ФЕОДОР ДАФНОПАТ

ПАМЯТНОЕ СЛОВО

2. Посему для меня молчание лучше и полезнее произнесения речи. Но поелику я вижу, что многие негодуют на ее и выражают желание слышать речь, в особенности в день рождества, который сделал настоящее собрате более многолюдным и ради которого все явились готовыми к слушанию и считают наши соображения излишними и несвоевременными, так что даже ставят их в упрек, то я считаю нужным даже вопреки своему мнению разрешить молчание и предложить желающим речь, хотя бы и слабую, дабы не показаться огорчающим тех, которым лучше угождать; тем более, что при явлении ныне гласа надлежит разрешить для сего и наш глас, воспевающий рождество его и возвещающий сверх естественное появление его в свете.

3. Итак, по всем этим причинам наша речь заслужит прощение и извинение, если обратится к предмету. Если же ей предлежит ныне изложить только событие рождества Крестителя, а прочее опустить, то и посему, быть может, она вызовет и недоумение, что не имеет ничего сказать из желаемого, так как опущено все относящееся к жизни, воспитанию и кончин его, из чего желающим восхвалять выведены основания похвалы. Но, мне кажется, об этом представляют себе неправильно. Ибо что же, если она не упомянет ни о чем другом? Ей во всяком случае достаточно будет одного воспоминаемого ныне события, хотя и составляющего лишь незначительную часть всего предмета, но заключающего в себе светлый сам по себе рассказ. Ибо чудесное рождество проповедника, если даже [46] вспомнить о нем одном, может наполнить всю речь, не нуждаясь в прибавлении чего-либо из последующих событий. Итак, пусть моя речь изложить только событие рождества, оставляя в стороне прочие события жизни Предтечи, из которых каждое, как вы знаете, может послужить предметом особой речи.

4. Но прежде всего необходимо вспомнить о родителях боговдохновенного,— кто они, и как у них родилась сия прекрасная отрасль, как дар от Бога, а не по общему естеству, сделавшись для родителей и украшением и пределом благочадия.

Но кто не знает супругов Захарии и Елисаветы, сходных характерами и не менее сопряженных по добродетели, чем телесно, не увлеченных ничем земным, но всецело перенесенных к вышнему, отличавшихся чистотою и возвышением к Богу, попечением о высшем и обожествлением ума, а сверх того и знатностью и известностью рода, дабы они и в сем были отличны от современников.

Ибо Захария принадлежал к колену пророческому и священническому, супруга же его также была пророчицею и принадлежала к одному сану и чину с мужем, так что у них обоих знатность была как бы двойною, а не простою. К ним, прошедшим, так сказать, весь путь благочестия, естественно притекали и все дары от благодати свыше.

6. Так сия прекрасная чета и в обстоятельствах, казавшихся тяжкими, не преставала благодарить Бога, на Которого возлагала свои упования и воле Которого единственно следовала. Всячески надлежало им, подобно тому, как и в прочем они были светлы и известны, иметь и рождение чудесное, дабы оно яви лось всецело от благодати, а не от естества; или, чтобы сказать больше, когда и Дева должна была вскоре родить и иметь во чреве Владыку всяческих, который всем дарует спасете, то и настоящее рождение должно было предшествовать не подобно прочим, но возвестить пришествие Того и быть благим предвозвестием блага, дабы ее сверх естественное удостоверило то более сверх естественное и отсюда возможно было желающим чрез тайное воспринять более тайное.

7. Но необходимо сказать и о том, как совершилось сие чудесное рождение и сколь великие были пред ним божественные знамения, которые показали совершившееся более поразительным и несомненным даром благодати свыше. Захария, удостоенный, как мы сказали, священства и молившийся за народ, как закон предписывал священникам, когда настало время Скинопигии, в которое одному первосвященнику разрешалось входить во Святое Святых, вошел по обычаю в храм и молился Богу, [48] прося об отпущении грехов народа. Когда он возносил молитву, ему наяву предстает ангел, страшный видом, страшный для предстояния пред лицом его и, естественно, страшный для беседы с ним. Он говорить Захарии, что молитва его услышана Богом, что исполнением моления будет рождение сына женою его, что имя рождаемому Иоанн, и прочее, что дословно излагает божественное Евангелие. Захария, внезапно услышав сии слова и пораженный неожиданностью, не вследствие явившегося видения (ибо видения давно уже были привычны для него), но потому, что молитва его была об одном, а явившийся возвестил другое, не сразу уверовал в слова его, дабы, показавшись легко воспринимающим, неявиться, быть может, и легче отвергающим принятое; ибо и обычно слишком великие дела делают людей нерешительными к быстрому согласию.

8. Посему и Захария, не ослабив своих помышлений, но скорее показывая их более твердыми медленностью восприятия, спрашивает у ангела: “По чему я узнаю пророчествуемое тобою мне Я старец, как видишь, и жена, с которою я сожительствую, неплодна и не может уже рождать; нам обоим несвоевременно зачать, если только исполнение сего не будет даром Божием . Так как мы посвятили Ему себя и все свое, то все угодное Ему угодно и нам”. Ибо так надлежало ему и сказать, и мыслить, как пророку Божию и послушному словам Божьим.

