АРКУЛЬФА

РАССКАЗ О СВЯТЫХ МЕСТАХ,

записанный Адамнаном.

seripta ab Adamnano

Книга третья.

Главы:

I. О городе Константинополе.

II. Об основании этого города.

III. О той церкви, в которой находится крест Господень.

IV. О святом Георгие исповеднике.

V. Об образе святой Марии.

VI. О горе Вулкан.

VII. Послесловие. [106]

I. О городе Константинополе.

Часто упомянутый Аркульф, возвратившись из Александрии, гостил несколько дней на острове Крите, и, отплывши оттуда, направился в Константинополь, где останавливался несколько месяцев. Это есть без, сомнения митрополия Римской империи, окруженная волнами моря, за исключением северной стороны; море это, вытекающее из Великого моря в сорока тысячах шагов, простирается на шестьдесят тысяч от стен Константинополя до устьев Дуная. Этот царский город, обнесенный значительным протяжением стен на двенадцать тысяч шагов представляет угол, выстроенный по морскому берегу, подобно Александрии или Карфагену, и, наподобие Тира, имеет стены, укрепленные частыми башнями, и многочисленные дома в пределах городских стен. Многие из этих домов каменные, удивительной вышины, поднимаются, будучи выстроены наподобие жилищ Рима.

II. Об основании этого города.

Об основании его жители передают следующее предание, распространенное предками, говоря: Император Константин, собрав неисчислимое множество людей и скопив отовсюду несметные богатства, почти лишив их все другие города, начал строить город, разделяющий с ним его имя в части Азии, то есть в Киликии, за тем морем, которое разделяет в этих местах Европу и Азию. В одну ночь, когда бесчисленные толпы работников спали в палатках на необозримом протяжении стана, все виды орудий, [107] которые обыкновенно употребляют рабочие при разных сооружениях, внезапно исчезли, неизвестно каким образом. Когда об их внезапном и тайном исчезновении рано утром весьма многие рабочие, тревожимые печалью, принесли жалобу самому императору Константину, царь стал их расспрашивать, говоря: Не слышали ли вы, чтобы пропали другие вещи из стана? — Ничто не пропало, отвечали они, за исключением всех орудий для работ. Тогда царь приказал, говоря им: Идите скорее и обойдя по сю и по ту сторону приморские берега соседних областей, осмотрите, и если в какой местности полей найдете ваши орудия, там их и стерегите, сюда же назад не относите, но скажите, чтобы некоторые из вас возвратились ко мне, дабы я мог достоверно знать о том, что орудия найдены. Услышав это, работники повиновались словам, сказанным царем, и уйдя исполнили повеление, осмотрев по ту и по другую сторону моря соседние пределы полей. И вот, в части Европы, по ту сторону моря, они нашли кучу орудий, сваленных в одно место между двумя морями. Сделав эту находку, они отослали к царю некоторых из своих, с тем, чтобы те известили, что орудия найдены в таком-то месте. Узнав это, царь приказал трубачам трубить по окружности стана и войску сняться с лагеря, говоря: Уйдем отсюда для построения города, в месте, указанном нам Свыше, и вместе с тем, приготовив со всем войском корабли, переплыл на место, где найдены орудия; это место чрез такое их перенесение он понял, как обозначаемое Богом в качестве Им приуготованного. И на нем он тотчас выстроил город, который зовется Константинополем, по его собственному названию и по нарицательному [108] греческому имени города, для того, чтобы имя основателя находилось в первой части такого сложного слова.

Этого будет довольно для описания положения и основания сего царского города.

III. О той церкви, в которой находится крест Господень.

Впрочем, мы не должны умолчать об известнейшем круглом, каменном храме, дивной величины, находящемся в этом городе. В нем, как говорит Святой Аркульф, посещавший его не краткое время, с низу оснований поднимается на трех стенах тройной, возвышающийся над ними, круглый и весьма красивый свод, завершенный простым куполом. Он, опираясь на большие арки, между отдельными вышеупомянутыми стенами имеет широкое пространство, удобное и пригодное или для жилья, или для молитвы к Богу. В северной стороне внутреннего строения указывается весьма большой и красивый шкаф, в котором спрятан деревянный ящик, покрытый подобным же образом деревянною крышкой: в нем хранится древо креста, на котором висел наш Спаситель за спасение рода человеческого. Этот достойный удивления ящик, по словам Святого Аркульфа, поднимается с столь драгоценным сокровищем на золотой алтарь в течении трех дней подряд по прошествии года. Этот алтарь находится в той же круглой церкви, имея в длину два локтя и один в ширину. И так, говорю я, крест Господень воздвигнутый полагается на алтаре только в течении трех дней, следующих один за другим, раз в год, то есть, в день вечери Господней, когда император и [109] воинство, войдя в церковь и подойдя к этому алтарю, лобызают спасительный крест в открытом сем священном ящике.

