НЕОФИТ КИПРСКИЙ

РАССКАЗ НЕОФИТА КИПРСКОГО

о находящихся в Иерусалиме христианских вероисповеданиях и о ссорах их между собой по поводу мест поклонения.

Если от настоящего 1844 года пойти назад до основания Иерусалима, мы найдем десять родов обитателей этого города: первый от Мельхиседека до Давида, второй от Давида до Седекии, третий от Седекии до Зоровавеля, четвертый от Зоровавеля до Македонян, пятый от Македонян до Римлян, шестой от Римлян до Константина, седьмой от Константина до Персов, восьмой от Персов до Арабов, девятый от Арабов до латинян, десятый от латинян до Египтян, одиннадцатый от Египтян до Османлидов или Оттоманов, двенадцатый от Оттоманов до настоящего дня.

Первый. Иерусалим был основан Мельхиседеком, владыкой Хананеян по рассказу Иосифа (Др. Иуд. I, 10, 2), а после него этим городом завладели Иевусеи, народ хананейский и идолопоклоннический, говоривший на сирофиникийском наречии.

Второй. Изгнав их Давид поселил Евреев, народ бывший тогда священным, хотя он после того и впал отчасти в идолопоклонство; наречие еврейское (Древн. Иуд. VII-XI). [2]

Третий. По изгнании их Навуходоносором явилось смешанное население: Евреи, Халдейцы, Сирийцы, Арабы, и Евреи оставались там с вавилонским гарнизоном, имевшим воеводою Вагоя. Тогда говорили на языке еврейском и сиро-персидском.

Четвертый. С тех пор как Александр Великий завладел Иерусалимом, со времени македонского владычества, там жили Евреи и Македоняне или Еллины, составлявшие гарнизон. Тогда говорили на языках еврейском и греческом (Иос. Фл. Древн. Иуд. XI-XIV).

Пятый. Когда Иерусалим был покорен Помпеем, там жили Евреи и гарнизон римский и еллинский. Тогда говорили на языках еврейском, латинском и греческом.

Шестой. Во время Ирода и в следующую эпоху господствовал сирийский язык вплоть до Константина Великого.

Седьмой. Начиная с Константина Великого обитателями Иерусалима были следующие народы: Елины, Римляне, Евреи, Сирийцы, Египтяне и Армяне, которые все исповедовали одну веру христианскую, а говорили каждый на своем языке; тогда исполнились слова Давида (Пс. LXXXV, 9): Вси языцы приидут и поклонятся пред Тобою, Господи, и прославят. Был ли у помянутых народов у каждого свой храм, где они могли петь и служить каждый на своем языке, мы не имеем никаких свидетельств; мы знаем только, что общим храмом, так как и вера была у всех общая, был великий храм Воскресения Господня. Так как мы знаем из блаженного Иеронима, что в Вифлееме находилось два монастыря, один мужской, другой женский, вероятно, что в них [3] спасались греки и служили по-гречески; кроме того вероятно, что все помянутые народы, хотя и были православными, приобрели однако свои отдельные молитвенные дома, внутри и вне Иерусалима, но где нам неизвестно.

Восьмой, начинающийся с Ираклия. После того как Персы покорили Иерусалим и взяли в плен народ по всей Палестине и отвели его в Персию, как в древности Навуходоносор древний Израиль, 13 лет там властвовали Персы. Когда же император Ираклий напал на Персию и Персы бежали из Иерусалима, в нем поселились вернувшиеся теперь христиане, бежавшие раньше. После победы Ираклия над Хосроем и по вступлении его в Иерусалим с патриархом Захарием и отвоеванным крестом, Иерусалим вновь наполнился жителями разных христианских народов.

Девятый. Когда в 640 г. от Рождества Христова Иерусалимом по договору завладели Арабы, последователи Могомета, при посредстве Омара, то они заняли приблизительно половину города и построили большую мечеть на месте, где стоял храм Соломонов. С тех пор начали говорить в Иерусалиме и по-арабски. Тогдашние жители Иерусалима монофизиты: Копты, Армяне, Сирийцы яковиты, а также несториане и марониты обратились к Омару с просьбою освободить их от подчинения тогдашнему Иерусалимскому патриарху Святому Софронию, но Омар не исполнил их просьбы, потому что раньше письменным повелением, данным Софронию и называемым ахтинаме, постановил, чтобы они были подчинены помянутому патриарху и ежегодно выплачивали ему определенную сумму, как видно из повеления [4] (там упомянуто также, что франки или западные люди, приходящие для поклонения в Иерусалим подчинены греческому патриарху). Но когда в 939 г. цари египетские, называемые мамелюками, отняли Иерусалим у Арабов, Копты, бывшие Египтянами, заняли место в священном храме Воскресения и стали там служить литургию и петь. Западные же народы и Армяне совсем не приходили в Иерусалим в это время вследствие постоянных войн. В 1009 г. и следующих годах начали приходить на поклонение некоторые западные паломники, так как был мир.

Девятый. В 1099 г., когда созван был, так называемый, крестовый поход, западные народы, завладев Иерусалимом, поставили своего собственного латинского патриарха и имели в своем владении весь храм, позволяя византийцам только приходить на поклонение. Затем по просьбе императора Алексея Комнина им (византийцам) отдали для служения придел, где пещера Обретения Честного Креста. И Сирийцам дали одно место, которое и теперь сохраняется за ними, позади священного кувуклия, рядом о гробницами праведных Иосифа и Никодима. А канонические Иерусалимские патриархи переселились в Каменистую Аравию от города Петры Моавитской до Восоры, поддерживая тамошних православных Арабов; некоторые же уходили и в Константинополь и Египет, чтобы собирать милостыню.

Десятый. Но в 1187 г. от Рождества Христова, придя из Египта, Саладин, после большого кровопролития западных народов и самих Сарацинов, завладел Иерусалимом и выгнал оттуда всех латинян и западных людей, не [5] оставив в Иерусалиме ни одного жителя; тогда храм был отдан вновь православным. Питая к латинянам непримиримую ненависть и желая отомстить им, Саладин разрушил все, что они построили, когда владели Иерусалимом; в числе этих разрушенных зданий находилась и древняя патриархия, честной Предтеча, и больница царицы Евдокии, жены Феодосия Малого; их сами западные люди переделали в казармы для храмовников, т. е. воинов храма. А патриархию, которую латиняне построили для своего латинского патриарха и которая была приделана к храму Воскресения, Саладин переделал в мечеть и поселил там так называемых Атемидов. Саладин разрушил и стену города и узнав, что на восточной стороне храма латиняне не задолго перед тем сделали некоторые пристройки — это были нартекс и предхрамие, в приделе Обретения Честного Креста, приказал и это разрушить. Одним словом, где были постройки латинян, внутри и вне города Иерусалима, он разрушал их, не допуская, чтобы их сохраняли, если только не доказывали, что они принадлежат Византийцам. И это снисхождение он делал только потому, что тогдашний царь константинопольский Исаак Ангел, отправив послов, просил его не разрушать священного храма Воскресения и остальных мест поклонения. Но после ухода послов в ночь спасительного Воскресения, когда христиане, согласно обычаю, стояли в храме с возженными светильниками, увидев издали огонь, безбожник пришел в неистовство и приказал разбить камнями все окна храма, которых было свыше ста. [6]

Заметим, что когда этот Саладин завладел Иерусалимом, тогдашний греческий патриарх по имени Досифей, предъявив ему вышеупомянутый ахтинаме Омар-Хаттаба, получил право распоряжаться храмом Воскресения, Вифлеемом, Гефсиманией и остальными местами поклонения и монастырями. Однако по просьбе секретарей Саладина он дал Коптам место, где жить и служить и здание, где жить. Он дал им два свода под хорами большого купола над Живоносным гробом, находящиеся к юго-западу от священного кувуклия, которыми они владеют по настоящее время; для церковных же служб дал он им место позади Пресвятого гроба к западу, прилегающее к священному кувуклию, в три сажени, где они служат и до сего дня. По просьбе же царя абиссинского или царя Абиссинии, Абиссинцы, бывшие уже монофизитами, получили, по приказанию этого самого Саладина, для жительства два свода под вышеупомянутыми хорами, по соседству с Коптами; а для служения они получили придел Обретения Честного Креста и находящиеся над ним возвышения, где они построили здания, которые и теперь видны; они получили и в Вифлееме место для церковнослужения в три локтя близь северных ворот Св. Пещеры; для жительства же они получили часть разрушенного нартекса к юго-западу и построили там келии и жилища. Тогда в Вифлееме и Иерусалиме находилось достаточное количество Абиссинцев и Коптов, которые понемногу покупали и строили дома. Армяне же тогда не приходили в Иерусалим вследствие войн между Арабами и Персами. А если кто из западных людей показывался в Палестине, его тотчас же убивали Сарацины. [7]

После 1200 года, когда Черкесы, рабы султанов египетских, называемые обыкновенно Мамелюками, завладели царством египетским и, следовательно, всею Палестиною, Копты и Грузины стали сильно притекать в Иерусалим; Копты потому, что они были царскими секретарями и исполнителями разных царских дел, Ивиры же или Грузины потому что они были соседями и друзьями Черкесов и Абасцев и потому, что среди властей было много сановных Грузинов, которые по наружности были Турками, а скрытым образом христианами. Они сильно помогали тогдашнему православному патриарху, будучи православными и защитниками мест поклонения, и они не позволяли Сарацинам делать зло православным и священным монастырям, которые ими были значительно восстановлены. И когда дела обстояли таким образом, ежегодно приходило не мало и грузинских паломников и, наконец, по просьбе тогдашних грузинских царей, были присланы в Иерусалим и грузинские монахи и священники, которых приняли с радостью патриарх и христиане, и дали им для жительства монастырь Св. Николая, бывший в то время христианскою странноприимницею, где помещали паломников, также как и монастырь Св. Димитрия, тогда развалившийся; от него сохранилось несколько колонн и стены храма, которого Сарацины не успели сокрушить по взятии города. Получив этот монастырь Грузины возобновили его и поселились в нем, вполне подчиняясь патриарху, так как были одной с ним веры. По прошествии некоторого времени, когда увеличилось число Монахов, именно грузинских, патриархи дали им, лежащий вне Иерусалима к западу в долине или [8] месте Плача, монастырь Честного Креста, который также был опустошен Сарацинами. Получив его, они восстановили павшие стены его, а затем с течением времени обновили и то, что было внутри стен при помощи тогдашних царей грузинских и посильной милостыни паломников (Следует заметить, что в конце XIV века начали приходить на поклонение Святых мест и Сербы, бывшие православными и тогдашний патриарх дал им монастырь Архангелов, чтобы они имели собственное жилище. В то время пришли два брата, богатейшие сербы, которые желали сделаться монахами в монастыре Св. Саввы, и патриарх, постригши их, отправил туда. Поселившись там, они сделали большие реставрации на свой счет, потому что помянутый монастырь был тогда разрушен во многих местах. Вскоре пришли другие их родственники и постриглись, затем и другие и скоро этот монастырь стал сербским, оставаясь однако подчиненным патриарху.).

В эту эпоху и Копты делали успехи, укрепились и получили от властей часть северного нартекса храма Воскресения и некоторые развалины близь него к северо-восточной стороне, и они построили дома для приходящих из Египта паломников Коптов; после этого они основали и монастырек на развалинах странноприимницы Св. Мелании, близ нашего теперешнего монастыря Св. Димитрия.

