ГОЛОВНИН В. М.

ПУТЕШЕСТВИЕ ВОКРУГ СВЕТА

СОВЕРШЕННОЕ НА ВОЕННОМ ШЛЮПЕ "КАМЧАТКА"

В 1817, 1818 И 1819 ГОДАХ

ФЛОТА КАПИТАНОМ ГОЛОВНИНЫМ

ПРИЛОЖЕНИЯ

Донесение В. М. Головкина морскому министру о результатах исследования Алеутских островов и посещении селений Российско-Американской компании и крепости Росс

Его императорского величества шлюп «Камчатка» при крепости Росс

Ваше высокопревосходительство,

милостивый государь! По двум донесениям моим, отправленным из Петропавловской гавани вашему высокопревосходительству, известно, что я пришел в Камчатку 3 мая благополучно, а 15 июня намерен был выйти, к которому числу шлюп и действительно готов был следовать в путь, и 15 июня для сего вышел из гавани в Авачинскую губу, где, однако ж, четыре дня держали нас противные ветры, а иногда штили, но 19 июня поутру мы вышли в море и направили путь вдоль камчатского берега к острову Медному для определения широты оного, ибо хотя оная и определена капитаном Куком, но как наш мореплаватель г-н вице-адмирал Сарычев нашел в оной значительную погрешность, то я за нужное почел сей предмет географии здешнего моря подробнее изведать. 21 июня поутру увидели мы Берингова остров, а скоро после полудни и Медный; ровный ветер без волнения и порывов, светлая погода и прояснивание солнца позволили нам астрономическими наблюдениями и пеленгами в течение двух дней хорошо определить положение сих островов. 22 июня вечером оставили мы остров Медный и пошли к острову Атт[у], самому западному из Алеутской гряды, который также не весьма исправно определен, а особливо по долготе. Остров сей увидели мы 24 июня после полудня, хотя могли бы и прежде видеть, когда бы пасмурная погода и туман не мешали, по причине коих мы не прежде могли определить положение сего острова как после полудня 25 числа; а потом взял я курс вдоль гряды Алеутских островов по северную оных сторону и по той параллели, по которой никто прежде из известных мореплавателей не шел (паралл[ель] 52°40'). Сим курсом шел я до острова Атхи, который увидели мы 28 июня вечером, но по причине то туманов, то штилей не могли приблизиться к оному до 30 числа, а тогда, определив его положение, сколько состояние погоды позволяло, в ночь на 1 июля прошли мы между островами Амлея и Сегуамом на южную сторону гряды Алеутских островов и пошли вдоль оной к востоку. Пасмурность и туманы весьма редко позволяли нам видеть берега и делать астрономические наблюдения, однако ж 4 июля поутру увидели мы Шумагинские острова и имели случай астрономическими наблюдениями увериться, что они на карте г-на вице-адмирала Сарычева положены верно. 5 числа после полудня увидели мы Евдокийские острова, подошли [338] мы к Евдокийским островам и определили их положение, а 6 числа поутру и 7 числа видели и находились подле острова, названного Ванкувером Чириковым островом, а на карте г-на вице-адмирала Сарычева — Укамоком, но различно обоими положенном. Мы нашли, что это один и тот же остров; определение наше очень сходствует с определением Ванкувера, о чем подробно изъяснено в моем журнале. Того же 7 июля после полудня увидели мы острова Ситхунок и Тугидок, к которым подошли не прежде вечера, а на другой день, имея ясную погоду, определили положение их очень хорошо и пошли в Павловскую гавань острова Кадьяка, где находится местопребывание правителя оного; в гавань сию вошли мы в 4 часа пополудни 9 июля благополучно. Шлюп и экипаж весь были в хорошем состоянии; я не имел нужды более здесь оставаться, как сколько было нужно для поверки хронометров, для описания залива и гавани и для рассмотрения поступков компанейских служителей к жителям. Все сие я кончил в 11 дней и 20 июля со шлюпом в совершенной исправности и с здоровым экипажем отправился в путь прямо в Ново-Архангельск, главное место всех заселений Российско-Американской компании.

