БЕЛЛИНСГАУЗЕН Ф. Ф.

ДВУКРАТНЫЕ ИЗЫСКАНИЯ

В ЮЖНОМ

ЛЕДОВИТОМ ОКЕАНЕ И

ПЛАВАНИЕ ВОКРУГ СВЕТА

При выходе из залива встретило нас сильное волнение с носу и произвело большую килевую качку, а когда мы несколько удалились от берега, тогда ветр перешел через S и дул StO свежий, что принудило нас закрепить брамсели, взять у марселей по два рифа и спустить брам-реи. В первый день мы держали NO 86°, дабы скорее отдалиться от берега, а потом шли в бейдевинд, как ветр позволял. По инструкции мне надлежало итти севернее Новой Зеландии к островам Общества ¹⁴⁵; не полагая возможности сделать какое-либо обретение в близости Новой Голландии, я решился итти севернее Новой Зеландии, к острову Опаро, обретенному капитаном Ванкувером, располагая плавание таким курсом, коим не следовали известные мореплаватели. У острова Опаро я назначил место свидания в случае разлуки шлюпов. Оттуда, зайдя восточнее островов Общества, намерен был [221] простирать плавание между тою частью океана, которую Рогевейн назвал Сердитым морем, и между Опасным архипелагом, обретенным Бугенвилем. Наименования, неприятные для слуха мореплавателей, отдаляют их от сих морей, а потому я и надеялся найти еще неизвестные острова или мели. Обретение первых и последних полезно для мореплавателей.

11 мая. В полдень 11-го мы находились в широте 32°13'43" южной, долготе 157°39'6" восточной.

От самого вступления нашего под паруса ветр дул свежий, временно с дождем; в семь часов вечера сделался противный, от OtS; мы поворотили на юг, дабы дождаться перемены ветра.

К крайнему нашему сожалению, сего числа умер слесарь Гумин от раны, полученной 2-го числа мая в Порт-Жаксоне при падении с гротового свит-сарвиня, где обвивал медью мачту, дабы стропами оной не терло. Потеря сия была для нас тем прискорбнее, что мы лишились доброго человека и искусного слесаря.

При отправлении из Порт-Жаксона я хотел оставить Гумина в городовой госпитали, но штаб-лекарь утверждал, что опасность прошла и излечение его весьма верно. К сожалению, не всегда надежды наши исполняются, а когда дело идет о спасении жизни человека, не должно иметь излишнего на себя надеяния.

12-го и 13-го мая. 12-го и до полудни 13-го мы лавировали при противном ветре; я располагал не подаваться много к югу, чтобы после северными ветрами нас не задержало по сию сторону Новой Зеландии. Мы встречали альбатросов, синих петрелей и пеструшек. В полдень 13-го находились в широте 34°8'55" южной, долготе 158°36'26" восточной.

При осмотре служителей в пятый день по выходе из Порт-Жаксона оказалось заразившихся венерической болезнью на шлюпе «Востоке» один, а на шлюпе «Мирном» несколько матрозов. Во время пребывания нашего в Порт-Жаксоне мы принимали все возможные меры противу сей язвы, но усилия наши остались тщетны. Болезнь распространилась в Порт-Жаксоне и беспрерывно вновь из Англии завозима ссылочными.

Вымыв совершенно и высуша канаты, убрали их на места. Сию предосторожность всегда наблюдал я с крайнею точностью для того, что невысушенные канаты производят дурной, сырой воздух, от которого происходят опасные болезни.

15 мая. С 15-го ветр отошел более к северу и дул с переменною силою. Курс левым галсом был нам выгоднее; мы подавались несколько к востоку, но столько же и к югу. До следующего дня небо было облачно, и мы не видали солнца.

16 мая. В полдень находились в широте 36°1'25" южной, долготе 163°30'59" восточной. Склонение компаса оказалось восточное 10°36', среднее. [222]

Господин Лазарев с офицерами посетил нас, и мы день провели весело, невзирая на скучное плавание при постоянном противном ветре.

18 мая. До полудня 18-го ветр позволял нам подвинуться прямо на восток; я говорю подвинуться, потому что мы шли весьма тихо и держали круто к ветру, который был свеж при облачном небе, изредка днем проглядывало солнце, а по ночам луна. Широта места нашего по исчислению оказалась 35°51'58" южная, долгота 166°37' восточная. Небо и горизонт были мрачны, накрапывал дождь, ветр крепчал; мы взяли у марселей по рифу и спустили брам-реи.

19 мая. Ветр от NOtN час от часу свежел, при густой мрачности с дождем, так что пополудни мы принуждены взять у марселей все рифы и вскоре остались под одним зарифленным грот-марселем и потом взяли рифы у фока и грота, но по крепости ветра оных не поставили. С четырех часов был шторм, при пасмурной погоде с дождем: тогда мы остались под грот- и бизань-стакселем, и, как последний несколько разорвало, то его спустили. В сие время сделалось величайшее волнение, и ночь была весьма темна.

Шторм от севера был нам только неприятен, а не опасен, ибо каждый из офицеров наших в продолжение своей службы неоднократно таковые штормы испытал, но мгновенно наставший штиль в 8 часов вечера в самую темную ночь произвел ужаснейшую боковую качку, так что шлюп «Восток», хотя высок, однако черпнул подветренным бортом чрез шкафутную сетку так много воды, что в палубу налилось около фута, а в трюме от тринадцати дюйм дошло до двадцати шести; сетку с шкафута совершенно сорвало. По безветрию делать было нечего. Ожидая еще подобных неприятных случаев, я приказал все чехлы на люках прибить плотнее гвоздями, чтобы вода не текла в палубу; весьма обрадовался, что люди оказались все налицо и никого из них не снесло в воду.

Когда вахтенный командовал, чтобы все вышли наверх, господин Завадовский спешил также выбежать в парадный люк, вода хлынула подобно каскаду; пробиваясь сквозь воду, г-н Завадовский так сильно ушиб плечо, что оно посинело, и опухоль оставалась на несколько дней. Лейтенант Лесков в то время находился близ схода на шкафуте, он держался за веревку, к общему нашему удовольствию, сим спасся от погибели.

Ветр едва дул от SW, я приказал убрать задние стаксели и поставить передние, дабы привести шлюп против волнения и облегчить чрезмерную качку; грот-марсель отдали для ходу. Целость мачт была сомнительна. Ядра, вышедшие из кранцев и стремительно катящиеся из борта в борт, препятствовали работе, и без того уже затруднительной. Приведением шлюпа [223] против ветра я полагал, что спасу чрезмерно великий наш рангоут, который по скорости отправления из Кронштадта не имели времени уменьшить.

В дополнение к неприятным случаям, вахтенный офицер донес, что якоря имеют движение. Я приказал тотчас подкрепить, прибавя найтов; исполнение сего стоило много труда, ибо борт весь погружался в воду, и работа была сопряжена с опасностью жизни.

Дождь всех вымочил, и потому для поддержания здоровья служителей им дали гроку.

В продолжение всей ночи как на «Востоке», так и на «Мирном» жгли фальшфейеры и производили выстрелы из пушек с ядрами; но сих сигналов ни на котором шлюпе не видали и не слыхали. Когда рассвело, с марса увидели шлюп «Мирный» на OSO.

20 мая. С утра было маловетрие от NW с величайшею зыбью от севера и чрезвычайною качкою. Оставшиеся обломки железных секторов нашей сетки найдены на своих местах; я приказал все привести в прежний порядок, открыть люки, выскоблить и протопить палубу и просушить все мокрое платье и паруса. На шлюпе «Мирном» тем же занимались.

В полдень мы были в широте 37°9'56" южной, долготе 168°21'49" восточной. Склонение компаса найдено восточное среднее 14°16'46". В 7 часов вечера оба шлюпа опять были в самом близком расстоянии и при ветре NtO подвигались к востоку.

21 мая. Ночь стояла лунная; к WNW сверкала молния; ветр к восьми часам утра скрепчал и принудил нас закрепить у марселей по рифу. Против воли мы ежедневно находились южнее и уже вошли в 37° южной широты.

Морские птицы, обыкновенно встречаемые в больших широтах, как то: альбатросы, пеструшки, большие черные бурные птицы и другие показывались во множестве. По упорным противным северным ветрам я начал сомневаться, удастся ли нам пройти севернее Новой Зеландии.

22 мая. В полдень мы были в широте 37°32'42" южной, долготе 169°34'3" восточной; склонение компаса оказалось среднее 12°18' восточное.

По крепости ветра принуждены иметь у марселей по два рифа, и я совершенно потерял надежду вскоре дождаться благополучного ветра, а потому решился пройти проливом капитана Кука. В 4 часа пополудни дал знать телеграфом господину Лазареву, что ежели ветр нам не позволит обойти по северную сторону Новой Зеландии, свидание наше назначается в заливе Королевы Шарлотты.

К вечеру с пасмурностью и дождем ветр еще более засвежел и принудил остаться под марселями, закрепив все рифы; зыбь [224] была большая от севера, ночь мрачная, море повсюду усеяно светящимися фосфорическими морскими червяками. Они нам казались продолговатыми трубочками, мы их уже прежде встречали (Pirosoma atlantica). В полночь теплоты на открытом воздухе было только 10,8°. Ночью сожгли по фальшфейеру, чтоб показать друг другу места свои. Увидя, что шлюп «Мирный» далеко назади, мы убавили парусов. В 4 часа утра к западу в густых тучах было играние молнии около зенита; на противной стороне из-за облаков проглядывали попеременно звезды и луна.

