АРМЯНСКИЕ ИСТОЧНИКИ О ПАДЕНИИ ВИЗАНТИИ

Падение Константинополя произвело огромное впечатление в странах, сопредельных с Византийской империей, и особенно в Армении. Описанию этого события посвящены два выдающихся памятника армянской литературы XV в. — поэмы Абраама Анкирского и Аракела Багешского.

Оба автора принадлежали к высшим армянским сословиям и занимали одну общую позицию по отношению к Византии и ее врагу — туркам, однако выступали они в качестве представителей различных политических направлений.

Абраам Анкирский открыто отстаивает ортодоксально-православную точку зрения греков и обвиняет в гибели Византии западноевропейцев, которые обусловливали обещанную ими помощь Константинополю догматическими уступками со стороны греков. Он пишет:

«А царь Стамбола
Совсем был бессилен,
К франкам он обратился,
Чтоб на помощь поспешили.

Но безжалостные латиняне
Непристойное захотели взамен:
Обратись в нашу веру,
Предоставь нам твой город»¹. [94]

В отличие от него Аракел Багешский стоит на позициях так называемых западников (латинофилов), возлагавших большие надежды на помощь Запада.

Эти различия во взглядах двух армянских авторов на одни и те же события свидетельствуют о том, что они сами являлись выразителями различных направлений армянской общественной мысли.

Абраам Анкирский родился вероятно в малоазиатском городе Анкира. Кроме «Плача на взятие Константинополя», его перу принадлежит «Хроника армянской истории»; ему приписывается также несколько песен на разнообразные сюжеты ².

Аракел Багешский, известный поэт и литературный деятель, родился в деревне Пор, неподалеку от города Багеш в Армении (нынешний Битлисский вилайет в Турции). Он был учеником поэта Григора Церенца. Аракел Багешский оставил большое количество исторических, панегирических, нравоучительных и других произведений в стихотворной форме (сказание об Иоасафе и Варлааме, история Григория Просветителя, панегирик в честь Нерсеса Парфянина, «Плач о столице Стимболе» и др.). В «Плаче о столице Стимболе» красной нитью проходит идея освобождения Армении. Свободолюбивые стремления армянского народа нашли свое отражение и в одной из его духовных песен:

«Избавь армян от страданий,
Причиняемых нам нечестивыми народами.
Господи, смилуйся!» ³. [95]

До нас дошел также целый ряд исторических и других прозаических произведений Аракела Багешского ⁴.

Известие, о падении Константинополя произвело в Армении особенно тяжелое впечатление, так как в глазах армянского народа, еще ранее утратившего свою государственную независимость, Византия рассматривалась как будущая освободительница. Сохранившийся до нашего времени отрывок «пророчества», приписываемого некоему философу Агадрону, свидетельствует о больших надеждах, которые армяне еще в XIII в. возлагали на Византию в деле освобождения Армении.

«Пророчество» гласит, что царь Константинополя Визант выступит защитником армянского народа и его царя Вагаршака против агарских завоевателей. Царь Визант, который здесь выступает олицетворением могучего византийского народа и государства, должен был защитить царя Вагаршака, в образе которого как бы олицетворены армянский народ и государство. Вот что говорится в этом «пророчестве»:

«А царь Визант, услышав все это — нашествие народа агарцев и разрушение страны армянской, и падение венценосного слуги божьего (Вагаршака) —соберет свое войско могучее и огромное, мужественное и воинственное, и по повелению несотворимого бога нагрянет на агарцев, ринувшись, как лев..., уничтожит он агарцев и сына Исмаилова, ибо царь Визант будет мстить за царя Вагаршака» ⁵. [96]

С этой точки зрения и понятно, почему армяне Византии, вместе с греками и итальянцами, так преданно принимали активное участие в деле героической защиты города в 1453 году, когда войска Магомета II воевали против наго ⁶.

Поскольку в Византии видели потенциальную освободительницу Армении, постольку, естественно, известие о падении Константинополя было крайне тяжело воспринято как высшими слоями армянских феодалов, духовенства, интеллигенции, так и широкими массами армянского народа: с падением Византии армяне теряли опору в борьбе за свое освобождение. Абраам Анкирский и Аракел Багешский в своих скорбных поэмах оплакивая падение Константинополя, выражали глубокое возмущение, скорбь и печаль не только господствующего класса, но и других социальных слоев армянского народа по поводу захвата и разрушения турками византийской столицы и их отрицательное отношение к варварам-захватчикам. Давид Харбердский проклинает Луку Нотару как предателя, который, раскрыл ворота своей родины перед врагом. «Как во дни святых Варданидов злой Сюнийский князь — отступник Васак был причиной разрушения и гибели страны армянской..., так и ныне низкий Кюрликэ... грек, отступивший от веры и проклятый богом» ⁷.