И при владычестве султанов египетских Грузины и сами Копты делали успехи, управляли же тогдашние патриархи, хотя и ища помощи у палестинских христиан, потому, что царство Константинопольское было близко к падению и к переходу в руки Оттоманов и не было надежды на помощь оттуда. Когда же по неисповедимым судьбам Божиим, Константинополь был взят султаном Магометом II (1453 г.), тогдашний Иерусалимский патриарх по имени Афанасий, отправившись тайно, принес должное поклонение помянутому султану [9] Магомету и, имея при себе вышеупомянутый ахтинаме Омара, также как ахтинаме Могомета, который он дал монахам на Синайской горе, предъявил ему эти документы. Прочтя их, тот дал ему собственноручный царский указ, по-турецки хаттишериф, повелевающий, чтобы под его властью находились все святыни внутри и вне Иерусалима, а также места поклонения в Вифлееме и Назарете.

Одиннадцатый. Внук этого султана Магомета, Селим I, после ужасной войны завладел в 1512 г. Египтом, где, как сказано, господствовали около 300 лет Черкесы, а затем и всею Палестиною; он пришел и в Иерусалим на поклонение харам-еш-Шерифу, или священному зданию, бывшему некогда храмом Соломоновым, где поклонялся и Омар. Тогдашний патриарх Дорофей, называемый по-арабски Аттала, придя в нему и поклонившись, предъявил ему указ Омара и другие документы, данные султанами; он же дал ему собственноручный указ (хатти-шериф), которым под его власть отдавался весь храм Воскресения и храм Рождества и все остальные Святыни, названные поименно, и ему были подчинены Абиссинцы, Грузины и Сербы. О Коптах, Армянах и Франках тут не упоминается, потому что Копты имели тогда своего патриарха в Египте, как и теперь; франки же, как сказано, не дерзали близко подходить к портам палестинским и сирийским, Армяне же не приходили вследствие войн между Персами и Оттоманами. В помянутом хатти-шерифе написано так: греческий патриарх должен быть главою всех народов. Этот патриарх Дорофей или Аттала, будучи добродетельным и простым человеком, пользовался таким [10] расположением султана, что дерзнул просить его восстановить иерусалимские стены, разрушенные во многих местах со времени Саладина, как сказано, вследствие чего разбойники фелахи, постоянно входя в город ночью, воровали, унося имущество христиан. Султан послушался его и приказал восстановить стены; это дело было окончено в царствование его сына, султана Сулеймана, прозываемого Канони.

Когда таким образом Иерусалимом завладел Селим и он подпал под власть Оттоманов, он изменился к лучшему, но с тех пор священный храм Воскресения и храм вифлеемский и остальные Святые места стали предметом споров и больших искушений не только для Иерусалимских патриархов, но и для всего православного люда, а также со стороны латинян, францисканцев и Армян, как это будет видно из моего краткого изложения. С тех пор начались величайшие скандалы, так как у нас старались отнять нашу исконную собственность и наши исконные привилегии, мы же не уступали и всеми силами отстаивали их. Начало же этих величайших скандалов и споров было таково.

Когда помянутый султан Селим завладел уже Египтом, Сириею и всею Малою Азиею и нагонял ужас на Персов, вое европейские государства поспешили примириться с ним. Это произошло в 1517 году и в Иерусалим начали приходить западные паломники для поклонения Святым местам. Так как у них не было дома, патриарх с христианскою любовью разрешал им останавливаться в наших монастырях. Через несколько лет пришли десять монахов из ордена францисканцев, [11] и имея с собою достаточно золота попросили патриарха, чтобы он сдал им за деньги какое-нибудь место, где они могли бы останавливаться на время; будучи очень бедным, он согласился на это. Чтобы не иметь их внутри Иерусалима, он дал им монастырек на Св. Сионе, где находился дом Зеведеев и где происходила Тайная Вечеря. Монастырек этот представлял тогда почти одни развалины, сохранился только храм и три, четыре келии, где жили какие-то православные миряне, потому что монахов было тогда мало. Францисканцы, получив это место на основании условия платить столько-то в год, поселились там и начали отстраивать монастырек и украшать его; ежегодно они вносили условленную плату. С течением времени из десяти францисканцев сделалось двадцать и тридцать, золотом они приобрели расположение властей, привели некиих маронитов, последователей западной церкви и поселили их с женами и детьми внутри Иерусалима, нанимая дома бедных христиан и Турок за большую плату; они только входили в храм Воскресения и поклонялись, не имея никакого места для служения. В то же самое время начали приходить на поклонение и Армяне (Киликия и Малая Армения, где жили тогда Армяне, уже были покорены), которые с большим смирением пред патриархом выказывали ему почтение и преданность, и он относился к ним благосклонно. Так как и они просили какого-нибудь здания за плату, им дали дом, согласно древнему преданию, принадлежавший Каиафе архиерею, где Иудеи осудили Господа говоря: повинен смерти и плевали Ему в лидо и заушали Его и т. д., где произошло второе и третье отречение [12] Петра, где древними христианами был построен храм, имеющий и две келии. Получив его Армяне поселили в нем своих монахов, они приходили в храм и во все Святые места и беспрепятственно поклонялись им, также как франки, но собственной церкви не имели.

Францисканцы, находясь в дружбе с властями, убедили их и получили право служить литургию на месте Снятия со Креста, где Иосиф и Никодим, умастив тело Господне смирною и алоем, обвили его чистою плащаницею, и они поставили в этом месте деревянный престол.

Сделав это, на следующий год они принесли из Европы бронзовый престол, или по латыни алтарь, пустой внутри, но очень тяжелый, чтобы он оставался тут впредь неподвижно. Тогдашний патриарх, по имени Герман, находился в Константинополе, чтобы увидеть султана Сулеймана Канони и взять у него указ. Получив указ какой хотел и вернувшись в Иерусалим, он нашел вышеупомянутый алтарь и предъявил указ, отдающий в его распоряжение весь храм, а следовательно и место Снятия со Креста. Воспользовавшись случаем и созвав православных, он унес оттуда алтарь. Тогда и Армяне, соблазнив большими дарами Абиссинцев, получили от них право совершат богослужение в северном углу придела Обретения. Когда вследствие этого стали стекаться Армяне и не могли поместиться в вышеупомянутом доме Каиафы, они дарами убедили Грузин, и те сдали им за плату место в доме Иакова Зеведеева, с условием, что они будут платить ежегодно 50 золотых; на это согласился и патриарх Герман, присутствовавший [13] в судилище, когда писали договор, который хранится нами до сего дня.

В 1551 г. францисканцы подкупили маронитов, имевших место в северной части нартекса храма, где находится часть колонны бичевания и место: Не прикасайся ко мне, и они поставили вышеупомянутый бронзовый престол, чтобы служить на нем литургию; патриарх не мог этому воспрепятствовать, потому что им помогли подкупленные власти.

В 1551 г. убежденные францисканцами Копты, Армяне и Марониты вошли в соглашение и просили, чтобы им даны были ключи и они могли запирать храм, когда пожелают. Наконец однако все они оказались виноватыми и по султанскому повелению от 1557 г. ключи были отданы Туркам, которым было приказано отпирать и запирать каждому народу. Вследствие этого все народы, и особенно мы, вынуждены были устраивать внутри храма деревянные жилища для возжигателей свеч, старост, служителей; это было причиною, что храм был поделен на столько частей и уменьшился и наконец сгорел, как будет рассказано.

В 1561 г. один Еврей, человек близкий паше и отличенный почестями, отправился для поклонения на Св. Сион, к находящимся там гробницам Давида и Соломона, а жившие там не отперли ему ворот. Рассердившись на это, он наговорил на них паше и всем сановным лицам в Иерусалиме много страшных вещей. И он произвел такое впечатление, что однажды в Пятницу Турки явились и выгнали оттуда францисканцев, а церковь превратили в мечеть, построив и обелиск или минарет. Францисканцы, оставшись без дома, опять прибегли [14] к нам и мы дали им за ежегодную плату монастырь Иоанна Богослова, лежавший близь монастыря Архангелов и в то же время мы дали им и в Св. Вифлееме, в северной стороне тамошнего храма, некоторое помещение. А эти друзья воздали должное за наше благодеяние; именно в 1580 г., давши бесчисленное количество денег судьям в Иерусалиме, они похитили у нас весь храм Голгофский и лежащую рядом к югу часовню Св. Елены и кроме того часть в Св. Вифлееме и право совершать богослужения в Св. пещере Рождества. Тогдашний патриарх по имени Софроний, очень опечаленный и не в силах будучи выдержать несправедливость, отправился в Константинополь и обратился с жалобою к султану, но это ни к чему не привело. Издержав 12 тысяч султанских золотых и употребив всевозможные средства, он едва удостоился того, что получил половину храма, которая принадлежит нам до сего дня. Около 1590 г. они по царскому повелению получили в собственность и монастырь Иоанна Богослова и с тех пор они не платят нам ни единого обола наемной платы.

Подражая им и прекрасные Армяне придумывали разные хитрости, чтобы не давать ежегодной наемной платы, но ухищрения их были бесполезны, ибо патриарх судил их в судилище и они были присуждены к уплате свыше 50 золотых в год; тут был написан ходжент или постановление суда, которое вместе с подобными документами хранится у нас. Они же придумывали другие способы; начали великолепно возобновлять этот монастырь и отстраивать келии без разрешения патриарха. Он призвал их на суд и тут они объявили, что келии, [15] которые они строили, будут считаться собственностью Греков, а не их, и что ни под каким предлогом они не будут отказываться уплачивать ежегодно наемную плату, на которую условились по договору. На этом основании был написан другой ходжент, который у нас хранится.

В 1607 г. францисканцы, пользуясь отсутствием патриарха Феофана, отправившегося в Валахию за милостынею, изготовили железную решетку, снесли ее в Голгофский храм и отделили ее южный клирос, где они совершали литургию, не позволяя нам стоять там во время богослужения. Узнав это патриарх Феофан принес жалобу Высокой Порте и выбросил железную решетку из Св. Голгофы, а также их самих. Вновь они обратились к властям в Иерусалиме, подкрепляя свое прошение большим количеством золотых и даров, доказывая, что издревле им принадлежала половина Голгофы и таким образом они получили ее на основании султанского повеления 1611 г. Они получили и весь храм вифлеемский и выгнали нас оттуда и вынесли наш иконостас, иконы и пр.

В 1614 г. они написали западным государям, что Греки преследуют их и не позволяют им поклоняться Святыням; государи же обратились с просьбою к султану, получили от него повеление о Голгофе и Вифлееме вместе, так что им отдали половину Голгофы и весь храм вифлеемский; и не только это, они получили повеление о месте Снятия со Креста, который признавался нашею собственностью общею с ними. В 1628 г. в день Рождества Христова, когда патриарх отправился с паломниками в Вифлеем, эти прекрасные братья заперли [16] северные ворота Св. пещеры, говоря что они принадлежат им, и они не позволили патриарху пройти через эти ворота во время обычного крестного хода, совершаемого ежегодно; и не только, это, они даже насмехались над ним и оскорбляли его, все духовенство и паломников. Патриарх был очень опечален и не мог вынести этого, и по окончании праздника преисполненный ревности отправился в столицу и подав прошение султану настоял на том, чтобы было постановлено решение. Когда это было сделано, султан (тогда был Мурад) осведомленный о том что было справедливо, изгнал западные народы из Вифлеема, а также из тамошнего монастыря, который, как сказано, принадлежал нам и они платили нам за него наемную плату. Так как они плакались и умоляли патриарха, он позволил им жить в монастыре и не помня зла отдал им Св. ясли для богослужения.