Прежде я имел намерение идти из Кадьяка к северу для удостоверения о существовании некоторых островов, которые будто бы лейтенант Синд видел, но как я в Кадьяке узнал достоверно, что лейтенант Коцебу в тех же водах плавал да и нынешний главный правитель компанейских колоний флота капитан-лейтенант Гагемейстер отправил на счет его сиятельства графа Николая Петровича Румянцева экспедицию в те места да и сего лета готовил послать туда судно, то для меня было бы совершенно лишнее дело идти туда же с большим судном и экипажем, коих содержание стоят казне значительного иждивения. А так как американские берега от Кадьяка до Ново-Архангельска в разные времена и в разных частях совершенно исследованы Куком, Лаперузом, Ванкувером и многими другими менее значительными, но имевшими астрономические способы для определения положений мест мореплавателями, то на сей конец я и пошел прямо к вышепомянутому порту, которого достиг в 4 часа пополудни 28 июля. На сем переходе лишились мы матроса 1-й статьи Евдокима Маркова, почти во весь поход внутреннею болью и слабостью томившегося; причиною смерти его по анатомии тела нашлось сгниение печени и части сердца.

В Ново-Архангельском порте пробыли мы 21 день для отдачи компанейского грузу, для исследования поступков промышленных и для запасения дров и воды, а 19 августа при штиле помощью завозов вышли из гавани между островами на простор и в ночь при сделавшемся попутном ветре пошли в путь.

Как из Кадьяка, так и из Ново-Архангельска я донесений вашему высокопревосходительству не отправил, потому что нынешний год компанейские суда в Охотск не пойдут уже, ибо одно ушло прежде нашего прибытия, а потому и донесение мое пришло бы в Петербург гораздо позже, по крайней мере полугодом, нежели как я надеюсь туда прийти.

От Ново-Архангельска направил я путь мой к компанейскому селению, Славяно-Росс названному и находящемуся на берегу Нового Альбиона в широте 38°33' нордовой, куда и прибыл 3 сентября. Но как место сне совершенно открытое, то я пробыл у оного несколько часов под парусами и, взяв свежих съестных припасов, отправился к порту Монтерей, где, как я известился здесь, находился капитан-лейтенант Гагемейстер, главный правитель компанейских колоний, с которым я имел нужду говорить о состоянии компании в здешней стране. В Монтерей пришел я 7 сентября, встретив г-на Гагемейстера у самого входа, который со мной туда и [339] воротился. Испанский губернатор Дон Пабло vicente de sola принял нас весьма хорошо. Капитан-лейтенант Гагемейстер между прочими делами известил меня, что претензии испанцев, будто бы наша Американская компания заняла места в Новом Альбионе, им принадлежащие, несправедливы, потому что в них живут независимые индейцы, которые не терпят испанцев и ведут с ними вечную войну, а, напротив того, привязаны к русским и просят наших поселиться между ими и снабжать их европейскими вещами, и что в сем месте никогда испанских селений не бывало и даже испанцы и понятия о положении здешних мест не имеют, а потому г-н Гагемейстер и просил меня идти в порт Румянцева, так названный компанией, на иностранных же картах называемый заливом Бодегою, который лежит в широте 38°18', с тем чтоб я сам во всем им сказанном уверился для донесения правительству. Полагая предмет здесь немалой важности, я решился туда зайти, почему, отправясь из Монтерея 18 сентября, прибыл 21-го того же месяца в порт Румянцева, где компания имеет магазин и судно, здесь построенное. Тут пробыл я двое суток и имел свидание с независимыми индейцами, которые все объявили через переводчиков из алеут, между ими живших, что земля сия их, испанцы никогда у них не бывали и не селились и что власти их они нимало не признают и всегда убивают, когда встретят к северу от залива Св. Франциска, который почитают последнею испанскою границею с сей стороны, а русских они просят между ими поселиться, ибо они с ними честно обходятся и не хватают их в рабство. В заключение старшина их, по имени Валенила, просил у меня русского флага, который мог бы он поднимать по приходе русских судов в знак, что русских он считает своими друзьями. Он был у меня на шлюпе и опять повторил ту же просьбу, которую я и исполнил, одарив его разными вещами, ему полезными, так же как и других из его соотчичей.

24 сентября поутру отправился я из порта Румянцева и иду к крепости Росс, которая теперь (в 10 часов утра 24 сентября) у нас в виду, с тем чтобы оставить там мои депеши для отправления оных при первом случае в Петербург; а отдав оные, пойду прямо к Сандвичевым островам, оттуда в Манилу и потом в Европу. До сего числа шлюп и экипаж оного (за исключением умершего матроса Маркова, о коем выше упомянуто) находятся благополучно и в самом лучшем состоянии, о чем вашему высокопревосходительству честь имею донести.

