ПРОКОПИЙ НАЗИАНЗИН АРАБОГЛУ

ПОПИРАЕМЫЙ ИЕРУСАЛИМ

Собрались в третий раз судьи и мы явились вновь. Армян спросили, выбрали ли они из книг калемов копии о тех документов, которые, по их словам, находятся в Иерусалиме. Армяне самым бесстыдным образом ответили, что они не нашли вписанными в книги этих документов и что по всей вероятности их забыли вписать. Судьи сказали в насмешку, обращаясь к нам и Армянам: Греки, хоть Армяне не могут представить твердых сенетов, доказывающих их права, что же [197] из этого следует; сделайте их соучастниками в восстановлении храма, чтобы и они стали владельцами мест поклонения и считались ктиторами храма. На это мы ответили: Праведный суд находится в ваших руках, справедливых и нелицеприятных судей; имеющиеся у нас в руках высочайшие царские указы вы прочли со вниманием, и их содержание вы хорошо знаете. Вы хорошо знаете, что ни один кроме нас христианский народ не имеет права собственности на Иерусалимские места поклонения, не имеет права их украшать и восстановлять, но все христианские народы подчинены Грекам и им ямаки. Но ко всем народам, живущим в Иерусалиме, особенно же к Армянам, мы относились по дружески, любезно предоставили им места, не мешали им делать зиарети в местах поклонения, совершая свое обычное богослужение в отведенных им местах и впредь не будем мешать ни им, ни другим, как подчиненным нам ямаки. Так как с самого начала мы были господами храма и мест поклонения, и так как наше господство подтвердили впоследствии многие державные цари и на основании данных нам царских хат-шерифов мы одни имеем право восстановления, когда мы начнем восстановлять храм и нуждающиеся в поправке места, мы предоставим им принадлежащие им части и мы не будем мешать им ни относительно зиарета мест поклонения, ни относительно их богослужебных обычаев. Когда мы это сказали, Армяне точно обезумели; рассердившись, они закричали нам: народ Армянский не подчинен Грекам и не ямаки Греков, это народ почтенный, послушный царю и известный, а Греки не позволяют [198] ему восстановить принадлежащие ему части храма. Армянский народ в состоянии выстроить вновь весь храм и не нуждается в том, чтобы его части восстановил Греческий народ.

На эти бесстыдные слова их ответил Мехмет-Эмин-эфенди: друзья Армяне, не негодуйте и не сердитесь, я хорошо знаю, что не только весь Армянский народ, но даже один Армянский сараф в состоянии построить целый Иерусалимский храм. Но вы не имеете никакого документа и никакого на то основания, так как блаженной памяти султан Сулейман категорически приказал, поправки и восстановление храма производить одним Грекам и никому больше. И это сказал он им кротким и тихим голосом. Армяне же дерзким и бесстыдным образом старались опозорить и обвинить нас следующим образом: Омар-Хаттаб даровал Армянам актинамэ, греки же украли его, присвоили себе и бесстыдным образом пользуясь им, говорят, что актинамэ дан им и нисколько не стыдятся такой лжи. Тут мы, и члены суда рассмеялись и сказали им: друзья, не обижайтесь, когда говорят правду, и сердясь без причины вы несправедливо обвиняете нас и клевещете на нас, будто мы бесстыдные воры и обманщики. Подобные качества совсем не свойственны бедному Греческому народу. Легко доказать, дал ли Омар свой актинамэ Армянам или Грекам. В нем сказано, что согласно завещанию пророка, данному Грекам — Магометом, дан и актинамэ Омаром Грекам. Когда же вы, Армяне, получили завещание от Магомета, согласно с которым вы получили и договор от Омара? Затем Омар пишет, что он отдал [199] документ греческому патриарху Софронию. Софроний, это имя Армянское или Греческое? Кроме того, когда Омар отнял у Греков Иерусалим, разве тогда жили в Иерусалиме Армяне? В ту эпоху в Иерусалиме находилось только два народа, Юрджиды (Грузины) и Абиссинцы, которые также как остальные народы были ямаки Греков. Выдумывать такие бессмысленные вещи вам стыдно, и вы не можете сказать этого прямо и громко, особенно пред собравшимися здесь почтенными членами суда.

Когда мы сказали это, судьи переглянулись и улыбнулись, а Армяне пристыженные призадумались и замолчали. Так как мы требовали с них и наемную плату за грузинский монастырь Св. Иакова, судьи спросили: Из чего явствует, что Армяне платили Грекам наемную плату за этот монастырь? Так как мы имели доказывающие это арабские документы и ходжеты, мы дали их судьям; прочтя эти документы, они поняли, что относительно наемной платы мы пострадали и потерпели убытки, и что мы тогда подверглись коварству и злобе. Но чтобы нам отдохнуть от споров и тяжб и чтобы отдохнули и судьи, которые очень устали, они сказали нам следующее: Права ваши ясны, документы ваши бесспорны, имеющиеся в ваших руках священные царские хат-шерифы не допускают никаких возражений. Но так как вы с самого начала приняли дружественно Армян и впоследствии вы относились к ним по-дружески и миролюбиво, оставьте в их руках то, чем они издревле владели; относительно же наемной платы, которую вы с них ищете, так как вы от нее отказались за столько прошлых лет, откажитесь и впредь и не требуйте с них этих [200] денег, так как ваш народ не рассчитывает разбогатеть от этой наемной платы. Услышав это, мы с благодарностью подчинились судьям и таким образом окончилось третье заседание.

В четвертый раз сошлись судьи в назначенный день, и мы явились вновь. В точности было расследовано, какие части в храме с самого начала находились во владении Армян, сколько у них было лампад и подсвечников, где и когда в Иерусалиме и вне Иерусалима они служили по своему обычаю, согласны ли мы, чтобы они вновь имели все, что имели сначала, и удовольствуются ли они тем, на что мы согласимся. Армяне на это согласились, и мы также добровольно согласились, они записали все, тщательно и подробно все перечислив; вслух прочли проект постановления, и сначала спросили Армян, изъявляют ли они свое согласие на то, что записано и постановлено. Когда те согласились, они спросили и нас, согласны ли и мы на это и довольны ли мы этим. Когда согласились и мы и Армяне, судьи сказали и нам и Армянам: Идите и пусть оба народа хорошо обдумают и обсудят написанное и прочитанное, чрез три дня приходите и мы вновь подробно рассмотрим содержание статей и если что нужно прибавить, прибавим, если что нужно отнять, отнимем и окончательно покончим с этим делом. Таким образом окончилось четвертое заседание.

