БЕЛЛИНСГАУЗЕН Ф. Ф.

ДВУКРАТНЫЕ ИЗЫСКАНИЯ

В ЮЖНОМ

ЛЕДОВИТОМ ОКЕАНЕ И

ПЛАВАНИЕ ВОКРУГ СВЕТА

в 1819 — 1821 г.г.

Первая русская антарктическая экспедиция 1819 — 1821 гг. входила составной частью в большой план русского правительства, цель которого — одновременное проведение научных исследований в двух наименее изученных и наиболее труднодоступных океанских районах — «в больших широтах Северного и Южного океанов». Это предприятие предусматривало посылку двух экспедиций (двух «дивизий», каждая из двух кораблей) соответственно в антарктические и арктические воды. Обе экспедиции в отличие от предшествующих являлись первыми чисто научными кругосветными плаваниями русского военно-морского флота и имели невиданные ранее масштабы.

Как известно, во время первых семи русских кругосветных плаваний — Крузенштерна и Лисянского на кораблях «Надежда» и «Нева» (1803 — 1806), Головнина на шлюпе «Диана» (1807 — 1809), М.П. Лазарева на корабле «Суворов» (1813 — 1816), Коцебу на бриге «Рюрик» (1815 — 1818), Гагемейстера на корабле «Кутузов» (1816 — 1819), Понафидина на корабле «Суворов» (1816 — 1818) и Головнина на шлюпе «Камчатка» (1817 — 1819) — были исследованы обширные районы Тихого океана, сделаны многочисленные открытия новых островов и получены выдающиеся научные результаты.

Первая русская антарктическая экспедиция направлялась «для изведания стран около Южного полюса с большею точностью, нежели сколько известно об оных поныне...». (Записка И.Ф. Крузенштерна от 12 апреля (31 марта) 1819 г., ЦГАВМФ, ф. 25, д. 114, лл. 7 — 21.)

ПОДГОТОВКА ЭКСПЕДИЦИИ

Составление плана экспедиции. В подготовке антарктической экспедиции участвовали все наиболее выдающиеся русские мореплаватели того времени: Сарычев, Крузенштерн, [10] Коцебу (Головнин в то время находился в кругосветном плавании на шлюпе «Камчатка», из которого вернулся уже после ухода антарктической экспедиции, с которой он встретился в Портсмуте).

В архивных документах первые упоминания о проектируемой экспедиции встречаются в переписке И.Ф. Крузенштерна с тогдашним русским морским министром маркизом де Траверсе в конце 1818 г. Приказ царя об отправлении экспедиции последовал 6 апреля (25 марта) 1819 г. (В дальнейшем изложении все даты даются по новому стилю, а в скобках — по старому), а уже в июле корабли вышли в свое дальнее плавание. Такая спешка с отправлением экспедиции вопреки мнениям опытных кругосветных мореплавателей (например, Крузенштерна) повлекла многие недостатки: не были построены специальные корабли для ледового плавания, в оборудовании кораблей имелся целый ряд недоделок, весьма позднее прибытие на свой корабль начальника экспедиции и другие организационные неувязки.

В письме к тогдашнему русскому морскому министру маркизу де Траверсе от 19 (7) декабря 1818 г. Крузенштерн в ответ на сообщение о намеченной посылке русских кораблей к Южному и Северному полюсам просит у Траверсе разрешения представить свои соображения об организации такой экспедиции (ЦГАВМФ, ф. 25, д. 114, л. 3).

Морской министр поручил составление записок об организации экспедиции как Крузенштерну, так и другим компетентным лицам, в том числе представителю старшего поколения русских мореплавателей — знаменитому гидрографу вице-адмиралу Гавриле Андреевичу Сарычеву (ЦГАВМФ, ф. 315, д. 476, лл. 11 — 14). Среди архивных документов имеется также записка «Краткое обозрение плана предполагаемой экспедиции» (Там же, лл. 6 — 10. Многие из этих документов опубликованы в сборнике М.П. Лазарев. «Документы», т. 1, Военно-морское изд-во, 1952), не имеющая подписи, но, судя по ссылкам на опыт только что вернувшегося из кругосветного плавания брига «Рюрик» (пришел в Петербург 15 (3) августа 1818 г.), принадлежащая перу командира последнего — лейтенанту О.Е. Коцебу. По некоторым данным можно полагать, что записка Коцебу — наиболее ранняя из всех этих записок и предусматривает посылку из России только двух кораблей, причем разделение их намечалось у Земли Сандвича.

12 апреля (31 марта) 1819 г. Крузенштерн послал морскому министру из Ревеля записку на 21 странице при сопроводительном письме (ЦГАВМФ, ф. 25, д. 114, лл. 6 — 21 (записка написана на русском языке, сопроводительное письмо на французском). Опубликована в сборнике М.П. Лазарев. «Документы», т. 1). В письме Крузенштерн заявляет, что при его [11] «страсти» к подобного рода путешествиям он сам просил бы поставить его во главе экспедиции, однако этому препятствует серьезная болезнь глаз и что он готов составить для будущего начальника экспедиции подробную инструкцию.

В своей записке Крузенштерн касается двух экспедиций — к Северному и Южному полюсам, причем каждая из них включает по два корабля. Особенное внимание он, однако, уделяет экспедиции к Южному полюсу, о которой пишет: «Сия экспедиция, кроме главной ее цели — изведать страны Южного полюса, должна особенно иметь в предмете поверить все неверное в южной половине Великого океана и пополнить все находящиеся в оной недостатки, дабы она могла признана быть, так сказать, заключительным путешествием в сем море». Это замечание Крузенштерн заключает следующими словами, полными патриотизма и любви к Родине и стремления к ее приоритету: «Славу такого предприятия не должны мы допускать отнять у нас: она в продолжение краткого времени достанется непременно в удел англичанам или французам». Поэтому Крузенштерн торопил с организацией экспедиции, считая «сие предприятие одним из важнейших, кои когда-либо предначинаемы были... Путешествие, единственно предпринятое к обогащению познаний, имеет, конечно, увенчаться признательностью и удивлением потомства». Однако он все же «после строгого обдумывания» предлагает перенести начало экспедиции на следующий год для более тщательной подготовки ее.

Морской министр остался неудовлетворенным многими предложениями Крузенштерна, в частности относительно отсрочки экспедиции на год и раздельного выхода обеих экспедиций из Кронштадта (министр настаивал на совместном следовании всех четырех кораблей до определенного пункта и последующего их разделения по маршрутам, а Крузенштерн считал такой план только вредным).

В упомянутой записке Крузенштерн намечал и начальников обеих «дивизий», направляемых к Южному и Северному полюсам. Наиболее подходящим начальником «первой дивизии», предназначенной для открытий в Антарктике, Крузенштерн считал выдающегося мореплавателя капитана 2 ранга В.М. Головнина, но последний, как уже указывалось, находился в то время в кругосветном плавании; начальником «второй дивизии», шедшей в Арктику, он намечал О.Е. Коцебу, доказавшего свои выдающиеся качества мореплавателя и ученого-моряка плаванием в северных широтах на «Рюрике». Ввиду отсутствия Головнина Крузенштерн предлагал назначить своего бывшего соплавателя капитана 2 ранга Ф.Ф. Беллинсгаузена, командовавшего в это время фрегатом на Черном море. По этому поводу Крузенштерн писал: «Наш флот, конечно, богат [12] предприимчивыми и искусными офицерами, однако из всех оных, коих я знаю, не может никто, кроме Головнина, сравняться с Беллинсгаузеном» (ЦГАВМФ, ф. 25, д. 114, л. 21). Правительство, однако, не последовало этим советам, и начальником антарктической дивизии был назначен ближайший помощник Крузенштерна по кругосветной экспедиции на корабле «Надежда» — капитан-командор М.Т. Ратманов, а начальником арктической — капитан-лейтенант М.Н. Васильев. Ратманов, незадолго до своего назначения потерпевший кораблекрушение у мыса Скагена при возвращении из Испании, находился в Копенгагене, и здоровье его было в расстроенном состоянии. Ратманов просил по этому случаю не посылать его в дальнее плавание и в свою очередь выдвинул кандидатуру Ф.Ф. Беллинсгаузена, который и был в конце концов назначен командиром шлюпа «Восток» и начальником экспедиции. Командование вторым кораблем антарктической экспедиции было вверено молодому выдающемуся моряку — лейтенанту Михаилу Петровичу Лазареву.

Выбор кораблей. Как уже отмечалось, по желанию правительства обе экспедиции снаряжались в весьма спешном порядке, ввиду чего в состав их были включены не специально построенные для плавания во льдах парусные корабли, а находившиеся в постройке шлюпы, предназначавшиеся для отправления в обычные кругосветные плавания. Первая дивизия состояла из шлюпов «Восток» и «Мирный», вторая — из шлюпов «Открытие» и «Благонамеренный». Основные данные этих шлюпов приведены в таблице ниже:

Основные данные шлюпов «Восток» и «Мирный»

Ввиду наличия разногласий относительно размеров шлюпа «Восток» и отсутствия в книге Беллинсгаузена [13] данных о его водоизмещении в таблице помещено водоизмещение однотипного шлюпа «Камчатка» (по книге флота капитана В.М. Головнина «Путешествие вокруг света, совершенное на военном шлюпе «Камчатка» в 1817, 1818 и 1819 годах», изд. 1822, ч. 1, прибавление № 2, стр. IX); у Головнина указан полный груз «Камчатки» 900 «тонов». В книге «Вычисления, относящиеся до построения, вооружения, водоизмещения и снабжения разного ранга военных судов...», изданной в 1834 г. по поручению Ученого комитета Главного морского штаба (перев. с англ.), в соответствующей таблице также указано, что водоизмещение 26-28 — пушечного фрегата или корвета достигает соответственно 1280 и 784 т.

Шлюп (Шлюп — трехмачтовый военный корабль, по размерам, внешнему виду и парусному вооружению схожий с фрегатами среднего размера или крупными корветами. В русском флоте наименование «шлюп» присваивалось только кораблям, предназначенным для кругосветных плаваний) «Восток» и целая серия однотипных шлюпов «Камчатка», «Открытие», «Аполлон» и др.) были построены по планам фрегатов «Кастор» и «Поллукс» (постройки 1807 г.) почти без всяких изменений, как об этом свидетельствует М.П. Лазарев в письме к своему другу и бывшему соплавателю А.А. Шестакову (Письмо М.П. Лазарева к А.А. Шестакову от 24 сентября (ст. ст.) 1821 г. из Кронштадта в г. Красной Смоленской губернии. См. книгу «Плавание шлюпов «Восток» и «Мирный» в Антарктику в 1819, 1820, и 1821 гг.», Географгиз, 1949).

Шлюп «Восток» является точной копией шлюпа «Камчатка», о котором его командир В.М. Головнин писал: «Морское ведомство определило нарочно построить для предназначенного путешествия военное судно по фрегатскому расположению, с некоторыми только переменами, кои были необходимы по роду службы судну сему предстоящей» (В.М. Головнин. Путешествие вокруг света, совершенное на военном шлюпе «Камчатка», в 1817, 1818 и 1819 годах, изд. 1822 г.); в другом месте он говорит, что «величиною сей шлюп равнялся посредственному фрегату, вмещал 900 тонов грузу...» В таблице на стр. 12 помещены все размеры шлюпа «Восток» по данным, указанным В.М. Головниным для шлюпа «Камчатка». В уже упоминавшейся записке об организации экспедиции Крузенштерн считал, что «величина» более крупных кораблей экспедиции будет около 700 т. «Таким образом, — несомненно, что «Восток» имел большие размеры, чем «Мирный», чему соответствовало и назначение на него командиром старшего в чине Ф.Ф. Беллинсгаузена».

Все шлюпы типа «Восток» были построены корабельным инженером В. Стоке (англичанином на русской службе) и на [14] практике оказались мало удачными. Беллинсгаузен сетует на то, что морской министр выбрал именно «Восток» только потому, что однотипный шлюп «Камчатка» уже находился в кругосветном плавании с В. М. Головкиным; между тем последний в уже цитированном своем труде жалуется на не вполне удовлетворительные мореходные качества своего шлюпа. Беллинсгаузен неоднократно останавливается в описании своего путешествия на множестве конструктивных недостатков шлюпа «Восток» (излишняя высота рангоута, недостаточная прочность корпуса, плохой материал, небрежная работа) и прямо обвиняет Стоке в наличии этих недостатков. Так, по поводу неисправности румпеля он пишет (Ф.Ф. Беллинсгаузен. «Двукратные изыскания»... Спб., 1831 г., ч. 1, стр. 214): «...Неблагонадежность румпеля, столь нужного для безопасности судна, доказывает нерадение корабельного мастера, который, забыв священные обязанности службы и человечества, подвергал нас гибели». В другом месте по поводу недостаточной высоты комингсов люков на верхней палубе он бросает Стоке обвинение в отрыве от практики (Там же, стр. 334): «Таковые и другие встречающиеся ошибки в построении происходят более оттого, что корабельные мастера строят корабли, не быв никогда сами в море, и потому едва ли одно судно выйдет из их рук в совершенстве». Шлюп «Восток» был построен из сырого соснового леса и не имел никаких особых скреплений, кроме обыкновенных; подводная часть была скреплена и снаружи обшита медью, причем эти работы были выполнены уже в Кронштадте русским корабельным мастером Амосовым. В Кронштадте же по указаниям Беллинсгаузена были изготовлены более короткие стеньги, чтобы затем уже в море уменьшить общую высоту рангоута; для увеличения прочности корпуса на шлюпе были установлены специальные добавочные железные и деревянные крепления; сосновый руль заменен дубовым и т. д.