Однако армянские писатели, оплакивающие падение Византии, не хотели верить, что византийская столица навсегда останется в руках варваров. Они надеялись на ее освобождение. Этот мотив звучит в поэме и Аракела Багешского и Абраама Анкирского. Вера в предстоящее освобождение Византии на короткое время окрепла под [97] влиянием пришедшей оттуда легенды о бегстве императора Константина на Запад.

Одновременно воскресают армянские предания, содержание которых по своему политическому смыслу сливается с византийской легендой. Еще во времена существования Киликийского государства, когда армяне находились в непосредственном и долгом общении с государствами крестоносцев (XI-XIII вв.), появилось несколько литературных апокрифических произведений [«пророчества», приписываемые Нерсесу Парфянину и философу Агадрону, на которых намекает Аракел Багешский («святые отцы»)], согласно которым армянский народ, попав под иго агарян, должен был освободиться с помощью франков (римлян) ⁸. Содержание этих [98] «пророчеств», а именно — поход франков, взятие Иерусалима, расширение похода на Восток, вплоть до Тавриза, и восстановление армянского царства, излагается и у Аракела Багешского.

Однако в передаче этих «пророчеств» Аракелом Багешским имеется характерная новая черта, которая отсутствует в упомянутых «пророчествах»: поход франков, по мысли армянского автора, направится не прямо на Иерусалим, а сперва на Константинополь и только потом на Иерусалим. Он пишет:

«Волею всесильного спасителя
Они возьмут первым долгом Стимбол,
А потом двинутся дальше
И распространятся по всему миру» ⁹

Надо думать, что это «отклонение» в «пророчестве» у Аракела Багешского возникло под непосредственным влиянием последних событий, связанных с судьбой Византии и нашедших свой отклик в его творчестве. Дело в том, что среди лживых обещаний о помощи, данных папой Евгением IV грекам во время флорентийских переговоров, был пункт о том, что «крестовый поход, предназначаемый для освобождения Иерусалима, должен был пройти через Константинополь» ¹⁰.

Однако Западная Европа, раздираемая борьбой феодальных государств, отнюдь не намерена была действительно организовать крестовый поход против турах. Особенно вероломную политику в этом вопросе вело папство. Римские папы, которые обычно претендовали на роль организаторов крестовых походов, прикрывая свои [99] подлинные захватнические цели благочестивой фразеологией (о опасении «гроба господня» и т.п.), предательски чинили всякие препятствия организации похода против турок, когда это противоречило их интересам.

В этом отношении весьма показательно поведение папы Александра VI. В 90-х годах XV в., т.е. спустя несколько десятков лет после падения Константинополя, французский король Карл VIII готовился направиться в Италию, рассчитывая, что «завоевание Неаполитанского королевства будет прелюдией к завоеванию Константинополя» ¹¹. Папа Александр VI, который не хотел появления Карла VIII в Италии, предательски сообщил через своего тайного посланца султану Баязиду II о том, что «король Франции с огромными силами, и наводя страх, и, главным образом, с помощью Миланского государства, бретонцев, португальцев, нормандцев и других народов, идет сюда — в Рим, чтобы взять султана Джема, (Джем — брат султана Баязида П, считавший себя законным наследником престола; он объявил себя царем в Брусе (Бурсе) и воевал против Баязида, но вынужден был отступить и искать убежища в Европе, где и стал пленником и заложником. В это время он находился в распоряжении папы) брата Вашего Величества, чтобы завоевать Неаполитанское королевство и прогнать оттуда короля Альфонса... Король Франции идет, не только чтобы взять султана Джема и завоевать упомянутое королевство, но и, как должно быть известно Вашему Величеству, перейти в Грецию и завоевать страну Его Величества, и говорят, что того же султана Джема направят вместе с армией в Турцию» ¹². [100]

После этого папа Александр VI с радостью выполнил «спасительное» указание, полученное от султана, положив конец жизни Джема при помогли куска отравленного сахара ¹³.