В 1633 г. Армяне взяли у управляющих Иерусалимом Турок подложные документы и ходженты, будто монастырь, называемый Масличным, где был дом архиерея Анны, внутри Иерусалима, издревле был их собственностью и был ими построен. Предъявляя эти документы Высокой Порте и издержав множество денег, они получили этот монастырь на основании царского (Т. е. султанского. Греки часто называют султана царем. (прим. пер.)) указа и сохраняют его до настоящего времени, вместе с тем присвоили себе и вышеупомянутый дом Каиафы; тогда помянутый патриарх находился в отлучке в столице. На следующий 1634 год наша Пасха приходилась 6 Апреля, а армянская 13 Апреля; они хлопотали, [17] чтобы переменить наш обычай на свой и чтобы мы праздновали Пасху вместе с ними 13 Апреля. Поэтому при помощи большого количества золота и даров они убедили муллу, пашу и всех властей Иерусалимских доказывать и говорить, что наш календарь ошибочен, армянский же верен, и получили на это подтвердительные иламы и ходженты.

В Великую субботу помянутые власти, запечатав священный кувуклий Пресвятого Гроба, не позволили никому входить. Православные стонали и молили Бога, чтобы он не презрел их; внезапно около девятого часа сильный гром раздался внутри храма Пресвятого гроба и на глазах у всех оттуда вышел необыкновенно яркий свет, точно молния. Тогда православные, преисполнившись беспредельною радостью, громогласно запели: “Слава тебе, Боже" и “чей Бог велий, яко Бог наш". Видя это, Турки насмехались и плевали на Армян, которые таким образом вынуждены были праздновать Пасху вместе с нами. Но от этого божественного и великого чуда они совсем не исправились; погибая от зависти, они задумали получить первенство и стать выше патриарха. В 1644 г. они отправились в столицу, взяв с собой вышеупомянутые ходженты Иерусалимских властей, паши и муллы и начался с нами процесс. И опять начали тяжбу с патриархом и великие состязания и подкупы. Но победу одержала справедливость и вороны остались воронами, как прежде. Феофан получил и хатти-шериф или собственноручный царский указ, которым он был поставлен выше Армян и они должны были впредь праздновать Пасху вместе с нами. [18]

В 1649 г., когда тогдашний патриарх Паисий находился в Константинополе, по необходимым для патриаршего престола делам, найдя время и средства эти хитрые люди завладели одними воротами Св. пещеры в Вифлееме, где они повесили и лампады; они построили и стену между находящимся там нашим монастырем и домами Абиссинцев, и последние присвоили себе. Узнав это Паисий подал прошение султану, которым был тогда Магомет IV. В новом суде, состоявшемся в Высоком Диване, он по благодати Божией одержал верх, так как состоялось решение, чтобы они оставили ими похищенное и передали его Грекам. Соответствующий царский указ был послан в Иерусалим с царским чаушем, но Армяне, подкупив пашу, суд и властей Иерусалимских, совсем не отдали похищенного, зная, что Высокая Порта находилась тогда в войне с западными державами. Но Паисий, узнав это, посылает прошение визирю, находившемуся тогда с войском в Адрианополе. Прочтя это прошение и рассердившись (он был нам помощником, как человек справедливый), он издал другое более суровое постановление и написал грозное письмо паше и остальным властям. Получив это постановление и отправив его в Иерусалим, Паисий настоял на том, чтобы Армяне были изгнаны не только из Св. пещеры и абиссинских домов, но даже от Св. Иакова. Все протоколы были вписаны в дела суда и нам дан отдельный письменный ходжент, который мы храним до сих пор.

В 1653 г., издержав вновь очень большие деньги и возбудив против нас гнев Оттоманской порты говоря, что они верные подданные, а патриарх [19] Паисий поддерживает сношения с Россией, что он изготовил драгоценную корону для ее царя и т. под., Армяне получили по царскому повелению не только монастырь Св. Иакова, но и находящиеся внутри храма Воскресения южные хоры и два больших окна со стороны Св. врат, кроме того и придел, находящийся под монастырем патриарха Авраама, а в Вифлееме дом Абиссинцев и их сад, которым они владеют до сего дня, увеличивая их разными постройками. Эти прекраснейшие люди довели до того, что жизнь Паисия подвергнулась опасности из-за короны, которая попала в руки султана, находившегося в Адрианополе. Однако он доказал, что корона эта не принадлежала Русскому царю, а патриарху, и что она не была настолько драгоценною, как уверяли Армяне; она была возвращена Паисию, оказавшемуся невиновным. С этих пор, впродолжении довольно многих лет, друзья Армяне жили смирно и не приводили нас в большое волнение. За то прекрасные францисканцы опять начали действовать, доставляя нам постоянные неприятности и вред, как сейчас будет рассказано вкратце.

В 1661 г. ночью они подходящим инструментом отрезали часть Св. камня, который находился у двери гробницы и который отвалил ангел; наши заподозрили их, но они отрицали свой проступок; куда же они отправили отрезанный кусок, они сами не знали. В 1674 г., когда на поклонение пришел французский посол, францисканцы стали надменными. По случаю их Вербного воскресенья, они отправились украшать священный купол кувуклия, в котором Живоносный гроб. В то время кувуклий принадлежал нам, и они не имели в нем [20] никакой части. Наши увидев, что францисканцы влезли на верх и украшают, захотели помешать им, потому что они распоряжались чужим местом; они же прибежали с дубинами и молотками (их было много), одного иеромонаха побили жестоко и бесчеловечно, так что тут же положили его на месте, двух избили до полусмерти, остальных ранили. Все это мы довели до сведения властей, но они молчали, подкупленные францисканцами и послом; а вышеупомянутый посол под видом богомолья пробыл в храме несколько ночей. В одну прекрасную ночь он отправился с топорами и инструментами в придел Терновного венца и начал потихоньку вынимать из под Св. Престола часть той колонны, посадив на которую Господа, воины Пилатовы ругались над Ним, надев на Него багряницу и терновый венец на голову и т. д. Но наши, находившиеся в храме, заметили эту попытку и тотчас же сообщили властям. Прибежав и открыв внезапно Святые врата они накрыли эти приготовления, увидев собственными глазами лежавшие там инструменты и посла. С бранью они выгнали его из храма. Вернувшись в Константинополь, посол старался причинить нам величайшее зло, но это не удалось ему. Содеянное нам францисканцами и послом патриарх довел до сведения Высокой Порты в прошении, засвидетельствованном Иерусалимскими властями. Поэтому в 1676 г. издано было постановление. чтобы франкское духовенство не ночевало и не оставалось долго в храме, кроме трех отцов, и чтобы внутри Иерусалима их не жило больше 36 и чтобы каждые три года они уходили домой и их сменяли новые. Но [21] это постановление не приводилось в исполнение, потому что францисканцы раздавали золото иерусалимским туркам.

Пока посол был в Иерусалиме, францисканцы повесили красные завесы вокруг кувуклия, которые оставались здесь до 1677 г., когда патриарх, по имени Досифей, по царскому повелению, снял их и запретил францисканцам служить у Пресвятого гроба, нам же православным приказал совершать богослужение ежедневно, как и раньше. В 1688 г. приключилась война между Немцами и Оттоманами, а Галлы, как друзья Турции, служили посредниками при заключении мира; когда мир был заключен Порта, обязанная им, вынуждена была согласиться на их требования. А заключались они кроме другого в следующем, касающемся Иерусалима. Во 1) латиняне имеют во всем первенство и становятся выше греческого патриарха. Во 2) они одни имеют право распоряжаться Св. кувуклием, совершать там богослужение и украшать его. В 3) им принадлежит так называемый царский свод между священным кувуклием и кафоликоном, а также хоры, находящиеся под большим куполом Живоносного Гроба, северные и западные. В 4) пещера, где обретен Крест Господень. В 5) они владеют Св. Гефсиманией, в 6) всем храмом Вифлеемским и в 7) не мешать делаться католиками желающим из племен назорейских. Это получили прекраснейшие францисканцы на основании собственноручного царского указа, и щедро раздавая деньги иерусалимским властям, сколько бед они наделали нам, неимущим. Прежде всего схватив наши священные иконы и лампады, [22] висевшие в кувуклии, они выбросили их словно идолов или нечистоту, и повесили свои иконы, завесы и пр. Во вторых они сняли и разрушили наш священный жертвенник, стоявший под так называемым царским сводом, словно языческий алтарь, не отдав нам даже камней. В третьих, получив в свое распоряжение вышеупомянутые хоры, выбросили все наши вещи, находившиеся там и из них много погибло. В четвертых, изгнав нас из Гефсимании и Вифлеема, они совсем не позволяли нам совершать там богослужение. В пятых, разломав на куски художественнейший и красивейший иконостас в Вифлееме, с презрением бросили его нам и не позволили нам даже повесить лампады в Священной пещере. В шестых, раздачею денег, подарков и разными соблазнительными обещаниями они обратили в католичество многих православных жителей Иерусалима и местных Арабов, а нам устраивали постоянные скандалы и доставляли убытки, презрительно и оскорбительно обращаясь с паломниками, местными жителями и нами самими. В седьмых и последних, получив первенство они так удлинили свои последования и литургии, что православные, ожидая, когда они кончат и мы начнем, уставали и уходили домой. Все эти неприятности они причиняли нам больше 50 лет сряду, а мы все ждали, когда нам удастся воспользоваться каким-нибудь случаем.

В течение XVII века эти друзья преследовали не только нас Греков и вредили не только нам но и Грузинам и Сербам, тоже православным, надеясь, что бедность и стеснение заставят их обратиться в католичество и таким образом они [23] получат принадлежащие тем монастыри. Однако они обманулись в своих надеждах, потому что те, обеднев и впав в тяжкие долги и имея только крайне необходимое пропитание, предоставив свои монастыри кредиторам Туркам, убежали на родину. А патриархи, обходя место за местом и собирая милостыню у благочестивых, отдали и долги и проценты, заплатив до последнего квадранта (Автор употребляет очень архаическое выражение квадрант, четвертая часть римского аса. Прим. пер.) и по царскому решению и постановлению купили некоторым образом и приняли свои древние имения, т. е. монастыри. То были, как сказано, принадлежавшие Сербам лавра Св. Саввы и монастырь Архангелов, принадлежавшие Грузинам монастыри Честного Креста, Св. Николая и патриарха Авраама, близ храма. Завидуя этим делам и приобретениям, прекрасные францисканцы изыскивали способы и поводы повредить священному братству. Поэтому кроме многого другого они придумали доказать, что мы мятежники и любители возмущений.

В 1756 г. вечером в Лазарево Воскресенье они ввели в храм Арабов из Горней и Вифлеема, своих последователей, т. е. католиков, вооруженных толстыми дубинами. Храм был заперт и паломники собрались внутри его; когда началось последование полунощницы, они стали бить паломников дубинами. Что же отсюда произошло? Тотчас же францисканцы, как это было заранее условлено, дали знать паше, чтобы он скорее пришел, потому что Греки наносят им раны. Но раньше чем он пришел, католики Арабы наносили раны паломникам и вместе с тем дубинами поломали наши [24] серебряные лампады и полиелеи и другие драгоценные предметы. Придя, паша и судьи нашли, что дело обстояло не так, как рассказывали францисканцы, а так, как оно было в действительности. Кроме других доказательств западни и неловкости францисканцев, они нашли и дубины, которые они хотели скрыть, но которые были обнаружены и показаны одним мальчиком. Тогда эти друзья скрыли свое злодеяние, наполнив руки властей. В тот же год патриарх, по имени Парфений, в прошении, поданном Высокой Порте, рассказал о случившихся ужасах тогда и прежде, указал на несправедливую к нам вражду францисканцев и на похищение ими святыни, дарованной нам издревле и самими завоевателями, и подействовал на чувство справедливости монарха. Получив указ он в 1757 г. изгнал их из храма Вифлеемского и Гефсимании. Однако, чтобы, лишившись Св. пещеры, они вновь не совершили над нами насилия, он дал им Св. ясли, но лишь для богослужения и право иметь там три лампады. Но они постепенно поставили три лампады в яслях, а в Св. пещере тринадцать и почти сравнялись с нами, как это будет рассказано.