В пятый раз собрались судьи в назначенный день и мы явились вновь. В этом последнем пятом заседании явился с нами и светлейший бейзаде Панаиотаки Мурузи, как выше упомянуто, местоблюститель великого драгоманата. Судья Мехмет [201] Эмин-эфенди-паша-заде прочел вновь вслух составленную раньше запись и постановление, и по прочтении спросил присутствовавших Греков и Армян: желаем ли мы прибавить или отнять какую-нибудь статью, какую-нибудь фразу или какое-нибудь выражение? Когда же мы и Армяне громко, как бы из одних уст, согласились, что ни одной буквы не нужно прибавлять или отнимать в написанном, так как все написано согласно общему желанию, он по обычаю прежде всего провозгласил славословие царю, а вслед за ним сделал то же самое бейзаде Панаиотаки со стороны нашего народа. Он провозгласил сначала славословие царю, затем судьям и остальным пришедшим и поклонившись им в пояс поцеловал им руки. За ним мы, за нами Армяне. Когда последние поцеловали ему руку, Юсуф Агьях-эфенди сказал им в шутку: друзья Армяне, сделайтесь Греками, чтобы и нам отдохнуть от ваших исков и тяжб, чтобы и вам владеть всеми местами поклонения и в них соучаствовать. Закончилось и это, пятое и последнее заседание, и мы разошлись по домам, судьи же, скрепив печатью это свое судебное постановление, доложили его царю; последний, прочтя документ, скрепил его следующею собственноручною надписью: Сообразно с таковым решением этого спора, пусть будут написаны два тожественные указа, содержащие судебные прения и судебный приговор и пусть каждому народу дано будет по указу. И он послал к тогдашнему визирю, который получив это повеление, приказал тотчас же написать два тожественных царских указа.

Блаженнейший Поликарп не только следил за [202] судебным процессом и назначенным от Греков представителям сообщал все нужные сведения и рассказывал о спорах, происходивших издревле в Иерусалиме между народами, но занимался и всем необходимым для постройки, заботился о нужных материалах, рабочих и мастерах. Какие при этом он испытывал затруднения вследствие бедности Греков и случайных неудобств и чрезвычайного положения, происходившего от войны Турции с Россиею, легко представить себе всякому, умеющему понимать обстоятельства. В середине Сентября 1809 г. патриарх отправил в Иерусалим заготовленный заранее материал, и рабочих, назначив начальником корабля монаха Митрофана Брусского, бывшего камрасом иерусалимского патриархата и, как сказано было; присутствовавшего на суде. Когда отправилось это судно, патриарх снарядил и третий корабль с материалами, рабочими и всем нужным для постройки и, назначив начальником этого корабля Прокопия Назианзина, который как сказано, тоже присутствовал на суде и был нашим главным действующим лицом, отправил его в Иерусалим. Когда и это судно отправилось 20 Октября 1809 г. патриарх получил чрез светлейшего бейзаде-Панаиотаки Мурузи, местоблюстителя великого драгоманата, вышеупомянутый высочайший царский указ и, очень обрадовавшись, отслужил благодарственный молебен благоустроившему наши дела всеблагому Богу.

Патриарх находил нужным, чтобы этот высочайший указ был скреплен священною царскою подписью, и так как с этим согласился помянутый бейзаде, он чрез последнего послал указ [203] к визирю и рейс-эфенди, те же по обычаю послали указ с прошением к царю. Царь же скрепил указ своею царскою собственноручною надписью следующим образом: Пусть приведен будет в исполнение этот священный мой указ, как гласит илам, содержащий в себе состоявшееся после суда соглашение с согласия обеих сторон, впредь пусть никто не противится этому указу, и пусть хранят его ненарушимым и неприкосновенным.

Но чтобы этот высочайший указ, скрепленный собственною царскою подписью, был вписан в остальные калеми и Константинопольский мехкемэ, а также в мехкемэ Дамасский, Иерусалимский и Птолемаидский, патриарх хлопотал, чтобы издан был с этою целью другой высочайший указ, который и был издан с царскою собственноручною подписью. Получив его и возблагодарив Бога, он тотчас же отправил в Иерусалим оба указа с нарочным мубаширом по имени Ахмет-агою, хазнадаром тогдашнего бейликджи Ахмета-Арифа-эфенди, с ним он послали и Матфея протосинкела, уроженца Редеста. Помянутые лица отправились из Константинополя сухим путем в конце Ноября того же 1809 г., оттоманского 1224 г. в конце Рамазана. Действуя так с величайшим рвением в Константинополе блаженнейший Поликарп обо всем заботился, и при Божьей помощи предусматривал и удовлетворял всяким постоянным расходам.

Кто может рассказать все интриги, какие вели против нас Армяне в Иерусалиме? Получив от своих соплеменников в столице известия о происшествиях имевших там место во время судебного разбирательства нашего дела в верховном суде и [204] увидя, что они неожиданно для себя не достигли ни одной замышляемой цели, начали вести всяческие интриги и замышлять против нас пагубные хитрости. Подкупив начальников и первых лиц Иерусалима, они подняли против нас чорбаджи и злонамеренных местных жителей, обещав им большие подарки и милости, если они помешают постройке и убьют драгомана Аверкия с мубаширом Абдуррахим-беем.

Но когда Дамасский паша Гендж хаджи-Юсуф 9 Октября того же 1809 г. находился по обычаю в лагере под Иерусалимом, чтобы собирать положенные ему сборы, прекрасные Армяне испугались и сообщили злонамеренной черни и чорбаджи, чтобы они успокоились на время, пока не придет из Иерусалима паша. И их они успокоили таким образом: соединившись с Франками они подали на нас жалобу помянутому паше, уверяя, будто мы поправляем Св. Кувуклий и другие части храма, не нуждающиеся в поправке и ремонте, и обещав ему достаточную сумму денег, просили его помешать постройке. Но поняв их хитрость и злой умысел, паша, достаточно пожурив их и побранив за их коварство, не принял их жалобы; а вожаков из местных жителей, достаточно наказав за совершенные ими бессмысленные злые деяния, посоветовал вести себя как следует и грозил принять против них меры укрощения. Армяне, желая скрыть свои намерения, ибо паша справедливо подозревал их в том, что они содействовали восстанию злонамеренных людей, настоятельно требовали у него, чтобы сдерживать и нагонять страх на чернь, поставить им в Акрополь (Кал'а) часть его солдат. В [205] виду их настоятельного требования, он назначил в Акрополь достаточное число Африканцев и уйдя оттуда возвратился в Дамаск.

