НЕОФИТ КИПРСКИЙ

РАССКАЗ НЕОФИТА КИПРСКОГО

В 1827 г. Армяне видя, что наш народ, а также священное Святогробское братство изнурено нуждою и бедностью и начинает впадать в агонию, рассудили, что наступило удобное время похитить какие-нибудь святыни. Вследствие этого они 27 Декабря подали прошение султану, прося позволения делать все по обычаю и служить в храме Голгофском, при чем им помогали почти все члены Высокой Порты. Но Махмут, посоветовавшись с тогдашним шех-ул-исламом, согласился, что не время снова поднимать эти дела, поэтому армяне не достигли результата.

Патриарх иерусалимский Поликарп, узнав о действиях Армян и опечаленный этим, в то же время не в состоянии был бороться с нуждою и недостатком средств, и умер 3 Января 1828 года. Преемник его ныне преславно патриаршествующий Афанасий, унаследовал и его огорчения и беды, о чем теперь будет речь. Так как в том же году благочестивейшая Россия объявила войну Порте, которая была очень разгневана на нас, как на [63] единоверцев России. Армяне нашли это время очень удобным и, привлекши к себе благорасположение придворных и обещав в царскую казну, как говорят, миллион пиастров, они получили собственноручный царский указ, дававший им право служить у божественного Гроба и владеть с нами сообща Священным кувуклием, имея одинаковые с Греками права делать то же, что и мы делаем, а равно и у камня Миропомазания, т. е. в месте, где Иосиф и Никодим умастили тело Господне смирною и алоем и обвили плащаницей.

Принеся этот указ в Иерусалим и приготовив все, они собрались в храме Воскресения 3 Сентября. Когда был прочитан этот указ и все закричали: мугерек, т. е. согласны, Армяне тотчас же принесли лампады, иконы, подсвечники и пр., одним словом все, что у нас там есть, поместили и они, и с тех пор начали мести, чистить, мыть и украшать, также как и мы. Эти прекраснейшие люди требовали, чтобы поставлен был и армянский страж перед Пресвятым гробом, так чтобы один день стоял наш страж, а другой их; однако это не было им даровано, хотя они много обещали начальствующим лицам. Затем они стали добиваться того, чтобы большой купол был признан общим и они могли вешать туда лампады вместе с нами; но и этого они не получили, так как это не было упомянуто в имеющемся у них указе.

В том же году причинил нам много вреда, вышеупомянутый Птолемаидский паша Абдулла, враг христиан. Ненавидя православных и любя католиков, он дал монахам католикам из арабов право приходить в Палестину и Иерусалим в [64] камилавках, что раньше было запрещено. Кроме того он выдал францисканцам повеление, разрешавшее им делать реставрации в своих монастырях и келиях внутри храма и покрыть известью все их части; это и было сделано. Когда нам встретилась нужда реставрировать некоторые свинцовые листы в большом куполе Пресвятого гроба, францисканцы восстали и не позволили нам сделать этого. Они написали Абдулле-паше, который приказал нам не делать поправок не только в храме, но и ни в каком другом месте.

В это время пришли в Иерусалим и американские миссионеры и сначала поселились у Армян; они имели и раздавали бесчисленное множество книг всего Ветхого и Нового Завета. Затем, сдружившись с нашими, они выказывали нам сожаление и представлялись филэллинами; они помогли находившемуся при последнем издыхании Святогробскому братству, дав взаймы порядочное количество пиастров и наняли две, три келии в монастыре Архангелов. Затем, выказывая свое благородство, они в школах раздавали бедным детям хлеб утром и в полдень, и все радовались и благодарили этих человеколюбивых людей. Но постепенно они начали учить мальчиков не покланяться священным иконам и честному кресту, не поститься и не читать: Богородицу. Тогда, поняв обман, мы предотвратили беду и заняв у евреев под большие проценты возвратили им взятые у них деньги и выгнали их из монастыря Архангелов и школ. Настало время, когда Господь милостью Своею одарил Сион, который Он избрал Своим местом жительства, ибо 14 Сентября 1829 г. заключен был мир между благочестивейшею [65] Россией и Турцией, и на следующий год начали опять приходить на поклонение православные, которые вследствие случившихся бед не могли приходить с 1821 по 1829 год. Армяне же никакого страха не имели, потому что большинство из них жило в Азии, и они приходили тысячами. Когда услышали, что Армяне завладели Св. Гробом и местами поклонения, большая толпа собралась со всех сторон; так что армянская община в Иерусалиме чрезвычайно разбогатела, разбогатев стала надменною, и возгордившись обратилась вновь к своим обычным приемам.

Им встретились и счастливые и полезные обстоятельства. В 1832 г., когда Ибрагим-паша властвовал в Палестине и Иудее с Иерусалимом, Армяне чуть ли не царствовали. Точно также как у Мустафы Байрактара был вышеупомянутый сараф, армянин Манук, так у Мегмета-Али-паши был любимым и почитаемым лицом знаменитый Богосага, который, как человек энергичный, вел многие его дела. Доверяя его покровительству, иерусалимские Армяне сделали следующее. Между камнем Миропомазания и Св. кувуклием есть место, где по древнему преданию стояли жены Мироносицы и плакали, когда тело Господне умащали смирною и алоем. Это место покрыто белою мраморною плитою, которая от древности разломилась на три части. Эту мраморную плиту Армяне пожелали переменить, так как это место принадлежало им. Приготовив другую плиту и вырезав вокруг нее армянскую надпись, они вдруг 4 Декабря сняли старую и положили новую. Спрошенные нами, по какому праву они это сделали, они ответили, что с разрешения муллы и по праву им принадлежащему. Когда мы [66] спросили муллу, он отрицал это; однако он и остальные хорошо знали это.

Мы написали Мегмету-Али-паше в Египет, сообщая ему о случившемся; но некоторые греческие паломники согласились между собою и ночью, бросая камни на только что положенную армянскую плиту, разбили ее на мелкие куски. На заре произошла немалая сумятица, начали против нас иск и сделано было постановление сообщить об этом сатрапу Мегмету-Али с курьером. Чрез 22 дня пришел от него ответ и постановление, положить вновь на это место старую плиту (27 Декабря 1833 г.). Она находилась у Армян, расколотая на три куска, и они, чтобы досадить нам, раскололи ее на 13 кусков, в таком виде и положили ее, и она остается до сих пор в таком жалком виде.

В 1833 г. францисканцы захотели на Вербной неделе повесить вокруг Священного кувуклия свои пурпуровые завесы, которые по царскому указу мы сняли оттуда, так как мы на равных правах с ними владели Священным кувуклием, как об этом было рассказано выше. Они просили у нас позволения, но мы им не дали его. На следующий 1834 г. перед их постом, когда мы начали по обычаю украшать Священный кувуклий, воспользовавшись временем, когда наши ели в трапезной, они торопливо повесили свои завесы. Когда их проделка стала известною, мы чрез три часа заставили их собственноручно снять их. В первую Субботу Великого поста, в час когда совершается вечерня православия, и когда собралась толпа православных и армянских богомольцев, один Армянин ударил одного из наших. От этого произошла драка, [67] которую прекратили привратники-турки и другие, и вот в то время, когда наши православные иереи ради освещения хлебов стоят перед дверью Св. кувуклия, по обычаю в два ряда до царских врат в священническом облачении, вот говорю я, один армянский богомолец обругал одного из наших священников, назвав его по-армянски свиньею и собакою и другими позорными именами. Один из наших, хорошо знающий армянский язык, сказал бранившемуся Армянину: за что ты бранишься и ругаешься над священником?. Армянин и его выбранил и ударил. Увидев это наши богомольцы бросились на Армянина, а на них другие Армяне, стоявшие по близости, и Греки сцепились о Армянами, беспощадно колотили друг друга ногами и руками, так что многие из наших лишились чувств; ибо Армян в тот год было до 6 тысяч, а наших только четыре. Освящение хлебов и вечерню не окончили и ризы священников, которых толкали во все стороны, были разорваны, также как иеродиаконов. Это было сообщено тогдашнему губернатору, был послан тысяченачальник с солдатами и он с трудом заставил Армян прекратить драку с православными.

В тот вечер пришли в суд начальствующие армянские лица и потребовали письменных доказательств, что Греки зачинщики и пр. Но они ничего не достигли, ибо призванные в качестве свидетелей привратники Турки показали, что они виноваты, а мы не виновны. 12 Апреля, когда пришел в Иерусалим Ибрагим-паша, эти прекраснейшие люди не пропустили случая, чтобы оклеветать нас; но тот но обратил на них никакого внимания. Наконец [68] они убедили его дать им право построить дом, близ камня Миропомазания, что нам было очень докучно и неприятно. В великий Четверг рано утром, принесли в храм железо и камни, привели рабочих и начали вытаскивать и выбрасывать камни и готовить их. Увидя это мы сообщили об этом их действии Ибрагиму-паше, в конце концов мы убедили его и помешали им привести в исполнение их план, так что до сих пор дом остается неоконченным, а камни свода были выброшены.

Эти друзья были виноваты и в великую Субботу вечером, когда было раздавлено тридцать наших и свыше ста Армян, как и почему я не стану описывать, потому что это страшное происшествие потребовало бы очень длинного рассказа. 9 Мая Турки в Иудее, Иерусалиме и всей Самарии восстали против Ибрагима, а 13-го приключилось большое землетрясение и треснул купол кафоликона, и большой купол Пресвятого гроба, тогда пали и много высоких домов в Иерусалиме и минаретов и часть стены иерусалимской; сильно пострадали на Святой горе Елеонской купол над тамошним местом поклонения и по близости минарет, а в Св. Вифлееме кроме храма, монастыри Греков, Франков и Армян. Когда Ибрагим-паша победил восставших против него и в том успокоился, мы решили просить его дать нам право восстановить части, пострадавшие от землетрясения в Иерусалиме, Вифлееме, и на Елеонской горе. Но так как он все еще воевал с Арабами, находившимися по ту сторону Иордана, мы откладывали это дело. Когда же он вернулся в Иерусалим 16 Сентября, тотчас же к нему отправились францисканцы с просьбою, чтобы он дал им право [69] реставрировать купол на Елеонской горе; но он не захотел их слушать. Они однако не уходили, продолжали просить, наконец убедили и получили разрешение в ту ночь, а на заре приступили к делу. Узнав это, мы побежали к паше с жалобою на франков и показывали имевшиеся у нас в руках указы и документы, на основании которых нам принадлежит право реставрации, а не Франкам. Наконец паша, имея много дела и не находя времени для суда, возложил это дело на иерусалимского муллу, говоря, что тому следует и рассудить это и постановить приговор. Обратившись к нему, мы прежде всего приостановили постройку францисканцев до тех пор, пока не совершится суд. На другой день, когда начался суд, пришли и Армяне с своими документами и древними ходжентами, доказывая, что они в древние времена купили там столько-то локтей земли и многое другое. Этот суд между Франками, Армянами и нами продолжался три дня. В конце концов мулла и остальные судьи постановили такой приговор, чтобы восстановление было сделано тремя народами с общего согласия и издержки были общими. Однако францисканцы остались недовольны и ничего не делали в течение десяти дней. Наконец и они внесли свою часть и приступили к постройке 15 Октября и она была сделана, как мы желали, прочно и проч.