Запад всегда обманывал попавшие под власть турок народы Востока, в том числе и греков, обещаниями о помощи; правящие классы Западной Европы иногда даже организовывали походы против Османской империи, но это делалось отнюдь не с целью действительного освобождения угнетенных турками народов. Феодальные силы Запада руководствовались исключительно собственными корыстными интересами. Обещания о «помощи» были прямым обманом тех, кому расточались эти обещания. Организаторы крестовых походов против турок стремились лишь ввести в заблуждение изнывавшие под игом Османов народы с тем, чтобы во время походов, носивших чисто захватнический характер, поднять восстания внутри Турецкого государства. Не удивительно, однако, что в период, непосредственно следующий за падением Константинополя, эта грязная политика обмана, которую проводил феодальный Запад, маскируя свои подлинные агрессивные намерения демагогическими лицемерными фразами о помощи единоверцам, получила известные шансы на успех. Насквозь лживые, но по видимости исполненные благожелательности и искреннего сочувствия, обещания о помощи находили благоприятную почву среди, массы византийского народа, неожиданно попавшего под ярмо рабства.

Как известно, причинами падения Византии являлись не только внешнеполитические обстоятельства, но и, главным образом, экономические и социальные условия [101] внутренней жизни империи, — экономический упадок Византии и обострение социальных противоречий византийского феодального общества. Немалую роль в гибели Византийского государства сыграла также ожесточенная борьба внутри господствующего класса империи, ослаблявшая империю перед лицом турецких завоевателей. Накануне турецкого завоевания в Византии происходила острая борьба трех политических течений — греко-православного, западнического-латинофильского и туркофильского ¹⁴. Здесь важно выяснить политическую позицию партии латинофилов — сторонников сближения с Западом. История последних лет существования Византийской империи свидетельствует о том, что латинофильская партия сыграла глубоко вредную роль по отношению к своему народу. Латинофилы поддерживали пустые и ложные надежды на помощь Запада, и сами они превратились в конечном счете в орудие корыстолюбивой и хищнической политики папской курии.

Непосредственно после падения Константинополя именно в среде сторонников западнического направления родилась легенда о бегстве византийского императора Константина XI на Запад.

Как известно, последний византийский император Константин Драгад, принявший в мае 1453 г. личное участие в защите столицы от турок, пал в сражения. Правда, источники не согласны друг с другом по вопросу о том, при каких обстоятельствах погиб Константин: некоторые полагают, что он пал под сабельными ударами янычар у ворот св. Романа, другие — что он был [102] задавлен толпой в проходе тех же ворот, где в результате паники погибло 800 человек ¹⁵.

Однако, несмотря да отчетливо засвидетельствованный источниками исторический факт гибели последнего византийского императора, создалась легенда, согласно которой он якобы не погиб во время героической обороны Константинополя, а бежал в Италию. Эту легенду передает, например, Абраам Анкирский, который находился в городе во время его осады и падения:

«Некто из франков,
Которого звали капуданом,
Забрал царя и знать
И на судне бежал морем» ¹⁶.

То же самое говорит и Давид Харбердский, живший далеко от Константинополя. В том же 1453 г. в Харберде он со следующими подробностями записывает легенду о бегстве Константина, связывая ее с предшествующими событиями:

«И вот в этом году город Стамбол был взят у греков. Царь, которого звали Хондкаром, с пятьюстами тысячами всадников и пехотинцев и с кораблями, целых три года воевал со Стамболом, а предводитель франков, по имени царь Пап, вызвал патриарха греческого, бывшего в Стамболе, как и царя греческого, дабы установить единую веру в городе Риме, и они, патриарх и царь, оставались там целый год у царя Папа. А когда они вновь вернулись в Стамбол, князья греческие заподозрили патриарха и царя в переходе во франкскую веру. Они много раз клялись, но князья греческие не верили им... И [103] затаили злобу греческие князья против своего царя и патриарха и больше не поддерживали их. Один из греческих князей, по имени Кюрликэ, через послов и посредников тайно сообщил царю Хондкару: «Я сдам город Стамбол, не уходи отсюда». И вот однажды, когда шла воина, и у турок из ста тысяч в бою было убито пять тысяч человек, а у греков десять тысяч, этот князь Кюрликэ открыл одни ворота города... и вошли турки вместе со своим царем в город. А патриарх и царь... сев на большой корабль, вместе с большим скопищем, примерно в двадцать тысяч человек, бежали в Рим, забрав с собою все реликвии» ¹⁷ и т.д.

