Автобиография императора Михаила Палеолога и отрывок из устава, данного им монастырю св. Дмитрия

I. Господи Боже мой, прославлю Тя. Вот когда прилично царскому моему величеству воспользоваться возвышенными словами Исаии: Господи Боже мой, воспою имя Твое, яко сотворил ecu на мне чудная дела ¹, яко возвеличил ecu милость Твою на рабе Твоем и умножил ecu щедроты Твоя. Что бо, Владыко, из содеянных на мне Твоим благоутробием не превосходит и самый разум дивных? Как бы для того, чтобы почтить меня при самом моем появлении на свет, Ты творишь меня из несущего собственными своими руками и творишь по образу Твоему и по подобию, вложивши в меня вместе с душою слово и ум, изобретатель всего прекрасного и руководитель к познанию Тебя: украшаешь свободным произволением и повелеваешь начальствовать над всем, что только есть на земле, сделав меня повелителем по природе и образовав человека во истину по подражанию Тебе единому Богу и Владыке. Но это — общее благодеяние всему роду человеческому: всякий во всем этом участвует и всякий за все это, если только он понимающий и благомыслящий человек, признателен Тебе и прославляет Создавшего. Что же касается в частности того, что я имею сравнительно с другими, [550] благодаря Твоему промышлению; то скорее кто-либо изочтет ² песок морской и дождевые капли, чем перечтет все это. В самом деле, одних из людей украшает знатность рода; другие величаются богатством; третьи служат предметом удивления за то, что произвели на свет благородных детей; иные за то, что имели силу у царей; еще иных прославили военные подвиги и трофеи. Но одни обладают одним каким-либо из этих преимуществ; другие пожалуй и несколькими; что же касается меня (почему мне не сказать правды и притом всем известной? И тем более, что, не распространяясь много об этом, не чванясь и не выставляя себя, не по человеку, а в Господе полагая похвальбу, я не скрываю величий Божиих и рассказываю не в собственную похвалу, а во славу Создавшего), повторяю, что касается меня, то, все, чем только кто-либо мог бы величаться, Бог собрал для меня как бы нарочито все вместе.

II. Начать с моих родителей. Отец возводит род своих предков к царицам и царским зятьям; а (мать) к самим царям, так что Бог издалека подготовлял для меня и знаменитость по роду (фамилии) и основу нынешней власти. Относительно рода Палеологов, моего отцовского рода (оставляю уж в стороне материнский явно царский), если бы кто-либо вздумал проследить издревле начавшуюся знатность его, знатность с течением времени все более и более возраставшую, так как (каждый) отец передавал ее своим детям значительно увеличенною сравнительно с тем, какою сам получил ее (от своего отца); равно как и то, как представители этого рода вместе с дольним благополучием, прилагали попечение и о том, как жить для Бога; откуда вышло и то, что они сделались [551] соучастниками сокровенной в Нем жизни ³,—отсылаем к словам ученых и летописным книгам: в этих произведениях записано не только то, какие они получали чины и почести, как разделяли с державными труды правления, как были осыпаемы большими богатствами, какими они являлись воинами и полководцами и героями на войне, но заключаются поучительные указания и на сооружения божественных домов (храмов), священных обителей и учреждений, на пожертвования имений, на заботливость о бедных, на попечение о немощных, на поддержку нуждающихся всякого рода, равно как и на то, какой они своими благочестивыми делами приносили плод Богу, с одной стороны провозвещая ими Подателя, с другой приобретая посредством скоропреходящих и тленных благ блага небесные.

III. Итак этой знатности, сильно подвинувшейся вперед, как сказано, благодаря приращениям, которые каждым делались к получаемому по наследству, равно как и благочестия сделались наследниками мой дед, великий дука, и мой отец, великий доместик. Сколько у них было надежды на Бога и любви, сколько знаменитости и славы и во всем успеха, хотя обо всем этом и нельзя читать в письмени, но, вероятно, много еще осталось в живых таких, которые видели все это собственными глазами, и много таких, которые слышали об этом от видевших, так что слова (наши) об этом не бездоказательны, впрочем они здесь высказываются мимоходом: ибо нет нужды распространяться о всех этих предметах и если я вспомнил об этом во свидетельство благодеяний Божиих к нам изначала и до сих пор, то не из самоуслаждения какого-либо, и не ради хвастовства и чванства.

IV. А сколько сам я преуспел, принявши этот прекрасный [552] и великий жребий (это — Твой дар, Владыко Боже, и Твоей благости, а не от нас!). Повторяю, сколько сам я преуспел, об этом вопиют сами (мои) дела. Не успел я еще выйти вполне и из детского возраста, как (мой) дядя (это был приснопамятный в царях Иоанн), взявши меня в царские палаты, воспитывал и растил меня тщательно, как своего родного; ревнуя во всем, что касается воспитания и науки, быть для меня нежнее самого отца. Извлек ли я пользу из разъяснений его великой мысли и заявил ли себя учеником достойным учителя, пусть скажут об этом другие. А я лишь только вышел в отроки и сделался способен носить оружие, признан был самим им пригодным для командования, чтобы не сказать, был предпочтен тем, которые за много лет раньше взялись за это дело, и был послан на это. И (вот) страны, лежащие к закату солнца, увидели меня побеждающим с Божией помощью (все) затруднения и препятствия, побеждающим и надежды пославшего (меня) царя; ибо не было ничего достойного слуха и приятного, чего не слышал бы тогда о наших делах царь. Вследствие этого, как бы усиливая свою любовь и желая со всех сторон привязать нас к себе, тестем моим делается, выдавши за меня свою племянницу, которую любил как родную дочь, ту самую, что сделалась матерью моих детей, — царей.

V. Отсюда снова командования, снова битвы и снова, при помощи Божией, мы оказались счастливыми и благоуспешными во всем. Когда мне поручено было вести войну и с латинянами, которых на свою беду стерег в себе царствующий град, и когда я раскинул лагерь на азиатском берегу города, то, не могу сказать, до какого крайнего затруднения их довел при содействии Божием, отрезывая со всех сторон отступления, отражая нападения и пресекая подвоз жизненных припасов. Но все это было, [553] пока он был в живых: (во все это время) мы восходили от славы в славу ⁴, из великих постоянно делаясь все большими и большими; это Бог вел нас вперед посредством самого благосклонного содействия. А потом когда ромейская держава перешла к его сыну, и когда и нам наряду со многими другими, искушенными стрелами зависти, пришлось подвергнуться тому же искушению; то и тогда каким чудесным образом Бог хранит нас невредимыми, и как изводит из этого озлобления на широту ⁵. Говоря кратко, спасает к персам; здесь поддерживает руку десную мою и со славой приемлет меня ⁶. И теперь можно еще слышать, как они (персы) воспевают боевой строй, стремительный натиск, и рукопашный бой и великий трофей над массагетами в то время, как они казались непобедимыми, трофей, который не мы, а Бог чрез нас воздвиг в самом центре Персии. После этого шлются нам от царя посольства и грамоты, приглашающие возвратиться к своему племени и в отечество. (Убежденный ими, я действительно и возвратился, благосклонно принятый самим царем, как и не знаю — что, так как он знал, что хотя я телом был и среди персов, но душою с ним и с ромеями [что было и верно, Бог тому свидетель], благосклонно принятый и членами синклита и всеми нашими). Но так как цель настоящего слова другая и оно давно стремится к ней, то все это нужно оставить в стороне.

