|
ИОАНН АНТИОХИЙСКИЙХаристикийСлово о монашеской жизни антиохийского патриарха Иоанна, жившего в конце XI и начале XII в. (Cotelerii. Monumenta ecclesiae, Graecae, 7) Гл. 7. Вся вселенная, возбуждаемая епископскими словами и отеческими писаниями, видела совершенное спасение в отречении от мира, в аскетической или монашеской жизни. Не одна только антиохийская церковь пошла по этому пути, но еще раньше ее на него вступили Египет и Ливия, Палестина, Сирия, Персия, страна аланов и иверов, восточный и западный предел и все народы, подчиненные римской церкви... Вселенная разделилась на две группы, почти равночисленные: на живущих в браке и остающихся безбрачными. Не только мужской пол, но и женский, по природе более нежный и боящийся труда, устремился к этому роду жизни. Видя такое умножение путей спасения, враг рода человеческого пришел в ярость и стал искать удобного орудия для своей злобы. Он нашел таковое в лице Льва Исавра. Через посредство злого царя и его преемников и последователей, особенно же через посредство Константина Копронима он хотел совершенно уничтожить монашеский чин. Но это ему не удалось; вместе с уничтожением иконоборческой ереси восстановлено было и монашество. С тех пор до настоящего времени в продолжение 400 лет монашеский чин пользовался таким уважением, что к монахам перешла исповедь и отпущение грехов, как это мы видим и ныне... Но враг изобрел снова средство вредить богоугодной монашеской жизни, и на этот раз хитрое и обманчивое. Он стал внушать, чтобы пожертвования, принесенные благочестивыми царями, архиереями, архонтами, монахами, мирянами, отдавались в дар другим людям; чтобы порабощались монастыри, богадельни и странноприимные дома и принадлежащие им имения; несмотря па то, что ктиторы оных в своих завещаниях посылали страшные проклятия против поработителей. Это беззаконие, как все знают, пошло от иконоборческой ереси и от самого ревностного ее поборника Копронима, отличавшегося непримиримой ненавистью к монахам, но оно приостановилось, когда просияло благочестие. 9. Потом, как сказано, изворотливостью и хитростью врага, который всегда обещает доброе, но кончает великим злом, это беззаконие опять возымело действие — сначала под предлогом попечения о монастырях. Цари и патриархи стали отдавать разрушенные или разрушающиеся монастыри и богадельни светским сановникам, первоначально в виде дара и не ради земной выгоды, но для восстановления и украшения и ради душевной пользы. С течением времени враг примешал и в это дело собственный яд, т. е. любостяжание и страсть к гнусному прибытку. Ухватившись за благовидный предлог, т. е. за вышеозначенную временную и оправдываемую обстоятельствами сдачу монастырей, последующие цари и патриархи начали уже дарить в виде полного дара даже состоятельные монастыри и богадельни, а потом с течением времени и те из них, которые были наиболее обширны и доходны. Находящийся во святых патриарх Сизинний, недавно бывший патриарх Константинопольский, не мог выносить такого беззаконного зрелища, восстал против него, как это рассказывают некоторые, хотя оно еще не достигло тогда той степени, до какой дошло позднее. Преемники Сизинния, пренебрегая добрым примером, снова возобновили зло. Мало-помалу возросшее, оно кончилось [186] явным бедствием. Уже не тот или другой монастырь, но все вместе розданы и разделены — большие и малые, бедные и богатые, мужские и женские, исключая немногих старых монастырей и нескольких вновь устроенных киновий. Но и те, того и жди, подвергнутся той же участи при господстве этого обычая, как и в самом деле этому подверглись самые большие и древние киновии. Они подарены мирянам и даже женщинам.Монастырь святого Мамонта получила за долг в управление дочь Склира. Наконец монастыри передаются иноплеменникам и, увы! даже двум лицам [т. е. с правом передачи по наследству]. Какой ум, какой язык выразит множество беззаконий, заключающихся в этом злом обычае! 10. Уже самое начало душегубной дарственной грамоты исполнено богохульства: “Царство мое — мерность моя — дарит тебе такому-то такой-то монастырь; например, спасителя нашего Иисуса Христа или пресвятой Девы или какого из святителей, с его имениями, движимыми и недвижимыми, на время твоей жизни или же на два лица”. Остановися, человек, пойми, что ты пишешь, и содрогнись. Как ты, будучи смертным человеком, можешь дарить то, что принадлежит богу. Разве ты не знаешь, что такое монастырь и для чего ему нужны его доходы. 12. Что всего хуже — это безумие изменяет и спутывает порядок церковного благоустройства. В церкви существует три степени, или чина: за священническим сейчас же следует чин монашеский, а за сим уже на третьем месте стоят миряне. Но обычай отдачи монастырей мирянам поставил над монахами мирян и подчинил мирянам монахов. 13. Скажут, что монастыри жалуются для поддержания благоустройства их. Но против этого сейчас же вопиют монастыри, разрушенные харистикариями или же обращенные ими в собственные поместья, а таких примеров не мало. Мы не знаем, найдется ли монастырь, поддержанный или возобновленный харистикарием; если и найдется, то бог не приимет дар беззакония. До настоящего дня процветают и растут бедные монастыри, и порабощенные падают. Ты говоришь нечто подобное тому, как если бы кто стал утверждать, что вечное рабство лучше свободы... Что не ради поддержки и украшения отдаются монастыри, ясно из следующего: отдаются в дар не те, которые разрушены и пришли в упадок, но, скорее, те, которые стоят и 'получают хороший доход. Это же обнаруживает еще яснее самое пожалование, которым иногда сопровождаются дары такого рода и в котором часто говорится, что доходы, остающиеся после положенных уставом монастырских расходов, обращаются безотчетно в пользу харистикария. Если кто скажет, что это делается для освобождения монастырей от повинностей, тот пусть выслушает подобающий ответ на это: отягощать или не отягощать монастырь поборами, это — дело вашей власти: остановите притеснителей, и не нужно [освободительных] привилегий. Тот, кто так рассуждает, похож на архонта, который через посредство своих служителей притесняет свободного бедняка, а потом, как бы тронутый состраданием к бедному, прикажет вместе со всем имуществом заодно отнять у него и свободу и превратить его в раба: пусть-де он не подвергается притеснениям. Но ведь это только притворство и пустой предлог. 