В это время Армяне заставили православных и особенно иерусалимских патриархов вести большую борьбу; ибо кроме других лукавств и хитростей они затеяли и следующее. Они прекрасно знали, что Омар-Хаттаб, первый завоеватель Иерусалима, дал, как сказано выше, патриарху Софронию ахтинаме, постановляющий, чтобы все христианские народы в Иерусалиме были под властью патриарха, а также и монастыри и святыни, находящиеся вне и внутри Иерусалима, что согласно с тем ахтинаме [25] завоеватель Константинополя султан Магомет, иерусалимский султан Селим и сын его султан Сулейман дали собственноручные подтверждения тогдашним патриархам и что они имеют в этих документах защиту на вечные времена, как первоначальные ктиторы и т. п., зная все это, они придумали такую гадость, что сочинили и написали три подложных документа, дающих им те же права. Но так как оригиналы вышеупомянутых указов хранятся у нас, а достоверные копии находятся в царских делах, они нашли средство и при помощи больших денег вовлекли в свою интригу тогдашнего визиря. При его посредстве, они подкупили хранителя этих дел, называемого по-турецки бейликчи, и он написал достоверные копии и дал их Армянам; а те, внимательно рассматривая их, увидели, что легко стереть и вписать в дела три или четыре слова. Поэтому, подкупив вновь визиря и бейликчи, они взяли в руки одну из древних рукописей и выцарапав слово “Греков" по-турецки — Румиан, написали очень искусно “Армян", по-турецки — Армяниан, а имя Софрония они стерли и написали вместо того Саркис. То же самое сделали они и в собственноручных указах Селима и Сулеймана, сохранив ту же хронологию. Сделав это, визирь написал искусным образом и некие указы, якобы очень древние, хранящиеся у Армян и данные якобы завоевателями. Под его руководством они написали прошение султану, жалуясь, что их обижают Греки, удерживая принадлежащие им святыни и места поклонения; в Пятницу, когда собрался народ, и султан вышел по обычаю, они подали ему прошение. Тогда правил султан Махмуд I. Прочтя прошение, [26] он сделал в нем надпись, чтобы дело было разобрано Румели-казаскиром и визирем; этого и желали Армяне. Вследствие такого решения все произошло согласно видам Армян, так как им всеми силами помогал визирь и другие. Наконец был написан указ, согласный с сочиненными и подложными указами, и скрепленный султанской подписью и печатью вручен Армянам. В нем было сказано, что они должны иметь святыни согласно с имеющимися у них в руках древними указами Омара и султанов завоевателей. Когда это узнали православные в Константинополе, все опечалились и пали духом, особенно же патриарх. На общем собрании сочли благоразумным написать от всех петицию султану и указать на то, что находящиеся в руках Армян хатти-шерифы подложны и что, следовательно, написанный сообразно с ними указ его величества дан вследствие обмана, что правда должна быть расследована, дабы все остальное было уничтожено. По Божьему произволению султан согласился с этим, было произведено расследование, правда раскрылась, визирь и его помощники отправлены в ссылку, также как и главные Армяне, а данный указ уничтожен. Однако, не знаю каким образом у Армян остались подложные хатти-шерифы, ахтинаме Омара и указы завоевателей султана Селима и султана Сулеймана, благодаря которым Армяне чрез много лет делали нам большие неприятности, врываясь в места поклонения, как об этом будет рассказано.

В 1768 г. при Мустафе III, когда приключилась война Русских о Оттоманами, францисканцы нашли давно ожидаемый удобный случай и при посредстве [27] находившихся в Константинополе, послов западных держав, союзниц Турции, старались похитить у нас Гефсиманию и Вифлеем, надеясь, что Высокая Порта, которая тогда была разгневана на Русских и, следовательно, и на Греков, как на их единоверцев, исполнит их просьбу. Когда их прошение было чрез послов представлено султану, тогда был Мустафа III, он спросил шех-ул-ислама, как поступить. Тот после достаточного совещания с другими призвал потихоньку и епископа Птолемаидского Софрония, наместника тогдашнего патриарха Ефрема, отлично знавшего арабский язык. Последний принес с собой вышеупомянутые подлинные указы Омара и остальные: прочтя их внимательно, шех-ул-ислам, убежденный Софронием Птолемаидским, сказал султану, что несправедливо и незаконно нарушать постановления таких важных людей и особенно Омара, ибо они закрепили святыни за Греками страшными клятвами. Вследствие этого султан искусным образом отверг просьбу послов, не исполнив ее в самой малости. В то же время Армяне также подавали прошение, чтобы им дано было место в храме Вифлеемском для совершения обычного богослужения, выставляя на вид, что они одни верные подданные и т. д. Но их даже не удостоили ответа.

Почти тридцать лет оба народа жили до некоторой степени спокойно, не производя подобных ссор, если не считать некоторых скандалов, происшедших в тот промежуток времени.

В 1798 г. оба народа начали производить величайшие скандалы, которые почти беспрерывно продолжаются до настоящего времени. Они заключаются [28] в следующем. Когда Французы руками Наполеона Бонапарта завладели Египтом, а оттуда вторглись и в Палестину, иерусалимские Турки, раздраженные и искавшие повода для грабежа обдумывали, как бы им умертвить живущих в Иерусалиме францисканцев. Но так как они не могли этого сделать без разрешения суда, они ежедневно искали подходящего повода. Узнав, что Французы завладели Газою, они, в один прекрасный день (в 1799 г.), с оружием бросились в их монастырь, говоря, что они (францисканцы) звали Французов прийти в Палестину и что у них есть скрытое оружие и многое другое. Францисканцы же, прознав о их нападении, крепко заперли ворота; а Турки с криком и ревом принесли топоры и другие инструменты, и пытались разломать ворота и войти. Но так как ворота были железные, они не могли этого сделать, принесли лестницы и взобравшись на стены начали прыгать вниз. Увидев это францисканцы с испуга бросились в монастырь Архангелов, где мы их приняли по братски и постарались спрятать как могли, в подвалы и другие потайные места, желая спасти им жизнь; так оно и вышло. Придя и не найдя францисканцев, Турки поняли, что мы укрыли беглецов. Тогда большинство отправилось грабить что им нравилось, немногие же, войдя в вышеупомянутый монастырь, начали искать их. Мы вывели их чрез одно отверстие и спрятали в другие безопасные места. Явился паша и миролюбивыми речами усмирил нападение на францисканцев Иерусалимцев, и только чрез три дня в состоянии был убедить их, что у францисканцев не было оружия; ибо он отправился с [29] иерусалимскими властями, они тщательно искали, но ничего не нашли.

Тут Турки рассердились на нас, говоря: вы тоже хианет, т. е. бунтовщики, потому что вы друзья франков и поэтому прикрывали их, и стали у нас также искать оружия. Паша с остальными лицами отправились в патриархию и другие наши монастыри и обыскали почти все щели и отверстия и все же ничего не нашли. Выискивая повод, чтобы и у нас похитить деньги, они допрашивали нас, друзья ли мы франков? Епитроп тогдашнего блаженнейшего (т. е. Иерусалимского патриарха), митрополит Скифопольский Арсений, ответил: Как христиане мы хоть и разнствуем друг от друга, все же все братья и друзья, а находившийся там армянский патриарх тотчас же вставил свое слово: Это не так, сказал он, мы Армяне ни с кем ни братья ни друзья, а верные подданные державного девлета, и не имеем ничего общего ни с франками, ни с Греками. Тогда иерусалимский муфти сказал нам: Так как вы друзья и братья франкам, вы значит такие же бунтовщики, как они и заслуживаете смертной казни; а до того времени вы должны находиться под крепкою стражею. После этих слов муфти паша, переговоривши потихоньку с властями, приказал нам отправиться всем в священный храм Воскресения в заключение. Из наших старших лиц, т. е. архиереев и пр. отправилось 30 человек, из францисканцев восемнадцать. На следующий день привели двадцать Армян и несколько Коптов и Абиссинцев, так что всех оказалось до ста душ; и они оставались запертыми в храме, как в темнице впродолжении [30] 108 дней. После этого Французы с оружием в руках завладели Яффою и Рамлэ и осадили Птолемаиду, вышеупомянутых сто человек выпустили из храма. За то они держали под стражей всех мирян трех народов, молодых и стариков, исключая жен и детей, православных около 600, арабо-франков (католических арабов) около 300 и Армян 80; они оставались под стражей в храме от 13 Февраля 1799 г. до 18 Июля. Пропитание им доставляли, православным мы, остальным — община каждого народа. Я не рассказал всех бед, случившихся с нами в это время из-за нашего дружеского расположения и братской любви к францисканцам, потому что этих бед было много. Упомянул же я о некоторых, чтобы читатель знал, какими благодеяниями нам впоследствии отплатили францисканцы за оказанные им благодеяния. Скажем теперь об Армянах.

Летом 1799 г. французские войска, стоявшие в Палестине, постигла чума и божественною косою косила их как колосья. Наполеон, взяв полуживые остававшиеся войска вернулся в Египет, а консул Оттоманского царства Юсуф (он был слеп на один глаз и Турками был прозван Киор-визирем) с многочисленным войском быстро преследовал Французов и дошел до Яффы. При нем был великий сараф армянский, по имени Киркор или Григорий, очень им любимый. Получив разрешение от консула, он торжественно отправился в Иерусалим на поклонение. Вследствие его прибытия Армяне возгордились и задумали пустое. Они чувствовали большое желание служить для сарафа обедню на Св. Голгофе и убедили его попросить у нас это; [31] но это не удалось им, потому что наши не согласились на их просьбу. Отправившись в Св. Вифлеем, сараф просил, чтобы, армянский патриарх отслужил ему обедню в Священной пещере. Но и на это не согласились наши, боясь как бы раз дозволенное не стало потом законом, потому что они знали, от чего часто страдали. Потерпев две неудачи, Армяне придумали другое. Они дали вышеупомянутому сарафу серебряную лампаду и посоветовали ему, отправившись в священный храм Голгофы, повесить ее собственноручно, под видом благочестия. Но и этого наши не приняли, сказав, что без царского повеления они не примут армянской лампады. Армяне и особенно сараф, не только опечаленные этим, но и рассерженные, рассудили, что может быть они добьются желаемого чрез визиря. Издержав на него большие деньги, они достигли чего желали. Отправившись в Яффу, сараф много наговорил визирю и нажаловался на нас. Но так как визирь спешил тогда в Египет, это дело не подвинулось. Когда визирь, пробыв в Египте три месяца, вернулся в Яффу 28 Марта 1800 года, тотчас же армянский патриарх в Иерусалиме, взяв с собою драгоценные дары и большое количество золота, отправился в Яффу и подал прошение визирю, жалуясь, вместе с сарафом, что Греки обижают их и не позволяют им совершать обычного богослужения в местах поклонения. Вследствие влияния денег и подарков и помощи сарафа, он дал им, однако тайно, постановление беспрепятственно совершать обычное богослужение в Вифлееме и Гефсимании, а также в храме Воскресения Христова, так как согласно царским указам, находящимся в руках у Армян, эти места [32] поклонения общие, а не исключительно принадлежащие Грекам. Хотя это постановление и было дано тайно, о нем скоро узнали в Иерусалиме и на нас напала бесконечная грусть, так как у нас не было денег, чтобы противодействовать, и мы раньше были ограблены и не могли смилостивить агарян, рассерженных Наполеоном. Но Пособник беспомощных послал нам помощниками и заступниками следующих двух выдающихся людей: одним был господин Франкини — представитель России, другим Георгий Караджа, сын воеводы Николая, великий драгоман войска. Они вдохновенные божественною ревностью сообщили должное визирю и убедили его уничтожить постановление, которое он дал. Через три дня после этого армянский патриарх умер от горя и болезни. Таким образом не удались эти замыслы Армян.