23 мая. В полдень мы находились в широте 37°54'37" южной, долготе 172°10'38'' восточной.

Ветр хотя отошел к NW, но дул крепкий, при большой зыби от севера, и оттого был столько же бесполезен, как самый противный. И так, потеряв уже много времени в ожидании благоприятного ветра, я решился не испытывать более подобной неудачи. В 2 часа пополудни при поднятии сигнала шлюпу «Мирному» следовать за «Востоком», спустился в пролив капитана Кука, разделяющий Новую Зеландию на две части, на северную и южную (В первое свое путешествие кругом света капитан Кук 1770 года генваря 13 нашел сей пролив и с сего числа по 7 февраля прошел весь пролив).

24 мая. К полуночи ветр дул несколько тише. При ясной ночи небо было усеяно звездами, к востоку на горизонте были густые облака, и изредка блистала молния. Мы догадывались, что облака держатся над берегом.

До рассвета увидели разведенные огни не в дальнем расстоянии от шлюпов; берег оказывался ближе, нежели мы рассчитывали, а потому придержались несколько к югу и шли в параллель берега.

В 7 часов, когда рассвело, увидели Новую Зеландию, покрытую облаками. Хотя величественную гору Эгмонт можно было хорошо отличить, но вершина ее покрыта облаками, ниже коих виден снег. Отлогий берег, окружающий сего южного исполина, местами порос лесом и кустарником. Утренняя роса расстилалась на пологих долинах, по берегам местами направлялся дым по ветру и был единственным признаком небольшого народонаселения.

25 мая. В полдень широта места нашего оказалась 39°47'38" южная, долгота 174°58'56" восточная, а посему выходила широта мыса Эгмонта 39°19'40" южная, долгота 173°47'45" восточная. По наблюдениям, на шлюпе «Мирном» широта сего мыса 39°24', долгота 173°57'30". Разность сия в широте, вероятно, происходит оттого, что мыс Эгмонт в широте круглый и не имеет особенно приметного места. [225]

Гора Эгмонт в широте 39°14'40" южной, долготе 174°13'45" восточной. По наблюдениям на шлюпе «Мирном» широта горы 39°15'30", долгота 174°14'.

До четырех часов пополудни ветр был благополучный, а с четырех отошел к югу, скрепчал и принудил нас лавировать. Около шлюпа плавало и ныряло множество малых нырков. Склонение компаса при входе в пролив найдено: 13°1' восточное.

26 мая. С утра 26-го ветр начал крепчать, так что в 8 часов от SOtS дул порывами и принудил нас взять у марселей по два рифа. Мы тогда держали курс в SW четверти. По наблюдениям определили мыса Стефенса широту 40°43'10" южную, долготу 174°3'20" восточную. На частной карте капитана Кука остров Стефенс в широте 40°36'10", долготе 174°53'40". Разность довольно значительная ¹⁴⁶. Вероятно, положение сие определено по связи треугольников на проходе, а не астрономическими наблюдениями.

Южный берег Кукова пролива образует несколько заливов, закрытых островками и каменьями. Берега сих заливов состоят из островершинных хребтов, один над другим возвышающихся; высшие покрыты снегом, а ближайшие к морю местами обросли лесом и кустарником, особенно по ущелинам.

В половине первого часа, подошед близко к наружным каменьям, лежащим пред заливом Адмиралтейства, поворотили на правый галс к NO.

В 4 часа гора Эгмонт совершенно очистилась от облаков; она была от нас в 87,3 милях, и потому мы видели только возвышающееся над горизонтом гордое сребристое ее чело. Капитан Кук во втором своем путешествии вокруг земного шара, обходя сей мыс в 1774 году 6 октября, говорит: «Мы увидели на SO1/2O в восьми милях от нас гору Эгмонт, покрытую вечным снегом. Гора сия имеет вид величественный, не ниже известного пика Тенерифского, коего высота 12 199 футов, измеренная г-ном де-Бордою» ¹⁴⁷.

Г-н Форстер, сопутник капитана Кука в качестве натуралиста, говорит: «Во Франции в северной широте 46° найден вечный снег на высоте 3280 или 3400 ярдов сверх поверхности моря». Но, как г-н Форстер испытал, что в равных широтах южного и северного полушарий в первом холод сильнее, то и сравнивают климат мыса Эгмонта, почти в 39° южной широты, с Францией в 46° широты северной, и по сему линию снега на горе Эгмонте г-н Форстер полагает на высоте 3280 ярдов, и как треть сей горы была покрыта снегом, то, по его мнению, высота оной 14 760 футов английских. Я полагаю, что такое сравнение линии, где начинается снег на горах в разных полушариях, неосновательно; ибо известно, что в летнее время в северном полушарии у берегов Гренландии на самом горизонте бывает всегдашний снег; на горах [226] в Норвегии в тех же широтах и в то же время нет снега. Мне случилось у острова Сахалина, в широте 48° северной, встретить плавающий лед 27 мая 1805 года. Широта сия соответствует широте Бискайской бухты, где вероятно никто плавающего льда не видал. Из сего каждый усмотрит, что по снегам и льдинам невозможно определять высоты гор.

Капитан Кук, равномерно и соотечественники наши на судах Российско-Американской компании, в реке капитана Кука, или так называемой Кенайской бухте, льда не встречали. Напротив того, в соответствующих широтах в Гренландии на самом горизонте снег, и в море плавающего льда много. Примеры сии доказывают неравенство температуры воздуха на поверхности моря в одинаковой широте того же полушария, и потому я полагаю, что определять вообще высоту гор по снежной линии невозможно, исключая только те горы, которые на разных островах в недальнем между собою расстоянии.

Таким образом, ежели одна из гор находится на острове, а другая простирается во внутрь матерого берега, линия снега будет иметь неровное возвышение от поверхности моря, потому что берег, нагретый в продолжении дня солнечными лучами, сообщает теплоту окружающему воздуху, и сим во внутренности берега возвышает линию снега; напротив, море мало принимает, мало отражает теплоты в воздухе и оттого на прибрежных или приморских горах линия снега ниже.

Господин Форстер, основываясь на сих неверных сравнениях двух полушарий, определяет высоту горы Эгмонта 14 760 футов, многим больше истинного. Ныне при проходе нашем господин Завадовский помощью измеренной секстаном высоты и расстояния до горы, основываясь на астрономических своих наблюдениях, определил возвышение горы Эгмонта 9947 английских футов от поверхности моря.

Господин Лазарев определяет высоту сей горы 8232 фута. Сличая сии измерения, хотя и находим довольно разности, но все же высота горы многим менее определенной натуралистом г. Форстером и капитаном Куком, который гору сию равняет с пиком Тенерифским ¹⁴⁸.

27 мая. К вечеру ветр утих, мы всю ночь и весь следующий день, т.е. четверг 27-го, старались держаться ближе к середине залива для того, что шел дождь и берега покрыты был и мрачностью. В 2 часа пополудни прилетели на шлюп «Восток» два зеленых попугая, которые нас много занимали; они также посетили шлюп «Мирный», но никому в руки не давались и возвратились опять на берег. Мы видели одного пингвина, множество малых нырков и малых морских свиней.

28 мая. С утра установился ветр из SO четверти, мы успешно лавировали под всеми парусами; течение много нам [227] способствовало. Погода благоприятствовала определить широту мыса Камара 41°5'10" южную и долготу 174°26'46" восточную. Мыс Джаксон в широте 40°58'20" южной, долготе 174°23'50" восточной. Мы лавировали смело, полагаясь на частную карту залива Королевы Шарлотты, сделанную в первое путешествие капитана Кука. В 4 часа пополудни, за совершенно противным ветром, течением и наступающею темнотою, я остановился на якорь по северо-западную сторону острова Мотуаро, на глубине девяти сажен, грунт иловатый.

Мы были тогда окружены высокими крутыми горами, по большей части покрытыми лесом; к северу синелся южный берег северной части Новой Зеландии, который также довольно высок. На западной стороне заметили огороженное место, оно казалось обитаемым. Вскоре с сей стороны пригребли к нам две лодки, на одной было 23 человека, а на другой, которая поменьше, 16 человек. Лодки имели на носу резьбу сквозную, улитковыми линиями и изображение человеческой головы с высунутым языком и глазами из ракушек. Кормовая часть возвышалась прямоугольным брусом около шести футов. Весла подобные лопаткам, как у всех жителей южного моря; все сие выкрашено тёмнокрасною краскою. Люди сидели и гребли попарно, в нескольких саженях от шлюпа остановились; один человек встал и громко говорил речь, размахивая руками; мы ничего из его слов не поняли, и я ответствовал общим у всех народов знаком мира и дружбы: распустил белый платок и манил к себе. Островитяне, посоветовав между собою, вскоре пристали к судну. Я позвал на шлюп старика, говорившего речь, который, по-видимому, был начальник; он взошел, дрожал от робости, и был сам не свой. Я его обласкал, подарил некоторые безделицы, как то: бисер, зеркало, выбойки ¹⁴⁹, ножик; подарки сии его весьма обрадовали. Потом я ему объявил, что желаю получить рыбы, слово сие произнес на новозеландском языке — «гийка» (рыба); он тотчас меня понял, громко засмеялся и сообщил своим товарищам желание наше, произнося слово гийка. Все в лодке обрадовались, повторяя то же слово, причем выражали свою готовность нам служить. Когда начало смеркаться, поспешили к берегу.