В это время, с разрешения муллы и Ибрагима-паши мы возобновили купол кафоликона и открыли находившиеся в нем восемь окон, закрытые, как выше сказано, и все очень обрадовались. Но францисканцы, завидуя этому общему благу, ибо храм стал светлым, сильно наговорили на нас [70] Туркам, так что 20 Октября мулла прислал нам сказать, чтобы мы приостановились. Но францисканцы не достигли своей цели, они повредили нам только тем, что мы должны были раздать деньги мулле и остальным лицам, окна же остаются и до сего времени открытыми. В тот год францисканцы сделали нам много других неприятностей, которые я опускаю потому, что веду короткий рассказ.

В 1835 г. Армяне начали действовать против нас следующим образом. 2 Января согласно повелению Мегмед-Али-паши и Ибрагима-паши мы возобновили наш монастырь в Вифлееме; так как стена, находящаяся близ Св. алтаря тамошней главной церкви, треснула от землетрясения и с каждым днем трещина увеличивалась, по совету знающих плотников и каменщиков мы устроили там свод, который служил подпорою стены, чтобы она не упала. Но так как стена, о которой идет речь, находилась у той части, где совершали богослужение Армяне, они; считая стену своей и желая быть ее строителями бегут к мулле и остальным; обильною раздачею золота Армяне убеждают их, посылают людей и разрушают наш свод; сами же они готовят тотчас же материал и стараются получить позволение у судей разрушить треснувшую стену и построить новую с самого основания. Узнав это мы бежим к мулле и Селим-бею, наместнику Ибрагима-паши, и ставим им на вид, что они поступают несправедливо, отнимая у нас старинную привилегию возобновлять эти места поклонения, дарованную нам столь многими султанами. Мулла и Селим-бей отказались и не дали Армянам просимого мураселэ. Те, принимали всевозможные меры, [71] раздавали деньги и обещания, но ничего не достигли; ибо мы выставили свидетелями стариков Турок и Франков, подтвердивших, что никогда Армяне не положили ни одного камня в Вифлеемском храме. Кроме того мы сказали, что если они дадут Армянам право строить в Вифлееме, мы начнем процесс не только с сатрапом египетским Мегмет-Али-пашою, но даже с самим султаном, что нам принадлежит право возобновления. Так как на этом основании мы требовали мураселэ, мулла уклонялся под разными предлогами, пока, скушав много денег, не сдался и не дал требуемого документа. Взяв мураселэ и человека от правительства, мы 23 Января отправились в Вифлеем, сняли стену до того места, где она уже не представляла опасности и выстроили ее вновь. Армяне же, отчаявшись в мулле, отправились в Египет к тамошнему правителю Армянину Богосу; много подготовив тут и издержав они отправились в Константинополь и на следующий год сумели взять три указа, первый о Вифлееме, второй об Елеонской горе, третий о храме Воскресения, как об этом будет сказано. Между тем случилось следующее. Когда в Св. кувуклии служит обедню один из трех народов, Греки, Франки или Армяне, по установившемуся обычаю, никакой чужестранец не имеет права проходить пред Св. кувуклием. Многие годы соблюдался этот обычай и в то время как служили обедню Франки ни мы, ни Армяне не считали себя в праве проходить там, точно также, когда совершали богослужение мы или Армяне. Тоже самое должно было соблюдаться и Армянами, которые, как сказано, сообща с нами владели кувуклием. Но в этом (1835) году, 10 Марта [72] в Крестопоклонное воскресенье, когда у нас принято служить там литургию с особенною торжественностью, в присутствии свыше трех тысяч православных паломников и местных жителей, во время пения Херувимской и выхода духовенства с дарами, вдруг один католический священник с монахом, держа точно также чашу, захотели пройти там и отправиться служить обедню на Божественную Голгофу; но так как они не в состоянии были пробраться чрез толпу, они начали толкать и бить ногами мужчин и женщин, однако толпа представляла крепкую стену. Так как произошел шум, мы сказали им, что в это время не позволено проходить, и напомнили им об обычае; они же повернувши не пошли другим путем, как это всегда делалось, а привели ясакджи Турок, но и те не могли провести их. Тогда они привели одного Итальянца в форме турецкого офицера, который обучал Иерусалимские войска военному делу. Палкою, которую он держал, он начал беспощадно бить паломников, чтобы они дали дорогу. Один из паломников, которого тот ударил по голове и который почувствовал боль, выхватил у него палку и сломал ее; рассердившись, он обнажил шпагу и пробовал зарезать паломника. Присутствовавшие при этом паломники, видя это и рассердившись, выхватили у него шпагу и связав ему руки за спину выгнали, связав руки и католическому монаху, который его привел. И вот вдруг являются другие францисканцы с палками и дубинами и начинают немилосердно бить этого православного; тогда вся толпа, рассвирепев бросилась на них. Видя их безумие, они едва вырвались из [73] рук паломников, с трепетом убежали в их тамошнюю церковь; заперев двери, они вошли на хоры и стали бросать оттуда на находившихся внизу паломников все, что было под рукой: поленья, камни; те же, не будучи в состоянии отплатить им, набросились на вещи Франков и одни ломали их лампады, другие рвали ткани, висевшие на стенах, четвертые старались сломать двери и пробраться к католическим патерам, и случилось бы большое бедствие, если бы служивший архиерей, прервав богослужение, не вышел успокоить их гнев молитвами и благословениями. Произошел большой шум и большое смятение и богослужение было окончено очень поспешно, также и обычный крестный ход. Когда после этого храм опустел, францисканцы вышли толпою и прежде всего собрали, что было сломано. Затем, призвав судей, они привели их в храм и показали им эти поломанные вещи, говоря, что Греки похитили у них и некоторые серебряные и золотые сосуды ценностью свыше 100 тысяч пиастров. Затем в тот же день они написали и послали прошение Мегмет-Али-паше в Египет, а тот написал иерусалимскому муселиму и судьям, чтобы они разобрали это дело беспристрастно. Это было сделано и после продолжительных словопрений с их и с нашей стороны было постановлено, чтобы мы заплатили им 10 тысяч пиастров. Мы же не повиновались, потому что они были виноваты во всех бедах, и на втором заседании был постановлен другой приговор, по которому мы присуждались уплатить франкам 6 тысяч пиастров, а им было запрещено проходить перед кувуклием во время нашего богослужения. Они уже не [74] осмеливались проходить там, мы же не дали им ни одного овола, потому что этот приговор был несправедлив, так как они были виноваты, а не мы. В этом 1835 г. судбища между нами и францисканцами следовали одно за другим, и они не переставали приставать к нам то с тем, то с другим, то с третьим, наказывая нас и самих себя; ибо судьи собирались не безвозмездно и судили не без вознаграждения.

В 1836 г. 9 Июня внезапно пришли из Египта францисканцы и с ними мумбашир и указ великого египетского сатрапа Мегмет-Али-паши, адресованный муселиму и судьям иерусалимским, повелевающий им разобрать дело Франков, утверждающих, что их обижают столько же Греки, сколько Армяне, и обнаружив где правда, сообщить об этом ему в письменном донесении. Прежде всего указ повелевал, чтобы отдано было католикам место близ Серая, где разрушенный храм, называемый на местном наречии Хатал-Месих, т. е. Темница Христова. После этого собрались судьи и власти иерусалимские, призвали нас и Армян, явились и Франки и начался суд. У этих прекраснейших был целый воз бумаг, фирманов, хатти-шерифов, указов, ходжентов и т. п., которые они начали читать и выводить из них, что им нравилось и доказывать так пространно, что этот суд тянулся с промежутками двенадцать дней. Требования францисканцев, разделенные ими на 16 статей, заключались в следующем: во 1. Греки и Армяне не должны иметь в Св. кувуклии никакого общего владения, а как до пожара должны иметь только право поклоняться там; во 2. вокруг кувуклия должны [75] быть повешены их завесы и иконы; в 3. Греки не должны даже восходит к большому куполу и не вешать там лампад; в 4. стены, построенные Греками под царским сводом, должны быть разрушены и перенесены внутрь; в 5. находящаяся под верхом этого самого царского свода икона Вседержителя Греков должна быть выцарапана и там представлено пятикрестие папы; в 6. южная стена кафоликона должна быть разрушена и выстроена вновь более внутри, и там должны быть восстановлены сгоревшие гробницы их царей; в 7. место под Голгофою, где были гробницы Балдуина и Готфрида, должно быть отдано им и гробницы должны быть ими выстроены; в 8. камень Миропомазания должен принадлежать им одним; в 9. плита, положенная Греками в месте Обретения Креста должна быть снята оттуда и положена другая их собственная; в 10. темница Христова, обыкновенно называемая колодой, должна принадлежать сообща им и Грекам; в 11. весь Голгофский храм должен быть отдан им; в 12. храм Богородицы в Гефсимании должен быть отдан им, а Греки и Армяне должны быть изгнаны, и в виде милости они дают им некоторые углы для богослужения; в 13. весь Вифлеемский храм должен быть отдан им, Армянам же и Грекам они дают всего одно место для богослужения; в 14. Св. Пещера должна принадлежать им одним; в 15. ворота, которые камнями завалили Армяне, должны быть отворены; в 16. вышеупомянутый храм Пастырей и сад под ним должен быть отдан им в собственность.

Турецкие судьи видели, что притязания францисканцев неосновательны и смеялись над их глупостью; [76] их 16 требований, довольно суровых, они сочли невозможными; но желая получить материальную выгоду от всех трех народов, они тянули дело с целью напугать нас и Армян, а францисканцев они питали надеждами. 31 Июня, открыв Святые врата они привели мумбашира и других и обозначали места, которые желали получить, так что сами Турки рассмеялись. 2 Июля они отправились в Гефсиманию и там тоже обозначали, что желали иметь. 11-го того же месяца они призвали нас и Армян к муселиму и в присутствии всех судей были прочтены в сокращении вышеупомянутые 16 глав Франков. Затем муселим сказал нам и Армянам: Изготовьте письменный ответ на все это, приготовьте свою защиту и приносите царские хатти-шерифы, сенетии и т. п., которое имеет каждый народ в доказательство своих прав на святыню; дается вам 11-дневный срок.

