БЕЛЛИНСГАУЗЕН Ф. Ф.
ДВУКРАТНЫЕ ИЗЫСКАНИЯ
В ЮЖНОМ
ЛЕДОВИТОМ ОКЕАНЕ И
ПЛАВАНИЕ ВОКРУГ СВЕТА
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЯТАЯ
Пребывание на острове Отаити. — Обратное
плавание из Отаити к Порт-Жаксону. — Обретение
островов: Востока, великого князя Александра
Николаевича, Оно, Михайлова, Симонова. — Вторичное
прибытие в Порт-Жаксон и пребывание в сем месте.
— Замечания о Новой Голландии и Земле
Вандимена
1820 г. 22 июля. Повсюду островитяне собирались
к берегам, садились в лодки, а некоторые уже были
на пути к нам. При солнечном сиянии, в спокойном
море, все предметы ясно отражались как в зеркале.
Перо мое слишком слабо, чтобы выразить
удовольствие мореплавателя, когда после
долговременного похода положит якорь в таком
месте, которое с первого взгляда пленяет
воображение. Мы были почти окружены берегом.
Матавайская зеленеющаяся равнина, к морю
кокосовая роща, апельсинные и лимонные деревья,
занимающие ближние места к берегу, огромные
деревья хлебного плода, превышая кокосовые; с
правой стороны высокие горы и ущелины острова
Отаити, обросшие лесом; на песчаном взморье
небольшие домики; все сие совокупно составляло
прекрасный вид.
Мы не успели еще убраться с парусами, отаитяне
на одиноких и двойных лодках, нагруженных
плодами, уже со всех сторон окружали оба шлюпа. Друг пред другом старались променять
апельсины, лимоны, кокосовые орехи, бананы,
ананасы, кур и яйца. Ласковое обхождение
островитян и черты лица, изображающие доброту
сердца, скоро приобрели нашу доверенность. Дабы
сохранить и не расстроить взаимных приязненных
сношений, учредить порядок при вымене съестных
припасов и прочих вещей и удержать умеренную
цену оных, я поручил надзор за меною г-ну
лейтенанту Торсону, назначив ему в помощь [282] господина Резанова, который
был на шлюпе «Востоке» в секретарской и
комиссарской должности и имел, сверх того,
достаточно времени заняться другим делом.
С отаитянами приехали два матроза, которые
поселились на сем острове и живут своими домами.
Один из них американец Виллиам остался с
американского судна, служил несколько времени
Российско-Американской компании, знает всех
чиновников в нашей колонии и выучился говорить
по-русски наречием того края, отправился на
английском судне на остров Нукагиву, где в заливе
Анны-Марии женился на прекрасной молодой
островитянке. Проживши там недолго, при первом
удобном случае с женою на американском судне
переехал на мирный остров Отаити, где нынешний
владетель Помари дружелюбно принял его, отвел
приличное место для построения дома, и Виллиам
проводит золотые дни в собственном своем жилище,
в 75 саженях от взморья, на берегу Матавайской
гавани. Я его взял на шлюп «Восток» переводчиком.
Другой матроз был англичанин. Господин Лазарев
взял его также переводчиком, на шлюп «Мирный». Они
объявили нам, что жители островов Общества
миролюбивы, благонравны и все приняли
христианскую веру.
Мы приуготовились на случай неприязненной
встречи: пушки и ружья были заряжены, фитили на
местах, караул усилен, никто из жителей не имел
права взойти на шлюпы без позволения, и к сему
сначала были допущены только одни начальники.
Потом, видя кротость и спокойствие отаитян, я
позволил всем без изъятия всходить на шлюпы.
Тогда в самое короткое время они уподобились
муравейникам: островитяне наполняли палубы,
каждый с ношей ходил взад и вперед, иные
предлагали плоды, желая скорее променять, а
другие рассматривали приобретенные от нас вещи.
Я приказал закупать все плоды, не отвергая самые
малополезные коренья кавы, дабы каждый
островитянин, возвратясь домой, был доволен
своим торгом. В числе торгующих и посетивших нас
мы имели удовольствие видеть и женщин. Все
съестное, как то: апельсины, ананасы, лимоны,
отаитские яблоки, бананы садовые и лесные,
кокосовые орехи, хлебный плод, коренья таро, ямс,
род имбиря, арорут, кава, курицы и яйца
островитяне променивали на стеклярус, бисер,
коральки, маленькие зеркальца, иголки, рыбьи
крючки, ножи, ножницы и проч. Мы все купленное
сложили в один угол и служителям позволено было
есть плоды по желанию.
В час пополудни посетил нас господин Нот,
английский миссионер, прибывший на острова
Общества с капитаном Вильсоном в путешествии его
в 1797 году. С того времени г-н Нот безотлучно на сих
островах просвещает жителей христианскою верою.
Он сказал нам, что король едет на шлюпы; [283] для каждого из нас видеть его
было любопытства достойно; все стремились к
шкафуту, повторяя: «вот он едет». Двойная лодка, в
которой сидел король, приближалась медленно; на
высунутых горизонтально передних частях сей
лодки (подобных утиным носам) был помост и на сем
месте сидел Помари 175.
Сверх коленкоровой белой рубахи на нем был надет
кусок белой ткани, в которой проходила голова
сквозь нарочито сделанную прорезь, а концы
висели книзу, сзади и спереди. Нижняя часть тела
завернута была куском белого коленкора с
поясницы до самых ступней. Волосы спереди
обстрижены, а задние от темя до затылка свиты в
один висячий локон. Лицо смуглое, впалые черные
глаза с нахмуренными густыми черными бровями,
толстые губы с черными усами и колоссальный рост
придавали ему вид истинно королевский.
На задней части лодки под крышею, наподобие
верха наших кибиток, сидела королева,
десятилетняя ее дочь, сестра и несколько
пригожих женщин. Королева была завернута от
грудей до ступней в белую тонкую ткань, сверх
которой наброшен, наподобие шали, кусок белой же
ткани. Голова обстрижена и покрыта навесом из
свежих кокосовых листьев, сплетенных наподобие
употребляемого у нас зонтика для защиты глаз от
яркого света. Приятное смуглое лицо ее
украшалось зоркими маленькими глазами и
маленьким ртом. Она среднего роста, стан и все
части тела весьма стройны, от роду ей 25 лет, имя ее
Тире-Вагине. На дочери было европейское ситцевое
платье, на сестре одежда такая же, как на
королеве, с тою разностью, что пестрее. Свита
состояла из нескольких пригожих девушек. Все
прочие женщины также были в белом или желтом
платье с красными узорами, похожими на листья, и,
равно как и все островитяне, имели на голове
зеленые зонтики, сплетенные из свежих листьев.
Гребцы сидели на своих местах и гребли малыми
веслами (В Великом океане на всех
островах веслы одинаковы). Расстояние от
берега было не велико, лодки скоро пристали к
шлюпу «Востоку». Король взошел первый, подал
мне руку и подождал на шкафуте, доколе взошло все
его семейство. Я пригласил в каюту, и они сели на
диваны. Король повторял несколько раз рушень,
рушень (русские, русские), потом произнес имя
Александра и, наконец сказав: «Наполеон», —
засмеялся. Сим, конечно, он желал выразить, что
дела Европы ему известны. Королева, сестра ее и
прочие девушки осматривали все, между тем пальцы
их были также заняты: они ощупывали материи на
диване, стульях, сукно и наши носовые платки.
Господин Нот, зная, совершенно отаитянский язык,
сделал нам одолжение, служил переводчиком в
разговоре с королем. Я пригласил его отобедать с
нами, извиняясь, что будет мало [284] свежего,
а все соленое. Король охотно согласился остаться
и, улыбаясь, сказал: «Я знаю, что рыбу всегда ловят
при берегах, а не на глубине моря». За стол сели по
приличию: первое место занял он, по правую его
сторону королева, потом г-н Нот и Лазарев, по
левую сторону дочь и я. Сестра королевы не
рассудила сесть за стол, а избрала себе место у
борта по удобности, она нянчила маленького
наследника островов Общества. Король и все его
семейство ели охотно и запивали исправно вином.
Как вода у нас была из Порт-Жаксона,
следовательно, не совсем свежая, то король
приказал одному островитянину подать кокосовой
воды; островитянин, принеся кокосовых орехов,
искусно отбил молотком верхи оных, и король,
который пил воду, смешивая с вином, при сем
беспрестанно обтирал пот, катившийся с здорового
лица его. Когда пил несмешанное вино, при каждом
разе, по обряду англичан, упоминал чье-либо
здоровье, наклоняя голову и касаясь рюмкой о
рюмку. Отобедав, спросил сигарку, курил и пил
кофе. Между тем приметил, что господин Михайлов
его срисовывает украдкою; чтоб он был покойнее, я
подал ему мой портрет, нарисованный г-ном
Михайловым. Он изъявил желание, чтобы его
нарисовали сейм портретом в руке; я ему отвечал,
что ежели желает быть нарисован, держа чье-либо
изображение, я дам несравненно приличнейшее, и
вручил ему серебряную медаль с изображением
государя императора Александра I, чем он был
весьма доволен. Портрет короля и его жены
находится в атласе. В то время, когда господин
Михайлов рисовал с Помари, королева взяла
грудного сына своего от сестры, кормила его
грудью при всех, без малейшей застенчивости. Из
сего видно, что на острове Отаити матери еще не
стыдятся кормить детей грудью при зрителях и
исполняют нежнейшую свою обязанность. Я повел
короля в палубу, показал в деке пушки, канаты и
прочие вещи и тогда же велел ему салютовать
пятнадцатью выстрелами. Он был крайне доволен
сею почестью, однакож, при каждом выстреле, держа
мою руку, прятался за меня. После обеда посетили
нас главный секретарь короля Поафай, его брат
Хитота (которого считают хорошим военным
начальником) и один из чиновников — хранитель
общественного кокосового масла, собираемого в
пользу Библейского общества. Каждый из сих моих
гостей, когда случалось быть со мною наедине,
уверял, что он истинный мой друг, и потом просил
или носового платка, или рубахи, ножика, топора;
прежде всего я дал им по серебряной медали и не
отказывал ни в чем, ибо имел много разных вещей,
назначенных единственно для подарков и вымена
съестных припасов. Вельможи сии предпочитали
грок обыкновенному тенерифскому вину, вероятно,
по той причине, что крепость выпиваемого ими
грока зависела от их произвола. В 5 часов
подъехала другая королевская лодка, на коей [285] привезли мне от Помари
подарки, состоящие из четырех больших свиней,
множества кокосовых орехов, толченого ядра сих
орехов, завернутого в листья, хлебных плодов
сырых и печеных, коренья таро и ямсу печеного,
бананов обыкновенных и горных, отаитских яблоков
и несколько сахарного тростника. Не имея почти
ничего свежего, кроме неприятных с виду куриц,
оставшихся от похода, которые одна у другой
выщипали перья и хвосты, мы вдруг чрезвычайно
разбогатели, ибо ко множеству вымененных
съестных припасов присоединились полученные в
подарок от короля, и даже нас затеснили и
занимали много времени на убирание оных. Таковое
изобилие во всем и приязненное обхождение
отаитян весьма понравилось нашим матрозам. Они с
островитянами непрестанно брали друг друга за
руки, повторяя: «юрана, юрана!», что означает
приветствие.
