Записка Феодора, диакона Александрийского, поданная против Диоскора (папе Льву и собору халкидонскому).

«Святейшему и боголюбезнейшему вселенскому архиепископу и патриарху великого Рима Льву, и святому вселенскому собору, по воле Божией и по высочайшему повелению собранному в Халкидоне,— от Феодора, диакона александрийского.

«То, что дерзнул (сделать) почтеннейший Диоскор, бывший епископ великого города Александрии, требует особенного языка, который бы мог показать каждую из его дерзостей — против (императорского) величества и святых канонов отцов, равно как и против многих и различных (лиц) той области. Сделанное им оскорбление величества покажут вашей святости деяния, бывшие в присутствии различных сановников. А чтобы кратко высказать то, что он сделал против нашего смирения, я нахожусь здесь (как) проситель к вашей святости. Около двадцати двух лет я нес военную службу в школе благоверных магистрианов, не возбуждая против себя никакой жалобы или неудовольствия, и надеялся удостоиться привилегий этой великой школы. Но святой и блаженной памяти Кирилл, бывший (32 года) архиепископом именитой Александрии, поборник правой и непорочной веры, имел меня депутатом, и особенно во время собора, бывшего под его председательством в Ефесе. Безукоризненно я служил и этому святому, Богом собранному, собору, так что он за честность и усердие удостоил меня (принять) в клир великого города Александрии. А [240] как я по-видимому лишился плодов многолетней военной службы, то, считая за большую честь служить божественным и пречистым тайнам, пробыл в том клире пятнадцать лет, надеясь удостоиться и большей чести. Но между тем блаженной и святой памяти Кирилл отошел от (сей) человеческой жизни, и ему наследовал — о, если бы это не случилось! — почтеннейший епископ Диоскор, который, без всякого письменного обвинения против меня, даже без всякой простой жалобы, в начале (своего) епископства,— которое не знаю как он получил,— исключил меня из клира, угрожая изгнать даже из великого того города, ни за что-либо другое, как только за то, что я удостоился близости и благосклонности блаженной памяти Кирилла. Цель его — изгнать из того города или даже лишить жизни не только родственников его, но и близких к нему (Кириллу), которого он ненавидел за его правую веру; ибо он еретик и всегда мудрствует по-оригеновски; это человек, дозволявший себе богохульствовать о святой Троице, нечуждый убийств, не опасающийся ни рубить чужого леса, ни производить пожары, ни разрушать дома, и всегда живший гнусно. Все это я готов доказать. Так как ваше боголюбие ясно видит, что я, оставивши долговременную (мою) военную службу, и признавая более высоким сан священный, претерпел не малую несправедливость: то прошу дозволения присутствовать мне на святом вашем соборе и представить имеющиеся у меня доказательства, чтобы мне и безукоризненно, как я сказал, отправлявшему военную службу, и честно служившему в святейшем клире, сколько до меня касалось, в упомянутое время, не лишиться той и другой службы. Я покажу, что он сделал все те проступки, о которых сказано,— равно и то, что он дерзнул (сделать) по отношению к метрополии никейской. Он святейший, а лучше сказать, лютейший во всех (отношениях), для которого нарушение закона было делом обыкновенным, который считал за ничто свои дерзости против святой и блаженной памяти Флавиана, обращается к большим злодеяниям. Он составляет отлучение на святейший и блаженнейший апостольский престол великого Рима, и пришедших с ним из Египта святейших епископов, числом около десяти,— более этого не осмелились идти с ним, по причине сделанных им в Ефесе беззаконий,— принуждает подписать его, одних угрозами, другим обманом: со слезами и рыданием подписали они эту беззаконную хартию. Итак вы ясно видите, благочестивейшие отцы, что дерзкие его поступки неугодны Богу и невыносимы для людей. Прошу вашу святость приказать, если угодно, чтобы заключены были под стражу нижеозначенные (лица), дабы обнаружилась истина; они суть: Агораст, Дорофей, Евсевий, Иоанн нотарий. В благоприятное время я представлю пред ваше ангельское собрание святых, украшенных правдивостью и благочестием мужей, могущих быть свидетелями по каждому пункту. (Это обвинение я подписал сам собственною рукою). Феодор, диакон святой кафолической церкви великого города Александрии, вышеозначенный, представил эту записку святому и вселенскому собору».

(Равным образом и прочие обвинители торжественно обещали доказать каждый пункт своих обвинений, и каждый из них собственноручно подписал свою обвинительную записку). [241]

По прочтении записки, тот же самый Феодор сказал: «я готов предстать пред вашим святым собором с моими обвинениями, когда придет сюда почтеннейший епископ Диоскор». Бонифаций, пресвитер церкви римской, сказал: «справедливость требует прочитать и записку находящегося здесь и восклицающего Исхириона». Роман, епископ мирский, сказал: «по предложению боголюбезнейшего пресвитера Бонифация, пусть будет прочитана представленная Исхирионом записка». Асклипиад, диакон и нотарий, взял ее и прочитал.

(По прочтении Петр, епископ метрополии Коринфа, сказал: представленная почтеннейшим Исхирионом записка, содержание которой стало известно сему святому и вселенскому собору, пусть будет присоединена к настоящим документам).