В течение двух месяцев святая постройка производилась тихо и беспрепятственно. А 17 Декабря внезапно поднялись против нас местные жители и бросившись сначала в храм на рабочих и мастеров, напали на каменщика хаджи-Гавриила. уроженца Кесарии, и убили его из ружья. Еще двух других они ранили, одного пришлого и одного местного Иерусалимского жителя; остальные же разбежавшись в разные места избегли их злодейских рук и спаслись. Двигаясь по храму вооруженные, как дикие бешеные волки, одни ломали мрамор и колонны, другие срывали мраморную обшивку Св. Кувуклия, третьи, раскрывая находившиеся в храме келлии монахов, грабили точно воры. Выйдя из храма, они вооруженные напали на патриархию, и одни напали на помещение калфы с намерением тотчас же убить его, другие же бросились в монашеские келлии и все похищали там; третьи напали на келлии драгомана Аверкия и выломав дверь одной келлии и войдя туда похитили то, что там находилось, подойдя к другой двери и не будучи в состоянии выломать ее, начали стрелять. Помянутый драгоман Аверкий и убежавший из храма мубашир Абдуррахим-бей, которые заперлись в этой келлии, видят что пули из ружей должны пробить дверь и попадают в находящиеся по близости подушки, сумели как-то защититься, но как не знаю, это знают они одни и те, кто при этом присутствовали. Наконец, отчаявшись в успехе, злодеи ушли из патриархии и напали с оружием на другие греческие монастыри. [206]

Воспользовавшись удобным случаем, драгоман перешел из своей келлии в другую, и там, взяв его на плечи, хаджи-Лаз дуварджибаши снес его в помещение калфы и оттуда в подземелье, а оттуда влача чрез узкую дверь, так что тащились по земле грудь, руки, верхняя губа и ноги, он перенес его в один верный дом (у него много лет была подагра, и он не мог не только ходить, но и стоять). Воспользовавшись случаем он через три дня после этого ночью вышел из Иерусалима и убежал в деревню, находящуюся на расстоянии 3 часов от Иерусалима, называемую Рамалла.

Кто может описать грабежи, совершенные этими благородными людьми в других монастырях? Всего этого им было не достаточно, и они расхаживали по улицам и площадям и то нещадно били православных, то забрасывали их каменьями, то средь бела дня снимали с православных платье, точно разбойники, и грозили всех перебить и всех перерезать без различия возраста, если мы не выведем войска из Кал'а и если не передадим им крепость, как прежде. Входя каждый день в патриархию, где они ели и пили и совершали свое богослужение, они с проклятиями говорили служившим им монахам: если ваши старшины не напишут паше, чтобы он вывел войско из Иерусалима, мы не только монастырь ваш превратим в мечеть, но и всех вас перебьем.

Наместник патриарха Мисаил, митрополит Петрский, не зная как поступить, пригласил остальных священных архиереев и других избранных отцев и старцев, совещался с ними много раз и согласно общему решению, взяв с собою прежнего [207] наместника архимандрита Герасима и иеромонаха Софрония Ганохорита, отправился к мулле, вышеупомянутому муфти Хасан-эфенди, накибу и другим начальствующим лицам и со слезами просил их удалить бунтовщиков и злоумышленников и освободить монастыри, монахов и остальных православных от их злодеяний и грабежа. Начальствующие лица сначала отказали исполнить просьбу помянутых отцов, а затем утешили их и сказали, что они позаботятся о том, чтобы освободить их, и через несколько дней призвав отцов сказали им: В течении этих последних дней мы посылали несколько раз за этими разбойниками и советовали им успокоиться и обещали дать им денег, сколько пожелают; но эти негодные люди не пожелали послушаться нас и поступить согласно собственной пользе и выгоде и продолжают выставлять непременным требованием, чтобы вы написали паше Дамасскому и просили его вывести войско из Кал'а и отдать им вновь крепость, как это было прежде. Они дают нам отсрочку в 31 день и требуют, чтобы мы дали им письменное судебное постановление не только в том, что войско будет выведено из замка, но что вы вступили с ними в полное соглашение. Если это будет сделано и в помянутый срок войско выведено из Кал'а, вы будете освобождены от всех неприятностей, если же нет, они клянутся, что перебьют всех вас. Так они говорят и предъявляют такое непременное требование, вы же обдумайте, что вам полезнее и поступите сообразно с этим.

Получив такой ответ и окончательное решение и узнав, что им остается жить не больше 31 дня, [208] несчастные Святогробцы начали плакать и рыдать, и не хотели больше обращаться к кому-нибудь с просьбами, так как им не было спасения и они не могли избежать смерти. А потому возлагая свои надежды исключительно на могущего спасти Бога, они говорили друг другу, проливая слезы: Братия, как видно, нам предстоит неизбежная и неотвратимая смерть от этих злодеев, да будет воля Господа, имеющего власть над жизнью и смертью. И плача отправились они в мехкемэ, чтобы дать требуемые бунтовщиками судебные заверительные документы и ходжеты.

Но бесконечно милостивый и всемогущий Господь, поражающий и вновь исцеляющий, спаситель в опасностях и непобедимый пособник в бедствиях, пользуясь как своим орудием вышеупомянутым Гендж Юсуфом-пашою неожиданно спас нас. Узнав какое зло и какие ужасы творят эти ужасные люди, он очень рассердился и призвав одного из важнейших своих генералов, по имени Мехмета, по прозвищу Абузарию, Африканца родом, храброго, опытного в военном деле, приказал ему тотчас же отправиться в Иерусалим и схватив этих злодеев погубить и умертвить их. Взяв отряд свыше 600 человек он, как быстрокрылый орел, поспешил в Иерусалим; пройдя через Иерихон, он внезапно вошел в город чрез ворота, называемые Гефсиманскими, в тот день и час, когда мы собрались в суде, чтобы дать документы злодеям и приговор собственной смерти.