VI. А как скоро мы возвращаемся к ней, то приидите, услышите и повем вам, ecu боящийся Бога, елика сотвори души моей ⁷. Ибо здесь верх Его многих и великих [554] благодеяний; здесь завершение заступлений; здесь золотой венец предшествовавших благ. Итак что случилось? Чрез небольшой промежуток времени преставляется самодержец Феодор, достойной кончиной завершив жизнь. А я? (О, кто изречет величие чудес Твоих, Господи! Кто возглаголет силы Твоя; слышаны сотворит хвалы Твоя! ⁸). Я возвожусь Тобою в царя народа Твоего. Это до того ясно, что трудно желать более ясных и очевидных доказательств. Ибо не многочисленная, повсюду собранная и вооруженная рать посадила нас на головы ромеев, ни слово, растворенное убедительностью для ушей толпы, будь то лично чрез нас или чрез опытных радельцев, и манившее великими надеждами, убедило их ввериться нам. Нет, Твоя десница Господи, сотвори силу, десница Твоя вознесе мя ⁹; и стал я господином всех, не убедивши их, а убежденный ими к тому; сам будучи принужден, а не полагая никому принуждения.

VII. Все доселе сказанное, сказано как бы для образца и притом из многого малое, и все это было устроено так от Бога. А то, что случилось после сего, то, я думаю, трудно было бы описать и многим по множеству побед. Ибо о Тебе Бозе нашем сотворихом силы, и Ты Сам уничижил враги наша ¹⁰. Победил я и в Фессалии, находясь еще в преддверии власти, с давних лет отложившихся от ромейской власти ромеев, гораздо враждебнее, чем прирожденные враги, относившихся к нашим делам. Вместе с ними победил и их союзников, вместе с их стратегом князем Ахайским. Каких же это союзников? Немцев, сицилийцев, итальянцев и тех которые пришли из Апулии, и тех, что из Япиг и Бриндизи, и [555] тех, что из Беотии, и Евбеи, и Аттики, и Пелопонеза, не столько ради союзничества явившихся биться вместе с ними, сколько ради собственной корысти и потому, что надеялись сделаться господами здешних дел. Их было очень много, так что трудно и сосчитать; а их сила превосходила и их многочисленность; выше же всего этого была их кичливость, надменность и хвастливая дерзость и их застарелое к нам нерасположение и ненависть. И как победил их, прежде чем их загнать в темницы, дерзнув о Тебе царе моем и Боге сделать на них нападение. И подчинил своей власти войском Акарнанию и Этолию, покорил также себе местности, лежащие при Крисейском заливе равно как и оба Эпира; овладел и иллирийцами; проник и до Эпидамна; прошел вдоль и поперек всю Фотику; опустошив и страну Левадийскую, добрался и до Кадмеи; и в Аттике наши силы располагались как в своей собственной стране; прошел я Мегару и Портмос, пробежал и весь Пелопонес, одно опустошая, другое подчиняя себе; и остатки тамошней тирании т. е. тех, которые избежали войны с римлянами, а вместе с тем и ручных и ножных оков, заставил вместо материка по неволе избрать своим жилищем море. Да, — много в то время дел совершила чрез нас десница Всевышнего, и в эллинских местах и в других; но я думаю все это вместе оставить; ибо сделали тогда против нас попытку и находящиеся в Европе мизы; сделали также попытку и скифы: первые (имели в нас своих) союзников и помощников и одним словом спасителей, а последние напротив (своих) победителей, сокрушителей и губителей. Сделали попытку и персы, которые в то время, как взоры наши были обращены на запад, не рассудили оставаться в покое, а напротив сочли это время благоприятным для своих целей и добились того, что мы их [556] разбили на голову, наложили оковы и злых зле лишили жизни. Но и на этом нельзя останавливаться, — а необходимо повсюду многое оставлять без внимания. Нужно поспешить к следующему и притом такому, чего никак нельзя обойти воспоминанием.

VIII. Константинополь, этот акрополь вселенной, царственная столица ромеев, бывшая под латинянами, сделалась, по Божию соизволению, снова под ромеями, — это дал им Бог чрез нас. Те, которые брались за это дело прежде нас, хотя брались за него не без благородной доблести, и имея в своем распоряжении не неопытное в военном искусстве войско, приходили к мысли, что они стреляют в небо и берутся за дело невозможное. И когда все окрестные народы вместо того, чтобы придти от сего в страх и жить спокойно, зная, что это было делом не человеческой руки, а божественного могущества устроением, — были поражены завистью и пришли в движение; то сразившись с одними из них, именно с персами близ Карии и источников Меандра и самой Фригии, потому лишь мы не предали всех этих апостатов конечному истреблению, что решили некоторых из них сделать своими рабами. С другой стороны и болгарам, которые за то, что мы их спасли, воздали нам неблагодарностью, и открыли массагетам свободный проход для вторжения в нашу Фракию, мало того даже помогали им в нападении, спустя несколько дней седмерицею в лоно их воздахом ¹¹. Мы прогнали хозяйничавший в море пиратский флот, напавши в Эгейском море на трииры, которые они (пираты) за несколько лет пред тем здесь завели, и тем с одной стороны мы освободили от тирании острова, находившиеся под их тиранией, с другой плавающим по тому морю обеспечили безопасность. [557]

Евбею, располагавшую большою сухопутною и морскою силою, покорили всю за исключением весьма незначительной части: и евбейские трииры, составлявшие в общей сложности громадный флот, мы в блистательном морском сражении победили все, кроме одной, которая послужила вестницею поражения.