Корпус шлюпа «Восток» все же оказался слишком слабым для плавания во льдах и в условиях непрерывной штормовой погоды, и его приходилось неоднократно подкреплять, перегружать все тяжести в трюм, ставить дополнительные крепления и уменьшать площадь парусности. Несмотря на это, к концу плавания «Восток» сделался так слаб, «что дальнейшие покушения к зюйду казались почти невозможными. Беспрестанное отливание воды изнуряло людей чрезвычайно... Гниль показалась в разных местах, притом и полученные от льдов толчки принудили капитана Беллинсгаузена оставить поиски слишком месяцем прежде и думать о возвращении» (Письмо М.П. Лазарева к А.А. Шестакову, 24 сентября 1821 г.). [15]

«Шлюп имел сильное движение, вадервельсовые пазы (Толстые деревянные продольные брусья, идущие на верхней палубе вдоль по борту судна) при каждом наклонении с боку на бок чувствительно раздавались», — пишет Беллинсгаузен 13 (1) декабря 1820 г. (Первое изд., т. II, стр. 188) Шлюп даже не имел дополнительной («фальшивой») наружной обшивки («Восток» имел только одну обшивку и незаделанные промежутки между шпангоутами в подводной части), чего требовал при подготовке к экспедиции М.П. Лазарев, наблюдавший за снаряжением обоих шлюпов ввиду того, что назначение Беллинсгаузена состоялось лишь за 42 дня до выхода экспедиции из Кронштадта.

Несмотря на такие неудовлетворительные конструктивные и мореходные качества шлюпа, русские военные моряки с честью выполнили сложное задание и полностью завершили обход всего антарктического водного пространства. Беллинсгаузену неоднократно приходилось раздумывать над вопросом, следует ли на столь поврежденном корабле все снова и снова форсировать ледяные поля, но каждый раз он находил «одно утешение в мысли, что отважность иногда ведет к успехам» (Первое изд., т. II, стр. 157), и неуклонно и твердо вел свои корабли к намеченной цели.

Зато прекрасные мореходные качества показали второй шлюп — «Мирный», построенный русским корабельным мастером Колодкиным в Лодейном поле. Вероятно, проект этого корабля был составлен замечательным русским корабельным инженером И.В. Курепановым, строившим однотипный шлюп «Благонамеренный» (всего за свою жизнь Курепанов построил восемь парусных линейных кораблей, пять фрегатов и много более мелких судов). Шлюп «Мирный» первоначально числился в списках флота в качестве транспорта «Ладога». Его несколько перестроили, чтобы придать ему внешний вид военного корабля. Кроме того, командир его, прекрасный практик морского дела лейтенант М.П. Лазарев, приложил много стараний в подготовительный период перед отправлением в дальнее плавание, чтобы улучшить мореходные качества этого шлюпа (он был снабжен второй обшивкой, сосновый руль был заменен дубовым, поставлены добавочные крепления корпуса, такелаж заменен более прочным и т.д.), построенного, правда, из хорошего соснового леса, но с железным креплением, однако рассчитанного не для дальних экспедиций, а для плавания в Балтийском море.

М.П. Лазарев дает положительную оценку своему шлюпу: однотипные «Мирный» и «Благонамеренный», по его словам, «оказались впоследствии самыми удобнейшими из всех прочих, [16] как по крепости своей, так вместительности и покою; один лишь недостаток против «Востока» и «Открытия» — ход»; и далее: «...своим же шлюпом я был очень доволен», «стоя в Рио-де-Жанейро, капитан Беллинсгаузен почел за нужное прибавить еще 18 книц и стандерсов; «Мирный» же ничем не жаловался» (Все цитаты из письма М.П. Лазарева к А.А. Шестакову от 24 сентября 1821 г.).

И Беллинсгаузен, и Лазарев неоднократно сетуют, что в обе дивизии были включены по два совершенно разнотипных корабля, значительно друг от друга отличавшихся по скорости хода. Беллинсгаузен пишет по поводу переименования транспорта «Ладога» в шлюп «Мирный» (Ф.Ф. Беллинсгаузен. «Двукратные изыскания»... Спб., 1831 г., ч. 1, стр. 4): «Не взирая на сие переименование, каждый морской офицер видел, какое должно быть неравенство в ходу с шлюпом «Востоком», следовательно, какое будет затруднение оставаться им в соединении и какая от сего долженствовала произойти медленность в плавании». Лазарев выражается более резко (Цитированное письмо М.П. Лазарева к А.А. Шестакову): «для чего посланы были суда, которые должны всегда держаться вместе, а между прочим такое неравенство в ходу! Что один должен беспрестанно нести все лисели и через то натруждать рангоут, пока спутник его несет паруса весьма малые и дожидается. Эту загадку предоставляю тебе самому отгадать, а я не знаю».

Лишь благодаря изумительному морскому искусству М.П. Лазарева шлюпы ни разу не разлучались за все время плавания, несмотря на исключительно плохие условия видимости в антарктических водах, темные ночи и непрерывные штормы. Беллинсгаузен, представляя еще в пути из Порт-Жаксона командира «Мирного» к награждению, особенно подчеркивал именно это неоценимое качество М.П. Лазарева. Как уже указывалось, оба командира внесли во время подготовки своих кораблей к плаванию значительные усовершенствования в их конструкцию с целью увеличить прочность их корпусов и рангоута. Им пришлось вести упорную борьбу с бюрократическим аппаратом Морского ведомства и Кронштадтского военного порта, в которых служили чиновники, невежественные в вопросах морской практики, всячески тормозившие выполнение законных требований командиров. Зато передовое офицерство видело в готовящейся экспедиции великое патриотическое дело и всячески содействовало наилучшей ее подготовке. Так, Беллинсгаузен в своем описании путешествия пишет, что при обшивке шлюпов в Кронштадтской военной гавани плоты, с которых работали плотники и конопатчики, [17] «беспрестанно были наполнены зрителями из морских офицеров; они, принимая великое участие в отправлении сей экспедиции, к удовольствию нашему напоминали мастеровым о каждом гвозде, который, с намерением или без намерения, мог быть оставлен не вбитым...»

КОМПЛЕКТОВАНИЕ ЭКСПЕДИЦИИ ЛИЧНЫМ СОСТАВОМ

Еще И.Ф. Крузенштерн писал о подборе личного состава для первой русской кругосветной экспедиции (И.Ф. Крузенштерн. Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и 1806 годах на кораблях «Надежда» и «Нева», изд. 1809 г): «Мне советовали принять несколько и иностранных матрозов, но я, зная преимущественные свойства российских, коих даже и английским предпочитаю, совету сему последовать не согласился. На обоих кораблях, кроме ученых Горнера, Тилезиуса, Лангсдорфа и Либанда, в путешествии нашем ни одного иностранца не было». Это обстоятельство подчеркивает участник экспедиции профессор Казанского университета Симонов, который в своем слове, произнесенном на торжественном заседании родного университета после возвращения из плавания в июле 1822 г., заявил, что все офицеры были русские, и хотя некоторые из них носили иностранные фамилии, но, «будучи дети российских подданных, родившись и воспитавшись в России, не могут быть названы иностранцами» («Слово о успехах плавания шлюпов «Востока» и «Мирного» около света и особенно в Южном Ледовитом море, в 1819, 1820 и 1821 гг., произнесенное в торжественном собрании Казанского университета июля 7 дня 1822 г. профессором и кавалером Симоновым», изд. 1822 г.). Правда, по указанию русского правительства на корабли Беллинсгаузена при стоянке их в Копенгагене должны были прибыть два немецких ученых, но в последний момент они от участия в экспедиции отказались. По этому поводу Беллинсгаузен высказывается в духе русского патриотизма следующим образом: «В продолжении всего путешествия мы всегда сожалели, что не позволено было идти с нами двум студентам по части естественной истории, из русских, которые сего желали, а предпочтены им неизвестные иностранцы».

Личный состав шлюпа «Восток» включал 9 офицеров и 117 унтер-офицеров и матросов, шлюпа «Мирный» — соответственно 7 и 72. Назначение большинства офицеров и матросов последовало сравнительно очень поздно: шлюпы были уже почти готовы к плаванию, когда их командиры получили возможность на основании предоставленных им прав избрать своих будущих помощников и подчиненных. Матросы набирались [18] (по-видимому, как и для первой русской кругосветной экспедиции) из добровольцев, причем условиями ставились: отличное состояние здоровья, возраст не свыше 35 лет, знание сверх своей специальности какого-либо мастерства по кораблестроительной части и, наконец, умение хорошо стрелять из ружей. Отбор некомандного состава был произведен весьма тщательно, это показывают успешные результаты экспедиции, проходившей в суровых условиях антарктических вод. Находились люди с достаточно широким кругозором знаний и для своей эпохи весьма грамотные, о чем свидетельствует пример матроса I статьи Егора Киселева, плававшего на шлюпе «Восток» и оставившего интересный дневник под заглавием: «Памятник принадлежит матросу I статьи Егору Киселеву, находившемуся в дальнем вояже на шлюпе «Восток» под командою капитана 2 ранга Беллинсгаузена в 1819 — 1820 — 1821 годах» (Дневник этот был случайно обнаружен лишь сравнительно недавно и впервые опубликован (в искаженном виде) в журнале «Вокруг света» в 1941 г. Полностью он напечатан в уже упоминавшемся сборнике «Плавание шлюпов «Восток» и «Мирный» в Антарктику», Географгиз, 1949, под ред. проф. А.И. Андреева), содержащий такие подробности, которых нельзя найти в других источниках.

Офицерский состав полностью был набран из добровольцев. По словам Беллинсгаузена, «невзирая на трудности и опасности, каковых надлежало ожидать в предназначенном плавании, число охотников из офицеров было так велико, что мы имели не малое затруднение в избрании». Однако сам Ф.Ф. Беллинсгаузен был назначен начальником первой дивизии и поднял на шлюпе «Восток» свой брейд-вымпел почти в самый последний момент, незадолго до ухода в плавание, в конце мая 1819 г. Поэтому он не смог по своему желанию подобрать офицерский состав и взял с собой с Черного моря лишь своего бывшего помощника на фрегате «Флора» капитан-лейтенанта И.И. Завадовского, а прочие офицеры были назначены на «Восток» по рекомендации различных начальствующих лиц (лейтенанты И. Игнатьев, К. Торсон и А. Лесков, мичман Д. Демидов, штаб-лекарь Я. Берх, штурман Я. Парядин; гардемарин Р. Адаме был назначен по просьбе Беллинсгаузена).

М.П. Лазарев, вступивший в командование шлюпом «Мирный» несколько ранее, находился в лучших условиях и имел возможность более тщательно подобрать своих помощников, причем некоторые из них настолько с ним сплавались, что были приглашены им впоследствии участвовать в его третьем кругосветном плавании на фрегате «Крейсер», с 1822 по 1825 г. По словам мичмана П. Новосильского, явившегося на квартиру М.П. Лазарева в Кронштадте с целью добиться назначения [19] в это интересное плавание, последний сказал, что его «засыпали просьбами» (П. Новосильский. Южный полюс. Из записок морского офицера (статья была издана анонимно в 1853 г. и переиздана в цитированном сборнике Географгиза «Плавание шлюпов «Восток» и «Мирный» в Антарктику», под ред. проф. А.И. Андреева)).

На шлюпе «Мирный» состояли лейтенанты Н. Обернибесов и М. Анненков, мичманы И. Куприянов и П. Новосильский, штурман Н. Ильин, медико-хирург Н. Галкин.

Кроме того, в плавании на шлюпе «Восток» находились известный астроном профессор Казанского университета И. Симонов и живописец академик П. Михайлов (на шлюпе «Мирный» состоял священник иеромонах Дионисий, не упомянутый Беллинсгаузеном в списке личного состава, приведенном в его описании экспедиции) (Характерно, что на первое приказание взять священника оба командира шлюпов, и Беллинсгаузен и Лазарев, ответили отказом, мотивировав это отсутствием приличного места (ЦГАВМФ, ДММ, д. 660, ч. 1, л. 365)).

Знаменитый советский географ Ю.М. Шокальский отмечает; что к началу экспедиции Беллинсгаузену было 40 лет от роду, «все же остальные участники ее была молодежь...» (Ю.М. Шокальский. Столетие со времени отправления Русской, антарктической экспедиции под командой Ф. Беллинсгаузена и М. Лазарева 4 июля 1819 г. из Кронштадта, «Изв. ВГО», вып. 2, 1928, т. 60). Среди этой молодежи были демократически настроенные офицеры, и в частности выдающийся моряк лейтенант Константин Петрович Торсон, впоследствии один из морских офицеров-декабристов, осужденный в 1826 г. на каторгу.

КРАТКИЕ БИОГРАФИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ОБ УЧАСТНИКАХ ЭКСПЕДИЦИИ

Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен (1778 — 1852) родился на берегу Балтийского моря, на юго-западном побережье острова Сааремаа (Эзель), входящего в Эстонскую ССР. Детские годы он проводил в своей семье, в городе Аренсбурге (Кингисепп) или в небольшом имении родителей, расположенном на берегу бухты Пелгусе-лахт. Он мечтал стать моряком и постоянно говорил о себе: «Я родился среди моря; как рыба не может жить без воды, так и я не могу жить без моря». Его мечте суждено было исполниться, и до своей смерти он ежегодно находился в море.

В десятилетнем возрасте Беллинсгаузен поступил кадетом в Морской корпус, находившийся тогда в Кронштадте. Благодаря блестящим способностям ему было легко учиться, но, по словам его биографов, отличаясь «несколько резвым нравом» [20] (что для будущего мореплавателя являлось, конечно, положительным качеством), он при окончании Морского корпуса не был среди первых в своем выпуске.