21 Июля 1803 г., благодаря властям, они осмелились повесить в Гефсимании три лампады; но в том же самом году мы сняли их по царскому повелению. В том же самом году и благородные францисканцы получили обманным образом разрешение возобновить маленький купол над Священным кувуклием. Они пробовали проникнуть и в Гефсиманию; когда им это не удалось, они требовали ближнюю пещеру, где Господь часто проводил ночь с Апостолами. Они получили ее на основании царского повеления, украсить же Священный кувуклий они не были удостоены, ибо тогдашний патриарх Анфим, подал прошение султану об уничтожении повеления выданного раньше франкам.

А в последующее время суждено было не только патриарху и нам Иерусалимцам, но и повсюду всему [33] православному люду беспрерывно пить чашу огорчения из-за священных мест поклонения и особенно матери церквей, т. е. храма Воскресения. В 1807 г. была война между Россиею и Портою, и Армяне нашли это время удобным для похищения святыни. Но патриарх Анфим, узнав о их намерениях, подал прошение султану Мустафе IV, тогда только что воцарившемуся, и одержал верх, так как помянутый султан подтвердил хранившиеся у нас древние документы. Едва прошел год и случилось новое обстоятельство, благоприятное для Армян. В 1808 г. было перемирие в войне между Русскими и Оттоманами, так называемый Мустафа-байрактар пошел с большим войском в Адрианополь, где находились высшие царские сановники, офицеры и царское войско; захватив их всех, он оттуда отправился в Константинополь, намереваясь свергнуть Мустафу и вновь посадить на престол находящегося под стражею Селима. Но Мустафа предупредил его, задушив Селима. Вследствие этого байрактар одолев сверг с престола Мустафу и вместо него посадил его брата Махмута. Сам же байрактар сделался самозванным наместником царства и царем был скорее он, чем Махмут. Тогда и Армяне почти стали царствовать; ибо байрактар, имея сарафом некоего Армянина, по имени Манука, управлял кормилом царства при помощи его совета и руководства. Армяне же, найдя такого посредника как Манук, всячески старались при помощи царских повелений приобрести главенство над всеми святынями. В конце Сентября царские указы были написаны, а священный храм Воскресения Христова был сожжен ими, богоненавистниками, 30 Сентября 1808 г. [34] в Четверг. Они сделали это, чтобы иметь предлог восстановить храм, так как у них было много денег, и они тогда оказались бы строителями его. Но храм был полон легко воспламеняющимся материалом и так как он разделялся столбами и досками, он сгорел и рассыпался на куски, и Армяне ничего не возобновили из того, что задумывали. О предопределение Божие! смерть Богочеловека стала жизнью для всего мира, а падение храма сделалось преславным воскресением его и всех благочестивых, как будет видно из дальнейшего рассказа. Мануком и байрактаром были написаны указы, какие хотели Армяне, и нужно было только, чтобы они были скреплены царскою рукою, так как указы находились еще у байрактара, и вот вдруг 3 Ноября восстали против него янычары и после ужасной войны подожгли дворец, где он жил, сожгли его, а вместе с ним и указы. Как только 10 Ноября окончился бунт, вот через три дня поспешили из Иерусалима в Константинополь три Армянина с посланиями к своим единоплеменникам, возвещающими о пожаре храма и увещевающими употребить всякие усилия, дабы быстро получить указ, дающий нм одним право восстановить сгоревший храм; несчастные думали, что дела еще находятся в желательном для них положении, так как они не слышали еще о катастрофе, постигшей байрактара и о падении Манука. Таким образом среди Армян прежде всего распространилась горестная весть, что сгорел храм; а 19 того же месяца отправились из Иерусалима и двое из нашей братии, которые принесли письма и рассказали о случившемся бедствии. Все опечалились и состоялось общее собрание в [35] великой церкви, где были прочитаны письма из Иерусалима и решено восстановить храм тотчас же. От всего народа было написано и подано правительству прошение, и на него последовал указ, собственноручно подписанный султаном Махмутом, чтобы храм был восстановлен одним народом греческим, как это и было прежде. Раньше чем нами было подано прошение правительству, Армяне со своей стороны подали прошение и издержали много денег, прося, чтобы им было дано право возобновить храм. Но султан Махмут, отличавшийся справедливостью, не обратил ни малейшего внимания ни на просьбы их, ни на слова важнейших сановников, клонивших в пользу Армян. Вышеупомянутый указ получил Поликарп Иерусалимский, Анхиалец по происхождению, и тотчас же позаботился во-первых о нужном материале, во вторых о знающем архитекторе и в третьих и о царском наблюдателе.

Подготовляя все это Армяне вновь подали прошение правительству, прося чтобы им дан был указ принять участие в восстановлении вместе с Греками, так как и они христиане и верные подданные; но они не были услышаны. Однако они твердо надеялись на это и делали большие денежные приношения, гораздо более православных, ибо последние сильно нуждались вследствие неустройства прежних лет; однако набожные люди, движимые божественной ревностью, помогали, насколько могли. Отправив нужный для постройки материал, Армяне созвав вновь много народа подали третье прошение, прося восстанавливать вместе с Греками общие владения сообща, отдельные отдельно и кроме того требовали, чтобы [36] их рассудили с нами в Диване. Но чтобы справедливость и правда лучше обнаружились, справедливый Махмут приказал составить суд из самых важных судей и сановников, который расследовал бы спор двух народов. Вследствие таких обстоятельств суд начался 23 Апреля и окончился только 21 Мая. Происходило пять заседаний, но Армяне ничего не выиграли и победа по Божьей милости осталась за нами. Потеряв надежду Армяне написали своим соплеменникам в Иерусалиме, что они в Константинополе ничего не могли достичь и чтобы иерусалимские Армяне, имеющие другие способы и средства, попытались вести борьбу, как могут. Так они и сделали и стали прибегать к обману, щедро раздавая деньги. Когда калфа или архитектор с разными плотниками и царским наблюдателем, имевшим сан ходжекиана, пришли в Иерусалим, а также правитель сирийский (тогда Иерусалим был подчинен правителю сирийскому Шам-валеси), отправивший своих людей, деятельно начались приготовления к постройке. Так как необходимо было, чтобы постройка началась с части Св. Ворот, принадлежавшей Армянам, они, узнав это, просили ходжекиана и калфу начать постройку и реставрацию с других частей храма, а не с им принадлежащих, приводя к этому множество предлогов. Их не послушались, и они прибегли к тогдашнему иерусалимскому муфти, называвшемуся Хасан-эфенди, человеку очень хитрому и готовому придумывать всякие гадости, давали ему золото, обещали не малые дары, уверяя, что и они чрез несколько дней получат указ строит свою часть. Муфти поклялся, что исполнит их желание. [37]

И он исполнил. 19 Июня 1809 г., когда подняты были, на их месте, самые большие ворота храма и приготовлены лестницы для постройки павшей там крыши, вот внезапно с страшными криками прибегают туда вооруженные иерусалимские Турки; стреляя из ружей и обнажая сабли, они грозили убить плотников и каменщиков. Разбежались ходжекиан и калфа с рабочими и плотниками и даже люди паши, испугавшись, и на 11 дней прекратились работы. Видя невозможность работать тут, мы бросили помянутое место Армян и начали строить на наших местах, написав о случившемся паше в Дамаск и его блаженству в столицу. А паша написал властям, чтобы они успокоили чернь, грозя, что придя в Иерусалим он строго накажет производивших беспорядки. Узнав это, муфти рассвирепел на нас за то, что мы написали такие вещи, и выискивал каждый день способы брать с нас деньги; но 13 Сентября он отдал Богу душу. 1 октября пришел в Иерусалим паша с войском в три тысячи человек. Через два дня мы отправились к нему на аудиенцию и с негодованием рассказали ему о случившемся, при чем говорил преимущественно сам ходжекиан. Паша созвав на другой день муфти и остальные иерусалимские власти, а также самого муллу с ходжекианом и кроме того нас, францисканцев и Армян, которые издавна были связаны о нами пустою дружбою, приказал прочесть царский указ. Когда его прочел ходжекиан, паша сказал, обращаясь к францисканцам и армянам: по смыслу указа необходимо, чтобы храм был возобновлен одним народом греческим. Прокуратор франков ответил: мы написали нашим государям и ранее [38] чем придет от них ответ, не позволим грекам прикоснуться к нашим местам. Армяне сказали: и мы на днях получим царский указ, повелевающий наши места возобновить нам одним; потому пусть греки возобновляют свои места. Подобные вещи говорили два дня франки и Армяне, чего я не записываю, также как ответов паши. Принужденный ходжекианом, паша, на третий день, вместе с муллою и прочими постановил, чтобы начали возобновлять те места, которые особенно в этом нуждаются и прежде всего большой купол и находящийся под ним священный кувуклий; тут франки имели лампады, иконы и красные завесы, которых они не хотели снять, говоря, что их повесили европейские государи и они не могут снять их. Поэтому паша с ходжекианом, послав жезлоносцев (кавасов) сняли все и выбросили, и таким образом доброе начало при постройке было положено 2 Октября. Кто способен рассказать скандалы, производившиеся обоими народами при дальнейшей постройке? Ежедневно находили они поводы драться, бить рабочих, вести их в суд и пр. А паша, собираясь уйти из Иерусалима, выгнал янычар, живших до тех пор в крепости и башнях, внезапно и неожиданно вступив и захватив арсенал, пушки и пр. Он поставил и собственный гарнизон, отпустив муселиму для претория и ворот города 100 солдат. Янычары не могли этого снести и так как их было много, почти половина населения Иерусалима, задумали восстание, чтобы вновь сделаться господами крепости. Составляя ежедневно заговоры, они ругали нас, говоря, что мы всему виною и злоумышляли против нас и храма. Это [39] не скрылось от францисканцев и Армян, радовавшихся этому и поддерживавших пламя турецкого гнева словом и делом, серебром и золотом, раздувая их гнев. В один прекрасный день — это было 17 Декабря, в шестой день недели (т. е. Пятницу), толпа бросилась в храм, требуя к себе и ходжекиана и архитектора и других, которые, узнав об этом, убежали от страха и скрылись. Тогда они обратили свой гнев на рабочих и ремесленников, из которых одного тут же убили, трех других смертельно побили, тех, кто не успел убежать, схватили, связали и держали под стражею в монашеских келиях; затем начали ломать только что положенные нами в Священном кувуклии мраморные плиты и сокрушать постройки. В то же самое время другие, ибо не все они пришли в храм, пошли занимать крепость, третьи побежали в преторий схватить муселима, что им легко удалось. Услышав крики и выстрелы сам муселим вышел посмотреть, что случилось; они же, внезапно напав на него, разогнали его стражу, его же самого схватили, связали и приведя его перед крепость сказали ему: Прикажи гарнизону, находящемуся в кал'а, т. е. крепости, выйти и уйти, куда хочет; если же ты этого не сделаешь, мы тотчас зарежем тебя как овцу. Муселим отдал соответствующее приказание гарнизону, но они стали поносить его и янычар, говоря, что без собственноручного приказа паши они не выйдут, хотя бы их всех перебили. Тогда бунтовщики бросили муселима на землю, обнажили сабли и грозили убить его; тот же, рыдая, сказал им: Позвольте мне написать паше, и если он их не выгонит, делайте что хотите. Тогда [40] пришли туда и власти и старейшины иерусалимские и сам мулла и просили их прекратить эти выходки. Но те поклялись, что если Варварийцы (африканские Турки) не выйдут сегодня из крепости, мы убьем и этого муселима и греческих монахов и кроме того разрушим самый храм. Они говорили им, чтобы они успокоились и тогда исполнится их желание. Но те не послушались и начали вновь угрожать. Власти, взяв из их рук муселима, ушли к себе, а бунтовщики сойдясь разделились на две половины, одни отправились сражаться с гарнизоном, другие, поставив лестницы, вошли в патриархию и искали епитропа митрополита Петры Мисаила и остальных архиереев, но не нашли их, ибо они успели скрыться в домах соседей Турок, точно также и силихтар, наблюдавший за постройкою от имени паши, ходжекиан и драгоман спрятались в зловонной цистерне, а сам калфа со своими приближенными спрятался в подземельях вне патриархии. Если бы я хотел описать все ужасы и похищения, которые тогда делали нам бунтовщики в храме и патриархии, мне пришлось бы написать объемистую книгу. Скажу только то, что вышеупомянутый митрополит Петрский и другие тайно отправились в эту ночь в дома двух Турок, пользовавшихся репутацией сильных и святых мужей, и обратились к ним со слезными молениями собственнолично сделать увещание бунтовщикам и остановить бедствие, изгнав их из храма и патриархии. Два дня они упрашивали их и едва убедили выйти собственнолично и поговорить с насильниками. Но последние ответили, что не выйдут из храма и из патриархии, если Греки не напишут паше, чтобы он [41] выгнал находящихся в крепости Турок, а сами они вступят туда и будут жить с семействами, как это было раньше. В конце концов вышеупомянутый митрополит Петрский с сопровождавшими его лицами обещал исполнить все, чего они желали. В Воскресение утром помянутые важные Турки собрали главных бунтовщиков в мехкемэ, т. е. судилище, и в присутствии всех властей написали письмо паше в Дамаск от лица епитропа, греков и муселима, с просьбою вновь отдать крепость янычарам, занимавшим ее триста лет; подписали письмо митрополит Петрский и другие, а также муселим и ходжекиан из страха. Решено было ждать 17 дней по просьбе бунтовщиков. Письмо было послано с курьером, и бунтовщики вышли из храма Воскресения и патриархии, давши уверение ходжекиану и архитектору, что никого не тронут; но они не поверили им, хотя действительно вышли и постройку приостановили на 27 дней, как об этом будет рассказано. В тот же день мы просили главных бунтовщиков собрать все похищенное и дали им деньги; на другой день они принесли кое-что очень ничтожное и ничего больше. Большинство бунтовщиков поклялись, что большую часть мраморных плит в Священном кувуклии поломали не они, а франкские монахи, т. е. францисканцы, что собственными глазами видели в ту ночь и два Копта.

