принадлежит одной Ост-Индской компании». Вся торговля с Китаем была в руках английской Ост-Индской компании, но с монополией последней не считались капиталисты других стран, в том числе капиталисты США.

87 «...а когда в последнюю войну англичан с американцами...» — В. М. Головнин имеет в виду войну за независимость США в 1775—1783 гг. Война закончилась победой американского народа. По Версальскому мирному договору, заключенному в 1783 г., Англия признала независимость США. Американский народ сбросил гнет английских колонизаторов, что привело к быстрому развитию производительных сил. В революционной войне против Англии активное участие принимали негры.

88 «Имена сих островов... всего одиннадцать» — современные их названия даны в том же порядке, как и в тексте: Гавайи (10,4), Мауи (1,9), Кахулави (0,1), Ланаи (0,4), Молокаи (0,7), Оаху (1,6), Кауаи (1,4), Ниихау (0,2), Леуха, Каула, Молокин (в скобках указана площадь в тыс. кв. км).

89 В настоящее время в мире известны гораздо более высокие горы.

90 «Географы... не согласны, были ли Сандвичевы острова прежде капитана Кука посещены европейцами». В настоящее время можно предположить, что со второй половины XVI в. испанские корабли, используя постоянные западные ветры и попутные течения, возвращались с Филиппин в Мексику северным путем и заходили иногда на Гавайские острова.