IX. А короля сицилийского, который был обладателем и противоположного Сицилии материка, равно как и части Италии, простиравшейся от Бриндизи до Тускии и Флоренции и самой Лигурии, который пытался овладеть и эллинскими странами, вступил в соглашение с латинянами, жившими в Евбее, равно как и с теми, которые жили в Фивах, взял под свою руку и остатки рода (латинского) в Пелопонезе, и всеми ими распорядился не кое-как и не небрежно и не с ничтожной силой; дважды и трижды посланных им повсюду в Элладу, равно как и тех, к кому они были посланы, всех вместе мы победили в Евбее, где они имели поручение от пославшего утвердиться, чтобы спасти от нас Евбею. Победили мы и в Пелопонезе многократно хотевших овладеть Пелопонезом: и архонтов Фив и Евбеи, прибывших с тою же целью со всеми своими силами, победил один отряд нашей морской силы, высадившись на берег и давши сражение коннице, так что кто из них умер, а кто ударился в бегство, но не избежал таки того, что был схвачен и приведен к нам. При содействии Божием мы сокрушили и ту силу вышереченного короля, которая надвинулась на иллирийцев, — силу, имевшую в помыслах не то только, чтобы соединиться с теми, с которыми соединились, но и в десять раз более достаточную, чтобы быть в состоянии получить победу. Но эта сила была разбита близ берега, другую гораздо большую этой и блистательнейшую Бог побил и предал в наши руки в самом центре страны. [558]

Ибо еще с большим ожесточением король варвар, вступая в борьбу с нами и считая всякую вражду, какую кто-либо имел к другому, ничтожнее той, которую сам он обнаруживал к нам, не только не унимался, поражаемый при каждом нападении, но и делался раздражительнее от постоянных несчастий, и новые присланные им войска превосходили первые: как будто Бог наталкивал его на последний удар. Посему и последнее прислал сюда войско, самое блестящее по количеству мужей и боевых судов, по избытку припасов, по обилию лошадей и оружия, и по всем военным приготовлениям. Снабженное до преизбытка всем, оно отправляется на море на расстояние дневного плавания, пристает к находящемуся здесь городу ромеев и, высадившись и обложивши город, осаждает его, и не прежде снимает осаду, как Бог в свою очередь осадил его и предал нам. Так-то оно пострадало. А сицилийцы, отнесшись с презрением к остальной его силе, как ничтожной, дерзнули поднять оружие и освободиться от рабства, так что если я скажу, что свободу, которую уготовал им Бог, уготовал чрез нас, то скажу нечто согласное с истиной. А если бы я стал перечислять другие победы, которые после упомянутых в европейской Мизии над болгарами и триваллами, а в Азии над персами, и притом над теми и другими много раз одержали, то объем слова был бы гораздо обширнее, чем это требуется настоящей его целью.

X. Всем этим и многим тому подобным Бог порадовал мою жизнь; даровал мне и благочадие, предмет, превышающий всякую молитву всех людей: цари бо изыдоша из мене ¹². И ныне, о Боже мой! зрю сына царя и того, кто из него, тоже царя, сидящих на престоле [559] моем ¹³: первого уж героя и триумфатора, не щадящего и жизни своей для спасения народа Твоего (что составляет главную цель и моих желаний) и всецело преданного заботам, попечениям и трудам об этом; второго, подающего не малые надежды на то, что и он немного спустя выступит на то же.

XI. Таковы знамения великого ко мне Божия милосердия, явленные на мне по молитвам и других святых и предстателей моих, особенно же по молитвам великого моего поборника, мироточивого разумею Димитрия, который был всегда готовым ходатаем моим пред Богом, которого знаю за заступника моего пред Богом исстари и до настоящего времени, ограждающим и жизнь мою и царство и явно дарующего мне благодать свою; ибо нет почти ни одного из дел моего царского величества, и особенно из тех, что были общеполезными и истинно царскими, в которых бы, будучи призван, он тотчас же не дал бы почувствовать своего присутствия осязательной помощью. Хотя память и благодарение за эти многие и великие заступления постоянно у нас совершается Христову мученику; но нужно и на деле явиться благодарным и удостоверить, какую в глубине сердца питаем мы любовь к божественному Димитрию; и в то же время чрез него, как ходатайства, так и благодарение делом в плод принести Богу ¹⁴; поелику в конце концов к Нему возводится честь всего, чем кто-либо почтил бы Его рабов.

XII. И так в старые годы блаженной памяти Георгий Палеолог, человек знаменитый и огнепальный по своему благочестию и божественной любви, знаменитый и по своему разуму, и мужеству и военной опытности, как это показали [560] бывшие в то время битвы и командования; знаменитый и почестями, полученными им за это от царя и преизбытком силы; и так сей (знаменитый муж) потщился воздвигнуть с самых оснований божественный дом и святилище во имя сего Христова мученика внутри царствующего града (ибо мироточивый был фамильным патроном дома Палеологов); а латинская тирания в противоположность тому, как он воздвигнул, обратила все это в прах и пепел, так что едва можно было заметить лишь слабые следы того, что тут прежде было: царское мое величество благодатию Божией и содействием божественного мученика Димитрия восстановило все это падшее и раскопанное щедрою рукою и иждивением, и привело в первоначальное благолепие, учредило монастырь и поселило монахов для благоугождения Богу; посвятило им стяжания, присоединило и источники доходов, чтобы они имели из чего расходовать и удовлетворять все телесные нужды, исполняя чрез сие следующее, как самое благословное: и мученику посвящая любовь (что первее всего и побудило царское мое величество на это), и покойного ктитора и предка нашего померкшую уже у людей память возобновляя, и — скажу уж и третье — учреждает новый царское мое величество монастырь и для того, чтобы, поелику многие будут вести в нем добродетельную жизнь и тем благоугождать Богу, иметь за себя тем больше молитвенников, тем больше за это и мзды, больше и воздания. Ибо если напоивший чашею студеной воды не погубит мзды своея ¹⁵, как изрекли неложные уста моего Бога и Спасителя, то доставление возможности возлюбившим подвижническое жительство благоугождать Богу и подготовление им всего, необходимого к тому, чтобы они могли легко выполнять свое произволение, разве может остаться без [561] мздовоздаяния у Того, Кто сказал, что весь мир недостоин единой человеческой души ¹⁶? Вот почему царское мое величество воздвигло это святилище Богу и мученику Его Димитрию. И да послужит оно по молитвам добропобедного (мученика) раем, обладающим, в лице своих монахов, как бы вечно цветущими и дорогими растениями, ежедневно приносящими обильные плоды добродетели, во славу единого Бога, во славу великомученика, в честь которого оно именуется, и во очищение многих моих прегрешений: поелику и мне, как человеку с крайне неустойчивой и изменчивой природой, свойственно было грешить.

XIII. Так как мое царское величество искренно исповедало (все, до него относящееся) и торжественно и по мере своих сил сотворило память о Божием к нему человеколюбии; то пора уж приступить и к своей цели. А цель моя состоит в том, чтобы для воздвигнутого мной в Константинополе монастыря во имя божественного мученика Димитрия, издать уставный распорядок, по которому вы и имеющие после вас проходить в нем подвижническое поприще будете жить и управлять Вашими, т. е. монастырскими делами и имуществом. Но прежде чем приступить к начертанию сего устава мое царское величество считает нужным, чтобы всем было ведомо и твердо, разъяснить то, что с монастырем пресловутого в мучениках Димитрия мною соединяется и делается единым (по причине, о которой будет сказано после) и находящийся в Азии величайший и честный монастырь Келливаров, который с древних времен построен и почтен во имя пречистой Богоматери (так называемой) Нерукотворенной; и по соединении весь переселяется и переводится в этот, с согласия на то и даже по просьбе к нашему [562] царскому величеству всех, находящихся в Келливарах монахов, не только не без соизволения на это и нашего царского величества, но и при сильном поощрении такого деяния между монастырями и соединения по той причине, чтобы келливаринцам, живущим на пограничной черте ромейских пределов и подверженным всем варварским набегам, не потерпеть между прочими (невзгодами) и чего либо возмутительного и крайне опасного. Вследствие этого монастырь Келливаров и находящийся в Константинополе монастырь великомученика Димитрия отныне и на все грядущие времена будут не двумя различными монастырями, а составят один и тот же; даже и в том случай, если бы Келливары очутились в самом центре ромейской державы вследствие прогнания облежащих врагов на крайние пределы земли предстательством пречистой моей Богоматери, оба монастыря не должны быть разлучаемы и разделяемы.