Первым перед всеми лобызает его, преклонив главу, император мира, затем целуют честное древо другие, подходя один за другим, по порядку сословий или возраста. Затем, на следующий день, то есть в пяток перед Пасхой приходят царица, матроны и все городские женщины и лобызают со всяким почитанием. На третий день, то есть в Пасхальную субботу, епископ и после него весь клир со страхом и трепетом и всяческого рода почетом приходят по порядку, лобызая победное древо, лежащее в своем ларце. По окончании таких святых и радостных лобызаний священного креста, этот досточтимый ларец запирается и относится вместе с таким своим честным сокровищем в свой шкаф.

Необходимо обратить тщательное внимание и на то, что там находятся не два небольшие куска креста, но три, то есть, поперечное дерево и дерево разрезанное и разделенное на две равные части, и от этих трехчастных честных древ, когда открывается этот ларец, поднимается благоухание удивительного запаха, на подобие дивного аромата как бы собранных там всевозможных цветов; аромат этот питает и веселит всех людей, находящихся на открытом месте во внутренних стенах этой церкви, и стоящих после входа своего в это время: ибо из узлов этих трех древ вытекает некая благовонная влага, на подобие елея, и дает возможность всем входящим, собравшимся из различных народностей, обонять вышеупомянутый аромат прелестнейшего благоухания. От этой влаги если даже некая малая капелька [110] будет положена на больных, они легко возвращают здоровье, каким бы недугом или болезнью ни были удручены.

Но об этом довольно сказанного.

IV. О Святом Георгие исповеднике.

Святой муж Аркульф, рассказавший нам все это о кресте Господнем, который видел собственными очами и лобызал, рассказал нам и о некоем исповеднике, по имени Георгие, повествование, которое узнал в городе Константинополе от некоторых опытных мужей, кои, обыкновенно рассказывая следующим образом, говорили ему:

В городе Диосполе поставлен в некоем доме мраморный столб некоего исповедника Георгия; будучи привязан к столбу этому, он во время преследования был бичеван, и было нарисовано изображение; он однако, после бичевания, был освобожден из оков и жил многие годы. Однажды, когда некий жестокосердый и неверный человек, сидя на коне, въехал в этот дом, и увидел мраморный столб, спрашивал у бывших там, говоря: чье это изображение нарисованное на мраморном столбе? Они ему отвечали, говоря: это есть изображение исповедника Георгия, который был привязан и бичеван у этого столба. Услышав это, сей неразумный человек, в сильном гневе на нечувствительный предмет, по наущению диавола поразил копьем изображение Святого исповедника. Это копье сего противника дивным образом легко проникнув, как бы в ком снега, прошло в умягченный этот каменный столб, с наружной его части, а наконечник, проникший внутрь, задержался и никаким образом не мог быть извлечен обратно. Древко [111] же его, ударившись о мраморное изображение сего святого исповедника, обломалось. Конь же сего жалкого человека, на котором он сидел, в тот же миг пал под ним мертвый на пол дома. Вместе с тем сам этот несчастный, падая на землю, схватился руками за этот мраморный столб, и его пальцы, как бы войдя в тесто или глину, остались прилипшими к этому столбу. Видя это, несчастный, не бывший в состоянии притянуть к себе десять пальцев обеих рук, которые пристали к мраморному изображению святого исповедника и, будучи связаны, вошли в него, стал в раскаянии призывать имя вечного Бога и этого исповедника и со слезами молиться об освобождении от этих уз. Милосердый Господь, приняв его слезное покаяние и не хотя смерти грешника, но еже обратитися и живу быти (Иезек. XXXIII, 11), не только милосердо освободил его от настоящих видимых мраморных уз, но и от невидимых связей греховных, помогши ему, спасенному верой.