В 6 часов вечера король отправил королеву и всех
к ней принадлежавших на своей двойной лодке, а
сам еще остался; все островитяне разъехались.
Когда совершенно стемнело и Помари пожелал
возвратиться на остров, я изготовил свой катер,
назначил мичмана Демидова на руль, велел
поставить два зажженные фальшфейера на нос
катера для освещения. При прощании король меня
просил, чтоб положить бутылку рому в катер, и
сказал мне, что у него на острове делали ром и
могут делать много, но как отаитяне употребляя
крепкий напиток, беспокойны, то он вовсе запретил
приуготовлять ром, невзирая, что сам принадлежит
к числу первых охотников до сего напитка. При
отбытии катера от шлюпа, зажгли на носу оного два
фальшфейера и тотчас для увеселения, короля
пустили 22 ракеты; некоторые были с звездочками.
Господин Демидов по возвращении сказал мне, что
катер пристал за мысом Венеры прямо против дома
короля, который был сим весьма доволен, просил
господина Демидова несколько подождать и вскоре
сам явился с подарками; отмерил ему восемь, а
каждому гребцу по четыре маховых сажени
отаитской материи, сделанной из коры хлебного
дерева.
23 июля. Еще солнечные лучи не осветили мачт
наших, а уже со всех сторон островитяне на лодках,
нагруженных плодами, старались каждый наперед
пристать к шлюпу. Но как нам нужен был простор,
чтобы заняться вытягиванием стоячего такелажа,
— островитяне весьма стесняли нас на шлюпе и
могли мешать производству работ, — то для
избежания сего я приказал господину Резанову
взять разного рода вещей на ялик, оттянуться за
корму и там производить мену. На шлюп велел
впускать только одних почетных господ эри 176. Сим средством
отвлекли мы стечение народа за корму; там
окружали ялик разные лодки, наполненные
островитянами обоего пола; все старались
променять свои вещи по желанию. [286]
Мы преимущественно выменивали кур и лимоны. Сии
последние я имел намерение посолить впрок для
служителей и употреблять вместо
противуцынготного средства в больших южных
широтах.
В 8 часов утра я с господином Лазаревым поехал
на берег к королю, его секретарю Поафаю и к
господину Ноту. Мы вошли, прямо на берег у дома
г-на Нота. Дом сей построен на взморье, лицом к
заливу. Застали хозяина, и он познакомил нас с
своею женою. Молодая англичанка привыкла к
уединенной жизни; хотя не красавица, но имеет дар
сократить скучный образ жизни г-на Нота. Оба они,
выехав из Англии, не желают ныне возвратиться в
свое отечество, считают себя счастливее на
острове Отаити. Господин Нот обязал нас, приняв
на себя труд проводить к королю. Мы пошли вдоль по
песчаному взморью к мысу Венеры, где нашли господ
Михайлова и Симонова, окруженных множеством
островитян обоего пола и различного возраста.
Господин Михайлов занимался рисованием вида
Матавайской гавани, а господин Симонов —
поверкою хронометров, на самом том месте, где
капитан Кук, Бенкс и Грин наблюдали, за 51 год пред
сим, прохождение Венеры и с такою точностью
определили долготу сего мыса. Я пригласил
господина Михайлова идти с нами, надеялся, что он
увидит предметы, достойные его кисти. Отсюда нам
надлежало переехать речку, которая течет с гор и,
извиваясь на Матавайской равнине, впадает в море.
Старуха, стоявшая по другую сторону речки, по
просьбе г-на Нота вошла в воду по колено, пригнала
к нам лодку, в которой потащила нас к
противулежащему берегу, и в награду за труд
получила две нитки бисера, чему весьма
обрадовалась.
Мы вышли на берег, прямо в кокосовую рощу.
Невзирая, что солнце было уже очень высоко, за
густотою листьев пальмовых дерев лучи его редко
местами проникали, образуя в воздухе светлые
косвенные параллельные пути свои. В тени высоких
пальмовых дерев мы подошли к королевскому дому;
он обнесен вокруг дощатым забором в 2 1/2
фута вышины.
Мы перешли посредством врытых в землю с обеих
сторон толстых колод, вышиною в половину забора,
который необходимо — нужен, чтобы оградить дом
от свиней; они ходят на воле и питаются упавшими с
дерев плодами и кокосовыми орехами. Сделав
несколько шагов, мы прошли сквозь дом, длиною
около 7, шириною около 5 сажен. Крышка лежит на
трех рядах деревянных столбов; средний ряд
поставлен перпендикулярно, а два крайних, не выше
шести фут, имеют наклон внутрь, покрыты матами;
крышка состоит из двух наклонных плоскостей,
покрыта листьями дерева, называемого фаро. В
горнице по обеим сторонам стояли широкие кровати
на европейский образец, и были покрыты желтыми
одеялами. [287]
Из дома мы опять перешли чрез забор в другую
сторону, где возле малого домика, на постланных
на земле матах, король с своим семейством сидел,
сложив ноги, и завтракал поросячье мясо,
обмакивая в морскую воду, налитую в гладко
обделанных черепках кокосовых орехов.
Завтракающие передавали кушанье из рук в руки,
ели с большою охотою, облизывая пальцы (У князей абазийских, живущих по
восточному берегу Черного моря, за обедом также
садятся все в большой круг на пол и пристально
наблюдают за каждым движением своего князя
(который разделяет барана), чтобы не упустить и
поймать руками кусок мяса, брошенный каждому в
очередь); оставшиеся кости бросали собаке.
Вместо воды пили кокосовую воду из ореха, отбив
искусно верх оного топориком. В левой стороне от
сего места островитянин приуготовлял кушанье из
хлебного плода и кокоса; в правой возле самого
дома стоял разный домашний прибор.
Король, пожав нам руки, сказал: «юрана». По
приказанию его принесли для нас низенькие
скамейки, ножки коих были не выше шести дюймов,
каждому подали стеклянный бокал, полный свежей
кокосовой воды. Сей прохладительный напиток
весьма вкусен. Разговоры наши были обыкновенные:
здоровы ли вы, как нравится вам Отаити и сему
подобное. Между тем господин Михайлов, отошед
шагов на шесть в сторону, срисовывал всю
королевскую группу, сидящую за завтраком. Прочие
островитяне окружали господина Михайлова,
сердечно смеялись и о каждой вновь изображаемой
фигуре рассказывали королю.
Когда завтрак кончился, король вымыл руки и нас
оставил с королевою. Возвратившись, взял меня за
руку и повел в малый домик, шириною в 14, длиною в 28
фут. Домик сей разгорожен поперек на половине
длины. Та половина, в которую мы вошли, служила
кабинетом. К одной стене поставлена двухспальная
кровать, а у другой, на сделанных полках, лежали
английские книги и свернутая карта земного шара;
под полками стоял сундук с замком и шкатулка
красного дерева, подаренная английским
Библейским обществом.
Я приметил, что присутствие господина Нота не
нравилось королю, и он поспешил запереть дверь;
потом показал свои часы, карту, тетрадь начальных
правил геометрии, которой он учился с английской
книги, и что понимал, списывал в сию тетрадь на
отаитском языке. Вынул из шкатулки чернильницу с
пером и лоскутом бумаги, подал мне, прося
написать по-русски, чтоб подателю сей записки
отпущена была бутылка рому. Я написал, чтоб
посланному дать три бутылки рому и шесть
тенерифского вина. В сие время вошли г-н Нот и
Лазарев. Король смутился, поспешно спрятал
записку, чернила, бумагу, геометрическую тетрадь
и переменил разговор. [288]
Побыв недолго у короля, мы последовали за
господином Нотой извилистою тропинкою в тени
лимонной и апельсинной рощи. Сии плодоносные
деревья, под открытым небом, в благорастворенном
климате, растут, как другие деревья, без всякого
от островитян попечения.
Мы видели несколько опрятных домиков, и в один
растворенный зашли. В доме не было никого;
посредине стояла двухспальная кровать, покрытая
опрятно желтым одеялом; над изголовьем в крыше за
жердью положено было евангелие. Небольшая
скамейка на низких ножках, камень, которым
растирают кокосовые орехи, и несколько очищенных
черепков сих орехов составляли весь домашний
прибор счастливых островитян. Съестные припасы
их почти беспрерывно в продолжение года готовы
на деревьях, когда им нужны — снимают; нет
никакой надобности заготовлять в запас и беречь
для будущего времени. Вероятно, хозяева сего дома
уверены в неприкосновенности собственности
каждого, совершенно покойно полагаясь на
честность соседей, оставили жилище свое. Где,
кроме как на острове Отаити, можно сие сделать и
потом не раскаиваться?
Прошед еще несколько далее по тропинке, между
кустарниками и небольшим лесом, мы достигли к
церкви; она построена наподобие королевского
дома; по середине во всю длину проход между
деревянных по обеим сторонам поставленных
скамеек, к одной стороне сделана на четырех
столбах, вышиною в пять фут, окруженная перилами
кафедра, с которой миссионер проповедует слово
божие. Вообще по внутреннему устроению церковь
подобна реформатской.
Из церкви мы вышли на взморье и, прошед к
востоку с полмили, достигли к дому секретаря
Паофая. Врытые в землю колоды, как выше упомянуто,
и теперь способствовали нам перейти чрез низкий
дощатый забор. Одна сторона дома была на взморье,
во внутренности мы увидели молодую прекрасную
отаитянку, жену Паофая, сидящую с подругами
своими на постланных на землю матах; она кормила
грудью своего ребенка; все были одеты весьма
чисто в белое отаитское платье, за ушами имели
цветы. Паофая не было дома.
Господин Нот показал нам весьма чистую спальню,
в коей стояла двухспальная кровать, покрытая
желтым одеялом с красными узорами, столик и на
оном шкатулка. Добродушная хозяйка, по просьбе
г-на Нота, отворила шкатулку и показала нам
хранящуюся воной книгу; в сию книгу все дела,
заслуживающие внимания, записываются на
отаитском языке весьма хорошим почерком.
Господин Нот выхвалял дарования сего
островитянина. Потомство, конечно, ему будет
благодарно за таковое хорошее начало истории
островов Общества, а имя его останется
незабвенно в летописях острова Отаити. При
прощании я [289] подарил жене
Паофая несколько пар сережек, а подругам ее
каждой по одной паре. Они казались довольны нашим
посещением и подарками; рассматривали сережки,
подносили их к ушам.
Время уже было за полдень, мы пошли назад тою же
дорогою, несколько оную сократили тем, что
островитяне на плечах перенесли нас чрез речку. В
доме господина Нота отдохнули и освежились
кокосового водою. Вода сия, когда свежа, при
усталости в знойный день кажется лучше всех
существующих известных напитков. Мы встретились
на мысе Венере с господами Завадовским и
Симоновым; первый съезжал на берег для прогулки
после сорокадневной тяжкой простудной болезни,
чтоб подышать береговым бальзамическим воздухом
в тени пальмовых и других цветущих дерев; у мыса
Венеры мы сели в катер и отправились на шлюп «Восток».
После обеда король приехал к нам со всем
семейством и приближенными. Хотя я приказывал
пускать на шлюп одних начальников, однако сего
невозможно было исполнить, ибо сами начальники
приводили островитян, называя их своими
приятелями, просили, чтоб их пустить; таковых
гостей в продолжение дня набралось много.