XIV. В силу этого мое царское величество наперед объявляет и указывает, что подлежащий мой устав, должен считаться уставом для обоих монастырей, как бы в действительности они составляли один монастырь и действию его одинаково подлежат как святодимитриевцы таки келливаринцы, так что мое царское величество желает и постановляет, чтобы впредь ни первые без вторых, ни вторые без первых не мыслились, и чтобы не было между ними различия даже в наименованиях; но чтобы каждый монах, будет ли он жить в Келливарах, или здесь в монастыре святого Димитрия, в одно и тоже время считался и келливаринцем и святодимитриевцем, с применением к нему безразлично наименования того и другого монастыря; чтобы все дарованные им от моего царского величества движимые и недвижимые имущества были общими, и не так, чтобы одно считалось [563] принадлежащим Келливарам, а другое монастырю св. Димитрия, но чтобы все считалось собственностью Келливаров и все собственностью монастыря св. Димитрия. И игумен пусть будет один в обоих монастырях и предстоятельствует над обоими, как над одним; и будет именоваться он и игуменом Келливаров и подписываться, где это нужно, и игуменом монастыря св. Димитрия таким же точно образом и подписываться, пользуясь наименованием того или другого монастыря, или обоих вместе, как когда ему будет угодно. Посему и имеющий быть изложенным устав свой мое царское величество делает общим для этих монастырей, и хотя бы в нем упоминалось имя одного которого нибудь монастыря, например св. Димитрия, но постановляемое, как бы для него одного, будет применять к себе и соблюдать во всей точности и монастырь Келливаров, как не представляющий собою чего либо отличного от него; и да соблюдается (все) это у вас, с возможной точностью к взаимной выгоде тех и других, и никем и ни в каком случае не пренебрегается, чтобы и вам чистыми и непреткновенными предстать пред великим судищем Христовым ¹⁸, а чрез вас и нашему царскому величеству иметь право на такое же предстатие и на участие в ваших (небесных) почестях. И да будет так милосердием великого Бога и Спаса нашего, преклоняемого на то молитвами преславной (и) пречистой Его матери и пролиявшего за Него собственную кровь Димитрия, которому реченный воздвигнутый моим царским величеством монастырь вторично посвящается.

XV. О том, что монастырь должен быть свободным и самовластным.

Воздадите, говорит мой Христос, Кесарево [564] Кесареви и Божия Богови ¹⁹. Так и мое царское величество, поелику сие светлое святилище благодатию Божией соделано убежищем для мужей, имеющих тщание отрешиться от дольних и прилепиться к единому Всемогущему, посвящает оное добропобедному мученику Димитрию, и чрез него преподносит Богу. И так отселе сей монастырь будет священным стяжанием моего царского величества, так чтобы он был свободен от всякого дольнего рабства, имея над собой лишь Господа сущего, и не признавая сущих на земле владык, как самовластный относительно людей и самоправный и долженствующий ни от кого не принимать ига необходимости. По сему никто да не налагает на него своего властительства; никто, кто только признает и трепещет Бога, да не порабощает себе ни его самого, ни того, что ему принадлежит, ни другому кому либо да не подклоняет и не подчиняет, не присоединяет и не приобщает: ни мирскому какому либо лицу, ни духовному, ни честному монастырю, ни священному дому, ни странноприимнице, ни богадельне, ни вообще кому бы то ни было; но да остается он на все времена сам по себе, и да владычествует сам над собою, и да управляет как своими духовными, так и плотскими делами на основе самоправности, не допуская никому из внешних входить, распоряжаться, или судить, ни самому святейшему патриарху, какой в то время будет. И сей последний не будет иметь здесь никакой власти, не будет входить в монастырь для разбора каких либо его дел и даже духовных; но будет иметь лишь подобающую ему любовь (т. е. возношение и возглашение его имени в священных диптихах, что обязательно будет ему воздаваемо при всех божественных священнодействиях). Для управления же монастырем во всех отношениях будет [565] достаточно местного игумена с прочей братией, которые будут руководиться в своей деятельности настоящими правилами моего царского устава, с которым и будут соображаться постоянно; по указаниям которого будут поступать и в большом и малом, которому будут подчиняться хотящие работать одному Богу, чтобы их свобода сохранялась чистою и нерушимою. Ибо воистину одно только подчинение и служение Богу, с устранением всякого принуждения со стороны людей, делает вполне свободными посвящающих себя такому служению. Любите и вы во всякое время такое служение, и являйтесь рабами Божиими как по естеству, так и по мысли и по всем движениям произволения. — Столь свободным и изъятым от порабощения делает мое царское величество устроенный им монастырь; и пусть он навсегда таковым останется, так чтобы никто не покушался на его самовластие. Если же кто и дерзнет на это, подвергать проклятию такового не станет мое царское величество, а напротив молится о том, чтобы все люди оказались достойными получить божественное человеколюбие. Но если мы щадим, то сам он, кто бы он ни был (о если бы не было никого), будет подлежать осуждению богоборцев: и если ему это не страшно, то пусть дерзает, пусть налагает руки на святыню и противоборствует Богу, привлекая к себе и решаясь делать его (монастырь) рабом.