На всех зеландцах была одежда из тканей, почти до колена, и на груди застегнута костью или базальтом; все подпоясаны веревкою, а сверх сего платья накинут на плечи кусок ткани наподобие бурки. Весь наряд сделан искусно из новозеландского льна, которого здесь по берегам растет множество. Лица островитян изпестрены накалыванием правильных фигур цвета черно-синего, но, по-видимому, украшение сие принадлежит более знатным и старшинам. Колена их необыкновенно толсты, вероятно оттого, что сидят, поджав ноги. [228]

Шлюп «Мирный», имея ход посредственный, не успел до темноты войти в залив и лавировал при свежем противном ветре под всеми парусами. Когда сделалось темно, я приказал на шлюпе «Востоке» поднять два фонаря, один над другим, и по временам жечь фальшфейеры, дабы господин Лазарев не принял берег, где жители местами разводили огонь, за шлюп «Восток», по которому он рассчитывал свои галсы. Течение, шедшее из залива, много ему препятствовало, а когда переменилось, он сделал несколько поворотов и в 11 часов вечера положил якорь поблизости шлюпа «Востока», на одиннадцати саженях глубины, грунт зеленый ил.

Я приказал, чтобы стоявшие на вахте имели ружья заряженные, и все были в готовности к действию оными. Сия предосторожность нужна по известным коварным поступкам зеландцев, которые между собою в непрестанной войне и едят мясо неприятелей.

29 мая. Свежий ветр дул всю ночь от StO. Небо было покрыто облаками и дождь накрапывал; теплоты 7°.

Якорное наше место не обещало совершенной безопасности от сильно дующих здесь NW ветров, и наливание бочек свежею водою по дальнему расстоянию сопряжено было с затруднением, а потому около девяти часов утра оба шлюпа снялись с якоря и лавировали между островами Долгим ¹⁵⁰ и Мотуаром, при совершенно противном ветре от юга. Глубина между островами уменьшилась от десяти до семи сажен.

Сделав 25 поворотов, мы положили якорь в полдень за островом Мотуаром, на глубине двенадцати сажен. Острова Мотуара W угол находился от нас на NO 16°, а южный мыс Корабельной бухты (Schip Cove) на SW 37°; якорное место наше было безопасно, закрыто от всех ветров, глубина небольшая, грунт хороший, и при всяком ветре можно сняться с якоря, вода и дрова под руками. Для поверения хронометров, поблизости острова Ганка не было нужды ставить палатку.

Когда мы лавировали, две лодки, наполненные зеландцами, желали пристать к шлюпам. Они гребли за нами, следуя за каждым поворотом поперек залива; вероятно не понимали движения шлюпов. Когда же мы положили якорь, вчерашние наши гости пристали к шлюпу «Востоку»; они привезли для продажи рыбу.

По приказанию моему комиссар выменял до семи пудов, за пронизки ¹⁵¹, зеркальцы, гвозди и другие безделицы; при сем случае также выменены разные вещи их рукоделия.

Старика, которого я накануне одарил по-новозеландски так щедро, мы признали за начальника. Я встретил его со всею вежливостью Южного океана, обнялся с ним и прикосновением наших носов мы как будто утвердили взаимное дружество, [229] которое с обеих сторон сохраняли в продолжение пребывания шлюпов в заливе Королевы Шарлотты Уже было время обеденное, я пригласил начальника к себе в каюту с нами отобедать. Его посадили в первое место между мною и господином Лазаревым. Он все столовые вещи с удивлением перебирал и рассматривал, но есть не принимался прежде, нежели другие показали пример; тогда осторожно, и притом неловко, вилкой клал кушанье в рот.

Вино пил неохотно. За столом уверяли мы друг друга в взаимной приязни знаками и несколькими словами, мне известными, а когда, желая еще убедительнее уверить его в моей дружбе, я подарил ему выполированный прекрасный топор, то он от радости не усидел за столом, бросился наверх на палубу, куда я его проводил. Отсюда прямо бросился к своим землякам и, обняв меня, с большой радостью повторял: «токи! токи!» (топор! топор!).

Прочих зеландцев угощали на шканцах сухарями, маслом, кашицею и ромом. Они охотно все ели, но рому достаточно было на всех одной чарки. Таковая трезвость их служит доказательством весьма редкого посещения просвещенных европейцев, которые, где только поселятся, приучают жителей пить крепкие напитки, курить, за губу класть табак и напоследок, когда сии люди непросвещенные испытают бедственное употребление горячих напитков, тогда принимаются доказывать им, как гнусно вдаваться в пьянство и прочие вредные склонности.

Зеландцы, по окончании своего обеда, сели в два ряда друг против друга, начали петь довольно изрядными напевами и весьма согласно. Один из них всегда запевал, а потом все вдруг подхватывали и оканчивали весьма громко и отрывисто; тогда тот же человек снова запевал и таким же образом все к его пению приставали и отрывисто оканчивали. Нам казалось, что напев их некоторым образом похож на наш простонародный, и пение зеландцев состоит из разных небольших куплетов. Наш барабан с флейтою хотя на некоторое время и обратил внимание наших посетителей, но они равнодушно слушали звуки сих инструментов, и начальник объяснил, что и у них есть музыкальное орудие, звукам флейте подобное.

Господин Михайлов нарисовал портрет начальника.

Пробыв с нами немалое время, зеландцы отправились обратно на берег и были крайне довольны удачною торговлею; снабдили нас свежею рыбою достаточно на оба шлюпа для ужина. При отъезде пригласили нас приехать на берег, и чтобы более возбудить к тому желание, показывали знаками, что мы будем угощаемы прелестным полом.

После обеда я приказал с «Востока» выпалить из нескольких пушек, а когда смерклось, пустили несколько ракет, дабы сим уведомить о прибытии нашем жителей, внутри обширного острова [230] находящихся, полагая наверное, что на другое утро из разных мест они соберутся к нам в большом числе.

Сего же дня на обоих шлюпах спустили гребные суда и принялись вытягивать такелаж, который от продолжительной борьбы против крепких ветров ослаб.

Поставили походную кузницу, чтобы вновь сделать шкафутные секторы, которых мы лишились во время мгновенного штиля после последней сильной бури.

30 мая. Следующего утра на тех же лодках зеландцы посетили шлюп «Мирный» и одна часть приехала на «Восток». В числе бывших на «Мирном» находился тот же самый начальник, а также и другие особенные старшины. Господин Лазарев угостил их обедом, они всего охотнее ели коровье масло, и даже попортившееся жадно глотали.

В сие время на шлюпе «Мирном» вытягивали ванты и подымали из трюма бочки. Зеландцы с удовольствием и величайшею ревностию помогали работать, тянули веревки, производя громкий довольно согласный крик в такту. Когда случалось, что веревка обрывалась и они от сильного напряжения падали, тогда громко смеялись.

После сего забавлялись своею пляскою, состоящею из разных кривляний при громком пении, топаний ногами и движении руками; лица искривляли так, что неприятно было смотреть; глаза иногда подводили под лоб. Пляска сия казалась воинственною, изъявляла презрение к неприятелю и победу над оным.

Господин Михайлов нарисовал сию пляску; изобразил все кривляния лиц, глаз, положение частей тела и чрезмерно напрягаемые мускулы. Нарисовал портрет одного из старшин; его пригласили в каюту и посадили на стул, чтобы спокойно сидел, занимали разными для него новыми предметами, а лодку, на которой были его жена и семейство, подвели под корму, дабы он мог их видеть.

До полудня гг. офицеры ездили со мною в Корабельную бухту (Schips Cove), чтоб осмотреть и избрать место, где удобнее налиться водою. При входе нашем в бухту, прекрасное пение множества береговых птиц отзывалось подобно фортепианам с флейтами и обворожало слух, давно чуждый подобных приятностей. Мы пристали в самом заливе и вышли на каменья. В нескольких саженях увидели речку со свежею прекрасною водою, которая течет с высоких гор, пробираясь сквозь густой непроходимый лес, составившийся из кустарников и переплетения одного дерева с другим от вьющихся лианов (Лианы особенного рода растения, природные в Америке и Антильских островах, где их употребляют вместо веревок. Лианы растут, извиваясь около дерев, иногда достигают их вершины, спускаются отвесно на землю, врастают в оную, потом вновь растут кверху, и таким образом, многократно опускаясь, подымаясь и переплетаясь около других дерев, составляют непроходимый лес. Лианы бывают толщиною в руку и иногда обвиваются около дерев так крепко, что они сжимаются и сгнивают или засыхают. У некоторых лиан сок так ядовит, что стрелы, напитанные сим соком, более года не теряют смертоносной своей силы. (Примечание в Приложении 2 путешествия капитана Кука.)), толщиною равных лозам дикого [231] винограда. У сей речки при самом лесе мы увидели небольшой шалаш из листьев и в нем несколько рыбы, множество ракушек, называемых морскими ушами (Японцы их называют «аваби», внутренность оных вялят и сушат впрок). Шалаш сей по-видимому служил убежищем малочисленному семейству. Бывшие со мною офицеры настреляли несколько бакланов, с голубою, фольге подобною, оболочкою глаз, несколько малых птиц, вероятно того рода, которые в путешествии капитана Кука описаны обоими Форстерами. Пробыв несколько на берегу, я возвратился на шлюп, и тогда же с обоих шлюпов отправили за водою вооруженные барказы. Случилось, что от места, где наливали воду, жители находились за непроходимою горою, и работа окончена без препятствий. Тут же закидывали невод, но рыбы попало весьма мало.

