Письмо к Феодосию Мацуке

(Ф. И. Успенский. К истории крестьянского землевладения в Византии. ЖМНП, ч. 226, 1883, стр. 63 сл.)

В Афинах ужасная пустыня и недостаток не только других благ, но гораздо более — дружбы и любви во Христе... Но об этом лучше и не писать, разве только поплакаться на то, что губит мое маленькое стадо и на что не посетует, думаю, твое великодушие, отличающееся столько же благородством, сколько любвеобилием и отзывчивостью: говорю о медном небе, железной через то земле, незасеянной и невспаханной. К тому же, чтобы умолчать о другом, пираты со всех сторон опустошают Аттику. То угоняют они и губят стада домашнего скота, то захватывают толпами безоружное и беззащитное население, обращая в рабство и убивая или подвергая увечьям... или, наконец, отводя в продажу... В самом благоприятном случае, желая поступать мягче, подвергают пыткам, побоям, мучениям, вешают, бросают в глубину, вынуждая несчастных, ради выкупа, жертвовать своим имуществом и прибегать к займам и ссудам. Присоедини к этим губительным бедствиям и дурно проведенную раскладку государственных повинностей и неравномерную скидку... что повело к конечному разорению бедных и поголовному выселению. Представь в уме, что они умоляют тебя вместе с нами о защите: глаза впали, на плечах грубое рубище, которым едва прикрывается нагота, снедаемые голодом потемневшие лица! Ибо, не увидав ячменем питающихся афинян, ты можешь думать, что они досыта едят и хорошо накормлены, как конь в стойле. Но ячмень не уродился у афинян, так что жнущему нечего взять на серп и подбирающему колосья нечего подобрать. Некоторые не ждут времени жатвы и молотьбы, но, обрывая где попало колосья, мнут их в руках подобно евангельским мужам. Как не пожалеть мучимых уже не недостатком пищи, но ячменя. Вопли их донесутся через меня до ушей господина моего, блистательнейшего Хумна, и да не возвратятся выборные от страны со стыдом и унижением (Хумн был хартулярием при Алексее II, пользовался большим расположением Андроника и занимал при нем высшие должности. Письмо это следует пометить 1184 годом, вторым годом пребывания Акомината в Афинах).

Ужели ваша человеколюбивая душа не содрогнулась, услышав об этом? Если же ужас обнимает душу от одного слуха, то до какого состояния доведены мы, испытывая эти бедствия! Но пощадите нас, уже потерявших голову и помышляющих о бегстве; пощадите Афины, римское наследие, дошедшее до крайней степени бедствия, окажите снисхождение, безвредное для государства. Какой взнос следует с Афин на претора? Ведь никакого? Так зачем же мы поплатились почти 10 литрами. Зачем нас уничтожают и сокрушают всеми средствами? Почему хрисовул утверждает афинские привилегии, и Фивы свободны от снаряжения кораблей, а мы привлечены к этой повинности царским указом и должны вносить не только причитающиеся по раскладке на нашу долю подати, но и на флот, сколько захотят проклятые сборщики, которые попирают ногами высокопочитаемые указы? Но я вышел из границ и вдался в утомительное разглагольствование, увлеченный безмерными страданиями. Пора закончить. Остальное передаст господин Фома. Или он выхлопочет какое-нибудь облегчение, или пусть лучше не возвращается назад и известит о том, чтобы и нам убраться куда-нибудь заблаговременно.