Хотя мы были готовы к защите и к опровержению требований Франков, но мы не упустили случая воспользоваться отсрочкою и позаботиться о большей безопасности. В то время как мы были обеспокоены и озабочены этим, вдруг неожиданно приключился у нас вихрь и другая сильная буря. 14-го этого самого месяца друзья Армяне призывают нас и Франков в мехкемэ, где в присутствии всех судей они предъявили три царских указа. первый — чтобы храм на Елеонской горе, потерпевший от времени и землетрясения, был возобновлен и восстановлен одним только народом армянским; второй — о Вифлеемском храме, чтобы никогда не отпирали запертые Армянами ворота; третий — о храме Воскресения Христова, чтобы и он как [77] потерпевший от землетрясения, был восстановлен ими. По прочтении этих документов был прочитан и собственный указ сатрапа Мегмет-Али-паши, повелевающий, чтобы царские указы были приведены в исполнение безотлагательно. Услышав это мы в высшей степени удивились и многое говорили Армянам, особенно же представитель Франков, но это ничего не помогло. Наконец муллою и остальными был постановлен приговор. Армяне приготовив лампады и иконы, повесили их в Св. кувуклии, находившемся на Елеонской горе, и, соорудив мраморный престол, начали служить там 17 Июля. У тамошних Турок они купили и домик, смежный с храмом, и 20-го того же месяца начали строить другой над ним.

21-го того же месяца Франки отправились в Вифлеем и в селение Пастырей и писали и сочиняли там, что хотели. А 23-го мы принесли в мехкемэ письменную защиту и опровержение статей, составленных Франками; мы написали и прошение Мегмет-Али-паше о несправедливых требованиях Франков. Но на это не последовало никакого ответа до настоящего дня. В то время мы получили царский указ и буюрды Мегмет-Али-паши взять вышеупомянутый дом в Яффе, который хитростью похитили у нас Франки. Мы призвали их в мехкемэ для выслушания указов; но узнав о причине вызова, они под разными предлогами не пришли. На другой день 1 Августа их вновь призвали, и они пришли. По прочтении указов они сказали судьям: Наш реверендисимус (начальник францисканцев в Иерусалиме) живет в Алеппо, без него мы не можем ничего сделать. Когда же мы насели на [78] них, они сказали: мы желаем иметь отсрочку в 30 дней, чтобы написать ему. А так как мулла взял с них раньше достаточную сумму, он сказал: Справедливо дать им отсрочку, это сказали и остальные и на этом порешили. Тогда удрученные лукавством муллы, мы ушли восвояси; в тот же вечер они прислали нам своего драгомана с объявлением, что они не могут возвратить нам помянутый дом в Яффе, потому что он им нужен, если же мы пожелаем они дадут нам вместо того другой дом в Иерусалиме. Мы ответили, что в Иерусалиме у нас много домов, а тот дом в Яффе нам очень нужен, так как нам некуда помещать паломников вследствие тесноты нашего тамошнего монастыря и они лежат на улицах и площадях города под дождем. По уходе драгомана, они, на следующий день, убедили власти, что им следует дать нам другой дом в Иерусалиме. Они просили нас об этом и просили и убеждали уступить, когда же мы не соглашались, они отступились, говоря: пусть Греки сделают то, что могут, и таким образом это дело осталось неоконченным. Мы написали о случившемся Мегмет-Али-паше в Египет и блаженнейшему патриарху иерусалимскому в столицу, которому мы рассказали и остальное, тяжбы Франков, фирманы и поступки Армян.

Последние начали 1 августа выстилать каменными плитами храм на горе Елеонской, и вскопали землю с северной стороны, желая устроить бассейн, куда могла бы стекать вода. Все это они делали, чтобы казаться строителями и господами тамошнего храма и святыни. Они разрушили притвор храма и [79] выстроили его выше и шире, сделав там и Армянские надписи о годе и пр. и что это издревле было их собственностью. Они построили и две келлии, чтобы в них жил только что избранный ими игумен с возжигателем свечей и церковнослужителями, так как они служили там литургию ежедневно; они купили и масличную плантацию и окружили ее каменною стеною.

1-го Сентября они привели в храм Воскресения муллу и все Иерусалимские власти и прочтя там свой указ о возобновлении храма, требовали, чтобы описаны были те части, которые они намеревались восстановить. На вопрос муллы, что нуждается в поправке, они указали тотчас же на большой купол, крытый свинцом, говоря что он подвергается опасности упасть. Когда Армяне сказали это, произошел большой шум в толпе, собравшейся сюда. чтобы увидеть конец дела и состоявшей из разных народов, и судьи не могли слышать друг друга. Встав мулла сказал: Такое дело требует спокойствия, а не шума большой толпы; достаточно пяти или шести человек с каждой стороны; завтра или послезавтра, собравшись вновь сюда с немногими представителями, мы спокойно рассмотрим это дело. Сказав это, он ушел домой с остальными. Заболев, он не мог прийти до 7 Сентября, когда придя вновь с немногими выборными Армянами и нами, приступил к описи. Он описал как нуждающееся в поправке следующее: 1. в месте снятия со Креста должны быть сняты плиты, сломанные паломниками; 2. большой купол должен быть внутри покрыт штукатуркою, снаружи же заново [80] покрыт свинцом; 3. должны быть покрыты плитами и штукатуркою их приделы на хорах и келлии там реставрированы; 4. все части храма, наверху и внизу, нуждающиеся в самой малой поправке, должны быть поправлены в том числе и придел Обретения Честного Креста; 5. двор пред Св. вратами, покрыть плитами; 6. священный кувуклий полировать снаружи и опоясать железом; 7. гробницы Коптов и Сирийцев, перенесенные из греческих мест, поставить на прежние места; 8. реставрировать вышеупомянутые келлии, реставрацию которых не допустили греки. Всего хуже было то, что эти нахалы потребовали, чтобы были уничтожены и вынуты из средины две колонны, поддерживавшие наверху большой купол, это было опасно. Когда между нами и ими произошел большой спор, Франки не присутствовали, говоря что это их не касается, мулла сказал: Это требует обстоятельного рассмотрения, поэтому надо отложить это на некоторое время, и таким образом все вышли из храма.

Армяне требовали, чтобы им можно было приступить к поправкам, а мы принимали сильные меры, чтобы противодействовать им и не допустить Армян приступить к этому делу. Не щадя издержек мы убеждали власти отложить это дело до тех пор, пока мы не получим ответа на письмо, посланное иерусалимскому патриарху; это и было исполнено. 9-го Сентября пришел ответ египетского сатрапа Мегмет-Али-паши на франкское дело, что религиозные и церковные дела его не касаются и он не желает вступаться и вмешиваться, что это входит в компетенцию высшей власти султана, шех-ул-ислама и пр. Мы обрадовались и благодарили [81] Господа; но мы были и несколько опечалены, потому что ничего не получили относительно возвращения нам помянутого дома в Яффе.

17-го того же месяца Армяне, созвав муллу и остальных, а также нас, отправились в Вифлеем, и прочтя указ требовали себе права возобновить наверху и внизу, внутри и снаружи, застелить плитами весь храм, где они стоят и поют, колонны и многое другое. Самое же тяжелое, что они, перетолковывая слова указа, требовали, это чтоб храм был разделен на две части, от западной железной двери прямо до царских врат Св. алтаря; за это они обещали мулле 50 тысяч пиастров и поэтому он помогал им. Три дня продолжалось состязание об этом в Вифлееме, потому что Армяне поселили в своем монастыре муллу и муселима и убеждали и ублажали их, одно давая, другое обещая. Но они но могли убедить нас уступить требованиям Армян и благодарение Богу не употребляли насилия; скорее мы убедили их судей и начальствующих лиц и получили отсрочку в 60 дней, чтобы написать в Константинополь Иерусалимскому патриарху; этого мы удостоились за большие дары. Поэтому были приготовлены письма, подробно и точно все объясняющие, не только к блаженнейшему патриарху Иерусалимскому, но и к всесвятейшему вселенскому патриарху Григорию II и кроме того к Священному синоду благочестивейшей России и державнейшему Императору Николаю, чрез живущего там ради помощи наместника господина Иерофея, архиепископа Фаворской горы. С этими письмами мы послали двух монахов, чтоб они и на словах рассказали что видели и слышали. [82]

Они отправились в столицу 19 Октября. Так как тогда там сильно распространена была чума, его блаженство не мог тотчас же отправиться к тогдашнему патриарху Григорию и остальным выборным. Когда в Константинополе, распространился слух о злоумышлениях Армян против святыни, на благочестивых напала печаль и затем и божественная ревность, но чума все спутала и только 20-го было общее собрание в патриархии и были прочитаны письма из Иерусалима. Постановлено было написать и подать прошение султану; но так как начинался месяц турецкого поста (Рамаран), время оказалось неподходящим. После того как состоялось четыре других заседания и прошение было написано, мы подали его султану только 20 Января 1837 г., потому что придворные, подкупленные Армянами, старались убедить нас согласиться на желание Армян, говоря: вы много раз возобновляли храм Воскресения и Рождества в Вифлееме, позвольте это раз сделать Армянам, так как и они христиане и пр. А мы не соглашались отдать наши древние права и они, уступая, просили нас согласиться, чтобы поправки были сделаны нами и Армянами; но и на это мы не пошли. Тогда Высокая Порта стала относиться к нам холодно и только вследствие постороннего влияния послала указ Константинопольским Армянам, написать Иерусалимским Армянам, чтобы они на время отложили попытку возобновить храм Воскресения. Вифлеемский и на Елеонской горе. Затем нам дан был указ, собственноручно подписанный султаном; этим указом были признаны недействительными три указа, выданные прежде Армянам и восстановление [83] предоставлено греческому народу 19 Февраля 1837 г. Это происходило в Константинополе.

