Записка Афанасия, пресвитера александрийского, поданная святому собору, против Диоскора.

«Святейшему и блаженнейшему вселенскому патриарху великого Рима Льву и святому вселенскому собору, по воле Божией и по высочайшему повелению собранному в городе Халкидоне, от несчастного Афанасия, бывшего пресвитера великой Александрии, сына сестры святой памяти архиепископа Кирилла,

«Святой и блаженной памяти Кирилл, бывший 32 года архиепископом великой Александрии, безукоризненно живший по правой вере, мне, Афанасию, и светлой памяти брату моему Павлу был дядя по матери, матери же моей Исидоре брат. Пред своею кончиною он сделал завещание, по которому много ценного из собственного своего имущества отказал будущему после него епископу, кто бы он ни был, письменно заклиная его пречестными и страшными тайнами покровительствовать его роду и не причинять ему ни в чем затруднений. Но почтеннейший епископ Диоскор, занявший престол к несчастию не только нашему, но и всего того округа, питая ненависть к правой его (Кирилла) вере, как еретик, не только не покровительствовал (нам), но, ни во что поставив страшные заклятия, поступал с нами напротив, измышляя всякие против нас ковы. В начале же (своего) епископства, которое не знаю каким образом он получил, под угрозою смерти он изгнал меня и моего брата, тогда еще бывшего в живых, из именитой Александрии, с тою целью, чтобы мы гонимые (оттуда) ушли в благополучный Константинополь, в надежде найти помощь. Цель упомянутого почтенного мужа была та, чтобы мы были там схвачены и отосланы к нечестивой памяти Хрисафию, а потом к знатнейшему и славнейшему Ному, в руках которого тогда были дела вселенной. Последнему он объявлял письмом, как бы заключая какой-нибудь важный контракт с упомянутыми (лицами), что они должны истребить нас, а он изъявит ему благодарность за эту травлю. И действительно, как только мы прибыли в царствующий город, в надежде найти помощь, были заключены под стражу, [245] и подвергаемы были различным мучениям дотоле, пока не раздарили всего что было у нас из движимого; когда же у нас не достало (средств) для (удовлетворения) этих коварных вымогательств, мы принуждены были войти в сделки со многими ростовщиками за огромнейшие проценты; так что брат мой блаженной памяти Павел, не снесши мучений и оскорблений, окончил человеческую жизнь; а я, Афанасий, наши тетки, супруга и дети нашего брата, к нашему несчастию, остались среди человеческих дел ¹, не имея ничего другого, кроме ростовщиков, ссудивших нас деньгами, как я сказал, за огромнейшие проценты. К тому же, мы не имели позволения выйти (оттуда), потому что наши заимодавцы подавали на нас различные жалобы, а мы не имели возможности сделать им удовлетворение. Ибо мы истратили огромное (количество денег), превосходящее не только наши средства, но и (средства) знатных богачей. Кроме же этого, чтобы мы не имели и жилищ, он распорядился обратить наши дома в церкви. А мое Афанасиево жилище, находившееся в четвертом этаже и по (своему) положению неудобное для церкви, соединил с упомянутыми домами, также как и соседние крепкие строения и входы. Но не довольный и этим, он лишил меня пресвитерства и исключил из церковного списка, без всякой с моей стороны вины. И вот семь лет мы живем, скитаясь с места на место, то, как я сказал, преследуемые заимодавцами, то им самим, не получая дозволения жить ни в церквах, ни в монастырях. Так, когда я, Афанасий, пришел в Метанию, предместье великой Александрии, некогда называвшееся Каноном, которое предместье изначала и по древнему обычаю служило убежищем для беглецов,— все оно находится под покровительством святого монастыря Тавеннисиотского и даже в ограде святой Божией церкви, имеет народную баню для пользования нашего жалкого тела, и безопасно от злоумышляющих: — то