По приезде моем на шлюп господин Завадовский сказывал мне, что хотел купить у одного зеландца орудие из зеленого базальта, подобное маленькой лопатке, но продавец потребовал шинели г-на Завадовского, и покупка не состоялась.

31 мая. Поутру я пригласил господ Михайлова, Симонова и некоторых офицеров шлюпа «Востока», господ Лазарева и офицеров шлюпа «Мирного» посетить островитян, и мы отправились на двух катерах, на которых поставили по фальконету, при том каждый из нас имел ружье, а сверх сего у иных было по паре пистолетов. При таковом вооружении нисколько не опасались вероломства жителей.

Мы пристали к ближайшему селению, за первым мысом к северу от Корабельной бухты (Ships Cove), на том самом месте, где капитан Кук во время своего здесь пребывания увидел человеческое мясо. Жители разбежались; нас встретил только один из них, и то с большою робостью, но когда мы его обласкали, то и все выбежали к нам. Начальник, человек в летах, сидел на рогоже в открытом шалаше; я к нему пришел. Любопытство, свойственное женщинам, превозмогло их робость. Сперва явилась жена, потом и дочь, и сели также на рогоже. Я сделал начальнику и жене его несколько подарков, а дочери, как она была недурна, подарил зеркало, чтоб сама могла увериться, что красотою превосходит других женщин. Меня тотчас отдарили куском ткани из новозеландского льна, обложенный узорами. [232]

Жена начальника предлагала мену, и я согласился на ее предложение. Все селения весьма малы и скудны. Пробывши недолго в сем месте, мы поехали далее на север, к моему приятелю старику. Он нас встретил, мы обнялись и коснулись носами; старик очень обрадовался нашему приезду. Мы все вышли на берег, оставя только караул на гребных судах.

С морской стороны селение закрыто палисадником несколько выше человеческого роста; чрез калитку в сем палисаднике пришли в селение, между жилищами, которые были разбросаны неправильно, извивалась малая речка; берег выложен булыжником, мы перешли по перекладинам к дому начальника. Я не входил, а только взглянул во внутренность дома. Строение состояло из столбов, в три ряда поставленных; средние высотою в два роста человеческих и на каждом безобразно вырезано изображение человека и выкрашено красною краскою; на сих столбах и на боковых, которые несколько ниже плеча, положена перекладина и укреплена кровля, составленная из брусьев, покрытых листьями; на шесть футов от входа отгорожена передняя комната. Вся внутренность опрятно обтянута тонкими рогожами; на полу, где живущие обыкновенно садятся или спят, также постлано несколько рогож. По стене вдоль домика повешены были пики, длиною в двадцать четыре фута, жезл, начальнические знаки и разные человеческие изображения из дерева, выкрашенные красною краскою. Прочие жилища были не так отделаны. Далее к лесу, куда мы пошли из любопытства, увидели на толстом дереве, коего сучья были обрублены, устроенный на высоте двадцати футов небольшой шалаш. Что в оном находится по невозможности взглянуть и по незнанию языка осталось нам неизвестно. Под сим же шалашом висела шкура альбатроса, распяленная на обруче, несколько черных и белых перьев, связанных наподобие султанов. Вероятно, что наряд сей употребляют при воинственных сходбищах. Далее стояло обрубленное прямое дерево, вышиною в два с половиной роста человеческого, в диаметре полтора фута; вершина вырезана наподобие человека. Я полагал, что не на кладбище ли мы зашли, но никаких бугров или других признаков могил не заметили; не относится ли сей истукан до их веры, по краткости нашего пребывания, утвердительно сказать не могу.

По прибытии на берег встретили нас одни мужчины, а потом присоединились и смешались в толпе женщины. Старый начальник, мой приятель, вероятно имея в свежей памяти полученные от меня подарки по приезде его на шлюп в первые два дня, желал равномерно меня угостить и обязать; для сего избрал не старую, но довольно отвратительного лица женщину, которую предлагал мне во времянное супружество. Я старику отказал, потрепав его по плечу. Вероятно, европейцы, прежде нас [233] посетившие сие место, подали новозеландцам повод предлагать такие услуги или торговать женским полом, при том же торг сей, принося островитянам много драгоценных для них вещей, поощрял их к таковым постыдным промыслам. Форстер говорит о сем следующими словами: «Служители возобновили прежние свои забавы с зеландками. Одна из женщин имела порядочные черты лица, при некоторой нежности и приятности в глазах. Родственники всякий день предлагали ее в замужество за одного из наших квартирмейстеров, которого все зеландцы особенно любили по причине ласковых его поступков. Тангари, так называлась сия девка, крайне была верна своему нареченному, с сердцем отвергала все просьбы других служителей, говоря, что она замужем за Тира-Танне. Сколько квартирмейстер наш ни любил свою зеландку, но никогда ее не привозил на судно, боясь завести у нас вшей, коими наполнены были ее голова и платье. Он виделся с нею только на берегу, и то днем, угощал ее гнилыми, брошенными сухарями, которые она очень любила. О-Едидей, житель острова Улитеи, сопутствовавший капитану Куку, был ему полезен в Новой Зеландии для переговоров (по некоторому сходству языка островов Общества), привыкнув с младенчества невозбранно следовать всем понуждениям природы, нимало не останавливаясь, удовлетворял сладострастные свои желания, хотя видел разницу зеландских женщин с женщинами обитаемого им острова. Сему не должно удивляться — он следовал примеру просвещенных европейцев».

На возвратном пути к тому месту, где пристали, мы видели полуоткрытый шалаш, в котором было множество разных родов деревянных рыбьих крючков и снурков для ловли рыбы; должно заключать, что прибор сей общий, принадлежащий нескольким семействам, ибо для одного семейства было слишком много, торговать же сими рыболовными припасами невозможно, потому что всякий легко таковые же сделает.

В продолжение пребывания нашего в селении мы выменяли несколько оружий и разных рукоделий.

При прощании старик меня удержал. По приказу его вынесли жезл длиною в восемь футов, коего верх наподобие алебарды был резный со вставленными раковинными глазами, а низ похож на узкую лопатку. Я полагал, что подарит мне сей жезл, но когда, приняв оный, хотел отдавать на катер, старик ухватился обеими руками, и я тогда понял, что он мне не дарит, а променивает.

Чтоб удовлетворить его желанию, я дал ему два аршина красного сукна; он крайне обрадовался удачной мене, и во весь голос рассказывал о сем своим землякам.

Возвращаясь на шлюпы, мы шли вдоль берега, видели на мысах, при довольной высоте, землю обработанную; в одном [234] месте пристали и увидели длинный ряд корзин с картофелем, только что вырытым из земли: взяли несколько с собою, сварив сей картофель, нашли, что весьма вкусен и не уступает английскому.

Далее мы пристали к острову Мотуару. Я хотел набрать семян новозеландского льна, чтобы его, по сходству климата и почвы земли, развести на южном берегу Крыма. Надеялся доставить немалую пользу жителям сего края и отечеству. Хотя и не отыскал желаемых семян, однакож не раскаивался, что приставал к берегу, ибо мы столько набрали по берегу дикорастущей капусты и сельдерея, что было достаточно для всех офицеров и для служителей на одну варку свежих щей.

1 июня. Господин Завадовский ездил на берег в Корабельную бухту. Возвратясь на шлюп, рассказывал мне, что господин Лазарев с ним там соединился, и они оба отправились вверх по реке, пробираясь с трудом сквозь лес, заросший и переплетенный лианами, не в силах были пробраться далее одной мили. Едва ли человеческая нога переступала сие место, ибо все заросло разными растениями так, что на каждом шагу надлежало прочищать проход; попадавшиеся птицы так непугливы, что матроз одну легко поймал руками. Господин Завадовский застрелил черную птицу с проседью около шеи и двумя белыми курчавыми перышками на груди, величиною с дрозда, она очень хорошо свистела, подобно нашему соловью. На берегу не встретили ни одного зеландца.

2 июня. С вечера 1 июня ветр перешел к W, а потом к NW; берега покрылись густыми тучами. К одиннадцати часам утра 2-го ветр начал разыгрываться жестокими порывами из ущелин гор между островом Мотуаром и матерым западным берегом. В 3 часа пополудни катер и барказ, посланные с лейтенантом Лесковым в Корабельную бухту для налития бочек свежею водою, возвратились. Господин Лесков донес, что когда он вышел на плес между матерым берегом и островом Мотуаром, откуда дул ветр, барказ залило, и потому, желая оный облегчить, выбросил за борт до пятнадцати анкеров пятиведерных с водою и все кряжи, вырубленные для возвышения камельцов около люков на верхней палубе. Самые опыты во время бури нам доказали, что камельцы около люков корабельные мастера кладут слишком низкие; в море поневоле должно сие исправлять, что сопряжено с большим затруднением и беспокойством.