А в Иерусалиме с 19 Сентября до 19 Февраля случилось следующее. 16-го 1836 г. пришел в Иерусалим на поклонение Людовик, сын французского короля, в честь его было сделано 21 пушечных выстрела, на встречу ему вышли муселим и все Иерусалимские власти, а также все народы: Греки, Франки, Армяне и Евреи. На другой день муселим и остальные отправились в Св. Вифлеем, по приказанию Мегмет-Али-паши, согласно распоряжению Порты, открыли помянутые ворота Франков и в 9-й час того же дня францисканцы прошли чрез них процессиею в Св. Пещеру. Вскоре после этого пришел армянский игумен и поставил лестницу, желая повесить икону над дверью внутри; но францисканцы, увидев это, бросились на него, и повалив лестницу, хорошо поколотили Армян. Так как там были муселим и остальные, пришел мулла и пригласил нас, чтобы разобрать и покончить наше дело с Армянами. На следующий день 19 Октября все собрались там в великой церкви, вновь был прочтен указ, находившийся в руках у Армян, и опять начались прения между нами и ими, так как мы не соглашались ни на одно требование Армян. Об этом приведенный сюда мулла сказал нам: Дайте Армянам ключ от этой двери, показывая на помянутую северную дверь. Мы ответили: Армяне имеют ключ от этой двери, зачем они требуют и наш ключ? Мулла сказал: “Вам не нужен ключ, у вас есть и другие двери, чрез которые вы входите в этот храм. Мы ответили: без царского повеления мы не дадим [84] ключа. Тогда мулла, рассердившись, сказал Армянам: Выньте замок и вставьте другой, тогда их ключ будет совершенно бесполезен. Тотчас же Армяне, имея наготове замок, прежний вынули и вставили свой. Затем они сняли нашу икону, висевшую над тою дверью, чтобы там ничего не было нашего. Потом, поднявшись к потолку, они повесили цепи для лампад, и сняли наши завесы над северной дверью; они унесли оттуда и Св. Хоругви, с которыми мы совершаем крестный ход. Внутри пещеры они повесили еще семь икон и пять лампад и в священнейшем месте Рождества над Св. Престолом они прибавили две лампады и хотели повесить также завесы. Когда же мы начали кричать, что это сделано против высочайшего указа, и мы сообщим об этом в прошении султану, муселим сказал мулле: действительно, в указе, имеющемся в руках у Армян, не говорится о том, что они делают, а только о возобновлении. Мулла ответил: Довольно, пойдем в Иерусалим и там завтра уладим это дело. Когда все возвратились, чрез три дня началось судбище о поправках в двух храмах, Вифлеемском и храме Воскресения, и мулла писал и перечислял все части, склоняясь на сторону Армян и написал об этом иламы и пр. Затем, призвав нас, сказал нам по секрету, что если мы хотим сокрушить Армян, мы должны дать ему 50 тысяч пиастров, дело будет устроено по нашему желанию, потому что столько же обещали ему Армяне: но мы не дали ему ни овола, надеясь на Божью помощь. После этого послав своего чохадара в Вифлеем, он вынул замок и поставил вновь прежний, т. е. наш, и таким образом дверь стала вновь общей. [85]

В конце Ноября пришел в Яффу другой мулла, и Армяне перестали судиться. Он пришел в Иерусалим около 8 Декабря и чрез пять или шесть дней они отправились к нему и просили его, делая разные обещания, помочь их планам. 20 Декабря приключилось землетрясение, в Галилее были разрушены Тивериада и Сафедт, где погибло много жителей Евреев и других, а в Иерусалиме был разрушен вновь минарет на Елеонской горе и минарет на Св. Сионе, треснули многие высокие дома Турок и вновь купол Св. кафоликона. Получив разрешение муллы и судей, мы опоясали его железом, положив кругом большие кольца, которые надевают на бочки.

Когда Армяне с новым муллою хотели приступить к поправкам, 27 Декабря 1837 г. пришло из Константинополя от их соотечественников письмо, объявляющее, как сказано, о отрогом повелении приостановить это дело, и они приостановились, облегчив и нас от забот. Когда, как сказано, 19 Февраля был издан царский указ, уничтожающий прежние три указа, данные Армянам, его взял Иерусалимский патриарх и отправил его в Иерусалим, а оттуда он был послан в Египет Мегмет-Али-паше. Указ был подтвержден им собственноручным буюрти и возвращен вновь в Иерусалим, где по обычаю прочитан в мехкемэ в присутствии представителей. Приказания, которые должны были быть исполнены, заключались в следующем: 1. Армяне должны удалиться с Елеонской горы, перестав быть господами тамошних святынь и храма; 2. сделанное для них муллою в Вифлееме должно быть уничтожено; [86] 3. должен быть сделан кесфи судей о наших возобновлениях.

Но Армяне, имея в Египте у Мегмет-Али-паши заступника в лице помянутого Богос-аги (которого тот же сатрап удостоил произвести в Богос-беи), а в Иерусалиме золото, оставались тверды и непоколебимы. В конце Мая болезнь холера, распространившаяся почти по всему миру, захватила всю Сирию и оттуда перешла в Палестину и Иерусалим, так что все находились между жизнью и смертью. 9 Июня Франки, придя в мехкемэ, предъявили указ Порты, а также указ Мегмет-Али-паши, говорящий о правах Армян на Елеонскую гору и тамошние постройки; они призвали туда одних только Армян. Когда мулла упомянул и о нас, они сказали: Греки не участвуют во владении Елеонскою горою, но имеют только право служить там литургию два раза в год, а мы судились с Армянами, присвоившими себе и постройки и заведшими там новшества. Итак в присутствии одних Армян были прочитаны указы, и францисканцы потребовали, чтобы построенное там Армянами было разрушено до основания и прежде всего престол для литургии, который они соорудили внутри тамошнего кувуклия, чтобы были сняты иконы и лампады, там висевшие, одним словом, чтобы они не имели никаких прав, кроме права поклонения, как прежде, и служения литургии два раза в год. После продолжительных прений между францисканцами и Армянами и мулла и остальные, державшие сторону Армян, распустили собрание, отложив дело.

Чрез четыре дня они вновь собрались и между ними произошли те же прения, очень резкие с [87] обеих сторон; был постановлен приговор на следующий день отправиться всем на Елеонскую гору и привести в исполнение указ, как надлежит. Францисканцы отправились туда с большою радостью и, воображая себя господами Елеонской горы, на следующий день роздали своим последователям, католическим Арабам, топоры, секиры и пр. и послали их на Елеонскую гору. Они сказали им, что по данному сигналу они должны тотчас же начать разрушать принадлежащее Армянам. Но надежды их были обмануты, потому что Армяне в ту ночь устроили новую отсрочку, и в то время как Франки оставались на Елеонской горе от зари до вечера, они узнали, что судьи постановили написать в Египет Мегмет-Али-паше, спросить его вновь как поступить и действовать сообразно с этим. Таким образом Франки сошли с Елеонской горы ничего не сделав, держа в руках топоры и секиры; Турки и Евреи насмехались над ними, и православные тоже над ними издевались. Франки послали курьера в Египет, но он не застал там Мегмет-Али-паши, ибо он отплыл на Крит. Он дождался там возвращения паши, случившегося в средине Августа. Чрез день они подали ему прошения, но тот, хитро наученный Богос-беем, уклонился, говоря: это важные дела и они входят в компетенцию Высокой Порты. Так ничего не достигли тогда францисканцы, и победа осталась за Армянами. Так и нас обошел этот сатрап Мегмет-Али-паша указом, который мы получили, ибо рекомендательное буюрти его высочества, которое он нам дал, не принесло нам никакой пользы. Оно не позволяло привести в Иерусалиме в исполнение [88] написанное в указе. А мулла, будучи корыстолюбивым и сурового нрава потребовал от нас 100 тысяч пиастров, чтобы привести в исполнение наше желание. Когда в полном составе собрался наш синод сочли благоразумным, чтобы собственнолично отправился в Египет преосвященный архиепископ Лидский Кирилл, наместник его блаженства; вместе с теперешним преподобнейшим архимандритом и секретарем Святогробского братства господином Никифором, бывшим тогда иеродиаконом, они отправились в Египет в конце Ноября. Придя к Мегмету-Али-паше, он взял у него второй буюрти, повелевающий жившему в Дамаске Серифу-паше, наблюдавшему за палестинскими делами, чтобы ближайший к Иерусалиму чиновник и хорошо знающий его дела разобрал спор обоих народов Греков и Армян и привел в исполнение царский указ. Взяв это буюрти помянутый преосвященный Лидский отплыл в Бёрут, а оттуда в Дамаск и, отправившись к Серифу-паше, взял у него другой буюрти и собственного его человека, некоего Ариф-эфенди, имевшего чин фетфа-эмина. Последнему по просьбе преосвященного Лидского приказано было разобрать беспристрастно вместе с Иерусалимскими судьями споры обоих народов, не приобщая ненавистного и корыстолюбивого муллу. По прибытии их в Иерусалим в начале Марта 1838 г., началось судбище и постоянные заседания; они отправлялись на Св. гору Елеонскую, а также в Св. Вифлеем и описали все прибавки и новшества Армян. Но Армяне посредством Богос-бея и золота сделали все несуществующим и наши столь большие расходы бесполезными. [89]

В Апреле распространилась в Яффе и Иерусалиме чума, последний был закрыт, чтобы не передавалась и увеличилась зараза, и суд приостановился. Когда же в средине Июня доступ в Иерусалим был вновь открыт и зараза прекратилась, ушел и Ариф-эфенди, значительно насыщенный Армянами и нами; все это он изрыгнул осужденный работать в Птолемаидском порте за эти и другие проделки.

Между тем не достигнув цели ни в Иерусалиме, ни в Египте, францисканцы решили бежать во Францию; они рассчитывали на вышеупомянутого Людовика, сына французского короля Филиппа. Когда он прибыл в Иерусалим и остановился у них, они по-царски принимали его, оказывали всякий почет и избрали его великим рыцарем Иерусалимским, чтобы он был горячим их защитником и заступником. Поэтому, когда он уезжал из Иерусалима, францисканцы просили его о помощи и он обещал и сдержал обещание, отправив к своему отцу посольство с ходатайством за них. Французскому послу в Константинополе было приказано заступиться за францисканцев относительно Святых мест. А потому вследствие ходатайства посла, которому помогал и Русский посол, был издан Высокою Портою вышеупомянутый указ о божественной горе Елеонской; но как сказано, он не имел никакого действия. Поэтому были посланы из Иерусалима в Константинополь два францисканца, а оттуда во Францию в Париж, с тем, чтобы они сообщили о сделанной им неприятности, о новшествах Армян на Елеонской горе, которые были известны и Людовику, бывшему очевидцем этого. Наконец было дано новое приказание послу, и он вновь довел дело [90] францисканцев до Высокой Порты; последняя, написав указ, послала своего уполномоченного, который, отправившись в Иерусалим должен был вместе с судьями рассмотреть беспристрастно дело и, получив от них общее донесение, она должна была постановить, что делать.

Уполномоченный Порты отплыл в Египет к Мегмет-Али-паше, а оттуда в Яффу; затем он отправился в Иерусалим 5 Сентября 1838 г., а 9-го того же месяца пригласил нас и Франков, а затем и Армян в мехкемэ; тут в присутствии всех судей он прочел указ, для исполнения которого был послан. Армяне обвиняли Франков, а те защищались, и наконец был постановлен приговор, чрез два дня отправиться на Елеонскую гору и разобрать прежде всего это дело, затем заседание было закрыто. На следующий день францисканцы прислали нам чрез своего драгомана сообщение, что если мы желаем разрушить постройки Армян на Елеонской горе, необходимо нам действовать сообща с ними против коварных Армян. Мы обещали, и 12 того же месяца собрались все судьи, уполномоченный Порты и представители трех народов Греков, Франков и Армян; и после продолжительных прений, было наконец постановлено уполномоченным Порты и судьями разрушить до основания армянские постройки, и привести храм и святыню в прежний вид по следующим причинам: 1. внутри священного кувуклия, где следы Господа, был михраб, святыня Турок; 2. Армяне дерзнули поместить там кресты и иконы, а этого как противного магометской религии не дерзал делать ни один народ; 3. построенные ими там келлии примыкают к [91] тамошнему минарету, откуда провозглашается имя Магомета. На все это возражали Армяне, почти кричали защищаясь и ведя прения, но ничего не достигли.