Некоторые прибежали и говорили диким голосом: Враги, враги, вступили в наш город, войдя в Гефсиманские ворота. Эти же храбрейшие люди, [209] только представлявшиеся храбрецами, выйдя из мехкемэ, не знали, куда бежать и где скрыться. Они бросались то туда, то сюда, были схвачены солдатами и связанные отведены под стражу в Кал'а. Одни из них убежали в Св. Сион, как в убежище, другие в находящийся на Сионе маленький армянский монастырь; но и оттуда солдаты вывели их и связанными отправили в Кал'а, чрез день же подробно исследовав, какие они совершили злодеяния и узнав из их допроса, кто были виновниками и что было причиною их восстания и их злодеяния, они всех их предали смертной казни чрез повешение; казненных было 34, остальные же скрывшись ночью убежали и спаслись.

Такие хорошие дела делали прекрасные Армяне и такими дарами награждали местных иерусалимских Турок. В вечер гибели злодеев, т. е. 9 Января 1810 г., к счастью пришел в Иерусалим и вышеупомянутый хазнадар бейликджи эфенди Ахмет-ага с помянутым Матвеем протосинкелом, и как выше упомянуто о двумя высочайшими указами, одним изданным после судебного разбирательства и скрепленным собственноручною царскою подписью, и вторым изданным после того и содержащим приказание внести первый указ в калеми и суды.

20 Января того же 1810 г. после трехмесячного плавания и многих опасностей, приключившихся на море и на суше, прибыл по Божьей милости в Яфу и вышеупомянутый монах Прокопий Назианзин с третьим кораблем и грузом на нем находившимся. Обрадовалась этому святогробская братия и прославила спасшего Прокопия и с ним [210] находившихся многомилостивого Бога, ибо Им предотвращены были бедствия. Все успокоились и святая постройка продолжалась беспрепятственно, пока не был окончен весь храм. А вышеупомянутый мубашир Ахмет-ага прочел в суде, в присутствии Армян, помянутые царские указы сначала в Иерусалиме, затем в Дамаске и Птолемаиде, привел в исполнение заключающиеся там постановления и взяв во всех судах документы, гласящие о приведении в исполнение указов, возвратился в Константинополь.

Такие-то вещи, как рассказано вкратце, творили против нас Армяне в Иерусалиме, а единоплеменники их в Константинополе, узнав от нарочно присланных из Иерусалима вартабетов, что хотя они пустили в ход все свои силы и всяческие интриги, они все-таки не могли помешать восстановлению храма и ничего другого из задуманных ими планов не могли привести в исполнение, и что понапрасну истрачено много денег, вновь начали действовать против нас. Так как в течение шести месяцев в Константинополе не было никаких сведений о храме, они вновь ободрились (о бесстыдство их) и подали прошение царю и требовали, чтобы принадлежащие им в храме места они исправляли одни, остальные же части исправляли сообща, кроме того, чтобы им были подчинены христианские единоверные народы, как издревле им подчиненные ямаки, а не Грекам, согласно с имеющимися будто бы у них царскими указами и священными повелениями, полученными в прежнее время из Иерусалима.

Когда подано было это прошение, визирь постановил, сделав на нем надпись, чтобы из книг [211] калеми извлечены были копии имеющихся у Армян высочайших царских указов. Когда же Армяне взяли прошение с этой на нем надписью и отправились к калфам калеми, калфы, по обычаю, письменно ответили, что таких копий и каиди таких указов, данных Армянам в находящихся у них книгах не находится. Хотя Армяне видели и прочли ответ калеми, вписанный на прошении их, они все-таки не успокоились и при посредстве находящихся при царе ичерли и своих заступников подали вновь прошение царю. Издано было царское повеление, чтобы вновь созван был суд из улемов и риджали Девлета, и чтобы он подробно и справедливо разобрал спор между двумя народами и положил ему нелицеприятный конец.

Сообразно с царским повелением по распоряжению вышеупомянутого шех-ул-ислама Дури-заде-Сегита-Абдуллы-эфенди 7 Апреля 1810 г. сошлись избранные лица, от улемов судьи и посредники: казыаскер Румелийский Изет-бей, имеющий паен Румелийского казыаскерлыка хаджи-Халил эфенди, бывший Анатолийский казыаскер вышеупомянутый Мехмет-Тахир-эфенди, находящийся под их начальством накиб Зейнулабид-Сетт-Ахмет-эфенди, фетва-эмин, Уриани-заде-Мехмед Рашид эфенди, шераатчи Кавалал Сегид-Сулейман-эфенди, из риджали высокого Девлета: каймакам Измидл Халил-паша, рейс Бозуклу Мустафа-эфенди, прежний чаушбаши и шехер-эмин Ибрагим-эфенди, бейликджи Ахмет-Афиф-эфенди, аметчи Мехмет Сеида-эфенди, черпхане-эмин Ахмет Шакир-эфенди и некоторые кеседары калеми. С нашей стороны присутствовали избранные уполномоченные [212] представители, от священного синода: архиерей Никомидийский Афанасий Кипрский, Солунский Герасим Критянин, от отцев Святогробцев: архимандрит Афанасий, уроженец Редеста, архимандрит Кесарий Византиец, ибо Прокопий Назианзин находился в Иерусалиме, как мы выше упоминали; от благороднейших правителей: камрас Димитрий Мануил Замбак, от почтеннейших сарафов: Ламбик Георгиев Караджа, Георгий Сильвестров Охан, Хаджи-Савва Николаев Егинл (и он присутствовал, но не вписан в указе), от почтеннейших купцов: Феодосий Стаматиев, Чикалиот Хиосец, Анест Параскева Керестечоглу, хаджи-Панан Феодоров чевахерджи, от почтенных еснафов (ремесленников): Христодул Мавруд терчибаши, хаджи-Анания Кириаков абатчи. Армяне со своей стороны выбрали десять уполномоченных представителей, имена которых вписаны в изданном тогда указе.