В 1795 г. его производят в гардемарины, а в 1797 г. — в первый офицерский чин мичмана. Еще в бытность гардемарином Беллинсгаузен совершил плавание к берегам Англии, а затем, вплоть до 1803 г., находясь на различных судах Ревельской эскадры, плавал по Балтийскому морю.

Молодой офицер старался совершенствовать свои знания в области морских наук и с усердием выполнял служебные обязанности. Этими качествами он обратил на себя внимание командующего флотом вице-адмирала Ханыкова, который рекомендовал его на корабль «Надежда», находившийся под командованием И.Ф. Крузенштерна, для участия в Первой русской кругосветной экспедиции. Под опытным руководством начальника экспедиции Беллинсгаузен совершенствовал морские знания, расширял кругозор при посещении многих малоисследованных стран и принимал деятельное участие в морской описи исследуемых берегов и в составлении новых морских карт.

Крузенштерн дает следующую оценку гидрографическим и картографическим работам молодого Беллинсгаузена: «Все почти карты рисованы сим последним искусным офицером, который в то же время являет в себе способность хорошего гидрографа; он же составил и генеральную карту». В Центральном военно-морском музее хранится целый атлас с многочисленными подлинными картами молодого Беллинсгаузена; способности гидрографа и штурмана он выказывал неоднократно и впоследствии.

За время своего первого кругосветного плавания Беллинсгаузен получил чин лейтенанта, а по возвращении из него в качестве награды — чин капитан-лейтенанта. После возвращения Фаддей Фаддеевич плавал до 1810 г. на Балтийском море, последовательно командуя различными фрегатами. В 1809 г. принимал участие в русско-шведской войне, командуя фрегатом «Мельпомена» и неся непрерывный шестимесячный дозор в Финском заливе для наблюдения за действиями неприятельского шведского и английского флота. В 1811 г. Беллинсгаузена перевели на Черноморский флот, в составе которого он оставался до 1819 г. в качестве командира сначала фрегата «Минерва», а затем фрегата «Флора» и принимал участие в боевых действиях у кавказского побережья. На Черном море он уделял по своему обыкновению большое внимание гидрографическим вопросам и много содействовал составлению и исправлению карт. Плавая у кавказских берегов, Беллинсгаузен обратил внимание на неверное изображение береговой [21] черты на русских картах; он произвел ряд астрономических наблюдений и определил широты и долготы главнейших пунктов восточного берега Черного моря.

Уже после смерти Беллинсгаузена известный морской историк А. Соколов опубликовал подлинные его рапорты главному командиру Черноморского флота, служащие свидетельством больших заслуг в деле исправления неточностей тогдашних карт.

В 1816 г. Беллинсгаузен был произведен в капитаны 2 ранга. В 1819 г., командуя фрегатом «Флора», он получил поручение командующего флотом: определить географическое положение всех черноморских приметных мест и мысов. Однако это поручение ему выполнить не удалось ввиду срочного вызова морским министром в Петербург для получения нового назначения.

4 июня (23 мая) 1819 г. капитан 2 ранга Ф.Ф. Беллинсгаузен вступил в командование шлюпом «Восток» и одновременно принял начальство над антарктической экспедицией. Ему в это время было 40 лет и он находился в полном расцвете своих сил и способностей. Служба в молодые годы под командованием опытного старого моряка адмирала Ханыкова, участие в первом русском кругосветном плавании под руководством И.Ф. Крузенштерна, наконец, 13-летнее самостоятельное командование кораблями выработали основные деловые и личные особенности Беллинсгаузена.

Рекомендуя Ф.Ф. Беллинсгаузена к назначению начальником антарктической экспедиции, Крузенштерн характеризовал его в своей уже неоднократно нами цитированной «Записке» следующими словами: «Он имеет особенные свойства к начальству над таковою экспедицией, превосходный морской офицер и имеет редкие познания в астрономии, гидрографии и физике». Эту характеристику Беллинсгаузен полностью оправдал выдающимися научными результатами экспедиции. Современники рисуют его смелым, решительным, знающим свое дело командиром, прекрасным моряком и штурманом, ученым — гидрографом, истинным русским патриотом. Вспоминая совместное плавание, М.П. Лазарев впоследствии «не называл его иначе как искусным неустрашимым моряком», но к этому не мог не прибавить, что «он был отличный, теплой души человек» (Ф. Нордман. По поводу предложения поставить в Кронштадте памятник адмиралу Фаддею Фаддеевичу Беллинсгаузену, газета «Кронштадтский вестник», 28 апреля 1868 г., № 48). Такая высокая оценка, исходящая из строгих уст одного из крупнейших русских флотоводцев — М.П. Лазарева, многого стоит. Беллинсгаузен был строгим, но гуманным начальником. Свою гуманность он проявлял неоднократно в жестокий век [22] аракчеевщины и за время кругосветного плавания не применил ни разу телесного наказания по отношению к подчиненным ему матросам, а впоследствии, занимая высокие должности, всегда проявлял большую заботу о нуждах рядового состава. О строгости же его к подчиненным свидетельствует хотя бы тот факт, что он, не задумываясь, сменил с вахты достаточно опытного вахтенного начальника лейтенанта Демидова, когда уже в конце плавания, 6 января (25 декабря) 1820 г., шлюп «Восток» под управлением последнего ударился скулой о большую льдину и получил серьезные повреждения (об этом рассказывает матрос Егор Киселев в своем «Памятнике»).

С М.П. Лазаревым его связывали сердечные, дружеские отношения, и за весь период совместного плавания, насколько известно, лишь один раз между начальником экспедиции и его ближайшим помощником возникли разногласия: несмотря на исключительную собственную смелость и опытность, М.П. Лазарев считал, что Беллинсгаузен слишком рискует, маневрируя большими ходами между ледяными полями в условиях плохой видимости. В своих замечаниях о плавании, к сожалению, до нас не дошедших, М.П. Лазарев говорил: «Хотя мы смотрели с величайшим тщанием вперед, но идти в пасмурную ночь по 8 миль в час казалось мне не совсем благоразумно» (Первое изд. «Двукратные изыскания»). На это замечание Беллинсгаузен спокойно отвечает: «Я согласен с сим мнением лейтенанта Лазарева и не весьма был равнодушен в продолжение таких ночей, но помышлял не только о настоящем, а располагал действия так, чтобы иметь желаемый успех в предприятиях наших и не остаться во льдах во время наступающего равноденствия» (Равноденствие обычно связано с сильными штормами).

За успешное плавание к берегам Антарктиды Беллинсгаузен, помимо получения других наград, был произведен в капитан-командоры. По возвращении из плавания он первое время занимался обработкой своих замечаний, шханечных (вахтенных) журналов обоих шлюпов и воспоминаний соплавателей и в это время состоял в различных береговых должностях; в конце 1824 г. он представил Адмиралтейскому департаменту описание своего путешествия с приложением карт и рисунков. Однако, несмотря на исключительный интерес этого труда и ходатайство Морского штаба об его издании, он не был напечатан (издание состоялось лишь через 10 лет после возвращения экспедиции, в 1831 г.).

Вся дальнейшая служба Беллинсгаузена (в отличие от других знаменитых мореплавателей, как, например, Крузенштерна, Головнина и Литке, посвятивших себя более научной [23] деятельности и береговой службе) протекала почти в непрерывных плаваниях, строевой и боевой службе и на высших командных должностях.

Это был настоящий строевой командир. В 1821 — 1827 гг. мы видим его командующим отрядом судов в Средиземном море; в 1828 г., будучи контр-адмиралом и командиром Гвардейского экипажа, он участвовал в войне с Турцией на Дунае и на Черном море (при осаде и взятии турецкой крепости Варна). В 1831 г., уже вице-адмиралом, Беллинсгаузен является командиром 2-й флотской дивизии и ежегодно с нею крейсирует в Балтийском море. В 1838 г. начинается последний этап его жизненного пути и служебной карьеры: он назначается на высший строевой пост в Балтийском море — главного командира кронштадтского порта и кронштадтским военным губернатором. Эта должность совмещалась с ежегодным назначением командующим Балтийским флотом на время его летних плаваний, и вплоть до самой смерти (в возрасте 73 лет) Беллинсгаузен продолжал выходы в море для боевой подготовки флота.

Как главный командир кронштадтского порта адмирал (с 1843 г.) Беллинсгаузен принял исключительно большое участие в строительстве военного порта и фортов, готовя балтийскую твердыню к отпору нашествия западноевропейских держав.

Ф.Ф. Беллинсгаузен всю жизнь интересовался географическими вопросами, читал все выходящие описания новых кругосветных плаваний и переносил на свою карту все новые открытия. Его имя значится среди первых избранных действительных членов Русского географического общества, причем рекомендацию для приема в члены ему дали адмиралы Рикорд и Врангель.

В бытность свою главным командиром он проявлял много заботы о подъеме культурного уровня морских офицеров, в частности он был основателем одной из крупнейших русских библиотек того времени — Кронштадтской морской библиотеки. Его большому практическому опыту многим обязаны своим успехом русские кругосветные экспедиции того периода, когда ему было подведомственно их снаряжение в Кронштадте. Как мы уже отмечали, для Беллинсгаузена характерна постоянная забота о матросах и об улучшении их бытовых условий. После смерти адмирала на его письменном столе нашли записку следующего содержания: «Кронштадт надо обсадить такими деревьями, которые цвели бы прежде, чем флот пойдет в море, дабы на долю матроса досталась частица летнего древесного запаха» (Газета «Кронштадтский вестник», 1868, № 48). [24]

С 1826 г. Беллинсгаузен был женат на уроженке города Великие Луки — Анне Дмитриевне Барковой и имел двух сыновей и пять дочерей.

Беллинсгаузен оставил заметный след в истории русского флота и высоко поднял мировой авторитет русских мореплавателей и русской океанографической и гидрографической науки своим замечательным плаванием к Южному полюсу.

Михаил Петрович Лазарев (1788 — 1851), впоследствии знаменитый флотоводец и создатель целой морской школы, являлся ближайшим помощником капитана Беллинсгаузена по экспедиции и командиром шлюпа «Мирный». В 1799 г., имея около 10 лет от роду, Лазарев был отдан в Морской корпус и в 1803 г. произведен в гардемарины. Ввиду отсутствия в то время возможности посылать гардемаринов в дальние плавания на русских боевых судах, Лазареве числе наиболее способных выпускников корпуса был в 1804 г. командирован на суда английского флота для практического изучения военно-морского дела. На английском флоте Лазарев пробыл пять лет, непрерывно находясь в плавании в Вест-Индии и на Атлантическом и Индийском океанах, участвовал в боевых действиях против французов. За это время он был (в 1805 г.) произведен в первый офицерский чин мичмана. В Россию Лазарев вернулся, имея большой практический и боевой опыт; однако в отличие от многих других русских морских офицеров, также проплававших на английских судах, он не стал слепым поклонником иностранщины, а навсегда остался подлинным русским патриотом.

С 1808 по 1813 г. М.П. Лазарев плавал на различных кораблях Балтийского флота и участвовал в войне с Швецией и Англией. В 1811 г. он был произведен в лейтенанты. К этому времени Лазарев заслужил репутацию бесстрашного и опытного моряка. Ввиду этого, когда Российско-Американская компания, осуществлявшая в то время обширную программу по экономическому освоению русских владений в северной части Тихого океана (Аляска и Алеутские острова), обратилась к Морскому министерству с просьбой назначить опытного офицера для командования в кругосветном плавании новым компанейским кораблем «Суворов», выбор пал на М.П. Лазарева.

«Суворов» должен был доставить различные грузы на Аляску, а оттуда вывезти пушнину. Лазарев, давно мечтавший о дальних плаваниях, охотно принял это предложение. Плавание «Суворова» было третьим по времени среди десятков русских кругосветных путешествий. Поход протекал в обстановке войны, и Лазареву приходилось частично идти в составе конвоев. Отсюда видно, какая большая ответственность лежала на 25-летнем командире корабля, впервые занимавшем такую [25] должность. Плавание это осложнялось еще тем, что «Суворов» был кораблем невоенным, укомплектованным частично иностранным личным составом. Однако М.П. Лазарев сумел превратить плавание, рассчитанное лишь на перевозку грузов, почти в научную экспедицию. В Тихом океане он сделал важное географическое открытие — обнаружил группу из пяти неизвестных ранее островов, которая была им названа по имени своего корабля группой Суворова.

В этом плавании Лазарев показал отличное знание им морского дела, умение обращаться с подчиненными и заслужил их безусловное доверие. В 1817 — 1819 гг. Лазарев вновь плавал на военных кораблях Балтийского флота, пользуясь всеобщим уважением. Вот как оценивали в то время Лазарева его современники: «Все отдавали полную справедливость отличным знаниям лейтенанта Лазарева поморской части; он считался одним из первых офицеров в нашем флоте, и был действительно таков, обладая в высокой степени всеми нужными для этого качествами» («Южный полюс». Из записок бывшего морского офицера, изд. 1853 г. (анонимная брошюра, написанная П.М. Новосильским, плававшим на шлюпе «Мирный» в чине мичмана)). Когда в 1819 г. Морское министерство подбирало личный состав на корабли Первой русской антарктической экспедиции, то вполне естественно, что на М.П. Лазарева пал выбор в качестве кандидата в командиры одного из них — шлюпа «Мирный». Выбор этот оказался чрезвычайно удачным. Уже в подготовительный период Лазарев, еще в отсутствие Беллинсгаузена, готовил корабли к ответственному плаванию. Гребные суда для обоих шлюпов были построены по чертежам, избранным М.П. Лазаревым. Беллинсгаузен высоко ценил своего ближайшего помощника и сотоварища: в своей книге он неоднократно подчеркивал его исключительное искусство в управлении под парусами, что давало возможность тихоходному шлюпу «Мирным все время следовать совместно с более быстроходным шлюпом «Восток».