В следующую ночь Армяне стали обходить дома судей, муллы и муселима и остальных, раздавая и обещая деньги, и уполномоченному Порты они предлагали нечто, если будет изменен приговор. Но он не захотел взять, боясь, как он говорил пославших его и приказавших ему судить нелицеприятно и безвозмездно. 13 того же месяца когда все сошлись в мехкемэ и дана была фетва или судебный приговор, был написан илами, т. е. свидетельство и удостоверение, что справедливо разрушить армянские постройки на Елеонской горе. Подписав этот документ и приложив к нему печати, они вручили его Франкам с тем, чтобы они послали его французскому послу, это и было сделано. Безмерная печаль постигла Армян, предвидевших уже разрушение их построек; они утешились, надеясь на своих соотечественников в Константинополе, что те всячески будут их защищать; но надежды их были обмануты. Они добились только одного по счастью для себя, что по разным причинам разрушение было отложено на год, как будет рассказано ниже. Уполномоченный Порты, желая отправиться в Хеврон на поклонение гробницам Авраама, Исаака и Иакова, отправился и в Св. Вифлеем, где наши вместе с Франками угостили его обедом; с ним был мулла и другие, и Франки радовались, думая, что он пожелает и тут описывать. Но обойдя тот великий храм и осмотрев верх и низ, особенно же Св. пещеру, [92] он вышел ничего не сказав. Вернувшись же из Хеврона в Иерусалим 16 Сентября, он вошел с муллою и в храм Воскресения; но и тут осмотрев только храм он вышел ничего не сказав, а на следующий день внезапно собрался домой. Францисканцы были сильно огорчены; ибо они думали и надеялись, что решено описать и в храме Воскресения новшества, которые по их мнению введены нами греками и заключаются в вышеупомянутых 16 статьях.

Уполномоченный Порты отправился в столицу, не было никаких сведений об этом деле, было только молчание. С начала 1839 г. начали приключатся бедствия в Иерусалиме; недород хлеба и чума у Евреев и Турок, продолжавшаяся почти до Пасхи. Мне кажется достойным замечания, что не смотря на большое количество паломников православных и Армян, никто из них не умер и все вернулись домой здоровые. В средине Апреля французский посол представил султану Махмуту прошение иерусалимских судей и илам, и получил указ разрушить армянские постройки на Елеонской горе. Но вследствие войны возгоревшейся между султаном Махмутом и Мегметом-Али-пашою, или вследствие смерти самого Махмута, случившейся 19 Июня, указ не был объявлен до 1 Сентября. Тогда явился курьер из Дамаска с буюрти, скрепленным тамошним Серифом-пашою, к Иерусалимскому муселиму следующего содержания: Наш муселим и остальные судьи иерусалимские, получив этот документ, отправьтесь на Елеонскую гору, приведите в исполнение приказание, заключающееся в царском указе, и уничтожив построенное там [93] Армянами, восстановите святыню и место в прежнем виде, без прибавок или уменьшения, одним словом ничего не изменяя и т. п. Муселим и остальные, видя строгий приговор и приказания Высокой Порты, Мегмета-Али-паши и Серифа-паши, рассудили, что нельзя поступить иначе и нет никакой возможности получить от Армян золото, устроить проволочку или перемену. Муселим, как местный житель, зная, что францисканцы совсем ничего не дают или дают мало, тотчас же собственноручно пишет нам и по секрету сообщает о случившемся. Наконец он написал нам, что если мы хотим, чтобы он действовал по нашему желанию, необходимо смазать колесо. В ответ на это мы обещали поблагодарить его, и на следующее утро отправившись в мехкемэ он приглашает всех судей, Франков, нас и Армян и прочтя бывшие у него в руках повеления, спросил Франков и нас, что мы можем сказать об этом. Мы ответили единогласно, что следует исполнить царское приказание. А несчастные Армяне слыша это были как мертвые; поправившись не много они хотели что-то сказать, но их не стали слушать. Они вновь сказали: мы просим, чтобы дело было отложено до завтрашнего дня. Но муселим, встав, сказал им: Зачем завтра и послезавтра? Мне необходимо окончить теперь же то, что мне приказано моим владыкой. После этих слов он сказал всем присутствующим: Я отправляюсь на Елеонскую гору, а вы если хотите идите за мною. Тогда Армяне пали к ногам муллы и обер-секретаря, прося пощады. Муселим вскипев от гнева сказал Франкам и нам: найдите поскорее ремесленников и рабочих, чтобы тотчас же уничтожить постройки. [94] Сказав это, он сел на лошадь и отправился на Елеонскую гору; за ним последовали и некоторые судьи, кроме муллы.

Тогда можно было видеть Франко-Арабов и наших бегущих на гору, одних с лопатами и заступами, других с топорами и секирами, третьих с иными инструментами, Армяне же стояли на коленях и со слезами молили муллу, чтобы он частями разрушал их постройки, а не вполне. Так и случилось бы, если бы этому не воспротивился Бог; ибо это дело явилось от Бога, муселим ожидал более часа, что придут Армяне, а так как они не приходили, он приказал их игумену, жившему там, и восжигателю свечей перенести оттуда их вещи, но они ожидали своих начальствующих лиц и медлили, он рассердившись приказал ломать. Едва только он произнес это слово, как тотчас же все бросились как орлы на труп, Франки и Греки и в один час разломали крышу келлий. Армянский игумен видя что нельзя избегнуть разрушения, просил, чтобы ему дали время перенести вещи, находившиеся внутри, но никто не слушал его; наконец сжалившись мы упросили муселима, и при помощи солдат он едва сдержал ярость толпы. Тогда при нашей помощи были перенесены вещи, остававшиеся целыми; ибо многие были поломаны от падавших сверху камней. С позволения игумена православные входили в тамошний священный кувуклий, чтобы удалить оттуда иконы и лампады Армян и другие их предметы и сожалея о беде приключившейся с Армянами, они выносили вещи тихо и осторожно, но Арабы-католики безжалостно выбрасывали вещи и ломали большую часть. Видя это армянский [95] игумен просил муселима приказать не ломать вещей, но он представился глухим; там находился и мраморный престол, который они поставили, чтобы служить на нем литургию. Присутствовавшие там Армяне и игумен со слезами просили муселима, чтобы не ломали этот престол. Он приказал и они послушались; но неся престол на спине одного из них и вынеся наружу, они наступили на твердый камень, и бросили на него плиту, она сломалась, а они уверяли будто она упала от тяжести. Увидя это армянский игумен лишился чувств от горя. Затем они выбросили и двери, которые поставили Армяне, одну в кувуклие и другую наружную; а также карниз двери, где была армянская надпись, одним словом они выбрасывали все, где был какой-нибудь знак или гвоздь армянский. Пол из плит в притворе мы хотели оставить целым и не трогали его, но францисканцы, приведя своих последователей, заставили их поскорее выбросить его; выбросив, они поломали главные плиты. Они стали бросать землю, чтобы наполнить и завалить тамошние цистерны, одну потому, что она была вырыта и устроена Армянами, а другую потому, что она была ими поправлена; но муселим не позволил им делать это.

Когда все армянское было вынесено и разрушено до основания, мы с Франками стали обсуждать будущие поправки, и решили, чтобы поправки сделал муселим и каждый народ внес ему соответствующую часть. Так и было сделано, на следующий день муселим призвав меимарбаши, т. е. наблюдателя за постройками, приказал ему наблюсти за тем, чтобы стены были вновь построены в прежнем виде и т. п., а деньги взял из общей [96] казны. Плотники и рабочие были взяты нами и Франками, и мы кормили их пополам, мы Греков, Франки своих. Когда было окончено восстановление, поставлены были и двери в священный кувуклий и замки, а также и в наружные ворота. Тут прекрасные францисканцы устраивают хитрость и, окончив дело, завладевают ключами и внезапно 5 Октября в том месте, где находился вынесенный армянский престол, сооружают другой престол, чтобы служить на нем литургию всегда, когда пожелают. Узнав это, мы посылаем им дружественное извещение, что не принимаем этого нововведения; поэтому мы советуем им унести оттуда сооруженный ими престол, но они под разными предлогами не послушались. Мы довели об этом до сведения муселима, он отдал им строгое приказание, и они унесли оттуда этот престол или алтарь; они сделали эту уступку, чтобы сохранить у себя ключи от святыни. Но они этого не достигли, потому что призвав их муселим и остальные взяли у них ключи и отдали их надсмотрщику Елеонской горы, Турку, который и прежде имел их, запирал и отпирал. Чрез день же они достигли своего и каждый народ получил по ключу, чтобы мы представители трех народов, были господами. Такое начало и такой конец имели три указа Армян, которые ради них издержали, как сказано, свыше двух миллионов пиастров, не получив прав возобновления в Вифлееме и храме Воскресения; а постройка на Елеонской горе и ее присвоение, бывшее единственным утешением в несчастии, стали двойным и почти вечным горем и мучением, так как они ежедневно видели около храма камни и землю [97] образовавшиеся от их разрушенных построек и лежавшие в виде холма.

Но расскажем, что с нами самими случилось в вопросе возобновления, каким образом до сих пор все мешали нам сделать возобновление внутри Св. пещеры Рождества Господня и в божественном храме Его Воскресения, причем всего больше противодействовали нам францисканцы при посредстве Франции. Султан Мурат, как было сказано, под влиянием Русского правительства собственноручным указом уничтожил и признал недействительными прежние три указа, возложив на нас возобновление (все же мы получили илами от местных властей и сообразно с ним был дан другой указ); мы пробовали несколько раз и добивались, чтобы этот указ был приведен в исполнение и относительно возобновления. Но египетское правительство, желая быть беспристрастным по отношению ко всем трем народам, откладывало это дело. Произошла война между Портою и египетским правительством и при помощи тройственного союза последнее было изгнано из Сирии и всей Палестины в 1839 и 1840 г. Когда наступил мир в 1841 г. находившийся у нас в руках указ был послан его блаженству, чтобы он предъявил его сыну и преемнику султана Махмуда Абдулу-Меджиду и чтобы тот подтвердил его собственноручно; это и было сделано. Патриарх получил от него другой указ такого же содержания, чтобы иерусалимскими судьями сделан был кесфи относительно всего возобновления, были описаны места, нуждающиеся в поправках и дан был илами к Великой Порте и согласно с ним был издан другой указ. [98]

Когда прислан был в Иерусалим этот указ, данный патриарху, мы прежде всего прочли его в мехкемэ, затем в храме Воскресения, призвав муселима, муллу и остальных, которые по нашей просьбе описали весь храм, именно следующие места: 1. крытый свинцом большой купол Пресвятого гроба снаружи и внутри; 2. находящийся под ним священный кувуклий, треснувший от землетрясения; 3. застлать плитами часть от места: Не прикасайся Меня, придела латинян до придела темницы; 4. построить свод, где отхожие места, для укрепления северной стены храма; 5. оштукатурить храм везде, где в этом есть надобность; 6. застлать плитами придел Обретения Честного Креста и оштукатурить его купол снаружи и внутри; 7. застлать пол вокруг камня Миропомазания; 8. застлать и оштукатурить армянский придел над хорами; 9. застлать двор перед Св. воротами; 10. укрепить так называемый престол Св. Елены, так как он угрожал падением; и. застлать плитами место за конхою; 12. застлать верх над пещерою, где был найден Животворящий крест, так как зимой там протекала вода. К этому были прибавлены статьи о Св. Вифлееме и Св. пещере, чтобы наконец был возобновлен тамошний великий храм, внизу застлан каменными плитами, а наверху свинцовыми и оштукатурен; то же самое и о Св. пещере, чтобы переменены были в ней мраморные плиты.