Отсюда с очевидностью указывается, в коликом и каком уважении у Бога был Георгий, исповедавший Его среди мучений, грудь которого в материале, по природе непроницаемом, покаяние сделало проницаемой и копье врага, тоже не могшее вонзиться, дивным образом получило эту возможность, и слабые пальцы того же человека, не имевшие возможности проникнуть в тот же материал, могущественно получили эту возможность, так что когда были они захвачены в мраморе, то он сам, жестокий, не мог извлечь их назад, но только вытащил в покаянии, благодаря милосердию Божию, когда в эту минуту он был весьма перепуган и затем смягчился. И [112] удивительно — до сегодняшнего дня те же следы десяти пальцев видны, как они до своих начатков вошли в мраморный столб, и в их места Святой Аркульф вставлял свои собственные десять пальцев, которые подобным же образом входили вплоть до начатков. И кровь коня того же человека, у которого бедро во время падения его мертвым разбилось на две части, не могла никоим образом быть отмытою или уничтоженною, но та же конская кровь остается неизгладимою на полу дома до настоящего времени.

Святый Аркульф рассказал нам и другое точное повествование о том же исповеднике Георгие, которое определенно узнал от несомненных неких достаточно достоверных рассказчиков в вышеупомянутом городе Константинополе; они обыкновенно высказывались об этом Святом исповеднике, говоря: Некий мирянин, въехавший в город Диосполь, сидя на коне, в то время, когда многие тысячи народа отовсюду сходились собравшись для похода, подойдя вошел в тот дом, в котором находится вышеупомянутый столб мраморный, имеющий на передней стороне изображение святого исповедника Георгия, перед которым, как бы перед настоящим Георгием, он начал говорить так: Тебе, исповедниче Георгий, поручаю я себя и своего коня, дабы, освобожденные от всех опасностей войны, болезней и волн силою твоих молитв, мы оба невредимо возвратились обратно в этот город по окончании похода, и если тебе милосердый Бог дарует таким образом наше возвращение благополучным, то, по приношенью нашей скудости я предоставлю тебе в подарок этого самого моего коня, которого я [113] весьма люблю, и передам его перед твоим изображением. Окончив в непродолжительном времени эту речь, он вышел домой и идя вместе с прочими товарищами среди множества войска, выступил в поход. После многих и различных опасностей войны, среди несчастных тысяч многих людей, погибших в битве, он, сидя на том же своем любимом коне, изъятый от всех несчастных случаев, в силу вышеупомянутого подобного заступничества, так как Бог даровал это Христолюбцу Георгию, благополучно возвратился в Диосполь, и радостно вошел в тот дом, в котором находится изображение сего Святого исповедника, неся с собою золото по стоимости своего коня и обратился к Святому Георгию, как бы к живому, со словами, говоря: Святой исповедниче, я благодарю вечного Бога, который возвратил меня в целости величия ради твоей твердости и молитвы. Ради сего я приношу тебе сии двадцать золотых солидов, стоимость своего коня, которого, порученного тебе ранее, ты сохранил мне до сего дня. Говоря это, он положил у ног Святого изображения исповедника вышеупомянутое количество золота, любя более коня, нежели золото и выйдя из дому, сотворил коленопреклонение, и сев на коня, стал побуждать его к выходу, но никоим образом не мог сдвинуться с места.

Сей человек, видя это, сошел с коня и вернувшись домой, вновь вошел, и принес еще другие десять солидов, говоря: Святой исповедниче, ты был милостивым охранителем для меня, всадника, в походе, среди опасностей; но, как я вижу, ты жесток и жаден в торговле конем. Сказав это и прибавив сверх двадцати солидов, еще десять, [114] сказал Святому исповеднику: И я прибавляю тебе эти солиды для того, чтобы ты был ко мне милостив и освободил моего коня, чтобы он мог ходить. Сказав это, он возвратился и вторично сев на коня, стал его побуждать тронуться, но тот, как бы пригвожденный, стоял на том же месте и не мог двинуть ни одной ногою. Что же говорить больше? Взлезая и слезая с коня четыре раза, входя в дом и принося с собою по десяти солидов и возвращаясь к стоявшему неподвижно коню, он бегал и туда и сюда, и конь этот до тех пор не мог двинуться, несмотря ни на какие побуждения, пока не составилось количество собранных вместе шестидесяти солидов. Тогда он повторил выше упомянутую речь о милосердом человеколюбии Святого исповедника и об его верной охране во время похода, и об его как бы жестокости и даже жадности в торговых делах, и приводя такие слова, как говорят, и ворочаясь домой четыре раза, под конец обратился к Святому Георгию с следующими словами: Святой исповедниче, теперь я определенно знаю твою волю. И посему это, по желанию твоему, все количество золота, то есть шестьдесят солидов, я приношу тебе в дар, а также и моего коня, которого я обещал тебе в дар раньше, ради похода; теперь я его дарю тебе, хотя он и связан невидимыми узами, но вскоре, как я верую, будет разрешен от них ради твоего почитания у Бога. Окончив эту речь, он вышел из дома и тотчас обрел коня освобожденным; приведя его с собою в дом, он предоставил его в дар Святому исповеднику перед его изображением, и затем, радуясь и величая Христа, удалился. [115]

Отсюда можно с очевидностью заключить, что то, что обещает человек Господу от человека даже до скота, согласно тому, что написано в книге Левит (XXVII, 28) не может никоим образом быть искуплено или изменено, ибо если кто изменит и то что изменено и то, на что изменено, свято будет Господу и не искупится.