Выше говорилось, что Лазарев был прекрасным командиром и воспитателем молодых офицеров, о чем образно повествует мичман П.М. Новосильский, которому командир пришел на помощь при сложном маневрировании среди плавающих льдов: «Каждая секунда приближала нас к страшно мелькавшей из-за тумана ледяной громаде... в эту самую минуту вошел на палубу М.П. Лазарев. В одно мгновение я объяснил начальнику в чем дело и спрашивал приказания. — Постойте! — сказал он хладнокровно. Как теперь смотрю на Михаила Петровича: он осуществлял тогда в полной мере идеал морского офицера, обладавшего всеми совершенствами! С полною самоуверенностью быстро взглянул он вперед... взор его, казалось, [26] прорезывал туман и пасмурность. — Спускайтесь! — сказал он спокойно» (В цитированной брошюре «Южный полюс»).

Во время плавания М.П. Лазарев принимал деятельное участие в научной работе экспедиции: он лично занимался астрономическими наблюдениями, измерял высоту горных вершин, производил океанографические наблюдения, причем его измерения имеют исключительную точность. Лазарев в течение целого месяца, с 28 (16) марта по 27 (15) апреля 1820 г., когда из района Антарктики оба шлюпа направлялись раздельно к Порт-Жаксону, шел совершенно самостоятельно, причем, несмотря на тихоходность своего корабля и полное отсутствие всякой связи между двумя шлюпами, пришел в этот порт лишь на шесть дней позже начальника экспедиции.

На участие в экспедиции он смотрел с чрезвычайной ответственностью и как истинно русский патриот прилагал все усилия к тому, чтобы высоко поднять авторитет своей Родины и завоевать ей славу и на поприще научной экспедиции. Он говорил: «Кук задал нам такую задачу, что мы принуждены были подвергаться величайшим опасностям, чтоб, как говорится, «не ударить лицом в грязь» («Письма Михаила Петровича Лазарева к Алексею Антиповичу Шестакову», письмо от 24 сентября 1821 г. из Кронштадта). И действительно, русские моряки блистательно провели плавание. Поэтому, оценивая первую часть экспедиции, он мог с полным правом воскликнуть: «Каково ныне русачки наши ходят!» (Там же). Представляя Лазарева к награждению, Беллинсгаузен писал морскому министру: «Во все время плавания нашего, при безпрерывных туманах, мрачности и снеге, среди льдов шлюп «Мирный» всегда держался в соединении, чему по сие время примеру не было, чтобы суда, плавающие столь долговременно при подобных погодах, не разлучались, и потому поставляю долгом представить вам о таковом неусыпном бдении лейтенанта Лазарева» (ЦГАВМФ, ф. 166, д. 660, ч. II, л. 239-245, 1819). По возвращении из экспедиции Лазарев был произведен через чин: непосредственно из лейтенантов в капитаны 2 ранга, и получил еще ряд наград. Но недолго Лазарев высидел на берегу: уже через год, в 1822 г., мы видим его снова на палубе корабля — теперь уже в должности начальника кругосветной экспедиции и командира фрегата «Крейсер». Лазарев был одним из очень немногих русских офицеров, совершившим три кругосветных плавания, и единственным, трижды обогнувшим земной шар в должности командира. Фрегат «Крейсер» вернулся через три года в Кронштадт в таком порядке, что на него все смотрели, как на недосягаемый образец. [27]

Во время плавания на «Крейсере» под непосредственным руководством М.П. Лазарева офицеры производили тщательные метеорологические наблюдения на всем пути, начиная от Англии и до возвращения в Кронштадт. Результаты этих наблюдений были настолько ценными, что русское Морское министерство опубликовало их полностью в 1882 г.

На «Крейсере» зародилась дружба двух великих моряков — Лазарева и Нахимова, который был тогда в чине мичмана. Как и обычно, в своих плаваниях, Лазарев много внимания уделял на «Крейсере» гидрографическим вопросам, уточнял на карте местоположение островов, мысов и других приметных пунктов, а также положение береговой линии. Географические заслуги М.П. Лазарева за все три его кругосветных плавания получили впоследствии высокую оценку со стороны Русского географического общества, избравшего его своим почетным членом в 1851 г. — первым среди русских моряков.

После возвращения из третьего кругосветного плавания капитан 1 ранга Лазарев назначается командиром лучшего и новейшего линейного корабля «Азов», на котором был совершен переход из Архангельска в Кронштадт, а еще через год, в 1827 г., направляется в составе эскадры контр-адмирала Гейдена к берегам Греции. Здесь Лазарев в качестве командира «Азова» и одновременно начальника штаба эскадры особенно отличается храбростью и умелым маневрированием в Наваринском сражении, за что получает чин контр-адмирала. На «Азове» с Лазаревым плавали лучшие представители его морской школы — будущие прославленные адмиралы Нахимов, Корнилов и Истомин.

Впервые в истории русского флота кораблю Лазарева было присвоено высшее боевое отличие — георгиевский флаг. В 1829 г. Лазарев впервые командует эскадрой и с нею возвращается в Кронштадт.

В 1832 г. он переводится на Черноморский флот, сначала на должность начальника штаба, а в 1837 г., уже вице-адмиралом, назначается командиром Черноморского флота и портов и николаевским и севастопольским военным губернатором.

Здесь, на южных берегах нашей Родины, широко развернулась энергичная деятельность Лазарева как флотоводца, воспитателя личного состава, строителя флота, портов и крепостей. Семнадцать лет стоял он во главе Черноморского флота и довел его до блестящего состояния. Этот период в истории Черноморского флота принято называть «лазаревской эпохой».

Михаил Петрович Лазарев в Николаеве и Севастополе много потрудился над тем, чтобы создать культурные условия жизни офицерам и матросам. Любимым его детищем была Севастопольская морская библиотека. [28]

Опираясь на лучших офицеров своей школы, он подготовил Черноморский театр военных действий, корабельный и личный состав к отпору чужеземного нашествия, выразившегося в Крымской войне 1853 — 1855 гг., однако до боевого испытания созданной им обороны русских южных морских границ Лазарев не дожил: в начале 1851 г. он тяжело заболел и вскоре скончался.

Сведения о прочих участниках экспедиции. Среди офицерского состава шлюпа «Восток» наиболее выдающимися личностями были помощник командира капитан-лейтенант Иван Иванович Завадовский (Беллинсгаузен в описании своего путешествия пишет «Заводовский», а в архивных делах имеется собственноручная подпись «Завадовский») и лейтенант Константин Петрович Торсон.

И.И. Завадовский был взят Беллинсгаузеном с Черноморского флота, где он был его помощником на фрегате «Флора», являлся участником боевых действий в Эгейском и Средиземном морях на эскадрах знаменитых русских флотоводцев — адмиралов Ушакова и Сенявина; впоследствии он вернулся на Черное море, и последняя должность, которую Завадовский занимал в чине контр-адмирала перед выходом в 1829 г. в отставку, — должность командующего Дунайской флотилией.

К.П. Торсон — чрезвычайно знающий и образованный морской офицер. В своем описании путешествия Беллинсгаузен наиболее часто упоминает именно о нем, отмечая его бдительность на вахте и наличие чувства ответственности к служебным поручениям, которые ему давались. Торсон — морской офицер-декабрист, был осужден в 1826 г. на каторгу и скончался в Селенгинске в 1852 г. К чести Беллинсгаузена нужно сказать, что, несмотря на выход описания путешествия только в 1831 г., фамилия Торсона везде сохранена без всяких комментариев.

На шлюпе «Восток» в плавании находились выдающийся астроном профессор Казанского университета Иван Михайлович Симонов (В списках экспедиции и в книге Беллинсгаузена значится «Симанов», сам же он, по-видимому, писал «Симонов») (1794 — 1853) и художник Павел Николаевич Михайлов (1780 — 1840). Первый из них оставил после себя крупные научные труды («О разности температуры в южном и северном полушарии», а также неопубликованные «Записки» о кругосветном плавании); в конце жизненного пути Симонов был назначен ректором Казанского университета, сменив в этой должности гениального математика Лобачевского. Он передал Казанскому университету свои богатые этнографические коллекции, собранные во время плавания. [29]

Академик Михайлов составил замечательный атлас зарисовок (13 видов, 2 вида ледяных гор, 30 различных рисунков млекопитающих, птиц, рыб и растений). Оригинал этого атласа был обнаружен лишь в 1949 г. в Москве, в Государственном историческом музее.

Из состава офицеров шлюпа «Мирный» с М.П. Лазаревым в кругосветное плавание на фрегате «Крейсер» пошли лейтенанты М. Анненков и И. Куприянов; последний был некоторое время главным правителем Российско-Американской компании, затем командовал различными кораблями и бригадами кораблей. Он скончался в 1857 г. в чине вице-адмирала; Анненков под начальством Лазарева отличился на корабле «Азов» в Наваринском бою и в течение трех лет командовал бригом в его эскадре. Мичман П.М. Новосильский, написавший анонимную брошюру «Южный полюс», вскоре после возвращения из кругосветного плавания был назначен преподавателем высшей математики, астрономии и навигации в Морском кадетском корпусе и в 1825 г., выдержав при Петербургском университете экзамены, перешел на службу в Министерство народного просвещения.

СНАБЖЕНИЕ ЭКСПЕДИЦИИ

Несмотря на большую спешку со снаряжением, экспедиция в общем была хорошо снабжена. Однако снабжение это все же не вполне соответствовало основной ее цели — плаванию во льдах. По этому поводу известный впоследствии мореплаватель и географ Ф.П. Литке, видевший шлюпы «Восток» и «Мирный» на Портсмутском рейде во время своего плавания на шлюпе «Камчатка», писал в неопубликованном дневнике (Дневник лейтенанта Ф.П. Литке, шлюп «Камчатка», 2 августа 1819 г., дело ЦГАВМФ, ф. Литке, д. 9, л. 149), что их снабжение и оборудование делалось по примеру «Камчатки», и если командный состав их с чем-нибудь не соглашался, то ему отвечали «так сделано на «Камчатке», хотя этот шлюп и был предназначен для обычного плавания и, кроме того, не имелось еще и отзыва капитана Головнина о его качествах.

Особенно большое внимание было обращено на обеспечение кораблей лучшими по тому времени мореходными и астрономическими инструментами. Во время стоянки в Портсмуте были закуплены в Лондоне хронометры и секстаны, изготовленные лучшими английскими мастерами. В этом отношении русские корабли были снабжены гораздо лучше английских. Автор предисловия к первому переводу книги Беллинсгаузена на английский язык, Франк Дибенем, особенно подчеркивает, что в то время как в английском флоте наблюдалось еще [30] пренебрежительное отношение к хронометрам и существовали английские адмиралы, которые форменным образом изгоняли хронометры с подчиненных им кораблей (а официально они были приняты в английском флоте только с 1826 г.), на русском военном флоте этот необходимейший для определения долгот прибор вошел уже в штатное снабжение кораблей (Примечание в английском издании 1945 г., стр. 39).

Экспедиция располагала всевозможными противоцинготными продуктами питания: хвойная эссенция, лимоны, кислая капуста, сушеные и консервированные овощи; кроме того, при каждом подходящем случае командиры шлюпов покупали или выменивали (на островах Океании у местных жителей) большое количество свежих фруктов, которые частично заготовлялись впрок для предстоящего плавания в Антарктике, а частично предоставлялись для полного использования всему личному составу. В этом отношении сказался большой опыт русских плаваний в северных водах: ведь еще М.В. Ломоносов предусматривал для арктической экспедиции В.Я. Чичагова использование противоцинготных средств, а для антарктической экспедиции соответствующие письменные указания давали такие опытные мореплаватели в арктических водах, как Сарычев и Коцебу.

Для обогревания матросов, замерзавших при работе на реях — во время ледяных ветров и морозов в Антарктике, имелся запас рома; было закуплено также красное вино для добавления к питьевой воде при плавании в жарком климате. Весь личный состав на основании особой инструкции был обязан соблюдать строжайшую гигиену: жилые помещения постоянно проветривались и в нужных случаях протапливались, обеспечивалось частое мытье в импровизированной бане, производилась систематическая стирка белья и проветривание одежды и т.д. Матросы были снабжены обмундированием, теплой одеждой и бельем (например, в зависимости от сроков службы они имели по 11-16 холщовых рубах на человека), обувью, теплыми шапками. Благодаря перечисленным мерам и высокой квалификации судовых врачей никаких серьезных заболеваний на шлюпах не было, несмотря на тяжелые климатические условия плавания и частые переходы от жары к холоду.

Для связи между собою шлюпы имели телеграф (флажный), незадолго перед тем изобретенный русским морским офицером капитан-лейтенантом А. Бутаковым. Усовершенствованный им в 1815 г., телеграф этот «составлял ящик с 14 шхивами и планку со стольким же числом шхив с основанными круглыми фалами с привязанными к ним флагами, для поднимания на бизань-рею». Бутаков издал и «Морской телеграфный [31] словарь». Это русское изобретение принесло очень большую пользу экспедиции для переговоров шлюпов между собою на дальних расстояниях (А. Глотов. Изъяснение принадлежностей к вооружению корабля, изд. 1816; проф. А.А. Данилевский. Русская техника, изд. 1948).