Имею честь быть с глубочайшим высокопочитанием и совершенною преданностию

вашего высокопревосходительства, милостивый государь, всепокорнейший слуга

Василий Головнин, флота капитан 2-го ранга.

P. S. 24 сентября с полудни, прежде, нежели я успел отправить сие донесение, сделался прежний ветр от норд-вест, который не токмо что не позволил гребным судам ехать на берег, но и приблизиться к берегу не допустил; ветр сей продолжался почти двое суток и удалил нас на такое расстояние от берега, что мы не прежде могли подойти к оному при заливе Бодеге как вечером 26 сентября, куда я и готовлюсь отправить сейчас мои депеши с бывшими у меня алеутами. По сие время шлюп и команда обстоят благополучно, о чем вашему высокопревосходительству честь имею донести.

Флота капитан 2-го ранга

Головнин

Перед текстом помета: «Получено 8 декабря 1819 года».
ЦГАВМФ. ф. 166. д. 2537 а, д. 121—124. Подлинник.

[340]

Уведомление непременного секретаря Академии наук Н. Фука В. М. Головнину об избрании его корреспондентом Академии наук

7 ноября 1819 года

Милостивый государь мой

Василий Михайлович!

Императорская Академия наук, желая дать знак уважения своего славному мореходцу, отличившемуся многими услугами, оказанными наукам публикованием своих путешествий, и в особенности умножением наших познаний о Японии и японцах, избрала вас, милостивый государь мой, в число своих корреспондентов в заседании, бывшем 27 мая прошлого 1818 года.

Узнав ныне о счастливом возвращении вашем по окончании нового продолжительного мореплавания, нахожусь я, наконец, в приятной возможности препроводить к вам, милостивый государь мой, диплом Академии и просить вас принять с благосклонностию уверение того истинного почтения, с каковым честь имею быть вашего высокоблагородия покорнейший слуга

Николай Фук

ЦГАВМФ, ф. 7, оп. 1, д. 2, л. 101—101/05. Подлинник.

Его превосходительству Антону Васильевичу фон Моллеру, господину начальнику Морского штаба

Ваше превосходительство, милостивый государь!

По возвращении моем из путешествия вокруг света на шлюпе «Камчатке» представил я историческое описание сего путешествия с картами, планами и видами в Государственный адмиралтейский департамент в полное его распоряжение. По закону сочинителю или переводчику всякой полезной книги принадлежит в собственность половина отпечатанных экземпляров. Представляя путешествие мое, я не требовал сей половины, потому что не мне должно было судить о моем собственном сочинении, полезно оно или нет, но когда департамент, нашед оное для флота полезным, одобрил к напечатанию, господин морской министр утвердил и государь император по докладу президента Академии художеств тайного советника Оленина благоволил высочайше повелеть, чтоб рисунки, принадлежащие к помянутому путешествию, были выгравированы и напечатаны на счет кабинета его императорского величества, тогда уже на половину экземпляров я имел полное законное право.