Это легендарное сказание оказало известное влияние и на «Плач» Аракела Багешского. Не подлежит сомнению, что эта легенда идет от греков: Абраам Анкирский, который после падения города находился там еще самое меньшее пять месяцев ¹⁸ и там же написал свою поэму, отразил в этой последней легенду, имевшую хождение среди населения Константинополя.

В легенде о бегстве Константина, с одной стороны, нашли свое воплощение некоторые исторические элементы политической ситуации, существовавшей в Константинополе до его падения, а, с другой стороны, в особенности в ней отразилась политическая и идейная атмосфера, создавшаяся непосредственно вслед за падением города.

С этой точки зрения источник возникновения легенды следует искать в последних событиях общественной жизни Византии, иначе говоря, в борьбе политических течений или партий, имевшихся у византийцев.

Не касаясь более раннего периода, отметим, что еще в 1438/1439 г. на Ферраро-Флорентийском соборе, [104] созванном папой Евгением IV (в деятельности собора принял участие византийский император Иоанн VIII вместе с патриархом Иосифом II и многочисленными представителями греческой церкви), греческая сторона после долгих переговоров подписала акт о церковной унии, получив взамен от паты обещания о помощи в борьбе против турок ¹⁹.

После этого, несмотря на то, что акт об унии дал повод к весьма серьезному возмущению и волнениям в Константинополе и не был одобрен греческим духовенством, вследствие чего и остался лишь клочком бумаги, последний император Константин Драгад, видя, что существованию империи более чем когда-либо угрожает опасность со стороны султана Мехмеда II, вынужден был ^: вновь просить помощи у папы Николая V, обещая провести в жизнь унию; из Рима с требованием окончательного проведения унии в жизнь был послан с небольшим военным подкреплением в качестве уполномоченного один из участников флорентийского собора, известный своей предательской деятельностью, кардинал Исидор Русский, который приехал в Константинополь в ноябре 1452 г. Вновь поднялась волна гнева и раздражения самых широких слоев византийского народа, и, прежде всего, так называемой православной партии, возглавляемой Георгием Схоларием, сделав невозможным какое-либо продвижение в осуществлении унии ²⁰. [105]

В конечном итоге партии латинофилов не удалось осуществить свои планы, и в то время как она боролась против своих противников, город был захвачен турками.

Однако пользуясь тем, что в народе ничего точно не знали об обстоятельствах смерти императора, используя также тот факт, что император до последнего времени был главой латинофильского течения, западническая партия сразу же начала распространять слух о том, что Константин якобы не умер, а уехал со своими придворными в Рим, откуда вскоре вернётся с помощью латинян, и что в Рим увезены также «святые» мощи и другие святыни столицы, значение которых в данном случае понятно.

Давид Харбердский, согласно сообщению которого император и патриарх бежали вместе, говорит, что они «за месяц до этого приготовились бежать, ибо они знали... ибо бог поведал им...» ²¹ и т.д.

Это вымышленное бегство воспринималось народными массами как дело «божественного провидения», целью которого было, конечно, спасти народ от варваров-завоевателей. Латинофилы же сеяли ложные надежды на помощь папства.

Мы отметили, что в легенде о бегстве Константина, нашли свое воплощение некоторые исторические элементы ситуации, существовавшей в Константинополе до его падения. Каковы же эти элементы в легенде?

В легенде говорится, например, что последний император и патриарх — как подробно говорит об этом Давид Харбердский, — по приглашению «царя Папа» (папы римского) поехал в Рим, «дабы установить <единую> веру»; пробыв там один год, они вернулись в [106] Константинополь, где, однако, греческие князья, заподозрив их в принятии латинской веры, оказали им сопротивление, «и затаили злобу греческие князья против своего царя и патриарха и не присоединились к ним»; а когда турки ворвались в город, они (царь и патриарх) бежали опять в Рим ²².