XVI. О монастырском попечительстве и кто над ним попечитель.

Для того, чтобы и другим способом охранить монастырь от порабощения и от обид, не отказывается мое царское величество придумать и устроить для него и человеческое покровительство и попечение. Ибо если бы все люди, как знающие и призывающие Бога, так и трепещущие Бога, не дерзали ни на что, кроме дозволенного им, то, можете быть, было бы и излишне заботиться об особой какой либо помощи [566] ему с нашей стороны, в виду того, что он есть чистое приношение Богу всяческих: но поелику живущих по божественным законам мало, а большинство живет иначе, то необходимо моему царскому величеству в виду тех, которые хотят поступать иначе, чем требует справедливость, приступить к измышлению и к изысканию и человеческой помощи. Но кто из людей в состоянии оградить его от всяких обид? Конечно, никто кроме царя, ибо его Бог сделал сильнее всех, поелику и над всеми поставил. Итак попечителем будет царь, ограждая его державною рукою от всякого вреда, и силу некую даруя монастырю для того, чтобы он мог оградиться от вреда, паче же взаим оную давая Богу, от которого принял даже большую и еще получит, умея из Божьего приносить плод Богу ²⁰. Впрочем и без этого царь был бы в праве заботиться об нем и охранять его по закону попечительства; ибо если я по благоволению Божию, будучи царем, сделался его строителем; а он (будущий царь) сделан Богом нашим преемником и наследником: то, вместе со всем остальным, что от нас унаследовал, да наследует и право попечения о монастыре и ктиторского распоряжения в нем, и да предстательствует за него так же точно, как и тот, кто воздвиг его в начале; дабы и великого в подвижниках Христовых Димитрия, и во всем прочем, в чем люди нуждаются и особенно царь, иметь посредником в получении и ходатаем, и в вражиих бранях поборником: а в самом Боге наградителя и воздаятеля, и другие желания его исполняющего и спасение души дарующего, — что лучше всего другого и желательнее для человека.

XVII. Но как обо всем другом, касающемся монастыря, [567] мое царское величество считает нужным сделать распоряжение, так и о самом количестве имеющих обитать в нем. Ибо нельзя допускать скопления здесь монахов в неопределенном количестве, так как ничего хорошего не выйдет из того, что делается беспорядочно и небрежно, когда сегодня густо, а завтра — пусто: но состав братии должен быть ограничен каким либо твердым числом для того, чтобы и благочиние у них во всем было и вследствие благочиния все у них благополучно обстояло; поелику что не определенно, то и не благообразно и от беспорядков вовсе не ограждено.

Посему в этом монастыре, как главном, мое царское величество определяет быть тридцати шести братиям монахам, и этого числа никогда не преступать: из них пятнадцать, знающие грамоту и пение, вместо всякого другого служения будут заниматься совершением церковных чинопоследований и будут церковниками: а остальные, в количестве двадцати одного, будут служить плотским нуждам и церковников и своим собственным, в звании гостинников, келейников и хлебопеков, смотря по тому, кому какое дело укажет предстоятель; и так в этом (монастыре) столько (монахов).

В принадлежащем ему метохе в Фириях (это — монастырь, по древнему наименованию места называется волковым, и почтен великим именем Спасителя моего Христа),— в этом метохе и в его метохе Кириотиссе, мое царское величество определяет быть двадцати четырем монахам: семи церковникам, и из них трем иереям, так чтобы двое в монастыре и один в метохе литургисали: а семнадцати, в качестве служителей, отбывать всякую службу, как внутри, так и вне (монастыря и метоха).

В метохе называемом Деспотовым, потому что превожделенный брат нашего царского величества, [568] всеблагополучнейший покойный деспот кир Иоанн отдал его в дар монастырю Келливаров в поминовение родителей моего царского величества, а келливаринцы построили храм и монастырь на том месте, — и так в этом монастыре и в его метохе в Флетрах, будет девять монахов, из которых иереев два: один будет петь и служить Матери Божией в метохе Деспота, а другой великомученику Георгию в Флетрах.

В метохе, находящемся в Цимпане, будет четыре монаха; из них иерей один.

В метохе святого Георгия Купериота тоже четыре, иерей из них один.

В метохе Богослова, находящемся внутри города Визии — два монаха: из них иерей один.

И еще монах иерей один в метохе Макариотиссы, который находится около Визии.

В метохе Хинолакка — два монаха, из них иерей один.

И в метохе Ректора — шесть; из них иерей один.

И в метохе Тимы — шесть; из них иерей один.

В метохе Патр (находится в Пилопифиях), монахов шесть; иерей из них один.

В метохе Екзаптерига в Прузе монах иерей один.

В метохе святой Троицы в Никее два монаха; из них один иерей.

В метохе Кавалы около Прузы три монаха; из них иерей один.

И в метохе Маникофага два монаха; из них иерей один.

В … у святого Николая четыре монаха; из которых один иерей. [569]

В … у святого Богослова три монаха, из которых один иерей.

В метохе близ ... Маниады два монаха; из них иерей один.

Вот все (монахи) монастыря св. Димитрия или Келливаров (пусть говорится так вследствие их соединения), которым постановляет и определяет быть мое царское величество: всех их составится сто тридцать восемь, будут они подчинены одному игумену (монастыря св. Димитрия или Келливаров) и руководствоваться (одним и тем же) уставом моего царского величества. Что он (монастырь св. Димитрия) соблюдает, то постановляется и для всех, находящихся под ним (монастырей и монахов) малых и больших, так что нужно прочитывать этот устав братиям метохистам, и стараться по нему всем управлять.

XVIII. Наукою наук каждый особую называет и определяет. A некто из блаженных и богоносных мужей мудрствуя как во истину... и говоря: «таковою наукою была бы, по его словам, наука руководить человеком, по крайнему разнообразию... т. е. чрез добродетель и духовное руководство, так чтобы он не был принуждаем, а убеждаем: а это было бы, когда бы жизнь совпадала с словом; ибо их полная гармония всего вернее может убеждать». В такой добродетели и притом в достаточных размерах будете нуждаться тот, кто имеете быть игуменом и руководить людей добродетелью, так что такого и вам, братия, нужно искать и избирать игумена, сильного в том и другом, т. е. и в слове и в жизни, чтобы, пользуясь первым для учения, а вторую предлагая для примера, легко внушал бы вам ревность к достижению добра и цели ваших усилий; ибо отыскание и выбор вашего игумена вам самим, а не другому кому вручает мое царское величество. Самый же выбор вы производите таким [570] образом: у получившего от Бога жребий благочестиво управлять делами царства, преемника и наследника моего царского величества, а вашего попечителя...

Остального переписчик не дописал.