Угощение наше было обыкновенное. Нет ни одного
отаитянина или отаитянки, которые бы не выпили с
большим удовольствием грок, а как весьма часто
графины осушались, и при каждом таковом случае я
приказывал моему денщику Мишке вновь наполнять
оные, то нередко оставлял графины на довольное
время пустыми, дабы не беседовать с пьяными
островитянами. Желание пить преодолевало их
терпение. Король и некоторые чиновники сами
начали кликать: «Миса! Миса!» и когда он на призыв
их приходил, показывали, что графины пусты. Он
брал графины поспешно, но возвращался медленно, и
то с весьма слабым гроком. За таковую хитрость
они его не полюбили и считали весьма скупым.
Когда по просьбе их я им что дарил и приказание о
сем делал кому-нибудь иному, они радовались, а
когда приказывал денщику, чтобы подал такую-то
вещь, неудовольствие обнаруживалось на их лицах,
и они повторяли: «Миса! Миса!». Таким образом он
навлек на себя неблагорасположение знатных
людей острова Отаити.
Сего дня я представил королю двух мальчиков,
пришедших ко мне на острове Матеа 177.
Он их расспрашивал, смеялся и передразнивал,
когда они с ужасом вспоминали, рассказывая, как
были преследуемы людоедами, делали все те
кривляния, которые островитяне обыкновенно
делают при своих празднествах и когда едят
взятого пленника. Чрез переводчика Виллиама мы
вернее узнали причину несчастного приключения
четырех мальчиков. Они с острова Анны занесены
крепким ветром к острову Матеа; их было всех 10
человек; вскоре после сего пристали лодки с
острова Тай, жители коего называются [290]
вагейту. Они перебили всех прежде
приехавших и, по беспрестанной между ними вражде,
всех съели, кроме сих четырех, которые спаслись в
кустах во внутренности острова; а жители с
острова Тай, не видя неприятелей, отправились.
Усмотрев приближающиеся европейские суда,
мальчики обрадовались, ибо от родственников
слыхали, что европейцы обходятся ласково и людей
не едят, и потому спешили к мысу, делали знаки,
чтоб с судов увидели. Я предоставил им на волю
остаться на шлюпе или на острове Отаити. Коль
скоро они объявили желание остаться на острове, я
поручил старшего покровительству Паофая, а
младшего — его брату военному начальнику.
Господин Лазарев привезенных им двух мальчиков
оставил в покровительство двух других
начальников.
Мальчики нашли на острове Отаити своих
земляков с острова Анны 178
и весьма обрадовались, увидя их. Старший подвел
одного ко мне и сказал, что он с острова Анны;
когда я в том усомнился, он показал на теле
испестрения, которые были такие же, как у него и
какие я видел на ляжках у приезжавшего к нам с
острова Нигири. Из сего заключаю, что лодка на
острове Нигири была там для промысла с острова
Анны.
К 8 часам вечера число гостей наших весьма
умножилось; чтоб их несколько занять, я приказал
пустить с юта 20 ракет разных родов. Король при сем
явлении всегда прятался за меня. По окончании
забав все разъехались довольны и, прощаясь с
нами, повторяли: юрана! юрана!
Господин Завадовский и прочие офицеры, бывшие
сегодня на берегу, не могли довольно нахвалиться
честностью и дружелюбным обхождением
островитян. Каждый из них старался услужить
нашим путешественникам, быть их проводником.
Господин Демидов оставался весь день на берегу у
налития пресной воды, пристал с баркасом прямо к
песчаному взморью, от мыса Венеры к югу на
полмили. В шестидесяти саженях от сего места
вдоль берега протекает речка; наливание
производилось весьма успешно. Отаитянские
мальчики охотно входили в речку, наполняли
анкерки и доставляли к берегу. Нашим матрозам
оставалось только носить бочонки к гребным
судам, и они едва успевали ходить взад и вперед.
Островитяне изъявляли служителям свою
благоприязнь и гостеприимство, приглашали их в
ближние дома, угощали кокосовыми орехами и
апельсинами. Господа Нот и Лазарев приехали ко
мне завтракать на шлюп «Восток» в 8 часов
утра, и вскоре потом я с ними отправился на берег,
чтоб осматривать место бывшего морая (Мораем
жители островов Великого океана называют место и
здание, где хоронят мертвых и совершают
жертвоприношения). Оно находится от мыса
Венеры к западу на 2 1/2 мили. Море [291] было тихо, мы скоро переехали
сие расстояние и пристали к берегу в гавани
Тоархо, где капитан Блей стоял на якоре в 1788 году;
не дошед до морая, мы остановились у так
называемой королевской церкви. Она обнесена
забором в 2 1/2 фута вышиною; земля вокруг
вымощена камнем. Господин Нот приказал отворить
двери и открыть ставни; мы вошли в сие большое
здание, коего длина 70 футов, а ширина 50 футов;
крышка держалась на трех рядах столбов из
хлебного дерева, средний ряд стоял
перпендикулярно, а боковые два, коих вышина
вполовину средних, наклонены несколько с обеих
сторон внутрь строения; верхние концы крайних
столбов вырезаны наподобие вилок глубиною в 6
дюймов; в сии вырезки вложена на ребро толстая
доска вдоль всего строения. На средний ряд
столбов положены брусья; на среднем брусе и
досках, ребром поставленных к крайним столбам,
утверждены стропила, на ребро же поставленные,
поперек оных жерди из легкого дерева, искусно
оплетенные веревками из волокон кокосового и
хлебного дерева. Сия кровля покрыта листьями
дерева фаро. Здание оканчивается к обоим концам
полукругом. Вмести железа или гвоздей все
связано разноцветными веревками весьма искусно
и красиво. Бока во всю длину обиты досками, для
света сделаны продолговатые окна, которые
задвигаются ставнями. К северной стороне для
проповедников три возвышенных места, каждое на
четырех столбах. Скамейки поставлены поперек
церкви в два ряда, а посередине проход, точно так,
как в прежде описанной церкви. Внутренность
украшена, по обыкновению отаитян, разноцветными
тканями, которые прицеплены кое-как к жердочкам и
стропилам, составляют необыкновенное, но
приятное украшение.
В построении сего большого здания видны
легкость и крепость, нет лишнего, тяжелого или
какого-нибудь недостатка. Сие служит
доказательством природного остроумия и
искусства островитян. Господин Нот повел нас к
тому месту, где прежде был морай, огромное и
великого труда стоившее здание, которое описано
капитаном Куком; мы удивились, когда нашли только
груду камней; по принятии христианской веры
островитяне разрушили морай.
Потом мы шли вдоль берега к западу в тени
кокосовых и душистых дерев хлебного плода;
прошед около мили, увидели на взморье в маленьком
открытом шалашике на постланных чистых рогожах
сидящего старика высокого роста, одетого в белое
платье. Бледность лица, впалые глаза и щеки
доказывали, что он с давнего времени удручен
болезнью. Его окружали дети; старшей дочери было
около тринадцати, а сыну около пяти лет; они
подали нам по приказанию его низенькие скамейки,
и мы сели. Господин Нот объявил, что мы капитаны
военных [292] шлюпов
российского императора Александра, простираем
плавание Южным океаном для обретения
неизвестных стран. Старик спросил, не желаем ли
мы после усталости укрепиться пищей, но мы с
признательностью отказались. Тогда велел
принести свежих кокосовых орехов. Слуга, отбив
искусно верх каждого ореха нарочно для сего
сделанным топориком из самого крепкого дерева,
подносил каждому из нас по ореху. Прохладная
кокосовая вода утолила жажду и подкрепила силы
наши. При прощании я подарил дочери зеркало и
несколько ниток разноцветного бисера, а сыну
ножичек и зеркальце. Старик, коего имя Меноно,
любил своих детей; за ласку к ним на бледном лице
его изображалось чувство благодарности. Он
управляет островом и первый вельможа при короле;
в шалашике сидит у взморья единственно для
дневного морского прохладительного ветра. В
сарае у Меноно мы видели несколько небольших
пушек и 24-фунтовых коронад.
На обратном пути к катеру дорогою заворотили в
большой сарай, где строилась двойная лодка;
нижние части ее из цельного дерева, называемого
апопе, которое вырубают на горах; верхняя часть
лодок из хлебных деревьев, которые сплачивают,
сшивают веревками весьма плотно и залепляют
смолою. Вместо стругов для очищения деревьев
употребляют кораллы; в сем же сарае было
множество колод из бамбу в 2 1/2 фута длины,
в 2 и 2 1/2 дюйма в диаметре, для сохранения
кокосового масла, пожертвованного жителями в
пользу распространения христианской веры, на
издержки для печатания библии и прочего.
Господин Нот ожидал судно из Порт-Жаксона с
бочками, в которые вливают сие масло и доставляют
в Лондон. Кроме сего, приносят также в дар немало
ароруту179.
Возвратясь к катеру, мы отправились на шлюп «Восток».
Ветр и течение были тогда прямо от шлюпов; идучи
сею струею, удивлялись великому множеству
плывущих апельсиновых корок, брошенных с двух
шлюпов, и утешались, что служители пользуются
таким изобилием плодов.
В то время, когда мы осматривали королевскую
церковь, господин Завадовский зашел к Паофаю, где
застал всех домашних его, занимающихся разными
рукоделиями: одни красили ткани, другие
починивали оные, подкладывая куски той же ткани,
а прочие приготовляли красную краску, которую
составляют из маленьких ягод, содержащих в себе
желтый сок; из ягод выжимают сей сок на зеленый
древесный лист и, завернув, мнут пальцами, доколе
обратится в красную краску, на что потребно
весьма мало времени. Ягоды сии величиною с наши
вишни, цветом желто-красноватые.
Добродушная хозяйка показывала, каким образом
они склеивают свои ткани. Клей, род крахмала,
составляется из арорута, [293] весьма
много наружностью похожего на картофель, но
несколько желтее. Его размачивают, а потом
приготовляют клейкость, подобную крахмалу.
Молодая прекрасная хозяйка потчевала господ
Завадовского и Михайлова, по обыкновению
отаитян, свежею кокосового водою. Каждый из них
при прощании дарил ее за ласковое
гостеприимство.
К обеду король со всеми приближенными приехал
на шлюп «Восток». После обеда изъявил желание
быть у господина Лазарева на шлюпе «Мирном». Для
сего подали к борту двойную королевскую лодку.
Женщины поместились в кормовой части; Помари,
несколько начальников, я и два офицера заняли
места на передней площадке лодки. Хотя море было
совершенно гладко, как зеркало, однако лодка от
большого числа дородных людей едва держалась на
поверхности вод.
Господин Лазарев принял гостей и отвел их в
свою каюту, где угощал любимым их напитком —
гроком. Король скоро проголодался и приказал из
находящихся за кормою лодок подать печеных
кореньев таро и ямсу. Господин Лазарев, увидя сие,
велел подать несколько жареных куриц, и все гости
ели весьма охотно, невзирая, что недавно на шлюпе «Востоке»
обедали.
Королева, нашед случай быть наедине с
господином Лазаревым, просила дать ей бутылку
рому, и когда он сказал, что послал к королю, она
отвечала: «он все выпьет один и мне ни капли не
даст»; после сего приказано дать ей две бутылки
рому.
Когда гости наши осматривали пушки на шлюпе «Мирном»,
их более всего занимали рикошетные выстрелы.