6 Января 1810 г. прекрасные Армяне подкупили одного бунтовщика, чтобы он убил калфу, когда тот сойдет в храм, к утрени, по случаю праздника, и затем убежал и скрылся у них. Он сошел к святым вратам и стал на стороже, но был поражен слепотою и совсем не увидел калфу, как [42] он сам нам потом сознался. В Субботу 8 Января бунтовщики, узнав, что паша послал войска сражаться с ними, сошлись в том же месте и, посоветовавшись, решили ворваться в ту ночь в патриархию и остальные монастыри и дома христиан, похитить деньги и утром бежать в Хеврон, как в убежище. Но вдруг, в то время как они говорили это, в тот самый час за горою Елеонскою показалось неожиданно войско; в мгновение оно окружило Иерусалим и начало стрелять и кричать; услышав это бунтовщики бросились на бастионы стены; ибо в их руках были и ворота города, с пушками в последних. Но вышеупомянутый муселим, бросившись со своими как лев, отпер Овчии ворота, называемые обыкновенно Гефсиманскими, поломав ключи, и войско вошло. В то же самое время и гарнизон вышел из крепости вооруженный и с криками отворил Давидовы ворота, и таким образом вошла половина войска; другая половина осталась на стороже вне стен. Бунтовщики, бросив все и даже оружие, явились в войско добродушными и миролюбивыми людьми; другие вошли в вышеупомянутый армянский монастырь, находившийся вне Иерусалима, так как у него были железные ворота и он представлял твердую крепость, и они собирались защищаться там с оружием. А их вожди, числом двенадцать, вошли в Св. Сион, где гробницы Давида и Соломона, место считавшееся у Турок убежищем для убийц. Помянутый муселим, питая гнев и желая отомстить за то, что претерпел, вышел и кого застиг посадил под стражу. Узнав на другой день о янычарах, вышедших в монастырь и Св. Сион, он послал им сказать, [43] чтобы они вышли миролюбиво и защищались бы на суде в своих проступках. Но они совсем не послушались его. Окружив тотчас же войсками оба монастыря, чтобы никто не убежал, он послал к ним людей и вновь увещевал их выйти; но они стали поносить и его и пашу. Поэтому он приказал начать нападение и после пятичасового боя сделал бреши в монастыре. Но внутри бунтовщики саблями и топорами убивали подходивших и желавших войти до тех пор, пока убиваемые не погибли все, числом 19, при чем убиты были и два Армянина, оказавшиеся в монастыре. После этого муселим приказал сионцам изгнать прибегнувших к ним; те оскорбили святыню этого места, считавшегося убежищем, а сам он, войдя, схватил их там, хотя они совсем не сопротивлялись, а только молили о помиловании. Связав их и отведя в крепость, он в ту же ночь задушил веревкой и те двенадцать человек; 10 Января на заре он выбросил за крепость их трупы, а также трупы убитых в монастыре. Таким образом Бог воздал отомщение, и вот в тот же самый день царский человек капуджи-баши и с ним архимандрит святогробец, по имени Матфей, принесли второй хатти-шериф, т. е. священный указ султана, повелевающий, чтобы весь храм был восстановлен народом греческим; а остальные народы не имели бы права положить ни одного камня, и кроме того не смели бы впредь совершать литургию у гроба Богородицы в Гефсимании, ни иметь там иконы или лампады, кроме шести с давних пор находящихся там.

На следующий день капуджи-баши с ходжекианом пришли в мехкемэ, явился и муселим с [44] властями и были призваны Франки и Армяне; был прочитан указ и приказано Армянам не служить в Гефсимании и кроме того не мешать Грекам в их постройке, говоря: эта часть наша, а эта того-то и т. п. То же самое было обвялено и Франкам. И 12 Января вновь совершилось доброе начало дела постройки и восстановления; прежде всего были возобновлены уничтоженные бунтовщиками части и на место сломанных в Св. кувуклии мраморных плит был поставлен мрамор лучше. А францисканцы, снедаемые завистью, побежали в суд, говоря, что мы обижаем их, покрывая гробницы их государей не мрамором, а первым попавшимся камнем. Этих гробниц было четыре, именно лиц царствовавших в Иерусалиме после Балдуина и Готфрида, которые противозаконно и богохульно были погребены посреди храма Воокресения; гробницы эти во время пожара стали жертвою пламени, а францисканцы, не задолго перед этим поломавшие плиты в Св. кувуклии, желали чтобы тотчас же их гробницы были сделаны из мрамора. Они судились с нами, были признаны неправыми, и тут не достигли никакого результата. 1 Марта один плотник упал с высоты 50 локтей с купола колокольни, но не получил ни малейшего ушиба, так что удивились даже неверные. Францисканцы с армянскими монахами отправились к мулле и сказали ему, что греки сделали новшество, отворив окна, запертые Саладином, как о том было упомянуто. На самом же деле мы осмелились сделать только по маленькому отверстию в каждом окне, чтоб выходил чад от лампад и свечей; это и им было полезно. Мулла, покачав головой и сказав по-турецки: [45] зависть не умеет отдать предпочтения полезному, побранил их и отослал. Так как у западных народов тогда оставалась всего одна неделя до Пасхи, они убедили пашу и тот сделал распоряжение прекратить работы на всю Вербную неделю, потому что они говорили, что желают совершать положенное богослужение при полнейшем спокойствии, так оно и было сделано. Тогда и Армяне, подкупив пашу в Дамаске, принесли повеление, дающее им право служить в Гефсимании на гробнице Богоматери; но только раз они совершили там богослужение, и мы при помощи суда больше не позволили им этого, отправив паше вышеупомянутый хатти-шериф. Прочтя его, он написал грозное письмо Армянам, приказывая тоже самое; они же, рассвирепев на нас, подкупили муллу и начальника турецкого гарнизона, по имени Апутария и в Великую Субботу на заре повесили икону над дверью Св. кувуклия; но вновь пользуясь повелением паши, мы сняли ее. Когда построен был Священный кувуклий, они пришли с францисканцами и смутили муллу и всех Турок, говоря, что мы действуем не согласно с царским повелением, построив его слишком высоким и широким и т. п. Однако они ничего не достигли; ибо наблюдатель за постройкою — ходжекиан был вполне предан нашему делу и нами вполне доволен; он не обратил внимания на наших врагов, хотя постоянно получал от них дары.

В это время сатрап Дамаска и повелитель всей Сирии и Палестины — Иосиф-паша, наказавший бунтовщиков и поэтому ставший ненавистным всем Туркам, Франкам и Армянам, и только нам любезный, он, говорю я, впал в немилость у султана и бежал [46] в Египет; на его место назначен был начальник Птолемаиды и всей Финикии — Сулейман-паша, наш непримиримый враг, и большой друг францисканцев с давних пор. Прыгая от радости, францисканцы теперь считали все своим и трудное легким и начали свои обычные против нас приемы, мешая нам строить по нашему усмотрению. Так как тогда и прекрасный муселим собирался уйти с войском, янычары готовились вступить в крепость; некоторые же из них, родственники убитых, говорили: настало уже время отомстить безбожным Грекам. Узнав это, мы сообщили об этом муселиму чрез ходжекиана. Посоветовавшись после этого с муллою, он покинув преторию пошел в крепость со своими и охранял ее, пока не пришло войско нового губернатора, тогда он передал крепость и ушел. Явился и новый муселим, хитрый и в высшей степени корыстолюбивый, а потому очень полезный нашим противникам. Так как мраморная плита, лежавшая на месте миропомазания, сломалась от упавшей сверху крыши, мы 8 Августа переменили ее и положили другую, более красивую, красную плиту. Но Франки явились с криком: зачем вы сняли эту плиту и положили другую? Затем отправившись к мулле они затевают с нами судебное дело, требуя с нас плиту, но мы не дали. Мулла увещевал их отказаться от этого, но новый муселим, подкупленный ими, стоял на их стороне, приказывая, чтобы мы сделали одно из двух, или отдали плиту францисканцам пли вновь положили ее на прежнее место. Наконец это дело дошло до нового паши, который, хотя и был другом францисканцев, однако приказал им [47] не противиться царским указам. Таким образом та плита хранится нами до сего дня.