Издаваемый нами памятник находится в греческом рукописном сборнике московской синодальной (бывшей патриаршей) библиотеки за № 363 по нынешнему каталогу (по каталогу Маттеи CCCL). Профессор Маттеи в своем каталоге ограничился самой коротенькой заметкой ²¹ об этом сборнике потому, что подробное описание его он сделал в первом своем издании Нового Завета (Riga, 1782 an.) именно в предисловии к посланию ап. Павла к римлянам (р. 257—262). Но в этом подробном описании о нашем памятнике совсем не упоминается. Это дает право предполагать, что в составе сборника его тогда совсем не было, и что он внесен уже после г. Маттеи, но когда и кем неизвестно ²². Таким образом ни те ученые, которые [571] имели под руками Notitia codicum, ни те, которые знакомились с содержанием Cod ССCL по его описанию в рижском издании Нового Завета, не могли знать о существовании этого памятника. От любознательности же ученых, имевших в руках самый сборник и даже долго работавших над ним (как это мне положительно известно), наш памятник укрывало а) то, что на нем нет надписи (akejalon), б) что он начинается молитвою, в) писан связно и неразборчиво и г) чернила по местам сильно порыжели и бумага преимущественно в конце рукописи отчасти протерлась, отчасти проточена червями, от чего многие слова или совсем, или на половину пропали. Значение всех этих обстоятельств по отношению к данному случаю мне пришлось удостоверить собственным опытом. Впервые я познакомился с Cod. CCCL десять лет тому назад, тогда же я обратил внимание и на этот памятник, занимающий в нем последнее место. Но не видя на нем надписи, я по первым строкам молитвенного обращения к Богу заключил, что имею дело с молитвою, предназначенною для церковного употребления, и отказался от дальнейшего рассмотрения и тем охотнее, что мелко писанные и тесно одна к другой жавшиеся строки с выцветшими по местам буквами резали глаза и отбивали всякую охоту продолжать чтение. После этого первого неудачного опыта я однакож не опускал из виду заинтересовавшего меня памятника и при дальнейших своих работах над другими статьями сборника по временам повторял свой опыт и над ним, но долго с тем же результатом, и в виду этого результата намеревался уже совсем отказаться от дальнейших попыток. Но когда я совсем было уже решил расстаться и с неизвестным памятником и с сборником (так как все остальное, меня интересовавшее, я из него уже извлек), мне пришла счастливая мысль начать чтение загадочного памятника со второй страницы, на которой текст лучше сохранился, и тут-то я увидел с каким любопытным документом я имею дело. С не малым трудом я снял с [572] него копию и в виду с одной стороны его важности, а с другой ненадежного состояния его текста, который чрез несколько лет может совершенно выцвесть и пропасть, решился издать его в свет. Замедление же в исполнении этого решения произошло отчасти от тех затруднений, с которыми вообще сопряжено издание такого рода памятников, отчасти от недостатка времени, почти всецело поглощаемого другими моими занятиями. И теперь он не появился бы еще в свет без любезного содействия лиц, имена которых с благодарностью будут названы ниже.

Автором издаваемого памятника был византийский император Михаил VIII Палеолог (1259—1282), основатель династии Палеологов. Это одно уже придает нашему памятнику особый интерес. Судя по господствующему в нем тону, можно с большою вероятностью предполагать, что он собственноручно написан, или по крайней мере продиктован самим императором. Это предположение косвенно подтверждается тем а) что Михаил Палеолог был человек по своему времени очень образованный и 6) что свободное от других дел время особенно под старость любил посвящать литературным занятиям ²³ по примеру многих других византийских царей.

Время написания памятника может быть довольно точно определено на основании данных, им самим доставляемых. Император говорит в нем о своем сыне и наследнике Андронике, как [573] совершенно уже взрослом человеке, и о своем внуке Михаиле, как подростке. Между тем относительно первого известно, что он родился в 1258 г., сочетался браком со своей первой супругой Анной, дочерью Паннонского короля, в 1272 г., вступил на престол по смерти своего отца в декабре 1282 г. имея от роду 24 года ²⁴. Последний родился не ранее 1273 г. и в год кончины деда мог иметь около 8 или 9 лет. Все эти данные ведут к последним годам жизни Михаила Палеолога. Самым же решительным образом к этим годам и даже прямо к последнему году ведет упоминание о результатах борьбы императора с Карлом Анжуйским для сицилийцев. Результатом этой борьбы было свержение сицилийцами ига французов в начале 1282 г. (сицилийские вечерни 30 марта 1282 г). Правда, во время Сицилийских вечерен положено было лишь начало освобождению Сицилии от французского ига, действительное же освобождение совершилось несколькими годами позже, но Михаил по своим отношениям к Карлу Анжуйскому легко мог принять начальный момент за окончательный. Таким образом на основании данных, представляемых самим рассматриваемым памятником, мы должны отнести составление его ко второй половине 1282 г.

Помимо личности автора интерес, возбуждаемый нашим памятником, обусловливается самым его содержанием. Рассматриваемый со стороны содержания, он распадается на две части: в первой излагается автобиография автора, во второй устав, им составленный для монастыря св. великомученика Димитрия Мироточивого в Константинополе. В предначертаниях автора главною была вторая часть, первая долженствовала служить чем-то в роде мотивированного предисловия к ней.

Каждая из этих частей представляет свой особый интерес. Главный интерес первой части состоит в том, что она дает [574] несколько данных для характеристики автора. По господствующему в ней тону это не исповедь (за что автор не прочь выдать ее, переходя ко второй части), а апология, изложенная в форме молитвенного исповедания пред Богом великих и не исповедимых благодеяний от Него полученных в течение всей жизни. Эти благодеяния были так обильны и необычайны и притом следовали одни за другими в такой непрерывной последовательности, что и сам автор проникается убеждением в том, что он и все к нему относящееся имеют какой-то провиденциальный характер, и своим читателям старается передать это убеждение. Он смотрит на себя как на человека, отмеченного перстом Провидения еще до рождения на свет и во всей своей жизни бывшего лишь орудием и исполнителем божественных предначертаний. Такая точка зрения на свое призвание, конечно, не могла благоприятствовать ни откровенности, ни объективности в выборе и изложении фактов этой жизни. И действительно автор в том и другом отношении крайне разборчив и осторожен. Все, что могло бы разрушить или поколебать фикцию провиденциальности в собственном ли его сознании, или в сознании других, им тщательно обходится молчанием; так напр. он умалчивает о тех подозрениях, которые высказывали относительно его узурпаторских наклонностей оба императора и Иоанн Дука и Феодор Ласкарис младший, и о тех клятвах, которые с него тот и другой брали для ограждения себя и своего рода от обнаружения этих наклонностей, равно как и о соборных епитимиях, угрожавших ему отлучением от церкви в случае нарушения им этих клятв ²⁵. Не обмолвился он также ни одним словом ни о задних ходах, которыми он обошел после смерти Феодора все эти обещания и епитимии и добился своего избрания в императоры, ни об ослеплении Иоанна Ласкариса ²⁶, ни о своих униональных заигрываниях с [575] римской курией, кончившихся лионской унией 1274 г. За то, с какою полнотою он перечисляет длинные ряды своих подвигов и как искусно группирует их, не стесняясь для получения желанного впечатления на слушателей ни умалять значения трудов и приобретений своих предшественников, ни преувеличивать значения своих собственных, ни приписывать себе, или по крайней мере своей провиденциальности того, что было сделано другими, как напр. отнятие Константинополя у латинян в 1261 г.