По множеству прибывших с берега посетителей, я
скоро возвратился на шлюп. Всех чиновников, жен
их потчевали чаем, шоколадом и вареньем; но они
всему предпочитали грок. Когда кому удавалось
быть со мною наедине, каждый уверял меня, что мне
истинный друг, и просил подарка, невзирая, что его
уже прежде дарили. Обыкновение сие вошло со
времен капитана Кука, оттого, что он, господа
Банкс, Форстер, Грин, Валлис и многие офицеры
имели по необходимости каждый своих друзей,
которые их оберегали и не давали в обиду другим
островитянам. С того времени и поныне отаитяне,
видя большую выгоду быть европейцу другом для
подарков, при первой встрече говорят на
английском языке слова: «You are my friend» (ты мой друг);
а потом: «give me ahandkerchief» (дай мне платок).
Мена продолжалась обыкновенным образом, только
куриц привозили меньше и просили за них дороже;
свиней же, которых на острове много, мы ни одной
не могли купить оттого, что король наложил
запрещение (табу) на свиней по следующей причине:
на острове Эимео миссионеры строили небольшой
бриг; король рассчитывал, что он имеет долю в сем
судне, потому что лес и другие пособия даны им; но
когда бриг был готов, тогда [294] ему
предложили оный купить за 70 тонн свинины. На сие
предложение король Помари согласился и запретил
подданным своим есть и продавать свиней.
25 июля. В воскресенье солнце взошло уже
высоко, но ни один островитянин к нам не приехал,
мы сему крайне удивились. Переводчик Виллиам
объяснил нам, что они все были в церкви.
По окончании работ на обоих шлюпах отпустили
половину числа служителей на берег с тем, чтобы
вымыли свое белье, а потом гуляли сколько кому
угодно.
Господа Завадовский, Лазарев, я и почти все
офицеры с обоих шлюпов поехали в церковь. Сойдя
на берег, мы увидели около домов только одних
детей, а все взрослые островитяне отправились на
молитву. Когда мы пришли, церковь уже была полна.
Королева несколько подвинулась и дала мне место
сесть. Все островитяне были весьма чисто одеты, в
лучших праздничных белых и желтых нарядах,
вообще все на голове имели зонтики, а у женщин,
кроме того, сверх уха воткнуты белые или красные
цветы. Все с большим вниманием слушали
христианское поучение господина Нота; он говорил
с особым чувством. Вышед из церкви, островитяне
поздоровались с нами; все разошлись по домам, а мы
пошли к катеру. После обеда гг. офицеры с обоих
шлюпов ездили на берег, их принимали дружелюбно и
потчевали кокосового водою. Некоторые из
островитян для воскресного дня не принимали
подарков.
Таковое строгое наблюдение правил веры
относительно бескорыстия в народе, у коего еще не
могло совершенно изгладиться из памяти дикое,
необузданное самовольство, почесть можно
примерным.
26 июля. Сего дня островитяне при произведении
мены больше всего требовали сережек, которых
сначала отнюдь выменивать не хотели, почитая их
бесполезными. А как серьги можно иметь в
карманах, то при каждом отправлении на берег я
брал по нескольку пар с собой, дарил ими знатных
женщин, и они серьги надевали в уши. Другие
островитяне, увидя сие украшение и желая
равняться в нарядах с знатными, приезжали сами
или присылали своих родственников, чтоб
выменивать непременно серьги, так что мена
сегодня была отлично выгодна, и у нас серег,
наконец, не стало, невзирая, что оных было много.
Король со всеми своими приближенными обедал у
меня; после обеда подарил мне три жемчужины
несколько крупнее горошинки и просил, чтобы я
показал подарки, которые намерен ему послать.
Вещи сии он уже и прежде неоднократно видел, но
просил, чтобы оных не отсылать, доколе не пришлет
своего поверенного, и отправить, как смеркнется,
дабы никто из подданных не приметил. Вероятно,
Помари опасался, что чиновники, увидя подарки,
пожелают сами иметь часть оных или [295]
будут завидовать его отличному богатству в
приобретенных европейских вещах. Подарки сии
состояли в красном сукне, нескольких шерстяных
одеялах, фламском полотне, полосатом тике,
платках пестрых, ситце разного узора, зеркалах,
ножах складных, топорах, буравах и стеклянной
посуде. Все сии вещи принадлежали к числу
отпущенных с нами Адмиралтейством для подарков
народам Великого океана. Помари более нуждался в
белом коленкоре и миткале, ибо его одежда
состояла единственно из сих тканей; за неимением
оных, я принужден был подарить ему некоторые из
своих простынь, которым он более обрадовался,
нежели прочим вещам. Все вообще подарки
доставлены к нему, когда было темно.
27 июля. Король и все островитяне знали, что мы
налились уже водою и совершенно готовы сняться с
якоря, а потому с утра все спешили что-нибудь
выменять, привозили разные изделия свои, которые
выменены и доставлены нами в музеум
государственного Адмиралтейского департамента.
В продолжение нашего пребывания при островах
Отаити мы выменяли столько апельсинов и лимонов,
что насолили оных впрок до десяти бочек на каждый
шлюп. Нет сомнения, что сии плоды послужат
противуцынготным средством; прочих осталось еще
много, хотя не было запрещения оных есть всякому,
сколько угодно; кур также осталось немало.
Сегодня посетил нас король с приближенными. Он
мне вручил посылку к государю императору с сими
словами: хотя в России есть много лучших вещей, но
сей большой мат работы моих подданных, и для того
я оный посылаю. Потом Помари дарил всех офицеров.
Господину Завадовскому положил в карман две
жемчужины и сверх сего подарил ему большую белую
ткань; господам Торсону, Лескову и другим дарил
также ткани. Каждый из них с своей стороны
старался отблагодарить короля разными
подарками.
По просьбе моей Помари сдержал слово свое и
доставил на шлюп «Восток» шесть свиней, на
шлюп «Мирный» четыре, множество плодов и
кореньев, годных для употребления во время
похода. Переводчик Виллиам, несмотря на
запрещение, доставил на шлюп «Восток» четыре
свиньи, за что, равно и за труды по должности
переводчика, я его щедро одарил европейскими
вещами и платьем, также порохом и свинцом, потому
что он имел ружья. Во время последнего свидания с
королем, я ему крайне угодил, надев на верного его
слугу красный лейб-гусарский мундир и привеся
ему через плечо мою старую морскую саблю. Подарок
сей отменно был приятен слуге, и он занимался
своею новою одеждою.
Нас посетили сего дня все начальники, и каждый
из них принес мне в подарок по куску ткани. Я их
отдарил ситцами, [296] стеклянною
посудою, чугунными котлами, ножами, буравами и
прочим. Сверх того, дарил чиновников серебряными
медалями, а простых островитян бронзовыми,
объясняя чрез господина Нота, что сии медали
оставляют им для памяти, и что на одной стороне
изображен император Александр, от которого мы
посланы, а на другой имена наших шлюпов «Востока»
и «Мирного». Хотя островитяне обещались
хранить медали, но уже при нас променивали оные
матрозам за платки.
Приехавшие с королевой молодые девушки пели
псалмы и молитвы, составляющие ныне единственное
их пение; со времени принятия христианской веры
островитяне считают за грех петь прежние свои
песни, потому что напоминают
идолопоклоннические их обряды; по собственному
произволу оставили не только все песни, но и
пляски.
Калейдоскопами несколько времени забавлялись
в Европе, а потому, предполагая, что они забавят и
удивят островитян Великого океана, я купил в
Лондоне несколько калейдоскопов, но островитяне
не обратили внимание свое на сии игрушки.
Я сказал королю, что сего же вечера снимусь с
якоря, когда ветр задует с берега. Он меня
убедительно просил остаться еще на несколько
дней, а когда увидел, что я принял твердое
намерение отправиться, пожав мою руку, просил не
забывать его; весьма неохотно расставался с нами,
сошед в лодку, потупил голову и долго шептал про
себя, вероятно, читал молитву, говорят, что он
очень набожен; таким образом, в короткое время мы
приязненно познакомились с сими островитянами,
и, вероятно, навсегда с ними расстались.
Некоторые желали со мной отправиться, но я никого
не взял, исполняя желание короля, который
убедительно просил, чтоб я его подданных не брал
с собою.
ЗАМЕЧАНИЯ ОБ ОСТРОВЕ ОТАИТИ
Остров Отаити обретен 1606 года испанцем
Квиросом, на пути из Калао и назван La Sagittaria. После
сего заходили к оному другие мореплаватели в
разные годы и назвали: английский капитан Валлис
— островом короля Георгия III; французский
командор Бугенвиль — Новою Цитерою, по причине
множества пригожих женщин. Наконец со времени
пребывания капитана Кука, остров сохранил свое
настоящее название — Отаити. Два круглые
острова, соединенные низменным узким перешейком,
составляют остров Отаити. В средине каждого из
сих двух островов горы, верхи коих часто бывают
покрыты облаками. К взморью находятся места
пологие, обросшие прекраснейшими пальмовыми,
хлебными и другими плодоносными деревьями и
кустарниками. [297]
Хлебные деревья достигают значительной высоты
и толщины и употребляемы на делание верхних
частей лодок, на столбы в больших строениях, на
скамейки в домах, которые обыкновенно на низких
ножках из одного дерева. С коры собирают смолу
для замазывания пазов на лодках и из сырой коры
вырабатывают ткани. Срубленное дерево начинает
вновь расти от корня и через 4 года опять приносит
плоды от 6 до 7 дюймов в окружности, несколько
продолговатые. Островитяне пекут сии плоды и
питаются ими большую часть года.
Кокосовое дерево также велико, в орехах вода
или молоко, составляющие прохладительный
напиток; ядро островитяне едят просто сырое или
толченое; выжимают из оного большое количество
масла, а остающимися выжимками кормят кур и
свиней. Выполированные ореховые черепки
употребляются вместо посуды; из волокон коры
вьют веревки, которые служат к строению домов и
лодок; из молодых кокосовых листьев искусно
плетут зеленые зонтики, которые носят на головах
вообще все островитяне обоего пола и всякого
возраста.
Отаитянские яблони приносят плоды, которые
имеют вид зрелых наших яблоков, вкусом весьма
хороши, кроме самой середины, она крепка; цветы
красные и белые, женщины украшают оными голову;
из коры шелковицы островитяне приуготовляют
самые тонкие ткани.
Банановое дерево приносит плоды, превосходные
для пищи; молодые отростки по цвету трудно
отличить от крупной спаржи, а вареные вкусом
лучше спаржи.
Толстое дерево, называемое отаитянами апопе,
растет на горах и употребляемо на нижние части
лодок.
Деревья, называемые фаро, роду пальмовых,
листьями их, по причине плотности и удобности,
кроют все крыши на домах. Плод сего дерева сосут
жители коральных островов; вероятно, и отаитяне
употребляют в голодные годы.
Крепкое дерево айто, из коего островитяне
делают пики и другие оружия, также малые топоры
для очищения кокосовых орехов и четыреугольные
колотушки с рукоятками, которыми разбивают
размоченные волокна коры хлебного и других
дерев, для приуготовления тканей.
Дерево пурау легкое, употребляемое в строениях
на стропилы.
Бамбу, род тростника, растет весьма высоко;
коленцы длиною в два с половиной фута, толщиною в
диаметре от двух с половиной до трех дюймов,
служит для хранения кокосового масла.