14. Необходимо сказать несколько слов о тех, которые принимают такого рода подарки и которых по дурной привычке называют харистикариями. Получив в свою власть монастыри, он тотчас распускает ненасытную утробу и кладет туда все, принадлежащее монастырю: не только дома, поместья, скот и всякие доходы, но и самые храмы, игумена и монахов он почитает своими рабами и всех и вся рассматривает как свою благоприобретенную собственность, всем пользуется как своим наследством. Большим храмам и церквам он уделяет какую-нибудь самую маленькую [187] часть из всего дохода, да и это давая, как свое задушное (yucikon). Я уже не говорю о разрушении храмов, жилищ и поместий вследствие того, что он больше смотрит только на то, чтобы были доходы, и не любит расходов. Особенно худо, если с этим душегубительным даром соединяется безответственность. В таком случае тотчас прекращаются установленная ктиторами благоговейная служба, возжигание свечей, псалмопение, раздача милостыни, назначенная по большим праздникам или же на каждый день при дверях, в воспоминание о строителях и основателях обители, уважение монахов: мало того, прекращается отпуск самого необходимого пропитания для монахов. Еще ранее того разрушается всякий монастырский порядок и иноческое правило: игумен теряет свою власть; всем начинает распоряжаться харистикарий, он дает распоряжения, присылает игумену письменный приказ постричь такого-то в монахи: “Мы определили такого-то брата в наш монастырь; прими его, игумен, постриги и отведи ему келью для жительства; пусть он получает то, что и другая братия, и выдай ему копию нашего повеления”. Так поступают еще более благочестивые из харистикариев; другие совсем не удостаивают игумена каким-либо к нему обращением, но прямо распоряжаются через своего человека, поставленного для управления монастырем. Никакая монашеская дисциплина не может держаться при таком унижении духовной власти мирской. Когда власть настоятеля отменена светской властью и телесные потребности монахов удовлетворяются не пастырями, а харистикарием, то кто будет слушаться настоятеля или бояться его? А когда падает послушание, то необходимо разрушается весь аскетический и монастырский строй и порядок. Даже и внешний вид монахов начал уже исчезать, как это можно наблюдать в монастырях, порабощенных мирскими людьми. В одинаковом числе с монахами в них находятся помещенные царями и харистикариями светские братья, живущие внутри и вне обители. И внутри святой ограды мирские люди убивают [скот], едят мясо, поют песни и творят невозбранно всякие мирские дела. Кто еще может сомневаться, что с течением времени, с дальнейшим развитием этого зла, монастыри не превратятся совсем в мирские убежища! То, что не мог совершить окаянный Копроним, будет исполнено правоверными. 15. ...От бедности и недостатка монах пускается в торговлю и барышничество и во всякое мирское занятие. Это делается в мужских монастырях, а то, что бывает в женских, еще хуже того. Более богатые из них отдаются архонтам на имя их жен — на два или на три лица, как говорится, а более бедные — менее богатым мужьям и женам. Овладев ими, они тотчас присваивают себе весь доход, предоставляя самую малость монахиням; иные еще строят дома внутри обители, имея в виду закрепить тем за собою вечное владение монастырем. И вот происходит смешение мирских мужчин и женщин, рабов и рабынь с монахинями. Какой при этом возможен хороший порядок? Хуже всего то, что современные цари и патриархи, видя все это неизмеримое зло, равняющееся любой ереси, и располагая властью остановить, уничтожить и прекратить оное, не только не принимают мер, но еще укрывают его, поступая по примеру своих предшественников... Если же бы кто им напомнил о грехе, то они всегда готовы сложить его на первых виновников обычая, забывая, что всякий грех падает не только на тех, кто подал первый пример его, но и на тех, кто продолжает совершать его. 17. Странно тогда и то, что люди, решающиеся на такие поступки с монастырями, осмеливаются также строить новые монастыри. Они не краснеют, разрушая одни монастыри и созидая другие, как будто не могут сообразить, что если нынешний обычай останется в силе, то [188] монастыри, ныне возводимые ими, если не сегодня, то завтра неизбежно будут подарены, порабощены и разрушены. 18. Слава долготерпению твоему, господи! Несмотря на то, что в Романии и в христианском государстве столько времени господствует столь великое, явное и преступное зло, ты не до конца разгневался и не предал нас конечному уничтожению. И ныне ты возбудил в наставление нам дикий и безбожный народ турецкий, опустошающий страну Восточную; ныне же ты послал на нас печенегов, куманов и франков, опустошающих Запад. Ты устрашил нас также большим землетрясением, тяжелыми бедствиями, ужасной смертью и пожарами. Но ты теперь хочешь нас этим привести к сознанию и побуждаешь к исправлению.
|
|