Порывы ветра час от часу становились свежее, стеньги и реи были спущены, канату было семьдесят сажен на клюзе. Шлюп «Восток» при каждом жестоком порыве подавался назад. Дабы не вовсе приближиться к Долгому острову, мы положили другой якорь, и тогда уже были покойны. Быстрота воздуха [235] имела такую силу, что у берегов, противулежащих стремлению ветра, делались вихри, с чрезвычайною силою вертели воду, и шквалы на шлюпы набегали с разных сторон.

В продолжение сего времени шел сильный дождь и блистала молния. Громовые удары, отражаясь в горах, казались необыкновенным образом сильнее. В начале седьмого часа дождь прекратился, а в 7 часов и ветр стих; небо очистилось от облаков, звезды и луна светили по-прежнему.

3 июня. Рано утром послан гардемарин Адаме на катере собрать анкеры, выброшенные из барказа; нашли девять, некоторые были разломаны, и жители уже разбирали обручи; но по требованию беспрекословно возвратили.

Мы приподняли якоря и под стакселями, при благополучном ветре, перешли на прежнее место. Я поехал с господином Лазаревым во внутренность залива. Мы приставали в разных местах, набрали много капустного листа, сельдерея и кресс-салату; прошли во внутренность залива на тринадцать миль, местами находили оставленные временные шалаши. Вероятно, что когда случается жителям, поселившимся на западном берегу противу Мотуара, ездить в залив, они в сих шалашах имеют пристанища; селений мы не видали, да оных и быть не могло по неудобству места для продовольствия, ибо главная пища зеландцев состоит в рыбе, которая всегда более водится при устьях в неглубоких местах, во внутренности же залива повсюду глубина 25 сажен. Чем далее въезжали мы в залив, тем более видели гор, обнаженных от зелени, имеющих желтый цвет, лес же только на низких местах, ближе к поверхности воды. На пути застрелили несколько бакланов, к вечеру возвратились на шлюп. Ежели б нас задержала погода, мы бы не скоро от голода пострадали, ибо господин Лазарев не забыл взять разной провизии достаточно, притом все имели с собою ружья, порох и дробь, зелени же огородной, как выше упомянуто, везде находили во множестве.

По возвращении на шлюп мне донесли, что жители приезжали на оба шлюпа и производили торг по-прежнему; привозили копья, разные резные коробочки, рыболовные крючки, жезлы, знаки начальников, из зеленого камня кистени, топоры и разные застежки и украшения из зеленого базальта, которые они обыкновенно носят на шее; привозили также ткани. Все вещи, с величайшим трудом из крепкого камня и дерева ими сделанные, старались променивать на топоры, долота, буравье, корольки, рубахи, зеркальцы, огнивы и на бисер.

С утра мы были в совершенной готовности сняться с якоря. Между тем зеландцы не умедлили посетить нас (желая выменивать безделицы, которые для них драгоценны). Я сделал еще несколько подарков начальнику, дал знать ему, что от них отправляюсь; он изъявил непритворное сожаление, и все [236] просили чтоб мы к ним возвратились. Когда они заметили, что мы уже снимаемся с якоря, начальник, прощаясь, обнимал меня и печально повторял слова: э! э! э! Один из молодых островитян желал остаться с нами, но все прочие его упрашивали и уговаривали, чтобы возвратился на берег. Я предоставил сие на его волю. Жители залива Королевы Шарлотты роста среднего, сложением тела крепки и довольно стройны, только колена несколько толстоваты; лицом и телом смугло-желтоваты, глаза черные, быстрые, волосы черные, у всех проколоты уши, а у большей части и средний носовой хрящ. Лица испестряют набивными, кривыми, но правильными линиями и натирают черно-синею краскою, знатные люди более нежели прочие. У некоторых женщин только губы были испестрены. Сим обычаем жители Новой Зеландии подобны жителям островов Маркизы Мендозы, а по наречию принадлежат к которой-нибудь из групп островов Дружественных, Общества или Маркизы Мендозы.

От привычки с юных лет не обуздывать своего нрава и следовать всем худым и добрым движениям сердца, жители Новой Зеландии хотя и горячи в дружбе, но непостоянны, за малейшую причину доходят до ссоры, которая производит пагубные последствия.

Зеландцы в движениях тела проворны и кажется всегда готовы сразиться, но при нас никаких сшибок не происходило. Когда старый начальник у меня обедал, я спросил его, ест ли он человеческое мясо и показал на руку? Он объяснил, что очень охотно ест, и кажется в том нет никакого сомнения, ибо капитан Кук был сам очевидцем, как зеландцы с удовольствием ели мясо своих неприятелей, убитых в сражении. В 1772 году несчастный Марион и 17 человек, сопутствовавших ему, в заливе островов были жертвою сего омерзительного мщения; посланные в помощь на вооруженной шлюпке известили, что они видели остатки, изрубленные для еды, и уже изжаренные куски своих сослуживцев. 1773 года английский морской офицер Рове и 10 человек с английского судна «Адвентюра», по причине излишней вспыльчивости против одного островитянина, укравшего камзол у матроза, были также жертвою мщения зеландцев. Посланная шлюпка нашла на берегу платья и изрубленные части тела, головы и желудки своих товарищей.

Жители залива Королевы Шарлотты покрывают тело, начиная из-под грудей до половины ляжек, куском белой ткани, которую перевязывают узким поясом; чрез плеча набрасывают кусок белой или красной ткани, весьма искусно сделанной, с темным вокруг узором, и на грудях зашпиливают шпильками, длиною в четыре или пять дюймов из зеленого базальта и костей, вероятно человеческих или собачьих; ибо, кроме собак, других зверей никто из путешествовавших здесь не встречал. Сии [237] шпильки висят на тонких веревочках, чтоб не потерялись. Когда прохладно, сверх всего надевают мохнатую бурку наподобие черкесской (Черкесские бурки, род войлока, которой наружная сторона мохната, по большей части цвета черного, надевают на плечи и затягивают ремнем или серебряными снурками около шеи. Длина бурки простирается почти до колен; без рукавов, лучшие — из шерсти ангорских коз). Так одевался старый начальник, мой приятель; прочие помоложе имели на плечах только один из вышеупомянутых нарядов; молодые по большей части, кроме бурок, ничем не прикрывались, да и бурки были нараспашку. Голову убирают, завязывая на теме волосы в пучок, воткнув в оные несколько белых перьев. В уши продевают кусок птичьей шкуры с белым пухом. На груди носят безобразные человеческие изображения, застежки или род ножичка из зеленого камня, а у других просто косточки. Все сии вещи охотно променивают, и потому невозможно полагать, что принадлежат к их кумирам. Они вооружаются тонкою, прямою, острою пикою из крепкого темноватого дерева, длиною до тридцати футов, также короткими кистенями, которые называют «пету» — они сделаны из костей морских животных или из зеленого камня, с резьбою, длиною от пятнадцати до восемнадцати дюймов, шириною в четыре, а толщиною в два дюйма; к концу сглажены со всех сторон, а к рукоятке сведены тонко, чтоб удобно можно было держать в руке; в сем же месте высверлена дыра. Кистень обыкновенно держится в руке на веревочке, продетой сквозь дыру. У зеландцев еще два рода оружия из упомянутого крепкого темного дерева. Одно величиною в восемь футов, книзу несколько шире, верхний конец подобен алебарде, с резным изображением уродливого лица, глаза в оное вставлены из раковин отражающего зеленого цвета. Другое оружие, наподобие топора, длиною в половину первого. По-видимому, сии вещи принадлежат более к знакам обличил начальников и служат им обороною.

Капитан Кук смерил большие зеландские военные лодки и нашел, что они длиною в шестьдесят восемь футов, но в нашу бытность самая большая лодка была в сорок семь футов, шириною в 4 3/4 фута. На сих лодках, так же, как на вышеупомянутых, резное изображение лица человеческого, с высунутым долгим языком и глазами из ракушек, называемых морскими ушами, отражающими зеленоватый цвет. Позади лица продолжается сквозная резьба в виде нескольких кругов с поперечниками, наподобие так называемых филигранов. Корма сей лодки загибается гребнем вверх на пять футов. Подводная часть выдолблена из одного дерева, а к верху наставлены еще по две доски, каждая шириною в семь дюймов, одна с другой и с краями подводной части связаны веревками, а дабы не было течи, то в самых пазах положен камыш, который придерживается как с внутренней, [238] так и наружной стороны длинными пластинками из древесной коры, шириною в два с половиною дюйма. Наставленная верхняя доска, изображение, находящееся впереди, и гребень кормовой части выкрашены тёмнокрасною краскою. Лодки сии хотя не с таким искусством сделаны, как описанные в первом путешествии капитана Кука лодки в северной части Новой Зеландии, но досужество и терпение, с которыми сопряжена сия работа при неимении железа, приводит европейца в удивление. Островитяне еще ныне считают подаренный гвоздь за великое приобретение и променивают на оный воинское свое оружие «петту», на которое употребляют много труда и времени; весла их также украшены резьбой и обыкновенно в длину до пяти с половиной футов. Когда они кого преследуют, тогда гребут стоя, и лодки идут скорее.