V. Об образе Святой Марии.

Часто упомянутый Аркульф сообщал нам несомненный и точный рассказ о поясном изображении Святой Матери Господней, который он узнал в городе Константинополе от некоторых свидетелей очевидцев, говоря: В том же столичном городе висело изображение блаженной Марии, нарисованное на небольшой деревянной доске, повешенное на стене некоего дома; об этом изображении расспрашивал некий неразумный и жестокосердый человек, чье оно, и из ответа кого-то узнал, что это есть изображение лика Приснодевы Святыя Марии. Услышав это, оный неверующий иудей, по наущению диавола, в великом гневе снял это изображение со стены и побежал в соседний дом, где обыкновенно были собираемы человеческие извержения, выходившие из утроб сидевших вверху людей, через отверстие длинных досок. Там, для того, чтобы наругаться над Христом, рожденным от Марии, он бросил изображение Его Матери через отверстие в человеческое кало, бывшее внизу и сам, сев сверху, очистил свой желудок в это отверстие и поступая с великим безумием, изверг содержимое своего желудка на изображение блаженной Марии, брошенной туда немного ранее, и после столь позорного очищения желудка, [116] этот несчастный человек удалился. Что делал он после, и как жил, и какой имел конец жизни, неизвестно. И так, после ухода этого злодея, другой из христиан, блаженный человек и ревнитель дел Господних, придя и зная о случившемся, стал искать изображение Святой Марии и обретя его среди человеческих испражнений, поднял и, тщательно омыв, очистил чистейшею водою, и с почетом поставив, держал у себя дома. Удивительно — из той же доски изображения блаженной Марии постоянно каплет вытекающее настоящее масло, которое Аркульф, как обыкновенно рассказывает, видел собственными глазами. Это чудесное масло свидетельствует о почете Марии, матери Иисуса, и об нем говорит отец: елеем святым моим помазах его (Псал. LXXXVIII, 21). Тот же псалмописец говорит самому Сыну Божию, говоря: чего ради помаза тя Боже, Бог твой, елеем радости, паче причастных твоих (Псал. XLIV, 8).

И так, все изложенное выше о местоположении и основании Константинополя, а также и об оном круглом храме, в котором находится спасительное древо и прочее, мы сказали, узнав это тщательно из уст Святого священника Аркульфа, который пробыл в этом величайшем городе Римской державы от торжеств Пасхи до Рождества Господня. Затем оттуда он направился морем в Рим.

VI. О горе Вулкане.

Существует на великом море, с восточной стороны, некий остров, отстоящий от Сицилии в двенадцати милях, на котором гора Вулкан, как бы гремящая, по целым дням и ночам настолько сильно [117] издает звуки, что можно думать, будто земля Сицилии, лежащая довольно далеко, потрясается страшным колебанием; в особенности гора эта представляется гремящею более в Пятницу и Субботу; она все время по ночам кажется пламенеющею, а днем дымящеюся. Когда я писал об этой горе, то Аркульф, видевший ее собственными очами, сказал об ней, что ночью она дышит огнем, а днем — дымом; ее громоподобный шум он слышал своими ушами, пробыв в Сицилии несколько дней.

VII. Послесловие.

И так я заклинаю тех, кто прочтет эти краткие записки, молить милосердие Божие за сего Святого пастыря Аркульфа, который с большою готовностью диктовал нам то, что узнал о Святых местах, сам посетив их; эти рассказы я, хотя и находясь среди трудных и почти невыносимых отовсюду денно и нощно налегших на меня церковных обязанностей, издал в свет, употребив простую речь. Напоминаю читателю об этом узнанном, чтобы он не пренебрег молить Христа Судию веков, за меня, жалкого грешника, писателя сего.

(пер. И. Помяловского)
Текст воспроизведен по изданию: Аркульфа рассказ о Святых местах, записанный Адамнаном // Православный палестинский сборник. Вып. 49. СПб. 1898