В передаче этих событий, содержащихся в легенде, действительно, имеется определенное зерно, а именно: реальные факты, отразившиеся в легенде, относятся не к правлению Константина Драгада, а к Ферраро-Флорентийскому собору (1438/1439гг.), на котором лично присутствовали предшественник Константина — император Иоанн VIII и патриарх Иосиф II, «дабы установить <единую> веру»; вернувшись с собора, они, действительно встретили в Константинополе месть, злобу и сопротивление. Однако Константин никогда в Италии не был. Что касается, патриарха, то в легенде опять-таки допущено искажение: Иосиф II скончался во Флоренции, он не возвратился в Константинополь. Говоря о возвращении Иосифа II к патриаршему престолу, легенда путает его с одним из деятелей Флорентийского собора — Григорием Мелиесином, который впоследствии был возведен на патриарший престол под нажимом Рима, а в годы царствования Константина укрывался в Риме, спасаясь от гнева противников унии.

Получившие отражение в легенде отголоски исторических событий — прошлой деятельности самой западнической партии, будучи соединены с именем последнего императора, должны были теперь, после захвата Константинополя турками, сыграть определенную демагогическую роль, направив ожидания масс в заведомо ложную сторону — на Запад.

Однако демагогическая агитация латинофилов имела лишь временный и преходящий успех, ибо реальная [107] действительность должна была вскоре подсказать греческому народу иной выход из создавшегося положения. О том, что это был за путь, каков был этот начавший вскоре намечаться выход, — можно судить на основе греческого народного оказания, появившегося уже позднее легенды о бегстве Константина Драгада, и других подобных легенд политического характера. Это народное греческое сказание связывало надежду на освобождение не с Западом, а с Севером. Согласно этому оказанию, сохранившемуся в памятниках грузинской письменности, на надгробном камне Константина Великого была якобы найдена надпись, в которой сообщалось о ниспровержении в будущем турецкого господства и освобождения Константинополя с помощью русского и других славянских народов. Здесь, между прочим, говорилось следующее:

«Целый ряд народов соединится на Черном море и на суше. Исмаэлиты потерпят поражение, и власть их народа, ослабев, лишится уважения: народы России и окружающих стран, объединившись, завоюют Исмаэла, возьмут семь холмов и всю их округу» ²³.

Считали, что разгадка этой пророческой надписи была будто найдена во времена императора Иоанна VIII Палеолога одним из энергичных деятелен антилатинской греко-православной партии — Георгием Схоларием, однако совершенно очевидно, что создание самого сказания относится к более позднему периоду, так как в нем говорится о завоевании Константинополя и других стран турками.

Возвращаясь, к легенде о бегстве Константина Драгада, следует отметить значение ее освещения с точки зрения оценки армянских первоисточников, относящихся к падению Византии. Абраам Анкирекий, который был очевидцем осады, падения и разрушения Константинополя, [108] дает очень точные и верные сведения об этих событиях; однако, казалось, ценность его показаний снижалась тем, что он воспроизводит данные легенды о бегстве императора, легенды, которая далека от исторической правды. Теперь же, посредством освещения легенды, выявляется, что Абраам Анкирский также верно передает и сказание, действительно имевшее распространение в народе. Что же касается Аракела Багешского, то нам теперь понятно, каким образом у него — и притом в таких свежих красках — вновь всплыла на поверхность давно уже потерявшая свою политическую силу мечта о крестовых походах, и под влиянием какой атмосферы наш автор предался этой мечте в надежде на освобождение Византии и Армении.

* * *

Имея в виду важность изучения армянских первоисточников для освещения вопроса о падении Константинополя, мы публикуем оригиналы и перевод на русский язык текстов современных этим событиям армянских авторов Абраама Анкирского и Аракела Багешского, а также отрывок из стихотворной «Краткой 400-летней истории Османских царей» известного армянского писателя и ученого XVII века Иеремии Челеби Кеомурджяна, относящийся к этим же событиям. Перевод текстов с древнеармянского выполнен С.С. Аревшатяном.