При таком отношении к фактам своей жизни, те фактические подробности, в которые автор входит при описании своих подвигов и приобретений, могут быть принимаемы за достоверные лишь на столько, на сколько они подтверждаются свидетельством других писателей. Справедливость впрочем требует сказать, что если отбросить тенденцию автора относить все к себе и придавать всему провиденциальное значение, а обращать внимание лишь на фактическую сторону дела, то сообщаемые им подробности не стоят ни в каком противоречии с сообщениями современных писателях о тех же фактах ²⁷. Некоторыми из этих подробностей пополняются даже сведения, сообщаемые другими писателями, как напр. карта войн, веденных Палеологом и его полководцами в нынешней Греции, могла бы быть пополнена несколькими местностями, не упоминаемыми у других писателей, равно как и карта владений Карла Анжуйского в Италии, а также и история борьбы его с Михаилом Палеологом. Новы также сведения, сообщаемые автором о своем воспитании и образовании. Другие писатели об этом ничего не сообщают. Теперь этот пробел в жизни Михаила восполняется им самим. Детальный разбор и оценка фактических данных, представляемых автобиографией Михаила, не входит теперь в нашу [576] задачу и потому относительно этой части его труда мы ограничиваемся сказанным.

Вторая часть труда коронованного автора вызывает из мрака прошедшего целую группу монастырей и метохов, давным давно исчезнувших с лица земли и вместе с своими названиями. Здесь все ново и существенно пополняет историю восточных обителей.

О главном из этих монастырей, именно о монастыре св. великомученика Димитрия неутомимому исследователю византийской истории и древностей Дюканжу удалось отыскать у византийских писателей и занести в свой капитальный труд лишь два известия — одно найденное у Кодина, другое у Кантакузина. Первый из них при перечислении царских выходов в разные церкви и монастыри во дни храмовых праздников упоминает между прочим о выходе kata thn mnhmhn tou megalw DhmhtriV eiV thn ep onomati autou timwmwnhn sebasmian monhn thn twn Palaologwn ²⁸, второй — о глубокой вере, которую с детства питал к этому святому великомученику император Андроник Палеолог младший (1328—1341), и которую обнаружил между прочим во время похода на Солунь ²⁹. На основании последнего сообщения Дюканж сделал — крайне впрочем не решительное — предположение о том, не этим ли Андроником был воздвигнут, или по крайней мере возобновлен этот монастырь ³⁰. Сообщаемыми в нашем памятнике сведениями догадка великого ученого устраняется и история как основания, так и возобновления монастыря св. Димитрия становится на твердую историческую почву. О дальнейшей судьбе обители никаких сведений не имеется. Современный нам греческий археолог Паспати успел лишь узнать, что на [577] том месте, где был монастырь и храм св. Димитрия, теперь проходит железная дорога, и что при раскопках, предпринятых для сооружения полотна этой дороги, найдены были в земле обломки мраморных колонн, капителей и помоста, украшавших некогда этот храм ³¹.

О монастыре Келливаров в Acta et diplomata monasteriorum et ecclesiarum Orientis, ed. Fr. Miklosich et Ios. Mueller. Vindobonae 1871 сохранились следующие сведения.

Монастырь, этот называвшийся также монастырем Лампония ³², находился вместе с монастырем св. Павла Латрийского и некоторыми другими на Латрийской горе ³³ близ Милета. Когда и кем он был воздвигнут не известно, но с течением времени достиг такого благосостояния, что стал оспаривать пальму первенства у старейшего и знаменитейшего из всех Латрийских монастырей, лавры св. Павла ³⁴ — и притом не безуспешно. По крайней мере из грамоты патриарха Мануила I Харитопула от 1222 г. мы видим, что к монастырю Келливаров позднее (meJusteron) перешло не известно как и почему право архимандрии и экзархии, первоначально принадлежавшее лавре св. Павла. В означенной грамоте патриарх возвращает это право лавре, [578] подчиняя ей вместе с другими и монастырь Келливаров ³⁵. Но, как видно из других документов, Келливаринцы неохотно подчинились патриаршему определению и продолжали оспаривать у лавры это право ³⁶, пока Михаил Палеолог не присоединил их к монастырю св. Димитрия и вместе с тем не объявил обоих монастырей царскими. Дальнейшая история монастыря нам не известна,

Об остальных, перечисляемых в уставе Михаила монастырях и метохах мы не имеем никаких сведений. Об этой части рассматриваемого памятника мы должны заметить, что частные цифры монахов в разных монастырях и метохах, сложенные вместе, в общем итоге дают лишь 117, а не 138, как этот итог подведен в уставе. Эта разность может быть объясняема трояко: или при перечислении монастырей и метохов несколько таковых пропущено, или сделана ошибка в частных цифрах монашествующих в отдельных монастырях и метохах, или таковая ошибка допущена в общем итоге. Которое из этих трех предположений вероятнее, не беремся решить.

Одну из особенностей устава Михаила Палеолога составляет то, что он вводит штаты во все перечисляемые им в уставе монастыри и метохи. Идея штатов не новая в византийской церковной практике. Она была применена еще Юстинианом I и потом Ираклием к клиру великой церкви. Но с применением ее к монастырям и притом в таких широких, размерах мы встречаемся впервые в уставе Михаила Палеолога. [579]

Вероятно, рассматриваемый устав представлял и некоторые другие особенности; но, к сожалению, переписчик почему-то не дописал текста рукописи ³⁷ и тем лишил нас возможности знать и судить об них.

Что же касается способа издания, мы предпочли другим способ издания принятый для книг св. писания т. е. сплошной текст оригинала, представляющий перерывы лишь в крупных отделах памятника, разделили на главы и стихи для удобства ссылок на отдельные его части; ³⁸ грамматические ошибки переписчика более крупные оговорены под строкой, ничтожные (т. е. явные описки), которых впрочем в рукописи весьма не много, исправлены без оговорок; от пунктуации подлинника допущены некоторые отступления ³⁹; вводные предложения оскоблены круглыми, а пропавшие слова и буквы прямыми скобками.

Для читателей, не знакомых с греческим языком, приложен посильный перевод.

В заключение считаю своей обязанностью выразить глубочайшую признательность и благодарность настоятелю здешней греческой посольской церкви о. архимандриту Неофиту и профессорам В. К. Эрнштедту и В. В. Болотову за polutropon kai polumorjon sumpaxin при издании памятника.

Комментарии

1. Исаия XXV, 1.

2. Сирах. I, 2.

3. Колос. III, 3.

4. 2 Коринф. III, 18.

5. Псал. XVII, 19. 20.

6. Псал. LXXII, 23. 24.

7. Псал. LXV, 16.

8. Псал. CV, 2. 3.

9. Псал. CXVII, 15. 16.

10. Псал. LIX, 14; СVП, 14.

11. Лук. VI, 38.

12. Быт. XVII, 6.

13. Псал. CXXI, 11.

14. Римл. VII, 4.

15. Матф. X, 42.

16. Матф. XVI, 26.

17. «Христ. Чтен.», № 11—12, 1885 г.

18. Филип. I, 10. Рим. XIV, 40.

19. Матф. XXII, 21.

20. Рим. VII, 4. 5.