20-го того же месяца они подняли дело из за надписи, которую мы вырезали на Священном кувуклии снаружи и внутри; это слова о погребении и воскресении Господа, взятые из Св. евангелия. Не смотря на это они написали паше и о находившихся там иконах из мрамора и подсвечниках перед Священным кувуклием; но Божиею милостью они ничего не выиграли, так как мы были признаны правыми. Тогда и Копты принесли повеление сатрапа египетского Мехмета Али паши, чтобы придел за Священным кувуклием, как и прежде принадлежал им. Мы не желали этого, так как он там находился словно камень помехи; они принесли более энергичное повеление, и мы построили им придел из камней, но не такой, как был раньше, а меньше. По приказанию Сулеймана паши мы отделили их места стенами и дверями и отдали им. 1 Сентября францисканцы вновь начали с нами тяжбу о пещере обретения Честного Креста, так как мы повесили там, как это было издавна, три неугасимые лампады и поставили два подсвечника из красного и белого камня, а также о месте Марии Магдалины: не прикасайся ко Мне. Относительно пещеры обретения они проиграли, но в месте: не прикасайся ко Мне, не позволили нам переменить сломанный там мрамор, так как паша отдавал несколько раз очень энергичные приказания. По соизволению Божию постройка и возобновление храма были окончены 1-го Сентября и архиереи совершили освящение 13 Сентября, в день, когда совершено было и первое его освящение. 18 того же месяца, из Иерусалима ушел архитектор Комнин со [48] своими работниками. Когда он пришел в Яфу и сел на судно, чтобы отправится в Константинополь, то, по приказанию Сулеймана паши он был привезен на том же судне в Птолемаиду, и тут ему показали много обвинений, написанных против него францисканцами, будто он сделал такие-то и такие-то новшества в храме, в противность царскому указу делал пристройки и убавлял, а также делал изменения, что он большой купол поднял выше первоначального, что он открыл окна, запертые Саладином и многое другое. Когда архитектор ответил и защитился, паша постановил, чтобы он оставался под надзором в Птолемаиде, пока он не напишет Высокому Девлету отправить его в тюрьму, и еще многим другим угрожал он. Наконец чрез двенадцать дней он отпустил его домой, после того как мы из Святогробского братства послали помянутому паше 30 тысяч пиастров. Это сотворили нам братья, в противоположном смысле слова, и друзья францисканцы.

После гибели бунтовщиков в Иерусалиме, Армяне, видя что их происки в Иерусалиме не удались, попытались вновь достичь кое-каких своих замыслов в столице. Подкупив придворных, они подали на нас третье прошение султану Махмуту, говоря, что под предлогом возобновления храма мы похитили места их и их единоверцев Коптов и Сирийцев и что они горячо молят правительство построить и возобновить свои места в храме. Так как правительство не удостоило их никакого ответа, они 7 Апреля 1810 г. подали четвертое прошение.

Султан, которому они надоели и на которого действовали влиятельные придворные, приказал вновь [49] придворным разобрать их дело. Членов этого суда назначено было свыше 20, из которых важнейшими были: первый — Румели-казаскер, второй — прежний Румели-казаскер, третий — прежний Анатоли-казаскер, константинопольский наккиб, пятый — фетва-эмин, шестой — сераетаджи, седьмой — каймакам, восьмой — рейс-эфенди, девятый — зариханэ-эмин, десятый — чауш-паша, одиннадцатый — бейликджи, двенадцатый — амеджи и кроме того несколько кесердариев калемиев.

Из наших явилось на суд двенадцать человек, одни из принадлежавших к великой церкви, константинопольского духовенства, другие из святогробцев; из Армян явилось десять человек, которые принесли на суд вышеупомянутый подложный хатти-шериф завоевателя Иерусалима султана Селима и при его помощи старались доказать, что они издревле имеют собственные места и святыни в Иерусалиме. Тогда было четыре заседания, и судебное разбирательство продолжалось до 25 Апреля, и судьи всеми силами помогали Армянам, удостоверяя, что вышеупомянутый подложный хатти-шериф подлинный, хотя наши ясно доказывали обман Армян. Однако помянутые судьи, после совещания, отложили судебное разбирательство и произнесение приговора; тогда в продолжение 11 месяцев явно ничего не было слышно об этом деле; втайне же прекрасные Армяне, находя удобным для себя обстоятельством тогдашнюю войну с Россиею, порождали злобу и вели против нас интригу. По этому 25 Февраля 1811 г. вышло новое повеление султана, чтобы вновь разбирался процесс Армян. Вновь состоялось три заседания и опять дело было [50] предано молчанию; но втайне они устраивали разные вещи, как это будет рассказано.

В это же время представители франков в Константинополе подали правительству прошение, в котором говорили, что Греки, возобновляя храм, похитили их места, переменив границы, и что Священный кувуклий они с самого начала присвоили себе и совершают там богослужение, без царского дозволения, и многое другое. Безо всякого исследования или суда Порта дала им указ, чтобы все сохранялось в том же виде, как было до пожара, и чтобы Греки отдали франкам, если они что отняли у них и присвоили себе, и многое другое. Получив этот указ, францисканцы отправились прежде всего, к Сулейману-паше в Птолемаиду; последний был на нас сердит, (он требовал от нас заимообразно 150 тысяч пиастров, но мы не дали, потому что у нас не было и 3 тысяч), и дал им собственный приказ к своему муселиму, делать все чего желают франки, пользуясь предоставленною ему властью. Придя в Иерусалим франки прочли этот документ и первый царский указ, как это было принято в мехкемэ, а на другой день (это было 27 Мая 1811 г.), были созваны в храм Воскресения власти, мы и Армяне и прочитаны были повеления царское и паши. Когда мы спросили францисканцев, когда, где и каким образом мы их обидели и сделали новшества, муселим, встав с того места, на котором сидел, сказал нам: Теперь не время для судебного разбирательства и расследования, надлежит привести в исполнение царский указ, а не что другое. Затем пристально посмотрев па францисканцев сказал: Друзья, скажите, [51] чего вы желаете и я сделаю это для вас. Они ответили: мы знаем что делать, только бы не мешали нам Греки, которые дерзки и бунтовщики. Он сказал: вы имеете право делать, что хотите. Тогда прекраснейшие францисканцы набросились, как вороны или псы на труп, и прежде всего сняли наши лампады, висевшие вокруг малого купола Священного кувуклия, и с презрением бросили их внутрь кафоликона; во-вторых спилив деревянный крест, находившийся к большом куполе Священного кувуклия, бросили его вниз, как нечто нечистое и сломали; в третьих свинцовые фронтоны, находившиеся над Священным кувуклием, бронзовые кресты и наши подсвечники поломали и вместо них положили цветы. В четвертых они хотели стереть резцами и уничтожить наши иконы и надписи, сделанные на мраморных плитах, но так как муселим не позволил им сделать это, они закрывали их завесами снаружи и внутри везде, где находили. В пятых, подсвечники, какие мы имели у Святого Гроба, и лампады над Св. камнем, сняв, бросили в кафоликон, одним словом не оставили ни одного греческого знака ни снаружи ни внутри кувуклия, исключая только камней; но и они кричали, что принадлежат Грекам. В шестых, выгнали более 300 лет находившегося там православного стража Пресвятого Гроба и поставили своего католика. В седьмых, завесу из клеенки, повешенную нами от дождя, сняли и повесили свою. В восьмых, они желали получить от нас ключи от дверей большого купола, но так как мы им не дали, они совсем не позволяли нам отпирать их и входить туда. В девятых, трехсводчатое [52] помещение, находящееся у западных ворот кафоликона, они вполне присвоили себе, выбросив оттуда все наше и повесив собственные лампады, подсвечники и пр. В десятых, они присвоили себе один свод, находящийся по дороге, ведущей к цистерне, и поставили там свой орган, настолько большой, что когда на нем играли, мы не могли слушать ни последования, ни литургии. В одиннадцатых присвоили себе западную лестницу Голгофы и, сняв находившуюся на ней лампаду, повесили свою. В двенадцатых, из священной пещеры обретения честного Креста они выбросили все, что мы там имели, лампады, иконы, подсвечники, плиты белопорфирные, не оставляя там ни одного нашего знака; они не позволяли нам мести и мыть там.

Такие неприятности и еще большие делали нам эти благородные люди, о чем я умалчиваю, чтобы не писать слишком пространно. Но после этого, мы изложили все эти оскорбления иерусалимским властям и мулле и, разжалобив их, убедили написать и подтвердить прошение, которое мы написали паше, жалуясь, что франки, нарушив его постановление и царское повеление, нанесли нам смертельную обиду. По Божией милости, получив это прошение, паша сжалился, и написал франкам, приказывая им по древнему обычаю позволить Грекам повесить лампады над Св. камнем, и поставить греческого стража внутри Живоносного гроба, кроме того возвратить Грекам трехсводчатое помещение в кафоликоне, которым они незаконно завладели; он написал также, чтобы они играли не так громко на органе, как это было раньше. Это написал им паша, но они его не послушались. Составив новое [53] прошение, мы послали его с одним монахом паше, жившему в Дамаске. Он дал нам новый приказ, согласный с прежним, который монах принес нам в Иерусалим, и который мы прочли в присутствии муллы, муселима и остальных, а также в присутствии самих франков. Но муселим, который был им другом и кроме того был ими подкуплен, не сделал ничего больше, как только изгнал латинского стража из Св. гроба и поставил нашего. Мы повесили и лампады над Св. камнем 16 Октября 1811 г. Мы хотели написать третье прошение, но не могли этого сделать, потому что паша отправился по обычаю в паломничество, именно в Медину с богомольцами Мекки. Когда же он вернулся, мы послали ему третье прошение, с дарами и золотом; он написал франкам грозное письмо, чтобы они уступили трехсводчатое помещение Грекам и умерили звук органа. Но они не обратили никакого внимания на это приказание. Вследствие этого он посылает своего человека и в Воскресенье православия в Марте 1812 г. снял в трехсводчатом помещении их лампады и пр. и передал его нам. С этих пор была уменьшена и чрезмерная сила органа, так как уничтожены были большие и шумные трубы, не смотря на нежелание францисканцев. Когда это было сделано, прекратилась тесная дружба, существовавшая между ними и пашою. После Пасхи он дал нам право, удалив из пещеры обретения Креста плиту франков, положить другую, как было раньше. Но когда мы положили в свое место нашу плиту, жившие в храме францисканцы пришли туда с дубинами и палками и принялись бить ремесленников и [54] рабочих и даже наблюдавших монахов, из которых одному рассекли голову. Тогда наши, которых было больше чем францисканцев, выхватили у них дубины и палки и угостили их ими; они побежали с жалобой в мехкемэ, но не достигли никакого результата, ибо наши показали рассеченную голову и дубины.