Виноград произрастает хорошо, но в малом
количестве и разводится только миссионерами. На
острове Отаити много деревьев, доставляющих
хлопчатую бумагу. И еще другие, которые [298] приносят плоды, похожие на
небольшие тыквы. Из листьев дерева тау, смешанных
с желтоватым соком из ягод маже, составляют
красную краску; в сию краску обмакивают листья
или стебли разных трав, смотря по желанию, и
прикладывают к разным тканям, на которых от сего
остаются красные, совершенно напечатанные узоры.
Фиговые, каштановые, апельсинные, лимонные
деревья во множестве разведены европейцами и
составляют также некоторую часть пищи для
островитян. У миссионеров прекрасный сад
наполнен еще многими другими хорошими деревьями
и кустарниками. Из огородных овощей, по краткости
времени, мы видели только ямс, таро, картофель,
имбирь, колган, ананасы, арбузы, тыквы, капусту,
огурцы, стручковый перец и табак.
На отмелях острова морские черви основали
местами коральные стены, между коими и самым
берегом образовались хорошие закрытые гавани.
Высокие горы притягивают влажные тучи; они,
ниспадая, образуют много ручейков и рек, которые,
извиваясь, орошают пологости и равнины острова
Отаити.
Нагорные места острова совершенно пусты;
напротив того, пологие и равнины к взморью
населены.
Отаитяне роста одинакового с европейцами,
мужчины телом и лицом смуглы, глаза, брови и
волосы имеют черные; у женщин вообще лица круглые
и приятные. Волосы у всех возрастов обоего пола
обстрижены под гребенку. Хотя многие
путешественники находят между жителями,
населяющими Отаити, разные поколения180, но я сего не заметил.
Видимому различию между начальниками и народом
причиною различный образ их жизни.
Первостепенные отаитяне побольше ростом и
дороднее, цвета оливкового, а простой народ
краснее. Вельможи отаитянские ведут спокойную
сидячую жизнь; простой народ в непрестанной
деятельности, всегда без одежды и нередко под
открытым небом на коральных стенах весь день
занимается рыбною ловлею.
Отаитяне приняли нас с особенным
гостеприимством; каждый из них радовался и
угощал каждого из нас, когда кто заходил в домы
их. Ежедневно приезжая на шлюпы, всегда были
веселы, и мы никогда не заметили, чтоб между ими
происходили размолвки или споры. Число всех
жителей на острове Отаити путешественники
полагают разное, и разность сия так велика, что не
было примера в истории, чтоб какие-нибудь болезни
или политические происшествия произвели в
народонаселении такое уменьшение, какое
читатель увидит из следующего.
Капитан Кук в первом своем путешествии вокруг
света говорит: «по вероятным известиям,
собранным от Тюпиа, число островитян, могущих
носить оружие, на острове Отаити [299]
простирается до 6780 человек» («Cook's First
Voyage», [в издании «Hawkesworkth's collection of voyages»], vol. II, стр.
185, [изд. 1773]). Ежели принять, что число людей,
могущих носить оружие, составляет5/12
частей населения, по сему число жителей на
острове было до 16 272 человек мужского пола.
Капитан Кук во втором своем путешествии полагает
народонаселения на Отаити до 240 000, а господин
Форстер — до 120 000 человек. Испанец Буенево,
бывший на сем острове в 1772 и 1774 гг., полагал от 15 до
16 тысяч. Господин Вильсон в 1797 г. заключил, что
островитян было 16 000 человек.
Предположение последних двух мореплавателей
довольно сходно, но весьма различно от
заключения капитана Кука и господина Форстера во
втором путешествии. Слишком увеличенное ими
число жителей, вероятно, произошло или от
незнания языка, или начальник острова, желая дать
лучшее понятие о своем ополчении, сказал
капитану Куку, что собранный тогда флот
отаитский, состоявший из 210 больших и 20 малых
лодок, принадлежит только четырем округам, а не
всему острову, но сказал неправду. Капитан Кук
принял показание сие за истину и, полагая
остальные округи равными сим округам, заключил о
числе всего народонаселения. Ныне господин Нот
сказывал нам, что в первых числах мая месяца 1819
года были собраны все островитяне в королевской
церкви, и собралось до 8 тысяч человек. Ежели к
сему числу прибавить 2000 человек старых,
малолетних и хворых, которые не могли явиться,
число народонаселения будет до 10 тысяч человек.
Уменьшение жителей против показания Вильсона,
Буенево и капитана Кука в первом его путешествии
произошло, по словам г-на Нота, от частых
междоусобных военных действий, от
свирепствовавших в протекших годах болезней и от
жестокосердного древнего обычая матерей
умерщвлять детей своих, так что из семи рожденных
оставляли в живых только четырех, а из пяти-троих,
для лучшего об них попечения.
Остров Отаити и все острова Общества состоят во
владении короля Помари, сына короля Оту, бывшего
при капитане Куке. Помари высокого роста, имеет
вид величественный. Он начал учиться читать и
писать в 1807 году. В 1809 году возгоревшаяся
междоусобная война принудила миссионеров
удалиться с острова Отаити на острова Эимео и
Гуагейне. Король Помари переехал на Эимео. Два
года остров Отаити был от него независим; но
когда Помари, по принятии в 1811 году христианской
веры, получил подкрепление с острова Гуагейне (Нынешняя королева Тире-Вагине родилась
на острове Гуагейне) и Райтеа от жителей,
принявших также христианскую веру, тогда с сею
новою силою напал на неприятелей, хотел покорить
остров, но был отражен и с потерею возвратился
обратно на Эимео. Наконец [300] в
1815 году, когда уже число христиан на островах
Общества умножилось, тогда все они под
начальством Помари на многих лодках опять пошли
к Отаити и вооруженных островитян высажено 1500
человек в 5 милях к западу от залива Матавая.
Отсюда Помари шел к SW около двадцати миль
навстречу неприятелю; лодки его следовали вдоль
берега в параллель войску. В наступившую субботу
король остановился, дабы следующего дня по
обряду христианскому совершить службу. Бывшие с
ним миссионеры предостерегли его, что неприятель
наверно воспользуется удобным случаем, дабы
напасть в то время, когда все его войско будет на
молитве, по сей причине все молились с оружием в
руках; у некоторых были ружья, а другие имели пики
и булавы, также пращи и луки со стрелами. Король
часто смотрел в ту сторону, с которой ожидал
неприятелей, и только увидел их, велел
миссионерам ускорить богослужение. Приближаясь
к идущим на них, островитяне, сделав несколько
шагов вперед, преклоня колена, просили
всевышнего о даровании победы, и сие моление
продолжалось доколе совершенно сблизились с
неприятелем. Король начальствовал с лодки,
окруженный множеством других лодок. При первой
ошибке королевское войско опрокинуто, но вскоре
ободрилось, и неприятели обратились в бегство.
Тогда Помари, вопреки прежних обыкновений
отаитян, приказал щадить побежденных, что весьма
изумило бежавших, и, как рассказывает господин
Нот, немалым было поводом к убеждению их принять
христианскую веру, так что ныне все жители
островов Общества и соседственных — христиане.
Г-н Нот считает до 15 000 человек.
В 1819 году в первых числах мая месяца, когда по
повелению короля весь народ был собран в
королевскую церковь, Помари после молитвы,
взошед на среднюю кафедру, в краткой речи к
народу объяснил о пользе законов для обеспечения
каждого в его жизни и собственности и предложил
следующие постановления: учредить из двенадцати
знатных островитян Совет, в котором сам король
должен председательствовать; составить
несколько законов на первый случай: за
смертоубийство наказывать смертью; за воровство
виновным вымащивать каменьями место около
церкви и окладывать берег, чтобы водою не
размывало; уличенных в прелюбодеянии
приговаривать к работам на знатных островитян и
проч. Наказания сии должны быть строго
исполняемы. Поднятием вверх рук, народ изъявил
королю свое согласие. И с того времени
островитяне блаженствуют под кротким
управлением малого числа законов.
Помари присоединил еще к своим владениям
остров Райвовай, или High-Island, назначенный на карте
Аросмита в широте 23°41' южной, долготе 171°57'
западной 181.
Поводом сего присоединения были дошедшие до него
слухи, что жители на [301] Райвовае,
узнав о его могуществе, пожелали быть его
подданными. В ноябре месяце 1818 года Помари
отправился на американском судне к сему острову;
слухи оказались справедливы. Островитяне
отдались в его подданство.
В то время, когда он распространял пределы
своих владений, на Отаити возникло новое
смятение. Один островитянин из уезда Аропая
решился воспользоваться отсутствием короля и
заступить его место. Панагиа (так назывался
возмутитель) сначала объявил войну приверженным
к королю округов Паре, или Матавай, и Фаа, и, по
обыкновению островитян Общества, зажег дом свой
с той стороны, которая ближе к противникам его
(чем изъявляют решимость вести войну до
крайности), но еще до возвращения короля был взят
под стражу. Как скоро Помари прибыл, не
довольствуясь тем, что виновника возмущения имел
уже в своих руках, хотел объявить войну всему
округу Оропаа; однакож по уважению к предложению
миссионеров, желающих мира и спокойствия, решено
повесить токмо двух главных зачинщиков, что
немедленно исполнено.
Остров Отаити для внутреннего управления
разделен на пять частей, из коих в каждой
несколько округов и столько же начальников:
1) часть Тепорионнуу — 8 округов
2) » Теоропаа — 2 округа
3) » Тетавазай — 4 округа
4) » Тетаваута — 4 округа
5) » Тефана — 1 округ
Итого: 19 округов
Всех главных начальников девятнадцать; в
каждом округе свой суд и расправа, согласно с
вышеупомянутыми законами, предложенными народу.
К большой чести миссионеров служит доведение
островитян в краткое время до такой степени
просвещения, в каковой они ныне.
Множество островитян читают и пишут хорошо;
буквы приняты латинские. В Отаити из корня,
называемого ти, делали ром; вероятно, по внушению
миссионеров король запретил делать сей напиток,
невзирая что сам до оного охотник. Сие запрещение
много способствовало к достижению
благонамеренной цели добрых наставников. Жаль,
что вместе с просвещением островитян отменены
народные невинные их забавы, пляска и другие
игры. Миссионеры говорят, что все празднества и
пляски островитян тесно сопряжены с
идолопоклонством, и потому отаитяне, будучи от
сердца привержены к христианской вере, сами
оставили пляски и песни, как занятия,
напоминающие им прежние их заблуждения.
Обыкновенное любопытство побудило меня просить
короля, чтоб велел островитянам плясать: но он
мне сказал, что это грешно. [302]
Нравственность островитян с переменою веры
невероятным образом переменилась к лучшему.
Хотя шлюпы наши ежедневно наполнены были
множеством посетителей, но мы никогда не имели
повода сомневаться в их нерасположении или
ожидать какой-нибудь шалости. Они всегда к вечеру
возвращались домой, расставаясь с нами
дружелюбно. У короля и его семейства на ногах, на
четверть выше ступни, узенькая насечка
звездочками, также и на руках на каждом суставе; у
некоторых жителей на теле насечка, но ныне они
себя сим уже не украшают.