21. Вот она буквально: Cod. in charta bombicina Sec. XIV, foliorum 460. Continet varios virorum libellos. In his etiam a fol. 117. ad 157. Pauli epistolam ad Romanos cum commentario Theophylacti. A principio scholiis Theophylacti multa aliorum, ut Photii et Oecumenii, admissa sunt. Diligenter eum recensui in prima mea N. Testamenti editione ad epistolam ad Romanos p. 257—262. Accurata codicum graecorum MSS bibliothecarum Mosquensium S. Synodi notitia et recensio Lipsiae 1805. p. 225.

22. Это впрочем не единственный случай. При своих занятиях в Московск. синод. библ. рукописей мне не раз случалось встречать в разных сборниках статьи, не поименованные в каталоге Маттеи, конечно потому, что их тогда на лицо не было. Иногда это обстоятельство замечалось и оговаривалось и самим Маттеи (Exempli gratia vid. not. i. ad Cod. CCVIII) но чаще оставалось не замеченным. Это значит, что при г. Маттеи состав, по крайней мере, некоторых греческих сборников был не совсем тот, который существует в настоящее время. Это между прочим нужно сказать и о сборнике, за № CCCL (363). В настоящее время в нем находится 447 л., тогда как профессор Маттеи насчитывал 460. В настоящий свой вид сборники приведены в царствование императора Николая I, по повелению которого были переплетены в однообразные кожаные прочные переплеты, давшие им твердую устойчивость. — По почерку и бумаге наш памятник может быть отнесен тоже к XIV в., как и другие, находящиеся в сборнике памятники.

23. Современник Михаила Палеолога, диакон великой Константинопольской церкви, Феодор Метохит свидетельствует, что Михаил под конец жизни между прочим составил каноны главнейшим мученикам по какой то особой стихотворной схеме: peri po de ta teleutaia thV biwthV paraklhthrioV uper autou kanonaV arista emmeleiV proV touV twn marturwn exocoV sunteJeikwV, ouk estin epein opoion ekeinw prosemarturei dia toutwnto eusebeV, oion to thV peri Jeou doxhV pagion kai orJon, kai oson kai hlikon to thV gnwmhV, kai jhloJeon wn ena twn pantwn akroteleution, autahV tugcanei skediasaV taiV akroteleutioiV ekeino twn hmerwn, thV authV onta sumjwniaV toiV proteroiV, kai auta prosjJeggomenon. Georgii Metochitae Historiae dogmaticae lib. 1. cap. 80. p. 106. Patrum nova bibliotheca t. VIII. Romae. 1871. Сохранились ли эти каноны до настоящего времени, мы не знаем.

24. Vid. Possini. Observationum Pachymerlanarum ad historiam rerum Michaelis Palaeologi, lib. III, c. VIII—IX.

25. Acropol с. 50. 69. Pachym. lib. I, с. 7. Gregora, lib. II с. 8. lib. III. с. 2.

26. Pachym. 1. II с. 2. Gregora 1. III, с 3.

27. Cf. Acropol. c. 46. 49. 65. 70. 71. Pachym. 1. I. с. 22. 1. II. с. 6. 1. IV. с. 32. 1. V. с. 8. 9. 10. 1. VI. Gregor. 1. III. с. 5. 1. IV. с. 5. 6. 9. 10. 1. V. с. 1. 3. 4. 5. 6.

28. De officiis, с. XV.

29. BasilewV (Андроник) epei ta proV julakhn thV akropolewV exhrtusato hken eiv thn agian soron Dhmhtriu tou marturoV kai muroblutu ama men prosku nhswn auton (hn gar ex hlhkiaV  prwthV timhn auto kai pisthn pleiw h kata touV alloV marturaV parecwn kai woper erasthV autou wn), ama de kai thV paroushV eneka eutuciaV ameiyomenoV eucaristiaiV. Histor. lib. 1. c. 53.

30. Constantinopolis сhristiana, lib. IV. с VI et. XXXIII.

31. Buzantinai meletai. En Konstantinoupolei 1877. sel. 403.

32. ...thV monhV kellhbarwn hgon tou lamponiou. Acta, t. 1. p. 315.

33. Oite thV tou lamponiou monhV oi kata to oroV to latroV ejhsucazonteV ... eriV kai amjisJhthsiV tou hsuciou kakeinwn hrema pws kai anacwrhtikou ejhpteto kai tw sumparakeimenon autoiV oroV, ti olou tugcanon, o dh koinw onomati latrov kaleitai . Ibid. p. 313. Так как монастырь св. Павла находился на самой вершине горы (en th korujh tou Jeio orouV tou latroV p. 317), а монастырь Келливаров на склоне ее, то в некоторых документах он называется соседним с Латрийскою горой (wV tineV twn geitonountwn tw orei kai malista oi thV monhV tou lamponiou manacoi p. 307).

34. Монастырь этот располагал уже значительной недвижимой собственностью при императоре Льве Мудром (886—911), полученною им от щедрот этого государя, и был восстановлен в правах владения, неизвестно почему и как утраченных, императором Исааком Ангелом (1185—1195), как видно из документов за №№ XIV и XV, помещенных в Acta (р. 323—229). «Христ. Чтен.», № 11-12, 1885 г.

35. Acta, p. 295—293. Лавре в этом документе подчиняются след. монастыри: thn twn kellibarwn, thn tou MursinwnoV, thn tou Lusikou, thn twn eirhnoun twn, thn twn Kisswn, thn tou Falakrou, Bounuu, thn tou agiou, eti thn tou Aswatou htou to Bathn, thn tou Aswmatou, htiV o BaJuV Limhn epikeklhtai, thn   thV IeraV onomazomenhn, eti thn tou Aswmatou htoi to Peristerion Bсе эти монастыри были патриаршими или ставропигиальными и подчинялись архимандриту лавры св. Павла, как патриаршему экзарху.

36. См. документы под №№ III и VIII.

37. Что он действительно не дописал, хотя и имел к тому возможность, это доказывается тем, что он остановился на половине страницы, имея кроме того в запасе еще белую страницу.

38. Главы устава намечены самим переписчиком рукописи: буквы A (XV), W (XVI), A (XVII) и E (XVIII) — прописные и писаны с начала строки. Заглавие гл. XV написано на месте самим писцом; в начале гл. XVI -XVIII оставлено свободное место где, очевидно, должен был показать свое художество миниатор. Заглавие XVI гл. переписчик мельчайшим почерком записал на самом нижнем крае страницы, но к сожалению не сделал этого для гл. XVII и XVIII. — Простая последовательность обязана нас разделить на главы и сплошной текст первой половины (гл. I—XIV).

39. Рукопись не знает ни скобок ни вопросительного знака (;) и вводные слова и короткие вводные предложения не отделяет запятыми.

Текст воспроизведен по изданию: Автобиография императора Михаила Палеолога и отрывок из устава, данного им монастырю св. Дмитрия // Журнал министерства народного просвещения, Часть 2. 1885

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2025  All Rights Reserved.