Из этих материалов тексты Абраама Анкирского и Аракела Багешского вместе с нашим исследованием были опубликованы на русском языке (в переводе С.С. Аревшатяна) еще в 1953 году в VII томе «Византийского Временника», посвященном 500-летию падения Константинополя. Там наша публикация озаглавлена — «Армянские хронисты о падении Константинополя» ²⁴ и занимает страницы 444-466. [109]

Кстати, необходимо отметить, что эти тексты в свое время были опубликованы также в переводе на французский язык. «Плач» Абраама Анкирского переводился трижды: l) Eug. Bore, “Elegie sur la prise de Constantinople; poeme inedit et extrait du manuscrit 80 armenien de la Bibliotheque Royale”, Nouveau Journal Asiatique, t. XV, 1835, p. 271-298. 2) “Melodie elegiaque sur la prise de Stamboul, traduite de l'armenien par M. Brosset”, в следующем издании: Lebeau, “Histoire du Bas-Empire. Nouvelle edition, revue entierement, corrigee et augmentee d'apres les historiens orientaux, par M. de Saint-Martin”, t. XXI, Paris, chez Firmin Didot freres, 1836, p. 307-314. 3) «Abraham pretre armenien. Melodie elegiaque sur la prise de Stamboul, traduite et rendu a son vraisens avec l'assistance d'un savant distingue de la nation et publiee par le Dr. phil. A. Dethier», в следующем сборнике: A. Dethier, “Monumenta Hungariae historica”, vol. XXII, seconde partie, Buda-Pest, 1872, p. 225-248 ¹. А перевод “Плача” Аракела Багешского – “Lamentation sur la prise de Constantinople” был опубликован в следующем сборнике: A. Tchobanian, «La Roseraie d'Armenie», t. III, Paris, Ernest Leroux, 1929, p. 109-118.

Армянские оригиналы текстов Абраама Анкирского и Аракела Багешского составлены нами путем сличения многочисленных экземпляров, причем первый на основе 17-ти, а второй — 15-ти полных, или дефектных экземпляров; из них 13 экземпляров являются рукописями Гос. Матенадарана АрмССР. А оригинал текста Иеремии Челеби Кеомурджяна извлечен из единственного рукописного экземпляра, находящегося в Гос. Матенадаране АрмССР.

Комментарии

1. Абраам Анкирский, “Плач на взятие Константинополя”, строки 33-40.

2. См. нашу работу “Армянская библиология”, на арм. яз. том I (печатается).

3. Гос. Матенадаран АрмССР, рукопись № 597, стр. 236а.

4. Перу Аракела Багешского принадлежит, по нашим расчетам, не менее 80 произведений, которые подробно описаны в нашей упомянутой выше работе.

5. Гос. Матенадаран АрмССР, рукопись № 3839, стр. 209а. Несомненно, что приведенный отрывок “пророчества” Агадрона отсутствовал в его начальной редакции: его содержание находится в прямом противоречии с предыдущими частями текста, в которых отчетливо проявляется враждебное отношение к Византии. Отметим, что использованный нами отрывок имеется даже в самом древнем экземпляре “пророчества” Агадрона, т.е. в рукописи № 1382 Гос. Матенадарана АрмССР, переписанной в 1219 г.

6. См. К. Н. Григорьян, “Из истории русско-армянских культурных связей X-XVII веков” (Академия наук СССР. Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы, IX. Москва-Ленинград, 1953), стр. 332-333. Здесь указаны относящиеся к этому факту источники.

7. Г. Срвандзтянц, “Торос ахбар”, на арм. яз., ч. II, Константинополь, 1885, стр. 380.

8. Пророчество Нерсеса введено в биографию Нерсеса Парфянина, армянского патриарха IV в., написанной историком IX в. Месропом Ерецом. Эта биография дошла до нас и в обширной и в краткой редакциях. Обширная редакция составляет вторую часть книги, озаглавленной «Паралипоменон армянский и грузинский» (Мадрас, 1775). Она издана отдельно, без указания имени автора, под заглавием «Истории счастливой жизни и смерти блаженного божьего мужа, святого и великого Нерсеса и о том, что он сказал пророческим духом до происшествия» (Константинополь, 1737). Краткая редакция, также анонимная, издана в томе VI серии «Соп'ерк' айкаканк'» (Венеция, 1853) Она переведена на франц. язык Н. Эмином - “Genealogie de la famille de saint Gregoire, illuminateur del'Armenie, et vie de saint Nerses, patriarche des Armeniens, par un auteur anonyme de Vе siecle”, в сборнике V. Langlois, “Collection des historiens anciens et modernes de l'Armenie”, vol. II, Paris, 1869, p. 17-44). Многочисленные рукописные экземпляры этого “пророчества" содержатся в Гос. Матенадаране АрмССР.