Когда все это было описано, был составлен и илами местными властями, подписавшими его и приложившими печать. Он был отослан патриарху; предъявив его Высокой Порте, он получил указ за собственноручною царскою подписью [99] Абдул-Меджида, повелевающий, чтобы возобновление было сделано Греками; этот указ был отправлен в Иерусалим в Январе 1842 г. Вслед за ним был послан Высокой Портой и ходжакиан, который до Берута доехал на пароходе, а оттуда добрался сухим путем до Иерусалима с сераскиром пашою, воеводою Сирии, который тоже пришел на поклонение харам-ем-шерифа и Хеврона. Этот ходжакиан, как кажется, был научен кем-то из сановников Порты и придя в Иерусалим не поселился у нас, как это было принято, но жил с сераскиром и никто не знал, что он присланный ходжакиан; через три дня, расставшись с сераскиром, он поселился в старой патриархии Франков, называемой Турками Ханке, о которой было сказано выше, что она Саладином была переделана в мечеть. Тут он открылся, что он ходжакиан, присланный для восстановления. Узнав это, мы отправились к нему просили его остановиться у нас и дали ему прекрасный дом близ патриархии. Но этот дом ему не понравился, затем он потребовал дом, который мы приготовили для консулов благочестивейшей Российской империи, когда они прибудут в Иерусалим. Так как мы не могли дать ему этот дом, он огорчился; мы дали ему другой дом, какой он пожелал, но он надулся и продолжал питать к нам ненависть. Узнав это францисканцы не преминули, пользуясь удобным случаем, льстить ему, уверять в дружбе и т. п. То же самое делали после по секрету Армяне, о чем речь будет ниже. На Вербной неделе пришел и калфа, присланный патриархом с разными рабочими для реставрации, плотниками, столярами, каменщиками и пр. Армяне [100] видя, что это делается против их желания, именно царские указы, ходжакиан, архитектор и рабочие, что материал был прислан и посылается из Константинополя и других мест, стали завидовать и завидуя негодовать и соображать, как бы попробовать помешать или по крайней мере оттянуть хоть начало дела. Проба их заключалась в следующем. В вербное Воскресенье, 12 Апреля 1842 г., после литургии, торжественно отслуженной тремя нашими архиереями, все наше духовенство и благочестивый народ пошли по обычаю крестным ходом вокруг священного кувуклия с вербами и ветвями. И тут вдруг армянские паломники начинают браниться с нашими, потом бить их, и наконец начинается жестокая драка, хуже той, которую мы выше описали. Армянские паломники, подготовленные к этому, беспощадно били наших, хотя только руками и ногами, но в опасные места. Они побили их и храбро оттеснили внутрь кафоликона, поднялся страшный крик большого количества женщин, причем две беременные выкинули. Духовенство, которого было свыше ста человек, бежит в алтарь, а также архиерей, они давят друг друга и рвут золототканое облачение. Священный алтарь наполняется женщинами, дрожащими от страха, ломаются лампады, подсвечники и пр. и делается большое бедствие; песнопение и крестный ход приостанавливается, а крики и стоны усиливаются. Армянские монахи, как бы по условленному знаку, призывают тотчас же пашу; тот, взяв поспешно 300 солдат, пошел в храм и едва водворил тишину, прогнав из храма сначала Армян, потом православных. Таким образом кончилась эта отвратительная драка, при чем [101] по милости Божией не было ни одного убийства. Остались же без крестного хода не только мы, но и сами Армяне, Копты и Сирийцы и Господский и светлый праздник стал днем страха и ужаса. В этот день Армяне замышляют против нас, идут к паше и мулле, чтобы обличить нашу вину, и вот в тот же день вечером случилось следующее.

Несколько православных паломников проходило перед их монастырем (Св. Иакова), и вот нападают на них много армянских паломников и схватив их бьют нещадно. Тогда один из них, кого били, высвободившись из их рук бежит стремглав в находящуюся там по близости крепость и объявляет о случившемся, при чем просит, чтобы скорее бежали и высвободили невинных из рук Армян. Посылают пять солдат, но они не только не в состоянии были спасти тех, кого били, но и сами пострадали от драки; возвратившись они сообщают об этом миралаю и паше. Тотчас же посылают двух сотников с солдатами, хватают Армян, находившихся перед монастырем, их было 30, связав их ведут в преторий и там сажают под стражу. В ту же ночь они арестовали и армянского драгомана, уличенного в том, что он подговаривал Армян бить православных, говоря беспрерывно по-турецки: Вурунус киопеклари, т. е. бейте собак, разумея под этим нас. На следующий день православные отправились по обычаю на Иордан, они же вывели находившихся под стражей, заплатив за это не мало. Таким образом не удалась их попытка помешать возобновлению.

Согласившись с Франками, с которыми они уже соединились против нас, они вместе делом [102] и словом убедили ходжакиана, не соглашаться на наши желания. Заступниками являлись и Иерусалимские аги, получившие от них дары и руководившие ими следующим образом. После Пасхи отослав паломников с миром домой, мы тотчас же начали состязаться о предстоящем нам деле. Прежде всего пригласив в храм Воскресения Христова судей и выборных с муллою, по прочтении указов мы сделали обычное кесфи, ходжакиан с калфой пришли и осмотрев отдельно каждое место, нуждавшееся в поправках, спрашивали и делали изыскание о каждом пункте. Тут-то и обнаружилось, каков он, куда клонит и кем научен. Ибо он сказал, что священный кувуклий совсем не нуждается в ремонте, что большой купол нуждается в небольшой поправке снаружи и внутри, что застилку плитами не нужно делать всю новую, а только кое-где переменить сломанные плиты, и разные другие вещи, что похоже на слова врагов, а не человека, которого мы кормим и который получает от нас ежемесячное содержание. После этого кесфи мы отправились и в Святой Вифлеем, где между нами и францисканцами и Армянами произошли продолжительные прения о многих пунктах, о чем я не пишу желая быть кратким.

Когда мы вернулись в Иерусалим у нас было совещание и решено, прежде всего и тотчас же начать с большого купола Пресвятого гроба, так как его всего больше добивались Франки, но ходжакиан всячески противился нашим планам. Мы желали покрыть его сверху и открыть окна, которые имеются во всех куполах больших храмов, и [103] т. п., заботясь о безопасности и красоте. А ходжакиан говорил, что это называется постройкою, а не поправкою (хати-шериф, который мы имеем, говорит о постройке, а не о поправке) и т. п. Наконец он сказал нам: Отложите на время дело о куполе, пока я не напишу Высокой Порте и не получу ответа. Он дал нам повеление делать ремонт в других местах; но мы после совещания постановили сообща отложить пока ремонт храма Воскресения и начать с Вифлеема. Сообщив это ходжакиану, мы получили его согласие. Поэтому 5 Мая 1842 г. по нашему приглашению отправились вновь в Вифлеем ходжакиан, паша, мулла и остальные и произошло второе кесфи и было постановлено следующее: 1. застлать весь храм каменными и мраморными плитами; 2. оштукатурить, поправить там окна и пр.; 3. свинцовую покрышку его крыши снять всю и поправить, переменив и испорченные листы и где нужно поправить положив доски. Получив такое позволение мы тотчас же в средине Мая приступили к делу и к концу Ноября того же года был застлан весь пол этого храма. От восточной стены Св. алтаря, вне наружных ворот, все стены были покрыты штукатуркою, при чем были вынуты испорченные в некоторых местах от времени мозаичные куски и все окна были защищены стеклами и железными решетками. С крыши были вынуты все свинцовые листы и поставлены другие более крепкие, одним словом, наверху и внизу, снаружи и внутри этот великий храм был так разукрашен, что казался чудным раем. Но этот ремонт был произведен не без шума, притеснений и помехи со стороны францисканцев и [104] Армян; я об этом не стану писать, потому что это нуждалось бы в пространном изложении, опишу только следующие важнейшие происшествия.

По окончании ремонта этого храма мы собирались приступить и к Священнейшей пещере, переменить на полу некоторые мраморные плиты, мраморную обшивку и верх оштукатурить снаружи и внутри. Заметив это францисканцы отправились к ходжакиану и оказали ему, что мрамора в Св. пещере менять и поправлять не требуется, если и есть три четыре сломанные плиты, они могут так оставаться. Ибо это, говорили они, древнейшие предметы со времени блаженной Елены, им поклоняются и мы не согласны, чтобы их оттуда выбрасывали; но мы также не согласны, чтобы открыт был верх пещеры, закрытый нашими завесами. Кроме того они сказали самому ходжакиану: Если Греки пожелают выбросить оттуда, не допустим этого и будем бороться всеми силами до смерти. Ходжакиан сообщил нам это, спрашивая, что мы думаем об этом. Мы ответили; Царское повеление имеет больше силы, чем приказание Франков; они не господа Св. пещеры, а только совладельцы. Не имея ничего возразить ходжакиан постановил, чтобы сначала были переменены сломанные мраморные плиты, и что тогда может быть согласятся на штукатурку их верха. Поэтому нами было сделано надлежащее приготовление; но Франки, узнав об этом, подговорили своих вифлеемских единоверцев палками и оружием не допускать, чтобы рабочие вынесли хоть одну мраморную плиту. Узнав это, мы довели об этом до сведения паши, прося его отправившись в Иерусалим присутствовать при ремонте Св. [105] пещеры, чтобы не случилось чего-нибудь ужасного между нами и Франками.