На каждом из шлюпов имелась значительная библиотека, содержавшая все вышедшие в свет описания морских путешествий на русском, английском и французском языках, морские календари на 1819 и 1820 гг. и английские морские ежегодники «Nautical Almanac» еще на три года вперед; сочинения по геодезии, астрономии и навигации, лоции и наставления для плавания, различные мореходные таблицы, сочинения по земному магнетизму, небесные атласы, телеграфические словари, «Записки Адмиралтейского департамента» и др. (Список книг, имевшихся на шлюпах, помещен в архивных делах (ЦГАВМФ, ф. 166, д. 660, ч. 1, л. 492-493 и 154))

ОБЩИЙ ХОД ЭКСПЕДИЦИИ И ЕЕ РЕЗУЛЬТАТЫ

Задачи, поставленные экспедиции, и ее маршрут. Перед отправлением экспедиции из Кронштадта начальник ее получил несколько обстоятельных письменных инструкций, которые он впоследствии опубликовал в самом начале своего труда, посвященного описанию этого замечательного плавания («Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света в продолжение 1819, 20, 21 годов, совершенное на шлюпах «Восток» и «Мирный» под начальством капитана Беллинсгаузена — командира шлюпа «Восток». Шлюпом «Мирный» начальствовал лейтенант Лазарев». Первое изд. (в двух томах с атласом карт, рисунков), СПб., 1831; второе изд., Географгиз (в одном томе), 1949).

Первая инструкция, исходившая от морского министра, содержала основные руководящие положения по всей экспедиции в целом от русского правительства.

Во второй инструкции, государственной Адмиралтейств-коллегий, давались указания о мерах, необходимых для обеспечения должных бытовых условий личного состава, его улучшенном питании и обмундировании. Здесь же были приведены ссылки на основные нормы морского международного права и правила о салютах в заграничных водах.

Третья инструкция, от государственного Адмиралтейского департамента, содержала указания по астрономии, навигации и гидрографии и требования к ведению исторического журнала экспедиций, записок ее участников и зарисовок художника.

Наконец, четвертая инструкция содержала дополнительные указания морского министра, представлявшие собой план научных работ экспедиции (наблюдения над качанием маятника [32] для определения силы тяжести в различных широтах, над изменением склонения компаса, измерение температуры и солености воды на разных глубинах, исследование льдов, определение направления ветра на разных высотах с помощью шаров-зондов, наблюдения над свечением моря, этнографические, зоологические, ботанические, минералогические наблюдения, сбор соответствующих коллекций и др.)

Эти инструкции показывают, насколько тщательно были заранее продуманы вопросы физико-географических, климатологических, океанографических, химических, этнографических, зоологических, ботанических и других исследований русскими учеными и моряками и как высоко стояла тогда русская географическая наука вообще, ставившая экспедиции очень широкие задачи приобретения «полнейших познаний о нашем земном шаре» (Вторая инструкция от морского министра, «Двукратные изыскания... », т. 1, стр. 37).

Особенно важное значение для экспедиции имела первая инструкция, в которой отмечалось, что правительство, «...полагаясь на усердие, познания и таланты капитана 2 ранга Беллинсгаузена и не желая стеснять его в действии, ограничивается указаниями главнейших предметов, для которых он отправлен, и уполномочивает его, судя по обстоятельствам, поступать как он найдет приличным для блага службы и успеха в главной цели, состоящей в открытиях в возможной близости Антарктического полюса» (Курсив мой. — Е.Ш.). Таким образом, эта инструкция, с одной стороны, предоставляла Беллинсгаузену достаточную инициативу, но, с другой — она содержала и целый ряд весьма жестких условий, на которые будет указано ниже.

Эта же инструкция намечала следующий маршрут экспедиции, назначенной для «открытий»: из Кронштадта в Бразилию (с остановками в Англии и на Канарских островах); из Бразилии экспедиции надлежало направиться к острову Южная Георгия, а оттуда — к открытой Куком Земле Сандвичевой. Далее инструкция предъявляла следующие требования к Беллинсгаузену (Первая инструкция морского министра, «Двукратные изыскания...», т. 1, стр. 16): обойдя Землю Сандвичеву с востока, он должен «...пуститься к югу и будет продолжать свои изыскания до отдаленной широты, какой только он может достигнуть; употребит всевозможное старание и величайшее усилие для достижения сколько можно ближе к полюсу, отыскивая неизвестные земли, и не оставит сего предприятия иначе, как при непреодолимых препятствиях. Ежели под первыми меридианами, под коими он пустится к югу, усилия его останутся бесплодными, то он [33] должен возобновить свои покушения под другими, и не упуская ни на минуту из виду главную и важную цель, для коей он отправлен будет, повторяя сии покушения ежечасно, как для открытия земель, так и для приближения к Южному полюсу» (Курсив мой. — Е.Ш.). По наступлении холодного сезона Беллинсгаузену предписывалось к первым числам апреля 1820 г. направиться в Австралию, в Порт-Жаксон (залив, в глубине которого расположен город Сидней), для отдыха экипажей, ремонта судов, снабжения их водой, дровами и продовольствием. После окончания отдыха и намеченных работ экспедиции на период зимнего времени южного полушария (май — сентябрь) поручалось обследование малоизвестного юго-восточного района Тихого океана. После окончания этой части плавания суда экспедиции должны были снова зайти в Порт-Жаксон (или в южный порт острова Тасмания), чтобы опять дать отдых личному составу и подготовить корабли ко второй части сурового плавания в антарктических водах в течение второго лета южного полушария. Относительно этой последней части плавания первая инструкция морского министра содержала следующие указания (Первая инструкция морского министра, «Двукратные изыскания...», стр. 18): «По наступлении удобного времени к концу 1820 года, 1-я дивизия снова отправится на юг к отдаленнейшим широтам; возобновит и будет продолжать свои исследования по прошлогоднему примеру с таковою же решимостью и упорством, и проплывет остальные меридианы, для совершения пути вокруг земного шара, обратясь к той самой высоте, от которой дивизия отправилась, под меридианом Земли Сандвичевой» (Курсив мой. — Е.Ш.). После этого Беллинсгаузену разрешалось предпринять обратный путь на Родину. В дальнейшем экспедиция почти в точности соблюдала требования этой инструкции.

Поход из Кронштадта к антарктическим водам. Первая дивизия в составе шлюпов «Восток» и «Мирный» вышла с Малого Кронштадтского рейда 15(3) июля (Беллинсгаузен в своем труде «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света...» приводит дату 4 июля 1819 г., по-видимому, это ошибка; все прочие достоверные источники, как-то: цитированное письмо М.П. Лазарева к А.А. Шестакову от 6 октября (24 сентября) 1921 г., «Памятник» матроса Егора Киселева и книга А.П. Лазарева «Плавание вокруг света военного шлюпа «Благонамеренный», указывают, что выход из Кронштадта обеих дивизий состоялся 15 (3) июля 1819 г. Дата 3 июля указана и в донесении вице-адмирала Моллера морскому министру об уходе экспедиции из Кронштадта (ЦГАВМФ, ф. 166, д. 660, ч. II, л. 562)) 1819 г. одновременно со шлюпами «Открытие» и «Благонамеренный», составлявшими вторую дивизию, направлявшуюся в арктические воды. [34]

Обе дивизии проследовали из Балтийского моря в Северное проливом Зунд и зашли по пути в Копенгаген за немецкими натуралистами, которые, однако, как уже указывалось, от участия в экспедиции воздержались. «Восток» и «Мирный» простояли в Копенгагене с 26(14) по 31(19) июля. Следующим портом их захода был Портсмут. Во время стоянки в этом английском порту, с 10 августа (29 июля) по 7 сентября (26 августа), были получены хронометры, секстаны, телескопы и другие мореходные инструменты, закупленные в Лондоне и тогда еще не изготовлявшиеся в России. Здесь же был пополнен запас консервов и некоторых специальных противоцинготных продуктов. В ту пору на Портсмутском рейде сосредоточился целый флот из шести русских кораблей: четыре шлюпа антарктической и арктической экспедиций и возвращавшиеся в Россию из кругосветного плавания шлюп «Камчатка» под командой знаменитого мореплавателя В.М. Головнина и корабль Российско-Американской компании «Кутузов».

Далее антарктическая дивизия направилась в южную часть Атлантического океана и после непродолжительного захода, с 27(15) сентября по 1 октября (19 сентября), в Санта-Крус на Канарских островах пересекла Атлантический океан с востока на запад и вошла на рейд Рио-де-Жанейро. Там команде был дан отдых перед утомительным и сложным плаванием в Антарктике, проводилась подготовка шлюпов к штормовым походам и была принята свежая провизия. В Рио-де-Жанейро шлюпы простояли с 24(12) ноября по 4 декабря (22 ноября). Далее, строго следуя инструкции, экспедиция направилась к острову Южная Георгия, опись северного берега которого была произведена Куком, а южный оставался неположенным на карту.

27(15) декабря русские мореплаватели увидели остроконечные вершины острова Южная Георгия и небольшого островка Уиллиса. Шлюпы, пройдя вдоль южного берега Южной Георгии, произвели опись его и соединили свою опись с описью Кука у восточного берега острова, причем ряд географических пунктов получил русские наименования в честь участников экспедиции: мысы Парядина, Демидова и Куприянова, бухта Новосильского, а небольшому островку было дано имя впервые увидевшего его второго лейтенанта шлюпа «Мирный» — Анненкова.

Затем экспедиция направилась к пресловутой «Земле Сандвича», которую видел во мгле и тумане Кук. По пути к этой «Земле» 3 января 1820 г. (22 декабря) было сделано первое крупное открытие — обнаружена группа островов, названная Беллинсгаузеном по фамилии тогдашнего русского морского министра островами маркиза де Траверсе; острова этой группы были [35] также названы по фамилиям участников экспедиций: остров Завадовского, остров Лескова и остров Торсона (Под таким названием они значатся в подлинном альбоме рисунков художника П.П. Михайлова, хранящемся в Историческом музее в Москве) (после восстания декабристов царское правительство переименовало его в остров Высокой).

11 января (30 декабря) экспедиция подошла к району «Земли Сандвича» и обнаружила, что таковой вовсе не существует, а пункты, которые Кук считал мысами ее, на самом деле являются отдельными островами. Беллинсгаузен проявил исключительный такт, сохранив за открытыми русскими мореплавателями островами те наименования, которые Кук дал мысам, а за всей группой — имя Южных Сандвичевых островов (Беллинсгаузен проявил исключительную скромность в том отношении, что его собственное имя нигде среди новых открытий не появляется, а именем Лазарева, уже на другом этапе экспедиции, был назван один из островов архипелага Россиян. Море Беллинсгаузена и остров Беллинсгаузена получили свои наименования значительно позднее по инициативе иностранных мореплавателей). По этому поводу советский географ почетный академик Ю.М. Шокальский заметил, что благородный поступок Беллинсгаузена мог бы послужить хорошим примером для некоторых буржуазных географов наших дней. Совсем не так поступили английские географы и английское адмиралтейство, изъявшие с карты Южных Шетландских островов все русские наименования, данные Беллинсгаузеном.

Плавание шлюпов в этих широтах большей частью сопровождалось пасмурной, мглистой погодой, сильными ветрами, значительным волнением, мокрым снегом и дождем, при малой видимости, иногда наблюдался густой туман. Температура держалась около точки замерзания. С 4 января 1820 г. (23 декабря) экспедиция начала встречать плавающие льды и сделан был удачный опыт использования морского льда для получения питьевой воды; с 10 января (29 декабря) лед стал встречаться в значительном количестве, а также появились «ледяные острова» (айсберги).

Открытие материка Антарктиды и плавание в антарктических водах. От группы Южных Сандвичевых островов Беллинсгаузен и Лазарев устремились на юг, делая первую попытку пройти насколько возможно прямо по меридиану на юг в соответствии с инструкцией морского министра для достижения материка Антарктиды.

Для этой цели русская экспедиция в первый период своего плавания, с января по март, т.е. за лето южного полушария, сделала в общей сложности шесть «покушений», а именно: 1) с 16 (4) по 17 (5) января 1820 г. — до южной широты 60°25'; [36] 2) с 17 (5) по 20 (8) января — до 60°22'; 3) с 23 (11) по 28 (16) января, причем 28 (16) января она подошла почти вплотную к материку Антарктиды, всего в 20 милях от него, в широте 69°25' (у берега, который теперь называется Землей Принцессы Марты); 4) с 31 (19) января по 2 февраля (21 января), когда экспедиция вновь достигла широты 69°25' (в долготе 1°11' западной) и находилась опять в непосредственной близости от материка, в расстоянии от него менее 30 миль; 5) с 13 (1) по 18 (6) февраля, когда была достигнута широта 69°7'30" (в долготе 16°15' восточной); 6) с 24 (12) по 25 (13) февраля до широты 66°59' (в долготе 37°38' восточной).

Во время первого и второго «покушений» громадные ледяные поля преграждали путь экспедиции уже на широте 60°25'.

Третье «покушение» было значительно удачнее: 28 (16) января экспедиция достигла своей наиболее южной широты (69°25') (Географические координаты: широта 69°25' и долгота 20°10' западная от Гринвича указана в предварительном донесении Беллинсгаузена морскому министру, отправленном 20(8) апреля 1820 г. из Порт-Жаксона. Дело ЦГАВМФ, ф. 166, д. 660, ч. II, л. 239 — 245) за первый этап своего плавания и, как мы теперь твердо знаем, вплотную подошла к материку Антарктиды, увидела его и фактически открыла. Только исключительная честность и требовательность достоверности открытия не позволила русским мореплавателям утверждать, что они увидели низменную часть материка, а не ледяной береговой припай.