Пророчество Агадрона не издавалось. По своему характеру оно связано с пророческими писаниями Мефодия Патарского (и арм. редакции), Нерсеса Парфянина и «святого и непобедимого философа» Агафангела (не историка), а также с «Видением Константина Великого» и т.д. В Гос. Матенадаране АрмССР имеются многочисленные рукописные экземпляры этого текста, образующие три группы, между которыми нет особенно существенных редакционных различий. Древнейший экземпляр переписан в 1219 г. и носит следующее заглавие: «Слово непобедимое философа афинянина Агадрона о пришествии доброго времени и святых царей и о гибели народа лучников» (рук. № 1382, стр. 309а-3186).

9. Аракел Багешский, “Плач о столице Стимболе”, строки 181-184.

10. Ch.-J. Hefele, “Histoire des conciles d'apres les documents originaux”, t. XI, Paris, Librairie Adrien Le Clerc, 1876, p. 438.

11. Об этом проекте Карла VIII и походе в Италию см. Т.G. Djuvara, “Cent projets de partage de la Turquie (1281-1913)”, Paris, Librairie Felix Alcan, 1914, p. 47-50. Donato da Lezze, “Historia turchesca (1300-1514)”, Bucuresti, Institut de Arte Grafice ”Carol Gobl”, 1900, p. 196-200 (по Marino Sanuto, “Spedizione di Carlo VIII in Italia”, ed. Rinaldo Fulin, Venezia, 1873).

12. Donato da Lezze. “Historia turchesca”. p. 196-197.

13. Ibidem, р. 200. J. von Hammer, “Geschichte des Osmanischen Reiches”, Bd. I, Pesth, С. A. Hartleben's Verlag, 1834, S. 620. Lebeau, “Histoire du Bas-Empire”. t. XXI, Paris, Firmin Didot freres, 1836, p. 443 (в приложениях J. de Saint-Martin).

14. О византийских политических партиях и об их социальном составе см. 3.В. Удалыюва, “Борьба партий в Византии в XV веке и деятельность Виссариона Никейского”, Византийский Временник, т. II, Москва, 1949. Ее же, “Борьба византийских партий на Флорентийском соборе и роль Виссариона Никейского в заключении унии”, Византийский Временник, т. III, Москва, 1950.

15. G. Schlumberger, ”Le siege, la prise et le sac de Constantinople par les Turcs en 1453”, 3me ed., Paris. Librairie Plon, 1914, p. 310-311 et 313-316.

16. Абраам Анкирский, строки 105-108.

17. Г. Срвандзтянц, “Торос ахбар", ч. II, стр, 379-380.

18. Абраам Анкирский, строки 263-272, говорит об армянских переселенцах, доставленных в Константинополь из Анкиры в октябре того же года.

19. Ф. И. Успенский. “История византийской империи”, т. III,. Москва-Ленинград, Изд. Академии наук СССР, 1948, стр. 770-773. Подробную историю переговоров см. Ch.-J. Hefele, “Histoire des; candles d'apres les documents originaux”, t. XI, p. 377-482. Также E. Gibbon, “Histoire de la decadence et de la chute de 1'Empire Romain”, t. II, Paris, Societe du Pantheon litteraire, 1843, p. 838-845 et 856-857.

20. Ф. И. Успенский, “История Византийской империи”, т. III, стр. 779-784. G. Schlumberger, “Le siege, la prise et le sac de Constantinople” etc., p. 7-10. E. Gibbon, “ Histoire de la decadence et de la chute de l'Empire Romain”, t. II, p. 878-879.

21. Г. Срвандзтянц, “Торос ахбар", ч. II, стр. 380. К сожалению, текст в этой части, где, по-видимому, должны были быть и другие интересные подробности, имеет недостатки — сокращения, произведенные издателем в страхе перед турецкой цензурой.

22. См. выше.

23. Lebeau, “Histoire du Bas-Empire”, t. XXI, p. 330 (в приложениях M.-F. Brosset).

24. Данное, не совсем подходящее заглавие поставлено редакцией “Византийского Временника” без нашего согласия. Абраам Анкирский и Аракел Багешский не хронисты, а поэты.

25. Это злополучное издание не вышло за стены типографии, ср. К. Krumbacher, “Geschichte der byzantinischen Litteratur von Justinian bis zum Ende des Ostroemischen Reiches”, Muenchen, 1897. s. 312.

Текст воспроизведен по изданию: Армянские источники о падении Византии. Ереван. АН АрмССР. 1957