Господин Нот доставил нам случай видеть
некоторых отаитян, бывших на коральных островах,
от Отаити к востоку лежащих. Во время нашего
пребывания ежедневно приезжали к нам на двойной
лодке островитяне с одного из сих островов,
называемого Анна. Отбирая сведения о названиях
коральных островов от жителей с острова Анны,
равно и от отаитян, мы слышали различные
наименования, однакож все согласно показывали,
что остров Анна от Отаити на OtN, а Матеа на средине
пути от Отаити к Анне. Сие служит
доказательством, что остров Анна самый тот,
который обретен капитаном Куком и назван остров
Цепи 182. Жители
сего острова имели точно такие же насечки на
ляжках, как те островитяне, коих я встретил на
коральном острове Нигире, приехавших для
промысла. Они всегда в мореплавании отважны и
предпринимают дальние и трудные пути морем; от
отаитян отличаются только в испестрении ляжек и
распущении длинных волос. Хотя я старался
уверить их, что остров Анна от Отаити к северу,
как на карте Аросмита назначено, но они сему
смеялись и никак не хотели со мною согласиться,
представляя доказательством, что дабы
возвратиться домой, им надлежало идти на Майтеа,
а не на Матеа 183.
В продолжение нашего пребывания при острове
Отаити, термометр подымался в тени до 24,5°, а ночью
стоял на 18 и 17,5°. Широта мыса Венеры определена
17°29'19" южная господином Лазаревым, а мы
определили 17°29'20"; долгота 149°27'20" западная.
Сие определение почитается вернейшим. Мы
поверили по оному свои хронометры; оказавшуюся
неверность в ходе их, в 53 — дневное плавание наше
из залива Королевы Шарлотты к мысу Венеры,
разделили по содержанию арифметической
прогрессии, полагая, что ход хронометров
изменялся не вдруг, а постепенно. Таким образом
все долготы, упоминаемые в описании путешествия
и означенные на картах, поправлены. В бытность
нашу на острове Отаити ветры дули умеренные днем
ONO, а ночью весьма тихие с берега.
27 июля. В 6 часов вечера 27-го мы снялись с якоря
при легком ветре с берега. Прошед коральную мель,
придержались к северу, чтобы скорее отдалиться
от острова. Некоторые из [303] островитян
следовали за шлюпами и просили, чтоб мы их взяли с
собою, но как я дал слово Помари никого из его
подданных не увозить, то и отказал их просьбе.
Отошед несколько от берега, мы встретили в 9 часов
вечера пасадный ветр от ONO. Шлюп «Мирный», не
вышед за предел берегового ветра, имел мало хода;
я убавил парусов, чтоб не уйти далеко. За темнотою
ночи берег скоро скрылся из глаз наших, только
ряд огней на низких местах показывал нам
положение острова Отаити.
28 июля. С утра безмолвная тишина царствовала
повсюду, один лишь шум небольших волн, пенящихся
от разрезающего шлюпа, прерывал сию тишину. Мы
тогда чувствовали какую-то пустоту, ибо привыкли
к шуму, крику и толкотне от тесноты между
островитянами, коими каждый день, с самого утра
до ночи, суда наши были наполнены; кроме того, они
во множестве сидели на лодках, окружавших шлюпы;
обыкновенно предлагали свои вещи на обмен друг
пред другом, с криком производя шум, неприятный
для слуха.
При рассвете мы увидели позади себя низменный
остров Тетуроа на SW 50°. Ежели принять широту
оного 17°2'30" верною, долгота выходит 149°31'12"
западная.
Я весьма был рад, что мы опять имели возможность
вычистить шлюпы, а стоя на якоре, по
беспрестанной тесноте от посетителей сего
сделать не могли. Убрали вымененные съестные
припасы, как то: арбузы, тыквы, бананы, хлебные
фрукты и таро; развесили за кормою и над
русленями апельсины, которые ежедневно
раздавали служителям, и в мешках хранили на
русленях, а некоторые подвешивали в сетках под
марсы и к штагам. Кокосовые орехи также хранили
развешанными по борту и на марсах и раздавали
ежедневно, а лимоны обмывали в пресной воде и
укладывали в бочки, прибавляя в каждую несколько
свежих стручков красного перцу, потом наполняли
рассолом, который обыкновенно употребляют при
солении огурцов. Часть апельсинов и лимонов
обратили в сок. Как соленые лимоны, так и сок, я
приказал беречь до прибытия в южные широты.
Вымененные разные отаитские ткани просушивали;
пики и другие оружия, ракушки и крючки из раковин,
кораллы и все собранные редкости уложены по
местам. Наконец, вымыв шлюпы, просушили и
очистили воздух, разведя огонь в печках, и, к
удовольствию нашему, увидели шлюпы опять в
прежней чистоте.
Хотя пребывание наше у острова Отаити было
кратковременно, однако по многим
обстоятельствам нам послужило в пользу. Главною
причиною, побудившею меня зайти к сему острову,
было немалое число обретенных нами коральных
островов; долготы их, которые мы определили,
надлежало поверить по долготе мыса Венеры и сим
утвердить все географическое положение сего для
мореплавателей опасного архипелага. [304]
На острове Отаити, к удовольствию моему,
здоровье моего помощника господина
Завадовского, после долговременной болезни,
восстановилось. Признаки цынги исчезли на
зараженных сею болезнью пред прибытием нашим в
Порт-Жаксон, где они не совершенно излечились. На
острове Отаити мы вскоре увидели удивительное
действие климата: синих пятен на ногах в три дня
как будто не бывало. Сему более всего
способствовала трехдневная свободная прогулка в
тени прекрасных плодоносных деревьев, между
народом кротким, приветливым, гостеприимным и
услужливым, свежая пища из куриц, зрелые
апельсины и целительная кокосовая вода; сверх
того, бывшим в цынге я велел непременно тереть
ноги свежими лимонами. Все вообще служители были
приметно веселее и здоровее.
29 июля. Я продолжал курс к северу, склонясь
несколько к востоку и придерживаясь пасадному
ветру от OtS; мы не прежде следующего утра с
салинга увидели остров, который признали за
Матеа, усмотренный нами на пути к острову Отаити.
В 8 часов с шлюпа «Мирного» потребована была
шлюпка для принятия свежей свинины; я уговорился
с господином Лазаревым, чтобы свиней кололи не в
один день на обоих шлюпах, а по очереди, и делить
мясо, дабы в знойное время не портилось.
Некоторые из свиней весом были до 180 фунтов, и жир
их не имел приторного вкуса, вероятно от корма.
В полдень мы находились в широте 15°39'03" южной,
долготе 148°38'10" западной; продолжали курс по
тому же направлению. Сим путем я надеялся
достигнуть острова Денса 184
(назначенного на рукописной карте господина
Коцебу), потом идти к западу вдоль южного берега
сего острова и проливом между оными и островом
Крузенштерна, обретенным 185
господином Коцебу 26 апреля 1816 года, во время
путешествия на бриге «Рюрике», принадлежащем
государственному канцлеру графу Румянцеву. В
вечеру с салинга закричали, что виден берег на NNO.
После сего скоро затемнело, и для того в 7 часов мы
поворотили от берега на другой галс.
30 июля. В 2 часа пополуночи опять поворотили в
NO четверть. В 6 часов, когда довольно рассвело,
увидели берег, накануне усмотренный, а скоро
после того к востоку — и другой, низменный,
лесистый берег. Прошли между сими берегами
безопасным проливом шириною в 14 миль. В 10 часов 40
минут утра, находясь восточнее восточной
оконечности первого острова, в расстоянии на две
третьих мили, я лег в параллель берега, по
направлениям оного переменял курс. В полдень мы
были в широте 14°55'27" южной, долготе 148°03'09"
западной. Северный мыс острова находился тогда
от шлюпа прямо на запад в четырех с половиной
милях. Плавание продолжали вдоль изгиба берега в
полмиле от оного, до трех часов пополудни. Мы [305] соединили обозрение
западного берега с обозрением восточного. Обойдя
вокруг острова в самом близком расстоянии, я имел
случай хорошо рассмотреть, что берег
непрерывный, узкий, коральный; местами растет
лес. К юго-западной стороне узкий вход в лагун,
составляющий средину острова. В сем лагуне
несколько островков, поросших лесом. Окружность
острова 44 мили. Самая большая длина 16, по
направлению NO; ширина 10 миль. Широта средины
острова найдена 15°00'20" южная, долгота 148°08'
западная 186.
По карте господина Коцебу, данной от
Адмиралтейского департамента, должно бы нам
увидеть южный берег острова Денса восточнее
западной оконечности вышеописанного острова на
18 миль, но оказалось противное; я прошел проливом
шириною в 14 миль, из чего и заключаю: что сей
пролив между островами Крузенштерна и Денса. И
так остров, который мы вчера видели и сегодня
обошли, я признал за остров Крузенштерна, потому
что он назначен в широте 15°00', сходно с
определением нашим, и пролив, которым мы прошли,
столько же широк, как назначенный на карте между
островами Крузенштерна и Денса.
Господин Коцебу, описывая первый из сих
островов, говорит: «Вскоре достигли мы
близлежащей земли, состоявшей также из куппы
небольших, рифами между собою соединенных,
коральных островов, коих протяжение в самой
большой длине куппы от NNO к SSW составляло 13 миль.
Острова сии образовали сомкнутый круг, который
легко можно узнать по находящемуся внутри оного
озеру, в средине коего есть остров, покрытый
густым лесом». В сем описании острова, разность
против сделанного нами описания, вероятно,
происходит от того, что г-н Коцебу далее нас
держался от берега, как на карте видно, и бриг «Рюрик»,
с которого г-н Коцебу и его сопутники смотрели,
ниже шлюпа «Востока».
Я полагаю, что Коцебу вернее мог определить
восточную оконечность острова Крузенштерна, ибо
находился ближе к оной в полдень, когда
производил наблюдения; долгота сей оконечности,
им назначенная, на 32'55" западнее нами
определенной. И так, ежели г-н Коцебу, определяя
ход хронометра в заливе Консепцион, нашел на пути
из сего залива некоторые острова и, в 48 дней
достигнув острова Крузенштерна, поверил
хронометры и увидел, что долгота сего острова
западнее истинной на 32', то и все долготы,
определенные на пути г-на Коцебу, по близости
острова Крузенштерна, западнее истинного на 32'.
Из сих островов исключаю я острова Румянцева и
Спиридова, или Оура, ибо положение их поверено
г-ном Коцебу марта 9-го 1824 года в плавание его на
шлюпе «Предприятии». Положение других
островов, которые он видел до прибытия к острову
Крузенштерна, [306] невозможно
принять за верное, ибо в описании путешествия на
бриге «Рюрике» г-н Коцебу говорит, что
сомневается в верности хронометра и что течением
был увлечен на 30 миль к западу, и потому
исправленные долготы островов, им обретенных и
усмотренных в первое его путешествие, будут
следующие:
Острова Рюрика, или 1-го Пализера,
северо-восточной оконечности широта 15°11'45"
южная, долгота 146°00'15" западная; юго-западной
оконечности широта 15°30'00", долгота 146°14'
западная; северо-западной оконечности широта
15°20'00", долгота 146°18'40" западная.
Острова Мух 187
(Vlieghen) так названы Лемером и Шутеном, а на
аросмитовой карте островами Оанна и Денс. Сие
последнее наименование дано в 1803 году капитаном
судна «Маргариты», которому Коцебу
придерживался в своем путешествии. Командор
Бирон называет сей остров островом принца
Валлийского а я оный признаю за 4-й Пализер,
обретенный капитаном Куком. Восточная
оконечность в широте 15°16'30" южной, долготе 146°38'
западной; юго-западная оконечность в широте
15°23'00", долготе 146°49', западная оконечность в
широте 15°00'00", долготе 147°50' западной.