У участников экспедиции несомненно существовала уверенность, что они видят перед собой континент. Сам Беллинсгаузен в описании своего путешествия приводит целый ряд признаков, указывающих, что льды эти в действительности являлись той сушей, которую он так упорно искал: по его словам, сплошные льды простирались от востока через юг на запад и были «усеяны буграми».

Автор предисловия к английскому переводу книги Беллинсгаузена, вышедшей в 1945 г., известный антарктический исследователь Франк Дибенем, по этому поводу пишет: «Беллинсгаузен «видел материк, но не опознал его как таковой» (Предисловие, стр. XVI), и далее: «нельзя было дать лучшего описания сотням миль антарктического материка, каким мы теперь его знаем» (Предисловие, стр. XIX).

Еще определеннее высказывался М.П. Лазарев в письме к А.А. Шестакову: «16-го генваря достигли мы широты 69°23' S, где встретили матерый лед чрезвычайной высоты, и в прекрасный тогда вечер, смотря с салингу (Салинг — вторая снизу площадка на мачте), простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение; — но [37] удивительным сим зрелищем наслаждались мы недолго, ибо вскоре опять запасмурило и пошел по обыкновению снег. Это было в долготе 2°35' W^ой от Гринвича» (Сборник под ред. проф. А.И. Андреева, Географгиз, 1949, стр. 21).

Весьма интересно свидетельство советской китобойной антарктической флотилии «Слава», находившейся 20 марта 1948 г. почти в той же точке, в которой Беллинсгаузен находился 2 февраля (21 января) 1820 г., т.е. в южной широте 69°25' и западной долготе 1°11': «Мы имели прекрасные условия видимости при ясном небе и отчетливо видели все побережье и горные вершины в глубине континента на расстоянии 50 — 70 миль по пеленгам 192° и 200° из этой точки, а при посещении Беллинсгаузена здесь стояла неблагоприятная погода с ограниченной видимостью. Вследствие этого он мог видеть только узкую полосу побережья и не мог обозреть горных вершин, лежащих к югу и юго-западу. Описываемые Беллинсгаузеном бугристые льды, простирающиеся с запада на восток в этом районе, вполне соответствуют формам рельефа береговой полосы Земли Принцессы Марты» (Г.М. Таубер. Плавание в Антарктике в 1947 — 1948 гг., «Известия ВГО», вып. 4, 1949).

Особенно много доказательств близкого подхода кораблей экспедиции к материку Антарктиды имеется относительно пятого «покушения», с 13 (1) по 19 (7) февраля.

В предварительном донесении морскому министру из Порт-Жаксона особенно ярко звучат сомнения у Беллинсгаузена — не являются ли материком те льды, до которых дошли его корабли.

Он пишет (Дело ЦГАВМФ, ф. 166, д. 660, ч. II, л. 239 — 245. Донесение, что напечатано в «Записках, издаваемых Государственным Адмиралтейским департаментом», ч. V, изд. 1823 г., стр. 212, и в труде М.П. Лазарева, «Документы», т. 1, Военгиз, 1952): «...не прежде как с 5 на 6-е число дошел до широты S^й 69°7'30", долготы O^й 160°15'. Здесь за ледяными полями мелкого льда и островами виден материк льда. Коего края отломаны перпендикулярно, и который продолжался по мере нашего зрения, возвышаясь к югу подобно берегу, плоские ледяные острова, близь сего материка находящиеся, ясно показывают, что они суть обломки сего материка; ибо имеют края и верхнюю поверхность подобную материку». По этому же поводу офицер с шлюпа «Мирный» П. Новосильский писал: «5 февраля при сильном ветре тишина моря была необыкновенная. Множество полярных птиц и снежных петрелей (буревестников) вьются над шлюпом. Это значит, что около нас должен быть берег или неподвижные льды» («Южный полюс», изд. 1853 г., стр. 30). [38]

19 (7) февраля русские мореплаватели обнаружили неизвестных ранее птиц, которых они назвали «морскими ласточками» и которые являлись не морскими, а прибрежными птицами. Беллинсгаузен и его соплаватели считали, что появление этих птиц свидетельствует о близости берега. Об этом Беллинсгаузен в своем труде пишет гораздо позднее, после описания открытия острова Петра I. Его вывод о близости Земли звучит очень убедительно. Этот вывод является как бы итогом его представлений о приполярных районах. Он пишет (Ф.Ф. Беллинсгаузен. «Двукратные изыскания...», ч. II, стр. 250): «Огромные льды, которые по мере близости к Южному полюсу подымаются в отлогие горы, называю я матерыми, предполагая, что когда в самый лучший летний день морозу бывает 4°, то тогда далее к югу, стужа, конечно, не уменьшается, и потому заключаю, что сей лед идет через полюс и должен быть неподвижен, касаясь местами мелководиям или островам, подобно острову Петра I, которые несомненно находятся в больших южных широтах и прилежат также берегу, существующему (по мнению нашему) в близости той широты и долготы, в коей мы встретили морских ласточек». Подобных же птиц русские мореплаватели встречали у островов Петра I и Южной Георгии (разрядка моя. — Е. Ш.).

Это единственное место в труде Беллинсгаузена, где он высказывает предположение о том, что существует вблизи полюса. По-видимому, он был уверен, что открытый им панцирь материкового льда простирается до самого полюса, касается своей нижней поверхностью суши и образует громадный ледяной континент с пологим горным рельефом («льды поднимаются в отлогие горы»).

Лишь исключительная честность, добросовестность и требовательность к достоверности открытия не позволили русским мореплавателям утверждать, что в первый период их плавания они фактически видели низменную часть антарктического материка, а не ледяной береговой припай. Беллинсгаузен «был слишком точным и добросовестным наблюдателем, чтобы пойти на это», замечает секретарь Британского географического общества Лоренс Кируен (Журнал «Спектейтор», 18 февраля 1949 г. и 23 июля 1950 г. Цитируется по статье И. Денисова «Антарктика», журнал «Новое время», 1950, № 35). Несколько ранее Л. Кируен отмечал, что «между 1819 и 1820 годами Беллинсгаузен обошел все районы Антарктики... и стал первым исследователем, открывшим Землю внутри южного полярного круга».

Тот же Л. Кируен несколько времени спустя выразился еще более определенно: «Согласно опубликованным отчетам [39] о путешествии Беллинсгаузена он несомненно дважды видел антарктический материк — в январе и феврале 1820 г.» (Журнал «Спектейтор», 23 июля 1950 г.).

Из сопоставления всех перечисленных обстоятельств с несомненностью вытекает, что днем открытия материка Антарктиды Первой русской антарктической экспедицией Беллинсгаузена — Лазарева необходимо считать 28 (16) января 1820 г.

Шестым «покушением» на юг, продолжавшемся с 24 (12) по 26 (14) февраля 1820 г., в сущности заканчивается первый этап экспедиции. В конце февраля — начале марта ночи стали продолжительнее, вследствие чего увеличилась опасность столкновения в темноте с плавающими льдами и айсбергами. Быстро наступали осень и зима южного полушария, а вместе с ними и продвижение все более и более к северу кромки плавающих льдов. Путь из последнего порта — Рио-де-Жанейро продолжался уже более 100 дней, кончался запас дров. Все эти обстоятельства заставили Беллинсгаузена проложить курс в менее значительных южных широтах с тем, чтобы направиться в заранее намеченный австралийский пункт отдыха и ремонта — Порт-Жаксон.

Плавание в антарктических водах требовало от русских мореплавателей величайшего искусства управления парусными кораблями, внимания, наблюдательности, выносливости и упорства в достижении поставленной цели. С начала января 1820 г. корабли вступили в зону антарктических плавающих льдов и айсбергов, маневрирование между которыми в условиях тумана и снега, при штормовых ветрах, большом волнении и зыби требовало большого умения и смелости. Весьма затрудняла совместное плавание разница в скоростях хода между шлюпами: «Востоку» приходилось все время уменьшать скорость, а «Мирному», наоборот, несмотря на штормовые ветры, форсировать парусами. Беллинсгаузен в своих донесениях неоднократно отмечает заслуги М.П. Лазарева, лишь благодаря морскому искусству которого корабли ни разу не разлучались даже в условиях плохой видимости и все опасные районы проходили совместно.

Шлюпы неоднократно бывали близки к гибели, когда при штормовых ветрах и в тумане они большим ходом пробирались между громадными льдами и айсбергами, качавшимися на зыби, определяя их местонахождение лишь по шуму бурунов.

Несмотря на умелое управление и маневрирование во льдах, шлюпы все же не избежали аварий: 28 (16) января шлюп «Мирный» во время тумана ударился форштевнем о льдину и получил серьезное повреждение, исправленное уже в Порт-Жаксоне. [40]

Беллинсгаузен в своем, уже цитировавшемся предварительном донесении морскому министру отмечает все основные трудности плавания в высоких южных широтах. Он останавливается на громадной величине ледяных гор (айсбергов): некоторые из них достигали высоты более 120 м (400 фут.) (Т.е. выше шпиля Петропавловской крепости в Ленинграде), при окружности до 13 миль, причем «семь частей оных находятся под водою». Он отмечает, что вследствие постоянного оледенения парусов и снастей управление самим судном «не токмо тягостно, но и весьма затруднительно». Большие скорости ветра, которыми отличаются антарктические районы, также сильно осложняли плавание: экспедиции почти постоянно сопутствовали сильное волнение и зыбь, расшатывавшие рангоут и корпуса шлюпов, угрожавшие им ударами льдин и затруднявшие наблюдение, астрономические определения места и другие научные работы. Неоднократно из-за ветра приходилось спускать брам-реи и брам-стеньги (т.е. уменьшать высоту рангоута). Температура по большей части держалась около 2 — 3° ниже нуля. За первый этап экспедиции шлюпы трижды пересекли Южный полярный круг. От 29 (17) января до середины марта русские корабли все время шли южнее параллели 60° южной широты, а первую половину пути даже южнее параллели 65° и при этом обошли четверть окружности земли в столь трудных для плавания широтах (между меридианами 0 — 90° восточной долготы); за декабрь 1819 г. шлюпы находились во льдах 13 дней, за январь 1820 г. — 19, за февраль — 15 и за март — 11, т.е. всего 58 дней (за четыре месяца) (Ю. Шокальский. Столетие со времени отправления Русской антарктической экспедиции под командой Ф. Беллинсгаузена и М. Лазарева 4 июля 1819 г. из Кронштадта, «Изв. ВГО», вып. 2, т. 60, 1928).

Неоднократно экспедиция наблюдала полярные сияния. За время плавания участники экспедиции пользовались каждой возможностью для астрономических определений своего места. В наблюдениях, помимо штурманов и астронома Симонова, участвовали и оба командира. Точность наблюдений русских мореплавателей до сих пор вызывает удивление современных иностранных антарктических экспедиций.

По пути в Порт-Жаксон Беллинсгаузен решил обследовать более широкую полосу Тихого океана, он приказал шлюпу «Мирный» следовать более северным путем, ввиду чего 17 (5) марта состоялось разделение шлюпов. Вскоре оба шлюпа испытали сильнейший шторм, причем положение шлюпа «Восток», шедшего более южным и близким к плавающим льдам курсом, было особенно опасным и заставляло личный состав шлюпа «Мирный» беспокоиться за его судьбу. В ночь на 21 (9) марта [41] на шлюпе «Восток» порвало штормовым ветром несколько парусов; в течение 11 часов свирепствовал сильнейший шторм, который «Восток» выдерживал совершенно без парусов, убранных во избежание их потери; особенно опасными были моменты расхождения с плавающими льдами. По этому поводу Ю. М. Шокальский замечает: «Если бы не искусное управление, корабль, конечно, потерял бы переднюю мачту с бугшпритом» (Ю.М. Шокальский, цитированная статья). 11 апреля (30 марта), спустя 131 день после выхода из Рио-де-Жанейро, шлюп «Восток» стал на якорь на рейде в Порт-Жаксоне (Сидней), куда через неделю прибыл и шлюп «Мирный».

В Порт-Жаксоне шлюпы простояли более месяца. Здесь был произведен необходимый ремонт их корпусов и такелажа, принята свежая провизия и пресная вода. Во время стоянки астроном Симонов занимался на берегу в импровизированной обсерватории астрономическими наблюдениями.

Открытия русской антарктической экспедиции в Тихом океане. По окончании всех работ 19 (7) мая 1820 г. оба шлюпа снялись с якоря и направились через пролив Кука (между двумя островами Новой Зеландии) в район островов Туамото и островов Общества (Товарищества), как это и было рекомендовано инструкцией. К востоку от острова Таити русской экспедицией в июне 1820 г. была открыта целая группа островов, названная Беллинсгаузеном островами Россиян (среди них — острова Кутузова, Лазарева, Раевского, Ермолова, Милорадовича, Грейга, Волконского, Барклая-де-Толли, Витгенштейна, Остен-Сакена, Моллера, Аракчеева). После этого шлюпы «Восток» и «Мирный» посетили остров Таити, где простояли с 2 по 9 июля (с 20 по 27 июня), затем они отправились снова в Порт-Жаксон для отдыха, ремонта и приемки различных припасов перед новым походом в антарктические воды. На пути к Порт-Жаксону экспедиция открыла еще целый ряд островов (Восток, великого князя Александра Николаевича, Оно, Михайлова и Симонова).