Придя ночью паша остановился у нас, а на следующий день призвав Франков долго говорил с ними и наконец убедил согласиться на то, чтобы были вынесены только сломанные мраморные плиты и положены новые. Относительно штукатурки верха они сказали, что согласны, если после того им можно будет повесить свои завесы на свое место. Мы же сказали им: Друзья, если это место будет вновь закрыто тканями, пропадут и труд и издержки. Они ответили: поэтому мы и говорим, что не надо штукатурки, потому что оно закрыто шелковою материею хоть и старою. Паша сказал: действительно завесы совсем лишние, при штукатурке, Франки же ответили: эфендим, т. е. господин, эти завесы мы не можем снять оттуда, потому что они там с давних пор. Если же Греки настаивают на оштукатурке этого места, пусть они прежде дадут нам письменное обещание, что не помешают нам повесить их на свое место, после того как оно будет оштукатурено. На это сказал и мулла: Действительно, если самое место покрыто завесами, к чему штукатурка, а если оно крепко и красиво оштукатурено к чему завесы? Тогда паша потихоньку спросил нас: имеете вы специальное царское повеление, чтобы занавеси были убраны оттуда. Мы ответили им, что специального указа, постановляющего это мы не имеем, но имеем два и даже три указа, повелевающих, чтобы пещера Рождества Господа Иисуса принадлежала нам. Когда вы владели ею, надо было снять оттуда завесы, а теперь что делать? Необходимо, чтобы Франки по [106] оштукатурении повесили там свои завесы; ибо мы не решимся помешать им без царского указа, чтобы не иметь никакого столкновения. Видя, что если Франки поместятся там со своими завесами, окажется, что они господа, а мы напрасно трудились и расходовали деньги, мы отложили это предприятие до тех пор, пока после нового совещания не будет решено, что делать, и таким образом мы вернулись в Иерусалим, не исполнив ничего, что намеревались сделать.

Мы написали о происшедшем патриарху прося его, если возможно получить высочайший указ, чтобы нам удалить на веки из Св. пещеры помянутые ткани Франков. 1 Декабря мы переменили некоторые мраморные плиты, около северных ворот Св. пещеры, потому что от ветхости они грозили упасть. Но францисканцы взволновались этим и донесли об этом паше и ходжакиану, требуя чтобы наши мраморные плиты были унесены оттуда; но с Божиею помощью они этого не достигли. Ходжакиан был против нас, но паша оказался нашим помощником и обещал убедить и ходжакиана и муллу, и сказал нам, чтобы мы прежде всего приготовили мраморные плиты для постилки и обшивки. Мы приготовили кроме остальных и одну большую плиту для места Рождества, так как старая сломана, как видно. Узнав это чрез шпионов, францисканцы сильно взволновались и решили бороться до смерти и не дозволять нам переменить ту плиту. Их борьба была из за серебряной звезды, которую они прибили к той мраморной плите, когда им принадлежала Св. пещера и весь храм. Получив вновь Св. пещеру наши в угождение им [107] оставили там эту звезду, также как занавес. Что эта звезда принадлежит латинянам, видно из латинской надписи на ней, которая в переводе гласит: Здесь Дева Мария родила Иисуса Христа.

Они вели борьбу, чтобы оставалась там эта звезда, когда будет унесена мраморная плита, и они искусно назначили людей, которые были поставлены стеречь ее, наблюдать за нами и когда мы захотим вынести плиту тотчас же дать им знать. Приближался праздник Рождества Христова и необходимо было отложить подобные дела вследствие толпы собравшейся на праздник. 22 Декабря в то время когда францисканцы служат литургию при Св. яслях, они имея нужного человека и инструменты сделали отверстия в помянутой плите, на которой была звезда, и прибили ее двумя гвоздями, чтобы в случае желая снять ее с плиты мы не могли этого сделать. Вследствие множества собравшегося народа (стекались и по случаю праздника и чтобы видеть вновь покрытый храм), мы не начали никакого процесса с Франками, чтобы не было шума, часто происходящего в подобных случаях. Торжественно отпраздновав Рождество Господне и Богоявление, мы стали готовиться к работе в Св. пещере. Но вот приходит к паше и ходжакиану указ, повелевающий, чтобы прекращены были в Иерусалиме все большие постройки всех народов и особенно Греков и чтобы, если Греки осмелились сделать нововведения, приносящие вред другим народам, они уничтожили их. Эту печальную весть сообщил нам, представившийся сильно огорченным, ходжакиан; а он сам вместе с другими написал Высокой Порте и благоволил к Франкам и Армянам, а к нам относился враждебно. [108] Все постройки всех народов и прежде всего наши были приостановлены, ибо так распорядился высочайший двор по неизвестным причинам. Ходжакиан получил от Порты еще другое распоряжение 1 Февраля 1843 г. сломать все новейшие постройки, произведенные в Вифлееме Греками; но мы там в храме ничего не пристроили кроме одной лестницы, по которой мы сходим в храм с южной стороны; она была первоначально деревянною и сгнила, а впоследствии мы сделали ее каменною; еще мы положили две ступеньки, чтобы входить в наш кафоликон с севера и юга. Ходжакиан, благоволивший к Армянам, не позволял положить эти две ступеньки; но архитектор пристроил их, так как они были необходимы, против согласия ходжекиана, и последний желая отомстить написал на нас донос Высокому двору, что мы делаем нововведения, как об этом будет сказано ниже.

Мы попросили его дать нам отсрочку, чтобы написать патриарху в Константинополь. Он дал нам 30 дней сроку и мы написали. В то время как мы ожидали желанного ответа, вот Армяне приносят указ Порты, содержащий вкратце следующее: Армянские монахи донесли Высокому Девлету, что Греки, производя по царскому моему указу ремонт в Вифлеемском храме изменили прежние порядки и присвоили себе места Армян, унесли оттуда их лампады и не позволяют ни вешать лампады на колонны храма, ни мести, ни чистить, ни украшать и кроме того мешают им исправлять свои религиозные обряды. Все это Армяне подтвердили и специальным илами иерусалимских судей. Если это действительно так, надо помешать таким [109] действиям Греков и все привести в тот же вид как было раньше. Когда Армяне принесли указ приближался праздник Пасхи, и боясь толпы паломников они отложили это дело до их ухода. На шестой день Святой, они пригласили нас в мехкемэ и тут по прочтении указа, после продолжительных прений, было решено всем идти на следующий день в Вифлеем. Но так как нам нужно было отпраздновать торжественный праздник Фомы, отправление в Вифлеем было отложено до понедельника на Фоминой. Когда мы пришли туда, был прочитан вновь указ, и Армяне начали предъявлять чрезмерные требования, чтобы весь тамошний храм находился в общем владении у них с нами. Так как мы возражали против этого, они соглашались, чтобы общим было только место, где 44 колонны; не получив и этого, они требовали, чтобы им отдана была в собственность северная часть колонн, где находится дверь, в которую входят в храм. Наконец не получив и этого, они требовали, чтобы та часть была признана общею, чтобы они могли повесить там лампады, мести и т. п., чтобы они имели ключ от наружной двери и могли ее отпирать и запирать, когда захотят. Кроме того на две просьбы Армян согласились паша, мулла и остальные, особенно же их защитник ходжакиан, они сказали, что сделать это справедливо, так и постановили. Видя, что они из-за подачки от Армян нарушают справедливость, мы сказали им: Указ говорит, чтобы восстановлено было прежнее положение, но того, чего требуют эти друзья и на что вы соглашаетесь, никогда не было, и мы видим. что дело делается против указа и совершается [110] беззаконие; когда дело обстоит так, весь храм в вашей власти и делайте с ним, что хотите.

Сказав это мы ушли, оставив их там и возвратились в Иерусалим. Видя это паша стал умереннее и согласился только на три требования Армян, во-первых дал им право вешать в их месте сколько угодно лампад и один полиелей, во-вторых дал им ключ от наружной двери, и в-третьих отдана в их владение северная дверь, находящаяся в части Франков, при чем у нас был отнят ключ, как они этого требовали. После этого и паша с остальными ушел обратно в Иерусалим. Паша и мулла получив много от Армян, желали и исполнить многие их желания; помешало им то, что они испугались прибытия в Иерусалим господина Альберта, сына прусского короля, брата Русской императрицы, пришедшего со смиренным видом и духом и прибывшего к нам в Субботу вечером на Пасхе. Обошед все Святые места и реку Иордан, он уехал через Дамаск в Понедельник недели Мироносиц. На другой же день Армяне призвали нас на суд, требуя общего владения местом колонн, и на следующий день вновь созвали всех в Св. Вифлеем. И вновь те же требования и те же речи. Но Армяне не получили ничего из того что требовали, так как мы противодействовали им в виду справедливости. Но 1 Мая они вновь заставили нас идти в мехкемэ, чтобы судиться на счет того же самого. Тут и ходжакиан заступался за них, предлагая вместе с ними уничтожение помянутых лестниц. Не достигнув никакого результата, они собрались вновь 5 Мая и было решено на другой день отправиться всем в [111] Вифлеем. Когда мы пришли туда, было предложено уничтожить лестницы, но и тут мы победили, так как все судьи засвидетельствовали, что эти ступеньки не делают никакого вреда Армянам. Таким образом мы получили илами от судей, что мы не сделали никакого нововведения; дана была и фетва, что ступеньки не делают никакого вреда Армянам; мы дали это фетва вместе с иламом паши, чтобы он послал его Высокой Порте. Но на следующий день 9 Мая произошла другая буря.

Приходит новое строгое повеление паше и ходжакиану, чтобы всякие новые постройки Греков в Вифлееме были сняты, и ворота ли или что другое, было уничтожено, и если недавно повешены лампады, они должны быть сняты. Это были подвиги ходжакиана, которого мы кормили и которому выдавали ежемесячное содержание. Призвав нас вместе с пашою, он показал нам это повеление и сказал, что необходимо уничтожить лестницы и снять повешенные у колонн лампады; во время ремонта мы повесили их семь, так как место это было нашим. Мы всячески старались избежать уничтожения ступенек, но не могли этого сделать, ибо ходжакиан настаивал на том, что надо исполнить указ, и он заставил нас собственноручно в Воскресенье сломать ступеньки на северной и южной стороне и лишь при помощи многих просьб и издержек мы спасли лестницу, по которой сходили из монастыря в храм; мы сняли и семь лампад. Видя что дела наши ухудшаются, мы решили бороться следующим образом. Мы насытили деньгами Иерусалимские власти и важных лиц и самого муллу, и получили иламы, прошения, свидетельства и т. п., [112] удостоверяющие, что справедливость на нашей стороне, что лестницы нисколько не мешали Армянам, а были они уничтожены во исполнение царского указа; точно также было удостоверено что лампады находились там издревле и что Армянам не принадлежало никакой части в месте колонн. Эти иламы и другие находящиеся у нас древние хати-шерифы и ходженты мы послали его блаженству, чтобы он, выискав удобный случай, подал донесение султану и на счет обмана Армян и о ремонте купола; он делал это несколько раз в общем собрании, написав и подав прошение.