Капитан Кук в первое свое пребывание в заливе Королевы Шарлотты встречал на берегах сего залива несколько семей, в которых было до 400 человек. В продолжение второго путешествия капитан Кук заходил к сему же месту и говорит следующее: «Может быть большая часть зеландцев, живших в окрестностях залива Королевы Шарлотты в 1770 году, изгнаны или добровольно перешли в другое место. Я утвердительно могу сказать, что к 1773 году число жителей уменьшилось более, нежели на две трети противу прежнего. По-видимому их поселение на оконечности Мотуара давно уже было оставлено, ибо мы находили множество пустых шалашей».

Ныне же, 1820 года в июне месяце, число жителей не превышало 80 человек. Таковое уменьшение народа, живущего малыми семействами, беспрестанно между собой воюющими, неудивительно. В первое свое пребывание в сем заливе, капитан Кук, вероятно, увеличил число жителей, по неведению включив приехавших из соседних селений из любопытства видеть в первый раз пришедшее большое судно, а сверх того островитяне даже могли надеяться, без потери своих людей, похитить или убить кого из европейцев, ибо им вероятно по преданиям было известно, что приходили два больших судна в залив Убийц ¹⁵², и тогда удавалось убить и съесть несколько человек. Голландец Авель Тасман, вышед из Батавии 1642 года декабря 13-го, имея под начальством своим два судна «Хемскерк» (Heemskerk) и «Зеган» (Zeehahn) увидел неизвестный берег и назвал оный Штатен-Ланд; впоследствии времени обретение сие переименовали Новою Зеландией. 18-го числа Тасман остановился в заливе Убийц (Meerderers bay), где природные жители умертвили трех человек из бывших с голландским мореплавателем (Australien von Zimmeman, 87, 726). Капитан Кук полагает, что залив, в коем останавливался Тасман, самый тот пространный [239] залив, который находится от мыса Фаревель на восток в восемнадцати милях и закрыт от моря низменным мысом (Cook. Second Voyage, vol. 1, стр. 105).

Губа, названная капитаном Куком в первое путешествие Слепою (Blind-Bay), находится на SO от Тасмановой губы Убийц.

Зеландцы по малому их числу, кажется, иметь не могут недостатка в пище. Коренья папоротника, множество рыбы, которую ежедневно ловят, и ракушек достаточно для прокормления. Мы ежедневно своими людьми ловили рыбы столько, что было довольно для обоих шлюпов. Ныне к прежде употребляемым съестным припасам зеландцы прибавляют прекрасный картофель, не уступающий английскому, который они в огородах своих разводят. Капитан Кук во время второго путешествия в 1773 году, мая 29-го дня, показал одному зеландцу посаженный штурманом судна «Адвентюра» Фанненом ¹⁵³ картофель, который тогда хорошо цвел (Cook. Second Voyage, vol. 1, стр. 125); вероятно, жители залива Королевы Шарлотты, увидя что сие будет им полезно, разводили и ныне разводят картофель. Хотя после 47 лет довольно оного разрослось, но получать от зеландцев еще невозможно, ибо сажают только для собственной потребности. Итак, по справедливости имя штурмана Фаннена останется навсегда в повествованиях о Новой Зеландии и ее жителях; в то же время посеянная разная огородная овощь повсюду при основании гор на взморье сама собою растет.

В бытность нашу в заливе Королевы Шарлотты я дал своему приятелю-начальнику и прочим старикам семян разных растений, которые могут быть им полезны, как то: репы, брюквы, моркови, тыквы, бобов крупных и гороха; я показал и сколько мог растолковал, как сии семена сажать в землю и к чему плод их служит. Островитяне меня хорошо поняли, были весьма довольны и обещали посадить в своих огородах.

Г-н пастор Марсден из Нового Южного Валлиса имеет ныне пребывание в северной части Новой Зеландии в заливе островов; намерение его просветить жителей Новой Зеландии божественным учением Евангелия; в ограждение безопасности проповедника несколько зеландцев оставлены в Парамате.

Не одни хорошо выделанные военные орудия, ткани и разные узорчатые ящички доказывают способности зеландцев, они в Парамате с успехом употреблены для делания сукон.

Из четвероногих животных, мы видели здесь только собак небольшой породы. Капитан Лазарев купил две новозеландские собаки. Они ростом невелики, хвост их пушистый, уши стоячие, пасть широкая, ноги короткие. [240]

Вероятно, что на прибрежные каменья Новой Зеландии иногда выходят отдыхать котики, ибо я выменял у зеландцев из шкуры сего зверя сделанные одежды наподобие фуфаек.

При отбытии шлюпов 3 июня, время соответствующее в северном полушарии 3 декабря, все деревья сохраняли еще совершенно зеленеющиеся листья. Мы не видели признака последней осени. Термометр в продолжение нашего пребывания показывал теплоты в полдень от 16 до 4,5° ¹⁵⁴, а в полночь всегда 7°. Барометр не возвышался более 30,10 и не опускался ниже 29,51.

Мы определили якорного места нашего долготу 174°23'52" восточную. Пребывание капитана Кука в сем месте было долговременно, он мог определить положение оного с большею точностью. По его наблюдениям, долгота 174°25'15" восточная.

Когда мы проходили между островами Мотуаром и Долгим, ветр от запада засвежел и принудил нас закрепить брамсели. Обойдя подводный камень, коего мы не видели, шли разными направлениями в SO четверть, чтоб выйти из пролива, уже были у Терра Витта ¹⁵⁵ и радовались успешному нашему плаванию, как вдруг пред вечером ветр переменился, задул противный от юга, с пасмурною и дождливою погодою, потом скрепчал до того, что принудил нас лавировать в узкости под марселями, закрепив все рифы.

5 июня. К полуночи ветр еще более скрепчал и дул сильными порывами с дождем, снегом и градом; по временам молния, сопровождаемая громом, освещая берег, показывала нам близость оного и опасность. Порывы ветра наносили ужасные густые облака, и кроме водяных насосов [смерчей], мы в сию ночь испытали все, что производит атмосфера южного полушария. К рассвету ветр еще усилился и свирепствовал во весь день, нанося густейшие тучи то с дождем, то с снегом или градом, так что мы среди дня около себя ничего не могли видеть, хотя находились в узкости между берегами. В продолжение дня изорвало фор-стеньги-стаксель, а фор-марса-брас лопнул, что принудило закрепить и сии паруса. К ночи ветр превратился в бурю; ревел жестоким образом, порывы сквозь узкость канала были так сильны, что шумом своим подобились иногда громовым ударам. Ночью луна и звезды редко показывались из быстро несущихся облаков. Шлюп «Мирный» на сожженные наши фальшфейеры не ответствовал. Я полагал, что он ближе к северному берегу пролива.

6 июня. В полдень мы находились, по наблюдениям, в широте 40°16'15" южной, долготе 174°5'46" восточной. Из сего видно, что штормом нас отнесло назад внутрь пролива на шестьдесят пять миль. С полудня ветр в силе уменьшился, но был еще противный. Мы поставили все паруса; шлюпа «Мирного» не видали до следующего утра. [241]

7 июня. В полдень ветр задул тихий из SW четверти, для нас благоприятный. Я опять направил путь к выходу из пролива. Ветр засвежел. Шлюпы шли по восьми и девяти миль в час. В 10 часов вечера ветр стих и в продолжение ночи был переменный. В 4 часа утра, когда мы находились в самом выходе из пролива в море, опять задул юго-восточный крепкий противный ветр с снегом, градом и дождем. Мы опять боролись с жестокостью ветра, не допускающего нас толь долгое время выйти из сего дикого и опасного пролива и простирать плавание в благотворные теплые страны.

Крепкий ветр с открытого океана, отражаясь от берегов в устье пролива, стремился с жесточайшею силою; до девяти часов утра мы держались в самой узкости, сделали пять поворотов; волнение развело чрезвычайное. Судя по силе свирепствующей бури, шлюпам надлежало бы остаться без парусов или с оными потерять мачты. Я спустился во внутренность пролива, закрепив марсели, и за мысом Стефенсом под штормовыми стакселями привел в бейдевинд. Господин Лазарев сему последовал, но когда спускался, тогда шлюп его, имея великий ход, не слушался руля и шел прямо в берег, доколе не закрепили крюйсель и грот-марсель.

9 июня. Около трех часов следующего утра сделался штиль; в шесть часов при легком западном ветре мы опять направили курс к выходу из пролива Королевы Шарлотты, увидели бурун на подводных камнях, они были от нас на створе с горою, которая от мыса Жаксона в берег первая на SW 24°.

В 4 часа пополудни я принужден убавить парусов, чтоб не уйти от шлюпа «Мирного», который был далеко назади; я опасался, чтоб тихий и непостоянный ветр не сделался опять от SO. В сие время на горизонте скоплялось множество густых черных туч.

Самое узкое место в канале Кука, между мысами Терра Витта и мысом Камару, шириною в пятнадцать миль. При выходе из канала за мысом Терра Витта большой залив. Нам показалось, что внутри оного остров, поросший лесом, но за отдаленностью невозможно было хорошо рассмотреть ¹⁶⁶; за средним высоким мысом и Пализером еще залив. Берега сей части кажутся удобны для возделывания пашен и заведения европейских селений. На среднем мысу горел большой огонь; жители вероятно желали, чтоб мы их посетили.