21 (9) сентября 1820 г. шлюп «Восток» вернулся в гостеприимный Порт-Жаксон, а на следующий день туда же пришел более тихоходный «Мирный». Здесь Беллинсгаузен и Лазарев приступили к возможно более тщательному ремонту обоих кораблей, в особенности шлюпа «Восток», имевшего более слабые крепления корпуса. В Порт-Жаксоне экспедиция находилась почти два месяца и 12 ноября (31 октября) 1820 г. вновь вышла в море для достижения высоких широт в других, еще не посещенных ими секторах Антарктики. По пути на юг шлюпы 22 (10) ноября подошли к острову Макуори; остров был положен на карту и обследован. [42]

Плавание и открытия в антарктических водах на втором этапе экспедиции. С начала декабря (конца ноября) экспедиция возобновила свои попытки достижения материка Антарктиды. «Покушений» проникнуть возможно далее к югу в этот период было сделано четыре: 12 — 13 декабря (30 ноября — 1 декабря), 26 (14) декабря 1820 г., 10 января (29 декабря) и 21 — 28 (9 — 16) января 1821 г., и три раза корабли проникали за Южный полярный круг. Однако в этом секторе Антарктики материк далеко не достигает Южного полярного круга, и для того чтобы подойти к его побережью, судам необходимо было проникнуть гораздо южнее, чем в уже обследованных ими районах.

Условия, которые здесь встретили русские корабли, были еще более суровыми, чем на первом этапе экспедиции: господствовали почти беспрестанные штормовые ветры, количество плавающих льдов было чрезвычайно велико — иногда одновременно в видимости находилось свыше 200 ледяных гор, и, наконец, у самих шлюпов за предыдущее трехмесячное плавание во льдах была в значительной мере нарушена прочность корпусов, рангоута и такелажа.

Сплошные льды заставляли Беллинсгаузена неоднократно отворачивать все снова и снова на север. По мнению Ю. М. Шокальского, если бы русская экспедиция находилась в этом секторе Антарктики позднее, в конце лета (т.е. в январе — феврале), то, без сомнения, она смогла бы в районе Земли Виктории, открытой Д.К. Россом в 1840 г., пройти далеко на юг и открыть и здесь берег материка. Беллинсгаузен старался особенно внимательно обследовать те районы, в которых не побывал Кук. 6 января (25 декабря) шлюп «Восток» потерпел тяжелую аварию от удара о льдину. Удар последовал в тот момент, когда нос судна опускался на качке, и сила его была ослаблена штоком якоря и подъякорными нижними досками, иначе борт шлюпа был бы проломлен и гибель его была бы неизбежной.

22 (10) января 1821 г. экспедиция достигла наиболее южной точки своего пути — южной широты 69°53', в западной долготе 92°19'.

В тот же день, во время четвертого «покушения» на юг, был открыт остров (широта 68°57' южная, долгота 90°46' западная), названный именем Петра I. Русские мореплаватели справедливо считали, что, кроме этого острова, «непременно должны быть еще другие берега, ибо существование токмо одного в обширном водном пространстве нам казалось невозможным». И действительно, 29 (17) января русская экспедиция завершила замечательные открытия в Антарктике «обретением» гористого протяженного побережья, которое получило [43] наименование Берега Александра I (широта 68°43' южная, долгота 73°10' западная).

Остров Петра I и Берег Александра I были положены на карту русскими мореплавателями с большой точностью, а художник Михайлов, пользуясь прекрасной солнечной погодой, зарисовал их виды.

По поводу вновь открытого побережья Беллинсгаузен в описании своего путешествия говорит: «Я называю обретение сие берегом потому, что отдаленность другого конца к югу исчезла за предел зрения нашего».

Академик Л.С. Берг писал по поводу этого открытия: «В настоящее время считают, что Земля Александра I есть громадный остров длиною свыше 500 км, отделенный от материка узким проливом. Однако при широком развитии здесь ледяных покровов нельзя быть уверенным, что эта земля не соединяется с материком» (Л.С. Берг. Беллинсгаузен и Палмер, «Изв. ВГО», вып. 1, т. 83, 1951).

После этих открытий Беллинсгаузен не мог дольше оставаться в водах Антарктики, ему пришлось несколько раньше намеченного срока прервать свое плавание из-за плохого состояния шлюпа «Восток»: он принимал много воды, и на качке, когда нос его поднимался высоко на волне, видно было, как из шлюпа выливается вода; команде приходилось непрерывно откачивать воду ручными помпами; во внутренних помещениях корабля развивалась сырость, вредно влиявшая на здоровье личного состава. Беллинсгаузен решил идти в Рио-де-Жанейро, а по пути обследовал Новую Шетландию. Как было указано выше, М.П. Лазарев был вполне согласен с этим решением.

1 февраля (20 января) 1821 г. Беллинсгаузен направился к Новой Шетландии, об открытии которой он узнал, находясь в Австралии, из письма русского посла в Португалии. 5 февраля экспедиция увидела землю и вплоть до 8 февраля (27 января) обследовала ее южное побережье, обнаружив, что это группа из десятка более крупных островов и многих более мелких. Все Южные Шетландские острова были положены на карту и всем им даны русские названия (Бородино, Малый Ярославец, Смоленск, Березино, Полоцк, остров вице-адмирала Шишкова, остров адмирала Мордвинова, остров капитан-командора Михайлова, остров адмирала Рожнова, Три Брата). После обследования Южных Шетландских островов экспедиция направилась в обратный путь на Родину. С 11 марта (27 февраля) по 5 мая (23 апреля) шлюпы простояли в Рио-де-Жанейро, где их снова тщательно ремонтировали. На обратном [44] пути была сделана лишь одна кратковременная остановка в Лиссабоне, с 29 (17) июня по 10 июля (28 июня), и, кроме того, шлюпы переждали ночь с 27 (15) на 28 (16) июля на якоре на Копенгагенском рейде. Наконец, 5 августа (24 июля) 1821 г. шлюпы «Восток» и «Мирный» стали на якорь на Малом Кронштадтском рейде, на тех местах, с которых они более двух лет назад отправились в свой славный и опасный путь.

Путешествие экспедиции продолжалось 751 день (из них ходовых дней под парусами 527 и якорных 224); она прошла около 49 тыс. морских миль, что по протяжению в два с четвертью раза превышает длину больших кругов на земном шаре.

НАУЧНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ПЕРВОЙ РУССКОЙ АНТАРКТИЧЕСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ

Величайшим достижением русской географической науки явилось открытие Антарктиды Первой русской антарктической экспедицией Беллинсгаузена — Лазарева. Тем самым русские мореплаватели полностью выполнили основную задачу экспедиции и утвердили приоритет нашей Родины. До самого последнего времени экспедиция Беллинсгаузена — Лазарева оставалась единственной, обошедшей вокруг всей Антарктиды.

За время своего кругосветного плавания экспедиция, по подсчету Беллинсгаузена, открыла 29 ранее неизвестных земель и островов, в том числе 2 — в Антарктике, 8 — в южном умеренном поясе и 19 — в жарком поясе.

Академик Ю.М. Шокальский (Ю.М. Шокальский. Цитированная статья), сравнивая достижения антарктических экспедиций Кука и Беллинсгаузена, сделал следующий подсчет: первый из них находился южнее параллели 60° в течение 75 дней, второй — 122 дня; Кук находился во льдах 80 дней, Беллинсгаузен — 100 (и это при условии, что все плавание Кука продолжалось 1003 дня, а Беллинсгаузена только 535 дней). Корабли Кука разлучились, а оба русских шлюпа в сложнейших условиях шли все время соединенно. Беллинсгаузен четыре раза доходил до параллели 70°, три раза — до 67° и два раза — до 65°. Кук прошел южнее параллели 60° на расстоянии в 125° долготы, а южнее Южного полярного круга — на расстоянии в 24° долготы, в то время как Беллинсгаузен прошел 242° долготы южнее параллели 60° и 41° — южнее полярного круга. Свои подсчеты Ю. М. Шокальский завершает итогом: «Беллинсгаузен прошел, иначе говоря, почти три четверти окружности параллели 60°, т.е. совершил [45] беспримерное плавание... Ни одного дня летнего времени не было упущено для проникновения в тайны южных полярных стран, и ясно доказано, что к северу от 60° ю.ш. нечего искать берегов южного материка, т.е. именно благодаря плаванию русских моряков его границы были точно намечены».

Рассмотрим результаты экспедиции по отдельным научным отраслям.

Кораблевождение (астрономия и навигация), гидрография, картография. Громадная заслуга экспедиции состояла в точном определении географических координат островов, мысов и других пунктов и составлении большого числа карт, что являлось излюбленной специальностью самого Беллинсгаузена. В этом отношении нужно удивляться громадной точности наблюдений, проведенных как Беллинсгаузеном и Лазаревым, так и прочими офицерами экспедиции и особенно астрономом Симоновым. Эти определения не потеряли своего значения и до сих пор и очень мало отличаются от новейших определений, произведенных на основе более точных методов и более совершенными мореходными инструментами. Определение местоположения кораблей производилось ежедневно (когда позволяли условия погоды) не только самими командирами шлюпов и штурманами, но и всеми без исключения офицерами. Хотя до этого плавания никто из офицеров, кроме Беллинсгаузена, Лазарева и Завадовского, не имел случая заниматься астрономическими наблюдениями, но в бытность в Лондоне каждый из них купил себе самый лучший секстан и к прибытию в Рио-де-Жанейро все они сделались хорошими наблюдателями и «все старались превзойти друг друга как в уточнении и точной проверке своих инструментов, так и в измерении расстояния луны от солнца» (Ф.Ф. Беллинсгаузен. Двукратные изыскания..., первое изд., т. 1). В Рио-де-Жанейро, Порт-Жаксоне и на острове Таити были оборудованы временные астрономические обсерватории, в которых астроном Симонов и офицеры экспедиции занимались астрономическими наблюдениями. Для определения долготы места наиболее употребительным тогда способом являлось измерение лунных расстояний (впоследствии от него отказались из-за его сложности и недостаточной точности). По количеству измеренных лунных расстояний можно судить, с каким усердием Беллинсгаузен и его подчиненные занимались наблюдениями: в течение трех дней в Рио-де-Жанейро Беллинсгаузеном, астрономом Симоновым и двумя офицерами было измерено 410 лунных расстояний, в Порт-Жаксоне шестью наблюдателями — 1239 расстояний; в Порт-Жаксоне на обсерватории был даже [46] установлен пассажный инструмент. На ходу ежедневно при определении долготы широко пользовались также хронометрами.

На береговых пунктах производились определения поправки хронометров и определение их суточных ходов.

Такая большая практика в астрономических наблюдениях позволяла русским морякам достигать большой точности и в. определении мест кораблей при плавании в сложных условиях Антарктики, что, конечно, было чрезвычайно важно для нанесения на карту вновь открытых земель и островов, а также местоположения экспедиции у самого побережья материка Антарктиды, когда экспедиция Беллинсгаузена — Лазарева впервые его открыла в январе — феврале 1820 г.

Об удивительной точности астрономических наблюдений русских мореплавателей свидетельствуют участники более поздних иностранных экспедиций. Достаточно вспомнить слова французского путешественника доктора Шарко, побывавшего в районе острова Петра I в 1903 г.: «В тумане и мгле мы легко нашли остров Петра I, потому что он указан Беллинсгаузеном на карте именно там, где он находится» (Цитируется по статье Ю. М. Шокальского). И такая точность была достигнута русскими моряками в самом конце длинного 62-дневного полярного плавания с хронометрами начала XIX в. Английский редактор и комментатор труда Беллинсгаузена, уже упоминавшийся антарктический исследователь профессор Дибенем, также подчеркивает исключительно высокую точность определения положения всех открытых островов.

Особенно хорошим наблюдателем был М.П. Лазарев: измеренная им с помощью секстана высота 2508 м пика Эгмонта (на Новой Зеландии) почти совпадает с современными измерениями (2514 м).

Все вновь открытые земли и острова наносились на карты, составлявшиеся самими мореплавателями. В «Атласе» Беллинсгаузена помещено 19 таких карт.

Кроме того, в архиве Центрального картографического производства Военно-Морского Флота хранятся семь морских карт, на которых нанесены курсы кораблей экспедиции Беллинсгаузена — Лазарева в Антарктике, причем на трех из них имеется собственноручная подпись Ф.Ф. Беллинсгаузена (См. описание старинных атласов, карт и планов, хранящихся в архиве Центрального картографического производства ВМФ, изд. 1958 г.).

Гидрографические работы экспедиции состояли в морской описи всех вновь открытых земель и островов, а также исправлении контура береговой черты многих посещаемых районов. Морская опись производилась методами, рекомендованными в классическом труде знаменитого русского мореплавателя [47] и гидрографа вице-адмирала Гаврилы Андреевича Сарычева «Морская геодезия» (которая имелась на каждом шлюпе в количестве четырех экземпляров). Составленная Беллинсгаузеном карта Южных Шетландских островов являлась наиболее точной вплоть до самого последнего времени (в английском предисловии к переводу труда Беллинсгаузена отмечается, что эта карта представляла собой новый образец для полярных карт), а зарисовки всех островов, сделанные художником Михайловым, используются в английских лоциях до сих пор.

Из элементов земного магнетизма на всем пути штурманами определялась величина склонения, а на береговых пунктах и наклонение (с помощью инклинатора); на шлюпе «Восток» было даже произведено определение девиации компасов на различных курсах (вероятно, одно из первых вообще по времени).

Океанография. Экспедиция Беллинсгаузена — Лазарева занималась изучением рельефа дна океана. Даже многие позднейшие научные экспедиции (например, плавание на корабле «Бигль» в 1831 — 1836 гг., в котором принимал участие Чарлз Дарвин) не измерили ни одной океанской глубины. К сожалению, длина лотлиня, имевшегося у русской экспедиции, не превышала 600 м, ввиду чего лот обычно не достигал дна. Первые такие попытки измерения глубин океана были произведены между островом Южная Георгия и Южными Сандвичевыми островами.