Но как во время печатания моего путешествия я удостоился по докладу вашего превосходительства высокомонаршей награды по 1200 рублей в год столовых денег, о коих в предложении вашем Государственной адмиралтейств-коллегий от 7 июля 1822 года сказано: «Государь император [принимает] во внимание, что флота капитан-командор Головнин продолжает службу во все время доныне с отличностию и отечественною пользою и сделал два вояжа вокруг света, издал многие морские карты и книги своих путешествий и ныне с одобрения начальства издает он в трех частях весьма [341] полезную книгу «Описание достопримечательных кораблекрушений», которая с английского переведена и пополнена его примечаниями и пояснениями в пользу российских мореплавателей, всемилостивейше повелеть соизволил производить ему, Головнину, столовых денег по 1200 рублей в год», то хотя в сей высочайшей воле его императорского величества не упомянуто о путешествии моем на шлюпе «Камчатке», а говорится только о прежних сочинениях («Сочинение дневных и ночных сигналов», «Записки о Японии», «Путешествие на шлюпе «Диане» в Камчатку», «Опись Южных Курильских островов» и перевод «Истории кораблекрушений») и переводе описания кораблекрушений, но так как я милостивое внимание монарха ценю дороже всего на свете, то и не предъявлял своего права на половину принадлежащих мне экземпляров, и хотя знаю по собственному объявлению вашего превосходительства, по замечаниям многих морских генералов и по отзывам публики, что путешествие мое для флота полезно и содержит в себе много любопытного и достопримечательного, но, как оно было принято государем императором, мне и по сие время неизвестно; однако ж при всем том определенною мне наградою я был совершенно доволен. При сем случае позвольте мне поставить вашему превосходительству на вид в доказание моего бескорыстия, а отнюдь не в жалобу, что если бы я получил в свое время принадлежавшие мне по закону 300 экземпляров, то по назначенной им от департамента цене с помощью знакомых моих здесь и в губерниях они доставили бы мне в несколько месяцев 7300 рублей, доказательством тому служат прежние мои сочинения, между тем как столовыми деньгами сумму сию я должен был бы выручить с лишком через шесть лет, а потом стал бы получать их уже в награду.

Столовые сии деньги получал я около года, потом с назначением меня в генерал-интенданты велено было их прекратить; и так я лишился вдруг и награды за прежнюю мою службу и труды, мне определенной, и принадлежавших мне по закону книг! По званию моему генерал-интенданта я получаю только 1800 рублей в год сверх того, что я до назначения в сию должность получал; зато, как вам самим известно, не имею ни днем, ни ночью покоя, ни в праздники отдохновения; дела мои такого рода, что и в болезни должен ими заниматься; и при всем том нахожусь в ежечасной опасности, чтоб не подпасть взысканию или ответу не за себя, а за других. Беспрестанные мои занятия по службе лишили меня способов привесть к концу и напечатать два моих сочинения: «Тактику военных флотов», составленную по новой системе и примерам лучших европейских флотов, и «Искусство описывать приморские берега и моря с изъяснением употребления всех новейших способов и инструментов, при сей описи употребляемых...» Недостаток в сочинениях сего рода в Морском кадетском корпусе доставил бы мне выгоды, далеко превосходящие те, которые я приобрел по окладу генерал-интенданта. Я не жалуюсь на денежную потерю, но упоминаю о сих обстоятельствах с тем, дабы убедить ваше превосходительство, что если бы и не лишили меня столовых денег, которые я получал в награду, а не по месту, то и тогда генерал-интендантство не принесло бы никакой выгоды в отношении к содержанию. Я сие знал при самом моем назначении в должность, не воображая еще, что лишусь всемилостивейше пожалованной мне награды, но как я всегда служил и теперь служу из одной чести, а не для корысти, несмотря на то что от долговременного служения моего вне Отечества наследственное мое имение пришло и теперь находится в крайне расстроенном состоянии, [342] то и не помышлял о предстоявшей для меня потере и о столовых деньгах, коих я лишен, не стал бы просить, когда бы не признавал сие неблаговолением и даже наказанием.

Нынешняя моя служба и труды вашему превосходительству известны, и вы сами изволили изъявить мне ваше об них мнение, когда после наводнения, 7 ноября бывшего, без всякой от меня просьбы обещали свидетельствовать об оных государю императору; то же повторили еще, когда я имел честь поздравить вас с получением ордена Св. Александра Невского. Я никогда не просил для себя наград и не смею просить, и хотя часто удостоивался за мою службу получать оные, но всегда по собственному благорасположению начальства, ходатайствовавшего обо мне у его императорского величества; а, кто чувствует себя по совести безвинно наказуемым или лишенным собственности, тому просьба ни в порок, ни в дерзость вмениться не может.

И потому всепокорнейше прошу ваше превосходительство войти в мое положение; представьте себя хотя на одну минуту на моем месте и посудите, справедливо ли я лишаюсь уже по высочайшей воле с вашего же представления назначенного мне вознаграждения за прежние труды мои?

С истинным высокопочитанием и совершенною преданностью имею честь быть, милостивый государь,

вашего превосходительства покорнейший слуга

Василий Головнин

ЦГАВМФ, ф. 7, оп. 1, д. 2, л. 170—173. Подлинник.

Его превосходительству г[осподину] начальнику Морского штаба е[го] и[мператорского] в[еличест]ва

Ваше пр[евосходительст]во, м[илостивый] г[осударь]!