Собрались судьи, явились и мы с Армянами, последние начали говорить первыми, как истцы; они требовали, чтобы храм был восстановлен и исправлен в принадлежащих им частях ими одними, остальные же места поклонения были исправлены сообща обоими народами и чтобы ямаки были им подчинены, как их единоверцы. Судьи же сказали им: Это было уже разобрано в первой вашей тяжбе и судебном разбирательстве и дело было покончено с согласия Греков и вас Армян; об этом был составлен илам, на основании судебных приговоров, и сообразно с ним изданы высочайшие указы и не следует вам начинать иск и судебное разбирательство о том же самом. Они же вновь сказали тоже самое и оставались при своих [213] требованиях и показав судьям подложный хат султана Селима I, завоевателя Египта и Иерусалима, старались доказать его подлинность и что им также принадлежит право владения храмом и всеми местами поклонения. Видя их непреклонность и упрямство, судьи потребовали у нас имеющиеся у нас царские повеления, прочтя которые они потребовали и документы, имеющиеся у Армян. Они дали судьям вышеупомянутый хат Селима I, прочтя его судьи приказали нашим монахам и Армянским дердерам выйти из заседания и остаться некоторым светским лицам, особенно тем, кто посетил когда-нибудь Иерусалим и видел храм. Остались из наших: хаджи-Анания Кириаков абатчи, хаджи-Савва Николаев сараф, Ламбик Георгиев Караджа сараф, а все остальные ушли, их спрашивали судьи о храме, о его частях и местах поклонения; описав храм и дав нужные ответы на сделанные им вопросы, они доказали при помощи хат-шерифа султана Махмуда обман и крайнюю дерзость Армян. Но судьи сказали им: Так как с самого начала уступленные и отданные Армянам части при прежней тяжбе и при прежнем судебном разбирательстве были уступлены им с общего вашего и их согласия, из этого следует, что им должен быть дан указ, отдающий в их собственность и владение эти части и места поклонения, уходите и чрез три дня приходите вновь. И таким образом мы были отпущены.

Собрались во второй раз судьи, и мы явились вновь. Прежде всего наши подали приготовленное от имени нашего народа общее прошение и некоторые из хранящихся у нас царских повелений [214] прочтя которые, нашим они ничего не оказали, Армянам же сказали так: Имеете ли и вы, друзья, столько царских повелений, когда вы требуете, чтобы вам предоставлено было восстановлять и исправлять принадлежащие вам части храма? Те же отвечали: имеем. Они держали в руках копию о указа, данного скорее Франкам, чем им, при патриархе Хрисанфе в 1719 г., по оттоманскому счету в 1131 г., когда большой крытый свинцом купол храма и остальные части храма были исправлены нашим и остальными народами, и подали эту копию судьям; в то же самое время они подали и тот подложный берат султана Селима I; судьи не хотели читать эти документы, но они настоятельно просили их прочесть. Наши на копию указа о восстановлении ответили хат-шерифом султана Сулеймана I и собственноручным указом, изданным, как было сказано, царем после первого судебного разбирательства; а на подложный берат султана Селима I ответили царским хат-шерифом султана Махмуда I и остальных султанов, доказав им, что все находящиеся в руках Армян. документы и повеления, изданные обманным путем, недействительны вследствие хранящихся у нас царских указов и хат-шерифов. На это сказал рейс-эфенди: необходимо, чтобы данные обоим народам царские указы были тотчас же внесены в книги калеми, и пока вы, Греки, не верите имеющимся у Армян. царским документам и повелениям, и Армяне не хотят верить документам, имеющимся у вас, Греков, и таким образом никогда не кончатся между вами споры и тяжбы. Уйдите и в другой назначенный день явитесь вновь. И таким образом мы ушли. [215]

Когда наступил назначенный день, именно 14 Апреля того же 1810 г., приходившееся в великий Четверг, мы явились в третий раз, и Армяне говорили опять такие же пустяки, как и в прежние заседания; у них была заранее приготовленная, сделанная из бумаги модель храма, они предъявили ее собранию и пальцем показывали на ней принадлежащие каждому народу части, какими они владеют частями и местами. Судьи и все члены собрания потребовали, чтобы дал объяснения один из наших знающий храм. Святогробец архимандрит Афанасий встал и доказав. что та модель не имеет никакого сходства с подлинным храмом, потому что она составлена по наущению Армян, прибавил в свою защиту следующее: Да, у Армян и прочих народов есть в храме части им принадлежащие и издревле им отведенные, но они отведены им в пользование и для жительства, а не в полную собственность; поэтому не требуется, чтобы каждый народ непременно сам исправлял и восстановлял эти части, но наш народ в оправдание доверия оказанного ему Высоким Девлетом, хотя и может все исправлять, передаст и вручит каждому народу назначенные ему части, согласно обещанию, данному в первом мурафе, на этом основании издан высочайший царский указ после судебного разбирательства сообразно с судебным приговором. После этих слов перестали рассматривать армянскую модель, удалился и помянутый архимандрит Афанасий. Подошли по вызову судей вышеупомянутые архиепископ Солунский Герасим и Ламбик Георгиев Караджа, и их судьи всячески старались убедить согласиться на требование Армян, говоря, что иначе [216] нельзя поступить, и что в противном случае спор останется не разрешенным. Помянутые лица на каждое предложение давали должный ответ и защищались, и наконец сказали следующее: Наш несчастный народ судебное постановление сделанное в первом мурафе и скрепленное царским указом признает, принимает, на него соглашается. Если однако на много лет царствующий и справедливейший наш царь, как владыка и господин всех нас и нашего имущества, пожелает постановить приговор и уничтожить актинамэ, Омара-Хаттаба, указы следующих четырех великих царей и преемников его, собственный царский собственноручный указ раньше им изданный, никто, конечно, не будет этому противоречить и препятствовать. После того как это было сказано с волнением, все наши вышли из заседания, а вошли по приглашению два выборных Армянина, что они говорили и болтали в заседании мы не знаем. Нам приказано было уйти и прийти в другой назначенный день, и все мы разошлись каждый народ по своим домам.