10 июня. В полночь мыс Пализер был от нас на NO 18°, в одиннадцати с половиной милях. Ветр дул тихий от юга и к утру заштилел. В продолжение темноты я жег неоднократно фальшфейеры с нока грота-рея, но шлюп «Мирный» не отвечал, ибо не видал наших огней; не прежде десяти часов утра показался на горизонте на SW. [242]

В полдень широта места шлюпа «Востока» была 41°50'4" южная, долгота 175°50'28" восточная. Мыс Пализер находился от нас на NW 70°; из двух высочайших снежных гор при устье канала первая на SW 70°, а вторая на SW 62°; дна моря на двести пятидесяти пяти саженях не достали; около шлюпов летали белые и дымчатые альбатросы с белыми бровями, также большие бурные птицы и пеструшки.

13 июня. С полудня 10-го числа, при западном и юго-западном ветре и большой зыби от юга, мы шли до полудня 13-го числа. На пути видели несколько морской травы, вероятно оторванной от подводных мелей Новой Зеландии.

Мы находились в широте 40°9'6" южной, долготе 177°53'34" западной ¹⁵⁷. Склонение компаса было 10°21'30" восточное. Ветр совсем заштилел. Господин Лазарев с офицерами посетил нас. В дружественной беседе мы не видели, как прошло время до вечера, и скучно было расстаться с любезными товарищами.

14 июня. С полудня до девяти часов вечера ветры были разные; в 9 часов настал от NNO, свежий, шлюпы шли левым галсом в бейдевинд до полудня 15-го числа.

15 июня. Иногда задевали нас порывы ветра и наносили небольшой дождь. Мы были в широте 40°38'52" южной, долготе 174°48'39" западной; видели в довольном количестве в море плавающей морской травы. Со всех трех салингов прилежно смотрели берега, но ни в которой стороне не видали. Ветр отошел в NW четверть и дул свежо; весьма часто набегали тучи с дождем; от NW была большая зыбь и производила большую качку; мы направили курс в NO четверть. При сем я наблюдал, чтоб не коснуться пути, которым шли известные мореплаватели.

17 июня. В полдень находились в широте 39°14'16" южной, долготе 170°46' западной; склонение компаса было 10°, восточное. В 5 часов ветр дул тихий из NW и SW четвертей, я продолжал курс на NO 70°; около шлюпов летали пеструшки 21-го и 22-го ветр был крепкий с дождем и порывами.

23 июня. По измерению 75 расстояний луны от солнца мы определили долготу в полдень 23-го: 157°58'42" западную, а по хронометру № 508 было 157°45'16", на 13'26" восточнее.

Сего дня видели пеструшек в последний раз; они уже больше не показывались.

На обоих шлюпах исправляли паруса, которые были в употреблении в больших южных широтах, и как шлюп «Восток» от тягости огромного рангоута терпел великую качку, то я паруса уменьшил; имея свободное время и находясь в хорошем климате, мы могли заняться убавлением парусов и толстоты всех реев. Грота-рей убавили в длину на шесть футов, а прочие по соразмерности. [243]

Г-н корабельный мастер Стоке, который строил шлюп «Восток», обнес все люки на верхней палубе весьма низкими комельцами, отчего часто бывала мокрота на палубе. Таковые и другие встречающиеся ошибки в построении происходят более от того, что корабельные мастера строят корабли, не быв никогда сами в море, и потому едва ли одно судно выйдет из их рук в совершенстве. Имея лес, вырубленный в Новой Зеландии, мы исправили сии недостатки.

25 июня. В 5 часов утра ветр от W кончился штилем, который стоял четыре часа, потом задул свежий ветр от SSO, мы продолжали плавание успешно.

В полдень находились в широте 31°49'42" южной, долготе 155°35'18" западной. Ввечеру и ночью видели к северо-западу играние зарницы. Почти во все время плавания от Новой Зеландии имели зыбь от юга.

26 июня. С полудня ветр опять перешел к юго-западу и дул свежий с шквалами; зыбь была от юга и производила боковую и килевую качку. Сим ветром мы пользовались до восьми часов утра 28-го, потом продолжали курс при пасадном ветре. В полдень находились в широте 28°4'56" южной, долготе 146°32'28" западной. Склонение компаса было 7° восточное. Термометр в тени стоял на 13,8°, а в полночь на 12,5°; барометр на 30,13. Таковая умеренная теплота в воздухе поддерживала на обоих шлюпах совершенное здоровье служителей, которые занимались днем переделыванием такелажа. По вечерам я велел им быть наверху на чистом воздухе, они пели песни, играли, забавляясь русскою, казацкою и цыганскою плясками; иные пускались в английские контрдансы, которым выучились на шлюпе; перескакивали друг чрез друга (При сей игре от сотрясения, производимого беганием нередко повреждается острие шпильки, на которой утверждена картушка компаса. На таковые случаи компаса портсмутского компасного мастера Стевинга преимущественнее прочих по той причине, что картушка с медною тонкою шпилькою лежит на агате, совершенно выполированном в полушарие, следовательно, никакого повреждения иметь не может от сотрясения, случающегося на судах при бегании, пальбе, игре и проч.). Все сии забавы служили к поддержанию здоровья, ибо от движения тела, сопряженного с внутренним удовольствием, питаются жизненные силы, а потому я старался служащим под начальством моим доставлять и то, и другое.

С полудня мы взяли курс ближе к параллели и легли на NO 63°45', при ветре StO, с порывами и дождем. Зыбь от юга производила небольшую качку.

29 июня. С полуночи мы склонились еще к параллели острова Опаро ¹⁵⁸; ходу имели пять узлов. В продолжение ночи видно было по всему горизонту играние зарницы; к утру ветр стих. [244]

В 6 часов утра, только что рассветало, увидели остров Опаро на NO 88°, в расстоянии шестнадцати миль; показался нам довольно высоким, имел четыре особенные холма или возвышения.

Ветр заходил более к востоку и не позволял нам приближиться к острову. Я надеялся достигнуть оного, лавируя, но жители предускорили нас; в начале первого часа пополудни показались лодки, идущие к нам от берега. Я приказал положить грот-марсель на стеньгу. Мы недолго ждали, лодки скоро приближались; на каждой было по 5, 6 и 7 человек; сначала останавливались, не доезжая шлюпа, и с жаром громко обращали к нам речь.

Когда я им показал некоторые вещи, маня их к себе, они тотчас решились взойти на шлюп. Я с важнейшими здоровался прикосновением носа и сделал им разные подарки. Спустя несколько времени приехал на таковой же лодке человек большого роста, стройный и плотный; наружность его и уважение прочих островитян доказывали, что он начальник, за какового и сам себя выдавал. Я его пригласил в каюту, на что он сперва не соглашался, но после с робостью вошел и всему удивлялся. Я подарил ему топор, зеркало и несколько аршин выбойки. Жители острова Опаро обнаруживали великую наклонность к воровству и старались красть все, что только им попадалось в руки. Часовые с заряженными ружьями везде присматривали за ними. Один из островитян, бывших в кают-компании, успел украсть спинку от стула и бросился с оною прямо в воду. Лишь только сие увидели, прицелили на него ружье, он испугался и возвратил украденное. Действие огнестрельного оружия им известно и производит в них большой страх; когда на шлюпе «Мирном» выпалили из пушки, они все бросились за борт. Островитяне ничего не привезли, кроме раков, мелких кореньев таро и черствого жесткого теста, завернутого в листьях, приготовленного впрок. Мы выменяли несколько весел и леек, коими они выливают воду из лодок. Пробыв некоторое время на шлюпе, гости наши возвратились на берег. Они приезжали на пятнадцати лодках.

Господин Лазарев находился далее назади, и потому островитяне у него не были.

В половине второго часа, когда они от нас отправились, мы наполнили паруса. К ночи поворотили к западу, дабы с утра приближиться к острову.

30 июня. Ветр дул весьма тихий от юга, откуда шла небольшая зыбь, небо было усеяно звездами. Мы и сегодня за тихостью ветра не могли подойти к острову ближе четырех с половиною миль. В 8 часов утра, когда находились прямо против залива, жители опять приехали на шлюпы. Хотя накануне я просил [245] их привезти рыбы, свиней, кур, показывая на сих животных, у нас бывших, но островитяне не исполнили моего желания и привезли только небольшое количество раков и таро.

Островитяне удивлялись величине шлюпа и всем предметам для них новым. Один мерил маховыми саженями длину шлюпа по верхней палубе, ложась при каждом разе на палубу, дабы распространить руки; мерил ширину на шканцах. Гости наши не сходили по ступеням со шлюпа, а бросались прямо в воду и потом уже влезали на свои лодки. Я их всех дарил разными безделицами: сережками, зеркальцами, огнивцами, ножами и проч.

Лодок сегодня приезжало на оба шлюпа до двадцати; и как шлюпы были близко один от другого, то островитяне переезжали с шлюпа на шлюп, ибо получив подарок от меня, спешили за тем же к господину Лазареву. Одаренные им, возвращались ко мне, протягивали руки и знаками объясняли, что еще ничего не получили. Пробыв более часа на шлюпе, вдруг все второпях бросились один за другим в воду, кроме одного, который просился остаться, на что я согласился. Он стоял у шкафута, смотрел на своих земляков, они убеждали его возвратиться к ним. Островитянин долго не соглашался, наконец начал внимать их увещаниям и просьбам, стоял, как вкопанный, на лице его видна была сильная борьба внутренних чувств. С одной стороны, как думать должно, какое-то ожесточение против земляков своих, а с другой, врожденная каждому человеку любовь к своей родине, производили в нем сильное противоборство. Но когда последнее похвальное чувствование превозмогло неудовольствие на соотечественников, тогда просил у меня позволения возвратиться к ним; я нимало его не удерживал и не гнал, а совершенно предоставил на его волю. Подождав немного, он простился со мною, бросился в воду и соединился с своими земляками.