Морскую службу его и[мператорского] в[еличест]ва продолжаю я более 36 лет. В течение сего времени сделал действительных шестимесячных кампаний 31, и большею частью в походах отдаленных на российских военных судах и на кораблях английского королевского флота; находился в морских сражениях при высадке войск на неприятельские берега и за отличия по службе удостоивался несколько раз получать высокомонаршие награды. Находясь на берегу, занимался морскими сочинениями, из коих дневные и ночные сигналы и поныне употребляются в нашем флоте, а описание достопримечательных кораблекрушений по удостоению вышнего морского начальства включено в число штатных книг для военных судов. За сии сочинения я также удостоился монаршего благоволения, изъявленного мне наградами. Три с половиною года по званию генерал-интенданта управляю самою трудною и обширною частью Морского ведомства и в сем звании по собственному ходатайству в[аше]го пр[евосходительст]ва за усердную службу и труды награжден блаженной памяти государем императором Александром Павловичем орденом Св. Владимира 2-й степ[ени].

После, состоя по флоту третьим капитаном-командором, вероятно, и я должен быть баллотирован в предназначенном баллотировании, к которому в числе прочих назначено несколько членов коллегии и контр-адмирал граф Гейден. [343]

С коллегиею по должности моей я нахожусь в беспрестанных сношениях, часто получал от нее неправильные предписания и замечания, по коим вынужденным находился протестовать в[аше]му пре[восходительст]ву и был вами оправдан, ибо вы таковые распоряжения коллегии уничтожили предложениями ей с изъяснениями неправильности оных, и она приводила их в исполнение без оправдания.

Нередко возлагала коллегия на меня обязанности, вовсе до моей должности по законам не принадлежащие, которые в[аш]е пр[евосходительст]во также по представлениям моим отменяли.

Неоднократно случалось, что представления других экспедиций коллегия признавала правильными и удовлетворяла, а представления мною управляемой по такому же точно делу или предмету отказывала, что по жалобам моим вы, поставляя равные обстоятельства дела на вид, доводили ее до правильного исполнения. Все сие находится в делах Министерского департамента самой коллегии и экспедиции и может быть во всякое время доказано актами, если б и без того не было совершенно известно в[аше]му пр[евосходительст]ву, а как вверенная мне экспедиция управляется одним лицом, то действия коллегии не могу иначе почитать как неблагорасположением некоторых из ее членов ко мне лично. Граф же Гейден, как известно в[аше]му пр[евосходительст]ву, по следствию, мною произведенному, был отозван от важного поста, предан суду и найден виноватым в упущении должности.

Не предполагая никакой унизительной для человека мстительности в означенных лицах, я не менее в справедливость к самому себе нужным считаю привести на вид в[аше]му пр[евосходительст]ву, что по милосердным, человеколюбивым, можно сказать, божественным законам государей наших не должно подвергать даже преступника суду людей, с которыми он был во вражде или неприязни и тогда, когда судии мнение свое излагают гласно, следовательно, если не страх божий и не угрызения совести, то во избежание стыда должны они говорить истину; но при баллотировании невидимая рука врагов, не боясь поношения, может втайне вредить невинному и навсегда пребыть в неизвестности.

Я привык думать и, доколе жив, думать не перестану, что государь представляет лицо самого бога на земле, что государь, будучи в одном и том же отношении ко всем своим подданным, всегда подобно богу сотворит суд правый без лицеприятия, когда истина предстанет пред него в настоящем виде, и в сей-то сердечной уверенности покорнейше прошу в[аш]е пр[евосходительст]во довести все выше изъясненные обстоятельства до сведения г[осуда]ря и[мперато]ра и повергнуть судьбу мою высокомонаршему решению его и[мператорского] в[еличест]ва.

Не имея никакого покровительства представить в мою пользу, кроме моей службы и всегдашнего поведения, я не смею и просить какого-либо изъятия из общих правил, а прошу одной милости по примеру других ныне по Адмиралтейскому ведомству служащих переименовать меня соответственно рангу моему в генерал-майоры, буде вышнее начальство признает меня для морской службы неспособным, не подвергая баллотированию...

ЦГАВМФ, ф. 7, оп. 1, д. 2, л. 40—42 об. Автограф.