Когда наступил назначенный день, а именно 25 Апреля, Четверг на Фоминой, собрались судьи, и мы явились вновь. Армяне говорили опять то же самое и предъявляли те же самые требования, и имея в руках тот подложный берат султана Селима I, о котором часто была речь, старались доказать его подлинность, будто он был дан им самим султаном в Иерусалиме во время его взятия, и на основании этого документа они требовали права исправить и восстановить места поклонения в Иерусалиме и остальные принадлежащие им части, чтобы показать, что они такие же собственники этих мест, [217] как и мы, Греки. Судьи и остальные члены собрания всячески старались убедить наших согласиться и признать подлинным помянутый берат султана Селима I, но наши на это не соглашались и доказав многими несомненными царскими указами, что документы и царские повеления, находящиеся в руках Армян, изданы все вследствие обмана, и что все они в разное время были признаны недействительными, твердо стояли на своем. Судьи же, видя, что мы не поддаемся и желая испугать нас, сказали с гневом: вы не повинуетесь царскому желанию и упрямы. Но наши отвечали: Мы совсем не ослушники, но покорные рабы царя нашего. Если царь пожелает и постановит без точного расследования, без судебного разбирательства, без судебного и законного приговора отнять у нашего народа имущество и права, издревле ему принадлежащие, кто будет возражать против этого? После этого распущено было и четвертое заседание, и мы ушли.

С 25 Апреля этого 1810 г. вплоть до 24 Февраля 1811 г. в Константинополе не было никакой речи об этом споре и судебном разбирательстве, но полнейшее молчание; это десятимесячное молчание мы сочли за конец судебного дела и споров (12 Сентября того же 1810 г. окончились с Божиею помощью восстановление и исправление всего храма, и 16 того же месяца совершено освящение). Но не так-то было; помянутые судьи после четвертого заседания, так что некоторые из нас этого не знали, написали царю илам, какой сами хотели, и, пожалуй, какого хотели Армяне, и отослали при посредстве визиря. Царь же принял илам и, поверив написанному, ибо он думал, что это сделано с нашего согласия, написал на нем собственноручно [218] следующее: сообразно с содержанием этого илама пусть будут написаны два высочайших указа и пусть будет дано по одному указу каждому народу, каковые указы должны быть вписаны в книги калеми и судов; точно так же пусть будет написан и судебный ходжет, копия с которого вместе с копиями имеющих быть изданных указов, должны быть посланы на хранение моей державе; Армяне должны тотчас же возместить Грекам издержки, сделанные последними на восстановление и исправление принадлежащих Армянам частей, и пусть Армяне будут соучастниками в местах поклонения, общими местами пусть владеют сообща, принадлежащими же каждому народу местами отдельно; высочайшие же указы, данные Грекам после прежнего судебного разбирательства, пусть будут признаны недействительными, и пусть будут вырезаны из книг, и таким образом будет положен конец этому спору и этой тяжбе, и таким образом пусть будет приведено в исполнение. И после десятимесячного перерыва, как сказано, этот документ был послан тогдашнему визирю Ахмету-Шакиру-паше, прежнему чарпхане-эмину.

25 Февраля 1811 года, в Субботу, вышеупомянутый визирь Ахмет-Шакир-паша объявил патриарху Поликарпу, чтобы он послал шех-ул-исламу Шеман-заде-Омар-Лулус-эфенди (ибо бывший до него Дури-заде-Сегид-Абдуллах-эфенди был лишен должности и сослан) уполномоченных лиц со стороны Греческого народа для выслушания царского постановления; туда должны прийти судьи и улемы и другие начальствующие лица и вельможи Высокого Девлета. Согласию общему решению и постановлению [219] назначено было отправиться во дворец помянутого сановника, прежнему Солунскому, а теперь Халкидонскому архиепископу Герасиму Критянину, Никейскому архиепископу Иоанникию Хиосцу, Прокопию Назианзину Святогробцу (он возвратился в Константинополь из Иерусалима), хадже Ламбику Георгиеву сарафу, Христодулу Мавруди терджибаши; на следующий день они и отправились в помянутый дворец. где состоялось заседание высочайших улемов и других чиновников Высокого Девлета и куда они явились также как и Армяне.

Помянутый визирь, пристально посмотрев на нас, сказал: На много лет здравствующий и державнейший царь наш, утвердив собственноручною царскою подписью судебный илам судебного разбирательства бывшего десять месяцев тому назад, отправил его к нам с тем, чтобы изданы были согласно с его содержанием, требуемые указы. И подав илам рейс-эфенди, сказал: Прочти его, эфенди, всем в слух. Тот прочел сначала илам, о котором, как сказано, мы не имели ни малейшего понятия, так как он был тайно от нас написан, затем прочел и собственноручную царскую надпись, сделанную на нем, как мы выше сказали. После чтения визирь вновь сказал нам: На много лет здравствующий царь наш, заботясь об обоих народах и желая, чтобы вы впредь жили в мире и дружбе, как общие подданные и рабы того же самого царя, издал этот, как вы слышали, хат-шериф, чтобы прекратились споры и тяжбы между вами.

Услышав это, Армяне очень обрадовались и тотчас же прославили царя, мы же не только очень огорчились, но, выйдя из себя, едва в состоянии [220] были ответить следующее: Господа, дело это окончится в одном заседании, потому что мы смиренные рабы ваши посланы нашим народом выслушать преславное повеление ваше и объявить его нашему народу. Слышанное нами мы должны довести до сведения патриархов и всего народа и какой ответ даст нам наш народ, мы вновь доведем до сведения твоего высочества. На это ответил визирь: Действительно это дело не может окончиться в одном заседании, идите и сообщите кому нужно постановление царя и какой получите ответ, сообщите рейс-эфенди. Уйдя из дворца верховного судьи, мы сообщили патриархам, священному синоду и некоторым выборным содержание того пагубного илама и смысл сделанной на нем царской собственноручной надписи. У нас было общее обсуждение о том, какой дать ответ и что сказать в свою защиту на этот суровый и жестокий царский приговор, с одной стороны, чтобы нам не быть противниками и ослушниками царского постановления, с другой стороны, чтобы раскрыть, как от незнания и обмана сделана незаконная защита Армянам, нам же невольная несправедливость. Всеми было признано благоразумным подать в верховный суд ответ нашего народа в виде прошения, которое должны скрепить два патриарха, именно Константинопольский и иерусалимский, находящиеся в столице архиереи и представители братства Великой Церкви и которое должно быть отправлено рейс-эфенди, согласно этому постановлению. Но чрез несколько дней прошение было возвращено нам от помянутого рейс-эфенди, объявившего нам, чтобы мы в помянутый день взяв прошение явились во дворец верховного судьи, [221] куда должны были собраться почти все судьи, улемы, чиновники и вельможи, и подали там наше прошение. Когда нам было отдано это приказание, нами было сообща постановлено отправиться в это последнее и решительное заседание самому патриарху Поликарпу, взяв с собою и других представителей им назначенных.