По таковом исправлении долготы островов,
которые видел г-н Коцебу, оказывается, что остров
Рюрик — тот самый, который обретен капитаном
Куком на пути от островов Маркиз к острову Отаити
во время второго путешествия вокруг земного
шара. Капитан Кук увидел только часть берега,
обращенную к SO, и определяет оного длину 15 миль;
широта южная, им найденная, 15°26', сходна с широтою
сих частей острова Рюрика, долгота, определенная
капитаном Куком, 146°20' западная; острова Рюрика SO
части долгота 146°8'. По всем сим сходствам я
заключаю, что остров, названный г-ном Коцебу по
имени начальствуемого им брига Рюриком, тот
самый, который капитан Кук видел 1774 года апреля 19
поутру и назвал в числе прочих Пализером; я
почитаю сей остров обретением капитана Кука и
буду называть оный 1-й Пализер, потому что из
четырех Пализеров усмотрен был прежде других.
Капитан Кук, находясь у южной оконечности 1-го
Пализера, видел берег к SSO на ветре. Я признаю сей
берег за остров, который я обозревал и сохранил
оному название 2-й Пализер. Сей же самый остров на
вышеупомянутой карте Аросмита назван Елисавета.
От южной оконечности 1-го Пализера капитан Кук
направил путь к 3-му Пализеру. Остров сей самый
тот, который г-н Коцебу с салинга видел на SWtS от
южной оконечности, названного им островом Рюрика
и признанного мною за 1-й Пализер. Я обозрел сей
остров с южной стороны, а капитан Кук, обходя
вдоль северную сторону и быв уже близ западной
оконечности, усмотрел [307] к
северу берег 4-го Пализера. Взглянув на карту,
принадлежащую к второму путешествию капитана
Кука, можно видеть, что им обретен 4-й Пализер,
который ныне именами богатее всех прочих
островов: Лемером и Шутеном назван остров Мух,
капитаном судна «Маргариты» остров Денс;
командором Бироном остров принца Валлийского, а
как долгота, определенная капитаном Куком,
вернее, то я сохраняю название 4-го Пализера в
память знаменитого мореплавателя, которым сей
остров обретен; известно, что обретения прочих,
часто по догадкам в кабинетах совершаются.
Господин Коцебу, в 1816 году 23 апреля, в 11 часов
утра, усмотрел с салинга вдруг два острова,
первый назвал Рюриком, а влеве находящийся
принял за Пализер. Остров Рюрик признал я за
Пализер, а как тот остров, который г-н Коцебу
принял за Пализер, не точно Пализер, но вновь им
обретенный, то, дабы сохранить память обретения
г-на Коцебу, я называю остров, влеве им
усмотренный, остров Рюрика.
В путешествии своем г-н Коцебу говорит:
«острова, которые ясно видны были в левой
стороне» (вероятно, был только один остров); далее
— «исчисленная мною долгота Пализеровых
островов разнствовала от куковой только 3-мя
минутами» (не сказано к западу или востоку), «а в
широте не нашлось ни малейшей разности».
Вероятно, г-н Коцебу сравнил долготу и широту,
Куком определенную, острова первого Пализера, а
не всех, и от сего заключил, что остров Рюрик к
востоку от первого Пализера — в широте 15°26'
южной, долготе 145°32' западной.
На карте Аросмита назначены еще два острова Holts
и Philip, которых направление и величина не видны, а
долготы и широты несходны с положением коральных
островов; быть может, что сии острова те же самые,
но по теперь упомянутым причинам я их
наименования не принял.
Окончив описание острова Крузенштерна, я лег к
западу, дабы до темноты пройти большее
пространство и рассмотреть, нет ли еще островов
по сему направлению; чрез час с салинга сказали,
что виден берег на NWtW, я взял курс несколько
севернее сего острова; в 6 часов вечера,
приближась к NO оконечности, пошел по северную
сторону прямо к западу в параллель берега. В
половине 7-го часа, когда уже было темно, мы
кончили обозрение острова. Тогда я переменил
курс к северу и, отойдя несколько, убавил парусов.
На сем острове, как и на всех прежде нами
усмотренных коральных островах, внутри лагун.
Берега с северной стороны выше, нежели на других
островах; весь остров покрыт лесом и казался быть
выдавшимся из моря хребтом горы; на таковых
вершинах лежит коральный архипелаг, как я уже
упоминал. Сей остров отделяем от острова
Крузенштерна к западу проливом, шириною в [308] двадцать две мили, в широте
14°56'20" южной, долготе 148°38'30" западной.
Положение имеет WtN и OtS, длина пять с половиной,
ширина две мили. Жителей мы не приметили. Я назвал
сие обретение наше по имени капитана шлюпа «Мирного»
— островом Лазарева 188
и причислил к островам Россиян.
От острова Лазарева мы продолжали путь к
северу, восточнее пути капитана Ванкувера, при
свежем пасадном ветре от OtN и OtS; иногда встречали
нас порывы с дождем. Ночи были темные, звезды
блистали, изредка пробегали облака одни за
другими, зыбь была большая от NO: все подтверждало,
что по сему направлению нет близко берега. Для
безопасности в ночное время я приводил к ветру и
держался под малыми парусами.
1 августа. Сим путем мы шли до рассвета 1-го
августа, тогда в широте 12°59'5" южной, долготе
148°59' западной, не видя с салинга по горизонту,
мглою покрытому, признака берега, я переменил
курс на NWtN1/2W; ветр был довольно свеж, мы
имели ходу по восьми миль в час. До полудня видели
несколько летучих рыб, одного баклана и одного
фаэтона.
В 5 часов пополудни, находясь в широте 11°53'
южной, долготе 149°51' западной, склонение компаса
определили 6°49' восточное. В 8 часов вечера,
закрепив все паруса, привели к ветру, имея одни
марсели, у коих взято было по одному рифу. Таковая
предосторожность необходима в сих опасных
местах, где можно легко в темноте набежать на
низменный и еще неизвестный коральный остров;
курс наш вел по месту, где никто из известных
мореплавателей не простирал пути.
2 августа. С рассветом мы опять взяли курс на
NWtW1/2W; я имел намерение, достигнув 10°
южной широты, пойти к западу по сей параллели,
чтоб решить, существуют ли усмотренные
Рогевейном острова Гронинген и Тиенговен,
которые г-н Флерье поместил на своей карте в
широте южной 10°, долготе 159° и 162° от Парижа, или
156°4' и 159°40' от Гринвича.
Пасадный ветр дул свежо от O и гнал облака одно
за другим, однако так, что они не препятствовали
нам делать наблюдения; по всему горизонту была
густая мрачность. Большая зыбь шла от ONO.
В 9 часов утра я переменил курс несколько ближе
к параллели, дабы подойти к пути г-на Ванкувера,
но недолго держаться тем же направлением. В
полдень широта нашего места была 10°53'46" южная,
долгота 150°46'25" западная. В 2 часа опять
переменил курс и пошел прямо по параллели на
запад.
Сегодня вечер был лунный, и мы не ранее 9-ти
часов привели в бейдевинд к северу и убавили
парусов.
3 августа. С рассветом, осмотря горизонт, по
которому была густая мрачность, продолжали курс
на NWtN1/2W. С утра [309] показывались
бакланы и фрегаты, час от часу в большем числе.
Нас занимал плавный полет фрегатов, их пролетало
множество и они, держась вымпела, осматривали наш
шлюп. Большие крылья их казались совершенно
недействующими; на груди имели коричневые пятна
наподобие сердца. В 9 часов утра я переменил курс
к западу, считая себя близ 10° южной широты и
полагая, что мы недалеко от берега, но в которой
стороне найти оный оставалось еще под сомнением,
доколе с салинга закричали: впереди, кажется,
виден берег. В самом деле господа Торсон и Лесков,
рассматривая с салинга в зрительные трубы,
удостоверились в истине сказанного.
Еще до полудня мы обошли остров в самом близком
расстоянии; он оброс небольшим густым лесом;
белые берега его казались коральными,
нечувствительно возвышались до самого леса.
Самая большая его длина на NWtN несколько побольше
полумили, а ширина несколько менее полумили. Я
назвал сей остров по имени шлюпа остров Восток.
После наблюдения в полдень, мы определили
широту острова Востока 10°5'50" южную, долготу
152°16'50" западную. Над островом беспрерывно
вилось бесчисленное множество фрегатов,
бакланов, морских ласточек и еще особенного рода,
неизвестных мне, черных морских птиц, величиною
не более голубя. Как остров не был еще известен,
то, вероятно, человеческая нога не прикасалась к
сему берегу, и ничто не препятствовало птицам
здесь гнездиться. По большому буруну около
берега, я не посылал набрать птичьих яиц и
редкостей. Природа, общая всем мать, бдительно
печется о всех творениях, доставляет сим птицам
безопасное место, где они размножаются спокойно,
и сей остров предназначен, кажется, в особенный
удел морским птицам.
По окончании обозрения острова Востока, мы
продолжали путь к западу; до самой ночи встречали
птиц, которые по мере удаления нашего от острова
показывались реже. Луна сопутствовала нашему
плаванию до 8-ми часов вечера, в сие время мы
привели к ветру.
4 и 5 августа. Ночью держались на одном месте, а
с утра вновь наполнили паруса. Простирая
плавание только днем, мы не прежде 5-ти часов
пополудни следующего дня прошли чрез остров
Тиенговен, помещенный на карте г-на Аросмита в
широте 10°13'16" южной, долготе 156°56' западной по
предположению Флерье; никаких признаков берега
не приметили, а только изредка встречали
фаэтонов и фрегатов, невзирая, что шлюп «Мирный»
всегда держался от нас на четыре и шесть миль в
сторону; таким образом мы вместе обозревали
широкую полосу горизонта, но ничего не видали. На
случай дальних между шлюпов расстояний, мы
учредили между собою сигналы [310] верхними
парусами: закрепленный фор-брамсель означал —
виден берег влеве; закрепленный грот-брамсель —
виден берег вправе.
В продолжение всего дня ветр дул свежий;
нередко по обеим сторонам от нас пробегали тучи с
ветром и дождем; по горизонту было мрачно.
Сего дня кончили конопачение палубы, где жили
служители. Сею работою и многими другими я
занимал людей, находясь под парусами, для того
чтобы по прибытии в Порт-Жаксон иметь меньше
дела.
В 7 часов вечера ветр засвежел, мы взяли по два
рифа и продолжали путь при лунном свете до 10-ти
часов, тогда привели к ветру на правый галс.
6 августа. В 2 часа ночи поворотили по ветру,
дабы к рассвету прийти к тому месту, до которого в
прошедший вечер с салинга можно было видеть. При
таковых мерах мы никогда не могли проглядеть
берега, ежели бы оный в близости находился.
По рассвете с салинга на горизонте ничего не
приметили, и потому я вновь направил путь к
западу при пасадном постоянном свежем ветре и
большой зыби от NO. К северу не было больших
островов, ибо зыбь по сему направлению не
преставала в продолжение всего нашего плавания.
Я уже упоминал, что намерен был в теплом климате
заняться уменьшением всех реев; дело сие
приведено к окончанию, и все стропы на блоки
сделаны вновь, ибо настоящие были слишком
просторны. Парусов один комплект к прибытию в
Порт-Жаксон также был готов.