Экспедиция занималась определениями температуры и удельного веса воды на разных глубинах; неоднократно при помощи изготовленного на шлюпе «Восток» из железных листов батометра доставалась вода с глубины 400 — 500 м, причем она оказывалась большего удельного веса, чем поверхностная. В батометр был помещен термометр, показавший на глубине более низкую температуру по сравнению с поверхностной. Сообщая об этих опытах, Беллинсгаузен в своем труде делает совершенно правильные научные выводы. Задолго до иезуита Секки Беллинсгаузен применил белый диск (тарелку) для определения прозрачности воды (как известно, первые подобные наблюдения были произведены О.Е. Коцебу на «Рюрике»).

Изучалось строение морских льдов и определялась температура замерзания воды разной солености. Беллинсгаузен сделал первую попытку описать и классифицировать льды Антарктики. Производились опыты с опусканием пустой бутылки и доставанием воды с глубины 60 — 70 м.

Определение направлений и скорости течений производилось как путем сравнения счислимых и обсервованных мест кораблей, так и измерением по лагу с шлюпки, которая удерживалась на месте опусканием с нее на глубину 90 м. [48] восьмиведерного медного котла в качестве груза. Для сбора мелких морских животных был сшит из флагдука (неплотная прочная материя, из которой шьются сигнальные флаги) мешок, который буксировался за кормой (прообраз сеток для сбора планктона). Многие умозаключения по вопросам течений, природы, характера и образования морских льдов, образования коралловых островов и другое, к которым пришла экспедиция, изложены ниже, в разделе «Физическая география».

Климатология. За время всего плавания на шлюпах велись систематические измерения температуры воздуха, атмосферного давления и силы ветра. По-видимому, эпизодически производились наблюдения «посредством небольших воздушных шариков» (т.е. шаропилотные наблюдения). Полученные данные обобщались и на их основании производились важные научные выводы (например, Беллинсгаузен говорит об определении им «линии равновесия температуры воздуха обоих полушарий» в Атлантическом океане). Метеорологическими наблюдениями особенно много занимался астроном Симонов. Так, в течение 61 дня ежечасно днем и ночью он «замечал состояние барометра; также степень теплоты по термометру и сухости воздуха по гигрометру». В тропической зоне им произведено свыше 4000 записей. Результатом этих работ явился ученый труд «О разности температур в южном и северном полушарии» (1825).

Физическая география. Основная заслуга русской антарктической экспедиции в области физической географии состоит в том, что она дала первое описание значительных океанических областей, прилегающих к шестой части света, и описала некоторые берега ледяного антарктического континента. Метеорологические и океанографические наблюдения всех участников экспедиции позволили Беллинсгаузену сделать целый ряд замечательных для того времени выводов и обобщений, помещенных им в своем труде (См. Ф.Ф. Беллинсгаузен. «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света...»).

В научном отношении Беллинсгаузен первый разрешил многие сложные физико-географические проблемы, однако, к сожалению, научная слава досталась не ему, а иностранным ученым, занимавшимся теми же вопросами значительно позднее. Так, задолго до Дарвина Беллинсгаузен совершенно правильно объяснил происхождение коралловых островов (Почти одновременно с Беллинсгаузеном подобные же мысли высказывал и другой знаменитый русский мореплаватель — О. Коцебу. Автор предисловия к английскому переводу путешествия Беллинсгаузена — Лазарева высказывает свое изумление этими передовыми научными взглядами простого русского строевого офицера), являвшееся [49] до этого загадкой; указал на происхождение морских водорослей в Саргассовом море, оспаривая мнение такого авторитета в области географической науки того времени, как Гумбольдта; в вопросах теории льдообразования выводы Беллинсгаузена не потеряли значения до настоящего времени; многие вопросы океанографии также были им разрешены, например объяснение Канарского течения, рассматриваемого как ветвь Флоридского.

Зоология и ботаника. Как уже указывалось, морской министр Траверсе наметил в состав экспедиции двух немецких натуралистов — Мертенса и Кунце. Однако оба этих ученых в экспедиции участия не принимали. Поэтому, как в отношении этнографии (Вопросами этнографии экспедиция, естественно, не занималась в Антарктике, поэтому ее научные результаты в области этнографии здесь и не разбираются.

Экспедиция собрала на островах Тихого океана прекрасные этнографические коллекции. Этнографические наблюдения вел астроном Симонов, записки которого составили 25 тетрадей. Эти записки дают представление о некоторых моментах социальных и семейно-родственных отношений, о верованиях и обрядах, о развитии искусства и т.п. Симонов рассматривает жителей островов Тихого океана не как представителей низшей расы, а как людей, стоящих на иной ступени развития и культуры (см. статью «Этнографические наблюдения И.М. Симонова на островах Тихого океана», «Изв. ВГО», вып. 5, 1949)), так и зоологии и ботаники, русским мореплавателям пришлось полагаться только на свои собственные знания, на свои библиотеки и на некоторые знания астронома Симонова, являвшегося ученым с широким географическим кругозором.

В результате по зоологии и ботанике производились тщательные сборы коллекций, а художник Михайлов особенно пунктуально зарисовывал все, что касалось фауны и флоры: так, например, на его рисунках птиц вырисовано каждое перышко, на рисунках рыб — каждая чешуйка.

Определения встречавшихся млекопитающих, птиц и рыб, приведенные в труде Беллинсгаузена (очевидно, исправленные соответствующими специалистами по прибытии экспедиции на Родину), отличаются достаточной полнотой и верностью. Привезенные экспедицией богатые зоологические и ботанические коллекции были переданы в соответствующие хранилища, в которых до сих пор занимают почетное место.

Здесь нельзя пройти мимо взглядов Беллинсгаузена, непосредственно направленных против расовой теории и касающихся австралийцев.

В описании своего плавания он говорит: «Последствие доказало, что природные жители Новой Голландии (Так в то время называлась Австралия) к образованию способны, невзирая, что многие европейцы в кабинетах своих вовсе лишили их всех способностей». [50]

Наконец, нельзя не отметить исключительной гуманности русских мореплавателей по отношению к местным жителям вновь открытых островов. Уже в инструкции, данной Беллинсгаузену, значилось, что во всех землях, к которым экспедиция будет приставать, надлежит с местными жителями поступать с «величайшей приязнию и человеколюбием, избегая сколько возможно всех случаев к нанесению обид или неудовольства... и не доходить до строгих мер, разве только в необходимых случаях, когда от сего будет зависеть спасение людей, вверенных его начальству» (Ф.Ф. Беллинсгаузен. «Двукратные изыскания...», изд. 1831 г., СПб., ч. I, стр. 18 — 19). Беллинсгаузен и на самом деле отказывался от высадки на острова, если она была сопряжена с применением огнестрельного оружия.

Однако, не будучи знатоком социальных и исторических вопросов, Беллинсгаузен иногда пользуется ненаучной терминологией, что создает у читателя неправильное представление об описываемом факте или явлении. Не вдаваясь в причины или социальные условия, породившие те или иные не «этические» поступки местных жителей, он высказывает по поводу виденного лишь свою субъективную оценку.

Научные труды об экспедиции. За время плавания Беллинсгаузен вел подробные записи о ходе экспедиции, а каждый из участников ее — свои дневники (Подлинный альбом рисунков Михайлова был найден лишь в 1949 г. профессором А.И. Андреевым в Государственном историческом музее в Москве). В качестве отчетного материала имелись шханечные (вахтенные) журналы шлюпов «Восток» и «Мирный», в которых с точностью до минуты были зафиксированы вся корабельная жизнь и все мельчайшие события каждого дня, а на особых страницах велись гидрометеорологические наблюдения.

Весь этот черновой материал был предоставлен в распоряжение Беллинсгаузена, который в течение трех лет его обрабатывал и в результате создал свой труд «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света в продолжение 1819, 20 и 21 годов, совершенные на шлюпах «Востоке» и «Мирном» под начальством капитана Беллинсгаузена, командира шлюпа «Восток»; шлюпом «Мирный» начальствовал лейтенант Лазарев».

Никаких специальных трудов по научным результатам экспедиции, точно так же как и таблиц гидрометеорологических наблюдений, так и не было издано, и материалы эти до сих пор в архивах не разысканы. Изданы были лишь работы астронома Симонова («Определение географического положения мест якорного стояния шлюпов «Востока» и «Мирного», находившихся под [51] командою капитана 2 ранга, ныне контр-адмирала, Беллинсгаузена, во время плавания их около света, в 1819 — 21 годах», ч. I, 1828 г. и «О разности температуры в Южном и Северном полушарии», 1825 г.).

Русские мореплаватели — искусные моряки. Громадное значение для успеха Первой русской антарктической экспедиции имело то обстоятельство, что ее участники, начиная от командиров шлюпов и кончая матросами, являлись мастерами своего дела, мастерами морского искусства.

Заслугой русских моряков было их смелое маневрирование среди массы льдов и при исключительно частой штормовой погоде, в условиях мороза, тумана, снега и весьма малой видимости.

Особенно следует подчеркнуть, что «в такое продолжительное время плавания в столь суровом море, где беспрерывно существуют жестокие ветры, сохранены как рангоут, равно паруса и снасти в целости» (Предварительный отчет Ф.Ф. Беллинсгаузена, ЦГАВМФ, ф. 166, Д. 660, ч. II, л. 239 — 245). Это обстоятельство Беллинсгаузен всецело приписывал бдительности личного состава, и в первую очередь вахтенных начальников. В качестве образца сложности природных условий в водах Антарктики можно привести описание штормовых дней и ночей, встреченных экспедицией на втором этапе ее плавания, в начале декабря 1820 г.

Беллинсгаузен следующим образом описывает штормовые дни 14 — 15 (2 — 3) декабря (Ф.Ф. Беллинсгаузен. «Двукратные изыскания...», изд. 1831 г.“ СПб., ч. II, стр. 188): «Настала мрачность и пошел снег, а вскоре за сим последовала буря. Порывы ветра набегали ужасные, волны подымались в горы... морозу тогда было 3°; волны быстро неслись, море покрылось пеною, воздух наполнился водяными частицами, срываемыми ветром с вершин валов, и брызги сии, смешиваясь с несущимся снегом, производили чрезвычайную мрачность, и мы далее двадцати пяти саженей ничего не видели. Таково было наше положение при наступлении ночи!.. нас дрейфовало наудачу, и мы беспрестанно ожидали кораблекрушения». На следующий день, 15(3) декабря, шторм еще больше усилился: «снег мелкий и крупный несло горизонтально; паруса и стоячий такелаж покрыты льдом толщиною до двух дюймов. Ежеминутно при сильном движении шлюпа падали сверху куски льда; лед сей нарастал от несущихся по воздуху водяных капель и снега, которые, приставая к твердому телу, от мороза в 3° превращались в лед».

Стремление возвеличить свою Родину новыми географическими открытиями придавало силы участникам экспедиции, и они стойко переносили все невзгоды своего сложного плавания. [52]

Экспедиция была встречена на Родине с заслуженным триумфом, и ее открытиям придавалось громадное значение. Лишь спустя более чем 20 лет была послана первая иностранная экспедиция в антарктические воды. По этому поводу руководитель английской антарктической экспедиции Джемс Росс писал: «Открытие наиболее южного из известных материков было доблестно завоевано бесстрашным Беллинсгаузеном, и это завоевание на период более 20 лет оставалось за русскими» (James Ross. A voyage of discovery and research in the Southern and Antarctic Regions during the years 1839 — 1843, изд. 1847 г).

В 1867 г. немецкий географ Петерман, отмечая, что в мировой географической литературе заслуги русской антарктической экспедиции оценены совершенно недостаточно, прямо указывает на бесстрашие Беллинсгаузена, с которым он пошел против мнения Кука: «Но эта заслуга Беллинсгаузена еще наименьшая (Т.е. все его плавание и открытия). Важнее всего то, что он бесстрашно пошел против вышеуказанного решения Кука, царившего во всей силе в продолжение 50 лет и успевшего уже прочно укорениться. За эту заслугу имя Беллинсгаузена можно прямо поставить наряду с именами Колумба, Магеллана и Джемса Росса, с именами тех людей, которые не отступали перед трудностями и воображаемыми невозможностями, которые шли своим самостоятельным путем, и потому были разрушителями преград к открытиям, которыми обозначаются эпохи» (Dr. A. Petermann. «Spitzbergen und die Arktische Zentral Region, Mitteilungen, Ergenzungsband IV, 1865 — 1867).

Первая русская антарктическая экспедиция вошла в историю нашей Родины как крупнейшее научное предприятие, выполненное с блестящим успехом.

Советская наука чтит память первооткрывателей Антарктиды — русских моряков Беллинсгаузена и Лазарева. Советские люди с полным правом относят к этой экспедиции ту оценку, которую дал прославленный русский флотоводец и ученый-океанограф адмирал Степан Осипович Макаров русским кругосветным плаваниям: «Имена незабвенных исследователей Крузенштерна, Лисянского, Сарычева, Головнина, Коцебу, Беллинсгаузена, Врангеля и Литке войдут в грядущие поколения. На утлых кораблях совершали наши ученые-моряки свои смелые путешествия и, пересекая океаны по разным направлениям, отыскивали и изучали новые, еще неизвестные страны... Да послужат труды этих исследователей драгоценным заветом дедов своим внукам, и да найдут в них грядущие поколения наших моряков пример служения науке» (Введение к труду «Витязь» и «Тихий океан», изд. 1894).

Е. Шведе