В назначенный день отправились во дворец верховного судьи Шамани-заде-Омар-Лулуси-эфенди блаженнейший Поликарп, с ним Герасим Халкидонский, Иоанникий Никейский, игумен Синайского подворья Иларион, Прокопий Назианзин Святогробец, начальник бана Константин Караджа, начальник хатмана Димитрий Схина, камрас Димитрий Замбак, постельник Иоанн Негр, постельник Иаковак Риз, хаджи Банан човахеретчи, хаджи Георгий Сильвестров Охан сараф, хаджи Георгий Мусик сараф, хаджи Ламби Георгиев Караджа сараф, Христодул Мавруди терджибаши, хаджи Константи бакирджи, Ставрак хаджи Иовик, хаджи Савва и некоторые другие, сошедшиеся в тот же день, именно 25 Апреля того же 1811 года, во Вторник. И следующие: вышеупомянутый верховный судья Шамани-заде-Омар-Лулуси-эфенди, прежний Румелийский казыаскер Изет-бей, Румелийский казыаскер Ата-эфенди, прежний Анатолийский казыаскер Мехмет-Тахир-эфенди, хаджи-Халил-эфенди имеющий чин Румелийского казыаскера, накиб Сегид-Мухамед-Зеинул-Абидин, фетва-эмин Уриани-заде-Мехмет-Рашид-эфенди, шератчи из Кавалы Сегид Сулейман эфенди. Это из числа улемов, а из чиновников Порты следующие: визирь Ахмет-Шакир-паша, кехая-бей Морали-Осман-эфенди, девтердар Ибрагим Сарим-эфенди, реис Бозуклу [222] Мустафа Мачхар-эфенди, черпхане-эмин Мустафа-Рашид-эфенди, Морейский назир Ачми-эфенди, прежний чаушбаши и шехер-эмин Ибрагим-эфенди, бейликджи Ахмет-Афиф-эфенди, аметчи Мехмет-Сеида-эфенди и пять кеседаров калеми.

Перед всеми этими наши стали направо, Армяне же налево, и вновь был всем прочитан вслух вышеупомянутый илам и собственноручная царская надпись на нем. По прочтении его патриарх сказал следующее: Наш народ и мы здесь присутствующие рабы ваши, не будучи в состоянии привести оправдательных фактов наизусть вследствие невежества нашего и уважения к священному собранию, приводим их в настоящем нашем нижайшем прошении. И держа в руках вышеупомянутое прошение, положил его перед верховным судьею. Но бывший Анатолийский казыаскер, прервав патриарха, сказал с гневом: Что это за прошение и что за перемена? Вам больше нечего делать и вам не нужно больше никакой защиты и никакого нового судоговорения, народ ваш согласился со вторым судебным постановлением, как это сказано в этом судебном иламе, скрепленном и царскою собственноручною подписью. После этого и помянутый хаджи-Халил эфенди, бросив на нас сердитый и свирепый взор и тряся головою и желая напугать нас, сказал так: Вы хотите уничтожить повеление и приговор царя? На это мы ответили: Мы рабы и холопы на много лет здравствующего царя не можем помышлять о подобной нелепости; мы охотно повинуемся справедливейшим постановлениям царя, на несправедливые и неправильные требования и желания [223] друзей наших Армян мы раньше не соглашались и не соглашаемся, так как спор между нами был рассмотрен по законам в первом мурафе у Эмин-бея и был окончен, и был сделан судебный илам и изданы царские указы и были скреплены царскою собственноручною подписью и вписаны во все калеми и суды; а как всем известно, если какая-нибудь тяжба и опор законным образом рассмотрены, составлен судебный приговор и дело окончено, не должны быть пересматриваемы совершенные по этому делу судебные документы, и царские повеления и постановления не могут быть уничтожены и изменены.

На это сказали нам помянутые судьи и особенно Мехмет-Тахир-эфенди: Илам, составленный во второй мурафа Изед-беем совершенно подобен и одинаков с иламом, составленным в первый мурафа Эмин-беем и мною. Разница только в том, что илам первого мурафа подробный, а второго сокращенный. Мы сказали: если они одинаковы, почему же отменяются прежде изданные царские указы? Один из судей ответил: Прежде изданные в пользу Греков хат-шерифы не могут быть отменены. Другой член суда сказал: Пусть оба народа владеют спорными частями храма на основании хранящихся у них священных указов султана Селима I, завоевавшего Иерусалим. На это мы сказали: Имеющийся у нас Греков хат-шериф султана Селима I и тот, который имеют в руках друзья наши Армяне, основаны на актинамэ халифа Омара-Хаттаба. Что мы, Греки, имеем в руках собственноручное актинамэ халифа Омара, это может быть доказано и это бесспорно и также несомненно, что на основании этого [224] актинамэ дан нам султаном Селимом I собственноручный царский указ. Армяне же не видели халифа Омара, каким же образом могли они взять у него актинамэ, каким образом могли они показать актинамэ Селиму и получить от него согласный с ним хат-шериф, когда в его царствование не было в Иерусалиме ни одного Армянина, ни патриарха, ни монахов, ни народа Армянского, и в то время находилось в Иерусалиме не более ста Армян? Каким образом они получили эти документы, это знают они одни.

На это сказали нам чиновники: Вы хотите устранить Армян от иерусалимских святынь? Мы ответили: нет. Так пусть они владеют, как издревле. Мы сказали: это было рассмотрено в первый мурафа при судьях Эмин-бее и Тахир-эфенди, с согласия обеих сторон, об этом был составлен судебный илам и на основании его изданы царские указы скрепленные хат-шерифами, и тогда был положен конец тяжбе. На это сказал шех-ул-ислам: Если в судебном иламе, составленном Эмин-беем и Тахир-эфенди заключается без изменения повеление султана Селима I, точь-в-точь в том же смысле и в тех же словах и выражениях, нет возможности отменить прежде изданный царский указ, и Армяне пусть перестанут говорить вздор. Мы сказали: Милостивейший господин, в помянутом иламе содержится точь-в-точь повеление султана Селима I. Сказав это и имея с собою указ, изданный, как выше сказано, на основании илама Эмин-бея, мы передали его помянутому муфти, который приказал прочесть его вслух в присутствии всех. [225]