В полдень мы находились в широте 10°8'23" южной,
долготе 158°18'35" западной. Склонение компаса
было 7°54' восточное. Пополудни ветр стих, мы
продолжали тот же путь до 2-го часа ночи, при свете
луны.
7 августа. Тогда привели к северу, а с
рассветом вновь пошли по параллели. До полудня
ничего не заметили, кроме множества летучих рыб.
8 полдень были в широте 10°5'9" южной, долготе
160°39'19" западной. Склонение компаса найдено 8°26'
восточное. Погода была прекрасная, день ясный;
шлюп «Мирный» держал тогда южнее нас на 4
мили. Не найдя островов Тиенговен и Гронинген, я
уже потерял надежду видеть берег, тем более, что
по сей самой параллели шел некогда Мендана и
также ничего не видал; но с нами не так случилось.
В два с половиной часа пополудни на шлюпе «Мирном»
закрепили фор-брамсель, и мы услышали пушечный
выстрел, что по условию нашему означало: виден
берег влеве; тогда и от нас с салинга усмотрели
берег несколько левее нашего пути. Я лег на SWtW1/2W
к южной оконечности видимого острова.
Приближаясь к оному, заметили, что [311]
принадлежит к коральным островам, густо
покрыт кокосовыми деревьями и в средине лагун. На
надветренной стороне и в некоторых местах
прерывается и образует небольшие острова и
пенящуюся сребристую стену от буруна,
разбивающегося о коральную мель. Подходя к южной
оконечности, мы увидели на взморье множество
островитян совершенно нагих (кроме обыкновенных
повязок, коими все островитяне Великого океана
прикрывают средние части тела). Островитяне были
вооружены пиками и палицами. Когда мы проходили
мимо острова, они бежали по берегу вслед за нами,
держась наравне против шлюпа. Обошед южный мыс на
SW стороне, мы усмотрели в тени густой кокосовой
рощи селение и несколько лодок, вытащенных на
берег, покрытых тщательно листьями, дабы не драло
их от солнечного зноя; видели также множество
мужчин и женщин, вооруженных пиками. Женщины были
обвернуты тканями или матами от поясницы до
колен. От мыса к SO продолжался риф, как видно было
по буруну. Мы подняли кормовые флаги.
Вскоре имели удовольствие увидеть идущие к нам
лодки; тогда под защитою острова мы легли в дрейф.
Лотом на 90 саженях не достали дна; как по сей
причине, так равно и потому, что приближалось
время, в которое надлежало возвратиться в
Порт-Жаксон для приуготовления шлюпов к плаванию
вновь в южных больших широтах, я имел намерение
не останавливаться на якорь, а только держаться
под парусами для того, чтобы иметь сношение с
островитянами; между тем они спешили к нам, но не
подошли ближе полукабельтова от шлюпа.
Лодки их были разной величины, с отводами на
одну сторону и лучше всех до сего времени нам
известных; весьма остры, нос и корма отделаны
чисто и притом так, что воды черпнуть не могут;
украшены правильно врезанными жемчужными
раковинами, что придавало им хороший вид; на
каждой лодке было от шести до десяти островитян;
они похожи на отаитян, волосы у них распущенные,
длинные, изгибисто висели по плечам и спине, а у
некоторых головы были убраны, как у перуанцев,
красными лентами из морского пороста или
листьев; на шее и в ушах искусно выделанные
жемчужные раковины, сверх сего на шее надето для
защиты лица во время сражения забрало,
сплетенное из волокон кокосовой коры круглыми
обручиками, наподобие хлыстика, толщиною в
шестую долю дюйма, в двадцать один ряд, сзади одна
треть связана в четырех местах тонкими
плетенками. Когда сие забрало на шее, оно сжато
вместе, а когда приподнято на лице, передняя
часть расширяется и покрывает все лицо; спереди
некоторые части украшены искусно выделанными из
раковин и черепах четыреугольничками; забрало
упруго и тем более защищает от ударов;
закрываемая часть тела обвязана тканью, или
лучше сказать плетенкою, наподобие [312]
той, из которой делают в Европе соломенные
шляпы; плетенка шириною в шесть дюймов и столько
длинна, что обходит вокруг всего тела и между
ногами; некоторые из островитян употребляли для
сего зеленые кокосовые ветви, и у иных они надеты
на шее.
В лодках были пики, булавы и множество кусков
кораллов, составляющих приморский их берег. Они
все кричали громко, звали нас к себе, а мы разными
подарками приманивали их на шлюпы, бросали
подарки в воду, но островитяне ничего не брали и
не приближались к нам, невзирая, что в руках имели
мирные кокосовые ветви.
Видя их непреклонность, я послал господина
Торсона — на вооруженном ялике к лодкам с
подарками; островитяне по наступающей темноте
поспешили к берегу. Господин Торсон следовал за
ними, но как их лодки далеко были впереди, то я ему
дал знать пушечным выстрелом, чтобы возвратился
на шлюп.
Сего же вечера по приглашению моему приехал ко
мне господин Лазарев и сказывал, что был
счастливее меня, островитяне приближились к
шлюпу «Мирному» под самую корму и держались
за спущенные веревки; господин Лазарев успел
сделать им несколько подарков и раздать медали.
8 августа. Ночью мы держались под малыми
парусами; к 8 часам утра выехали островитяне,
сегодня хотя с большим трудом, но мы успели
приманить их, чтоб они приближились и схватились
за веревки, спущенные за корму. Тогда им
произносили на отаитянском языке слова таио
(друг), юрана (приветствие при встрече друг с
другом). Казалось, что некоторые из них понимали
сии слова. Я их дарил медалями серебряными и
бронзовыми, на проволоке, чтобы вместо украшения
носили на шее, не так скоро оные потеряли и, может
быть, сберегли на долгое время.
При получении топоров и прочих железных вещей,
островитяне не изъявили такой радости, как
жители Новой Зеландии, острова Опаро и графа
Аракчеева. Когда же я приказал плотнику
перерубить топором кусок дерева, тогда они
узнали цену сего орудия и обрадовались. Мы
выменяли несколько небольших палиц, забрал,
красных лент из морского пороста, матов и шляхт 189 из раковин. Из
съестных припасов островитяне ничего не
привезли, кроме кокосовых орехов, и те были
негодные, вероятно, привезенные для того только,
чтоб нас обмануть.
Вымененная нами небольшая палица, видом
подобная четыреугольному вальку, сделана из
тяжелого дерева, которое, кажется, того же рода,
каковые мы видели в Новой Голландии; шляхты из
больших раковин привязаны к сучку дерева
плетеными веревочками из волокон кокосовой коры;
а дабы при употреблении в [313] действие
сии веревочки не перетирались, они обложены
крупною рыбьею чешуею. На всех коральных
островах шляхты делают из ракушек, потому что
базальту или другого рода крепкого камня нет.
Вместо пил островитяне употребляют челюсти
больших рыб с зубами; держась на лодках за кормою
шлюпа, они старались сими пилами перепилить ту
самую веревку, за которую держались.
Изделий из костей животных мы не заметили.
Одному островитянину, который по наружности
казался мне из отличных, я подарил петуха и
курицу, с тем, чтоб он их сберег, на что он охотно
согласился и изъявил мне, что непременно
сбережет. Многие из островитян, увидя сих птиц,
называли их боа; на острове Отаити и на других
островах так называют свиней.
Когда мы вылавировали к берегу и поблизости
оного поворачивали оверштаг, тогда служители
разошлись по своим местам. При сем удобном случае
островитяне начали бросать на ют и шканцы
кусками кораллов, величиною от 26 до 27 кубических
дюймов. Таковым куском ежели попадешь в голову,
легко можно ранить, даже и убить человека.
Холостой выстрел из ружья более ободрил, нежели
устрашил сих вероломных посетителей;
неприязненные их поступки принудили меня
наказать первого зачинщика. Я сказал господину
Демидову, чтоб он выстрелил в сего островитянина
в мягкое место; сие исполнено, раненый закричал,
тогда все лодки разбрелись в разные стороны и
хоральный крупный град прекратился. Всех лодок,
окружавших шлюп «Восток», было до тридцати.
Раненого тотчас повезли на берег, а прочие
отгребли далее в сторону и остановились, как
будто бы вероломство их до них не касалось.
Нетрудно было вновь приманить островитян под
корму, ибо они уже видели нашу щедрость, но мы ни
одного не могли убедить, чтобы взошел на шлюп,
невзирая на все изъявления приязненного нашего
расположения.
Действие европейского огнестрельного оружия
не было им известно; ибо, невзирая на наши
дружественные поступки, они старались с лодок
пикою ранить выглядывающих из каюты, вовсе не
опасаясь ружья.
После сего я не решился послать гребное судно
на остров, которого жители так вероломны и держат
в одной руке мирную ветвь, а в другой для убиения
камень; я не мог послать иначе, как подобно
Рогевейну и Шутену сильный вооруженный отряд, и
показать островитянам ужасное действие
европейского оружия. Тогда только можно бы быть
уверену в безопасности посланных, но я не хотел
наносить вред островитянам тем паче, что первое
изустное мне приказание от государя было, чтобы
везде щадить людей и стараться в местах, нами
посещаемых, как у просвещенных, так равно и у
диких народов, обходиться ласково [314]
и тем приобрести любовь и оставить хорошую о себе
память и доброе имя.
Господин Лазарев сказывал мне, что когда шлюп «Мирный»
был довольно далеко под ветром сего острова,
тогда один островитянин на лодке пригреб к шлюпу,
но никак не согласился взойти на оный. Г-н Лазарев
спустил с другой стороны ялик, так что
островитянин сего не видел и его перехватили.
Когда он взошел на шлюп, тогда, поворачиваясь на
все стороны и смотря на окружающие для него новые
предметы, выл от удивления. Господин Лазарев,
щедро одарив его, отпустил.
Широта сего острова южная 10°2'25", долгота
западная — 161°02'18", направление NtO и StW, длина 2,5,
ширина 0,75, в окружности 8 миль. Я отличил сей
остров наименованием острова великого князя
Александра 190.
Комментарии
175. О короле Помари I, или Поморе, см.
также у Коцебу «Путешествие вокруг света на
военном шлюпе «Предприятие», изд. 1828 г., стр. 62—63;
изд. 1948 г., стр. 267.
176. По-видимому, туземное почетное
звание.
177. Местное название острова —
Макатеа.
178. Правильнее — остров Анаа.
179. Аррорут — крахмальная мука,
получаемая из подземных корневищ растения
маранта.
180. Т.е. разные племена.
181. По-видимому, у Беллинсгаузена
ошибка, надо: в широте 23°52' южной, долготе 147°41'
западной.
182. Chain — Island.
183. Макатеа.
184. Правильнее — Динса.
185. Обретенным, т.е. открытым.
186. Fty-Jslands.
187. Местное название острова —
Тикахау.
188. Местное название острова —
Матахива.
189. Шляхты — топоры.
190. Местное название острова —
Ракаханга, или Рукаханга.
Текст воспроизведен по изданию: Двукратные изыскания в южном Ледовитом океане и плавание вокруг света в продолжение 1819, 20 и 21 гг., совершенные на шлюпах "Восток" и "Мирный" под начальством капитана Беллинсгаузена, командира шлюпа "Востока", шлюпом "Мирный" командовал лейтенант Лазарев. М. Географгиз. 1960
|