Совершенными над нами насилиями, эти прекраснейшие люди, в один только год причинили задолжавшему вследствие падения храма и его возобновления, Святогробскому братству вред больше чем на 100 тысяч пиастров. Но только что успокоились францисканцы, как прекрасные Армяне нанесли нам другую серьезную рану. 9 Марта 1812 г. Наполеон Бонапарт объявил известную войну России, вследствие чего она вынуждена была заключить мир с Турциею. Находя эту минуту удобною, Армяне, сарафы при Высокой Порте, оклеветали коварные приснопамятных братьев Димитрия и Панаиотаки, будто они злоумышляют против султана и будто они друзья России, тогда как они были верны Порте, очень преданы благочестию и поэтому были горячими борцами за права православных и следовательно Пресвятого гроба. Они достигли того, что их предали смертной казнит первого в лагере в Шумле, второго в столице. Они сделали то, что Высокая Порта охладела ко всему православному народу и возненавидела его; затем они золотом привлекли себе придворных и проклятые, 16 Января 1812 г. сумели получить собственноручно подписанный царский указ, такого содержания: во 1. царский указ, выданный раньше Грекам, должен быть отнят у них и возвращен правительству, как недействительный; во 2. Армяне [55] должны заплатить Грекам издержки за места, которые Греки им возобновили и построили; в 3. Копты, Сирийцы и Абиссинцы должны быть спрошены в иерусалимском суде, кому они хотят быть ямаки, т. е. подчинены: Грекам или Армянам и как они объявят, так пусть будет; в 4. все Святыни должны быть впредь общими у Греков и Армян. Взяв указ, какой они желали иметь, они пришли в Иерусалим и привели с собой трех мумбаширов Высокой Порты, именно мувелу, ходжекиана и меймар-калфу, который должен был оценить сделанные нами на их местах постройки и возобновления. Когда назначено было в иерусалимском суде заседание начальствующих лиц и мумбаширов, были призваны и мы. По прочтении царского указа, мулла сказал: итак из содержания указа следует, что оба народа должны иметь общие святыни. Армяне ответили: мы желаем получить место и ключ в Вифлеемском храме, чтобы мы могли совершать там богослужение, согласно нашему обычаю. Мулла спросил нас и узнав, что Армяне никогда не имели ключа от Вифлеемского храма, сказал Армянам: Об этом требовании надо много поразмыслить, а теперь пусть подойдут ямаки, чтобы спросить, кому они хотят быть подчинены. Пришли Копты, Абиссинцы и Сирийцы и на сделанный им вопрос ответили, что хотят подчиняться Армянам. Мулла сказал им: итак, будьте впредь подчинены и ямаки Армянам. Затем, все они отправились в храм и, осмотрев места Армян, сделали оценку их при помощи меймар-калфы; вся сумма на турецкие пиастры, без рабочих поденщиков, составила 37529, в это число [56] должны были входить и свыше ста тысяч, издержанные нами на камни, известь, железо и свинец, не считая денег, заплаченных за то, чтобы вывезены были за Иерусалим большие кучи земли. Помянутую сумму издержек Армяне пожелали дать нам после суда, чтобы в протоколы суда было вписано, что они строители принадлежащих им мест. Но мы не получили ни одного овола, так как они говорили, что патриарх и уполномоченные нашего народа находятся в Константинополе, и там следует выплатить эту сумму. Армяне тайно обещали тогдашнему мулле, по имени Мусаниф-эфенди, 100 тысяч пиастров, если он даст им ключ от Вифлеемского храма; но он, будучи человеком справедливым, не захотел этого сделать.

Тогда они обращаются к другим хитростям. Они пишут прошение от имени помянутых мумбаширов, в котором говорят, что высочайшему указу державной царственности все подчинились, и один только мулла, взяв много золота от Греков, помогает им и не желает дать ключ Армянам ни от Вифлеема, ни от Гефсимании. Под этим прошением подписались, подкупленные большими деньгами, некоторые из иерусалимских властей и послали его с курьером к близким людям в Константинополь; те же, взяв его и написав еще прошение от себя подали его правительству. Тогда было издано и другое суровое повеление, по которому тот справедливый мулла был отправлен в ссылку на остров Кипр и Греки должны были отдать ключ от северной Вифлеемской двери, святыни же вне и внутри Иерусалима должны были у них оставаться общими о Армянами. Когда это повеление было принесено [57] в Иерусалим Армянам их посланными и вместе с тем состоялось заседание, мулла был отправлен в ссылку на Кипр, Армяне же сделались наравне с нами владельцами и участниками храма в Св. Гефсимании, повесив там лампады. иконы, завесы и пр. столько же сколько мы имели и получив право служить ежедневно на гробнице Богородицы, как и мы, они имели также ключ, чтобы запирать и отпирать, и сделались такими же господами, как и Греки. Им дан был также ключ от северной двери Вифлеемского храма и весь левый клирос этого храма, половину которого сверху до низу требовали эти прекраснейшие люди, говоря, что весь храм принадлежит им, сообща с нами, и что следует поступить с ним как с Гефсиманским. Мы избегли этого, издержав не мало и указав на то, что царский хатти-шериф имеет в виду место Рождества Господня, а не большой храм. Вследствие этого Св. пещера стала общею, и Армяне повесили там столько же лампад и икон, как и мы, метут и моют там, и ежедневно после нашей литургии и они служат литургию. Они поставили и престол, на вышеупомянутом левом клиросе, великого храма, где они совершают свои последования, вечерню, утреню и великую литургию, как делаем и мы в тамошнем священном кафоликоне или на средине храма. Так как они служили в одно время с нами и, согласно своему обычаю, беспорядочно кричат, и мы не могли слушать как следует нашу службу, в 1813 г. нас судили в присутствии паши и постановлено было, чтобы они начинали, когда мы кончим; мы получили на это и письменное постановление паши. [58] Таковые вещи делали нам тогда Армяне, но они не удовольствовались этим, как будет рассказано дальше.

В 1815 г. франки кроме другого, вновь стали нам докучать тем, что увеличили силу органа, прибавив 49 труб, так что мы опять совсем не слышали своей службы. Мы много раз просили их об этом по-братски, но они не обращали никакого внимания; вследствие этого мы вынуждены были поднять дело у иерусалимских судей и властей, но и они, прекраснейшие, не услышали нас. Тогда мы подали прошение паше, и он пишет им, чтобы они умерили звуки органа и в остальном перестали докучать нам; но и тогда эти благородные создания не послушались, говоря, что они царские люди и не обязаны подчинятся судьям и пашам. Видя их нахальство, мы вновь написали паше, и он прислал со своим мумбаширом второе строгое повеление; последний придя в Иерусалим, позвал францисканцев в суд, чтобы они выслушали приказания, но они не пришли. Вследствие этого судьи, придя в негодование, написали паше иламы и прошения с мумбаширом обо всем случившемся и что франки не перестают вводить новшества и что, присвоив себе кувуклий, они не позволяют грекам совершать там свое обычное богослужение, ни петь, ни служить литургию. Вследствие этого паша приказал мумбаширу отправится в храм и без всякого замедления привести в исполнение повеления, что и было сделано в 1816 г., а помянутые прошения и документы, включив в собственное прошение, отправил в столицу. Одновременно и патриарх Поликарп подал прошение о нашем [59] богослужении в Св. кувуклии. Поэтому издан был собственноручный царский указ, разрешающий нам наравне с франками совершать богослужение внутри Св. кувуклия. На основании этого указа мы 28 Декабря 1817 г. начали совершать богослужение внутри Св. кувуклия над божественным Гробом. Но друзья францисканцы были этим очень недовольны и выискивали всякие предлоги докучать и вредить нам, то говорили: вы не имеете права вешать лампады над Пресвятым гробом, то говорили: вы не имеете права класть Евангелие. Раз, когда мы стояли перед дверью Св. кувуклия и пели, они начали толкать нас, говоря: это наше место, зачем вы стоите здесь? Если во время совершения нами богослужения падали из кадила пепел или угольки, мы не могли подобрать их; они не позволяли нам этого, говоря: вы имеете только право совершать богослужение, но не мести и мыть. И другие подобные вещи делали они, относясь к нам с презрением и насмехаясь над нами. Не будучи в состоянии выдержать такого обращения, дошедшего до крайних пределов, мы подали прошение правительству. Поэтому был издан новый указ, собственноручно подписанный султаном в 1819 г., повелевающий, чтобы Священный кувуклий был впредь в общем ведении обоих народов, франков и Греков, и чтобы Грекам были предоставлены одинаковые с франками права относительно богослужения, украшения и т. п. Этот указ был приведен в исполнение в 1820 г. и на некоторое время мы успокоились, по крайней мере по отношению к храму Воскресения.

В том же году мы просили и получили от Высокой Порты указ, на основании которого мы [60] выгнали их из церкви Пастырей, которою они завладели разбойническим образом, раздав много золота распоряжавшимся церковью Пастырей и начальствующим Туркам Вифлеемцам и купив у них сад, лежащий над церковью. Но было произведено точное расследование и на месте доказано многими свидетелями, что церковь и место вокруг нее с самого начала принадлежало и принадлежит Грекам. Мы уговаривали францисканцев миролюбиво отказаться от этого места, но так как они не согласились, то взяли у иерусалимских судей прошение к правительству и послали его; был издан указ и мы получили сад и церковь. В 1821 г. когда вследствие восстания Греков был повешен константинопольский патриарх Григорий, францисканцы в Иерусалиме распустили слух, что умер и иерусалимский патриарх Поликарп; они сильно радовались и поздравляли своих единоверцев. Когда вышло приказание носить траур всем народам Назорейским, они чтобы досадить нам, за большие выдачи, выхлопотали своим единоверцам право не носить траура. Так как в тот год турецкие начальствующие лица засаживали в тюрьму без законного основания православных жителей Иерусалима и под разными предлогами грабили их, они уговаривали многих отказаться от отцовской веры, сделаться католиками и жить безмятежно и вполне спокойно. И когда 8 Июля распространился слух в Иерусалиме, что собираются избивать Греков, они собрали своих единоверцев в монастырь и оберегали их, чтобы кто-нибудь не погиб вместе с Греками; и не вспомнили они, прекраснейшие, что мы подвергались опасности из за них, когда мы укрывали их, как [61] выше рассказано, в монастырях. На следующий год, когда у нас не было ни овола на выдачу Туркам, и мы просили у них взаймы, они потребовали у нас в залог монастырь Св. Георгия, находящийся близ их монастыря; мы не дали его и ничего не получили. Когда некоторые из наших, подвергавшиеся насилиям со стороны Турок, обращались к ним за помощью и защите, они принимали их и делали католиками, но наши затем опять переходили в старую веру.

В 1823 г. Армяне похитили у нас со Святого Сиона более пятидесяти наших гробниц, представив свидетелями Турок, что они принадлежали некогда Сирийцам, которые были, как сказано, их ямаки и подчинены им; а судьи нарушили справедливость, отдав предпочтение Армянам, наполнившим их правую руку, а не нам, имевшим тогда лишь хлеб насущный. В 1824 г. прекрасные францисканцы начали обращать в свою веру население в Вифлееме, селении Пастырей, а также Бет-Джале. Тогда же при помощи обер-секретаря (баскиатиб) Иерусалима они похитили у нас большой дом Пресвятого гроба, находившийся близко от нашего подворья в Яффе и владеют им до сих пор. В 1825 г. вследствие восстания иерусалимских Турок против паши и анархии, Святогробское братство впало в крайнюю нужду, не находя где занять даже за проценты. В 1826 г. находившийся в Птолемаиде Абдулла-паша сильно притеснял нас и грозил из-за 30 тысяч пиастров, которые мы были должны ему. Тогда нашелся один филэллин, настоящий европеец, каноник по профессии, который дал нам взаймы 10 тысяч пиастров, так как [62] собственными глазами видел нашу крайнюю нужду и сжалился над нами, как благородный человек. Узнав это, францисканцы исключили его из своей среды за то, что он оказал нам благодеяние. Так как они притесняли его, он начал притеснять нас, требуя уплаты долга под предлогом, что ему необходимо возвращаться домой. Тогда мы вынуждены были сделать заем у одного еврея, дав ему в залог некоторые священные сосуды храма и вернули канонику 10 тысяч пиастров, благодаря франков за их братолюбие, понимая это выражение в противоположном смысле слова.

(пер. П. В. Безобразова)
Текст воспроизведен по изданию: Материалы для истории Иерусалимской патриархии XVI-XIX века // Православный палестинский сборник, Вып. 55. Часть. 1. СПб. 1901