Причину скорого и внезапного удаления островитян с шлюпов объяснил мне господин Лазарев. Один из островитян, бывших на шлюпе «Мирном», избрав удобный случай, когда матрозы отвлечены были для убирания парусов, выдернул железный сектор с фалрепом, бросился с ним в воду, и как видно, о намерении своем заранее дал знать всем товарищам, находившимся на шлюпе, ибо все они мгновенно один за другим бросились в воду с разных мест, кроме одного старика, которому преклонность лет препятствовала следовать за ними; Господин Лазарев приказал его задержать в виду всех островитян. Ему показали лодку, на которой был украденный сектор, и объяснили, что ежели возвратят сию вещь будет свободен. Островитяне изъявили сему старику повиновение, по которому видно было, что он принадлежал к числу начальников. По его призыву показанная ему [246] лодка подошла ближе, и после нескольких переговоров, старик уверял, что на оной ничего нет украденного. Когда находящиеся на лодке видели, что намерение господина Лазарева было непременно получить обратно сектор и без того не освобождать старика, тогда один из бывших на лодке выдернул фалреп из сектора, показывал оный, и как будто в недоумении спрашивал: Не эту ли вещь от них требуют? Коль скоро он показал фалреп, тогда совершенно удостоверились, что и сектор украден сим же островитянином, а потому настоятельно оного требовали. Виновный в похищении рукою шарил внутри лодки и вытаскивал то изломанную корзинку, то куски камыша, и потом, подняв отверстые руки, объяснял, что в лодке нет больше ничего.

Наконец, видя, что все его обманы не действуют, вытащил сектор, держа его в руке, бросился вплавь и возвратил на шлюп. Тогда все островитяне громко закричали, все казалось его бранили, а особенно старик, который с радостным лицом бросился к господину Лазареву и несколько раз коснулся с ним нос к носу; вся брань была притворная, вероятно, старик сам главный виновник похищения или, по крайней мере, похищение сделано с его согласия, и ежели бы не успели его задержать, он уже был готов броситься за борт и уплыл бы на одну из лодок. Однакож господин Лазарев не показывал никакого подозрения на старика и подарил ему гвоздь, которым он был крайне доволен, бросился в воду и уплыл на своей лодке вместе с прочими островитянами.

Остров Опаро обретен капитаном Ванкувером в 1791 году на пути из залива Дюски (в южной части Новой Зеландии) к островам Общества и наименован Опаро потому, что островитяне весьма часто выговаривают сие слово. Капитан Ванкувер не нашел удобного якорного места при острове Опаро. За противным маловетрием мы не могли подойти ближе четырех с половиной миль, но рассмотрели остров, который представляется в виде хребтов островершинных, довольно высоких гор, имеющих направление на восток и запад. Низменности и покатости гор обросли лесом; места, где нет лесу, имеют вид желто-красный; на северной стороне были небольшие взрытые площадки совершенно красного цвета, вероятно от красной охры. На северо-восточной стороне водопад, стремящийся в море по скалам. На северо-западной стороне, по-видимому, находится изрядный залив.

Остров в длину по параллели шесть, в ширину три с половиной мили; в окружности около пятнадцати миль. На некоторых из вершин гор видны некие устроения, как будто бы укрепления, куда токмо по тропинкам входить можно. Положение острова определено посредством наблюдений, а именно: [247]

На шлюпе «Востоке»:

Широта .................. 27°37'45" южная

Долгота .................. 144°14°55" западная

Склонение компаса ............. 05°21' восточное

На шлюпе «Мирном»:

Широта .................. 27°36'40" южная

Долгота .................. 144°25'15" западная

Склонение компаса ............. 06°24' восточное

Г-н Ванкувер в 1791 году декабря 22-го определил:

Широту .................. 27°36'00" южную

Долготу .................. 144°01'32" западную

Склонение компаса ............. 05°40' восточное

Островитяне, приезжавшие на шлюпы, были вообще среднего, а некоторые довольно высокого роста, по большей части все стройны, крепкого сложения, много дородных; в телодвижениях ловки и проворны, волосы имеют кудрявые, особенно быстро сверкающие черные глаза, бород не бреют, цвет лица и тела тёмнокрасный, черты лица приятные и не обезображены испестрением, как то водится у многих жителей островов сего Великого океана. Один только из опарцев, 17 или 18 лет от роду, весьма стройный телом, имел самые светло-русые волосы, голубые глаза, несколько горбоватый нос, цвет лица и тела подобный жителям северной части Европы. В его происхождении можно легко усомниться, не родился ли он от опарки и путешествующего европейца; господин Михайлов нарисовал весьма похожий портрет сего островитянина и некоторых других.

Желая что-нибудь получить, островитяне разнообразно кривляли лица и протягивали руки, сим смешили матрозов и приобретали от них европейские безделицы. Неотступно приглашали нас к себе на остров, но опасно было отважиться на таковом расстоянии ехать на берег, ибо тихий противный ветр препятствовал шлюпам подойти ближе.

Как по близости сего острова нет других островов, то кажется, что островитяне, находясь в хорошем климате и не нуждаясь в жизненных потребностях, могли бы наслаждаться вечным миром, а выстроенные на вершинах гор укрепления, в коих были домики, подают повод к заключению, что островитяне разделены на разные общества, имеют также свои причины к прерыванию взаимных дружественных сношений, и в таком случае укрепления служат им убежищем и защитою.

Из произведений рукоделия и искусств, кроме лодок, на которых островитяне приезжали, нам ничего не удалось видеть; лодки, вероятно, по неимению на острове достаточной толщины дерев, составлены из нескольких досок, вместе скрепленных веревочками, свитыми из волокон древесной коры. Некоторые длиною до двадцати пяти футов, но не шире одного фута и двух дюймов; с одной [248] стороны вдоль лодки на отводах был брус в три с половиной дюйма толщиною, заостренный с обеих сторон наподобие лодки, который служит для равновесия. По узкости лодок, дородные островитяне не усаживаются в оные, а местами прикреплены дощечки, на которых они покойнее сидеть могут. Господин Лазарев доставил модель таковой лодки в музеум государственного Адмиралтейского департамента. Весла и лейки для выливания воды похожи на новозеландские, но с рукоятками без всякой резьбы; лейки удобнее употребляемых европейцами для выливания воды из гребных судов.

Мы видели несколько белых небольших птиц с раздвоенными хвостами. Не имея надобности пережидать ветра, чтоб зайти за небольшой островок по северную сторону острова Опаро или залив при северо-западной стороне (где, по-видимому, удобнее стать на якорь), по отбытии островитян я продолжал курс еще к востоку до самых сумерек и достиг широты 27°36'30" южной, долготы 143°43' западной. В продолжение всего дня погода была прекраснейшая, небо безоблачно, горизонт чист; ежели бы к востоку или в другие стороны были острова равной высоты с островом Опаро, мы могли бы оные увидеть на расстоянии сорока миль, но сколько ни смотрели с бом-салинга, ничего не видали. В сей круг зрения входили по аросмитовой карте предполагаемые Бассом острова Четырех Корон (Las quatras Coronadas), усмотренные Квиросом. По сему названию можно бы заключить, что испанский мореплаватель видел остров Опаро: когда подходишь к сему острову с западной стороны, он открывается четырьмя возвышенностями или вершинами; но сие заключение было бы несообразно следующим словам в путешествии Квироса: «1606 года, февраля 5-го, прошед 25 миль от усмотренного нами берега, ввечеру увидели 4 острова, расположенные треугольником, в пять или шесть миль каждый (в диаметре или в окружности, не означено), которые бесплодны, необитаемы и вообще, походят на острова, пред сим нами обретенные». Г-н Торрес называет сии острова Las Virgenes, а Квирос — Las quatras Coronadas.

Комментарии

145. Острова Общества, или Товарищества.

146. Цифры Беллинсгаузена, совпадают с данными новейших современных карт.

147. См. прим. 50.

148. По новейшим данным, высота горы Эгмонта 8260 футов, что почти совпадает с определением М.П. Лазарева.

149. Выбойка — грубый ситец.

150. Остров Лонг-Айленд.

151. Пронизки — бусы, бисер, стеклярус.

152. Массакр — бей.

153. Финнингом.

154. В подлиннике опечатка — вероятно, следует 14,5°.

155. Мыс Теравити (Terawiti).

156. В этом месте теперь находится Порт-Никольсон, который является гаванью города Веллингтона.

157. В первом издании настоящего труда за время плавания экспедиции Беллинсгаузена в Тихом океане счет долгот к востоку от Гринвича велся и при переходе на восток от меридиана 180°; во втором и третьем изданиях сделан перерасчет восточных долгот, превышающих 180°, на западные долготы, как это сейчас общепринято.

158. Остров Опаро, или Рапа.