упомянутый почтеннейший епископ обнаружил такое нечестие, что не сжалился над нами, несчастнейшими всякого несчастия, и не внял заповедям Христовым, но не велел ни мыться (нам) в народной бане, ни посылать (нам) хлеб, ни продавать тут какую-нибудь другою пищу, одно имея в виду, чтобы мы от скорбей и голода погибли. Поэтому от великого стеснения и бедности я едва не умер, чего я впрочем желал для освобождения от зол, а не случилось этого со мною по человеколюбию Божию. Количество же истраченных нами денег, частью собственных, частью занятых, как я сказал, за огромнейшие проценты, простирается до 1400 литр ² золота. Эти деньги взял от нас знатнейший и славнейший Ном, чрез благоверного магистриана Севера, бывшего субъадъютором школы благоверных магистрианов. Лица же варвара Хрисафия мы не видели. Считая ни за что такие и столькие несчастия наши, он овладевает оставшимися у меня, Афанасия, вещами, чтобы я отвсюду лишен был необходимой пищи и наконец, нищенствуя, доставал от благочестивых людей пропитание как себе, так и оставшимся у меня двум или трем невольникам. После того он отбирает все деньги, 85 литр золота, у наших [246] теток, сестер блаженной памяти Кирилла, оскорбляя (их) до глубины души, преследуя и угрожая им смертью; также — сорок литр золота у детей светлой памяти моего брата, бедствующих в сиротстве, и у супруги его, оплакивавшей смерть мужа. Итак вы ясно видите, боголюбезнейшие, что и варвары никогда не поступают так с (своими) подданными, как этот удивительный священнослужитель, обязанный проповедовать народу непамятозлобие. Так он поступал не с нами только, но и со многими другими. Просим вашу святость удостоить нас ныне своей помощи и учинить суд, по которому бы мы подучили обратно то, что лихоимственно взял у нас знатнейший и славнейший Ном, и отдали заимодавцам. Мы готовы доказать, что этот знатнейший муж взял с нас показанное количество золота, и что почтеннейший епископ Диоскор дерзнул богохульствовать на самого Христа и позволил себе многие другие проступки, которые запрещаются не только законами, но и самыми дикими и жестокими варварами. Проступки его превосходят жестокость варваров и (всякое) нечестие против Бога. Просим, как и прежде умоляли, оказать вашу помощь, дабы мы, благодаря Бога и ваше благочестие, воссылали обычные молитвы о вашей святости Спасителю всех нас Христу. Просим также призвать и свидетелей, которые, во время суда, могут засвидетельствовать все нами сказанное.— Несчастный Афанасий, пресвитер именитого города Александрин, подал эту записку святейшему вселенскому патриарху и архиепископу старого Рима Льву и святейшему вселенскому собору святых епископов и отцов».

После этого Афанасий сказал: «я могу подтвердить свою записку, свой доклад, и доказать очевидными доказательствами, что все это делал со мною почтеннейший епископ Диоскор, что он в продолжении восьми лет доныне преследовал меня своими кознями и даже злоумышлял на самую жизнь мою и всего нашего рода, моих теток, треблаженнейшего моего брата, его супруги и сирот детей». Иоанн, епископ метрополии севастийской, сказал: «чего хочет и стоящий (здесь),— пусть выскажет ясно». Софроний сказал: «и я, много претерпевши несправедливостей от Диоскора, почтеннейшего епископа александрийского, явился на этот святый собор и, пришедши недавно, подал записку. Прикажите прочитать ее». Иоанн, епископ севастийский, сказал: «пусть будет прочтена записка стоящего (здесь) Софрония». Диакон и нотарий Асклипиад, взявши ее, прочитал. По прочтении Софроний сказал: «прошу внести мою записку в документы». Патрикий, епископ тианский, сказал: «по просьбе Софрония, пусть прочтенная записка будет внесена в собрание документов».

Комментарии

1. Т. е. остались в живых.

2. Litra — фунт, в котором считалось 12 унцов или 32 лота. Ред.