По прочтении помянутого указа все молчали довольно долго, затем визирь сказал, обращаясь к муфти: Оба народа должны доставить во дворец визиря имеющиеся у них древние документы и постановления; когда они будут рассмотрены, переведены и сравнены друг с другом, тогда станет ясно, на какой стороне правда и тогда будет дан им окончательный приговор. Так это кончилось, и мы ушли из дворца муфти 29 Апреля того же года. Патриарх отправил в Высокую Порту к визирю следующие документы: актинамэ Омара-Хаттаба на арабском языке, указ султана Мехмета II завоевателя Константинополя, указ султана Селима I, завоевавшего Египет и сына его Канона-Сулеймана; чрез несколько дней документы эти были возвращены патриарху при посредстве бейзаде Панаиотаки Мурузи и с тех пор до 18 Января 1812 г., т. е. в течении 9 месяцев было полное молчание и не было никакого разговора и слуха об этом споре.

В конце Октября 1811 года бейзаде Димитраки Мурузи, драгоман Высокой Порты, был совершенно неожиданно обезглавлен в царском лагере, находившемся в Шумле, брат бейзаде Панаиотаки Мурузи, занявший после его место драгомана в столице, в начале Ноября неожиданно убит у железных ворот, да будет вечно прославляться память его, и в Высокой Порте был посажен великим драгоманом славнейший господин Иаковаки Аргиропул. 19 Января того же 1812 г. патриарх Поликарп получил от тогдашнего визиря Русти-паши (бывший до него визирем Ахмет-Шакир-паша был смещен и сослан на остров Кос) приглашение явиться к нему во дворец визиря и взять у него [226] высочайший указ, изданный относительно прежнего спора и скрепленный собственноручною царскою подписью; но патриарх не мог отлучиться и послал вместо себя прежнего Призренского преосвященного Герасима, который только что стал Святогробцем, и получил высочайший указ от помянутого визиря Русти-паши при посредстве славнейшего драгомана Аргиропула. Хотя Армяне получили указ такого же содержания, они проклятые им не удовольствовались, а добились и получили еще два указа: первый гласил, что высочайший указ, изданный в первый мурафа и скрепленный хат-шерифом, должен быть признан недействительным и изъят из калеми, а вписан должен быть последний, второй же содержал, что по исчислению расходов, сделанных на части храма, принадлежащие Армянам, соответствующая сумма должна быть полностью уплачена Армянами Грекам.

Получив эти указы, они потребовали у Порты и трех мубаширов, одного мувеллу, одного ходжакиана и одного меимар-калфу, которых им и дали и которых они отправили в Иерусалим, чтобы привести в исполнение помянутые указы. Прибыв в Иерусалим и прочтя в суде указы, прежде всего вписали их в книги суда, уничтожив запись указа с собственноручною царскою подписью, раньше данного нам, как сказано, в первый мурафа при Эмин-бее. Затем отправившись в храм, они оценили Армянские части сообразно с расходами на наши части, и они оценены были в 34,529 пиастра 29 аспров, не считая платы рабочим; эту сумму Армяне хотели тотчас же выплатить нам при посредстве помянутых мубаширов в Иерусалиме, но [227] наши не хотели взять у них ни овола, говоря: патриарх и народ наш находятся в Константинополе, отправьтесь туда и уплатите им эту сумму, и таким образом отказались принять деньги от Армян. Затем Армяне потребовали, чтобы отдан им был, при посредстве помянутых мубаширов, и ключ от храма Св. Вифлеема, чтобы им беспрепятственно входить в Св. Пещеру для совершения литургии и ежедневно служить в Гефсимании у гробницы Богородицы. Но тогдашний мулла, Мусаниф-эфенди, человек справедливый, после тщательного расследования древнего обычая, узнал от многих достоверных людей и самих Армян, что Армяне имели издревле обыкновение служить два раза в год в Вифлееме у престола Коптоабиссинцев (и это с письменного повеления Иерусалимского наместника) и два раза в неделю служить в Св. Гефсимании, раз у гробницы Богородицы и раз вне гробницы у своего алтаря, а потому он не согласился на их требования, как незаконные, несогласные с древним обычаем и противоречащие имеющемуся у них указу, гласящему, что оба народа должны совершать свое богослужение согласно с древним обычаем. Видя, что мулла не уступает им, Армяне обещали ему сто тысяч пиастров, думая, что при помощи такой взятки они достигнут своей цели, но это им не удалось, ибо мулла даже слушать их не хотел. Отчаявшись в этом, Армяне придумали другой путь; будучи уверены, что если бы они тогда получили ключ от Вифлеема, они никогда не выпустили бы его из рук, они обратились к некоторым из местных выборных лиц и к пришедшему из столицы мувелле и подкупив их [228] деньгами и дарами, получили от них прошение к Высокому Девлету с жалобой на муллу, что он взяточник и получив с Греков большую сумму денег, не привел в исполнение царские хат-шерифы и покровительствуя Грекам вредит Армянам, не позволяя дать Армянам ключ в Вифлееме, чтобы Армяне могли по обычаю совершать там богослужение, а также в Гефсимании у гробницы Ситти-Мариам (Божией Матери).

Получив такое прошение и тайно отослав его в столицу к своим, Армяне получили указ с собственноручною царскою подписью, повелевающий, чтобы Вифлеем и Гефсимания сообща принадлежали Грекам и Армянам. Указ был направлен к паше Дамасскому, к муселиму Иерусалимскому и имеющему прибыть мулле Иерусалимскому, ибо Армяне добились, что тот защитник справедливости скорее, чем наш защитник, был сослан. Когда он был сослан, и прибыл из столицы новый мулла Халиди-заде-Муса-эфенди Иерусалимец и помянутый указ был прочитан на собрании в мехкемэ, Армяне получили половину Св. Гефсимании и ключ от одной двери в Вифлееме; и войдя беспрепятственно господами в помянутые два места поклонения, они по своему желанию совершают богослужение до сегодня. Вот что делали против нас Армяне, как это вкратце нами рассказано.

(пер. П. В. Безобразова)
Текст воспроизведен по изданию: Материалы для истории Иерусалимской патриархии XVI-XIX века // Православный палестинский сборник, Вып. 55. Часть 2. СПб. 1904