Но Высокий двор, действуя политично, обещает, но откладывает из-за французского двора, заступавшегося, как сказано, за францисканцев. Наконец он косвенным образом устроил армянские дела; ибо он написал по секрету сераскиру паше в Берут приказать Иерусалимскому паше, чтобы отняв у Армян ключ от Вифлеемской двери вручил его Грекам, но в силу данного им указа снял лампады, которые сии последние повесили. Паша, призвав нас 15 Июня нас и Армян прочел приказ сераскира и объявил, что он должен быть приведен в исполнение. Мы заметили, что если мы возьмем ключ у Армян, у них есть второй и третий, что с позволения паши мы сделаем другой замок, который вставим, вынув старый. Взяв двух людей, человека паши и человека муллы, мы отправились в Вифлеем 16 Июня и около полудня сняв с двери старый замок (он был железный и висячий), повесили новый и к вечеру возвратились в Иерусалим. Но только что мы вышли из Вифлеема, тамошние францисканцы и Армяне собравшись к [113] дверям, вооруженные кто секирою, кто топором, кто ножом, и другими инструментами, стали отчаянно колотить, сломали повешенный нами замок и выбросили его оттуда; а вифлеемские Франки надели его на ружье и носили кругом повсеместно, точно трофей, отнятый у врагов.

Сообщают об этом тамошнему митрополиту Вифлеемскому и бегут несколько человек посмотреть на случившееся. Увидев же, говорят Франкам и Армянам: Как вы осмелились на такой поступок? разве вы не знаете, что это сделано по приказанию паши и муллы? Услышав это, Армяне набросились на них и схватив кого за волосы, кого за бороду, кого за шею, били дубинами и палками, имевшимися у них в руках, одних бросали на пол и колотили, других били ногами. В это время приходит туда человек муллы, бывший еще в Вифлееме, и видя такое бешенство Армян замолчал. Узнав это, и православные Вифлеемцы прибежали с палками, дубинами и оружием, и приключилась бы большая беда, если бы митрополит не успокоил их ярости словами: вот человек суда смотрит и судебная власть даст отмщение и наказание. Все это мы довели до сведения паши и муллы, и на следующий день были призваны Франки и Армяне и допрошены на счет случившегося, Франки сказали, что тот старый замок принадлежал им, его повесили их предки, когда они владели всем этим великим храмом, что на нем есть знак папы и т. п. Армяне же говорили, что о двери они имеют царский указ, что царский указ важнее приказа сераскир-паши и т. п. Наконец, потребовав старый замок, мы принесли его из Вифлеема и вот не [114] нашли на нем никакого знака, ни папской печати. Скушав от обоих народов достаточно денег, судьи и паша отложили судбище и постановили написать о происшедшем сераскиру-паше и дождаться от него ответа. Так они и сделали; но и мы тоже написали; однако пришел строгий ответ, постановляющий исполнит прежде посланный указ и приостановить все нововведения, допущенные в силу данного Высокою Портою указа.

5 Июля в мехкемэ сошлись паша, мулла и остальные, мы и Армяне, а также Франки, и был прочитан указ. Однако Армяне добились отсрочки, но не извлекли из этого выгоды, потому что приказание было строгое и приведение его в исполнение неизбежно. Поэтому 1 того же месяца паша и мулла, посоветовавшись друг с другом, послали своих людей в Вифлеем и повесили замок в свое место; затем они повесили наши лампады. Тут мы начали мыть окна над северной дверью, которые мы и прежде мыли, но не позволили нам этого сделать Армяне в силу имевшегося у них указа. Как только мы начали мыть тотчас Армяне о палками и дубинами бросились на нас, которых было немного, нещадно били и колотили нас и ранили. При этом присутствовал и митрополит и вдруг на него наскочил один молодой дерзкий Армянин и ударил его ногой в живот так сильно, что тот тотчас же упал без чувств на землю не издав звука. Тогда люди паши прогнали оттуда Армян; православные Вифлеемцы, узнав о несчастии случившемся с их архиереем, бросились на Армян, люди паши испугавшись, как бы толпа не убила Армян, заперли ворота и никого не впускали. Так как уже наступил [115] вечер, мы остались там, а на другой день верхом отправились в Иерусалим, взяв с собою и Вифлеемского митрополита, у которого от удара был синяк на бедре, мы отправились в мехкемэ, обвиняя Армян; они были призваны и пришел также паша. После продолжительных словопрений, паша настаивал на примирении, но мы сказали, что примирение состоится, когда Армяне перестанут делать нововведения и вредить нам и прежде всего пусть они снимут лампады, которые повесили. Тогда мулла обещал, что на другой день безотлагательно настоит на том, чтобы они были сняты; но это было притворством, ибо Армяне упросили его дать им отсрочку для снятия лампад; им помогло и следующее происшествие.

Пришедший недавно в Иерусалим французский консул пожелал, чтобы на доме, где он остановился, был поднят французский флаг; привезя из Яффы длинный шест и поставив его, он поднял французский флаг 1 Июля 1843 г. Но увидя его Иерусалимские Турки пришли в бешенство и побежав потом к мулле и паше сказали им: Зачем позволили вы неверным поднять флаг в этом святом и священном городе? Именем пророка, если сейчас же он не будет спущен, случится большое бедствие. Они несколько раз посылали к консулу, ставя ему на вид гнев и волнение народа и грозящую опасность. С трудом убедили его и сняли флаг. Он написал с курьером в Бейрут, где находился сераскир и французский генеральный консул. Ответ пришел 17 того же месяца к вечеру, он отправился в мехкемэ, куда пришел и паша и где был прочитан ответ сераскира-[116] паши. По прочтении его распространился слух, что флаг будет поднят вновь, и Турки, настроенные заранее и согласившиеся не допускать, чтобы флаг был поднят, тотчас же вооружились стар и млад и бросились к дому консула. Сначала они стали снаружи у дверей и окон, потом, сломав их, вошли, сняли стоявший шест, саблями, кинжалами и камнями, крича и провозглашая: Аллах акбар и прочие возгласы, свойственные их религии. Затем, подняв шест, таким образом с кликами понесли его в мехкемэ. В течение трех часов происходил большой шум и волнение, и все закрыли свои мастерские. Заперли также городские ворота и ворота крепости, так как гарнизон боялся восстания. Паша и мулла, выслав глашатаев, к вечеру едва убедили чернь снять оружие и разойтись по домам. Консул же пожелал на другой день уйти из Иерусалима и возвратиться домой, не в состоянии будучи вынести такого позора; но паша, много наобещав ему, убедил его остаться. Он написал французскому послу в Константинополе, а тот французскому двору, с просьбою, чтобы ему позволено было поднять в Иерусалиме флаг, но до сих пор он ничего не получил.

Между тем Армяне, получив от паши и муллы отсрочку, написали некоему армянскому сарафу, бывшему при сераскире-паше и им любимому, чтобы он помог им. Написал и паша и мулла, написали и мы, простив то, что нам сделали Армяне. Вследствие этого 21 Июля пришел новый строгий приказ сераскира, без всяких отговорок снять лампады, прибавленные Армянами; приказано места, которые издревле чистили Греки, чистить им и [117] впредь, а ключ от наружной двери Вифлеемской отнять у Армян и отдать Грекам. Этот приказ или буюрды дошел до нас, мы же, доставив его паше, потребовали приведения его в исполнение. Были призваны Армяне и при них прочитан приказ, после долгих разговоров они подчинились и сказали, что лампады снимут завтра собственными руками, и также вручат нам ключ. Однако они ничего такого не сделали ни на другой, ни на следующий за тем день. Поэтому, начав процесс у паши и муллы, они послали людей и сняли только лампады, оставив висеть яйца, веревки, цепи и полиелей. Ибо Армяне уверяли и возражали, что указ повелевает только снять лампады, а не что другое и на этом они заупрямились. Так как нам надоело ходить взад и вперед к паше и в мехкемэ, мы отказались от остального и требовали только ключ. Но они пять дней мучили нас, находя всевозможные предлоги и с трудом отдали его паше, а тот нам 28 Июля.

Когда на следующий день наши, по приказанию сераскира, мели спорные места, вдруг вновь крепкорукие Армяне набросились на них и избили до полусмерти; наших было только трое, а их тринадцать. Мы довели это до сведения паши, представив и раненых. Но он сказал со смехом: если они так поступят в другой раз, то и у вас есть руки, ответьте им тем же. Мы ответили, что неизбежно это будет сделано, потому что наше долготерпение сделало Армян такими. Чрез три дня, узнав доподлинно что Армяне не прекращают своих интриг, Вифлеемский митрополит призывает четырех Вифлеемских Турок, чтобы [118] они были свидетелями того, что увидят. Он приказывает своим мыть и мести спорные места. Как только они начали мести, вновь приходят Армяне с палками и начинают их бить. Тогда митрополит, как было условлено, бьет в набат. Вифлеемские христиане приходят, хватают Армян и дают воздаяние за причиненное ими зло, одних ранили, других избили до полусмерти. Что отсюда произошло? Армяне приходят в Иерусалим избитыми, их старшины берут их и ведут в мехкемэ. Идем и мы с четырьмя Турками и другими свидетелями, и правда оказывается на нашей стороне. Паша и мулла, благоволившие к Армянам. стараются устроить между нами примирение, говоря, что палочная расправа и оскорбления были обоюдны и тому подобное. Наконец оба народа заключили мир, хотя и притворный; к вечеру Армяне отправились в патриархию, прося прощения и забвения случившегося и чтобы на будущее время им быть вновь, как издревле, друзьями и братьями, обещая, что впредь они никогда не будут давать повода к драке и скандалу, но будут жить в мире. Мы приняли их благосклонно и по христиански, прося чтобы Податель мира слова исходящие из уст их сделал истинными и запечатлел в сердце их. С тех пор и до сего дня, до 29 Мая 1844 г., они открыто не делали нам неприятностей, также как Францисканцы; в тайне же они не перестают нападать на нас, ибо они не могут перестать ненавидеть нас, будучи непримиримыми врагами нашими, главным образом по причине мест поклонения.

Вот народы, населявшие Иерусалим и вот дела их, которые я здесь вкратце рассказал. Кроме [119] помянутых народов начинают теперь строиться в Иерусалиме и другие два народа; это Американцы и Арабо-католики. которые строят дома и возводят значительные постройки, желая сделаться коренными жителями, а не пришлецами. К этому прибавляются еще польские евреи, но от последних нам не может быть никаких неприятностей, потому что они не христианской веры и не имеют никаких притязаний на Святые места и места поклонения.

Конец и Господу слава.

(пер. П. В. Безобразова)
Текст воспроизведен по изданию: Материалы для истории Иерусалимской патриархии XVI-XIX века // Православный палестинский сборник, Вып. 55. Часть 1. СПб. 1901