9. Но по какой причине, скажет кто-нибудь, Захария вошел попросить об отпущении грехов на рода, а явившийся ангел сказал, что молитва его услышана и что доказательством сего послужит [49] рождение от неплодной? Разве собравшимся не ясно, что они иначе не могли бы получить прощения, если бы сей рождаемый не показал грядущего для спасения и не проповедал-бы его ясно всем, как его друг, вестник, глас и предтеча? Посему мне кажется, что слова ангела были сказаны кстати и вполне соответствуют словам первосвященника.

10. Но надлежит присоединить к речи и то, что затем явившийся сказал Захарии. Ибо когда, как мы сказали, ум его не тотчас склонился к сказанному, но искал более совершенного понимания таинственного, дабы удержать и сложить те великое слово во внутренних сокровищницах мысли, то ангел не говорить ему ничего другого, но налагает одно молчание, немоту языка, всецело показывая этим, думаю, то, что дело таинственно и пока превыше слова и выяснения языком.

12. С того времени и Елисавета, как ясно всем, зачавши Иоанна, видела, что живот ее вздымается, и не преставала считать чудом случившееся с нею, — как бездетная и совершенно бесплодная созрела для деторождения и вполне иссохшие груди дали молоко для питания младенца, возвышаясь у старицы не только благодатно, но и весьма приятно. Посему она величала Бога, единого могущего творить столь великие чудеса.

13. Когда шел уже шестой месяц после зачатия, Матерь Господа, как тому надлежало быть, приходит в дом ее, получив и сама недавнее приветствие ангела и им я в утробе невместимого Бога. Почувствовав ее присутствие, плод во чрев Елисаветы прыгает внутри материнских чертогов, возвещает оттуда нечто приятное и таинственное и тотчас внушает матери произнести не какое-либо обычное слово, которое произнесла бы всякая, — хотя и сие не мало,—но совершенно новое, божественнейшее и которое достоин услышать один только тот, кто один до рождения прошел сверх естественное и боговдохновеннейшее. Ибо Елисавета ясно провозглашает пришедшую к ней Матерью Господа, хотя сие чудо никому еще не было известно, ублажает хвалами воистину блаженную, воспевает другими высшими именованиями и пришествие ее ставит выше своего достоинства, как имеющей победу над всем, так сказать, естеством. Но язык Елисаветы произносил сие, носимому же во чреве, принадлежало и показание, и пророчество, и прочее в сем изъяснение, бывшее превыше понимания.

16. Так Захария явился провозвестником и проповедником о сыне, и это, естественно, было благим разрешением таинственного молчания его. Ибо надлежало временной немоте его замениться более благовременным словом и поведать всем, что настанет изменение и прекращение закона, священства и всего ветхого, благодати же пришествие и явление.

Сие Захария ясным словом предсказал в надлежащее время; сие Иоанн, сын его, уже и узрел и руками осязал, по соименному (Т. е. по словам Евангелия от Иоанна (см. 1, 15—34)), всем возвещая явление Бога и соделавшиись истинным служителем Слова. Ибо никто не истолковал спасающего (пути) и не сделал прямою крутую дорогу так, как сей превелики и достойный удивления, которого и жизнь и слово были настолько всем досточтимы, что каждый считал важным даже только прикоснуться к нему и узнать, чего он хочет . Почему люди и думали в себе, что он есть Христос, Которого пришествия к людям они ожидали.

18. Речь моя, приступая к воспоминанию сего, хотела бы все изъяснить в подробностях, как он, будучи еще совершенным младенцем и имея потребность в материнских объятиях, избрал сие тяжкое и суровое воспитание, замкнутую, необщительную и совершенно одинокую жизнь, сколько времени провел так, нисколько не склонившись ни к чему человеческому ни в незрелом возрасте, ни по достижении возмужалости, как по повелению Божию впоследствии пришел на Иордан, когда и впервые явился людям, что он заповедывал людям при крещении и, что всего чудеснее, как он окрестил в водах самого Владыку, коснувшись главы Его, наконец как ради Владыки претерпел усекновение главы, над которою плясала та распутная девчонка.

20. Ибо ныне воистину процветает всякое сердце и сорадуется рождение боговдохновенного; ныне душу каждого объяло веселие и неизреченное радование; ныне радуется и всякое естество невещественных, и все, что живет в горнем месте, и все, что в земном и подземном, по причине грядущего всем спасения. Ныне открывается умолчанное от века таинство; ныне единородный Сын Божий неизреченно делается Сыном человеческим; ныне ангелы связуются с людьми, и разделенное раньше сливается воедино; ибо все вышнее стекается к рождеству Предтечи и вместе с его выходом исходит все наипрекраснейшее. Естественно, что и все относящееся к нему ново, и зачатие с рождением, и воспитание, и жизнь, и все прочее, что с ним чудесно совершилось.

Итак, никто огорченный, никто смущенный, никто объятый печалью да не участвует в настоящем собрании, но, стряхнув с себя и душевную и телесную скорбь, так да внидет праздновать рождество проповедника и прославлять радость дня. Ибо что большее принесет кто-либо для радования, видя, как ныне сошлось воедино все прекраснейшее, приятнейшее и полезнейшее и имеет боговдохновенного изъяснителем и провозвестником?